На первый взгляд нет тайны. Уже к четырем годам жизни люди уверенно рисуют дома. Но вот странно: до сих пор, хотя большинство детей растут в окружении многоэтажных громад, особенно огромных рядом с юными художниками, на бумаге чаще всего возникает весьма древняя композиция. Как правило, хватает пятнадцати линий. Четыре расходуются на квадратик, две - на треугольник поверх квадратика, еще три помогают изобразить трубу на крыше и целых шесть черточек нужны для того, чтобы на «фасаде» изобразить квадратик поменьше и дважды его перечеркнуть - окошко.
Почему? Потому что мы рисуем прежде всего не то, что видим, а то, что знаем, и первый образ жилого дома порождается отнюдь не непосредственным наблюдением. Маленькому человеку чрезвычайно сложно охватить целостный облик жилого дома осмысленным взглядом. Подозреваю, что для многоэтажного сооружения такое вообще невозможно.
Дело в том, что первые самостоятельные изображения дома порождены другими изображениями. Их часто рисуют для малышей родители, их любовно и очень по-разному воспроизводят художники на страницах детских книжек. Книжки детские, но создают-то их взрослые, которые хотят, чтобы «было понятно», не всегда твердо зная, что понятно и почему. Получается, что рисунку, который только что завершен маленьким человеком, от напряжения прикусившим губу или кончик языка, никак не менее тысячи лет - в этом легко убедиться, проглядывая иллюстрации в книгах этнографов.
К концу четвертого класса дело обстоит по-иному. Окружающая действительность властно вторгается в сознание, и это вся действительность, а не только то, что каждый день перед глазами. И вот все чаще школьники нашей страны воспроизводят почти одну картинку. У одних «дом» может быть прямоугольником, у других - пятиугольником (так отображается взгляд снизу вверх, с угла, когда правила перспективы еще не вполне уяснены - очень похоже на изображения зданий у старинных иконописцев), но во всяком случае его покрывает относительно ровная сетка прямоугольников - окон. Поскольку это явно скучно, иные, в особенности девочки, аккуратно вставляют в прямоугольнички окон цветные треугольники занавесок и горшки с цветами. Всего два поколения назад такого рода рисунок был невозможен, хотя многоэтажные дома уже были. Всего два поколения назад для ученика или ученицы четвертого класса было вполне естественно нарисовать рядом с домом человека, который выше дома, потому что по ходу изображенного действия человек важнее. Сейчас таких рисунков не встретишь не только в Москве или Киеве, но и в Тихвине или Томске. Мир изменился. Но ведь он всегда менялся, только медленнее в одни эпохи, очень быстро в другие, значит, разумно предположить, что представление о жилище менялось всегда: когда медленнее, когда быстрее. И уж совсем резкой была первая великая смена обстановки: человек построил первый дом. Автору нестерпимо повторять написанное раньше, поэтому, отсылая тех, кому это интересно, к ранее изданной книжке [1], попытаюсь ту же историю рассказать иначе.
[1 Глазычев В. Зарождение зодчества. - М.: Стройиздат, 1983].
Впрочем, совсем короткий пересказ тех же фактов все же необходим. По меньшей мере 200 тысяч лет назад люди выложили из камней ровную площадку, возможно окружив ее плетенными из ветвей «стенами» и накрыв крышей из тех же ветвей, - в Африке, в ущелье Олдувэй. По крайней мере 15 тысяч лет назад, даже отправляясь в кратковременную охотничью экспедицию к берегу моря, люди воткнули в песок по овалу длинные гибкие жерди и связали их тонкие концы поверху, накрыли ветвями получившийся каркас. Это в Европе, около французского города Ниццы. Не позже, чем 9 тысяч лет назад, люди выдолбили в известковой скале круглое в плане углубление и уже его накрыли шатром, но уже постоянным, из шкур - в долине Вади эн Натуф, в Палестине. И, наконец, не позже, чем через тысячу лет, в соседнем Иерихоне обмазали плетенный из ивняка каркас глиной, а еще несколько веков спустя, там же сложили стены из необожженных, но старательно отформованных кирпичей.
1. Миниатюра из рукописи 1648 года. «Житийная повесть об Антонии Списком»
Престарелый Антоний уходит из им же основанного монастыря и поселяется в лощине между гор у озера Падун в одинокой келье, окруженной белоствольными березами. Любопытно, что миниатюрист XVII века изображает скромную келью как трехэтажный дом на высоком подклете и украшает ее деталями, напоминающими декор белокаменных палат, хотя на других листах той же рукописи предельно аккуратен в отображении изб и палат, выстроенных в дереве. По-видимому, в особенной заботе, с которой художник украсил «келью», отпечаталось представление о высокой ценности одинокого жилища и, возможно, знакомство со «скитом» патриарха Никона в Новом Иерусалиме под Москвой. Европа, Китай, Япония заимствовали эту идею от Древней Индии. За долгую историю культуры та же идея освободилась от религиозного содержания, и собственный дом, как бы скромен он ни был, остается в нашем сознании как непреходящая ценность. Наличие обширных «пустых» земель, относительная мягкость климата и связанное с ней отсутствие страха перед пребыванием один на один с природой - эти условия глубоко укрыты в истории жилища. Столь же глубоко упрятано в ней стремление к замкнутости семейного «мира» в пределах сельской или городской общины: от Месопотамии и Древнего Египта до сегодняшних высокоразвитых стран
Вполне возможно, что будут обнаружены и более ранние «дома», но одно несомненно: одни, перейдя к оседлой жизни, упорно совершенствуя земледелие и скотоводство, положили в буквальном смысле слова кирпич в основание «нашего» жилища; другие, совершенствуя отгонное скотоводство, начали долгий процесс отработки конструкции шатра.
В этой книжке нас будет занимать лишь первая из двух этих разных историй. Что же он такое, первый дом? Спросим иначе: что же осталось в нашем сегодняшнем жилище от самого первого дома?
Совсем не так мало, как может показаться поначалу.
Прежде всего, самое очевидное, самое главное: до сих пор мы произносим: «свои четыре стены», «своя крыша над головой», «дым родного очага», хотя очага в наших домах нет и дым из печной трубы становится редкостью, - язык древнее нас.
Стены. Вернее, почти повсеместно - это одна стена, замыкающая грубо очерченный круг или овал. Хотя очень скоро (мерой исторического времени) жилье очерчено уже четырьмя стенами, замыкающими прямоугольник более или менее правильных очертаний; «круглый» дом вновь и вновь продолжал изобретаться наново, пока повсеместно не закрепился в круглом храме или мавзолее как память о давнем прошлом, как модель Мира.
Вроде бы, между легкой стенкой и прочной стеной из кирпича или камня различие не столь уж существенно - так ли, иначе ли, мы оказываемся во внутреннем пространстве, отгороженном от внешнего мира непроницаемой для взгляда преградой. И все же помимо совершенно понятного качества долговременности у солидной, массивной стены есть качество сугубо психической надежности, какого нет, к примеру, у стены палатки, сделанной из сверхпрочной синтетической ткани. И в этом вопросе важно наследование. Психика скотовода-кочевника прочно связывала его бытие с миром природы, миром стихий, и для него важно удобство зашиты от непогоды, что превосходно обеспечено, скажем, двойным войлоком. Для земледельца же, с трудом защищавшего маленький рукотворный мирок от «дикой» природы, было, по-видимому, всегда чрезвычайно важно, чтобы ограда «искусственной» среды казалась как можно более прочной, нерушимой.
2. Дом вождя. Тепе-Гавра. Месопотамия. Около 3500 года до н. з.
В отличие от тесно прижавшихся друг к другу прямоугольных в плане жилищ ремесленников и крестьян этот круглый в плане дом стоит обособленно. Его форма, несомненно, несет символическое содержание отдельности и противопоставленности окружению, но она же идеально отвечает назначению - быть крепостью.
Внутренний диаметр дома 15 м, так что свободная, незанятая метровой толщины внутренними стенами площадь составляет всего около 45 м2, из которых следует еще вычесть 18 м2 центрального дворика, разгороженного вдоль перегородкой. Внизу - там, где уступы стен сходятся к нише, располагалось, по-видимому, семейное святилище; комната над ним, с единственным входом через сени, была скорее всего спальней главы семейства и сокровищницей одновременно. Форма дома в Тепе-Гавра восходит к древнейшим жилищам VII - V тысячелетия до н. э. (Иерихон, Кирокития), однако, превосходя их диаметром всего в три раза, дом вождя отличается чрезвычайно сложной планировкой. Единственный хорошо защищенный вход, круговая «анфилада» по периметру, ведущая в тупик за «святилищем», обеспечивали дому надежную защиту, а многочисленность проходных комнат отражает несомненно наличие многих рабов и прислужниц в составе «гарнизона»
3, 4. Так называемый Западный дом. Акротири, остров Санторин (Тира). XV век до н. э. «Южная жрица» - фреска на стене Западного дома.
