Каждому профессиональному визиту предшествует вызов, звонок клиента, и бывают они самые разные.
— Говорит Джо Бентли, — объявил человек на пороге.
Странный способ здороваться. Кулак же, который Джо держал у подбородка, только подчеркнул эту странность.
— Алле! Алле! — продолжал он, глядя в пространство перед собой пустым взглядом. И все стало ясно. В кулаке была зажата воображаемая телефонная трубка. Джо пытался дозвониться ветеринару, и, если учесть плескавшиеся в его желудке неисчислимые пинты пива, получалось это у него не так уж плохо.
В базарные дни пивные были открыты с десяти часов до пяти, а Джо принадлежал к почти исчезнувшей породе питухов, которые при всяком удобном случае старались нализаться до бесчувствия. Нынешние фермеры пропускают в базарный день кружечку-другую, но былые бесшабашные возлияния теперь редкость.
В Дарроуби и тогда круг заядлых любителей пива был не так уж велик и объединял он больше людей пожилых. Вот они-то порой и вваливались в приемную, чтобы заплатить по счету, гордо, но безмолвно тыча перед собой чековой книжкой. Некоторые все еще приезжали в город на тележке, и старинное присловье, что лошадь сама довезет, иллюстрировалось на их примере каждый базарный день. Один такой старикан отказывался расстаться с дряхлой машиной, чуть ли не ровесницей века, только потому, что она трогалась с места даже тогда, когда он, кое-как водворившись на переднем сиденье, по ошибке ставил прямую передачу. Как бы еще сумел он вернуться домой? А иные и вообще в базарный день туда не возвращались, всю ночь до зари веселясь и играя в карты.
Я смотрел на покачивающуюся фигуру Джо Бентли и прикидывал, какая программа намечена у него на этот вечер. А он зажмурил глаза, поднес кулак к самым губам и снова заговорил:
— Алле? Это кто?
— У телефона Хэрриот, — ответил я. Джо ведь вовсе не валял дурака, а просто в голове у него желаемое немножко путалось с действительным. Почему бы и не подыграть ему? — Как поживаете, мистер Бентли?
— А ничего, спасибо, — ответил Джо с некоторой торжественностью, все также жмурясь. — А вы как здравствуете?
— Спасибо, хорошо. Так чем могу служить?
Видимо, этот вопрос поставил его в тупик. Во всяком случае, он несколько секунд молчал, чуть приоткрыв глаза и что то сосредоточенно разглядывая за моим левым плечом. Затем как будто пришел к окончательному выводу, снова зажмурился, кашлянул и продолжал:
— Вы бы не заехали? Корову бы малость почистить?
— Прямо сейчас?
Джо погрузился в серьезные размышления, пожевывал губами, почесывал свободной рукой ухо и, наконец, изрек.
— Чего уж… И до утра подождет. Всего вам хорошего и позвольте вас поблагодарить.
Он с величайшим тщанием повесил призрачную трубку, повернулся и с большим достоинством спустился с крыльца. Он шел, почти не пошатываясь, и какая-то целеустремленность в его движениях подсказала мне, что он возвращается в "Рыжего медведя". Я было испугался, что он свалится перед дверью скобяной лавки Джонсона, но к тому времени, когда он свернул за угол, за которым лежала рыночная площадь, походка его стала совсем твердой, и я перестал за него опасаться.
И я помню, как мистер Биггинс стоял у стола в нашей приемной, глубоко засунув руки в карманы и упрямо выставив подбородок.
— У меня корова чего-то кряхтит.
— Что же, надо будет ее посмотреть. — Я взял ручку, чтобы записать вызов.
Он переступил с ноги на ногу.
— Уж не знаю. Может, ничего с ней такого нет.
— Ну, как скажете…
— Э, нет! — возразил он. — Это как вы скажете, вы же ветеринар-то.
— Но как я могу сделать заключение? Я ведь ее не видел. Лучше я к вам заеду.
