О том, как В. И. Ленин любил музыку

Великий друг детей

Вторая годовщина Великого Октября. В. И. Ленин на Красной площади

В июне 1920 года на приёме у Ленина был корреспондент японской газеты «Осака Асахи» Рё Накахира. Советской власти не было тогда ещё трёх лет. Г‑ну Рё Накахира хотелось расспросить о ней самого вождя партии и основателя пролетарского государства. Владимир Ильич охотно отвечал на вопросы журналиста и сам интересовался жизнью Японии. Корреспондента особенно поразил вопрос Ленина — правда, ли, что японские родители не бьют детей? «Скажите мне, это правда или нет? — спрашивал Владимир Ильич.— Это очень интересный вопрос». И потом добавил, что Советское правительство будет добиваться, чтобы и у нас покончить с этим.

Очень интересный вопрос! Владимиру Ильичу всегда было интересно всё, что касается жизни детей. Он хотел, чтобы все дети были сыты, одеты, чтобы все они могли учиться, чтобы их жизнь не омрачало горе. Ленин хорошо знал цену детского горя и детской радости. Куда бы ни забрасывала его судьба, везде он находил маленьких приятелей.

В Шушенском его любимцем был шестилетний крестьянский мальчуган Минька. С раннего утра, закутанный в материнскую кофту, Минька появлялся на пороге комнаты Ильича и радостно объявлял: «А вот и я». Он следовал за Лениным, как маленькая тень. А когда ссылка кончилась, и Владимир Ильич уехал из Сибири, мальчуган захворал от горя.

С большой нежностью Ленин относился к детям товарищей по партии. С его приходом в доме, где были дети, начинались песни, игры, весёлая кутерьма. Ильич гонялся за ребятами, рыча страшным голосом. А те, визжа от восторга, спасались; сдвигалась и с грохотом опрокидывалась мебель…

Но порой, посадив на колени кого-либо из детей, Владимир Ильич серьёзно спрашивал: «Не правда ли, ты вырастешь хорошим коммунистом?».

В годы эмиграции Ленин приезжал к Горькому в Италию, на остров Капри. Гуляя по берегу, Владимир Ильич перезнакомился с детьми рыбаков. Он тогда неважно говорил по-итальянски, но ребята отлично понимали его. Они сбегались со всех концов, завидев издали синьора «Дринь-дринь» (так прозвали Ленина рыбаки).[22] В его карманах всегда были лакомства для маленьких оборвышей, он знал множество весёлых игр, он любил петь, и ребята учили его итальянским песням.

Артист Пётр Райчев наблюдал эти шумливые встречи и удивлялся, что Владимир Ильич отдаёт столько сердца загорелым сорванцам из чужой страны. «Если бы в жизни не было другой цели, я остался бы навсегда среди них»,— сказал ему Ленин.

Владимир Ильич любил детей большой отцовской любовью. Он видел в них будущее страны, и, словно отвечая заветной мечте Ильича, ребята не только радовались новой жизни, которую открыла для них Октябрьская революция, они стремились участвовать в ней, стать помощниками коммунистов. Однажды в праздничный день Владимир Ильич вместе с Свердловым шёл из Кремля на Красную площадь. По городу с песнями и оркестрами проходили колонны трудящихся. Издалека послышалось: «Смело, товарищи, в ногу». Пели ещё неокрепшие, тонкие, но задорные голоса; под песню шагали школьники. Лицо Владимира Ильича расцвело радостью, он остановился и прислушался. А Свердлов воскликнул: «Нет, дело наше непобедимо! Даже если мы и погибнем, они, вот эти ребята, пойдут вперёд и вперёд! Коли в десять лет они поют наши песни, то вырастут настоящими революционерами и довершат всё то, чему мы положили начало! Хорошо!» «Хорошо»,— ответил Владимир Ильич.

