О воспитании мальчика в неполной семье верующей матерью

ОТ ДЕВЯТИ ДО СЕГО ДНЯ Новая школа

К концу второго учебного года я стала чувствовать, что сына тяготит его окружение. Общение со сверстниками не соответствовало его внутреннему настрою. Однако быть в изоляции и ни с кем не дружить он также не мог. Дружба же требовала подчиниться тем правилам, по которым жили сверстники: могли сквернословить, драться без особых на то причин, дразнить, придумывать глупые и обидные прозвища, играть в карты и другие азартные игры, «травили» товарищей, многие курили и уже пробовали спиртное, были распространены наркотики, начать принимать которые могли заставить и силой. Сама атмосфера была агрессивной и напряженной: буквально все, и даже девочки, один перед другим старались быть вызывающе грубыми, развязными, одним словом, «крутыми». Неподчинение этим правилам грозило сыну «народным ополчением» против него, а согласиться с существующим порядком общения он не мог. Видел, что, подчиняясь новоявленным приятелям, грешит, но хотел дружить; чувствовал, что я им недовольна, если он вдруг говорил на жаргоне или стремился следовать всеобщим, не всегда добрым веяниям. Его разрывали противоречия. Сын стал неспокойным. Нужно было что-то менять. Я боялась «потерять» сына.

Недалеко от нашего поселка, в тихом и благодатном уголке, в помещении старого Дома отдыха открылась православная школа-пансион. Там стараниями благодетелей и меценатов были созданы замечательные условия для жизни и воспитания детей: постоянное присутствие священства, уютная и красивая обстановка, теплое отношение, хорошие педагоги и воспитатели. Детки носили школьную форму: девочки платьица и фартуки, а мальчики — строгие черные кители с белыми подворотничками. Там было спокойно, поскольку территория пансиона была огорожена, и дети не могли свободно гулять по улицам близлежащего поселка и впитывать негативные мысли и слова от общения с неправославными и неверующими людьми. Я стала хлопотать о переводе сына в это православное учебное заведение. Получилось не сразу. Только к концу третьего класса нас согласились протестировать в новой школе.

Сын с тестом справился успешно, знания у него были неплохие, и вскоре ему предстояло пройти так называемый период адаптации в новой школе. Все дело в том, что большинство детей жило в школе на режиме пансиона: они приезжали в воскресенье вечером и вечером в пятницу на следующей неделе разъезжались по домам. Мальчик, привыкший находиться дома рядом с мамой, которая всегда готова придти на помощь, поддержать и утешить, конечно же, нуждался в том, чтобы пройти своего рода проверку на «совместимость» с новыми людьми и условиями практически самостоятельной жизни. До волнующего дня оставалось каких-то две недели. Я потихоньку готовила документы для перевода, готовила ребенка. Ему понравилось новое место. Понравилась школа, где было тихо и спокойно, понравились дети: каждый улыбался нам и здоровался с нами, понравились спальные корпуса и комнаты, в которых жили мальчики (отдельно от девочек), понравилась прилегающая территория: лес, речка, чистые и ухоженные дорожки, спортивные сооружения и корты. Он боялся только одного: не справиться без меня. Я подбадривала его, говорила, что он у меня умница и все у него получится, Господь поможет. Но и сама боялась того же.

Известие о том, что Илья переходит учиться в новую, православную школу, вызвало у бывших одноклассников сына неожиданную агрессию. Начался поток издевок и насмешек. И это как-то подхлестнуло сына. Он перестал бояться новой школы и мечтал лишь о том, чтобы поскорее туда перейти. Метаморфоза, приключившаяся с его одноклассниками, что-то перевернула в нем. Дело в том, что со всеми детьми в классе он сумел найти общий язык, и у него не было врагов среди соучеников. Мальчики и девочки охотно играли с ним, приходили к нам в гости, ходил гостить к приятелям и Илья. Трудности, возникшие было на первых порах общения, быстро были преодолены, и как будто все шло тихо и гладко. И вдруг все, кто до сей поры относился к сыну лояльно, ополчились против него с непонятной злостью. Мальчик был удивлен. Он говорил мне, что думал: они друзья, а оказалось, что даже тот, кто был наиболее близок с ним,— «и ты, Брут...». Сын не хотел идти в прежнюю школу ни под каким предлогом. Еле-еле уговорила его дотерпеть. Каждое утро он шел в класс, как на эшафот, с причитаниями и рыданиями. Но, с Божьей помощью, дотерпел и доучился.

