О, счастливица!

Двенадцать

Когда в зеркале заднего вида показались фары, грудь Тома Кроума сжалась. Джолейн Фортунс обернулась посмотреть.

– Прямо как в кино, – сказала она. Кроум велел ей держаться крепче. Не прикасаясь к тормозам, он свернул с дороги, на грунтовую обочину. Они скакали по кочкам и тряслись, пока не остановились в редкой поросли казуарин.

– Открой свою дверь, – приказал он, – но не вылезай, пока не скажу.

Они пригнулись на переднем сиденье, головы в каких-то дюймах друг от друга. Услышали, как подъезжает грузовик, громыхание широких покрышек по слежавшейся земле.

Внезапно Джолейн прошептала:

– Интересно, что бы в таком положении делала Марта Стюарт [26]?

Кроум подумал: ну вот, она свихнулась.

– Нет, серьезно, – продолжала Джолейн. – Это женщина, абсолютно бесполезная здесь и сейчас, если, конечно, тебе не приспичило заняться макраме или ящиками для цветов. Видал когда-нибудь старушку Марту по телевизору? Знаешь, сажает всякие там луковицы и печет пироги.

– Соберись, – скомандовал Кроум. Поднял голову и выглянул наружу.

– Лично у меня все из рук валится, когда доходит до такой работы. Полная недотепа. Зато я умею обращаться с ружьем.

– Тихо, – велел Кроум.

– …которое, к счастью, имеется в нашем распоряжении.

– Джолейн, приготовься!

– Совершенно замечательный дробовик.

В темноте Кроум почувствовал, как она придвинулась ближе. Ее щека коснулась его щеки, и он, к собственному изумлению, ее поцеловал. Подумаешь, легкий братский поцелуй, просто чтобы успокоить. Так он себе говорил.

Джолейн обернулась к нему, но ничего не сказала. Пикап быстро приближался. Кроум ощутил, как она провела рукой по его плечу, будто потянулась к нему.

Нет. Она нащупала ключи от машины и проворно выдернула их из зажигания. В одно мгновение распахнула дверь и выкатилась наружу.

– Нет! – крикнул Кроум, но Джолейн уже была у багажника. Когда он добрался туда, она держала «ремингтон».

Дорога вблизи осветилась, насекомые закружились в белых лучах фар грузовика. Кроум торопливо затащил Джолейн за ствол казуарины. Он обхватил ее, неуклюже сжимая между ними дробовик.

– Отпусти, – сказала она.

– С предохранителя не снят?

– Не говори ерунды, Том.

– Шшшш.

Из проезжающего пикапа донеслись громкие возбужденные мужские голоса. Том Кроум не ослабил объятия, пока машина не уехала и ночь снова не стала абсолютно безмолвной.

– Еще бы чуть-чуть, – сказал он.

Джолейн положила дробовик в багажник – отнюдь не бережно.

– Какое там, блин, макраме, – сказала она.

Деменсио все еще наслаждался дифирамбами преподобного Джошуа Муди, который перед отъездом повернулся к своей любознательной пастве и провозгласил:

– За все тридцать три года моих путешествий к чудесам это – одна из самых поразительных вещей, что мне довелось увидеть!

Он говорил об апостольских черепахах.

Позже, после того как христиане-паломники из Западной Вирджинии запричитали, впали в экстаз и в итоге пополнили плетеную ивовую корзину Триш для пожертвований на 211 долларов (не считая того, что было потрачено на прохладительные напитки, футболки, ангельские бисквиты и солнцезащитный крем), преподобный Муди отвел Деменсио в сторону:

– Вы обязаны мне честно рассказать, откуда это взялось.

– Да я рассказал.

– Ну же, я занимаюсь этим с тех пор, когда вы еще на свет не появились. – Проповедник изогнул снежно-белую бровь. – Давай, сынок, я никому не выдам.

Деменсио хладнокровно придерживался своей байки:

– Сначала черепахи были нормальные. А на следующий день я гляжу в аквариум, а там апостолы. Все двенадцать сразу.

