О материалистическом подходе к явлениям языка

О праязыке

Гипотеза о возможности происхождения группы родственных языков от одного языка-предка, из одного источника возникла еще в прошлом веке Еще задолго до ее появления было замечено, что в некоторых индоевропейских языках, практически исключающих какое-либо взаимное понимание их носителей, иногда встречаются сходные слова, ср. рус. брат, нем. Bruder, перс, birädär, гр. φρατηρ ʽчлен фратрииʼ (перв. брат), лат. frater ʽбратʼ; гр. νεος ʽновыйʼ, лат. novus, рус. ʽновыйʼ, тадж. nav, др.-инд. navaḥ; гр. πεντε, рус. пять, перс, pänӡ и т.д. Позднее было обращено внимание на звуковое сходство некоторых формативов, ср. рус. несут из nesonti, лат. ferunt ʽнесутʼ, др.-гр. дор. φεροντι ʽони несутʼ, др.-в.-нем. nimand ʽони берутʼ и т.д.

Эти отдельные наблюдения, вначале отрывочные и разрозненные, но постепенно накопляемые, вызвали предположение – не происходят ли все эти языки, в которых встречаются сходства, от общего языка предка. Если дело обстоит именно так, то возникает задача восстановить и реконструировать этот язык.

Праязыковая гипотеза оказала огромное влияние на развитие сравнительно-исторических исследований. Реконструкция праязыковых форм выдвигалась на первый план и составляла в середине XIX в. основное содержание и конечную цель сравнительно-исторических исследований. Начиная с А. Шлейхера, многие лингвисты видели важнейшую задачу сравнительно-исторических исследований в восстановлении праязыков отдельных языковых семей.

Эта работа, направленная на восстановление индоевропейского праязыка, а также праязыков других семей родственных языков не прошла даром.

В результате интенсивных этимологических изысканий в индоевропейских языках было обнаружено значительное количество материально родственных слов и форм. Был восстановлен вокализм и консонантизм индоевропейского праязыка, а также система склонения и спряжения. Были выявлены некоторые наиболее древние особенности синтаксиса индоевропейских языков.

Немаловажным достижением явилось создание подлинно научных методов изучения истории языков. Применение этих методов к другим языкам привело к открытию новых семей родственных языков – угро-финской, тюркской, семитской и т.д. и установлению общих контуров их праязыков.

Установление групп родственных языков и определение их праязыков представляет великое открытие в области языкознания, которое с полным правом можно было бы сравнить с такими великими завоеваниями человечества, как изобретение колеса, паровой машины, электрического двигателя и двигателя внутреннего сгорания, изобретение радио, проникновение в структуру атома и т.д.

Дальнейшее развитие идеи о возможности происхождения групп родственных языков из одного источника, шло в основном по двум направлениям. С одной стороны, наметился известный протест против слишком упрощенного понимания самого праязыка и процессов его распада. Показательной в этом отношении является волновая теория Йоганна Шмидта. По мнению Шмидта, никаких достаточно четких и определенных границ между европейскими языками первоначально не существовало. Каждый отдельный индоевропейский язык можно рассматривать по отношению к другому как переходный язык, и все индоевропейские языки связаны между собою сетью переходных явлений. Географически ближе расположенные друг к другу языки больше имеют между собой сходств, чем языки, далеко отстоящие. Пытаясь объяснить явление лингвистической непрерывности, Шмидт исходил из предположения о возможности распространения инноваций из единого центра.

Эти инновации при распространении охватывают прежде всего географически близко расположенные языки и по мере отдаления от центра постепенно прекращаются, напоминая волны от брошенного в воду камня. Идеи Й. Шмидта получили дальнейшее развитие в новом направлении «ареальная лингвистика». Постепенно стало укрепляться представление о праязыке как совокупности близкородственных диалектов.

