О русском пьянстве, лени, дорогах и дураках

ГЛАВА 2 СОЗДАНИЕ МИФА

Мы уже много писали о Якове Маржерете. Казалось бы, трудно извлечь из его труда что-то о трудовой этике русских. Но при желании — получится. Как из поговорок получается, так и из книги Маржерета получится. Часто именно его называют европейцем, который первым уловил, что русские не умеют работать.

Это неверно даже фактологически — за полвека до Маржерета о русских лентяях писывал Герберштейн, за 30 лет — Штаден. Но почему-то требуется именно он.

Вообще-то воспоминания Маржерета не вызывали у европейцев ощущения рассказа о чем-то необыкновенном. Все, о чем писал Маржерет: смерть Ивана Грозного, характеризуемого как страшного тирана, трагедия Бориса Годунова, «чудесное воцарение» Лжедмитрия I, вооруженные поляки в Москве, гибель самозванца, голод, мятежи, кровавые сражения, начало иностранной интервенции, внутренние распри, борьба за власть в огромной стране, — все это читатель того времени в лучшем случае видел «из собственного окна», а в худшем — испытал на себе.

Действительно, на глазах первых читателей Маржерета совершилась смерть Карла IX, одного из организаторов Варфоломеевской ночи, гибель клана герцогов Гизов, убийство последнего Валуа-Генриха III, «счастливое воцарение» Генриха Бурбона, голод, мятеж, крестьянское восстание на юге страны, введение испанского гарнизона в Париж, анархия, ожесточенная борьба за власть.

К началу XVII века во Франции уже около 40 лет продолжались гражданские и религиозные войны. За, это время государственная и территориальная целостность Франции находилась под угрозой много раз. В стране не было единовластия. Кроме короля, некоторые области управлялись Католической лигой, другие подчинялись гугенотам, во главе которых стоял Генрих Бурбон (будущий Генрих IV), и, наконец, в Париже действовало «местное самоуправление».

Кровавые битвы между единоплеменниками, выступавшими под различными политическими и ре— лигиозными знаменами; восстания крестьян и горожан против сеньоров, королевской и местной власти; грабежи и убийства, производимые наемными отрядами, полная деградация и распад политической власти, и как следствие этого, развал и анархия в стране; вымирание целых Округов вследствие голода, эпидемий — вот какую картину наблюдали читатели книги Маржерета на протяжении многих лет в своей собственной стране.

Неоднократные, покушения на короля Генриха и наконец его демонстративное убийство в 1610 году, через три года после публикации книги Маржерета, не просто демонстрировали кризис и политическую слабость центральной власти. По сути, это была настоящая Смута. Только французская. Именно в силу этих аналогий книга и была интересна своим читателям XVII века.

Вероятно, немало измученным французам отрадно было сознавать, что не только у них в государстве бывают времена, малопригодные для жизни.

Это — кстати, вернемся на мгновение в сегодняшний день — подталкивает к другой забавной аналогии.

Обращал ли внимание уважаемый читатель на то, как на государственных телеканалах, в особенности на «Первом» и «России», в последние годы стали часто сообщать о «необыкновенных природных катаклизмах» в старой Европе и США? То невероятные пожары в Испании и Португалии (август 2003 г.), то дикие морозы в Париже (январь 2006 г.), и «для туристов закрыта Эйфелева башня», так как она покрылась «толстой коркой льда». То летом 2007 года невиданный потоп обрушился на старушку Англию.

Таких примеров — десятки. Я привел лишь три, поскольку имел возможность лично проверить в этих странах достоверность сведений, преподносимых нашими государственными ТВ каналами.

В Испании и Португалии (проехал на авто вдоль и поперек) обнаружил в упомянутом году лишь один (!) след от лесного пожара. В Париже, в разгар «вечной мерзлоты» было плюс 5-7, и зеленела трава. Позвонив в Лондон другу в разгар «потопа», узнал, что действительно «третий день, слава богу, идет дождь, а то лето было слишком жаркое». Откровенно говоря, я пришел к выводу, что это все не случайность, а именно (хотя, может и несознательно) рефлексия государственной Информационной политики: надо показать, что не только у нас в России самый хреновый климат, но и «на Западе» погода — просто ужас! И нечего там всяким жителям солнечной Каталонии завидовать — вон, горит у них все синим пламенем, похуже, чем наше торфяное Подмосковье. А что Париж? Да, холода в Париже, как в Красноярске. А у них даже валенок нет. А Туманный Альбион что? Если не туман, то вон — ливни, сплошной потоп. Да наш Питер на этом фоне просто Хургада. Радуйтесь, мол, россияне, что живете в нашей природной полосе и не расстраивайтесь, если нет денег проверить наши «метеосводки».