– Конечно, конечно. – С нетерпеливым вздохом преподобный Муди отпустил Деменсио. – Кто бы мог подумать, святое явление, и где – на панцире черепахи, клянусь Богом, мальчик!

– Не явление, – ответил Деменсио с притворной скромностью. – Просто изображения.

Преподобного Муди заинтриговала именно идея использования черепах – как обычный дилетант-мирянин, такой, как Деменсио, додумался до такой оригинальности? Этот человек не сознавался. Поэтому из профессиональной вежливости проповедник отступил. Он любезно пожал Деменсио руку и сказал:

– Хитрый ты паразит! – А потом сопроводил паломников обратно в автобус.

Деменсио стоял на обочине имахал, пока они не скрылись из виду. С торжествующей самодовольной ухмылкой он повернулся к жене, сортировавшей мокрые от слез комки банкнот.

– У нас получилось! – ликуя воскликнула она.

– Невероятно, блин!

– Ты был прав, милый. Они кидаются на что угодно.

Ребенком Деменсио видел, как раскрашенных черепах продавали на уличном блошином рынке в Хайали. У одних на панцирях были лакированные розы и подсолнухи, у других – флаги, сердечки или диснеевские персонажи. Деменсио прикинул, что не намного абсурднее будет украсить черепах Джолейн лицами религиозных деятелей. Это казалось Деменсио единственным шансом сохранить прибыль от визита преподобного Муди, раз уж плачущая Мадонна временно вышла из строя.

После того как Триш принесла домой художественные принадлежности, Деменсио выбрал дюжину самых энергичных экземпляров из аквариума Джолейн. Деликатному процессу росписи предшествовало краткое обсуждение того, как почтительнее всего изобразить апостолов на панцире обитающей в тине рептилии. Ни Деменсио, ни его жена не могли назвать и половины первых апостолов, поэтому они сверились с Библией (в которой, к сожалению, не было полного набора портретов). Потом Триш порылась в коробке с вещами недавно умершего отца и нашла издание «Тайм-Лайф» о величайших мировых шедеврах. Там была фотография «Тайной вечери» Леонардо, которую Триш вырвала и поместила на рабочем месте перед мужем.

– Это замечательно, – сказал он, – но кто есть кто?

Триш показала пальцем:

– По-моему, это Иуда. Или, может, Андрей.

– Иисусе.

– Вот он, – услужливо отозвалась Триш. – Прямо посередине.

После этого Деменсио выгнал ее и приступил к росписи черепах. Вдаваться в тонкости не было смысла, с волнистыми панцирями животных – крохотными, как серебряный доллар, – оказалось трудно работать. Бороды – вот что надо, сказал он себе. Все важные шишки в Библии носили бороды.

Вскоре Деменсио нащупал ритм – удерживая каждую малютку-черепаху левой рукой, работая кистью в правой. Действуя равномерно и точно, он уложился меньше чем в три часа. И хотя каждый апостол был награжден буйной растительностью на лице, Деменсио постарался, чтобы каждый хоть чем-то отличался от других.

Триш, вглядываясь в миниатюрные лики, спросила:

– Который из них кто?

– Убей бог – не скажу.

И, как Деменсио и ожидал, это оказалось не важно. Матфей одного паломника был Иоанном другого.

Последователи преподобного Муди жадно столпились у черепашьего загончика, сооруженного Триш из пластиковой садовой ограды. Деменсио называл имя каждого апостола, нарочно указывая не понять на кого в копошащейся куче. Паломники не просто поверили – они были ошеломлены. В Центре небольшой отгородки Деменсио водрузил стеклопластиковую Деву Марию, которая (как он объявил) в этот особенный День плакать не станет. Паломники все поняли – Богоматерь, видимо, обрадовалась прибытию ближайшего окружения своего Сына.