Раскопки дворцов на Крите почти сто лет назад открыли миру Минойскую цивилизацию, погибшую в результате страшного взрыва вулкана на острове Тира около 1470 года до н. э. Раскопками на Тире, продолжающимися и сегодня, расчищены рядовые жилые дома под многометровым слоем вулканического пепла. Акротири называют Помпеей Эгейского моря: заполняя быстротвердеющей пластмассой пустоты в толще пепла, ученые получают объемные «тени» оконных рам, балок перекрытий, дверей, мебели.
На первом этаже дома располагалась большая, около 30 м2, мастерская, ее «витринное» окно выходит на маленькую треугольную площадь городка. Лестница, расположенная напротив входа, позволяла подняться на жилой этаж, не заходя в мастерскую. Из мастерской можно пройти в «гостиную» - парадный зал площадью всего 16 м2, но все же именно зал. Его внешние стены превращены в своеобразные колоннады, а дверь, фланкированная высокими нишами, превратилась в торжественный портал. Перед залом - туалетная комната, откуда проложен подземный водосток.
Замечательно, что не только зал, но и туалетная комната (равно как и жилые комнаты в домах по соседству) украшены многоцветной росписью. Это сюжетные фрески, своей изощренностью не уступающие ни в чем дворцовым росписям знаменитого Кносса, - на нашем рисунке обозначены штриховкой. Под потолком зала идет фриз с повествовательной композицией на тему морского похода и возвращения флота в родную гавань. В туалетной комнате - изображение девушки, которая благовониями спрыскивает раскаленные угли в керамическом сосуде. Роспись в четыре цвета: грязно-белый (фон и тело), охра (платье), старой бирюзы (нижняя кофта и прическа), красный (угли, серьги)
В экваториальных странах жаркий влажный климат делал массивную стену излишней. Роль психической преграды отдана здесь плетенке из пальмовых листьев или бамбука. В Японии природа слишком часто и слишком грозно напоминает о себе, чтобы человек мог довериться иллюзорной несокрушимости стен, и роль психической ограды была издавна доверена тонкой деревянной раме с натянутой на нее бумагой. Углубляться в это море различий мы не будем, но важно помнить: если слово стена прочно связано в нашем сознании с чем-то солидным, то за этим не только требования климата, но и отпечатанная в нас память предков, населивших страны умеренного климата. Материал не имеет принципиального значения, лишь бы обеспечивал желанную надежность. Выбор материала зависел от места, выбор конструкции - от материала: камень там, где много удобного для обработки камня; дерево - в лесах; глина - там, где недоставало и дерева, и камня.
Вопрос о происхождении формы жилищ волновал человека давно, с того момента, когда он осознал себя детищем цивилизации и вглядывался в сумрак прошлого, чтобы понять свое «сегодня». Сопоставляя привычные для себя дома с домами «варваров», древние египтяне, шумеры, греки, римляне, китайцы в принципе верно догадывались о логике развития жилища. Почти две с половиной тысячи лет назад великий драматург Эсхил в «Прикованном Прометее» утверждал:
«Из кирпичей не строили
Домов, согретых солнцем. И бревенчатых
Не знали срубов. Врывшись в землю, в плесени
Пещер, без солнца, муравьи кишащие
Ютились».
Действительно, искусственная пещера - землянка, то есть жилище, для которого роль солидной стены выполняла вся толща земли, тысячи лет служила человеку надежным убежищем. Иное дело, что не получается простой зависимости: сначала землянки, потом срубы или дома, выстроенные из камня или кирпича. Землянка возрождалась вновь и вновь как самое простое, самое дешевое жилище, когда не было средств создать иное или когда было опасно сооружать что-либо иное. С землянок начинали свои черноморские колонии греки, читатели и почитатели Эсхила - это доказано раскопками в Крыму, Румынии, Турции. В землянках жили обитатели некогда великолепных городов Европы после того, как Римская империя перестала существовать. В землянки хоронились уцелевшие после набега степняков или соседних князей жители русских городов и сел в XI, XIII, да и в XV веке. С землянок начиналось строительство Петербурга… партизанская землянка вошла в легенду в годы Великой Отечественной войны.
5. Так называемый дом Менандра. Помпея. I век н. э.
Этот дом, принадлежавший в момент гибели города Квинту Помпею, свойственнику императора Нерона, - самый древний и один из самых больших в Помпее. Его планировочное ядро (внизу справа) - вход с каморкой привратника, маленький дворик-атриум с бассейном-имплювием и таблинум (некогда в таблинумах хранились документы, позже слово стало обозначать гостиную) - было построено около 250 года до н. э. В течение 300 лет дом разрастался и неоднократно перестраивался. В его центре - огромный, 18X22 м, двор с бассейном, окруженным колоннадой. Такой двор назывался перистильным. В его задней стене полукруглые ниши и альковы, на боковой стене одного из них находится изображение греческого комедиографа Менандра (IV век до н. э.), давшее имя сооружению. В угловой нише той же стены расположен алтарь с бюстами предков - Ларариум.
Справа к перистилю примыкают баня с бассейном, огромная трапезная - триклиниум, стены которого покрыты фресками с пола до потолка, кухонные помещения. Слева от перистиля - «квартира» домоправителя и помещения рабов. Весь левый ряд помещений, выходящий на улицу, был занят лавками и жильем над ними и покомнатно сдавался внаем
К первым векам нашей эры огромность Римской империи, разнообразие народов, включенных в ее орбиту или соседствующих с ней, было уже столь велико, что Плинием, Страбоном, Диодором были отмечены и описаны уже десятки типов жилища: от Британии до Эфиопии, от Западной Африки до Кавказа, Персии, Индии. Более того, филолог III века н. э. Фест, упорно доискивавшийся до значений и происхождения слов современной ему латыни, довольно точно восстанавливал часть истории дома. Так, он записывал между прочим: «Адтиберналис - жилец постоянного дощатого жилища (таберна); что такой вид жилья был самым древним у римлян, подтверждают чужеземные племена, которые поныне живут в дощатых сооружениях. Вот почему и лагерные палатки, хотя и покрываются шкурами, называются табернакула».
К нашему времени число известных типов жилого дома - это многие сотни, даже если отбросить, частности; стена может вовсе не иметь окон или превратиться в сплошное окно (к слову сказать, это отнюдь не сегодняшнее изобретение, уже в XVIII веке было широко известно «французское окно» - стеклянная дверь, открывающаяся на террасу), но это все та же стена, что и на холме Чатал Хююк в сегодняшней Турции, возведенная в VII тысячелетии до н. э.
Заметим: почти во всех случаях стена дома значительно выше видимой своей части. Только на сплошной скале можно было просто, слой за слоем, возвести массивную стену; только легкую стену-плетень можно поставить прямо на землю. Во всех остальных случаях видимая стена продолжена вниз невидимой - фундаментом. На «дышащих», то есть замерзающих и оттаивающих, напитываемых вешней и дождевой водой грунтах стена стоять не может. Она сначала даст трещины, затем неравномерно просядет, оползет, расколется, рухнет. Давным-давно на печальном опыте человек освоил эту истину. «Древние говорили, - записывал замечательный итальянский мыслитель XV века Леон Баттиста Альберти, - рой на благо и счастье». Древние это говорили, современники Альберти следили за этим очень тщательно, и, например, при начале строительства палаццо семьи Строцци во Флоренции в 1490 г. фундаменты были отрыты на глубину до шестнадцати локтей, то есть почти на девять метров!
6. Мозаика из так называемого дома Дельфинов. Фрагмент. Остров Делос. II век до н. э.
Римский городской дом («домус») или усадьба (вилла) развились из греческих прототипов эллинистической эпохи. Мозаика - один из важнейших элементов такого творческого заимствования.
Ранние мозаики, найденные в столице Македонии Пелле, трудолюбиво набраны из мелкой морской гальки и довольно тусклы. На Делосе, где на горожан не распространялись законы об ограничении роскоши в домах, мозаичные полы трактовались как ценные картины. Их продавали, покупали, наследовали, перенося целиком из дома в дом. На том же острове впервые начали подписывать мозаики - та, что воспроизведена здесь, изготовлена Асклепиадом из города Арада на побережье Финикии в новой, более совершенной технике: из мелких кубиков цветного мрамора. Бегущая волна орнамента выложена по оловянному шаблону (несколько таких шаблонов найдено при раскопках), дельфины и всадники - по рисунку, процарапанному на каменном основании.