Я старалась сгладить эти переживания: была весна, только что отпраздновали Светлое Христово Воскресение, погода стояла теплая, и мы рано начали свои обычные походы в лес: разводили костры, пекли прошлогоднюю картошку, жарили шашлыки. Ездили праздновать его день рождения в Москву, ходили в зоопарк, я старалась как можно больше времени провести с расстроенным мальчиком. Подошло «огородное» время, и Илья взялся самостоятельно вырастить собственный лук, вскопал грядку, выбрал сорняки и посадил луковки. Насадил цветов. Словом, хоть что-то да было хорошо. Мы оба ждали того момента, когда можно будет начать ходить в новую школу.

И вот настал долгожданный и волнующий день. Я привезла мальчика на испытательный срок Мы намеренно приехали заранее, погуляли в местном лесу, купили мороженого в поселковом ларьке, повспоминали что-то приятное, вспомнили Пасхальный Крестный ход в нашем храме, напитались хорошими впечатлениями и двинулись навстречу неизвестности.

Нас встретили тепло: все дети радостно христосовались с нами, а вскоре молодая приятная воспитательница позвала всех играть. В играх участвовали разновозрастные дети: и первоклашки, и девочки-подростки лет по четырнадцать. Играли в «салки», в «цепи-кованые», в «краски», в «садовника», причем с удивившими меня азартом и воодушевлением (ведь в нашем поселке четырнадцатилетние подростки нередко уже —папы и мамы или активно движутся в этом направлении)! Там были и покалеченные дети, все о них заботились, следя за тем, чтобы они играли осторожно. Я спокойно оставила сына на попечение подъехавшего воспитателя, и они веселой стайкой отправились ужинать и, поцеловав ребенка на прощание, я уехала домой. Конечно же, я волновалась и молилась за него, как-то он справится один, без меня. Но так было нужно. И для меня, а главное —для него.

Мальчик мой вернулся домой через неделю. Мы вместе с ним ехали домой на школьном автобусе. Была середина мая, недавно прошел День Победы. Всю дорогу ребятишки самозабвенно пели патриотические «военные» песни. Сын рассказал, что к ним на праздник приезжали ветераны Великой Отечественной войны и молодые солдаты из военной части. Привозили полевую кухню, кормили детей солдатской кашей из котелков, стреляли из автоматов холостыми патронами. Вся школа ездили на панихиду к памятнику погибшим героям. Мой сын был потрясен теми документальными фильмами о Великой Отечественной, которые им были показаны в школе. Он стал с гордостью говорить мне, что он —правнук погибшего на войне офицера, стал интересоваться судьбой погибшего прадеда, рассматривать его письма с фронта (у нас сохранилось несколько писем).

Я не узнала своего ребенка. Это был совсем другой человек. Он всегда был хорошим мальчиком, но теперь это был спокойный и уравновешенный парень. С ним не нужно было препираться, чтобы он сделал то-то и так-то, поскольку теперь он исполнял все просимое с первого раза и с большой готовностью. Кроме прочего, он все время пел Пасхальный канон, шептал утренние и вечерние молитвы. Играет — и поет, рисует — и поет, собирается на улицу и тихонько шепчет «Царю Небесный». Причем не намеренно, а как бы вслед за тем, что звучит внутри него.

От новых педагога и воспитателя я узнала, что Илья прекрасно уживается со своими товарищами по классу и по комнате. Правда, возникли сложности: привычка писать в тетрадях, «как курица лапой», сказалась на отметках. То, что в прежней школе оценивалось на «отлично», из-за неаккуратных записей теперь могло оцениваться только в три балла. Но год он закончил хорошо, почти на одни «пятерки». Впереди — пятый класс, опять новый педагог, кабинетная система обучения, учителя-предметники. Начальная школа устроила своим выпускникам грандиозные проводы. С ребятами целый день занимались воспитатели и учителя, играли, дарили подарки, все их поздравляли, устраивали конкурсы и состязания, а под вечер был прощальный костер с первой их учительницей, родителями и родственниками детей. Пели песни, загадывали загадки, жарили сардельки на огне, рассказывали смешные истории, вспоминали первые три года учебы, возились с утра и почти дотемна. А потом все разъехались на каникулы.