Апостольские черепахи произвели такой фурор, что Деменсио решил снова использовать их наутро. К полудню во дворе было не протолкнуться. Деменсио сооружал на кухне бутерброд, когда Триш встревоженно сообщила, что черепахи на солнце страдают от обезвоживания, а краска на панцирях начала облезать. Деменсио решил проблему, выкопав небольшую канаву вокруг Мадонны и наполнив ее из садового шланга. Позже богом вдохновленный турист из Южной Каролины спросил, не в святой ли воде плавают черепахи. Когда Деменсио заверил его, что так и есть, мужчина попросил продать ему полную чашку за четыре доллара. Прочие посетители бросились занимать очередь, и вскоре Деменсио пришлось заново наполнять канавку.

Он сиял от такой неожиданной удачи. Поклонение черепахам! Преподобный Муди оказался прав – это был чистый гений.

Посещение проходило гладко до середины дня, потом явился Доминик Амадор, попытавшийся промышлять на изобилии Деменсио, самым вульгарным образом демонстрируя сочащиеся стигматы. Триш прогнала его граблями. Перебранка происходила на виду у мэра Джерри Уикса, который даже не попытался вступиться за бесстыжего Доминика.

Мэр Уикс прибыл к месту поклонения в сопровождении троих людей, которые определенно не были паломниками. Двоих Деменсио уже встречал в городе, третий оказался незнакомцем. Деменсио принял эту группу с видом занятого человека, торопящегося в банк, – которым он, собственно, и был.

– Пожалуйста, – попросил мэр. – Мы ненадолго.

– Вы застали меня в неудачное время. – Деменсио набивал последний из трех пухлых конвертов.

– Это насчет Джолейн, – сказал Джерри Уикс.

– Да?

Деменсио подумал: вот черт, я знал – все слишком хорошо, чтобы быть правдой. Проклятые черепахи наверняка украдены.

Из-за двери показалась голова Триш:

– Еще латука!

Деменсио закрыл банковские вклады в ящик и направился к холодильнику.

– Присаживайтесь, – спокойно сказал он своим посетителям. – Через минутку вернусь.

Родди и Джоан сильно волновались, содействуя брату Джоан в таком важном журналистском задании; на самом деле их привела бы в экстаз и помощь с еженедельной заметкой об урожае. Родди работал на государство, инспектировал бензонасосы, а Джоан учила третий класс в начальной школе округа. В Грейндже у них особых друзей не водилось, так что они были просто в восторге, когда Синклер спросил, нельзя ли ему заехать на пару дней, поработать над лотерейной статьей. Ведь это по их подсказке все и закрутилось, поэтому Родди и Джоан сочли, что обязаны помочь Синклеру обнаружить его ведущего журналиста, пропавшего вместе с Джолейн Фортунс. Загадка «Лотто» оказалась самой серьезной суматохой, охватившей Грейндж впервые за долгие годы, и Родди с Джоан было приятно находиться в гуще событий. Синклер не успел пробыть в городе и двадцати минут, а они уже представили его мэру, который выслушал отчет об исчезновении Тома Кроума в замешательстве и легком испуге.

– Что бы ни случилось, – сказал Джерри Уикс, – уверяю вас, в ответе за это не жители Грейнджа. Мы самые гостеприимные ребята во всей Флориде!

Синклер записывал каждое слово, пытаясь удержать в равновесии блокнот на коленях. Он полагал, что именно так и работают настоящие репортеры – словно загруженная по полной стенографистка, сохраняя каждый предлог и артикль. Он просто не знал, как бывает на самом деле, и был слишком горд, чтобы перед поездкой расспросить народ в отделе новостей.

Единственным недостатком подобной тщательной техники ведения заметок была продолжительная тишина между моментом произнесения фразы и моментом, когда Синклер заканчивал ее записывать. Он писал необычайно медленно, годы за компьютерной клавиатурой отучили его от ощущения авторучки в пальцах. И что еще хуже, он был ужасным аккуратистом. Мало того, что он фиксировал все несущественные замечания – Синклер вдобавок скрупулезно расставлял знаки препинания.

Родди и Джоан преданно ждали наготове, пока брат Джоан будто целую вечность горбился над блокнотом. Мэр, однако, уже начал дергаться.

