Обещания темноты

Глава 18

Джон открыл глаза. Он по-прежнему лежал на сухой серой дороге, посреди черной мглы. Он едва расслышал отдаленное эхо, разносившееся по самым темным краям последнего уровня. Верона в последнюю секунду понял, что это за звук. Это был щелчок открывшейся шкатулки, подаренной Эммой. Среди одинокой пустоты он звучал странно неуместно. Как будто нечто сокровенное, никаким образом не должное попасть в этот загробный мир, сейчас очутилось в чужих руках, неумеющих и нежелающих обращаться с этим правильно.

Верона огляделся по сторонам, но никого не обнаружил. Он проверил свою руку – в ней лежала та самая расписная шкатулка, полуоткрытая. Джон распахнул крышку, но внутри ничего не оказалось. Он погремел ею – тишина. «Как же мне теперь найти содержимое?» – размышлял Верона.

Он вдруг вспомнил, что Леонид говорил им с Троном еще тогда, при первой встрече, что вещи, похороненные с человеком, переходят в этот мир и имеют поразительно большую силу. Значит, то, что лежало в шкатулке, осталось во сне? Вполне похоже на правду. «Постойте-ка…»

– Ну что, Джон, понял – без проводника с этой тропы не свернуть, – откуда ни возьмись появился Адик, сложив руки на груди, намекая мол, «я же говорил». Его появление чуть не сбило ход мыслей Джона, но он вовремя продолжил нить. Теперь он понял, и когда он захотел убедиться в правоте своей догадки – то почувствовал тяжесть в правом боку.

– Скажи мне, Адик, каково это – знать, что ты всего лишь иллюзия, и что твои усилия равны нулю?

Старик медленно опустил руки, глаза его забегали, но голос оставался твердым:

– О чем ты, Джон? Ты далеко не иллюзия, у тебя еще осталась энергия, пусть и мизерная.

Джон рассмеялся, медленно пряча руку за спину.

– А я говорю сейчас не о себе. Я говорю о тебе!

Старик раскрыл рот, пытаясь сказать что-то, но Джон продолжал:

– Я думал, почему ты так сильно похож на одного моего знакомого? Ответ прост – если бы мой проводник был бы Яаголем – я бы ему поверил. Адик застучал зубами, мыча неразборчивые фразы. Джон продолжал: – Вот он – герой человечества. Сначала путается в своей собственной писанине, раскладывая ненужные бумажки, а потом воинственным образом превращается в проводника – мудреца, знающего все об устройстве мира.

Старик пытался вновь сделать спокойный вид и закрыл глаза.

– Так и есть, Джон. Я знаю многое и пытаюсь донести до тебя эти знания, но ты расстраиваешь меня своим поведением. Я могу сделать так, что ты навсегда будешь искать дорогу, но никогда ее не найдешь!

Адик вдруг стал менять свою форму. Из щупленького маленького старика он превращался в мощную атлетическую машину для убийства.

– Нет никакой дороги, – спокойно говорил медиум, – есть только я. И темноты этой нет, одна лишь спираль и эти маленькие летающие пиявки.

Джон вспомнил разноцветные ленты, маячащие своей пестротой перед глазами. Это они затуманили ему мозг, и сейчас присосались к его душе, вытаскивая ту самую последнюю частичку жизни.

– Слушай, Адик, скажи мне, что ты знаешь о перемещении по уровням?

Старик выставил мускулистую грудь вперед, зло сдвинув глаза в кучу.

– У каждого уровня есть двери в соседние, но необходима энергия, чтобы проходить через них, – Адик сам не понял, почему ответил ему. А Джон все сильнее улыбался. Он достал из внутреннего кармана свечу и вытянул ее перед собой.

– Что это такое? – накаченный старик стал давать слабину. Тело его постепенно уменьшалось, пока снова не стало прежним, если не меньше.

– Это твоя смерть, – съехидничал Джон.

– Не делай этого! Ты не пройдешь этот путь без проводника.

– Не говори глупостей, Адик. Мы же оба знаем, что тебя нет, а уж этой дороги – тем более.

Верона крепко сжал свечу в кулаке, смотря как фитиль медленно окутывается синей пеленой огня.

– Стой! – Адик громко взвизгнул.

Пламя охватило Джона целиком, и он ощутил, как пиявки начали отсыхать от его души. Картинка резко стала меняться, но разглядеть детали было невозможно. Верона больше в бреду, чем в здравом уме дунул на пламя, мысленно представив себе черную гору, на которой лежали они с Троном и Люси. Огонь заполонил все, обжигая нутро медиума сильнее прежнего. Когда синяя пелена развеялась, Джон с ужасом осознал, что никуда не переместился. Те же тишина, мрак и серая дорога. Но кое-что поменялось – что-то неосязаемое, невидимое, полу-существующее…

Следующие мгновения медиум не мог описать ни вслух, ни на уровне интуиции. Ему лишь было душно. На него давила незримая тяжелая субстанция, заглушая мысли. Был образ. Образ человека. прямо перед глазами, на обратной стороне разума – тихий, светлый образ. Чей он?

