Павел Антонович Апчохов гулял уже второй день. То, трезвея, то снова теряя рассудок от водки, он переходил из кабака в кабак.
В одном из питейных заведений он вдруг остановился, пораженный неслыханной красоты звуками скрипки.
Играл молодой чернявый парень. Скрипка пела, брала за живое, вкрадывалась в самое нутро и бередила звуками душу.
Апчохов залился слезами, вспомнив горемычное свое житье. А когда музыка умолкла, он поспешно подбежал к скрипачу и заказал ему и себе по штофу водки.
Павел Антонович обнимал скрипача, лобызал его мокрыми губами, да приговаривал:
— Ну ты, братец, талант! Вот те крест, талант! Не сойти мне с этого места, ежели лгу!
— Да полноте вам. У нас вся семья такая! Да вот хоть матушка моя, хоть батюшка, да хоть и сестрица…
К ним подошла и, молча, поклонилась зардевшаяся от смущения девица лет шестнадцати. Она что-то шепнула брату на ухо и упорхнула восвояси.
— Ух ты, кроткая какая! — умилился Апчохов, пьяно икая — Ик! Прямо кроткость!
— Тогда уж не кротокость, а краткость! — сострил скрипач — В ней всего два аршина росту-то!
— А где живет она? У батюшки с матушкой? Дай адресок, будь человеком! — внезапно оживился Павел Антонович и с поразительной для пьяного ловкостью извлек откуда-то засаленную записную книжицу и огрызок карандаша, — Я щас прям тут и запишу…
Апчохов начал что-то записывать…
— Ишь чего захотели! — засмеялся скрипач — Так я вам и сказал… Это ж сестрица моя родная! Понимать надо!
— Ну, скажи адрес!
— Нипочем не скажу!
Пьяная беседа продолжалась…
А наутро Апчохов все никак не мог вспомнить, что же означает фраза в его записной книжке, явно сделанная его собственной дрожащей рукой: «Краткость — сестра таланта…»
Дальше фраза обрывалась…