Немалую роль в уточнении понимания процессов распада праязыка сыграла теория субстрата (Г. Асколи, З. Файст, Ю. Покорный и др.). С другой стороны, возникла тенденция к пересмотру общей значимости проблемы праязыка. Так А. Мейе приходит к выводу о невозможности восстановления индоевропейского праязыка:

Появились и более крайние мнения, отрицающие вообще какую бы то ни было значимость праязыковой гипотезы. Испанский лингвист А. Товар рассматривает реконструкцию индоевропейского праязыка как чистейшую абстракцию, лишенную какой-либо реальности[376]. Представители итальянской неолингвистической школы (М. Бартоли, Б. Террачини. Дж. Бенфанте, Дж. Девото, В. Пизани и др.) также по существу отрицают праязыковую гипотезу. Отличительными чертами данной школы являются элиминированные понятия как общеиндоевропейского праязыка, так и общегерманского, общеславянского, общекельтского и т.д. праязыка и замена этого понятия понятием определенной совокупности изоглосс; тем самым делается невозможным и абсурдным восстановление праязыка, возможна лишь система реконструкции изоглосс.

Рассмотрим более подробно основные аргументы противников праязыковой гипотезы.

1. В глубокой древности не было никаких экономических предпосылок для существования более или менее крупных праязыков и народов. Следовательно, праязык был невозможен.

Утверждение, что в глубокой древности не было никаких экономических предпосылок для существования более или менее крупных праязыков и народов, представляет обобщение, не имеющее под собой сколько-нибудь солидных обоснований. О том, что представляла глубокая древность, мы знаем довольно мало.

Условия жизни на земле были различными. Одни условия способствовали дроблению человечества, например, горные районы, непроходимые леса и т.д., но очевидно, также существовали условия, способствующие их укрупнению и переходу к оседлости (плодородные горные долины, речные и морские острова и т.д.). Кроме того, основной причиной образования языковых семей является распад человеческих коллективов, который мог происходить в разные эпохи.

2. Праязыков не могло быть, так как все человеческие языки, даже в их наиболее древнем состоянии, были разделены на диалекты. Действительно, все известные нам языки древних народов уже имели диалекты. Диалекты были в древнегреческом языке, латинском, готском, санскрите и даже в индоевропейском праязыке. Но тут возникает вопрос, который никак невозможно обойти. Почему в диалектах встречаются сходные слова и формы и как объяснить их происхождение, ср. нем. lopen и laufen ʽбегатьʼ, коми-зыр. чери ʽрыбаʼ и чериг, рус. несу и нясу, татар. карчык ʽстарухаʼ и карцык, тур. kim ʽктоʼ и čim, чув. çул ʽпутьʼ и çoл, хак. чир ʽземляʼ и йир, мар. танг ʽдругʼ и тäнг и т.д. Или эти слова возникли друг от друга совершенно независимо, как это предполагал Н.Я. Марр, или мы должны допустить, что сходно звучащие слова должны иметь общий источник происхождения.

Может быть еще третий путь: общие слова возникли в результате скрещения первоначально совершенно различных языков. Но ведь в диалектах имеются также и материально родственные формативы, ср. рус. нясешь и несешь, др.-гр. аттич. φερονσι ʽони несутʼ из φεροντι и дорич. φεροντι. Словоизменительные формативы обычно не заимствуются. Отсюда можно сделать вывод, что аргумент об изначальном диалектном дроблении, якобы исключающий существование общего праязыка, также не имеет под собой достаточно прочных оснований.

3. Праязыков не могло быть, так как группы родственных языков возникли путем смешения и скрещения первоначально неродственных языков.