– Я бы не возражал, – наконец изрек он, – если бы вы использовали диктофон.

В ответ Синклер лишь разразился новыми каракулями.

Джерри Уикс обратился к Родди:

– Зачем он это записывает?

– Не совсем понимаю.

– Кого волнует, что я сказал про диктофон?…

– Не знаю, господин мэр. У него, должно быть, есть на то причины.

Синклер осадил себя на середине предложения. Застенчиво поднял взгляд и закрыл ручку колпачком. У Джерри Уик-са, похоже, отлегло от сердца. Он предложил всем вместе сходить к человеку, который последним видел Джолейн Фортунс перед ее отъездом из города. Зовут его Деменсио, сказал мэр, и он владеет известной религиозной святыней. Синклер согласился – нужно поговорить с этим человеком как можно скорее. Он сунул блокнот в задний карман брюк – он часто видел в «Реджистере», что так поступают мужчины-репортеры.

Проскользнув на заднее сиденье машины мэра, Джоан прошептала брату, что у нее дома есть портативный магнитофон «Сони».

– Спасибо, конечно, – сухо ответил Синклер, – но у меня все в порядке.

И, познакомившись с Деменсио, он снова выхватил свой блокнот.

– Можете по буквам продиктовать мне свое имя? – попросил он, нацелившись ручкой.

– Вы из полиции? – Деменсио повернулся к мэру. – Он что, типа коп?

Джерри Уикс объяснил, кто такой Синклер и зачем он проделал этот путь в Грейндж. Их усадили в гостиной Деменсио – мэра, Родди, Джоан и Синклера. Деменсио расположился в своем любимом кресле перед телевизором, нервно перебрасывая головку салата ромэйн из одной руки в другую, как в софтболе. Он не доверял незнакомцу, но не хотел упускать внимания свободной прессы.

Синклер спросил:

– Когда вы в последний раз видели Джолейн Фортунс?

– Позавчера вечером, – ответил Деменсио. – Когда она завезла черепашек.

Родди и Джоан чрезвычайно заинтересовались аквариумом с малютками-черепахами, равно как и их расписными собратьями в канаве снаружи, но Синклер почему-то за ними не последовал. Он тщательно записал ответ Деменсио, потом спросил:

– С мисс Фортунс был мужчина?

– Белый мужчина?

– Да. Где-то за тридцать, – уточнил Синклер. – Около шести футов ростом.

– Он самый. Фотографировал мою статую Девы Марии. Она плачет настоящими слезами.

Его перебил Родди, старавшийся быть полезным:

– Люди отовсюду приезжают помолиться его плачущей Мадонне.

– Посещение каждое утро, – добавил Деменсио. – Вам стоит здесь задержаться.

Синклер не отозвался. Он все еще маниакально корпел над первой частью ответа Деменсио. Он добрался до слова «Дева», и тут вмешательство Родди выбило его из колеи, после чего он упустил остаток фразы. Теперь Синклер был вынужден ее восстанавливать.

– Вы сказали – «оно плачет» или «она плачет»?

– Она плачет, – подтвердил Деменсио. – Как пьяный священник.

Ни Родди, ни Джоан не могли представить себе настолько грубое замечание в семейной газете, но Синклер все равно его записал.

– А у двенадцати моих черепашек, – продолжил Деменсио, – на спинах апостолы. Невероятнейшая штука – хоть сами взгляните, там, в канавке!

– Помедленнее, – попросил вымотанный Синклер. Пальцы уже сводило судорогой. – Мужчина, который был с мисс Фортунс, – они уехали вместе?

– Да. На его машине.

Синклер терзал бумагу, Родди, Джоан и мэр хранили молчание. Любой отвлекающий фактор затормозил бы Синклера еще больше. Деменсио, впрочем, забеспокоился. Он начал чистить головку салата, раскладывая на диване листья в стопки по размеру. Он боялся, что газетчик спросит о финансовой договоренности с Джолейн о присмотре за черепахами. Деменсио не строил никаких иллюзий насчет того, что тысяча долларов сойдет за обычную или хотя бы разумную плату, или что газетчик поверит, будто это была идея Джолейн.

