О Воскресении, Смерти и Сатане

СИРИЙСКИЙ ДАНТЕ

Мар Афрем Нисибинский или Мар Афрем Мальфана («Учитель»), именуемый в греческой, а за ней и в славянской традиции «святым Ефремом Сирином», то есть «Сирийцем», был, пожалуй, наиболее поэтичным из всех христианских писателей Сирии. Создал он очень много, кроме того, в греческом мире ему было приписано множество грекоязычных проповедей, явно ему не принадлежащих, но «осененных» его авторитетом. К несчастью, русский читатель знает только эту «подложную» часть корпуса Ефремовых сочинений и почти не знаком с произведениями из гораздо более объемного свода его подлинных сирийских творений.

Подлинные сочинения Мар Афрема были написаны на сирийском языке, входящем в семитскую языковую семью. Основой сирийского языка стал арамейский диалект города Эдессы (ныне Урфа в Турции). Именно в этом городе Ефремом Сирином были созданы большинство ныне публикуемых нами гимнов, там же святой и окончил свою земную жизнь.

По словам известного российского сиролога А. В. Муравьева, «сирийский язык Мар Афрема стал классическим для многих последующих сирийских поэтов. Сочинения его входят во все хрестоматии и учебники сирийского языка». Сирийский язык сыграл огромную роль в расцвете арабской культуры и науки: большинство трудов греческих авторов переводились в Арабском халифате не с подлинников, а с сирийских переводов.

Примерно с IX в. сирийский язык перестал быть живым языком, однако близкие к нему западноарамейские диалекты до сих пор употребляются в трех сельских поселениях современной Сирии (общее число носителей – ок 2 тыс. человек). Ефрем Сирин (Мар Афрем) сделал сирийский язык бессмертным.

Мар Афрем был поэтом по преимуществу и в своих духовных стихах мог затронуть самые сложные вопросы догматического содержания, осветить пути аскетического делания и предписать правильное направление жизни. Он вовсе не был отрешенным от исторических обстоятельств автором, напротив, легко вступал в полемику и всякий раз предупреждал о губительных последствиях греха, ставя этику в перспективу эсхатологии.

К догматико-апологетическим творениям Мар Афрема принято относить его гимны, направленные против еретиков Бар Дайсана (Вардесана, ок 154-ок 225), Маркиона, ариан и савеллиан, а также Послание Ипатию и Домнию, в котором опровергаются гностические и манихейские доктрины. К этим сочинениям примыкают Проповеди о вере, сближающие ариан с современными ему иудеями, отвергающими Божество Христа, и Гимны о вере, в которых небо как вместилище Бога сравнивается с тварным Эдемом, предназначенным для одного Адама.

В Гимнах о вере Мар Афрем выступает против интеллектуального постижения вышеприродных таинств, таких, как таинство Святой Троицы, и сокровенных догматов христологии. Он говорит, что эти догматы недоступны интеллектуальному постижению и не должны становиться предметом пустых философских словопрений. Скорее всего оппоненты, которых имеет в виду Мар Афрем Учитель, – эллинизирующие сирийские богословы, заимствовавшие от греков не только неоплатонический философский аппарат, но и склонность к длительным диспутам о смысле отвлеченных понятий[1]. Уже один этот факт показывает, с каким трудом должна была проходить рецепция трудов Мар Афрема в византийском мире: можно сказать, что греки, испугавшись трудностей, которые влечет с собой усвоение чуждого им строя мысли, предпочли просто приписать Ефрему не принадлежащие ему сочинения, в основном аскетического толка.

К аскетико-мистическим творениям Мар Афрема, воспринятым грекоязычными читателями только через многократные опосредования и переработки, следует отнести Гимны о девстве, служившие не только келейному, но и литургическому применению в монашеской среде. Мар Афрем почитает девство «таинством» и «святыней христианства». Гимны о посте, предназначенные для литургического пения Великим постом, соотносят пост с замыслом спасения человека.

К богословско-этическим творениям следует отнести прежде всего Гимны о Церкви, в которых Церковь понимается как плод страданий Спасителя и запечатление Его воскресения, а также решается сложнейший богословский вопрос о свободе воли и предопределении. В Гимнах о Рождестве[2] говорится о поклонении волхвов как о символе будущего торжества Церкви – символика этого гимна основана на древнейшем обычае праздновать Рождество, поклонение волхвов и Богоявление в один день[3]. В один сборник в сирийской традиции были объединены Гимны о Святых Дарах и Гимны о распятии, содержащие богословское и поэтическое толкование крестных страданий Христа. По содержанию с ними соотносятся Гимны о Воскресении, воспевающие сошествие Христа во ад и воскресение Христа.

