Письмо скрипача-революционера Э. Сырмуса Горькому (о встрече и беседе с Лениным)
В фойе наших театров, во Дворцах Культуры на мраморе стен выведены золотом слова:
«Искусство принадлежит народу».
Ленин
Это строчки из беседы Владимира Ильича с немецкой коммунисткой Кларой Цеткин. Беседа их происходила в Кремлёвской квартире Ленина почти полвека назад — в 1920 году. Клара примечала всё — и то, как похудели Ильич и Надежда Константиновна, и как бедно и пусто было на столе этих радушных хозяев. Она приехала в Москву, чтобы своими глазами увидеть страну победившей революции.
Клара знала, что Россия окружена интервентами, идёт гражданская война. Выдержит ли народ неравную борьбу? Она увидела голодную и мёрзнущую столицу, людей, которым не хватало хлеба, а кусочек сахара казался роскошью. Но она видела, как вечером те же полуголодные, усталые люди тысячами заполняли театры. Что влекло их в холодные залы, где приходилось сидеть в шубах? И что побудило партию в такое отчаянно трудное время уделять столько внимания и заботы искусству?
Ленин с большой охотой отозвался на вопросы старой коммунистки. Он рисовал ей замечательные картины будущего расцвета искусства в Советской стране. Эти мысли он лелеял много лет. Когда с маленькой группой товарищей где-нибудь в Женеве или Праге Владимир Ильич слушал оперу, он думал о рабочих, чьими руками построены театры, о тех, кто ткал шелка и бархат для их украшения, но сам не переступал порога театра. Ведь партия вела борьбу и за то, чтобы трудовой народ пришёл хозяином в эти прекрасные залы.
И Ленин с жаром говорил Кларе Цеткин, что искусство никогда больше не будет принадлежать богачам. Теперь оно будет глубоко проникать в народные массы. Народ научится понимать искусство, полюбит его. Из народа будут выходить свои талантливые творцы искусства — страна будет растить и развивать их дарования.
Поражённая, слушала Клара Ленина. Придя домой, она записала его слова: каждое врезалось в её память. Да, наступала новая жизнь искусства в этой удивительной стране, где музыка могла окрылять людей, поднимать на большие дела. Вместе с Великим Октябрём искусство хлынуло в массы, как поток, прорвавший плотину. Советское Правительство обратилось ко всем музыкантам, художникам, литераторам: давайте вместе работать для народа! Отдел искусств заканчивал свой призыв словами: «Все дружно вперёд, к искусству, к красоте!» Было чему удивляться старой немецкой коммунистке. В театрах и концертных залах она видела скромно одетых рабочих, девушек в красных платочках, матросов, опоясанных пулемётными лентами. Концертным залом стал даже Зимний дворец, где прежде жили цари. Его тогда назвали Дворцом Искусств. За один только год Советской власти в Петрограде состоялось больше 300 концертов. И каждый из них проходил как праздник. Николай Ильич Подвойский от имени Военно-Морского Комиссариата просил комиссара просвещения Луначарского уделить внимание музыкальному просвещению солдат и моряков. «Мы можем двинуть огромные силы на это дело»,— обещал нарком. Начались концерты в казармах, театры ставили оперы и балеты для армии, множество групп артистов отправлялось на фронт. Красную армию стали называть Университетом музыкальной культуры. Большую любовь завоевали «Музыкальные понедельники» Балтийского флота. Здесь можно было послушать лучшие симфонические оркестры, хор Капеллы, талантливых солистов. Здесь читались увлекательные беседы о музыке. Но где бы ни проходил концерт — в театре ли, в матросском ли клубе — зрители обязаны были находиться в полной боевой готовности. Очередной музыкальный понедельник. Зал погружён в музыку. Но её приходится прервать. Раздаётся команда: «Подводники — выходи! Курсы командного состава — на перекличку»! Белый генерал Юденич приближался к Петрограду. Слушатели концерта были отправлены на боевые участки. К ним добровольно присоединились и некоторые артисты.
А ещё через несколько дней и слушатели и музыканты возвратились с фронта. Был объявлен следующий Музыкальный понедельник. Кто остался живым и здоровым, принял в нём участие.
Торжественное заседание Петроградского Совета, посвящённое первой годовщине Октябрьской революции, началось необычно: депутаты и гости слушали «Реквием» Моцарта. Его исполнили бывшие придворные музыканты: симфонический оркестр и Капелла. Дирижировал знаменитый Альберт Коутс.