В 1919 году здоровье Надежды Константиновны пошатнулось. Ей нужен был отдых на воздухе. Ленину посоветовали поселить её в Сокольниках, в Лесной школе, где жили и учились слабые здоровьем дети. Владимир Ильич часто навещал жену, познакомился и подружился с воспитанниками. В школе был хороший хор. Владимир Ильич охотно слушал, как поют ребята. Особенно нравилась ему народная песня «Уж как во поле калинушка стоит». В ней пелось про соловья, который на воле распевал звонкие песни, а попав в золочёную клетку загрустил, и песни его замолкли. Уж кто-кто, а Ленин хорошо знал, каково живётся в неволе! Особенно трогал четвёртый куплет:

А ребята заметили это и старались петь нежно, печально и ласково.

В январе 1919 года Владимир Ильич задумал устроить в Лесной школе ёлку. Вскладчину с друзьями раздобыли немного конфет и орехов. Украсили ёлку сами ребята. Они подготовили концерт, разучили пьесу «Санки-самокатки». А взрослые приготовили для них сюрприз — пригласили на ёлку артистов: замечательную певицу В. В. Барсову и пианиста, профессора Консерватории С. Е. Фейнберга. Все были в сборе, ждали только Ленина, но он почему-то очень опаздывал. Пришлось ребятам сыграть спектакль без него. Вдруг открылась дверь, и появился Ильич с сестрой, с головы до ног запорошённые снегом. Ребята радостно запрыгали, повисли на его плечах. Самая голосистая девочка завела песню про ёлку. Владимир Ильич подхватил песню. Все закружились в хороводе, и никто не спросил, почему Ленин приехал с таким опозданием. А он, не желая омрачать праздник, ни слова не сказал о том, что на его машину напали бандиты, и он сестрой едва добрался до посёлка пешком…

Ребята непременно хотели повторить для Ленина свою программу. Все началось снова: опять сыграли «Санки-самокатки», спел хор, а потом выступили артисты. Концерт был, как в настоящей Филармонии.

С. Е. Фейнбергу очень хотелось сыграть для Владимира Ильича что-нибудь из его любимых произведений. Надежда Константиновна рассказала ему, что Ильич очень любит прелюдии Шопена: ещё в далекой юности, когда играла их сестра Ольга, Ленину стали близки эти маленькие пьесы, похожие на краткие записи в дневнике, где человек искренно раскрывает свои переживания, яркие впечатления. В прелюдиях Шопена запечатлены и взлёт мечты, и тихая грусть, и драматические образы.

Особенно нравилась Владимиру Ильичу пятнадцатая, ре-бемоль-мажорная прелюдия. Она начинается прекрасной, певучей мелодией. А рядом с ней, почти не умолкая, как мерно падающие капли, повторяется один и тот же звук. Это сопровождение создает тоскливый фон, придаёт светлой мелодии печальный характер. Всё глубже становится раздумье, всё более бурной и драматичной делается музыка средней части прелюдии. Но вот снова возвращается знакомая пленительная мелодия со своим монотонно «капающим» спутником. И в конце — маленькое выразительное, как человеческая речь, заключение. Эту прелюдию и сыграл в тот вечер профессор Фейнберг.

Заслушались Шопена и взрослые и дети.

Валерия Владимировна Барсова сперва спела «Соловья» Алябьева, а потом раскрыла томик песен для детей Чайковского и пела их одну за другой: «Зима», «Цветок», «Колыбельная», «Мой садик»… Артисты были счастливы, видя с каким удовольствием слушает Владимир Ильич эти поэтичные мелодии. Счастливы были и ребята.

Когда Ленин после многих лет эмиграции вернулся в Россию, в его семье оказались новые члены, ещё ему не знакомые: сын Дмитрия Ильича Виктор Ульянов и приёмный сын Анны Ильиничны Гора Лозгачёв. Виктора привезли в Москву из деревни. Он стеснялся незнакомого общества. Увидев нового дядю, Виктор совсем заробел и забрался под диван. Но Владимир Ильич быстро сладил с маленьким дикарём. Он знал от взрослых, что мальчик любит петь, и стал выспрашивать его, какие песни поют в деревне. После долгого молчания из-под дивана раздались хлёсткие частушки. Владимир Ильич от души хохотал, слушая их. Это придало певцу храбрости. Он вылез из своего укрытия и уже на коленях у Ильича спел все песни, какие знал. Песня была первым шагом к нежной дружбе Виктора Ульянова с Лениным.