В распространении отрицательного мнения о возможности существования праязыка немалую роль сыграло убеждение о смешанном характере всех языков мира. В одной из своих работ Марр писал, что

И далее:

Следуя Н.Я. Марру, некоторые лингвисты делали вывод, что группы родственных языков могли возникнуть в результате смешения языков неродственных. Такую позицию, например, не совсем последовательно, занимал Н.С. Трубецкой. По Трубецкому, языковое семейство может быть продуктом чисто дивергентного или чисто конвергентного развития или, наконец, продуктом сочетания обоих типов развития в разных пропорциях. Предположение, что индоевропейское семейство получилось благодаря конвергентному развитию первоначально неродственных друг другу языков (предков позднейших «ветвей» индоевропейского семейства), отнюдь не менее правдоподобно, чем обратное предположение, будто все индоевропейские языки развились из единого индоевропейского праязыка путем чисто дивергентной эволюции[380].

Однако если Н.С. Трубецкой рассматривал конвергентный путь образования семьи родственных языков только как возможность, то некоторые лингвисты возвели такую возможность в абсолют и широко использовали ее для отрицания возможности существования праязыка.

Особенно показательна в этом отношении теория контакта, предложенная Д.В. Бубрихом. Согласно этой теории древний финно-угорский язык был представлен совокупностью диалектов, на которых говорили родственные племена, находившиеся между собою в состоянии контакта. Эти диалекты имели черты сходства и различия, которые определялись степенью близости контакта. Финно-угорская языковая семья возникла в результате контактирования языков[381].

Ошибка этих лингвистов состоит в том, что скрещивание языков они просто рассматривали как процесс, не учитывая того, что этот процесс подчиняется определенным закономерностям. Образование новых языковых единиц в результате смешения других может быть с достаточной достоверностью прослежено только на уровне близкородственных диалектов, не достигших так называемого порога интеграции. Под порогом интеграции понимается совокупность языковых особенностей, препятствующих языковому смешению. Несмотря на то что на определенных территориях русский язык контактирует с такими родственными языками, как польский или литовский, все же не наблюдается образования смешанных польско-русских диалектов. Это означает, что вышеуказанные родственные языки достигли порога интеграции.

Когда контактируют между собою близкородственные языки, еще не достигшие порога интеграции, то смешение этих диалектов может происходить абсолютно во всех сферах: смешиваются звуковые системы, слова, словообразовательные формативы, грамматические формы и синтаксические конструкции.

Но когда контактируют между собой родственные языки, достигшие порога интеграции, или языки, различные по происхождению, то здесь уже начинают действовать другие законы. Языки в этих условиях определенным образом деформируются под влиянием других языков, но не перемешиваются. При этом разные уровни реагируют по-разному. О смешении в подлинном смысле слова можно говорить только в области лексики. В области звуковой системы происходит усвоение некоторых чуждых данному языку артикуляций, но отнюдь не перемешивание двух систем. Системы словоизменительных элементов, как правило, почти никогда не перемешиваются. Поэтому здесь не может быть речи о смешении. В области морфологии язык может воспринять только отдельные типологические модели. Усвоение типологических моделей характерно также и для синтаксиса, хотя в этой области может наблюдаться заимствование некоторых элементов связи, например, союзов. Отдельные словообразовательные элементы могут заимствоваться. Иноязычное влияние может проявляться в характере ударения, значении грамматических форм, оно может в известной степени направлять языковое развитие и т.д.

На этом основании можно сделать вывод, что образование нового языка в результате смешения с другими языками в тех случаях, когда контактируют родственные языки, достигшие порога интеграции, или языки, неродственные по происхождению, является фикцией.

4. Существует мнение, что волновая теория Иоганна Шмидта, а также успехи лингвистической географии в сильной степени осложнили создание праязыковых схем.

По мнению И. Шмидта, никаких достаточно четких и определенных границ между индоевропейскими языками первоначально не существовало. Каждый отдельный индоевропейский язык можно рассматривать по отношению к другому как переходный язык, и все индоевропейские языки связаны между собою сетью переходных явлений. Географически ближе расположенные друг к другу языки больше имеют между собой сходств, чем языки, более далеко отстоящие. Пытаясь объяснить явление лингвистической непрерывности, Шмидт исходил из предположения о возможности распространения инноваций из определенного центра. Эти инновации при распространении охватывают прежде всего географически близко расположенные языки и по мере отдаления от центра постепенно прекращаются, напоминая волны отброшенного в воду камня.