Римляне назвали новую технику «опус тессалатум» и развили ее до неподражаемого совершенства в технике «опус вермикулатум», когда размер каменных кусочков составил несколько миллиметров. Из таких камешков можно было выложить композицию любой сложности, благодаря чему до нас дошли копии живописных произведений великих художников Греции и Рима
Сегодняшний строитель экономнее, и, если грунт не очень слаб, он ограничится тем, что опустит подошву фундамента несколько ниже горизонта, до которого промерзает грунт, - менее двух метров в средней полосе страны. Однако не будем спешить с обвинениями предков в расточительности - по крайней мере палаццо Строцци не нуждается в капитальном ремонте вот уж 500 лет.
Если грунт слабый, болотистый, рыть бесполезно, и вот, глядя на старые дома Ленинграда, любуясь изображениями древних зданий Венеции, нужно заглянуть «под землю»: под стеной трехэтажного здания в глубь земли уходит сплошной частокол дубовых свай почти такой же длины. Огромный труд тысяч и тысяч людей скрыт под равнодушной поверхностью мостовых или водой каналов. Камень или дерево стены нужно еще защитить от того, чтобы влага, поднимаясь по трещинкам и порам фундамента, не проникла выше уровня земли. Иначе стена начнет гнить. До недавнего времени (и то нередко возникают неприятности со швами между панелями) стену нужно было по возможности защитить от стекающей по ее поверхности дождевой воды - вот почему так далеко вынесены водостоки на кровлях древних домов…
Простота стены оказывается обманчивой - не удивительно, что, вопреки широко распространенному мнению, с глубочайшей древности возведение даже примитивного дома было делом специалистов. И крестьянин Древнего Египта, и горожанин средневековой Европы, и даже русский крепостной крестьянин доверяли строительство дома лишь настоящим артельным мастерам. Недаром в древнейшем из целиком дошедших до нашего времени своде законов Хаммурапи (напомним - первая половина II тысячелетия до н. э.) шесть параграфов из трехсот посвящены строителю:
«Если строитель построил дом человеку и завершил его, (то) за один cap дома он (домовладелец) должен ему дать в подарок 2 сикля серебра.
Если строитель построил человеку дом и свою работу сделал непрочно, а дом, который он построил, рухнул и убил хозяина, то этот строитель должен быть казнен.
Если он погубил имущество, то все, что он погубил, он должен возместить и, так как дом, который он построил, он не сделал прочно и тот рухнул, он должен (также) отстроить дом из собственных средств», и т. п.
7. Так называемый дом Амура и Психеи. Остия. IV век
В Остии, служившей главным портом империи, длительное время строили только многоэтажные дома-инсулы, домовладельцы предпочитали становиться квартиросъемщиками. Временное улучшение, незадолго до крушения Древнего Рима под напором внутренних неурядиц и нашествий извне, вызвало повторный расцвет «домуса». Но это был уже иной дом, не такой, как в Помпее или Геркулануме.
Вход внутрь дома через вестибюль идет уже не по оси, а «коленом». Место перистильного двора в центре занял портик, частично накрытый деревянной решеткой, Увитой зеленью. На стену портика переместились уже известные нам альковы и ниши, а роль большого бассейна исполняет фонтан. Коридор, разделивший портик и служебные помещения, выводит в большой триклиниум (более 50 м2), охлаждаемый малым фонтаном в нише.
Жилые помещения, как и ранее, расположены на втором этаже, но комфорт поднялся теперь до уровня, который будет достигнут лишь в конце XIX века. В состав «домуса» вошли ванная комната и туалет с проточной водой; отопление обеспечено подачей горячего воздуха по каналам, расположенным под полом и в толще стен (так называемый гипокауст). Дом назван по скульптурной группе в портике
За скупыми строками кодекса проступает многое: отработанность строительной практики, относительная просторность жилищ, коль скоро их площадь меряется в «cap», а это почти 36 м2, и относительно невысокий гонорар строителя (2 сикля - это около 17 грамм серебра), не уступавший, однако, оплате труда строителя больших грузовых лодок. Но, не задерживаясь на этих любопытных деталях, запомним только то, что стена и кровля столь непросты в исполнении, что, по крайней мере, четыре тысячи лет их возводят профессионалы, даже если речь идет не о дворце или храме, а о самом заурядном жилище.
Только в положении Робинзона человеку приходилось всякий раз заново на ошибках открывать историю жилищного строительства. Только в наше время, вооружившись чертежами, справочниками, пособиями и запасшись всеми необходимыми материалами, средне-интеллигентный человек способен построить несложное жилище, целиком полагаясь на собственные силы.
Простейший жилой дом всегда был миром семьи и осознавался как особый мир, поэтому его возведение, предшествующая ему «разбивка» плана на поверхности земли, да и сам выбор места строительства были сопряжены с множеством специальных ритуалов. От этого множества до недавнего времени сохранился обычай бросать монетку под «краеугольный камень», даже если дом был деревянный, да запускать в новый дом кошку, прежде чем войти в него будущим жильцам. Простейший дом мог не иметь ни одной внутренней перегородки (на юге сени часто отсутствуют), но без кровли нет и простейшего дома, а кровля - целое сооружение, все более сложное при движении с юга на север.
На юге потолок мог быть всего лишь нижней стороной кирпичного свода или «наката» из деревянных балок, плах, тонких бревен. Поверх такого наката укладывались плетеные цыновки, на них натаскивалась и утаптывалась глина. Там, где зимы холоднее, а дожди сильнее, не говоря уже о местах, где ложится мощный снежный покров, понадобилось разъединить потолок и кровлю, придать кровле сильный скат. Возникло многообразно используемое пространство, которое мы называем уже много столетий тюркским словом «чердак». Как велико разнообразие крыш, чердаков, кровель, как богато представлены они в мировой литературе, для скольких подростков «открытие мира» начиналось с чердака! Мы многое потеряли с тех пор, как возобладали бесчердачные перекрытия многоэтажных зданий или вместо чердаков появились так называемые технические этажи, доступ в которые закрыт. К счастью, в самые последние годы положение начинает меняться, но об этом - позже.
8. «Дарбази» - традиционное жилище. Колхида, Грузия. XVIII век. План. Схема покрытия
«…Также они делают и крыши: обрубая концы поперечных балок, они перекрещивают их, постепенно суживая, и таким образом с четырех сторон выводят их кверху в виде пирамид, покрывая их листвой и глиной, и варварским способом строят на башнях шатровые крыши», - так описана конструкция покрытия, использовавшаяся колхами более двух тысяч лет назад, в книге римского историка строительного искусства Витрувия (I век н. э.).
Витрувий писал об одной из вариаций схемы - на нашем рисунке представлена другая, с восьмигранным шатром. В Этнографическом музее Тбилиси смонтированы и еще более сложные - с шестнадцатигранным шатром. Промежутки между брусьями (об этом также можно прочесть у Витрувия) заполнялись обрезками дерева и щепой. Все вместе засыпалось глиной и плотно утаптывалось. Возникало теплое, водонепроницаемое покрытие. Снаружи, над низкими каменными стенами (у Витрувия описаны деревянные срубы) возвышались только пологие холмики, поросшие травой. Центральное отверстие, через которое выходил дым очага, закрывалось хитроумно сконструированной кожаной крышкой - его можно было открывать или закрывать, потянув за веревку
Толстенные тяжелые кровли из соломенных матов, края которых идеально подстрижены, - на традиционных японских домах; толстые теплые кровли из связок камыша - на традиционных эстонских жилищах; серебристые от времени и непогоды осиновые дощечки - лемех - кровли северного русского или норвежского дома; почерневшая от времени глухая краснота черепичных крыш Таллина или Риги - все это прекрасное зрелище, чарующее живописцев, фотографов, кинематографистов по сей день. Временное торжество железной кровли в XIX веке, повсеместное распространение плоской кровли в наше время нанесли чувствительный урон эстетике жилого дома, но, судя по проектным разработкам последнего времени, архитектор и конструктор вновь «открыли» достоинства выработанных долгой историей решений. Все чаще классический детский рисунок домика вновь получает отражение в действительности, но только в роли кровельного материала выступают солнечные батареи, аккумулирующие энергию, или стеклянные панели теплиц.