Но спустя еще пару мгновений все исчезло. Перед открывшимися глазами возникло лицо старика Адика. Адик держал в руках Джонову свечу.

– Отдай ее мне, – слабо проговорил Верона, пытаясь подняться на ноги.

– Нет, пожалуй, это будет неправильно, – Адик разломил свечу пополам и выкинул ее части в бездну. – Теперь, Джон, не глупи – отдай то, что было в шкатулке.

«Откуда он мог знать!?» – прошипел про себя от ярости Джон. От навалившегося бессилия Верона с трудом встал на четвереньки, не чувствуя конечностей, плохо воспринимая происходящее. Собрав последнюю энергию, медиум произнес:

– Я понял. Я теперь понял. Все думал, кого ты мне, чертяга, напоминаешь. Сначала думал, что ты засланец от войска тумана, потом думал, что ты Яаголь. Но я ошибался. Оказывается, все это время я разговаривал сам с собой.

– Ха-ха-ха! – старик истерично захохотал. – Не говори глупостей, медиум. Я – это я! Адик – твой проводник.

– Нет. Здесь у меня нет проводника. Сам я себе проводник. И дорогу должен сам найти. А ты только форма передачи информации.

Адик сжался всем телом сразу, сгорбился и захрипел.

– Что хрипишь, Джон? – спросил медиум у старика.

Адик еще сильнее захрипел, зажмурив глаза с такой силой, что, казалось, они сейчас провалятся внутрь.

– Это ложь! – взревел Адик, оглушая тишину своим, ставшим раздраженным, голосом.

– Ложь лишь то, что ты хочешь видеть. Все остальное – правда.

Лже-Адик закипел прямо на глазах. Испаряясь, фантом исчез, вернув тишину…

Джон встал и огляделся. Он продолжил движение. Чтобы хоть как-то разбавить страх одиночества, он предпринимал попытки громко шаркать ногами. Но трения не создавалось. Тогда ничего не оставалось, кроме как начать разговаривать с самим собой.

– Сбежал, наконец, – обрадовал себя Верона исчезновением Адика. – А это что?

Медиум с ужасом посмотрел вниз на тропинку. Недалеко от него лежала переломленная свеча.

– Может, еще работает? – медиум поднял обломки, пытаясь склеить их друг с другом силой притяжения, но все было без толку. А, черт бы его побрал! Меня, то есть.

Джон зажмурил глаза и представил себя стоящим на втором уровне на вершине той самой черной горы. «Вдруг там уже никого нет? Нет, этого не может быть. Просто не может».

– Ну давай, загорайся! – свеча немым бездействием нагоняла на Верону отчаяние и забирала силы. Их уже не осталось у Джона, ни капли. Одни испарения, объедки жизни. Он так и не успел попробовать самых сочных ее кусков. Все растащили другие, кто сколько смог откусить. А он остался не у дел. И чего ради? Ради этой бесконечной тропинки и всепоглощающего отчаяния? Справедливости здесь нет. Не здесь ее стоит искать. Это же тоже придумал и люди. Пусть и души, но с людским, земным началом.

Каждому хотелось попасть на второй уровень, остаться там навсегда в каком-нибудь из отелей, в уютном светлом номере исполнения желаний. Но разве это конечная цель? Ради нескончаемого дня удовольствий и праздности стоило жить, ломать душу, испытывать чувства? Такой сложный изысканный процесс жизни, доводящий до слез, обещающий тебе раскрыть истину, но вдруг превращающийся в обыкновенный фарс, пустышку, самообман. Джон не мог в это поверить. Он вообще не любил во что-либо верить. Чувствовать, жить, все ради одного – увидеть, что кому-то стало лучше от его потраченной энергии. Не у всех хватает собственной, чтобы добиться счастья. У иных же энергии много. В неравномерном ее распределении содержится особенный смысл – смысл симбиоза, о котором Верона рассказывал сам себе. И пока ты его не достиг, то и смысл для тебя будет утрачен. Синергия – вот воплощение гениальности душ, а значит, и жизни.

– Джон, прекрати держать эту дурацкую игрушку, давай лучше найдем выход отсюда, – Верона выбросил свечу в сторону. Она упала на тропинку, скатилась к краю и исчезла в бездне. Через пару секунд она вновь появилась на том же месте, где лежала изначально, у ног медиума.

