О славе мучеников

Глава 50. О святом мученике Бенигне

Свидетель Имени Господня Бенигн был сопричтен мученикам в крепости Дивион. Из-за громадного саркофага, в котором был он погребен, в нынешнее время люди, а в особенности святой епископ Григорий, думали, что в ней был похоронен кто-то из язычников. А крестьяне приносили там обеты и вскоре получали просимое.

Некто, получив от этого святого великие благодеяния, принес туда свечу, зажег ее и возвратился домой. А один маленький мальчик, заметив это, спустился к могиле, чтобы задуть и украсть свечу. Когда он сошел вниз, вдруг удивительной величины змея приползла с другой стороны и окружила ту свечу. Мальчик, испугавшись, вернулся наверх. Снова и снова он пытался унести свечу, но не мог из-за твари, загородившей ему путь. Когда сообщили об этом и подобных ему случаях святому понтифику, то он совершенно не поверил этому, накрепко повелел, чтобы не поклонялись тому месту.

Тогда однажды мученик Божий явился святителю и сказал: «Что ты делаешь? Не только сам не веришь, но и почитающим меня препятствуешь. Прошу, не делай этого впредь, но поскорее сооруди сень надо мной». Взволнованный этим видением, епископ пришел к гробнице святого и долго с плачем просил простить его за маловерие. А поскольку крипта, первоначально сооруженная там, разрушилась, то святой епископ восстановил ее, украсив великолепными сводами. Но, неизвестно по какой причине, саркофаг святого остался снаружи. И епископ, желая внести его внутрь, созвал на это послушание аббатов и других благочестивых мужей. И в этом собрании блаженный мученик явил великое чудо и людям и своему прославителю.

Как я ранее сказал, саркофаг был таким огромным, что, наверное, его не смогли бы сдвинуть и три пары волов. После того, как долго никто не смог придумать, каким образом его можно было бы внести внутрь, святой Григорий возжег свечи, и в торжественным песнопением взялся за саркофаг со стороны головы мученика, а двое пресвитеров — со стороны ног. Они с легкостью перенесли его в крипту и поставили в назначенное (подобающее) место. Немало людей видели это.

Спустя несколько лет блаженный исповедник Григорий получил от пришедших в Италию людей историю его страданий. И снова святой мученик прославил себя в людях многими чудесами. Вскоре епископ повелел устроить над той криптой большую церковь.

Недалеко от нее есть другая базилика, в которой чествуется святая Пасхазия. Так вот, в то время строителям было видение, будто некая старица входила в ту церковь. Была она в черной одежде, со светлыми, как перо лебедя, волосами и сияющим лицом. Она обратилась к рабочим: «Ну же, возлюбленные, завершите добрую работу: пусть поднимутся леса, возводящие это здание — дело это, имея такого начальника, справедливо должно быть исполнено быстро. Ведь если вам было бы позволено увидеть собственными глазами, то вы, несомненно, увидали, что трудами вашими руководит святой Бенигн».

Сказав это, она вошла в базилику, куда направлялась, и не явилась более никому. Тогда рабочие поняли, что это явилась святая Пасхазия.

Многие люди наливают вино или сикеру на камень, к которому ноги ее были пригвождены расплавленным свинцом. И если они потом смочат им (этой влагой) сильно воспаленные глаза или приложат к какой-нибудь ране, то болезнь их немедленно уходит, и они исцеляются. В этот я и сам хорошо убедился. Ведь когда я тяжело страдал от сильного воспаления глаз, то приложил к ним то святое помазание и тотчас избавился от боли.

Когда в арвернскую область пришла паховая чума, отогнанная после молитвой святого епископа Галла, и внезапно признаки ее появились на стенах домов и церквей, моей матери ночью привиделось, будто бы вино в наших погребах обратилось в кровь. Когда она стала рыдать и восклицать: «Горе мне! Это означает гибель моего дома», некий муж сказал ей:

— Знаешь, — спрашивает он, — что завтра, в ноябрьские календы, празднуется память страданий мученика Бенигна?

— Знаю, — отвечает она.

— Пойди, — говорит он, — проведи всю ночь, молясь на торжественной службе — и спасешься от чумы.

Пробудившись от сна, она исполнила то, что ей было велено, и хотя соседние дома были отмечены чумой, наш дом остался невредимым.