Председатель собрания обратился к залу: «Я счастлив, что благодаря власти пролетариата имею возможность на 52‑м году жизни слушать такую прекрасную музыку, о которой в продолжении всей своей прежней жизни не знал»… Но многим даже искренним друзьям народа не верилось в чудо, не верилось, что полуграмотная рабочая масса способна слушать серьёзную музыку.
Писатель А. Серафимович пришёл на многолюдный митинг в манеже. На эстраду вышла молодая скрипачка. Писатель с первых звуков узнал Легенду Венявского. Он расстроился: «Напрасно она — Легенду. Надо же считаться с публикой». Опустив голову, он ждал: вот-вот начнётся кашель, болтовня. Но внезапно наступила тишина. Весь манеж замер. Будто перестали дышать все восемь тысяч зрителей. Какие-то незримые нити протянулись от скрипачки к аудитории. Легенда захватила все сердца. Как же радовался писатель своей ошибке!
Года через три Серафимович был приглашён к Ленину. Владимир Ильич спрашивал, над чем он работает, часто ли встречается с рабочими. Александру Серафимовичу припомнились впечатления от недавней поездки на Лосиный Остров к рабочим крупного арсенала. Рабочие арсенала тянулись к культуре, но в посёлке не было просторного здания, где можно было бы устроить лекцию, концерт или спектакль.
Выделялась своими размерами лишь бывшая помещичья конюшня. Помещик был любителем скаковых лошадей и для них построил огромную конюшню. Кому-то пришло в голову переделать её под клуб. Рабочие прорезали в стенах большие окна, настлали полы, сделали сцену, провели электричество — получился красивый и уютный зал. Тогда арсенальцы отправились в Москву за артистами и торжественно открыли свой клуб. Рассказывая об этом Ленину, Серафимович пошутил, что из конюшни получился зал не хуже дворянского собрания[18]. Владимир Ильич рассмеялся шутке. Он смеялся радостно, от всей души, даже слёзы от смеха выступили. Вытирая их, Ленин сказал:
«Только рабочий умеет построить из конюшни „Дворянское собрание“, а то ли он ещё построит, дайте срок!» И потом задумчиво добавил: «Страшно дорого заплатили рабочие за своё право быть хозяевами жизни, но в конце концов выиграют они. Это воля истории».
Да, Ленин глубоко верил в рабочий класс. Он с гордостью говорил Кларе Цеткин, что рабочие получили право на настоящее, великое искусство. В концертах исполнялись лучшие произведения музыкального искусства. На съездах и конгрессах, на митингах-концертах[19] выступали выдающиеся русские певцы и музыканты.
Зарубежные исполнители не сразу решались посетить молодую Советскую страну. Слишком много наслышались они выдумок о большевиках — «душителях культуры». Но постепенно революционная Россия стала интересовать и притягивать передовых зарубежных артистов, они стали появляться в Москве. Первым из дирижёров приехал Оскар Фрид из Германии. Это было большим событием в музыкальной жизни столицы. Фрид был принят Лениным. Во время беседы дирижёр задал вопрос, который, оказывается, очень беспокоил его: нужно ли дирижёру появляться перед советской публикой во фраке? Может быть его примут за буржуя и слушать не захотят?! Владимир Ильич улыбнулся наивному вопросу. Он ответил Фриду, что каждый концерт — праздник, и артист, уважающий слушателя, должен выступать в праздничном концертном костюме. А наш слушатель заслуживает особенного уважения потому, что он высоко ценит и любит настоящее искусство.
Фрид успокоился, но только после первого концерта по-настоящему оценил слова Ленина. Его поразил искренний интерес советских людей к музыке. Что-то особенное он уловил даже в их горячих аплодисментах. «Ленин был прав. Я выступал перед избранной публикой»,— писал растроганный дирижёр.[20]
В 1921 году А. В. Луначарский получил письмо от знаменитой американской танцовщицы Айседоры Дункан. Она просила разрешения приехать в Советскую страну, чтобы развивать здесь свою школу танцевального искусства. Дункан искала новых путей в хореографии. Танец, считала она, должен передавать большие идеи, заложенные в музыкальном произведении. Он должен быть свободным и от стесняющего тело трико и от заученных балетных движений. Артистку не страшили трудные условия жизни в России. Ей казалось, что здесь её идеи будут поняты и приняты. Ленин поддержал просьбу Дункан, и вскоре москвичи познакомились с её своеобразным, талантливым искусством. Первый концерт Айседоры Дункан состоялся в день четвёртой годовщины Октября. Сама его программа была удивительной: Дункан танцевала… Шестую симфонию Чайковского!