Очередь дошла до того элемента всякого дома, который лишь недавно стал в нашем сознании отступать на второй план. Это - очаг. Известно, что самые древние очаги дали ученым возможность с высокой точностью определить возраст дома - количество радиоактивного изотопа углерода С14 позволяет исчислить дату, когда огонь был разведен в последний раз, с ошибкой менее 10%. Изыскания во всех уголках Земли дали несколько неожиданный результат: семья, знакомая нам небольшая семья, состоящая из родителей и не ставших еще взрослыми детей, оказалась гораздо древнее и самостоятельнее, чем думали раньше. В древнейших поселениях Ближнего Востока или Балкан, так же, как и в самых первых поселках Северной Европы, дом был миром одной семьи. Об этом поведали угли очагов, где каждая семья готовила еду по-своему.
Человек не мог быть равнодушен к огню и тогда, когда укротил его. Частичка «живого» огня, помещенная в дом, всегда трактовалась как божество, и отзвук представлений немыслимой давности оживает в нас всякий раз, когда удается глянуть на пылающие поленья. Стихия огня, бьющегося в каменной или железной клетке, буквально зачаровывает нас и сейчас - недаром даже жалкие имитации вроде электрокаминов пользуются изрядной популярностью. Человек знал цену коварства огня, готового вырваться на волю при малейшей неосторожности и в миг пожрать все вокруг. В южных краях, где людям важнее укрыться от зноя, чем от холода, огонь чтили, но в дом не пускали, сооружая очаг или печь во дворе. Там, где холоднее (уже в странах Средиземноморья зимы хотя и не морозны, но сыры, промозглы и холод, как говорится, пробирает до костей), огонь приходилось впускать внутрь дома. В «Илиаде», древнейшей из героических поэм, традицией приписанных Гомеру, находим:
«Много и тучных овец и тяжелых волов круторогих
В доме зарезано; многие свиньи, блестящие жиром.
По двору были простерты на яркий огонь обжигаться…
Стражу держали, сменялся; целые ночи не гаснул
В доме огонь, один - под навесом двора разгораясь,
И такой же - в сенях, пред дверями моей почивальни».
9. Башня Азинелли. Болонья. 1100 - 1109 годы. Перспективный разрез
«Как Гаризенда, если стать под свес,
Вершину словно клонит понемногу
Навстречу туче в высоте небес…»
Эти строки Данте из 31-й песни «Ада» относятся к другой болонской башне, стоящей всего в 11 м от башни рода Азинелли. Гаризенда, имевшая первоначально 60 м высоты, накренилась на три с лишним метра и в XIV веке была разобрана до высоты 48 м. Азинелли, отклонившись от вертикали всего на 1,2 м, поднимается на первоначальную высоту. Ее флагшток парит над городом на высоте 98 м!
Башенные жилища, служившие защитой от неожиданного нападения, столь распространенные в феодальных городах Европы, на тысячи лет древнее феодализма. Уже в 4-й книге «Анабасиса» воина-писателя Ксенофонта (IV век до н. э.) можно прочесть: «Та деревня, куда они пришли, была обширная, с дворцом для сатрапа, с башнями над большею частью домов». Ксе-нофонт писал о горной Армении, но башенные дома характерны едва ли не для всех горных стран. Напоминанием о суровом прошлом стоят башни Сванети, башни Южного Йемена.
На территории США (штат Нью-Мексико) сохранились почти 500 башен, возведенных в XIII веке, за два века до прихода испанцев.
Стены башни Азинелли утоняются снизу вверх изнутри, так что площадь верхних помещений приближается к 50 м2. Для подъема людей и припасов в таком «доме» приходилось использовать примитивный «лифт», который приводился в движение воротом через систему блоков
На родине Гомера, в Италии, в Испании люди так давно истребили большую часть лесов, что проблема топлива для бесчисленных очагов стала непростой задолго до наступления нашей эры. Лишь богачи могли позволить себе в Древнем Риме устройство замечательной системы отопления, которую римляне назвали гиппокаустом и применяли сначала только при создании публичных бань - терм. Лишь одна большая печь в подвале, но горячий воздух по специальным каналам проходил под полами и в толще стен. Всем остальным приходилось довольствоваться пригоршней углей, насыпанных в бронзовую жаровню. Такими же жаровнями приходилось до последнего времени довольствоваться обитателям «бумажных» японских домов и ими же приходится довольствоваться обитателям глинобитных фанз - китайских хижин. Согреться как-то можно, но без очага приготовить еду не удавалось, и с давних времен изобретательская мысль строителя домов была в основном сосредоточена на отработке конструкции все более сложного очага - печи.
Владельцы средневековых замков, куда стекались подати с окрестных деревень, могли позволить себе не заботиться о пище для прожорливого огня. Если засунуть голову в давно уже остывший камин превращенного в музей королевского замка Шамбор во Франции и посмотреть вверх, то увидишь небо. Конечно же, пламя весело гудело в огромной пасти каминов, да и опасности «угореть» не было, но и 9/10 тепла терялось впустую. Гигантские поленницы были сложены в каменных вестибюлях (о чем хорошо знали осаждавшие замок неприятели), круглые сутки слуги таскали вверх по лестницам дрова…
10. Миниатюра из «Житийной повести об Антонии Списком». 1648 год
Художник XVII века, опираясь на впечатления своего времени, изобразил школу, в которой обучался мальчик Андрей (Антоний после пострижения в монахи). При условности деталей, заимствованных «изографом» из декора богатых хором, важно точное изображение «волоковых» окон - окошек, врезанных в два смежных бревна, закрывавшихся задвижкой-волоком. Разумеется, отдельных школьных зданий не строили ни в XVI веке, когда жил герой житийной повести, ни раньше, и роль школьного здания играла пристройка (прируб) к церкви или часть большой избы.
И конструкция окон, и конструкция деревянного сруба, и условно обозначенная на рисунке кровля из осиновых дощечек - лемеха, и, наконец, использование дощатых наличников дверных и оконных проемов восходят к глубокой древности лесистой Северной Европы. Конструкции, отработанные к началу нашей эры поколениями безвестных плотников, оказались столь по-своему совершенными, что, несколько видоизменяя планировку жилищ, можно было вновь и вновь воспроизводить приемы работы
Ремесленники, мелкие буржуа городов Северной Европы не могли позволить себе такую расточительность, крестьяне - тоже: лес был рядом, но или господский (за «кражу» хвороста могли отсечь руку), или общинный, где доля каждого двора была определена весьма экономно. Не всякий сегодня вспомнит о том, что все, что мы называем термодинамикой и теплотехникой, прежде, чем стать наукой о тепловых машинах, было практическим искусством создавать экономичный очаг и отопительный прибор вместе. У разных народов, в разных культурах горячее «сердце» дома получило различные конструктивные решения. Только (большинству уже знакомое лишь по литературе) слово «голландка» сохранило память о голландских изобретателях, которые к XVI столетию создали отделанную изразцами печь, «зеркало» которой не только согревало комнаты, но и служило в них главным украшением. Экономные англичане усовершенствовали французский камин, заставив горячий воздух виться по каналам в кирпичной кладке, но спальни не отапливали совсем, передав функцию печи бутыли с горячей водой - прообразу обычной грелки. Русские мастеровые создали свою, «русскую» печь, огромную, нередко заполнявшую небольшую избу на треть ее объема. Это, по тогдашним доходам крестьян или мещан, было дорогое сооружение, которое могли возвести только специалисты, печных дел мастера. Лишь после пожаров, когда все деревянное выгорало, на месте деревень или городских районов оставался лес печных труб, можно было оценить, как мощна, как велика русская печь. Но зато как следует прогорев, эта печь давала тепло всю долгую зимнюю ночь в любую стужу, в ее огромном чреве прекрасно пеклась картошка, прела каша, томилось молоко. В этом же темном чреве устраивалась «ванная комната», если несподручно было затопить баню, а наверху рядом с печью были полати - самое уютное, самое теплое в избе место ночлега. Не удивительно, что русской печи отведено такое весомое место в сказках и историях, дошедших до нас в сборниках фольклора и в классической литературе.
11. Жилой дом-шестистенок. Село Таратино Архангельской области. Первая половина XIX века. Совмещенное изображение (план на уровне земли).
Дом построен всего полтора века назад, но его структура восходит к образцам, созданным не позже X века.
На уличный фасад выходят «изба» (тонкой линией обозначено место печи), узкий «заулок» и «горница». Вход и двойные сени устроены с бокового фасада. Справа от сеней две клети: «светелка» и «зимовка», между стенами которых, под полом, идет проход в нижний уровень двора (ворота этого хода показаны на фасаде). Второй уровень большого (7x12 м) крытого двора, называемого «озадком», имеет вход из сеней и взвоз (с заднего фасада, не показан) - наклонную плоскость, по которой заводилась скотина, закатывали телегу.