Гора Лозгачёв вошёл в семью Елизаровых-Ульяновых в пятилетнем возрасте. Было это в Саратове. Несколько лет назад он рассказал о замечательной семье своих приёмных родителей в книге «Незабываемое». В этой книжке большое место отдано и музыке.

В квартире Ульяновых Гора впервые увидел пианино: чёрное, с медными подсвечниками и барельефом Моцарта на крышке, оно стояло в гостиной. Он часто слышал как мамочка (так в семье называли Марию Александровну) играет на этом новом для него инструменте. Его удивило, что прежде чем заиграть она ставит на пюпитр книжку, но в ней не буквы, уже знакомые мальчику, а какие-то значки с хвостиками. Любознательный малыш добился-таки, что Мария Александровна рассказала ему о нотных линейках и о том, как нарисованные на них значки «оживают», поют, если ударить по нужной клавише.

Для Горы и его сестры Вари купили песенный сборник «Гусельки», знакомые самим с детства. За рояль садились Мария Александровна или Мария Ильинична. Детей приучали петь на два голоса простые песенки вроде «Повадился журавель» и следили, чтобы они пели чисто, не фальшивили. Под музыку проводили игры. Очень любили игру «холодно — жарко». Слушая музыку, нужно было отыскать спрятанный предмет. Когда водивший приближался к нему, музыка звучала громче, когда удалялся — затихала.

По семейной традиции устраивалась ёлка с обязательным спектаклем, шарадами, концертом и танцами.

Когда в 1912—1914 годах Марию Ильиничну сослали на север, за ней последовали мать и Гора. Ему помнится, как по вечерам в их квартиру в Вологде сходились товарищи. Вместе читали, спорили, пели. Песни звучали приглушённо: под окнами вечно шныряла полиция.[23] В Вологду переправили «мамочкино» пианино. В кругу товарищей Мария Ильинична играла Шопена, Шуберта. Не отказывалась присесть к роялю одна или вместе с дочерью и Мария Александровна, теперь уже очень постаревшая и ослабевшая. Один из ссыльных — Милютин — приходил со скрипкой. Мария Ильинична аккомпанировала ему. Музыка помогала бороться с невзгодами, скрашивала житьё…

В доме постоянно с большой любовью говорили о Владимире Ильиче. Ещё задолго до встречи Гора знал о нём и мечтал увидеть Ленина.

Бойкий мальчик с первой встречи «атаковал» Владимира Ильича. Иногда ему выпадало счастье проехаться в машине с Лениным, постоять рядом с ним на трибуне митинга, а то и побывать в театре. Гора смело входил в Кремлёвский кабинет Ленина, настойчиво, почти насильно отрывал его от письменного стола и, торжествуя, вёл к обеденному. Он надеялся, что после обеда дядя Володя, может быть, урвёт минутку, чтобы повозиться с ним…

Однажды, оставшись дома вдвоём с Владимиром Ильичом, Гора уже приготовился, как обычно, завести игру или интересную беседу. Вопрос уже был готов слететь с его губ, как вдруг он заметил, что дяде не до весёлой возни. Ленин ходил из угла в угол, заложив руки за спину, невесёлый, озабоченный. Мальчик сразу вспомнил о его тяжёлом ранении, испугался и спросил Владимира Ильича, не заболел ли он снова? Ленин остановился, посмотрел на Гору и вполне серьёзно, как взрослому, сказал: «Понимаешь, Гора, стоит вопрос: закрыть Большой театр! Считают, что чересчур дорого обходится его содержание, убыток большой приносит, дров нету! Вот, как по-твоему быть с этим, жалко, а?».

Вот что, оказывается, мучило Владимира Ильича! Время было, действительно, исключительно тяжёлое. Гражданская война отрезала от центра страны районы, богатые топливом и хлебом. Голодала и мёрзла столица. Вспыхивали эпидемии. В правительственных кругах стали поговаривать о закрытии Большого театра. Старый оперный театр и вправду съедал массу топлива и денег. Раздавались голоса, что опера теперь для рабочих излишняя роскошь. Другие приходили в ужас от одной мысли, что гордость русского искусства — Большой театр будет закрыт. И те и другие с надеждой и опаской ждали, что скажет Ленин. А он и виду не подавал, как волнует его судьба Большого театра. Но дома, наедине с племянником, не сдержался: волнение прорвалось наружу.