— Так-то оно так, да только накладно выходит. Вы же по десять шиллингов берете за одно погляденье. А потом только знай денежки выкладывай, и лекарства там, и то и се.
— Да, конечно, мистер Биггинс, я понимаю. Так, может быть, дать вам что-нибудь для нее? Коробку порошков от желудка?
— А почем вы знаете, что у нее с желудком неладно?
— Ну, собственно говоря…
— Может, какая другая хворь.
— Совершенно справедливо, но…
— Корова-то — лучше не бывает, — заявил он воинственно. — Я за нее на ярмарке в Скарберне пятьдесят фунтов отвалил.
— Да, корова, наверное, прекрасная. А потому, мне кажется, ее тем более необходимо осмотреть. Я мог бы приехать к вам во второй половине дня.
Наступило долгое молчание.
— Оно так. Да только вы, небось, и опять приехать захотите? Завтра, а то еще и послезавтра. Не успеешь оглянуться, а счет до небес вырастет.
— Мне очень жаль, мистер Биггинс, но теперь все очень дорого.
— Это верно! — Он энергично закивал. — Пожалуй, дешевше будет просто отдать вам корову и дело с концом!
— Ну, зачем же так… Но я вас понимаю.
Я задумался.
— Может быть, дать вам не только желудочных порошков, но и жаропонижающую микстуру? На всякий случай.
Он долго смотрел на меня ничего не выражающим взглядом.
— Так вы же все равно точно знать не будете, а?
— Ну, разумеется, не совсем…
— Может, в ней проволока сидит.
— Не исключено.
— Тогда чего же ей в глотку лекарства лить? Толку-то никакого не будет!
— Вы совершенно правы. Никакого.
— Коровы-то я терять не хочу, вот вам и весь сказ! — разъярился он. — Эдак и совсем разориться недолго!
— Я прекрасно это понимаю, мистер Биггинс. Потому-то я и полагаю, что ее необходимо осмотреть. Если помните, я с этого и начал.
Ответил он не сразу. Напряженный взгляд и легкий тик в щеке выдавали, какая в нем бушует внутренняя борьба. В конце концов он просипел:
— Может и так… только… э… до утра погодить нельзя? Вдруг да у нее само собой пройдет?
— Прекрасно! — Я даже улыбнулся от облегчения. — Утром сразу же посмотрите, как она, и, если ей не станет получше, позвоните мне до девяти.
От моих слов он еще больше потемнел.
— А коли она до утра не протянет?
— Да, конечно, некоторый риск существует.
— Чего вам и звонить-то, раз она подохла, а?
— Совершенно верно.
— Звонить-то я буду Мэллоку, живодеру, так?
— Боюсь, что так…
— Да на кой мне мэлловские пять фунтов за такую-то корову?
— Хм-м… Вы, безусловно, правы.
— Уж больно она хороша!
— Охотно верю.
— Потерять-то мне ее никак не с руки.
— Я понимаю…
Мистер Биггинс набычился и грозно посмотрел на меня:
— Ну так и что же вы думаете делать?
— Минутку! — Я провел пальцами по волосам. — Может быть, вы подождете до вечера и поглядите, как она себя будет чувствовать, и, если ей не станет лучше, скажем к восьми, вы мне позвоните, и я приеду.
— Приедете, значит? После восьми? — осведомился он, сужая глаза.
Я одарил его сияющей улыбкой.
— Совершенно верно.
— Верно-то верно, да только в прошлый раз, когда вы ночью приезжали, вы это в счет поставили, нет, что ли?
— Возможно. — Я развел руками. — В ветеринарной практике принято…
— Вот и выходит, что это еще накладней получится.
— Если взглянуть с такой точки зрения, то, конечно…
— У меня ж лишние деньги не водятся, знаете ведь.
— Я представляю…
— И на простой счет еле наскребаю, а тут лишнее плати?
— Но право же…
— Вот и выходит, что вы это зря придумали, верно?
— Пожалуй… не спорю… — Я откинулся на спинку кресла, чувствуя себя бесконечно усталым.