– Замечательно! Придется теперь таскать с собой всякий мусор, надеясь на глупые знаки судьбы.

Джон побрел наугад. Точнее, угадывать ничего не нужно было, но тропа, все же, была неизвестна. Потому, Верона шел именно наугад, нежели по маршруту. В руке его болталась бесполезным грузом свеча перемещения. Две таких же он выкрал из сундука Михаила, того же Урана. До сих пор из памяти Вероны не выходил ужас, который он испытал при виде комнаты проводника, увенчанной изуродованными телами людей. но с другой стороны – это были лишь тела. На втором уровне они не играли уже никакой роли. Причина, по которой все души по-прежнему выглядели как люди, заключалась только в силе привычки. Истинное обличие души непонятно, уродливо, сумасбродно.

Джон снова попытался оценить свое положение, отогнав посторонние мысли. Так, то, что он держал в руках – понятно, разобрались. Только еще что-то мешалось, давило в области груди. Верона извлек из кармана коробок.

– Спичка! У меня есть спичка! – медиум обрадовался, ощутив прилив некоторых сил. Но разжигать ее он не торопился. Необходимо было сберечь ее для Роза. Хоть раньше этого ему не удавалось, все же Джон был уверен, что огонь спички способен остановить машину смерти. Во-первых, от свечи было меньше толку – она попала к нему на втором уровне. А значит, силой обладала меньшей. Во-вторых, возможно, Роз обманул сознание Джона в том, что он действительно ли их поджигал.

– Вот же гад! Да он все подстроил! – Верона вспомнил, что Роберт с легкостью возрождал иллюзии в глазах медиума. Невозможно было, чтобы от спички выжигались километры синего тумана, и одновременно не мог сгореть один единственный его представитель… Пусть и сильный.

– Да врет он все! Половина энергии.

Джон припрятал коробочек обратно и вздохнул с облегчением. Он посмотрел на обломки свечи не понимая, почему их нельзя склеить силой мысли. Это же все нереально. Точнее, выполнения физических законов в полной мере Верона еще не наблюдал здесь. «Значит, – он сделал вывод, – эта свечка обладает особой энергией. Она перешла из другого мира-уровня. Следовательно, потребуется большая сила, чтобы починить ее».

Но Джон ослаб, с трудом передвигаясь по серой тропе. Медиум упал навзничь, ощутив горечь усталости. Он больше всего не любил быть слабым, немощным. В бездействии он чувствовал страх, досаду о том, что жизнь идет без него. Что время проходит, а все предыдущие действия закончились впустую. И от этого ощущения времени Джон никогда не умел избавляться. Тем более сейчас, когда на счету каждая потраченная мысль.

Верона лежал, перебирая наивероятнейшие способы выкрутиться из своего положения. Но так и не находил ничего стоящего. Думал, теряясь в мыслях. Ему совсем расхотелось что-то решать, что-либо делать. Он подался в удивительную негу воспоминаний…

Жизнь протягивалась легко, со стороны незнакомца, чьими глазами Верона сейчас рассматривал кадры своего прошлого. Минуты, часы, дни – все перерастало в месяцы, годы… Иногда картинка тормозила свой неспокойный бег, обнажая определенный эпизоды, в которых Джон узнавал себя. Одна миниатюра врезалась в сознание ярче остальных. Может, своей легкостью, а может, чрезмерной сложностью, которую Верона не в силах был разобрать.

Ему привиделось, как однажды, он сгорел от серых будней, оставив всего себя на вечно холодном алтаре общества. Он молод, смел, горяч, но этот день его особенно вымотал. Все человеческое стало противно, и Джон взял билет в кассе до конечной станции, чтобы заглушить людской скрежет в голове. В нескольких десятках километрах он покинул вагон – последний оплот цивилизации, и вышел прочь.

Ноги гнали Джона по тропе страха и надежды. Он чувствовал, что ничего плохого ему дорога не пророчит. Верона улыбался, широко размахивая руками, не успевая выдыхать воздух, чтобы поскорей заглотить свежую порцию. И изредка попадающиеся на пути люди не мешали ему соблюдать безмолвие. Иногда Джон так сочувствовал самому себе, что ему суждено жить в этом мире человеком, а не каким-нибудь зверем. И тот день был одним из таких.