На уличный фасад выходит «продух» - для вентиляции сеновала. Кровлю держат горизонтально уложенные слеги, спереди прикрытые тесинами с завершением в виде конских голов. Верхний стык тесин прикрыт выдолбленным снизу бревном - «охлуп-нем», имеющим завершение в виде птицы, фасадный стык тесин прикрыт «полотенцем». По слегам уложены комлем вниз молодые ели - своеобразные стропила, их загнутые вверх концы держат «поток» - выдолбленное бревно водосброса
Немцы, а затем американские колонисты создали в начале XIX века чугунную кухонную плиту, с которой началась уже история последовательного «падения престижа» очага-печи в доме. Затем все более легкая, все более тонкостенная газовая плита, а в наши дни - электрическая или на токах высокой частоты тепловая система. Удобно, гигиенично, но увы, непоэтично - недаром с такой страстью люди, обзаводясь домиком на садовом участке, вкладывают силы в сооружение камина - таинство «живого» огня не выходит из нашего сознания по сей день.
Если стены и кровля при всей их безусловной значимости представляют собой лишь оболочку, лишь преграду между собственно домом и миром вокруг, то тема очага волей-неволей затягивает нас в сложную обстановку того сонмища предметов, без которых дома-то, строго говоря, еще нет, а есть одна только строительная «коробка». Уже печь - это не только массив умело скомпонованной кладки, но и решетка топки, ее дверца, лист металла перед ней, на который падают угольки; кочерга и щипцы для перевертывания поленьев; это заслонки и вьюшки, регулирующие тягу в трубе. Но ведь это только начало мира, имя которому ДОМ! Даже самое скромное жилище, в котором вещи должны были жить долго, передаваться по наследству, представляло собой весьма непростую систему предметов и расположения их в пространстве.
В древнейших из найденных домов человека на Ближнем Востоке, в Малой Азии и на Балканах ученые обнаружили выбитые в каменном полу «ящики» для хранения припасов и инструментов. Благодаря тому что на острове в Северном море не было дерева, жители поселка Скара-Брей, засыпанного песком три с половиной тысячи лет назад, все были вынуждены делать из камня. Уже тогда в комнате, где целая семья жила на площади 8 - 9 м2, были и каменные ящики постелей (в них укладывались слоями шкуры), и каменные ящики, служившие гардеробами, и даже настоящие каменные «буфеты», на полках которых стояла глиняная посуда. Более того, и в Скара-Брей, и в Бискупине, расположенном на территории Польши, и в поселках на территории нынешней Дании, и в других местах учеными было обнаружено, что и много тысяч лет назад людям было недостаточно оставить проем в стене и занавесить его чем-то. Они устраивали дверь, настоящую навесную дверь, поворачивающуюся на петлях весьма разной конструкции и закрывающуюся на засов. Отчасти это были меры предосторожности от воришек-зверей и умелых воришек-ворон, но очень рано, когда в права вступила идея собственности, это стало средством защиты от человеческой жадности. Если учесть, что человек древности гораздо чаще бывал голоден, чем сыт, что еда в первую очередь принадлежала мужчине, во вторую - женщине и только в третью - детям, все более хитроумное устройство для запирания дверей стало такой же обязательной принадлежностью дома, как и его очаг. В гомеровой «Одиссее», где разбросано множество неоценимых сведений о жилище крито-микенской эпохи, есть и такие строки:
«Эвриклея… тихо вышла из спальни;
Серебряной ручкою дверь затворила,
крепко задвижку ремнем затянула;
потом удалилась».
12. Жилой дом «кошелем». Село Сенная Губа, Карельская АССР. Вторая половина XIX века. Совмещенное изображение. План в уровне земли
Это также весьма древний тип структуры жилища, восходящий к X веку. Огромный крытый двор (10x19 м) с «подклетом» (воротца справа на рисунке) прижат к меньшей по объему жилой части дома. Именно компактность планировки предопределила название типа: кошелем, будто все содержимое плотно улеглось в кошелек.
Влияние городского стандарта сказалось уже во множестве нововведений. Светелка получила собственную печь. Наружная лестница перенесена внутрь, в сени. Балкон, ранее игравший роль длинной галереи для того, чтобы закрывать ставни снаружи, навис над крыльцом, приобретя новую символическую роль. Волоковых окон уже нет, в оконные проемы вставляются рамы с остекленными переплетами. Вместе с «охабнем» (его заменили две доски) исчезло и его скульптурное завершение, зато тесины на фасаде и наличники окон украшены просечной резьбой, воспроизводящей достаточно вольно декор городских зданий. Резные столбики крыльца напоминают точенные на станке балясины.
От древнего декора, унаследованного от языческого прошлого, осталась одна деталь - «полотенце», использованное, однако, неверно: не закрывая стык тесин, оно, оказалось позади них как знак.
Женщины в комедиях Аристофана жалуются на хитроумные новые замки, преградившие им доступ в кладовую в отсутствие хозяина дома. Если Гомер описывал замок как древнее устройство, хорошо известное по изображениям на греческих вазах (найден и «ключ» от храма Артемиды V века до н. э.), то Аристофан описывал его как новое устройство, использовавшееся в Египте еще при Рамзесе II, за тысячу лет до греческого комедиографа. Где ключ и замок - там и замочная скважина, где дверь - там и ее порог, и притолока, и рама, укрепляемая в стене… Не так уж часто мы задумываемся над тем, что дверь - это прибор и не самый простой. Гомер подробен, так что археологам при раскопках Микен или Тиринфа оставалось только находить подтверждение всем строчкам его текста:
«Вверх по ступеням высоким поспешно взошла Пенелопа,
Мягкоодутлой рукой искусственно выгнутый медный
Ключ с рукоятью из кости слоновой доставши…
Быстро к дверям запертым кладовой подошед, Пенелопа
Стала на гладкий дубовый порог (по снуру обтесавши
Брус, тот порог там искусно устроил строитель,
дверные притолки в нем утвердил и на притолки створы навесил),
Быстро ремень от дверного кольца отвязавши,
Ключ свой вложила царица в замок, отодвинув задвижку,
Дверь отперла; завизжали на петлях заржавевших створы
Двери блестящей…»
13. Инициал молитвенника из Монтье-Рамэ. Франция. XII век
Традиция XVIII века прикрепила к огромному периоду истории культуры ярлык «Средневековье», чаще всего употреблявшийся вместе с уничижительным прилагательным «темное». Действительно, до середины IX века жизнь во всей Европе была неустойчива и ненадежна, упадок науки и техники (искусства, правда, частично) был тяжелой реальностью. Однако между этой эпохой и той, что принято называть Возрождением, лег промежуток в долгих 500 лет.
К XII веку, вопреки проклятиям части духовенства в адрес «скоморохов», и в Восточной, и в
Западной Европе светские, мирские мотивы глубоко проникли в искусство. Не только во все виды прикладного искусства. На полях манускриптов, в утонченных изображениях начальных букв глав церковных книг - инициалах можно часто, как и на этом рисунке, увидеть гибких гимнастов или танцовщиц. Эта девушка, изогнувшаяся в быстром танце, держит в руках смычек и маленькую скрипку-фидель - верный знак расцвета музыкального искусства. Твердость и тонкость линий, нарядность поверхности, орнаментальность - вот главные признаки эпохи. Естественно, что те же признаки характерны и для самого популярного из искусств - архитектуры жилища
14, 15. Литл Мортон Холл. Графство Чешир, Англия. XV - XVI века. Конструктивная схема. Перспектива с юго-восточного угла
«Средневековый» вкус господствовал в Англии много дольше, чем на континенте, и потому здание, построенное в XV и расширенное в XVI веке, венчает собой долгую традицию совершенствования так называемых фахверковых построек. Фахверк - легкая конструкция:
каркас из деревянных брусьев и заполнение промежутков то рамами дверей или окон, то «панелями» из смеси глины и соломы или кирпичом. Эта конструкция была чрезвычайно популярна в Западной Европе X - XV веков. Будучи недорогой, она позволяла без труда пристраивать и надстраивать дом, без труда выдвигать верхние этажи над нижними. Это было особенно важно в городах, где домовладельцы пытались компенсировать недостаток земли расширением здания снизу вверх.
Литл Мортон Холл строился свободно среди парка, и прием выдвижения этажей применен здесь в первую очередь для обогащения облика здания как украшение. Темное дерево каркаса и белая штукатурка, сознательное, без конструктивной необходимости, умножение числа деревянных раскосов и четырехлистников - все это придало дому вид инкрустированной «шкатулки». Однако это впечатление обманчиво - дом велик, так что остекленная по всей длине галерея, надстроенная в 1570-е годы (на рисунке слева вверху), тянется на 20 м. Залитая солнцем галерея служила местом игры детей и «променада» взрослых в дурную погоду.