Мистер Биггинс угрюмо жег меня взглядом, но я не собирался больше предлагать никаких гамбитов и в свою очередь уставился на него, как я надеялся, с непроницаемым видом, который должен был по моим расчетам яснее всяких слов сказать, что я готов выслушать любое его предложение, но сам ничего предлагать больше не собираюсь.
Тишина, воцарившаяся теперь в приемной, оставалась нерушимой очень долго. В конце улицы церковные куранты отбили четверть, в отдалении, по-видимому, на рыночной площади, затявкала собака, мимо окна на велосипеде промелькнула мисс Добсон, дочка бакалейщика, но мы оба молчали.
Мистер Биггинс жевал нижнюю губу, бросал на меня отчаянные взгляды и тотчас вновь принимался созерцать свои ноги. Он явно исчерпал все возможности, и в конце концов мне стало ясно, что инициативу я должен взять на себя, причем категорически.
— Мистер Биггинс, — сказал я, — мне пора ехать. Вызовов у меня много, но мне предстоит побывать на ферме в миле от вашей, так что часов около трех я погляжу вашу корову.
Я встал, показывая, что разговор окончен.
Фермер затравленно посмотрел на меня. Видимо, он смирился с мыслью, что мы зашли в тупик и останемся в нем еще долго, а потому моя внезапная атака застала его врасплох. Он открыл было рот, но ничего не сказал и повернулся к двери. На пороге он остановился, поднял руку, секунды две умоляюще смотрел на меня, а потом понурился и вышел.
Я следил в окно, как он переходит дорогу: посреди мостовой он внезапно нерешительно остановился, что-то буркнул и оглянулся на наше крыльцо. Меня охватил страх, что его собьет машина, но тут он расправил плечи и медленно пошел дальше.
А иногда получить ясную картину не удается и по телефону.
— Боб Фрай говорит.
— Доброе утро. Хэрриот слушает.
— У меня свинья что-то не того.
— А-а! Так что с ней?
Булькающий смешок.
— Это вы мне скажите!
— О!
— Чего бы я стал вам звонить, кабы сам знал, что с ней? Хе-хе-хе!
То обстоятельство, что эту шуточку я слышал уже две тысячи раз, не меньше, помешало мне от всей души присоединиться к его смеху, но какое-то кудахтанье я из себя выдавил.
— Совершенно верно, мистер Фрай. Нуте-с, почему же вы мне звоните?
— Так я же объяснил, черт дери! Чтобы узнать: что с ней такое.
— Это я понял, но мне нужно знать поподробнее. Вы сказали, что с ней что-то не того. Но что именно?
— Куксится чего то.
— Да-да. Но не могли бы вы объяснить, в чем это заключается?
Пауза.
— Понурая она какая-то.
— Что-нибудь еще?
— Да нет вроде. Вообще дохлая она, если на то пошло.
Я ненадолго задумался.
— Так… э… Я попробую спросить вас немножко по-другому: Зачем вы мне звоните?
— Звоню, потому что вы ветеринар. Это же ваша работа, разве нет?
Я предпринял новую попытку.
— Было бы лучше, если бы я знал, что с собой захватить. Какие у нее симптомы?
— Симптомы-то? Ну, неможется ей вроде бы.
— Да, но как она себя ведет?
— А никак. Потому я и забеспокоился.
— Гм, гм! — Я поскреб в затылке. — Ей что — очень плохо?
— Да уж не хорошо.
— Вы, кажется, сказали, что дело срочное?
Новая долгая пауза.
— Ну, она не так, чтобы уж, а только и не очень. Совсем тела не нагуливает.
— Вот-вот. И давно это с ней?
— Да уж порядком.
— Ну, а точнее?
— Чего уж там говорить. Давненько.
— Мистер Фрай, мне необходимо знать, как давно у нее наблюдаются эти симптомы. Сколько времени назад они появились?
— А-а! Да с той поры, как мы ее купили…
— И когда же вы ее купили?
— Да тогда же, как и всех прочих…