Наконец, молодой Верона устал идти. Он присел на крутой полянке, вблизи редкого лесочка. Солнце клонилось ко сну, но его теплые прикосновения проникали в самую душу, раскаляя замерзшие мечты. Джон больше всего боялся разучиться жить. Боялся, что не сможет пойти, когда ему вздумается. Но самый большой страх навевала мысль о том, что все, к чему он должен стремиться – это плод его собственных рассуждений и чувств, а не навязчивые советы других. Все, сделанное ранее вело именно к этому моменту, когда Джон может просто сидеть на выжженной траве и любоваться стайкой летающих насекомых, вздрагивая всем телом. И нет большего смысла, чем в этом обычном летнем вечере; в коршуне, осматривающем свои владения; в Джоне Вероне, с замиранием сердца сидящего у истока вечности – отражения собственной души.

Тепло от более нагретого тела передается менее нагретому – жаль, что этот закон термодинамики не распространяется на время. Тем, у кого не хватает времени, будет всегда его не хватать. И время встречи Джона с самим собой подошло к концу. Ночь запускала свои щупальца в каждый уголок солнечного царства, вырезая свет острым лезвием темноты. И от сухого дыма слепоты Вероне становилось не по себе. Плата за созерцание сокровенного взималась по умолчанию. Кто-то, главнее человеческой души, распорядился вселить в сердце Джону отчаяние и разочарование разом. Ему показалось, что прошлое длилось напрасно, бесполезным старанием своим ни к чему не привело.

По каменной щеке Вероны пробежала жадная слеза, ожидавшая так долго своего заветного часа. Закрыв глаза, Джон слышал полет мысли. Как она чуть слышно гудела взмахами своих крыльев у самой глади реки, едва касаясь воды. Джон вошел в эту воду, моментально открыв глаза от холода. На другом берегу стоял еще один человек. Такой же, как он – темный, напуганный, жаждущий справедливости. Его губы шевелились от произносимых слов – но они тонули в реке, не долетая до настоящего Джона. До того Джона, который стоял по другую сторону, проклинающий себя за это. Он должен был быть рядом со своим двойником. Быть им. Только их разделяла черная вода – тихая, вязкая, мертвая. Двойник внезапно пошел ко дну, не сопротивляясь, будто бы так и надо. Он исчез, словно его и не было.

Двойник ушел, оставив после себя пустошь в сердце Джона. Тогда он не понимал. И смысл видения дошел до него только сейчас. Только сейчас, когда ничего больше не осталось, кроме последней тропы, ведущей в никуда. До Вероны дошло, наконец, что тот двойник вместе с собой унес на речное дно мечты Джона. Он нашел это все снова лишь в данный момент, когда нужды в этом не осталось. И лежа один вместе со своей утонувшей мечтой, Джона начал забывать, что однажды он был живой.

В мертвой темноте раздался некий звук, очень похожий на раскат грома. «Откуда здесь гром?» – удивился Верона. Продолжая лежать, медиум повернулся лицом в сторону источника звука – пустой мглы.

– Показалось. Пора завязывать мыслить, сил нет…

Так могло пройти десять часов, месяцы, могла пройти вечность, но медиум перестал сожалеть, продолжив рассматривать свои воспоминания. Однако, ничего ярче он не разглядел. Он вернулся посмотреть еще раз, как темный двойник растворяется в холодных объятиях спокойной воды. И в самый последний момент, именно тогда, когда живого человека, утонувшего в реке, еще можно было бы спасти, Джон с яростным рвением бросился под воду. Сам он это сделал, или же воспоминание – не имело разницы. Но силы тратились быстрее прежнего. Душа медиума стала задыхаться от слабости, от холода, от темноты, обещавшей ему добраться до конца. И только теперь он понял! Джон никогда не хотел дойти до финиша, до последней контрольной точки своего пути. И хотелось лишь одного – прогуляться по этому пути еще разок. Пусть наполовину, пусть разбив ноги о каменные дни, только хоть бы коснуться душой великолепия жизни.

– Плыви! Ты спасешь его! – кричал он своему фантому, которого судорожно по дну ледяной реки. – Время – ничто, по сравнению с моей мечтой. Не дыши! Плыви, плыви!

Бесконечность показалась секундой, пока длилось воспоминание. В то время, как Джон искал ответы, и теплилась надежда. Вот он! Двойник уверенно шел на дно. Сквозь тугую толщу воды нельзя было что-то разглядеть, но Джон сумел. Верона вытащил своего двойника на сушу. Он был полностью черным, едва заметным в сумраке ночи. Двойник повернул голову к медиуму. Не к тому пареньку, который с испугом и облегчением суетился у тела пострадавшего, а к тому медиуму, что сейчас лежал у края дороги и наблюдал за ними. Он сказал:

– Зачем ты меня спас? Зачем тебе это нужно? Ты же мог погибнуть.

– Если бы я этого не сделал, то никогда бы не узнал, что смогу.