Сын с нетерпением ждал начала учебного года. Он добросовестно перечитал всю заданную на лето литературу, тормошил меня, чтобы я помогала искать ему нужные книги, а после мы часто обсуждали прочитанное. Надо сказать, что он не очень любил читать. Впрочем, почти все современные дети отдают предпочтение телевизору. Но в новой школе порядки были особые. Там принято было слушаться воспитателя беспрекословно. И если была дождливая погода, то наставники вели своих подопечных не на улицу, а в читальный зал. А там, хочешь —не хочешь, но читать приходилось. Воспитатели не давали мальчикам слоняться без дела, а если кому-то не нравилась выбранная книга, то в библиотеке всегда можно было обменять ее на другую, более привлекательную. Илья до каникул успел прочитать многое и, похоже, почувствовал вкус к чтению.

До каникул ребята успели побывать в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре, в монастырях Москвы, Илья навез оттуда святынек: камушек с Данилова подворья, бутылочку с освященной водой от мощей Патриарха Тихона, иконочки и крестик от Преподобного Сергия. У братьев-монахов навыпрашивал ладана, привез и целых свечек, и огарочков и целыми днями рассматривал свои сокровища, звал меня и бабушку и рассказывал, что и откуда он привез. С удивлением и благоговейным восторгом говорил, что, когда прикладывался к мощам Преподобного Сергия Радонежского, то почувствовал, что сквозь стекло на него пахнуло теплом: «Мамочка, так он — живой?!»

Тут же вспыхнула страсть к собиранию икон. С каждой службы в нашем храме он приносил домой по иконе, выпрашивал у меня деньги на новые и умолял: «Ну, мамочка, ну, любимая, ну, давай купим этого Спаса (Михаила Архангела, Матушку Божью или другой образ), у нас таких еще нет! Будут у нас денежки на хлеб, не бойся, что не будет, Господь управит. Давай купим иконочку, ну, пожалуйста»! Да не боялась я остаться без хлеба насущного, боялась, что почитание икон может превратиться в некое подобие коллекционирования. Но нет. У моего сына на всякий житейский случай было по иконе. Он знал святых угодников Божьих, которые могут помочь в той или иной ситуации, и мне доводилось подглядеть, как он, уединившись, молится, обращаясь к образу святого на иконе. Тогда мне стало ясно, что, если сын «запирается» на время молитвы, значит, у него происходит в душе такое, что не зависит от нашего общения с ним.

Это раньше можно было научить его чувствовать то, что необходимо чувствовать. Теперь же он чувствовал и осмыслял кое-что сам. Сын стал рассказывать мне о тех чудесах святых угодников Божиих, рассказы о которых пользовались огромным интересом среди ребят в новой школе. Конечно же, он обращался ко мне с вопросами и просьбами, за разъяснениями и советами, однако вопросы становились все сложнее, и я все чаще стала отправлять сына за советом и благословением к батюшке. Он так и делал.

Пятый класс сын закончил так же успешно, как и третий. Однако тут выяснился его подход к обучению. Он «почивал на лаврах» большую часть учебной четверти. А под конец, когда понимал, что по некоторым предметам намечаются только удовлетворительные отметки, начиналась «гонка», отметки срочно вытягивались и исправлялись. Он напрягался изо всех сил, но к концу четверти оценки были положительными.

Я объяснила мальчику, что на данном этапе учеба —это так же его послушание и служение Богу. Он же учился так, что старался как бы отделаться от уроков поскорее и заняться чем-то более привлекательным для себя. Объяснила: что же получится, если все будут относиться к своему послушанию халатно: батюшка в алтаре, я дома, врачи и учителя на работе? Если все начнут делать только то, что им нравится? Я, например, поеду путешествовать, бабушка сядет читать книжки, и все подряд займутся любимыми делами? Что тогда? Мир просто погибнет. Как будто бы согласился, но... Сын мой учится уже в седьмом классе, а стиль учения все тот же. Но есть и свои плюсы: в новой школе ребята готовят домашние задания самостоятельно, и учителя-предметники не уходят домой до тех пор, пока не кончится время, отведенное детям на самоподготовку. Дети в любой момент могут обратиться к каждому педагогу за разъяснением непонятого, им никто не отказывает в этом. Хочу сказать, что я до последнего времени никогда (практически никогда) не контролировала процесс подготовки ребенка к предстоящим занятиям. То есть не сидела рядом с ним в то время, когда он готовил уроки. Этого и не требовалось.

