О всех созданиях – прекрасных и удивительных

29

Дощечка на садовой калитке гласила "Сиреневый коттедж". Я вытащил список визитов и проверил еще раз. Да, все верно "Кух. Сиреневый коттедж. Марстон-Холл. Сука никак не ощенится". Домик прятался в парке Марстон-Холла, и в полумиле над кронами сосен поднимались башенки и шпили господского дома, возведенного в XIX веке каким-то поклонником рыцарских замков.

Дверь открыла грузная смуглая старуха лет шестидесяти и смерила меня хмурым взглядом.

— Доброе утро, миссис Кух, — сказал я. — Вот приехал посмотреть вашу собаку.

Она опять не улыбнулась.

— А! Ну, хорошо. Вот сюда.

Она провела меня в крохотную гостиную. Навстречу нам с кресла соскочил маленький йоркшир-терьер, и вот тут она улыбнулась.

— Иди сюда, Синди, иди моя дусенька, — проворковала она. — Этот дядя приехал, чтобы тебе помочь. — Она нагнулась, вся сияя нежностью, и погладила свою любимицу.

Я сел в кресло напротив.

— Ну так что с ней, миссис Кух?

— Я прямо вся истерзалась! — Она нервно сжала руки. — Ей вчера было пора ощениться, и вот до сих пор ничего! Я всю ночь глаз сомкнуть не могла. Да если с ней что-нибудь случится, я сразу умру!

Я взглянул на собачку: весело виляя хвостом, она смотрела на хозяйку ясными спокойными глазами.

— Но она отлично выглядит. Какие-нибудь признаки приближения родов вы заметили?

— Это какие же?

— Ну… может быть она тяжело дышала или вела себя беспокойно? Или появились выделения?

— Нет. Ничего такого не было.

Я поманил Синди, заговорил с ней, и она робко пошла ко мне по линолеуму. Я поднял ее к себе на колени, пощупал напряженный живот. Он бесспорно был набит щенятами, но все выглядело совершенно нормально. Я смерил ей температуру. Абсолютно нормальная.

— Вы не принесете мне теплой воды и мыло, миссис Кух? Будьте так любезны.

Сучка была такая маленькая, что я намылил и продезинфицировал один мизинец, а потом осторожно ощупал им стенки влагалища. Совершенно сухие. Шейка матки, когда я до нее добрался, оказалась плотно закрытой.

Я вымыл и вытер руки.

— Вашей собачке время щениться еще не подошло, миссис Кух. Вы не спутали числа?

— Нет, не спутала! Вчера было ровнехонько шестьдесят три дня, — объявила она, перевела дух и продолжала: — И вот что, молодой человек! Синди уже разок щенилась. И тогда то же самое было: никак она не могла разродиться. Два года назад это было, когда я жила в Листондейле. Я к ней позвала мистера Брумфилда, ветеринара тамошнего, и он сделал ей укольчик! Ну, чудо, да и все тут! Через полчаса она уже щенят облизывала!

Я улыбнулся.

— Все понятно! Инъекция питуитрина. Значит, когда мистер Брумфилд ее смотрел, она должна была вот-вот родить.

— Так или не так, молодой человек, а я бы хотела, чтобы вы ей тоже укольчик сделали. Не выдержу такого ожидания.

— Извините! — Я спустил Синди на пол и встал. — Этого я сделать не могу. Сейчас не время. Будет только один вред.

Она уставилась на меня, и я подумал, что это смуглое лицо производит довольно грозное впечатление.

— Так что же, вы вообще ничего делать не станете?

— Ну… — Бывают моменты, когда ради общего спокойствия клиента следует чем-то занять, пусть даже без всякой пользы для пациента. — Почему же? У меня в машине есть таблетки. Они помогут собачке сохранить побольше сил до родов.

— Лучше бы укольчик! Мистер Брумфилд за одну секунду управился. Чуть кольнул — и все.

— Поверьте, миссис Кух, сейчас укола делать нельзя. Так я схожу к машине за таблетками.

Ее губы сжались в тонкую линию. Я понял, что она горько во мне разочаровалась.