Но когда Синклер наконец поднял глаза от своих заметок, он спросил лишь:

– Они упоминали, куда направляются?

– Майами, – с облегчением ответил Деменсио.

Джоан, почувствовав угрозу своей репутации лица, владеющего конфиденциальной информацией, вмешалась:

– Мы слышали про Бермуды. Они говорили что-нибудь о Бермудах?

– Майами – вот что они мне сообщили. Джолейн сказала, у нее там какие-то дела.

– Медленнее, – запротестовал Синклер, скрючившись над записной книжкой, словно ювелир-ревматик. – Пожалуйста.

Радушие Деменсио иссякло:

– Пишется «Ма-йа…».

– Я знаю, как оно пишется, – огрызнулся Синклер.

Мэр прикусил костяшки пальцев, чтобы не заржать.

Они намотали не одну милю по проселочным дорогам, так и не обнаружив другую машину. Бодеан Геззер был слишком пьян и измотан, чтобы продолжать. Пухл предложил сменить его за рулем, но Бод не желал и слышать об этом – водить его новенький «додж-рэм» не дозволялось никому. Он припарковался на краю помидорного поля и отрубился под грызню Пухла и Фингала, пререкавшихся по поводу фиаско со стрельбой в трейлере. Поначалу Боду казалось, что Пухл слишком жесток с мальчишкой, но, обнаружив на рассвете пару рваных пулевых дыр в задней боковине грузовика, передумал.

Бод приказал Пухлу:

– Отстрели ему яйца, нахуй.

– Я же не знал, что это вы, парни! – возразил Фингал.

Бод раздраженно нащупал пистолет у Пухла за поясом:

– Так, дай-ка мне эту штуку.

Пухл оттолкнул его руку:

– Услышит кто-нибудь.

– Но я же думал, что это НАТО! – кричал Фингал. – Я же попросил прощения, нет разве?

– Посмотри, что ты сделал с моим грузовиком!

– Я за все заплачу, клянусь.

– Да уж конечно, ты, бля, заплатишь – прорычал Бодеан Геззер.

Нервы у Фингала окончательно сдали.

– Дайте мне еще один шанс! – молил он.

– Еще один шанс? Чушь собачья! – вмешался Пухл. Он уже понял, что мальчишка оказался безнадежным кретином, – от него надо избавиться. Им с Бодом можно было бросить монетку, чтобы выяснить, кому выпадет об этом сообщить.

Пухл вылез отлить и немедля наткнулся на ржавую жестянку от аэрозольной краски – посреди помидорного поля! Слишком прекрасно, чтобы быть правдой. Бод был против токсикомании, поэтому Пухл укрылся за грузовиком. Он опустился на колени на глинистый песок и взволнованно встряхнул баллончик. Громыхание его успокоило – ритм старой знакомой песни. Он сложил ладони чашечкой у наконечника баллона и нажал его подбородком, но никакой краски не брызнуло. Он поднес наконечник к ноздрям и тщетно вдохнул, пытаясь учуять остатки испарений, – ни малейшего запаха. Он выругался, встал и зашвырнул пустую жестянку как можно дальше.

Когда он расстегнул молнию, чтобы помочиться, на кончик члена сел слепень. Настолько немиллионерского ощущения Пухл и вообразить-то не мог. Он уныло смахнул слепня и закончил свое дело. Потом достал кольт-«питон» из-за пояса и сунул его под левую руку. Тщательно ощупал правую штанину, пока не нашел пластырь, – по крайней мере лотерейный билет в безопасности. Он подумал, что бы сказали его родители, узнай они, что к правой ляжке у него примотаны 14 лимонов.

Вернувшись к пикапу, он обнаружил, что Бодеан Геззер уже успокоился. Фингал серьезно расспрашивал о грядущей атаке НАТО на Соединенные Штаты, интересуясь, надо ли ему было высматривать что-то особенное, – ясный сигнал, что пора уже браться за оружие.