Черный фантом издал звук облегчения. После, растекся по опушке талой водой. Джон из прошлого пытался собрать влагу руками, но все было тщетно.

Не успел Верона понять, что произошло, как золотая ниточка прошила сознание насквозь. Это солнце начинало новый день, предвещающий новый азарт. Что могло произойти сегодня оставалось лишь прожить. Когда уже совсем рассвело – вода перестала быть спокойной, и бурное течение устрашающе размывало берега. Юный Джон повернулся к поникшей частичке души самого себя и сказал:

– Смерть может забрать самую большую драгоценность – мечту. Больше никто на это не способен.

После этого облако воспоминаний испарилось, вернув Джона в реальность. А для него реальным сейчас оставался темный путь вперед. Темный…

Верона с трудом поднялся на ноги, достал из потайного кармана коробок с одной единственной спичкой. Немного покрутив ее пальцами, он прислонил головку к терке.

– Будь, что будет. Все равно без нее не выбраться.

Джон услышал резкий звук трения спички, почуял характерный запах горящего дерева и наблюдал за ростом красного пламени. Огонь не был привычным оранжевым. Он разъярился не на шутку. Медиуму испугался обжечься и чуть было не выронил спичку. Но удержал ее, увидев, как языки пламени касаются его и не причиняют вреда.

Разъедая плотную тьму, огонь летел до самого края этой бездны, разнося свет повсюду. Теперь Верона убедился, что границ у последнего уровня нет. Свет, улетая вдаль, больше не возвращался. Столько энергии хранилось в хрупкой маленькой спичинке! А серая тропа вдруг разветвилась, обнажая перед взором множество других таких же троп. Выходит, Джон шел по этому лабиринту, не подозревая, что идет по разным дорогам. И конца этим путям видно не было. Всю плоскость теперь освещал пучок света, исходящий из спички в руке. Но выхода по-прежнему Верона найти не мог.

Досада от напрасно потраченной спички стала расти еще больше, когда пламя уже почти дожгло палочку. Джон поднес коробок, чтобы перехватить огонь. Сработало. Теперь горящий короб давал медиуму запас времени. Он рванул с места, перепрыгивая через ямы, через тропинки. Он просто бежал вперед. Вскоре одна из троп оборвалась. У края ее зияла бездна. Но в самом глубоком ее месте, куда взгляд еще мог залезть, вдруг засветился огонек. Огонек внушал доверие своей покорностью. Джон шагнул вниз, попав в безмятежный полет на дно. Пролетев секунды три-четыре, медиум утонул в теплом огне.

Верона открыл глаза. Он очутился в пустыне. В той самой, где недавно у них проходил смертный бой, в которой войско живых душ терпело поражение.

Он все-таки выбрался. Как же хорошо снова ощущать то скудное тепло, которым наполнялся этот уровень. Стояла глухая непробиваемая ночь. В которой были видны далекие развалины, дюны песков, сгубленные леса. Не было только самой жизни. Безмолвным островком смерти обернулся солнечный край, где Джон познавал первые радости загробного существования. А сейчас он стоял, по щиколотки утопая в мокром гнилом песке, отравленным синим туманом.

Что делать дальше? С чего начать? Как теперь ему найти Трона и Люси, как они будут сражаться, даже если он их найдет? Джон на всякий случай поискал в карманах – в низ ничего не было, кроме пустой шкатулки. Почему Адик так хотел получить содержимое?..

– Вот что-что, а ты мне меньше всего сейчас нужна.

Джон выбросил бесполезную коробку на влажный песок. В ту же секунду раздался высокий детский голосок.

– Дядя Джон, подними, пожалуйста. Она тебе еще пригодится.

В темноте, смущенно сложив ручки в замок, стояла маленькая девочка. Это была потерявшаяся Кира. Подойдя ближе, Джон не разглядел в ней прошлых признаков страха. Она стояла перед ним совершенно смело и слегка улыбалась.

– Кира! С тобой все в порядке? Ты так внезапно пропала.

– Да, – кивнула головой девочка, – просто Андрей согласился стать медиумом, а я пограничником.

– Пограничником? – не понял Джон.

– Да. Те – кто находится на верхнем уровне. А я еще хотела помогать. Андрей согласился стать медиумом.

Джон пытался вспомнить, когда его кто-либо спрашивал о желании стать медиумом. Да никто не спросил. Эмма завладела телом Вероны без его ведома. Возможно, если бы ему предоставили выбор, то Джон согласился. Но от принуждения он чувствовал себя только хуже.

– Андрей хороший человек, – Кира обняла Верону, и тот не ощутил тепла ее тела. Вообще ничего не почувствовал. – Такой же хороший, как ты.