— Ну, если отказываетесь, значит, отказываетесь! Хорошо, давайте эти ваши таблетки. — Она помолчала. — А моя фамилия не Кух!

— Как не Кух?

— А вот так, молодой человек! — Больше она ничего говорить не стала, и я распрощался с ней в некотором недоумении.

На шоссе почти рядом с моей машиной работник заводил заглохший трактор. Я окликнул его.

— Э-эй! Хозяйка того дома говорит, что ее фамилия не Кух!

— Верно говорит. Она в большом доме кухарка. Так что вы маленечко поднапутали! — Он от души расхохотался.

Все стало ясно. Сокращенная запись в книге для вызовов, да и все прочее.

— А ее настоящая фамилия?

— Дурок! — крикнул он в ответ под рев ожившего трактора.

Странная фамилия, подумал я, извлекая из багажника безобидные витаминные таблетки, и вернулся в коттедж. Я тут же постарался загладить мою промашку, рефреном повторяя "да, миссис Дурок", "нет, миссис Дурок", но это не заставило ее оттаять. Я, как мог, убедительно сказал, что ей не надо беспокоиться, что еще несколько дней ничего случиться не может, но она явно не собиралась мне верить.

Опустившись с крыльца на дорожку, я бодро помахал и крикнул:

— До свидания, миссис Дурок! И если вас что-нибудь встревожит, сразу же мне звоните!

Она как будто не услышала.

— И почему вы меня не послушали! — простонала она. — Укольчик же такой легонький!

Милейшая дама не преминула воспользоваться моим приглашением, и я уже на следующий день был вынужден бросить все и мчаться к ней. И повторилось вчерашнее — она требовала чудотворного укольчика, после которого щенята сразу повыскакивали бы, и требовала его немедленно. Мистер Брумфилд не мямлил и не тянул время зря, как я! И на третье, и на четвертое, и на пятое утро она принуждала меня приезжать в Марстон, осматривать Синди и повторять навязшие у меня в зубах объяснения. Развязка наступила на шестой день.

В гостиной Сиреневого коттеджа темные глаза уставилась на меня с тупым отчаянием.

— Я уж больше не могу, молодой человек! Говорю же вам, я умру, если с Синди что-нибудь случится! Слышите! Умру! Да как же вы не понимаете!

— Ну, разумеется, я понимаю, как она вам дорога, миссис Дурок. Поверьте, я все понимаю!

— Так почему же вы ничего не хотите сделать?

Я стиснул кулаки так, что ногти вонзились в ладони.

— Но я же объяснял вам уже! Инъекция питуитрина вызывает сокращение стенок матки, а потому делать ее можно только, когда начались схватки и шейка матки открылась. Если это потребуется, я введу Синди питуитрин, но, если я сделаю укол сейчас, он может вызвать разрыв матки, стать причиной смерти… — Я умолк, потому что мне почудилось, будто в уголках губ у меня запузырилась пена.

Но, по-моему, миссис Дурок вообще меня не слышала. Уронив голову на скрещенные руки, она бормотала:

— Столько времени! Я не вынесу, не вынесу!

И я, пожалуй, не вынесу, мелькнуло у меня в голове. Пузатенькие йоркшир-терьеры врывались в мои сны, и каждое утро я встречал мысленной мольбой: ну пусть, ну пусть эти чертовы щенки уже родились!.. Я протянул руку к Синди, и она нехотя поплелась ко мне. Как ей, верно, опротивел этот чужой, который является каждое утро, тискает ее, тычет в нее пальцами. Испуганно на меня поглядывая, вся дрожа, она покорилась неизбежному.

— Миссис Дурок, — сказал я, — вы абсолютно уверены, что после даты вязки, вами названной, этот кобель больше возле Синди не появлялся?

Она сердито фыркнула.

— Вот вы меня все про это спрашиваете, ну, и мне вдруг вспомнилось, что может, он и прибегал неделю спустя.

— Ну, видите! — Я взмахнул рукой. — Была вторая вязка и, значит, срок у нее завтра.