Нечего там делать. А кто немного поднакопил — Welcome to Antalya.

Вот там мы вас предупреждать не будем, там взаправду плюс 50 в тени, сбежите обратно к комарам домой, на дачу, на болотце родное. Будете проклинать «эти заграницы» и наслаждаться новостями Первого канала об очередном природном катаклизме на Женевском озере. Вперемежку с Петросяном и «новыми русскими бабками»...

Вывод из этих историй один. Чувство, что ты не одинок, всегда поддерживает и согревает. К тому же очень интересно узнать, как другие, оказавшиеся в таком же печальном положении, преодолевают невзгоды.

Для Франции того времени книга Маржерета вполне могла стать своеобразным пособием по выживанию в смутные времена на примере далекой, но такой похожей страны. Излишне говорить, что сами французы себя лентяями не считали. Они прекрасно понимали все трудности и огромное напряжение сил, которое требуется от каждого человека в столь неуютный период истории. И читали они не историю бездельников, а репортаж о соседских бедах, понимая, что беды похожи как две капли воды.

О том, что делалось во Франции тех лет, довольно откровенно писали сами французы: например исторические сочинения Огюстена Тьерри^[60]. И в художественной литературе, напомним хотя бы. знаменитую книгу Мериме «Хроника царствования Карла IX»^[61].

Но что любопытно: никто из французов никогда не показывал, что Маржерет описывал нечто до боли знакомое современникам! Никаких попыток провести аналогии.

И в России то же самое! Труд Маржерета в России хорошо известен и переведен на русский язык еще в 1830 году. Книга в русском переводе издавалась в 1831-34, 1837, 1859, 1913 годах. В России, кстати говоря, записки Маржерета считали весьма ценным, хотя и поверхностным источником исторических сведений.

Профессор Петербургского университета, известный историк Н. Г. Устрялов довольно верно подметил слабые стороны книги. Он писал, что «...судя по слогу, можно думать, что автор никогда не беседовал с музами». ⁶² Что уж тут: судя по биографии, Mapжерет больше «беседовал» с лошадьми и оружием, что и понятно, учитывая его своеобразную профессию.

Обратите внимание: никто в России не воспринимает любительские записки вояки-наемника как величайшее откровение в изучении русского характера. Но никто и не находит в мемуарах ничего обидного или оскорбительного! А почему? Да потому, что не было ни оскорблений, ни насмешек, ни порицаний.

Тем удивительнее, что именно творение Маржерета так часто цитируется для доказательства русской лености.

Маржерет указывает, что в России в продаже чрезвычайно много хлеба, меда. Отмечает крайнюю дешевизну мяса, благодаря большому поголовью крупного рогатого скота и овец, обилие и разнообразие превосходной рыбы-стерляди, белуги,осетров, белорыбицы, семги, форели.

«Подобного богатства нет в Европе», — заключает автор.

И, конечно, не он один. «Собак они кормят рыбой и мясом», — потрясенно отмечает Литвин. «Две курицы или утки продаются за какую-то мелкую серебряную монету, которая на наши деньги равняется каким-то четырем сольдо», — недоуменно констатирует Фоскарино. Оба откровенно завидуют.

N

Вопросы о том, откуда все это изобилие берется, чьими трудами появляется «...в продаже чрезвычайно мною хлеба, меда автор не исследует.

Но цитируют не это место, а особенно популярное высказывание: Невзирая на изобилие и дешевизну съестных припасов, простой народ довольствуется очень немногим иначе он не мог бы удовлетворить издержкам, ибо не знает никакой промышленности, весьма ленив, работы не любит и так предан пьянству как нельзя более».

Казалось бы — вот оно, из первых уст полученное подтверждение наших неприглядных национальных особенностей. Но секундочку! Откуда «не любящий работы народ, преданный пьянству и безделью» получает изобилие дешевых съестных припасов, по какому «щучьему велению» или по колдовству пойманного гнома? Кто создавал богатства, «...подобных которым нет в Европе»? Какие бездельники и пьяницы насобирали ту государственную казну, сокровища которой Маржерет вместе с солдатами своей роты так ловко разграбил из хранилищ в Кремле? Впрочем, это вопрос, безусловно, неловкий...