Гора и вправду расстроился, услыхав, какая беда грозит Большому театру. Он уже успел побывать там на опере «Золотой петушок», на балетах «Спящая красавица» и «Конёк-Горбунок». Значит негде теперь будет послушать чудесную музыку, увидеть ожившие на сцене сказки!

Он печально и растерянно произнес: «Жалко, Владимир Ильич, не надо закрывать»… «Вот и я тоже думаю, что не надо бы»,— ответил Ленин и снова принялся вышагивать по веранде.

А через несколько дней на заседании Совнаркома обсуждалось предложение о закрытии Большого театра. Докладчик уверял, что рабочим ничего не дают «буржуазные» оперы «Кармен» или «Евгений Онегин», а топлива на театр уходит пропасть. Разумнее будет дорогостоящий театр закрыть, зато получше топить бани.

Все с тревогой ждали речи Ленина. Но речи не последовало. Владимир Ильич лукаво взглянул на ретивого докладчика и поставил вопрос на голосование. Но мимоходом он заметил, что докладчик несколько наивно понимает задачи театра, и что от музыкального наследия ещё рано отказываться. Совнарком единогласно решил сохранить Большой театр. Словно камень с души у всех свалился после краткой реплики Ленина. Гора Лозгачёв был ещё мал, чтобы понять, какой важный для нашей страны вопрос мучительно решал Ленин, в волнении шагая по веранде. Мальчик видел перед собой только роскошный зал, нарядные декорации, танцы, музыкантов, а Ленин думал о неграмотных рабочих и крестьянах России, о сверстниках Горы, которым нужно подняться к вершинам культуры; им предстояло строить коммунизм и жить при коммунизме.

«Ты вырастешь хорошим коммунистом?» — спрашивал Ленин маленьких своих приятелей. Но чтобы вырасти коммунистом, мало повторять лозунги партии. «Коммунистом можно стать лишь тогда, когда обогатишь свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество»,— говорил Ленин на третьем съезде Комсомола в 1920 году.

Большой театр и был очагом музыкальной культуры, обладателем её богатства.

На его спектаклях люди постигали глубину и красоту музыки Глинки и Чайковского, Мусоргского и Бородина, Вагнера и Верди. По воскресеньям сюда стали приходить дети. Первыми посетителями воскресных утренников были воспитанники детских домов. Их было много, осиротевших в двух войнах ребятишек, которых прежде презрительно называли «приютскими». Теперь слово «приют» было зачёркнуто. Вместе с ним выбросили и долгополую, серую, похожую на арестантскую приютскую одежду. Воспитанники детских домов, советские дети — «цветы революции», как называл их Ленин,— чинно шли к Большому театру в нарядных беличьих шубках. Знаменитые артисты на языке музыки и танца рассказывали им сказки о добре и зле: «Лебединое озеро», «Конёк Горбунок», «Спящая красавица»… Из бывшей царской ложи выглядывали любопытные, изумлённые, счастливые рожицы детей.

Родина заботилась не только о пище и одежде для самых маленьких своих граждан. Уже в начале 20‑х годов в Москве и Петрограде открылись первые в мире детские театры. А концерты для школьников начались сразу же после Октября. Они проходили и в театральных и концертных залах, и в рабочих клубах, и в самих школах. Талантливые музыканты терпеливо приучали ребят слушать музыку. Они находили и разучивали детские песенки и легкие пьески и, начиная с самого простого, доступного, смело вели своих слушателей в прекрасный мир музыки.