— Все равно бы, лучше бы вы сегодня с этим кончили, вот, как мистер Брумфилд… Только кольнул и никаких больше забот!

— Но, миссис Дурок…

— И позвольте вам сказать, что моя фамилия не Дурок!

Я ухватился за спинку кресла.

— Не… Дурок?

— Нет.

— А… как?

— Дули, Дули! — Вид у нее был очень мрачный.

— Да-да, конечно… — Я, спотыкаясь, прошел по дорожке к машине и уехал. Не в самом радужном настроении.

На следующее утро из Мартсона не позвонили. Мне просто не верилось. Неужели все благополучно кончилось? Но во время объезда на одной из ферм мне сообщили, что меня срочно вызывают в Сиреневый коттедж, и я похолодел. Место было отдаленное, отел очень сложный, и дело шло к четырем, когда я вылез из машины перед калиткой, такой теперь знакомой! Дверь коттеджа была открыта, и я пошел к ней по дорожке, но тут в мою ногу ударил какой то коричневый снаряд. Синди! Но преображенная Синди — рычащий, лающий комочек ярости. Я попятился, но она впилась зубами в отворот моих брюк и повисла на нем.

Я прыгал на одной ноге, пытаясь стряхнуть ее, но тут взрыв звонкого почти девичьего смеха заставил меня обернуться.

С порога на меня, все еще прыская от смеха, смотрела миссис Дули.

— Право слово, едва родила, как совсем другой стала. Маленькая, а как их охраняет! Мать, каких поискать! — Она с нежной любовью взирала на собачку, болтающуюся на моей ноге.

— Так значит щенки…

— Мне сказали, что вы там еще долго будете, ну, я и позвонила мистеру Фарнону. Он тут же приехал и вот, что я вам скажу: сразу сделал Синди укол, про который я вам еще когда говорила! И не успел он за калитку выйти, как щенки один за другим и пошли, и пошли. Семерых принесла. Такие дусеньки.

— Прекрасно, миссис Дулли… Великолепно.

Зигфрид, конечно, нащупал щенка в проходе… Тут мне удалось избавиться от Синди, и хозяйка подхватила ее на руки, чтобы я мог пойти на кухню полюбоваться новорожденными.

Щенки, бесспорно, были отличные. Я поднимал крохотные пищащие комочки, а мать рычала на меня из объятий миссис Дули, как изголодавшийся волкодав.

— Они просто прелесть, миссис Дули, — проворковал я.

Она поглядела на меня с сожалением.

— Я же вам с самого начала объяснила, что надо сделать, а вы слушать не хотели. Всего то и надо было, что один укольчик сделать. Мистер Фарнон, ну, такой дусик! Прямо, как мистер Брумфилд.

Всякому терпению есть предел!

— Но поймите же, миссис Дули, он просто приехал в нужный момент. Если бы я успел…

— Ну, ну, молодой человек, не надо обижаться. Я же вас не виню. Просто, кто неопытнее… Вот так мы и учимся. — Она задумчиво вздохнула. — Легонький такой укольчик. Попросите, чтобы мистер Фарнон вам показал, как его делать. Ведь он еще и за калитку не вышел, как…

Я не выдержал. Выпрямившись во весь рост, я произнес ледяным тоном:

— Миссис Дули, сударыня, в последний раз повторяю вам…

— Фу-ты, ну ты! — воскликнула она уничтожающе. — Нечего мне пыль в глаза пускать. Мы без вас прекрасненько обошлись, так что же теперь то жаловаться. — Ее взгляд налился свинцовой суровостью. — И еще меня зовут не миссис Дули!

Меня пошатнуло. Мир рушился неизвестно куда.

— Простите, что вы сказали?

— Я сказала, что меня зовут не миссис Дули!

— Не… миссис…

— Нет! — Она протянула в мою сторону левую руку, и, тупо глядя на ее пальцы, я мало-помалу сообразил, что на них нет ни единого кольца. Наверное, то обстоятельство, что наше знакомство с самого начала шло на очень высоких нотах, помешало мне заметить это раньше.

— Нет, — повторила она. — Никакая не миссис, а мисс!