Если представители младограмматической школы рассматривали французский язык как некое однородное целое и пытались возвести каждое его слово к латинскому языку, то в «Лингвистическом атласе» Ж. Жильерона Франция предстала как необычайно пестрый ковер. Создавалось впечатление, что каждое слово имеет собственный ареал распространения и собственную историю. Слова различных взаимодействующих между собою говоров могут влиять друг на друга и образовывать смешанные компромиссные формы.

Теория волн Шмидта, теория субстрата, показатели смешанного характера языков и т.д. не опровергают праязыковую гипотезу. Они только вносят существенные коррективы к представлению о прямолинейном распаде праязыка, характерному для А. Шлейхера.

Достижения ареальной лингвистики только дают возможность реально представить процесс образования групп родственных языков, но ареальная лингвистика сама по себе не устраняет праязыковую гипотезу.

5. В реконструируемой праязыковой схеме языковые данные сплошь и рядом не находятся в одной хронологической плоскости, что исключает возможность отождествлять праязыковую схему даже с понятием языка.

Характеризуя книгу А. Мейе «Общеславянский язык», С.Б. Бернштейн замечает, что автор совершенно свободно сопоставляет языковые факты самых различных эпох. Смело и уверенно создает из разнородных фактов «общеславянский язык», отдельные элементы которого реально существовали, но в разные эпохи[383].

Создание праязыковой схемы обычно рассчитано на то, чтобы реконструировать состояние праязыка, непосредственно предшествующее его распаду. В той или иной мере это удается сделать. Конечно, реконструировать ряд языковых явлений, находящихся в одной хронологической плоскости, значительно труднее, чем реконструировать слова и формы безотносительно к одноплоскостному ряду. Возможность хронологического несовпадения различных архетипов в данном случае не исключена.

Однако создание праязыковой модели было бы бесконечно далеко от какого-либо подобия праязыка, если бы компаративистика не располагала бы некоторыми индикаторами одноплоскостного существования реконструируемых архетипов. Таким связующим звеном может быть реконструкция праязыкового вокализма и консонантизма. Если слово или его форма не согласуется с особенностями праязыкового вокализма и консонантизма, значит оно принадлежит к другой хронологической плоскости. Возьмем для примера русские слова четыре и жена. Можно сразу сказать, что оба эти слова не принадлежат к праязыковой плоскости, потому что в плоскость праязыка не реконструируются звуки ч и ж. В период существования праязыка этих звуков не было. Литовское keturi ʽчетыреʼ показывает, что раньше на месте рус. ч было к. Привлечение лат. quattuor свидетельствует о том, что это к было лабиализованным.

На месте ж в слове жена должно было быть g, о чем свидетельствует греч. γυνη. Диалектное греч. βανα ʽженщинаʼ и английское kwi:n ʽкоролеваʼ указывают на то, что g было лабиализованным.

Массовая встречаемость явлений в родственных языках указывает на то, что это явление существовало уже в праязыке. Турецкое слово jol ʽдорогаʼ, ʽпутьʼ имеет параллели во всех тюркских языках. Такую же массовую встречаемость имеет в тюркских языках прошедшее время на -dy. Индоевропейское чередование гласных е : о охватывает в одинаковой степени как систему имени существительного, так и глагола, что свидетельствует о синхронном существовании системы чередования гласных и тех форм, в которых оно отражается.