Многие известные в наше время музыкальные деятели почти полвека назад были зачинателями этого дела, отдали ему свою жизнь. Н. И. Сац в ранней юности стала организатором детских концертов в Москве. Она припомнила такой эпизод: на одном из первых концертов для детей в притихшем зале раздался старческий голос: «Смотри, сынок, в оба смотри — мы ничего этого никогда прежде в жизни не видывали».[24] Действительно, многие родители и сами впервые в жизни теперь перешагнули порог театра. Они с гордостью думали о том, что их дети будут образованными людьми, что теперь их будут учить по-иному, не так как при царе — только азам грамоты. Так думали и рабочие славного революционными традициями Путиловского завода в Петрограде. Долгие годы они сами и их дети оставались безграмотными. А дети богатых обучались и наукам, и музыке, и танцам. И школы для них были особенные. Туда дорога детям фабричных была заказана.

Советская власть сразу же установила одинаковые школы для всех детей. Новой школе дали название — «Единая трудовая». Но многие люди, прежде служившие капиталистам, не допускали и мысли о том, чтобы их чистенькие, нарядные дети сидели на одной парте с чумазыми оборванцами. Они всячески мешали организации новой школы. На Красном Путиловце несколько дней шли бурные собрания: обсуждали проект школ. На одном из таких собраний выступил учитель из бывших хозяйских прихвостней. Он с издёвкой говорил рабочим: уж больно высоко вы хотите взлететь! Ну пойдут ваши дети в новую школу, ну выучат их там грамоте. Но ведь одних школьных предметов ещё мало. Культурный человек должен разбираться в искусстве, играть на рояле, красиво танцевать. Не сравняться вашим детям с детьми из образованных семей. «И наши ребята всему научатся! — гневно кричали в ответ рабочие.— Не старые времена! Возьмём, да откроем для заводских детишек художественную школу!»

И тут же собрание постановило: открыть детскую художественную студию, чтобы учить ребят музыке, рисованию и танцам, а её организацию поручить рабочему пушечного цеха Александру Андреевичу Фомину.

Помочь Фомину вызвался учитель пения артист Михаил Александрович Плотников. Фомин обрадовался: будет рядом человек, понимающий в музыкальных делах. Видно не все учителя так далеки от рабочего класса, как тот, что выступал на собрании. На следующий день Фомин и Плотников отправились в Отдел Народного образования. Летели будто на крыльях, и, казалось, очень быстро пешком с окраины добрались до самого центра города. Но в Отделе Народного образования их как ледяной водой окатили: посочувствовали, даже восхитились, но студию открывать отказались наотрез.

«Подумайте только,— услышали делегаты.— В вашем районе ни одного подходящего здания нет. А если и было бы, где взять топливо? Ведь замерзает город! Ну, допустим, открыли школу. В чём ваши дети будут ходить на занятия? Известно, что ни тёплой одежды, ни обуви нет, разутые бегают. Долгие годы ждали мы с вами революции, так теперь уже не страшно годок-другой подождать, пока жизнь полегче станет». Так ничего и не добились путиловцы. Вышли на улицу мрачные. Как вернуться на завод, как объяснить товарищам, что и сейчас, после революции не пришло время их детям выходить в художники? Пусть значит снова богатенькие музыкой занимаются?

У Плотникова совсем было руки опустились, а Фомин не сдавался. «Раз поручили дело — будем биться до конца. Пойдём, Михаил Александрович, в Смольный, пусть Ленин рассудит, кто прав»,— запальчиво сказал Фомин. Снова двинулись пешком и словно другими глазами увидели всё: и верно, город затих, как тяжело больной. Трамваи не ходят, рельсы даже заледенели. У булочных очереди за хлебом…

Вот и Смольный. В приёмной Ленина их приветливо встретил секретарь: «По какому делу, товарищи?».

Снова рассказали Фомин и Плотников о своём деле и услышали в ответ, что им нужно обратиться в Отдел Народного образования!

Тут уже невтерпёж стало посланцам завода и они громко заспорили: не пойдём туда и всё тут. Пусть сам Ильич нас выслушает. Дверь Ленинского кабинета открылась: на пороге стоял Владимир Ильич — его удивил шум и громкие голоса в приёмной. Делегаты бросились к нему. Они готовы были ждать сколько угодно, пока Ленин освободится и примет их. Но Владимир Ильич обнял их за плечи и провел к себе. Секретарь сказал правду: в кабинете было людно, шло важное совещание. Прислушавшись, делегаты смутились. В самом деле, в какое сравнение может идти какая-то детская студия с важными государственными делами, которые обсуждались здесь! Не прерывая заседания, Ленин потихоньку выслушал путиловцев и неожиданно громко и горячо вскричал, обращаясь к присутствовавшим: «Вы слышите, что путиловцы хотят! Они хотят создать свою трудовую интеллигенцию, а им говорят: „Подождите годик“! — Никаких промедлений, студию надо организовать!» И он снял трубку телефона.