Отчего такой долгий разговор о Маржерете? Из-за удивительной банальности его опусов. Во-первых, типичный, с позволения сказать, случай: поверхностное восприятие иностранными путешественниками и мемуаристами русского жизненного уклада и культуры приводило к тому, что их многочисленные заметки превращались в эдакий бессистемный винегрет из личных сиюминутных впечатлений.

Во-вторых, это яркий пример того, как из толстенного сочинения извлекается только то, что нужно для создания черного мифа о России. Маржерет много чего понаписал. Но только это конкретное место выдергивается из всех сочинений для доказательства русской лени. Юристы называют такой подход «презумпция виновности» — то есть априорной уверенностью в том, что русские в чем-то обязательно «плохи». Видите?! Еще Маржерет 400 лет назад говорил.

Маржерета нельзя рассматривать как первого русофоба, поведавшего миру о русской лени. Возможно, восстав из гроба, он бы с гневом отказался от такой роли — человек как будто был не мелкий и не подлый.

Немец (а по-современному — австриец) Герберштейн был поумнее (а точнее, похитрее) простодушного французского авантюриста. Особой лени русским он не приписывал, наше трудолюбие не воспевал и при этом непрерывный труд русского крестьянина вполне «объективистски» вписывал в общую картину тяжелой беспросветной жизни. Так умеют писать духовные наследники Герберштейна — западные корреспонденты, аккредитованные в Москве. «Крестьяне шесть дней в неделю работают на своего господина, а седьмой день в неделю предоставляется им для собственного хозяйства. Да уж, тут не до лени... Впрочем, этот самый господин — как раз и самый настоящий лентяй. «Как бы ни был беден боярин, то есть знатный человек, он все же считает для себя позором и бесчестьем работать собственными руками».

Герберштейна тоже поражает продуктовое изобилие, создаваемое трудами русских. Он скрупулезен в описаниях, по-европейски бережлив, считает каждую мелочь. Вот, скажем, посол-австриец счел достойным упоминания: «Когда однажды я купил живую рыбу, они (русские чиновники) рассердились, считая это зазорным для своего князя, и выдали мне четыре живых рыбины» (внимательный читатель помнит, что Герберштейн как гость находился на довольствии у «принимающей стороны» — московского великого князя). Тем больше доверия к ею словам об «изобилии хлеба и обыкновенных овощей».

Есть правда и упреки. «По всей стране нельзя найти черешни и орехов, за исключением лесных ». Нашел-таки чем уколоть! Нет в Москве черешни и бразильских орехов, кэшью. Нищета... Мог бы еще попрекнуть отсутствием на столе киви и ананасов.

Да и хлеб наш на поверку оказывается горек. «Их прекрасные белые хлебы, имеющие вид лошадиного хомута, знаменуют для всех, их вкушающих, тяжкое иго и вечное рабство, которым они этот хлеб заслуживают ». Вот такие, оказывается, глубокие философские выводы можно сделать... из классической формы русского калача. А еще можно было бы про замок на дверях темницы (на замок калач тоже похож), но тут Герберштейн не додумал.

Так что и у него, объективиста, — если не лень, так уж тупость и рабство.

«Двери жилищ низки, так что каждый входящий в своей высокой шапке должен согнуться и наклониться»,— также отмечает наш Зигмунд свет фон Герберштейнович и объясняет, что так устроено, чтобы «они не отвыкали все время кланяться». Правда, потом признает, что это смелое предположение не оправдалось: низкие двери нужны, чтобы сохранять в доме тепло. Климат-с.

Забавно, но климатом объясняет Джеймс Александер, почему русские любят такое бездельное времяпрепровождение, как азартные игры: «Ответ очевиден: в России суровая зима длится 6 или 7 месяцев. Тот, кто живет в деревне (а это тысячи русских помещиков), имеют весьма ограниченное общество и мало книг. Им приходится развлекаться, убивая время за картами», Император пытается отвадить подданных от страсти к азартным играм, — отмечает Александер. — Ни сам он, ни члены его семьи никогда не играют. Еще недавно дворянина вообще могли выслать из столицы только за то, что в его доме шла игра по-крупному.

В XX веке миф о генетической лени и народной тупости обрел «методологическое обоснование» в работе Макса Вебера «Протестантская этика и дух капитализма»⁶³.