Кроме того, при создании праязыковой схемы некоторые показатели одноплоскостного существования явлений, основанные на их взаимосвязи, ср., например, такие импликации, как: если в языке существует гармония гласных, то ударение часто бывает фиксированным; языки, имеющие небольшое количество гласных, компенсируют этот недостаток значительным количеством согласных и наоборот; языки, не имеющие префиксов, почти, как правило, не имеют предлогов; в языках, имеющих эргативную конструкцию, нет оформленного винительного падежа; с вероятностью, гораздо большей, чем случайная, языки с нормальным порядком SOV имеют послелоги и т.д.

Знание типологии изменения звуков и форм также помогает установить временную плоскость. Если в родственных языках велярному к одних языков соответствует х в других языках, то превращение q в х более позднее явление, так как х никогда не превращается в q. Турецкому čук- ʽвыходитьʼ в башкирском языке соответствует сьқ-. Башкирская форма более поздняя, так как из s никогда не может возникнуть č.

Таким образом, применение определенных приемов дает возможность с известной степенью точности свести реконструируемые архетипы к одной хронологической плоскости. Реконструировать праязыковую схему – это значит рационально использовать индикаторы одноплоскостного существования языковых явлений и по возможности с наименьшими ошибками расположить их на одном хронологическом уровне. Праязыковая схема в исторических исследованиях необходима. Гипотетически восстанавливаемый праязык играет роль очень удобной точки отсчета при изучении истории языков. Прежде чем выяснить, в каком направлении развивалось то или иное слово или та или иная форма, необходимо знать их древнее состояние. Точнее говоря, без праязыковой схемы не может быть исторической перспективы.

Опыт истории языкознания с достаточной очевидностью показывает, что всякие попытки изучения истории языка вне праязыковой схемы превращаются в неорганизованный набор отдельных исторических экскурсов.

По своей сущности праязыковая схема является типичной моделью. С необходимостью подобных моделей ученые, работающие в разных отраслях науки, сталкиваются постоянно. Палеонтологу нередко приходится из разрозненных костей древнего животного и их обломков составлять скелет этого животного. Историк на основании изучения исторических документов производит описание изучаемой им исторической эпохи. Каждому, однако, известно, что разрозненные исторические документы не дают полного представления о всех событиях минувшей эпохи, так же, как скелет представляет некоторую модель древнего животного. Документы дают возможность создать некоторую модель эпохи, точно так же, как скелет представляет некую модель древнего животного. Точно такой же моделью является и гипотетический праязык. Отдельные его элементы обладают разной степенью познавательной ценности: одни могут давать большую информацию о прошлом, другие меньшую. Все это определяется наличием реальных возможностей реконструкции. Однако при всех недостатках архетипов и их возможной неполноте праязыковая модель не лишена познавательной ценности.

Выше упоминалось, что праязыковая модель является удобной точкой отсчета при исторических исследованиях. Однако ее роль этим далеко не ограничивается. Известно, что отдельные исторические события не могут создать целостного представления об эпохе, например, Полтавская битва в истории России, рассматриваемая сама по себе, не дает целостного представления об эпохе Петра I.

Отдельное событие еще не составляет истории. История начинается только тогда, когда рассматриваются целостные эпохи. Модель, представляющая системно организованное множество ее составляющих элементов, уже способна дать более или менее целостное представление об эпохе. Неоценимое достоинство праязыковой модели состоит в том, что она способна дать целостное представление об эпохе или эпохах, которые не засвидетельствованы ни в каких письменных памятниках. Поэтому без праязыковых схем не может быть истории языка.

Как известно, сравнительно исторический метод со времени А. Шлейхера подвергался непрерывному совершенствованию. В настоящее время компаративисты при изучении истории языка используют и другие методы (статистические, типологические и т.п.). Однако до сих пор не придумано никакого нового метода кроме праязыковой схемы, который мог бы дать более или менее целостное представление об эпохах истории языка, не засвидетельствованных письменными памятниками. В этом отношении праязыковая схема незаменима. Практика сравнительно-исторических исследований полностью доказала жизнеспособность праязыковой гипотезы.