Владелец дома Уильям Мортон, знаменитый в свое время лондонский юрист, и мастер-плотник Ричард Дейл были так горды результатом, что под карнизами огромных эркеров на северном фасаде готической вязью многократно вырезаны их имена
Здесь все точно: дверь блестит, потому что дверь оружейного склада должна была быть негорючей и прочной - она обита медью; порог здесь дубовый потому, что в кладовую входят не ежеминутно (дуб довольно быстро истирается подошвами), тогда как порог в главное помещение дома - мегарон сделан из ясеня, а косяки - из кипарисового дерева, очень вязкого, прекрасно держащего гвозди, которыми укреплены петли… Поэмы Гомера, пафос которых не всегда привлекателен для современного читателя, представляют собой и подлинную энциклопедию жизни, устройства, конструкции древнего дома. Однако было напрасно искать среди строк Гомера упоминание об окне.
Наружные стены древнегреческих и древнейших римских жилищ не имели окон, тогда как внутри дома покои открывались во внутренний дворик. Этот принцип восходит к жилищу древних шумеров и египтян и до самого последнего времени оставался нормой устройства жилого дома Средней Азии. Окна были «изобретены», кажется, на Крите около трех с половиной тысячелетий назад - это подтверждают изображения на маленьких фаянсовых табличках, найденных в Кнос-се, и сегодняшние раскопки на острове Санторин (Тера, Тира), где целый город был засыпан пеплом на полтора тысячелетия раньше знаменитой Помпеи. С гибелью крито-микенской цивилизации об окнах забыли надолго, и их, по-видимому, заново изобрели жители лесистых районов Европы.
Какой непростой прибор - современное окно в наших не слишком теплых краях, где остекление приходится делать двойным; каким сложным приходится делать сечение деревянных брусьев, связанных в переплет окна; сколько сложностей сопряжено с укреплением
16. Жилые палаты. Москва. Третья четверть XVII века.» Аксонометрия, разрез
Это сооружение формально относится к «средневековым». Небольшое (11x18 м в наружных стенах) двухэтажное здание выстроено из большемерного кирпича по образцу деревянных изб «в две клети». Сени вытянуты в широкий коридор, по сторонам которого двери в две большие палаты хозяйственного назначения на первом этаже, четыре малых, жилых - на втором. Толстые стены и сводчатые перекрытия надежно защитили дом от частых в старой Москве пожаров. По второму этажу в глухой торцовой стене сеней-коридора были прорезаны арочные проемы - входы в нужники, пристроенные снаружи так, что их шахты опускались вниз, до выгребной ямы.
На второй этаж можно было подняться снаружи, по Красному крыльцу с его крутой лестницей, или по приставной деревянной лестнице из сеней. Печи не сохранились, но они могли быть расположены только в простенках между дверьми, ведшими в комнаты из сеней. С северной стороны (так было почти всегда) палаты не имели окон, так как этот фасад был обращен к чужому владению, поэтому одна из больших палат первого этажа была освещена скудно через два окна, глядевших на запад, и вряд ли была жилой. Светлицы второго этажа (южный фасад) были залиты светом с двух сторон.
Рисунок сделан по реконструкции, выполненной Е. В. Трубецкой. В середине 70-х годов дом частично восстановлен в первоначальном виде оконной рамы в стене. Еще в моем детстве наружная рама была укреплена «навечно», а внутреннюю вставляли на зиму, весной убирая в предназначенный для этой цели чулан. Это было собственное, российское нововведение - Запад обходился одинарным остеклением. Сейчас даже трудно представить, какой революцией быта стало широкое распространение оконного стекла в XVI столетии во всей Северной Европе. Дневной свет проник в самые дальние углы комнат, высветил их, и… мириться с пылью, копотью, паутиной стало психологически невозможно. Светлые, словно умытые интерьеры на полотнах Вермеера Дельфтского - с них начинается история в полном смысле слова современного жилища.
17. А. Палладио (1508 - 1580). Собственный дом архитектора. Виченца. Италия. Совмещенное изображение. Аксонометрия, разрез
В эпоху зрелого Ренессанса начинается авторская работа зодчего над темой рядового жилища. Под руководством ученого-гуманиста Трессино молодой каменщик Андреа, родом из Падуи, стал наиболее известным зодчим XVI века, строившим виллы, театр, дворцы. В 50-е годы XVI века Палладио проектирует и строит в Виченце собственный дом. Участок под застройку имел по фронту всего 6 м, что поставило перед автором задачу чрезвычайной сложности - создать на этой полоске респектабельное сооружение, внешний вид которого служил бы прославлению архитектора-домовладельца. Развивая композицию вглубь, Палладио расчленил дом на две части, между которыми расположил внутренний дворик, благодаря чему все помещения получили достаточно света. В передней «половине» всего два этажа. Первый занят эффектным вестибюлем, половина которого отдана лоджии. С боков в лоджию ведут арки, с фасада - тоже полуциркульная арка, но большей высоты, фланкированная пилястрами ионического ордера и малыми прямоугольными проемами.
Лестница выводит гостя к парадным дверям кабинета хозяина: за кабинетом нет иных помещений, так как жилая часть дома вынесена в его заднюю «половину» и растянута на три этажа (нет на рисунке)
18. Дж. Вэнбрю (1664 - 1726). Собственный дом архитектора. Лондон. 1700 - 1719 годы. Совмещенное изображение (план по первому этажу).
Джон Вэнбрю был известным драматургом, когда внезапно для окружающих он стремительно занял одно из ведущих мест в английской архитектуре, освоившей и радикально переработавшей итальянские и французские образцы. Вэнбрю - автор крупных дворцовых комплексов, здания оперного театра, первого в Англии, ряда усадеб, он - один из создателей того типа парка, который мы зовем английским.
Первым законченным произведением Вэнбрю был собственный дом архитектора, выстроенный на территории сгоревшего в пожаре дворцового комплекса Уайтхолл из кирпича от разобранных руин. Участок невелик - 20x20 м. Первоначальное здание - компактный куб, примерно 15x15x15 м, первое сооружение такого типа в Англии, то есть городской особняк. В 1719 году после женитьбы Вэнбрю пристроил к основному объему одноэтажные «крылья». Маленький дом долгое время шокировал лондонцев своей непривычностью «дворца в миниатюре» по облику и вместе с тем вполне комфортабельного жилища. Знаменитый Джонатан Свифт возглавил хор насмешников: «Наткнувшись на игру мальчишек, покрытых глиной до подмышек, он вперился разинув рот, чтоб записать прогресс работ. Месили грязь, чтоб строить стену - он впитывал глазами сцену. Проект был понят им, и вот модель срисована в блокнот. Теперь - решил - мне хватит знанья, чтоб самому построить зданье…»
Где окно, там и подоконник, на который, словно сами собой, встали горшки с цветами. Кажется, что так было всегда, но в действительности даже в зажиточных городских домах России комнатные цветы появляются лишь в начале XVIII века - вслед за великими преобразованиями эпохи, которую мы называем Петровской, шли малые изменения. Малые - если мерить историей страны, но в жизни дома малого нет: все порождено эволюцией быта и все вновь меняло быт. Где окна, там и гардины - раздвижные полотнища плотной ткани. У этого слова общий корень и со словом гардероб, и со словом гвардия, но от чего охраняет гардина? Раньше, когда дома выстраивались шеренгой по обеим сторонам узкой улицы, непрозрачные гардины (или внутренние деревянные ставни, просверленные множеством узких отверстий, через которые внутрь проникал полусвет) защищали интимность мира семьи от нескромного взгляда соседей. Сейчас наши дома, как правило, разошлись так далеко один от другого, что прямой необходимости в заслонке на пути взгляда извне, вроде бы, нет. Однако гардины продолжают вешать на окна почти все, и это не только сила привычки, передаваемой из поколения в поколение, тут еще и древний инстинкт, заставляющий человека отгораживаться от ночной тьмы, безотчетный трепет перед которой приютился на самом дне нашего сознания как наследие пращуров.
19. Ж. А. Леблон (1679 - 1719). Проект парадной лестницы. Начало XVIII века. Совмещенное изображение. Аксонометрия, разрез
Жан-Батист- Александр Леблон был уже широко известным во Франции архитектором, когда принял приглашение Петра I о переезде в новооснованную русскую столицу. В чине «генерал-архитекторах Леблон за неполных три года осуществил громадный объем проектных работ в Петербурге и его окрестностях, хотя и затратил множество сил на споры с тогдашним генерал-губернатором А. Д. Меншиковым.