В этой книге проводится ценностный водораздел между западной — протестантской и восточно-славянской православной этиками. Суть различий по Веберу, заключается в следующем: трудолюбие и получение выгоды — одобряемая протестантская ценность, а потому западные народы — трудолюбивы и ориентированы на обогащение, а христианская ортодоксальная (православная) ценность — на страдание, смирение и бесперспективный труд, за который вознаграждение христианин получит в следующей, загробной жизни. Понятное дело, раз нет мотивации к труду, нет скорого обогащения — никто и не трудится. Видите, как все просто и замечательно.

Макс Вебер.

«Научно доказал», почему православные русские изначально «ленивы и нелюбопытны»

Тезис этот о «протестантской этике » обожают наши современные либералы. Ведь очень «научно»! Вот небольшой личный пример.

Один мой старый институтский товарищ, человек, имеющий не просто два высших гуманитарных образования, но и много и заинтересованно изучающий историю, — яркий пример веберовского зомбирования.

Он, как только увидит из окошка своего спортивного «Мерседеса» золотые купола и кресты, давай со знанием дела рассуждать, как тормозила РПЦ развитие России. И как бы мы здорово жили, избери Свет-Владимир в свое время в качестве государственной религии католичество или, на крайний случай, ислам.

На слове «ислам» мы обычно схлестываемся, ибо в качестве примера от обратного он тут же получает «процветающие» Иран и Ирак, где, как и у нас, с природными ресурсами все «выше крыши». Лучше уж тогда «синтоизм» какой-нибудь или «дзен-буддизм», — вот как у Японии и Южной Кореи экономика «прет», простите за вульгаризм, и притом ни нефти-газа, ни леса, ни угля. Да вообще ничего, а к тому же зимой еще и не жарко совсем.

Другой пример — Куба. Ей почему-то никакой райский климат процветать не помогает. А ведь на 100% католическая страна, к слову сказать.

Ну, так вернемся к автору гениальной идеи о «протестантской этике» г-ну Веберу. По Веберу, Запад и своим экономическим ростом, и демократическим укладом жизни, всем — обязан протестантизму и идее свободы. Очень красиво изложено, не правда ли? Свободное общество свободных людей, бескрайние просторы демократии, уважительный паритет между личностью и государством — вот венец европейских достижений.

По убеждению Вебера, свобода в «западном» смысле не имеет в России никаких шансов. Свобода личности и свободный труд на наших нивах, по Веберу, прижиться не способны априори. Нет на этих самых нивах ни достойной религии, ни духовно зрелого, ответственного народа, поскольку наша православная этика исходно включает в себя заданную безысходность. От безысходности — отсутствие мотивации, следовательно — пожизненное безделье как приговор.

Такая с виду очень научная концепция легко становится обоснованием других самых чудовищных идей. Идей неполноценности славян и особенно — русских, «неисторического» характера русского народа. Ведь что получается: не оказалось у русского народа исторических задатков к развитию.

Славянская этика больна, и нет ни в православной религии, ни в народном сознании тяги к ответственному созиданию, к труду. Сидит народ сиднем на печи от века в холоде, голоде, нищете и печали, ничего не хочет делать для сытости и богатства. Ждет, когда вымрет от лени в этой «грешной» земле, чтобы уютнейшим образом обосноваться в той, небесной. А там уж, на том свете — молочные реки, кисельные берега и прочие деликатесы. Всего от пуза и без всяких усилий. Каждому, так сказать, по потребностям, а от каждого — главное, святая вера и хороший аппетит.

Но это в той жизни... А пока, согласно веберовской этике, утешайся страданием и бесперспективным, ленивым шевелением.

Нас сбросили с хвоста истории, ребята! Сбросили и умчались в светлое будущее бодрой иноходью.

Обвинение в природной лености и в неумении трудиться — очень опасное обвинение. Намного более опасное, чем обвинение в физическом уродстве, пьянстве и жестокости. Труд и его результаты всегда были мерилом состоятельности и личности, и общества.

Опираясь на высказывания путешественников XVI— XIX веков и на теорию Бебера, и западные, и наши доморощенные мифотворцы утверждают: стратегическая задача русских в том, чтобы получить все сразу, не затратив ни физических, ни умственных усилий. У русских безответственное отношение к труду, — подводят они итог, — поэтому Россия была и останется грязной недоразвитой страной, полной лентяев, валяющихся на печи. Представляете картину? Бр-р-р!