К историко-эсхатологическим творениям можно отнести Гимны о Церкви[4], в которых описывается крушение антицерковных замыслов императора-философа Юлиана Отступника (ок 330-363), а также Нисибинские гимны, рассматривающие современные события через призму библейского понимания воли Божией.

Мар Афрем Мальфана был выдающимся экзегетом сирийской Церкви, он создал Комментарий на «Диатессарон» Татиана Ассирийца, Комментарий на послания апостола Павла и Комментарий на книгу Бытия и книгу Исход. Комментарий на «Диатессарон» дошел до нас, кроме краткой сирийской версии, в более объемной армянской версии, которая скорее всего является либо переводом несохранившейся пространной сирийской версии, либо же представляет из себя вольный перевод изначальной сирийской версии, расширенной за счет дополнений и, возможно, толкований армянского переводчика. Комментарий на послания апостола Павла на сирийском не сохранился и дошел до нас только в армянской версии.

В настоящей небольшой книге предлагается «ямбический» перевод отрывков из Нисибинских гимнов, которые можно считать жемчужиной сирийской литературы. Нисибинские гимны – один из важнейших трудов Мальфаны, созданный им с величайшей проникновенностью.

Полный свод включает в себя 77 гимнов, а также несколько фрагментов. Впервые это произведение Мар Афрема было издано с параллельным латинским переводом в Лейпциге Г. Бикеллем (1866 г.). Второе издание, отвечающее современным требованиям к научной подготовке текста, появилось в 1961 г. в Левене, под редакцией Э. Бека, с немецким переводом (том I: гимны I-XXXIV; том II: гимны XXXV-LXXVII). Французский комментированный перевод Нисибинских гимнов, выполненный П. Фегали и К. Наварром, был издан в 1989 г., на это издание[5] мы опирались при подготовке нашего перевода и прояснении всех «темных мест».

Предпочтя поэтический перевод «изготовлению» прозаического подстрочника, мы исходили из трагического звучания этих гимнов и особой душевной чуткости, которая в них отразилась. Мар Афрем, не знавший греческого языка, показал себя «наследником» греческих трагиков – Эсхила, Софокла и Еврипида – в осмыслении индивидуальных страданий, а также мастером описания, чьи картины ада предвосхитили дантовские. Его труд проникнут не только экзегетической высотой, которая может быть сравнима с безбрежным морем, но и совершенно нестандартным взглядом на священную историю. Мар Афрем рисует совершенно необычные и во многом несвойственные греческой и византийской традиции образы ада и смерти. Он также дает один из самых ярких и глубоких образов Сатаны в христианской литературе.

Основным свойством гимнов можно считать необычный взгляд на священную историю. Ефрем не разделяет священную, церковную и мирскую истории, не считает их разнородными. Напротив, он утверждает, что вся история человечества в определенном смысле апокалиптична, и всякий раз в истории осуществляется выбор между лукавством ада и спасительной простотой рая.

Нисибинские гимны создавались в связи с очень важными событиями сирийской истории. Гимны с I по XXI описывают три пережитые Нисибином осады в период войны с персами (350, 359 и 363 гг.). В них встречаются имена епископов, которые управляли в эти и более поздние годы Нисибином: Иаков (до 338 г.), Бабуй (?), Вологез (346-361 гг.) и Авраам (347 г. ?). К сожалению, в сборник Нисибинских гимнов, доступный современному читателю, не вошли гимны с XXII по XXIV, поскольку они отсутствовали в использованной Беком рукописи. Гимны с XXV по XXX относятся к жизни церкви сирийского города Эдесса. В гимнах XXXI-XXXIV Мар Афрем рассказывает о язычестве, которое тогда еще процветало в городе Харране, расположенном в 45 километрах к югу от Эдессы. В Харране в то время епископствовал Вит.

Гимны с XXXV по LXXVII, составившие второй том издания Бека, отличаются полемическим напряжением. В этих гимнах Мар Афрем полемизировал с гностиками и другими еретиками, отрицающими телесное воскресение (вероятно, в том числе с манихеями и «неоплатониками»). Гимны с XXXV по XLII повествуют о победе Христа над Смертью и о поражении Сатаны, гимны с XLIII по XLIX – о благости творения и смыслу телесного воскресения. Гимны с LII по LXVIII, кульминационные для этого цикла, поражают адскими образами, извлеченными из Писания с помощью принятых в сирийском богословии экзегетических приемов. Персонажами этой «трагедии» являются Сатана и его возлюбленная – Смерть, – Шеол (преисподняя) и устрашающие грешников бесы. Необычен и также принадлежит трагической топике образ Христа – Он выведен не как триумфатор над адом, но едва ли не как «божественный мятежник», поднявший восстание в аду и «выкравший» души погибших. Гимны с LXVIX по LXXVII повествуют о конце человеческой жизни и о бессмертии души.