Среди привезенных в Россию архитектурных нововведений было внимание к художественному решению вестибюлей и лестниц. Идеи Леблона, развитые знаменитым Б. Растрелли, пришлись по вкусу знати XVIII века, так как своеобразным образом соединились с русской традицией Красного крыльца. Лестница, ранее трактовавшаяся в архитектуре жилища сугубо утилитарным образом, становится ядром всей художественной композиции парадной части городской усадьбы. Строгая симметрия, плавность поворотов и яркий свет, стройность колонн и простота расчлененности стены на отдельные «панели» - вот главные средства работы над темой величественного подъема и спуска.
В нижней части рисунка - вестибюль первого этажа, круглый план которого наложен на скругленный прямоугольник лестничной «клетки». По короткому прямому маршу идет подъем на промежуточную площадку, с нее «руки» лестниц расходятся в стороны; с боковых промежуточных площадок прямые лестницы ведут в «мужскую» и «женскую» половины дома, а «руки» вновь сходятся при подъеме к круглому вестибюлю второго этажа. В четырех полукруглых нишах (одна из них вверху справа) расставлены скульптуры, завершавшие убранство лестницы
20. Дом Шилова. Великий Устюг. Середина XVIII века. Совмещенное изображение. Изометрия, разрез и план по первому этажу
Автор главного дома усадьбы Шилова в центре Великого Устюга (два одноэтажных деревянных флигеля, далеко отодвинутых от главного здания, придавали ему дополнительную импозантность) неизвестен. Купец Василий Иванович Шилов, известный землепроходец, награжденный особой медалью за составление карты Алеутских островов, имел возможность пригласить для работы кого-то из учеников и помощников Вартоломео Растрелли из Петербурга.
Подобно старинным палатам, дом Шилова имеет высокий каменный «подклет» - хозяйственный первый этаж. План второго, жилого этажа в точности повторяет симметричную структуру «подклета», а «светелках центрального мезонина завершает композицию. Декор и цветовое решение главного фасада вторят дворцовым усадьбам так называемого елизаветинского барокко (белые скульптурные украшения на изумрудно-зеленом поле стены). Однако структура жилого дома вполне традиционно: вход, устроенный с заднего фасада, скромен и непритязателен, лестница трактована сугубо утилитарно; центральный, в три окна объем, декорированный поверху затейливым фронтоном с накладной имитацией герба, выдвинут вперед, тогда как по «моде» ему полагалось быть в общей плоскости фасада или отступить назад
21. Особняк. Москва. 1814 (?) год. Совмещенное изображение. Аксонометрия, планы первого этажа и мезонина
Типичное жилище небогатого дворянства, населявшего район между Пречистенкой (ныне улица Кропоткинская) и Арбатом. Деревянный дом с мезонином поставлен вскоре после наполеоновского нашествия и пожара Москвы на старом пепелище. Кирпичный цоколь, бревенчатый сруб, более чем скромные габариты - в пять окон по первому этажу. За фасадом, обращенным в переулок (изображен на рисунке) - «зал» в три окна, единственным украшением которого была изразцовая печь. Однако владельцы стремились придать домику респектабельность по мере скромных своих средств. Бревенчатый сруб аккуратно прикрыт дощатой облицовкой, на «крыльях» изображающей каменную кладку - так называемый руст. Гипсовая рельефная панель по центру фасада и гипсовые же медальоны с львиными масками на «крыльях» были куплены на специальном рынке. Эти украшения (те же львиные морды виднеются над окнами сотен домов разного достатка, выстроенных в первой половине XIX века) продавались там же, где бревенчатые срубы, брусья балок перекрытия или изразцы для печей.
Строгая симметрия «обязательного» тогда стиля ампир, равно как и анфиладность первого этажа (все комнаты проходные, кроме служебных), находятся в явном противоречии с удобствами
22. Э. Касл, Дж. Уоррен. Проект коттеджа. Лондон. 1914 год. Совмещенное изображение. Аксонометрия, план по первому этажу
Этот проект был опубликован за несколько месяцев до начала первой мировой войны в ряду других проектов, присланных на конкурс газеты «Дейли Миррор». Он же был выставлен в составе экспозиции «идеального городского дома» в залах Королевской академии.
Сидней-Эрнст Касл был признанным экспертом по архитектуре жилища в так называемом тюдоровском стиле, и для него было совершенно естественным трактовать городской дом как прямое воспроизведение малой усадьбы. Заглубленный вход открывает прямой коридор, выводящий к дверям в сад, - своеобразная ось, на которую нанизаны все помещения дома без предвзятой композиционной схемы.
Справа - большая гостиная с непременным камином, за ней - столовая (в начале века отдельная столовая считалась необходимой частью солидной квартиры), имеющая самостоятельный вход с террасы и тоже камин, скорее декоративный. Слева, из заднего холла, - кладовые, кухня и (что кажется странным сегодня) через кухню вход в ванную комнату и туалет. Спальни по традиции расположены на втором этаже и не отапливаются (в отличие от так называемых голландских печей, характерных для России, камин практически не держит тепло). При некотором возрастании комфорта именно этот тип жилого дома остается господствующим в застройке пригородов среднего достатка
Только самая бедная, самая жалкая хижина не имела хотя бы одной перегородки, отделявшей жилое помещение от сеней, которые позже, в квартирах многоэтажных домов, стали именовать передней. Обычно же за прямоугольником внешних стен укрыт более или менее сложный лабиринт жилых и служебных помещений, о которых мы будем говорить отдельно. Даже самое скромное строение становилось домом только в том случае, если на нем отпечатывались следы повседневной деятельности людей, их навыков и привычек. Когда люди переезжают на новую квартиру или предпринимают солидный ремонт, пустые гулкие помещения мгновенно утрачивают связь с человеком и становятся странными. Более того, невозможно даже сориентироваться: большие или маленькие эти пустые комнаты? Как и где умещается в них такое, оказывается, множество разнообразнейших вещей? Стоит припомнить описания переездов в предвоенной советской литературе, хотя бы в книгах Валентина Катаева, и в миг обнаружится, как стремительно было практически полное обновление дома в жизни десятков миллионов людей.
Маленький отрывок из книги воспоминаний Юрия Олеши поможет точнее выразить всю мощь огромной перемены, случившейся с домом совсем недавно, если сравнивать с пугающей толщей его истории.
«…пожалуй, домашние лампы уже в самую раннюю эпоху своего появления были так называемыми экономическими, то есть загорающимися сразу.
Во всяком случае, я помню толпы соседей, приходивших к нам из других квартир смотреть, как горит электрическая лампа.
Она висела над столом в столовой. Никакого абажура не было, лампа была ввинчена в патрон посреди белого диска, который служил отражателем, усилителем света. Надо сказать, весь прибор был сделан неплохо, с индустриальным щегольством. При помощи не менее изящно сделанного блока и хорошего зеленого, круто сплетенного шнура лампу, взяв за диск, можно было поднять и опустить. Свет, конечно, светил голо, резко, как теперь в какой-нибудь проходной будке.
Но это был новый невиданный свет! Это было то, что называли тогда малознакомым, удивительным, малопонятным словом - электричество!»
23. К. Уильямс-Эллис. Проект сблокированного коттеджа. Уэллс. 1905 год. Общий вид, планы
С 80-х годов XIX века жилищный вопрос, осознание остроты жилищного кризиса рабочих наиболее передовой тогда капиталистической страны вызвали практическую заинтересованность части архитекторов Великобритании, Нидерландов, Германии, Бельгии и других стран. Уильямс-Эллис принял активнейшее участие в «Движении за дешевое жилище», выиграл конкурс на коттедж ценой в 110 фунтов стерлингов, много экспериментировал в строительстве из местных материалов и простейших искусственных материалов. Его кни-га «Строительство из битой земли, глины с мелом, самана» была издана в 1919 и переиздана в 1947 году - в периоды острой послевоенной нехватки жилищ.
Проект, отображенный на рисунке, являет собой одно из наиболее ранних творческих решений проблемы удешевленного жилища: за счет общей стены два маленьких дома обеспечивают экономию материала (камень), труда (общая конструкция кровли) и расходов на содержание (уменьшение тепло-потерь). На первом этаже (слева на рисунке) общий заглубленный портик открывается в гостиные обеих квартир, откуда двери ведут в спальную комнату и кухню, а лесенка - в микроскопический «холл» между спальнями второго этажа. Следует обратить внимание как на остроумное решение печи-камина, растапливаемого на обоих этажах независимо, и встройку гардероба между верхними спальнями и печью, так и на отсутствие ванных комнат
24. Ч. Войзи (1857 - 1941). Проект «коттеджа». 1885 год. Общий вид и поэтажные планы
Войзи, всю жизнь руководствовавшийся принципом «нельзя добиться слишком большой простоты», воплотил этот принцип и в этом проекте: структура первых четырех этажей (снизу вверх на рисунке) идентична - появляется или исчезает поперечная перегородка. Первый этаж занят кладовой и кухней, второй - гостиной (4,3x9,2 м), третий и четвертый - спальнями (ванная комната и туалет - на третьем, за лестницей), пятый, почти свободный, если не считать поворотного марша лестницы, - проектной мастерской.