Создавать новую трудовую интеллигенцию,— вот как глубоко понял Ильич «затею» путиловцев, вот как дорога и понятна была ему рабочая мечта.

На следующий день Фомин и Плотников снова сидели в том же кабинете Отдела Народного образования. После звонка Ленина их приняли по-другому. И хотя им сегодня ещё виднее были трудности создания школы, рабочие были готовы на всё. Здание нашлось — небольшой особнячок на Рижском проспекте. Но оно было разрушено. Путиловцы отстроили его в нерабочее время. Запасли и топливо на всю зиму. Два месяца рабочие добывали его: стоя по пояс в ледяной Неве, вылавливали из воды древесину. Протянув по плавучему мостику узкоколейку, переправляли дрова на берег. Музыкальных инструментов в Петрограде было достаточно: их конфисковали у буржуазии, бежавшей от Советской власти. Но все они находились в богатых особняках в центре города. Как доставить их за Нарвскую заставу, если трамваи стоят, а на огромном «Красном Путиловце», смешно сказать, два старых грузовика да и те загружены военными заказами? Снова выручила рабочая смекалка. По трамвайным рельсам пустили паровичок с двумя платформами. Поезд прибыл на Невский проспект и стоял, пока на захудалой лошадке, запряжённой в телегу, к нему везли и везли рояли, трубы, скрипки… Потом поезд загудел и двинулся в обратный путь к Нарвской заставе. Толпы людей на Невском глазели на невиданное зрелище. А нетерпеливые ребята встречали поезд у своей студии. Директор студии Михаил Александрович Плотников начал приём учеников.

Советское правительство в то время уже переехало в Москву. А через два года Ленин приехал в Петроград на второй конгресс Коммунистического Интернационала. Поезд с делегатами Конгресса встречали рабочие. Кто-то поднёс Ленину цветы. Владимир Ильич вышел на перрон. Впереди колонны путиловцев стоял духовой оркестр учащихся детской музыкальной студии. Увидев Ленина, ребята подняли ярко начищенные трубы и заиграли «Интернационал». Владимир Ильич подошёл прямо к оркестру и отдал музыкантам свой букет. Оставшись одни, ребята разобрали букет по цветочку; каждому досталась память об Ильиче.

Давно это было. Почти полвека прошло, но в том же особняке по-прежнему живёт детская музыкальная школа Ленинского района Ленинграда. Теперь она носит имя В. И. Ленина, а бывший Рижский проспект назван именем Огородникова, того самого коммуниста, председателя Райсовета, что в 1918 году подыскивал помещение для школы, помогал путиловцам осуществить их мечту.

Войдём в старый дом. Отовсюду слышится музыка. Школа вмещает теперь больше 500 учащихся. А ведь начинала с двух десятков детей! А вот и воспитанники. Их портреты глядят на нас со стены: композитор Владимир Сорокин, лауреаты международных конкурсов пианист Валерий Васильев и валторнист Виталий Буяновский. Уже не одно поколение сменилось. Иные, пройдя высшую школу, вернулись сюда педагогами — учат свою смену.

Живёт в этой школе прекрасная традиция: что узнал сам, передай другим. В первый понедельник каждого месяца здесь проходит музыкальный лекторий для школьников района. Ведут его педагоги и старшеклассники музыкальной школы. Недавно они знакомили слушателей с инструментами симфонического оркестра. Рассказ сопровождался показом: на сцене сидел свой симфонический оркестр.

Говорят, что в пионерских отрядах Ленинского района горнисты сильнее других: их обучают общественники музыкальной школы.