– Типа вертолетов. Я слыхал, у них там секретные черные вертолеты имеются, – говорил он, – из Интернета.

– На вертолеты я больше не рассчитывал бы, – ответил Бод. – Черт, да они могут переключиться на дирижабли! Всякое бывает.

– Во бля! – огорчился Фингал.

– Вот что я тебе скажу – не удивлюсь, если это произойдет на рассвете, по-настоящему тихо. Просыпаешься одним прекрасным утром – хуяк, а на почтальоне уже голубая каска.

Фингал в ужасе отшатнулся:

– И что тогда – поубивают они всех нас, белых людей, так?

– Женщин не убьют, – уточнил Пухл. – Их они изнасилуют. Мужиков они убьют, вот кого.

– Нет, – сказал Бод Геззер. – Первое, что они сделают, – вгонят нас всех в такую жуткую нищету, что мы ни еды себе не сможем позволить, ни лекарств, ни одежды какой-никакой.

– Это как же так? – удивился Фингал.

– Легко. Представь, что они объявят все наши деньги нелегальными. Все, что ты накопил, – бесполезно, как туалетная бумага. А в это время они печатают совершенно новые доллары, которые миллионами раздают неграм, кубинцам и прочим.

Пухл уселся на бампер грузовика и помассировал раскалывающийся от похмелья лоб. Он уже слышал Бодову теорию заговора о замене валюты США. Тема возникла прошлым вечером в «Ухарях», когда Пухл снова предложил избавиться от ниггерской кредитной карты, пока ее не выследили. Бод заявил, что им стоит ее придержать на случай, если Новый мировой трибунал захватит все банки и выпустит новые деньги. Тогда вся тяжким трудом заработанная американская наличность окажется бесполезна.

– Какая наличность? – удивлялся Пухл. У них не было ни гроша.

– А новые деньги, – объяснял Бод Фингалу, – на них вместо Джорджа Вашингтона и Ю.С. Гранта будут табло Джесси Джексона и Тьфуделя Кастро.

– Что, правда? И что делать?

– Пластик, – ответствовал Бод. – Мы будем использовать пластик. Так, Пухл?

– Само собой. – Пухл поднялся, почесывая промежность. Он так давно в последний раз видел пятидесятидолларовую купюру, что не мог вспомнить, чье на ней лицо. Спроси Пухла, там вполне мог оказаться хоть Джеймс Браун [27].

– Давайте, что ль, еды какой надыбаем, – сказал он.

По дороге во Флорида-сити Фингал уснул, открыв рот и обнажив зубы, как дворняжка. Бод и Пухл воспользовались тихим часом, чтобы обсудить события прошлой ночи. За ними взаправду следили, или эта машина, которую они услышали, просто заблудилась в фермерских угодьях?

Бод Геззер был за последний вариант. Он настаивал, что заметил бы, если бы кто-то сидел у них на хвосте от самого ресторана.

– Может, и заметил бы, будь ты трезвый, – уточнил Пухл.

– Да никто за нами не ехал, я отвечаю. Просто передергались от всей этой вчерашней стрельбы.

– Что-то я не уверен, – ответил Пухл.

У него было сильное ощущение, что фортуна начинает поворачиваться задницей. Он окончательно уверился в этом после завтрака, за обедом, когда официантка не сразу вернулась с кредиткой. Пухл заметил, что она советуется с управляющим рестораном у кассового аппарата. В одной руке управляющий держал краденую «Визу», в другой – телефон.

Пухл прошептал через стол:

– Попались!

Бодеан Геззер застыл. Засовывая ноги обратно в ковбойские сапоги, он нечаянно пнул Пухла в колено. Пухл раздраженно заглянул под стол и прошипел:

– Осторожнее!

Фингал, вытаращив глаза, скручивал бумажную салфетку в узел:

– Блин, чего ж нам теперь делать?

– Сматываться, мальчик. Чего ж еще? – Пухл игриво постучал по лысому, изборожденному прожилками черепу Фингала. – Сматываться к ебеням, как ветер.