Последний номер программы назывался «Интернационал». В сопровождении полутораста детей в развевающихся красных одеждах Дункан исполняла под музыку пролетарского гимна танец-плакат об освобождении угнетённых, о дружбе народов земли.
Владимир Ильич наклонился над барьером ложи и неотрывно следил за танцем. Лицо его, словно зеркало, отражало каждый жест танцующих. Когда прозвучали последние аккорды, и зал восторженно зааплодировал, из ложи раздался возглас: «Браво, браво, мисс Дункан!». И все увидели Ленина. Публика не отпускала артистку, требовала повторения. «Я повторю танец, если мне помогут зрители»,— согласилась Айседора. Все встали с мест. Встал и Ленин и запел вместе со всеми великую песнь партии.
А ещё раньше — в 1919 году, как раз в дни второй годовщины Октября в Петроград приехал из Англии скрипач с европейской славой — Эдуард Сырмус. Он попал на заседание Петроградского Совета. Ему дали слово. Сырмус вынул скрипку и сказал собравшимся: «Я приветствую вас, товарищи, любимой песней английских рабочих — „Красное знамя“». Сырмус выступил и перед школьниками Петрограда. Он рассказывал им о жизни детей в капиталистических странах и перемежал речь музыкой. Знаменитый музыкант исполнял труднейшие произведения классиков и простые народные песни. Заканчивая концерт, Сырмус «запел» на скрипке «Интернационал». Весь зал, поднявшись с мест, вторил чудесному запевале. А через несколько дней скрипач, одетый в военную шинель, был уже среди защитников Петрограда от белогвардейцев. Винтовкой он владел так же уверенно, как скрипкой. Но и скрипка не отдыхала. Воинские газеты тех времён полны сообщений о замечательном скрипаче-коммунисте. С нашей армией он дошёл до реки Нарвы. Отсюда была видна земля его родной Эстонии, где властвовала тогда буржуазия.
В газетах писали, что Сырмус выслан из Англии за то, что поднимал рабочих на защиту Советской России. В своих концертах в ответ на овации он играл какую-нибудь народную мелодию и говорил: «Вы наслаждаетесь концертом, а ваши сыновья убивают советских рабочих и крестьян и сами гибнут. Пусть эта песня напомнит вам о них». Правительство запрещало концерты-митинги Сырмуса, но лондонские электрики грозились оставить город без света.
И в огромных залах собирались тысячи рабочих. На стенах висели лозунги: «Да здравствует Ленин! Да здравствуют русские большевики». С каждым выступлением скрипача всё новые и новые сторонники присоединялись к призыву «Руки прочь от Советской России».
Что привело знаменитого музыканта на путь революционной борьбы? Как научился он служить народу своей скрипкой? Ответ на этот вопрос даёт рукопись Сырмуса «Моя встреча с Лениным». Её недавно обнаружил в архивах Института Марксизма-ленинизма журналист Д. Руднев. «С малолетства мною владели две страсти — страсть к скрипке и страсть к пролетарской революции. Эти страсти текли параллельно, мешая друг другу, исключая друг друга, пока я не встретился с Лениным. Ленин соединил эти страсти и дал им плодотворное направление».
Сын эстонского крестьянина-бедняка Эдуард Сырмус рано вступил в революционную борьбу. На подпольных собраниях и сходках товарищи любили слушать юного скрипача. В Петербурге он учился у выдающегося профессора Ауэра. Скоро студент попал за тюремную решётку. И здесь, в тюрьме, он добился, чтобы его скрипку принесли в камеру. Он всей душой верил в силу музыки. Прикладывая скрипку к стене, он играл Чайковского и Шопена. В соседней камере товарищи слушали музыку, прижав ухо к стене, а потом благодарили музыканта по тюремной азбуке постукиванием в стену.
После поражения революции 1905 года Сырмус уехал в Финляндию. Он слыхал, что и Ленин там, но встретиться с ним не удалось. Сырмус выступал с большим успехом в разных странах. Однако его мучила мысль, что искусство его ещё несовершенно. Скрипач рабочего класса должен играть лучше королевских скрипачей! И как поставить любимую скрипку на службу делу революции? Он мечтал поговорить об этом с Лениным.
В 1909 году Сырмус приехал в Париж. Здесь и произошла долгожданная встреча. Сырмус сказал Ильичу: я большевик, но очень люблю скрипку. Имею ли я право играть на скрипке? И Ленин ответил — да, если будете скрипачом-большевиком. Музыка — большая сила, её надо использовать для наших целей.