Есть ещё хороший обычай: любой, кому захочется учиться музыке, может прийти сюда за помощью и советом. Комсомольцы-педагоги не оставят его без внимания. Каждый из них прикреплён к общеобразовательной школе: и школьникам и учителям часто бывает нужна помощь хорошего музыканта. Да и самих ребят музыкальная школа воспитывает помощниками в музыкальных делах общеобразовательной школы: они выступают на вечерах, проводят «музыкальный час» на переменах. Пусть все вокруг полюбят музыку!

Наступают дни великих праздников. Ни один торжественный вечер Ленинского района не проходит без участия музыкальной школы. Любят ребят трудящиеся и тепло принимают солистов, хор, ансамбль скрипачей… Однажды их пригласили в гости старые большевики. Пожалуй, ни одно выступление так не волновало юных музыкантов: играть для тех, кто знал Ленина! С того вечера завязалась дружба старых и юных ленинцев. Теперь дни памяти Ленина они проводят вместе.

Кабинет директора школы напоминает маленький музей. Там много памятных фотографий. В старомодной шляпе, в очках — на стене Михаил Александрович Плотников — первый директор. Он смотрит строго, будто задаёт безмолвный вопрос: как, друзья, ведёте дело, начатое нами? Но скоро портрет отсюда перенесут: комсомольцы школы готовят музей истории первой музыкальной студии, ставшей большой школой — и портреты её основателей займут там почётное место. А кабинет — не музей! Он скорей похож на живой, жужжащий улей. Входят и выходят педагоги, родители. Что-то понадобилось комсомольцам. Часто звонит телефон.

Улыбается с фотографии на стене Александр Андреевич Фомин. Старый пенсионер по-прежнему частый гость в школе, и молодёжь не забывает друга, который ходил за помощью к Ленину.

В 1918 году Ленин помог путиловцам. Но только ли им? Трудно, неимоверно трудно было в то время оборудовать одну маленькую студию в столице. А за ней, как грибы после дождя, стали возникать музыкальные школы, студии, кружки, клубы. Сегодня в стране тысячи детских музыкальных школ. Они не только в больших городах, но и в маленьких и даже в колхозах. Живёт ленинская забота о юных дарованиях, воплощается в жизнь ленинский завет об искусстве для народа.

В годы своего детства Аня, Ольга, Володя и Маняша Ульяновы не ходили в музыкальную школу — её в Симбирске не было. Счастьем семьи была музыкальность матери; она привила её своим детям. А как же тысячи их маленьких сверстников? Так и увядали их дарования в те глухие, трудные для народа годы.

Вернёмся в Ульяновск, родной город Ильича. Пройдём по его улицам, следом за экскурсией, которая только что вышла из дома-музея В. И. Ленина.

Навстречу нам то и дело попадаются ученики с нотными папками и музыкальными инструментами в руках. Они идут чуть дальше — на улицу Гамова, в музыкальную школу. Это школа № 1, первая — но не единственная. Их в Ульяновской области четырнадцать. И в самом городе несколько: и в центре, и за Свиягой, куда бегал купаться с друзьями Володя Ульянов, и на окраинах.

Парк чудесной красоты. А за ним великолепное здание с колоннами. В годы детства Ленина это было Дворянское собрание. Теперь в нём царство книг. Библиотеку имени Ленина называют «Дворец книги». Беломраморный зал залит светом. Десятки голов склонились над книгами. Есть в этом царстве и отдел нот. Здесь тоже людно. Молодёжь обступила библиотекаря. Две девочки спрашивают сонату Бетховена — ту, что играют в фильме «Гранатовый браслет». Посмотрели фильм, и так захотелось попробовать самим сыграть! — Изумительная музыка…

Площадь имени Ленина. Слева — здание Ульяновской Филармонии. В концертном зале ещё пусто. Но сгустятся сумерки, и зал заполнят люди. В тёплый вечер откроют окна, и музыка будет слышна на площади, где в сквере, окружённый цветами, стоит памятник Ленину. Он поднялся высоко над крутым берегом Волги. Музыка долетает к нему с плывущих по реке судов. С лодок слышатся песни. Ленин задумался, прислушиваясь к звукам: «…И песни же у нас в России»…