«Готическая» традиция отразилась в устройстве кирпичных раскосов-контрфорсов на углах дома и фахверковой конструкции пятого этажа; деталировка, строгость и лаконизм форм, остроумная схема отопления (вертикальные каналы в толще боковой стены) глубоко оригинальны
25, 26. Иванов-Шиц. Эскиз украшения. 1900 год. В. Валькот. Жилой особняк. Москва. 1899 год. План
Говоря о так называемом стиле модерн, столь характерном для всей Европы на переходе от XIX к XX веку, чаще всего имеют в виду прихотливость, «текучесть» линий, орнаментальное богатство, практически не связанное с предшествовавшей художественной традицией. Это справедливо, однако внутри модерна было заключено множество течений; это слово довольно случайным образом объединяет творчество весьма разных мастеров. Модерн проявился в архитектуре прежде всего высвобождением от предвзятых композиционных схем, огромным вниманием к «мелочам» быта при проектировании как общественных, так и жилых зданий, свободой в обращении с новыми тогда конструкциями из металла, большими поверхностями остекления.
Особняк, выстроенный Валькотом в Мертвом переулке в Москве, далек от экстравагантности. Использование площадей весьма экономно: за исключением вестибюля, к входу в который ведет короткая наружная лестница, и темного коридорчика в самом центре дома в нем нет ненагруженного пространства. Холл и гостиная объединены с лестничной клеткой по английскому образцу, три печи обеспечивают дому эффективное отопление и вытяжную вентиляцию. Остекленный эркер большой гостиной и «граненые» окна служат основным украшением уличного фасада, полукруглая башенка рабочей лестницы и широкая веранда - украшением заднего фасада, выходящего в сад
27. Традиционный японский дом. Совмещенное изображение. Перспективный план
Благодаря монопольной торговле голландцев с Японией европейцы были уже хорошо знакомы с японской графикой и прикладным искусством, начиная с XVII века. Однако только к концу прошлого столетия архитекторы и художники Европы получили точное представление о жилом доме Страны восходящего солнца.
Это легкое жилище идеально приспособлено к теплому, влажному климату страны, даже полное разрушение дома во время землетрясений не грозило серьезными увечьями его обитателям, и только пожары были проклятием городов, застроенных домами из бамбуковых циновок, тонкого деревянного каркаса и полупрозрачной бумаги.
Европейские и американские архитекторы XX века увидели в традиционном японском доме воплощение своего идеала. У дома «свободный» план, все помещения связаны друг с другом в подвижной схеме, так как, раздвигая или сдвигая легкие перегородки, планировку дома можно варьировать (только кухня вверху слева, туалет вверху справа и ванная комната внизу слева относительно независимы). Свобода трансформации задана жесткостью так называемой модульной сетки - ее образуют плотные плетеные маты-татами, соответствующие площади одной постели. Наконец, дом раскрыт в сад, переходом от внутреннего к внешнему служат только узкие галереи под свесом кровли, протянувшиеся под окнами центрального помещения
28. Ф. Л. Райт. (1869 - 1959). Мартин-хауз. Буффало, штат Нью-Йорк. 1904 год. План Франк Ллойд Райт, один из самых знаменитых архитекторов XX века, всегда отрицал, будто японская традиция жилого дома оказала на его творчество сколько-нибудь принципиальное влияние, однако это не так. Другое дело, что эта традиция сыграла для Райта лишь роль катализатора, помогла созреванию его оригинальной философии жилища и глубоко персонального художественного стиля. Мартин-хауз - один из лучших среди ряда так называемых домов прерий, выстроенных Райтом в начале нашего столетия близ Чикаго и других городов американского северо-востока. Райт назвал эти подчеркнуто горизонтальные, распластанные по земле дома «домами прерий», хотя все они строились в пригородах больших городов, подчеркивая названием ведущий для себя принцип - слияние с окружающим ландшафтом.
«Сердцем» дома, и смысловым, и композиционным его центром является огромный очаг, сложенный из дикого камня. От этого центра во все стороны света расходятся гостиные (спальни на втором этаже), пространство перетекает через широкие проемы, без дверей, и только несколько ступеней понизу да обрамление порталов фиксируют переход из комнаты в комнату. Наконец, низкие террасы и в данном случае длинная пергола, увитая зеленью, выводят к земле и воде. Разумеется, осуществление подобного идеала было по средствам только весьма богатым клиентам
29. К. С. Мельников (1890 - 1974). Собственный дом архитектора. Москва. 1927 - 1929 годы. Совмещенное изображение. Аксонометрия, разрез
Константин Степанович Мельников - наиболее, может быть, оригинальный из плеяды советских архитекторов первого поколения. Автор ряда рабочих клубов, павильона СССР на Парижской выставке декоративного искусства 1925 г. и других общественных сооружений, Мельников превратил постройку собственного дома в Кривоарбатском переулке Москвы в любопытную, весьма сложную головоломку.
Небольшой дом, составленный из двух цилиндров, несколько врезанных друг в друга, организован непросто. Южный фасад, подставивший солнцу высокий «витраж» остекления, имеет два этажа, однако пол третьего этажа противоположного, северного цилиндра вдвинут в объем южного балконом, имеющим дуговое очертание.
Перекрытие южного цилиндра вдается в объем мастерской (третий этаж северного цилиндра) аналогичным балконом, служа террасой. Множество небольших окон в форме вытянутого вертикально шестиугольника обеспечивает мастерской достаточно света. Деревянные перекрытия-мембраны выдержали полвека без капитального ремонта, хотя и сильно провисли. При скромности декоративных средств дом, затерявшийся в переулке близ Арбата, продолжает привлекать исследователей остроумным решением задачи
30. П. Эйзенман. Дом Роберта Миллера. Лейквилль, США. 1971 год. Изометрическая схема построения Питер Эйзенман принадлежит к кругу архитекторов, условно объединенных несколько странным наименованием «постмодернисты», указывающим только на то, что они исповедуют иные принципы, чем те, кого до конца 60-х годов было принято именовать сторонниками «современной» архитектуры.
Разумеется, нужно обладать немалым достатком, чтобы позволить себе заказать профессиональному архитектору проектирование индивидуального дома. Достаточно часто такие заказчики тяготеют к экстравагантности, что заставляет их претерпевать немалые неудобства Ради достижения желанной оригинальности жилища. Дом, построенный Эйзенманом для Роберта Миллера, являет собой причудливую, резко нарочитую композицию, образованную взаимопроникновением двух кубических объемов. В сопоставлении с домом К. С Мельникова искусственность решения (если, разумеется, стремиться к тому, чтобы дом был жилым, а не выставочным экспонатом) особенно резко бросается в глаза, хотя в изобретательности, с которой Эйзенман «вписывает» в свою схему спальни, гостиные или кухню, архитектору не откажешь. Следует учесть, что на две трети усложненность сугубо изобразительна, так как грани «внешнего» куба в действительности образуют наружные террасы
Для сегодняшнего юного читателя слово «столовая» понятно значительно меньше: столовая соединилась с кухней, а сама кухня совершенно преобразилась… Тем и удивителен дом человека, что, непрерывно меняясь, он остается все тем же миром, где все тот же и все время иной человек живет, спит, ест, работает, общается с домочадцами и друзьями. Подвижный в подвижном - вот характер нашего дома, однако основные требования к жилищу не изменились существенно с далекого II века н. э., когда их записывал замечательный римский юрист Лукиан:
«…красота этого дома рассчитана не на взоры каких-нибудь варваров, не на персидское хвастовство, не на высокомерие царей и нуждается не в ограниченном человеке, но в зрителе одаренном, который не судит по одному только виду, но мудрым размышлением сопровождает свое созерцание. То, что хоромы обращены к наипрекраснейшему часу дня (а всего прекраснее и желаннее нам его начало), и взошедшее солнце проникает в покои сквозь распахнутые настежь двери и досыта наполняет их своим светом…, прекрасная соразмерность длины с шириной, и той и другой с высотой, а также свободный доступ света, прекрасно приноровленный к каждому времени года,- разве все это не приятные качества, заслуживающие всяческих похвал?»
Каждая эпоха, каждая культура по-своему стремилась достичь этого идеала. Эти усилия, растянувшиеся на десять тысяч лет,- предмет нашего рассуждения в главах книги.