На столе стоял самовар. А рядом на большом блюде высились горы пряников, пирогов и ватрушек. Старик пригласил всех к столу, и женщины без лишних слов приняли его приглашение. Дед уселся вместе с ними. Видимо он привык хозяйничать в этом доме и сидеть за одним столом с хозяином. Поэтому в присутствии гостей продолжал вести себя так же.
— А кто печёт ватрушки? — спросила Олеся, откусывая мягкую булку с творогом.
— Я и пеку, — ответил старик. — Всё хозяйство на мне. Раньше, когда матушка Борислава была жива, у нас было больше слуг. И кухарка была, и садовник, девка в доме убиралась. Но молодой хозяин не любит, когда много народу. Так что я сейчас сам справляюсь.
— Справляется! — фыркнула Вера.
Она закатила рукава своего платья и, положив локти на стол, пила чай, держа блюдце двумя руками.
— Грязищу развёл, а во двор и не выйти, бурьян повсюду. Работник!
Олеся смутилась. Она устремила на Ермолая извиняющийся взгляд. Тот ответил ей понимающей улыбкой. На Веру он внимания не обратил. Вместо этого продолжил жевать пирожок и прихлёбывать горячий чай.
Выпив чаю и слопав ватрушку, Олеся поспешила продолжить осмотр дома.
Вера же с Милой остались сидеть за столом. Они недовольно перешёптывались, бросая многозначительные взгляды на окружающую их обстановку.
Наверх вела деревянная лестница с резными перилами. Олеся легко взбежала по ступеням и остановилась, ожидая, пока её догонит Ермолай. Тот двигался довольно шустро, по пути убирая паутину, оплетающую перила.
— Завидуют тебе родственницы, — сказал старик, догоняя Олесю.
— Да? А я думала, они недовольны моим решением! — удивлённо воскликнула девушка.
— Потому и недовольны. Завистливым взглядом дом обводят и следят за тобой с ревностью. Ваш-то домик был попроще?
— Наш, конечно. Но они говорят, что для царевича дом слишком небогатый, — сказала Олеся.
— Так от зависти и говорят. Ох, девонька, надо их отправить восвояси. Чует моё сердце, не стоит ждать от них добра. Я много повидал. При царском дворе жил, а там зависть и сплетни самое обычное дело. Знаю, что говорю. Если кто плохое задумал, то, как бы ни скрывал, у него всё равно это будет на лице написано, — назидательно проговорил дед.
— Не может быть! Да, они самолюбивы. Работать не любят, но зла мне не желают! Просто им хочется, чтобы я и дальше их содержала, деньги приносила, — сказала девушка.
Ермолай спорить не стал. Но видно было, что он остался при своём мнении.
На втором этаже было несколько отдельных комнат. Девушка заглянула в каждую из них. Большинство помещений оказались полупустыми. Кровать и узкий шкаф в углу — вот и всё, что там было.
А вот одна, самая просторная, отличалась богатым убранством. Кровать, стоящая посреди комнаты, была увенчана бархатным балдахином и накрыта роскошным покрывалом, вышитым шёлковыми нитями. У стены стоял огромный резной шкаф, повсюду располагались маленькие столики, мягкие кресла.
На полу комнаты лежал пушистый ковёр, тяжёлые шторы висели на окнах. Вся обстановка была абсолютно чужой здесь и совершенно не соответствовала этом славному сельскому домику.
— Чья же эта комната? — спросила Олеся.
Она даже представить себе не могла Борислава, спящего сейчас на сеновале, в этом вычурном помещении.
— А это комната покойницы — матушки царевича, — ответил старик. — Мы ничего не убираем, не трогаем. Всё так и осталось с тех пор, как её нашли мёртвой.
Девушка постеснялась выяснять причины гибели матери Борислава. На секунду ей показалось, что дух покойницы продолжает жить в комнате и сейчас ревниво следит за новой хозяйкой дома.
Ей захотелось как можно скорее покинуть это помещение. Она быстро вышла из комнаты и закрыла за собой дверь.
Олеся обратила внимание, что во всех комнатах царит запустение. Повсюду лежит толстый слой пыли, по углам висит паутина. На второй этаж видимо никто не заходил уже очень давно, там было душно, пыльно и неуютно.
Обойдя весь дом и убедившись, что уборку тут проводили нечасто, Олеся решила навести здесь порядок.
«Раз уж я стала хозяйкой этого дома, то не мешало бы привести его в надлежащий вид. Не жить ведь в такой пыли!» — думала она, закатывая рукава и подтыкая подол платья за пояс, чтобы не путалось под ногами.
Она прошлась по дому, распахивая окна. Затем потребовала, чтобы Ермолай показал ей все подсобные помещения, где хранился разный хозяйственный инвентарь.
Найдя ведро, веник и тряпку, она набрала свежей воды из колодца. А затем, напевая себе под нос, принялась выметать паутину и пыль из каждого уголка дома.
Старик начал возражать. Он настаивал, что уборка не дело для невесты царевича и что лучше будет взять девушку из ближайшей деревни в служанки. Олеся категорически отказалась приглашать в дом посторонних девушек.
Потом дед стал сокрушаться, что плохо справляется со своими обязанностями. И якобы он своим неумелым ведением домашних дел заставил молодую хозяйку заниматься уборкой. Олеся только смеялась и брызгала на него водой из ведра, продолжая работать.
Тогда Ермолай принялся суетиться рядом, изображая бурную деятельность. Но этим больше мешал, чем помогал. Поэтому Олеся заставила его снимать занавески с окон и выносить одеяла и подушки на солнышко, чтобы они просушились и проветрились.