Само название, Нисибинские гимны, вероятно, не принадлежит Мальфане, а было условно дано позднее, после формирования «корпуса» гимнов. По мнению Бека, гимны этого собрания создавались Мар Афремом на протяжении всей жизни, хотя хронология его сочинений не всегда ясна. Гимны с I по XXI, вероятно, были написаны между 359 и 363 годом (годом прихода к власти Юлиана Отступника). Гимны с XXV по XXX скорее всего были написаны в 370-е годы в городе Эдесса. Остальные гимны были созданы в Эдессе в последние годы жизни, став, вероятно, самым зрелым и совершенным сочинением Мар Афрема. Таким образом, выбранные нами гимны принадлежат к числу самых ярких творений «сирийского Данте», хотя хронология всех прочих сочинений Мар Афрема также должна быть исследована.

К сожалению, в современной России почти нет предпосылок к созданию капитального научного перевода корпуса сочинений Мар Афрема Нисибинского. И даже если поставить задачей перевод отдельных произведений, то поэтическая стратегия не вполне ясна. Очевидно, что перевод «размером подлинника», принятый для античной поэзии и оправданный просодической и синтаксической близостью индоевропейских языков (таких, как греческий и латинский, с одной стороны, и славянские с другой) не подходит для семитских языков. Переводчики либо пытаются выбрать метр, близкий по слуховому и ритмическому впечатлению сирийскому стиху (С. С. Аверинцев)[6], либо приближают гимны к мелодике отечественной поэзии XXIX-XX вв., при этом избегая недолжных метрических ассоциаций (прот. Леонид Грилихес), или же идут на смелый эксперимент, вроде перевода виршевым стихом русских духовных сочинений XVII в. (А. В. Муравьев)[7]. Подобным экспериментом является и наш перевод, не претендующий на научность и основанный в основном на переводе П. Фегали.

Каждый из этих подходов может иметь своих сторонников, но поиск подходящей метрической матрицы для такого сложного жанрового образования, как гимны Мар Афрема, нельзя считать законченным. В настоящем переводе мы не претендуем на окончательное решение задачи, но стремимся хотя бы отчасти представить семантическое богатство образности Мар Афрема. Мы сознательно отказались от архаизации в пользу поиска образных соответствий в современном языке.

При этом мы учитывали опыт перевода античных и средневековых авторов, поскольку экзегетическая поэтика Ефрема, то есть мотивация образов библейскими ассоциациями, конечно, ближе к византийской или европейской средневековой духовной поэзии, чем к современной поэзии, даже религиозного содержания. Также мы ориентируемся и на достижения А. В. Муравьева, прежде всего на стремление передать живость и контрастность исторического нарратива в гимнах Мар Афрема.

Чего мы старались избегать – это «эмоциональной эмпатии», которая могла давать свои плоды в романтическую эпоху (лучший ее пример – перевод Одиссеи Гомера В. А. Жуковским), но в настоящее время будет выглядеть как эстетический провал и искусственная консервация пусть даже удачно изобретенных, но не образующих целостного контекста формул. Некоторая эмоциональная монотонность узнается и в поэтических переводах св. Симеона Нового Богослова, выполненных архиепископом Иларионом (Алфеевым), и несмотря на все достижения, в этих переводах чувствует некая недосказанность.

Самое трудное при переводе гимнов Мар Афрема – это передача его стиля. Мар Афрем играет контрастами, перекличками аллюзий на Писание, многозначностью слова, и его стилистическая игра гораздо тоньше, чем у греко– и латиноязычных христианских поэтов, ориентировавшихся на готовые штампы риторики, из которых и слагались жанровые условности. Поэзия на русском и на европейских языках, наследуя античным жанровым канонам, маловосприимчива к такому тонкому стилю, ставящему в тупик любого переводчика.

Надеемся, что наш перевод послужит более глубокому знакомству с наследием великого сирийского богослова, аскета и мистика. Каковы бы ни были недостатки нашего перевода-парафраза, надеемся, что он

пробудит интерес к особенностям экзегезы у Мар Афрема Мальфаны и позволит лучше понять его поэтическое богословие. Такое знакомство с автором, который у всех на слуху, но чье наследие по-прежнему почти недоступно русскому читателю, может дать стимул новым исследованиям и новым, более «отточенным» переводам профессиональных сирологов, а кроме того, вдохновить поэтов на участие в проектах по переводу древней духовной поэзии.