В Париже Сырмус дал концерт для эмигрантов-революционеров. После ему сказали, что Владимира Ильича видели в последнем ряду зала. А через несколько дней к Сырмусу пришёл секретарь заграничного бюро ЦК партии и передал, что партия будет давать ему деньги, чтобы он мог совершенствовать свое мастерство. Сырмус стал брать уроки у профессоров Анри Марто и Люсьена Капэ и приобрёл феноменальную технику.
Первые же концерты в городах Швейцарии принесли скрипачу шумный успех.
Газеты разнесли весть о нём, последовала поездка по Европе, и везде музыке сопутствовало яркое слово коммуниста. Если бы не эти речи, легко, победно шла бы его дорога к славе. Но Сырмус оставался неподкупным. Тюрьмы были знакомы ему не меньше чем концертные залы, но он переносил их стойко, потому что, говорил Сырмус, «Ленин толкнул меня на путь скрипача-революционера»…
Недолго пробыл замечательный музыкант в России. В 1921 году в Поволжье начался голод. Нужна была помощь, и Сырмус снова отправился в страны Европы. Он играл в пользу голодающих в Поволжье и в пользу детей политзаключённых в тюрьмах Германии. Газеты превозносили чарующий звук, глубину исполнения, необыкновенную технику. Его называли великим мастером, а полиция ворвалась на эстраду и разбила бесценный старинный инструмент скрипача. И снова блеск концертного зала сменяет мгла тюремной камеры. На этот раз с ним нет друга-скрипки. Но есть друзья на далекой родине.
Выйдя из тюрьмы, Сырмус опять на эстраде. Он говорит: «Самолёты капиталистов несут смертоносный груз, а моя Родина послала мне по воздуху новую скрипку из государственной коллекции!» И высоко поднимает дорогой подарок.
Шли годы. Седели волосы. Но музыкант-борец не сдавался. Он продолжал путь, на который встал по слову Ленина.[21] Владимир Ильич с особенной любовью и чуткостью относился к одарённым людям. «Талант — редкость. Надо его систематически и осторожно поддерживать»,— говорил Ленин и первый подавал пример бережного отношения. Многие артисты, выступавшие в присутствии Ленина, сохранили светлую память о добром слове, дружеском совете Ильича.
Эдуард Сырмус
Выдающаяся русская певица, народная артистка СССР А. В. Нежданова познакомилась с Лениным на концерте-митинге. Только что Владимир Ильич окончил свою речь, и шквал аплодисментов буквально потряс Колонный зал. Казалось, невозможно было даже такой привыкшей к овациям артистке, как Нежданова, выйти на сцену после Ленина. Ильич почувствовал волнение певицы. Он сказал ей приветливые слова о большом её мастерстве, а потом присел на сцене недалеко от рояля и стал слушать её с таким вниманием и удовольствием, что волнение артистки улеглось, и захотелось петь ещё лучше… для Ленина. А однажды Ленин пришёл на концерт Шаляпина. Он незаметно прошёл к своему месту в партере и сел, заранее радуясь предстоящему наслаждению. Перед выходом прославленного певца в зале дали полный свет. Кто-то сверху увидел Ленина и закричал: «Ленин! Ленин!» Зрители вскакивали с мест, раздались приветственные возгласы, овации. Ленин вобрал голову в плечи, сердито махал рукой, указывая на сцену, но зал не унимался. Тогда Владимир Ильич встал и направился к выходу. Он шёл по проходу хмурый, расстроенный, не слушая восторженных криков. А дома говорил сестре, что публика вела себя бестактно. Это неуважение к артисту. Марию Ильиничну тоже огорчило поведение зрителей. И обидно было: в кои веки Ильич выбрался послушать музыку, даже заседание отменил — а пришлось уйти!
В чудесный весенний вечер 1920 года — в этот день Владимиру Ильичу исполнилось пятьдесят лет — он долго слушал музыку. Известное в то время трио имени Страдивариуса исполняло Чайковского. А потом человек, сидевший рядом с Лениным, встал и направился к роялю. Это был Исайя Добровейн — тот самый, что через несколько месяцев на квартире Е. П. Пешковой играл Ильичу и Горькому Аппассионату. И сегодня он играл Бетховена — Патетическую сонату. Ленин слушал любимого пианиста растроганный и благодарный. Это был дорогой подарок юбиляру. Он тепло попрощался с музыкантами и обращаясь к пианисту шутливо выражал ему свой восторг: Добровейн! Отличновейн! Прелестновейн! Чудесно-чудесновейн.