Медиум вспомнил, как Андрей пытался помочь им в борьбе с туманом, воскресив память в этой самой пустыне. Тогда ничего не вышло…

– Кира, а ты случайно не знаешь, почему у него не получилось помочь нам?

Девочка игриво болтала руку Джона и говорила:

– Дядя Андрей сказал, что прибор не зафиксировал у вас остатков памяти. Энергии было слишком мало.

Как же так?.. «Может, это из-за того, что с нами сражали эти трусы Урана? Надо бы с ним поговорить».

– А ты можешь переместить меня куда-нибудь? А Кира?

– Нет, – грустно насупилась девочка, и внутри у Джона оборвалась надежда, – я теперь гость в этом мире. Попробуй найти путь сам. У тебя получится, дядя Джон.

Песок под ногами становился жидким, ночь темнее, а Кира отдалялась все больше, пока и вовсе не исчезла.

– Подожди, так это сон?

Джон вздохнул полной грудью, как будто долго находился под водой и сейчас выплыл. Он снова стоял в темной пустыне. Только на этот раз песок не был мокрым, а наоборот, горел от сухости и безжизненности.

Верона пытался уловить тающий сон. Разум слабел. Он уже совсем не помнил, жим он или нет. Это оставалось на заднем плане. Первостепенной задачей встал перед ним вопрос о дальнейших действиях. Но ржавое безмолвие пустыни притупляло хватку. Медиум больше не умел контролировать ни тело, ни душу. Он словно участвовал в спектакле, одновременно сидя в зрительном зале, и исполняя главную роль на сцене. И действие не прекращалось, раскрывая новых персонажей, новые декорации. Не менялись только Джон и тяжелые мрачные кулисы, ждущие своей минуты под грязным сводом. Их вес грозно замер под хрупкой головой медиума, и лишь чудо могло убрать его с пути их падения.

Он побрел по песчаным дюнам, не надеясь ни на что. В последнее время Верону стали смущать мысли о том, что его старания, на самом деле, никому не нужны. Что он еще существует благодаря случайности. Просто, заниматься им сейчас никому нет времени. А Фрэнк умер только потому, что энергия его души стала необходима где-то еще. И бессмысленность обрушивала неподъемную ношу Джону на плечи. И Джон нес натирающее седло как покоренная лошадь, тратя дюжую силу на терпение боли.

Спустя, казалось, несколько вечностей подряд, Верона остановился. Недалеко, слева от него, зияла знакомым ужасом забытая яма. Джон осторожно подошел ближе. Он не хотел снова попасть туда. На этот раз Трон не вернется за ним. Да и у него самого не было при себе никакого оружия. Оружия… Точно! Здесь же он пытался поджечь Роза. Спички должны валяться рядом. Они не загорались. Это был трюк.

Верона принялся фанатично рыться в песке. Было темно, но Джон по памяти искал именно в том месте, где стоял, швыряя спички, одну за другой. Что-то мелкое и твердое коснулось пальцев медиума. Среди жидкой кучи мелкого песка затерялась ничтожная спичинка. Кусочек дерева, когда-то служивший Джону в качестве средства зажигания сигареты, а теперь ставший единственной возможностью спастись. Вот она – маленькая, теплая, целехонькая. Верона присел, вкушая запах тоненькой палочки с серой на одном из концов. Пальцы дрожали от страха потерять ее.

Медиум посмотрел наверх. Он не знал почему, но ему хотелось смотреть туда. В это темное безмолвие. Хоть он не нашел там ни надежды, ни утешения, Джон стал счастливым. Ему почудилось, будто он всегда им был. Такое безграничное, непреодолимое счастье, что им можно становилось поделиться с каждым, живущим и не живущим. И песок становился теплым, а глаза стали лучше ориентироваться в темноте.

И Верона ощутил величие этих сухих песков. Ведь они же появились откуда-то! В привычном мире песок служил напоминанием прошлого. Здесь, полагал медиум, он означал тоже самое. Значит, и в этом мире, оплоте красоты и спокойствия, течет время, забирая и растворяя ненужный хлам, потерянную энергию, смерть. А величие его заключалось в осмыслении ценности бытия. Пока ты не превратился в песок – ты можешь строить из него небоскребы и дотронуться до неба.

И счастье, нечаянным благоволением спустившееся до сердца Джона, охватило его целиком. Ему ничто больше не могло нарушить ощущение полета души, которым обладали счастливые люди. И всего-то ничего – одна маленькая спичка. А для других счастьем может служить что угодно. Для Джона же, им оказалась тонкая надежда в чуждом холодном царстве темноты.