У сына был всегда образцовый порядок в пенале, сложены все книги и приготовлены все домашние задания. Я могла просмотреть тетради, дневник, выборочно поспрашивать его, притворясь незнающей, по тому или другому предмету. Старалась образовать его дополнительно. Показывала решения задач различными способами, играла в игры по русскому языку и литературе, по географии (например, кто больше придумает синонимов к какому-либо слову, в «города», в составление многих слов из букв одного на результат), рассказывала интересные научные факты, историю тех или иных открытий или наук В школе стало ясном, что мой ребенок — гуманитарий. Он, например, мог писать сочинения по литературе в стихах, хотя и рифмы были простейшими, типа «всегда — никогда».

Сейчас я помогаю ему с уроками. Но трудимся мы вместе. Я подбираю материал, а он, руководствуясь подбором, решает, что он использует в своей работе. Учу его выполнять работы аккуратно, ведь если он неопрятен в работе, то это явное неуважение и к себе, и к педагогу, при неаккуратном обращении с заданием нечего и рассчитывать на хорошую отметку. Кроме того, выяснилось, что сын страшно нервничает перед каждой контрольной работой. Почему? Ведь в них нет ничего такого, чего бы они не знали или не проходили. Соглашается, но продолжает волноваться. На контрольные носит иконы, молится. Но невнимателен, торопится все решить правильно, не просчитывает до конца ход мыслей и в итоге зарабатывает неизменные три балла. Пока сражаемся сами с собой. Всегда подбадриваю его, говорю, что я им горжусь, что он у меня умница и с Божьей помощью, с заступничеством Преподобного Сергия Радонежского сможет всё преодолеть.

Недавно появилось очередное «новшество»: стал сердиться по поводу того, что педагоги якобы несправедливы к нему, кому-то за такие же ошибки ставятся более высокие отметки. На это я ему неизменно отвечаю, что если такое на самом деле и происходит то на благо ему. Таким именно образом учителя воспитывают в тебе, мой мальчик, «спортивную злость» и желание непременно доказать, прежде всего, самому себе, что ты способен на большее. Так что, если и посылает тебе Господь такое испытание (то есть, если и на самом деле кто-то из учителей несправедлив к тебе, в чем лично я сомневаюсь), то это все равно пойдет тебе во благо, поскольку ты будешь стараться и выучишь положенный урок как можно лучше. Но как ты можешь подозревать человека в недобром отношении к тебе? Ведь это непростительно.

Я не ругала и не ругаю его за посредственные оценки. Когда речь заходит об успеваемости, то я обычно говорю сыну, что учится он не для меня, не для педагога, не для бабушки или еще кого-то, но только сам для себя. Как таковое, нам его учение не нужно. Мы уже отучились свое. А вот придет он поступать в семинарию, например, а в аттестате одни «тройки». Кому он докажет, что это не незнание, а гипотетическая предвзятость учителей? Поэтому-то мы его хоть не порицаем за случающиеся «тройки», но понуждаем к тому, что лучше бы их не иметь. Как в той древней латинской поговорке: «Мы учимся не для школы, а для жизни».

Изучение новых дисциплин в классах средней школы дает нам повод поговорить о Всемогуществе и Премудрости Божией. Как сложно, но в то же время премудро и превосходно, величественно и красиво устроен мир! Соединяются ли атомы в молекулы, ползет ли амеба по субстрату, цветут ли цветы — во всем усматривается Любовь Господня к сотворенному Им миру. Все Господь устроил заботливо и премудро, все сделал для блага человека: и леса, полные грибов, цветов, птичьих трелей и сладких ягод, и реки с прохладною свежею водою и увлекательной рыбалкой, лета и зимы, весны и осени, и церковные праздники — вот сколько у человека радости! И чем дальше живешь, чем дальше познаешь мир —тем сильнее поражаешься Величию Божию.