Ещё при царизме, в 1911 году начал пропаганду русской народной песни Митрофан Ефимович Пятницкий. Тогда его хор мало напоминал нынешний государственный коллектив, что носит имя своего основателя. Это была небольшая группа крестьян из его родного села, которых Пятницкий изредка за собственный счёт привозил в Москву. За три года этот хор дал всего десяток концертов. После Октябрьской революции Пятницкому удалось создать в Москве крестьянский хор уже с постоянным составом. Хор много выступал, особенно для красноармейцев на вокзалах при отправке эшелонов на фронт. Певцы в крестьянских зипунах с котомками в руках исполняли родные песни. Их искусство было по душе братьям, одетым в солдатские шинели.
23 сентября 1918 года хор выступал в Кремле для красноармейской аудитории. Открылся занавес, и певцы увидели Ленина. Он сидел очень близко — в первом ряду. Рука его была на повязке. Не прошло ещё и месяца после дня, когда Ильич был ранен предательской пулей.
Программа началась словами Пятницкого о народной песне. Кроме множества песен, коллектив показал живую картину «Освобождённая Россия». Хор пел:
Ты Россия, ты Россия,
Мать, Российская земля.
Много горя ты приняла
От приспешников царя…
А впереди хора стояли три женщины в русских костюмах, со снопом ржи и букетами полевых цветов. После концерта певцы попросили коменданта Кремля передать эти цветы Владимиру Ильичу. Комендант вернулся и сказал Пятницкому, что Ленин ждёт его завтра в Кремле.
Митрофан Ефимович держал в руке пропуск и не верил своим глазам. Сколько лет бился он как рыба об лёд, чтобы государство хоть немного помогло его делу. А сегодня — сам вождь народа, председатель Совета Народных Комиссаров заинтересовался им! Назавтра Пятницкий рассказал Ленину, как он ездит по деревням, разыскивает певцов и записывает чудесные народные песни. С каким энтузиазмом работают одарённые крестьяне и становятся подлинными художниками. Ленин слушал с большим сочувствием. Он считал, что Пятницкий делает очень важное для народа дело и обещал, что советская власть будет поддерживать его начинание. «Если что-нибудь нужно будет Вам, черкните на клочке бумажки, и я Вам помогу»,— сказал Ленин.
Давно это было… И как вырос с той поры всемирно известный в наши дни хор имени Пятницкого!
Ленин никогда не оставался равнодушным даже к малейшему проявлению дарования.
Во время восьмого съезда Советов в перерывах делегаты то здесь, то там распевали песни. Ленин присоединился к какой-то группе в углу вестибюля. Там соловьём заливался молодой паренёк, запевая «Во поле березонька стояла». Ильич пел со всеми и вдруг смолк, стал прислушиваться. Его поразил голос юноши. Он спросил, откуда приехал, как фамилия, учился ли петь? А на следующий день Ленин разыскал Афанасьева (так звали делегата) и дал ему записку в Московскую консерваторию: «…Голос у вас замечательный. Будем учиться петь».
Многие талантливые люди в те годы получали «путёвку» в искусство. Армейские запевалы, участники самодеятельности становились впоследствии известными артистами. Всё делалось для развития их дарований, хотя часто таким самородкам приходилось вместе с азами музыки одолевать и азы обыкновенной грамоты. В одной из частей, сражавшихся во время гражданской войны под Царицыным, был юный воспитанник — сын полка Павлик Серебряков. Вместе со взрослыми он участвовал во фронтовых концертах, аккомпанировал певцам, и талант мальчика заметили.
Когда окончилась война, сам комиссар части привёз Павлика в Ленинградскую консерваторию. А сегодня Павел Алексеевич Серебряков — народный артист СССР, ректор воспитавшей его консерватории. В бригаде Григория Котовского был тринадцатилетний трубач-сигналист Натан Рахлин. Как-то мальчика послали в Киев на смотр кавалерийских частей. Он должен был сыграть сигнал, стоя в стременах. Вечером после смотра сигналист пошёл в городской сад на концерт и впервые в жизни услыхал симфонический оркестр. Это решило его судьбу. Прошли годы, и бывший юный трубач встал за дирижёрский пульт. Теперь Натан Григорьевич Рахлин — известный советский дирижёр, народный артист СССР.
Так уже в самые первые годы советской власти стали сбываться вещие слова Ленина, сказанные им Кларе Цеткин. Искусство в нашей стране стало пробуждать в народе таланты и открыло им широкую дорогу в жизнь.