«А коробок! Я же сжег его, – спохватился Верона». Он принялся искать остальные спички, которые он так расторопно бросал в Роберта. Спустя долгое время он нашел еще одну. Такую же маленькую и теплую, как предыдущая. Сера цела, значит, он был прав – Роз заставлял его верить, что огонь был.

Иллюзия – вот оно, оружие Роберта Брина. Он никогда не был больным. Это была иллюзия… и сейчас он всего лишь играл в игру. Их попытки добраться до него – не более, чем обман. Основная же цель состоит совсем в другом. В чем именно?..

Поднялся слабый ветерок. Поднялся в буквальном смысле. Он вылетел из ямы. Оттуда, куда Джон меньше всего хотел возвращаться. Но остаток рассудка подсказывал ему, что нет иного пути. Остается спуститься туда снова. И призвать на помощь ассасинов. Но как их переместить? Свет – единственный переход между уровнями, который Джон смог понять. Но свет убьет ассасинов. Здесь должна быть другая логика. Энергия не возникает из ничего. Когда-то же они были людьми. Некто разозлил их, пренебрег энергией их душ. Не выполнил обещания. А в этом мире обещания так важны. И их неисполнение карается высшей мерой – смертью.

Джон привстал на корточки, пряча спички глубоко в карманы. Он решил не разжигать огня на глазах у Роза. Внезапность – вот козырь Джона. Только козырь Роза для Вероны был неизвестен.

Медиум собрал всю оставшуюся решительность в кучу, сжал кулаки и шагнул в пропасть. С каждым шагом им все больше овладевали отвращение и страх, но иной дороги не было. Он поверил в то, что сможет вытащить ассасинов на этот уровень, где они были всегда.

Джон испытывал знакомые чувства, опускаясь все глубже в непроглядную чернь. Земля мякла и разливалась под ногами. Иногда Верона попадал в свои старые следы, и от этого становилось более безнадежнее. Ступая по старой дороге точно в том же направлении, никогда не рассчитываешь на другой исход. Джон, ужаснувшись своим мыслям, отпрыгнул в сторону, пытаясь обмануть судьбу. Пробежав несколько шагов, Верона поскользнулся, упав лицом в мягкую почву. Но встать снова у него не получалось. Он скатывался вниз, цепляясь за рыхлые камни. Тьма, нехватка воздуха, страх неизвестности – вышибли медиума из сознания.

Очнулся Джон лежа на спине, почти полностью погрузившись в воду. Странно, но здесь было намного теплее, чем наверху. А свет отсюда будто и не пропадал. Может, солдаты тумана боятся спускаться в эту яму, а может, это очередной трюк Роберта? Нет, он боится ассасинов больше света. И откуда Джон это знает? Его не отпускала догадка, что привычка отвечать на свои вопросы перешла к нему с нижнего уровня. Значит, теперь он может знать все? Верона пробовал разузнать у самого себя, что у Роза за планы. Но ответа так и не получил.

Он решил не идти по течению ручейка. Там не было надежды на спасение. Или наоборот – только там она и была? «Переходом из уровня в уровень служит свет. Или же его отсутствие. Тьма – это же тот же свет, только немного в другой форме», – Джон вспомнил тугие переплетения ветвей деревьев, через которые он не смог пробраться, упав оземь, обездвиженный. Он не был уверен, что сейчас не произойдет того же самого. Но если где отсюда и был выход, то труднее пути не найти.

Джон пошел против течения, в сторону домика, где ассасины убили невинного человека. Может, однажды, тот человек тоже не выполнил обещания? Жестокая расплата.

Чем ближе Верона продвигался вперед, тем ярче становилась проблема отсутствия коробка. Не то, чтобы Джон не умел поджигать спички об другие предметы с высоким коэффициентом трения, но ему казалось, что взаимодействие вещей с разных уровней не даст полного эффекта. А как же защищаться от грозных убийц? «Надеюсь, они смогут поверить в мои слова», – думал медиум, держа руку на нагрудном кармане, где притаились спички. – «Ник, помоги мне. Ты же обещал».

Он все шел, наслаждаясь легкой прохладой и леденящим душу ветром. Там, наверху, таких стихий уже не найдешь. Роз забрал все себе. Что еще ему нужно? Сколько раз ему представлялась возможность убить Джона! Дело не в смерти. Нет, не в смерти. Он ему нужен живой. Или не нужен мертвый.

– Да будь он проклят! Трижды! – в сердцах выкрикнул Верона, взмахивая руками.

Тихий шелест высокой травы заставил медиума напрячься и присесть. Он осторожно осматривался по сторонам. «Ветер?» – надеялся Джон. Но звук был тяжелым, будто кто-то ступал по траве, сминая ее. Чего он боялся? Ведь он затем здесь, чтобы поговорить, найти помощь там, где ее вроде бы не стоило искать.