Олеся вымыла окна, вытрясла и взбила все перины. До блеска натёрла полы на втором этаже, а затем принялась за лестницу. Дом не отличался большими размерами, да и действовала девушка быстро и со знанием дела.
Наведя порядок наверху, она спустилась вниз и хорошенько убралась на кухне. Единственным местом в доме, где девушка ничего не трогала, осталась комната матери Борислава.
Работать ей было легко и весело. Она привыкла постоянно заниматься такими делами. Ведь с детства в её обязанности входили уборка, стирка, готовка. И вдвойне приятнее ей было ощущать, что теперь она хозяйничает в доме своего жениха, следовательно, и в своём тоже.
В открытые окна залетал прохладный ветерок, слышалось птичье пение, доносился запах поздних яблок и осенних цветов. И от этого сердце Олеси ещё сильнее наполнялось радостью.
Вера и Мила не изъявили желания помочь девушке. А сама она не обратилась к ним за помощью. Ведь Олеся никогда не просила мать выполнить какую-либо работу. Наоборот, это Вера приказывала девушке заняться стиркой или уборкой. Сестра же по большей части сказывалась больной или усталой, к ней девушка тоже не стала обращаться, ожидая привычного отказа.
Пока Олеся убиралась, она сказала Ермолаю нагреть воды и вытащить во двор корыто, чтобы заняться стиркой. Дед выполнил всё, о чём его просила девушка. Когда та закончила уборку и вышла на улицу, старик уже вовсю полоскал в корыте занавески и развешивал их на солнышке для просушки.
— Мне бы выстирать своё платье, — сказала Олеся. — Нет ли чего для меня, переодеться?
Дед закивал и поспешил в дом. Вскоре он вернулся с целым ворохом одежды, тут были и платья, и нижние юбки и рубашки. Всё очень тонкое, красивое, сшитое из дорогой ткани.
— Ой, это что такое? Откуда? — удивилась девушка.
— Это вещи матушки Борислава.
— Страшно мне как-то надевать их, вдруг испачкаю? Они слишком дорогие и нарядные для меня. Да и что скажет мой жених, увидев меня в одежде своей матери? — проговорила Олеся, разглядывая узоры на дорогой ткани, вышитые шёлковыми, а кое-где и золотыми нитками.
— Да, ему будет стыдно, но что поделать, сам виноват. Безусловно, он должен был позаботиться о своей невесте, купить ей хорошие наряды, одеть, обуть. Всё как полагается. Уверен, что он скоро исправится, а пока придётся в этом походить.
Девушка вздохнула. Она бросила взгляд на своё простое добротное платье, сшитое из домотканого льна. По сравнению с этими тонкими, невесомыми нарядами, что принёс старик, оно выглядело ужасно.
— За домом есть озеро, там купальня устроена, можешь пока помыться, а я уж со стиркой сам разберусь, — сказал Ермолай. — Бери платья, не бойся. Ты теперь хозяйка дома. Всё, что здесь есть, принадлежит тебе.
Олеся не стала спорить. Впервые в жизни кто-то предложил освободить её от работы, и она была за это очень благодарна старику.
Девушка выбрала одну из нижних рубашек и самое простое платье из всех. Сшитое из тончайшей ткани изумрудного цвета, оно единственное не было украшено вышивкой и кружевом и не имело оборок.
Девушка вернулась в дом. Она отыскала в кладовке кусок травяного мыла и полотенце. Олеся предложила матери и сестре искупаться в озере, но те отказались.
— С ума сошла? Осень на дворе! — замахала на неё руками Вера. — Это у тебя здоровье есть купаться в ледяной воде, а мы с Милочкой вмиг заболеем.
Олеся промолчала и покинула комнату, в которой сидели её родственницы. Она поспешила в ту сторону, куда указал Ермолай.
За домом действительно находилось небольшое озеро. Оно было круглое, как тарелка, с пологими берегами, и растущими у воды плакучими ивами. От воды тянуло прохладой. Но девушку это не смутило, ведь день был достаточно солнечным и тёплым.
Неподалёку и правда была устроена купальня — деревянная постройка без крыши, с дощатым настилом и ступенями, ведущими прямо в озеро. В ней можно было раздеться и сойти в воду.
Олеся засмеялась от радости и побежала к воде. Больше всего на свете ей хотелось сейчас окунуться в прохладный водоём и смыть с себя дорожную пыль.
Оказавшись на берегу, девушка сбросила туфли и прошлась босиком по нагретым осенним солнышком камням. Опустив одно ногу в озеро, она поёжилась, вода была достаточно холодной. Но это её совершенно не пугало.
Олеся принялась расплетать свою косу. В ту же минуту под ноги ей посыпались цветы, вплетённые в волосы берегиней. Она подняла их и с удивлением увидела, что цветы ничуть не пострадали, проведя столько часов в её волосах. Сейчас они благоухали по-прежнему, а нежные лепестки оставались такими же свежими и гладкими.
Собрав цветы, Олеся принялась плести венок, а закончив, опустила его в озеро. Он закачался на волнах, неспешно уплывая прочь от берега. Понаблюдав некоторое время за венком, девушка тряхнула волосами и вошла в купальню.
Она сняла платье и бросила его на доски настила, туда же отправилась и нижняя рубашка. В солнечном луче блеснул золотом медальон Борислава, висевший у неё на шее. Олеся побоялась заходить с ним в воду. Опасаясь потерять столь ценную вещь, она сняла его и спрятала в складках одежды. А затем подошла к ступеням и начала спускаться по ним к воде.