– Я пришел за помощью. Помогите. Без вас не справиться.

Из зарослей травы вышел укрытый с головы до пят черный ассасин. Его взгляд через плотную ткань прожигал душу медиума. Ему не нужно было доставать оружие, чтобы убить Верону. Достаточно одного взгляда, устремленного на дрожащую жертву. И не существовало силы, способной защитить от этого взгляда.

Убийца неслышно подошел. Даже плеска воды, по которой он прошелся, слышно не было. Он стоял перед Джоном, не торопясь предпринимать каких-либо действий. Верона понял, что самое время говорить:

– Синий туман опустошил второй уровень, там остались только две души. Он не остановится, пока не заберет себе все.

– Нам-то что? – глухим жестким голосом проговорил ассасин. – Это ваша проблема.

Его категоричный тон сбивал настрой Джона. Он чуть не забыл слова, которые хотел сказать. Ассасин немного сгорбился, напряг руки. Верона запаниковал, что убийца сейчас решил перейти в нападение. Пауза затянулась, стало необходимо что-то быстро предпринять.

– Я знаю, – импровизировал Джон. – вас обманули. Обещали спасение, а на деле обрекли на вечную тьму.

Ассасин принял позу слушателя, повернув голову немного вбок. Медиум продолжил:

– Пожалуйста, помоги нам. Я обещаю, что…

– Ты обещаешь?! – взревел убийца, кидаясь на медиума и нанося болезненные удары. Джон скрестил руки, защищаясь. Верона понял, что ассасин играет с ним, сбившись со счета наносимых ударов. Значит, он был готов на разговор.

– Постой, – просил Джон. – Я не могу обещать, ты прав. Кто я, чтобы давать обещания? Я лишь верю, что вы не заслуживаете полученного наказания. Разве одного верящего недостаточно, чтобы дать жизнь новой идее?

Верона смотрел, как на ассасина успокаивающе подействовали его слова.

– Что мне твоя вера? Что мне чужие домыслы? Что сделано – это то и есть, из чего ты состоишь. Говорить можно бесконечно. Прощай, я просто должен сделать свою работу.

Ассасин замахнулся, обнажив острый коготь, который ранее прятал. Джон понял, что удар смертельный еще до того, как холодный клинок вонзился к нему в бок. Страх подступил к самому сердцу. Верона опешил от скорости произошедшего. Мозг не уловил смысла, и лишь позже послал сигнал рукам сопротивляться. Убийца вытащил клинок-коготь, но из тела Джона не бежала кровь. «Может, так надо? Зачем же нужна кровь в этом мире? Какое странное чувство…» – медиум не чувствовал тела, но ощущал твердость. Он точно знал, что еще жив и может сопротивляться.

Верона с досады отвесил удар правой в скулу. Ассасин не успел защититься от удивления, и всадил, разъяренный, все остальные когти-клинки в тело Джона, издав звериный крик. Медиум с легкостью вытащил оружие из себя и ударил противника головой. Он удивился своей силе и своим действиям, однако отвесил серию ударов кулаками, повалив соперника в лужу. Ассасин без сознания медленно уходил под воду. Джон вспомнил черного двойника, который тонул по другую сторону реки в далеком полузабытом прошлом. Нельзя оставлять ассасина в воде. Он вытащил его на берег так, чтобы тот не смог больше утонуть и пошел прочь.

Он шел полупьяный, плохо понимающий, что происходит. Да, собственно, ничего и не происходило. Там его друзья ждут помощи. Они не смогут вечно прятаться на горе. Роз их найдет. Вот, что действительно сейчас происходило – война. А он в тылу пытается найти ответы на вопросы и позвать на помощь несговорчивых товарищей.

Неподалеку от себя, в роще, Верона заметил нескольких ассасинов. Совсем похрабрившись, Джон пошел к ним.

– Сейчас вы у меня получите! – орал он, отмахиваясь от назойливых веток кустарников и деревьев. Ассасины стояли не шелохнувшись. Все как один устремили взгляды на медиума, у которого была разорвана на теле одежда от колких ударов их приятеля.

– Чего уставились? Думаете самые сильные? А помочь в беде не способны. Вы трусы, каких еще поискать!

К нему из толпы вышел один, чуть ниже ростом остальных.

– Разве мы трусы? – говорил он тихо, без суеты, концентрируя внимание Джона на каждом слове. – Не вы ли трусы, если не можете самостоятельно справиться с задачей? Легче послать на убийство кого-то другого. Но не в этом ли трусость – лишить жизни человека просто потому, что вы решили, что так будет лучше? Свалив всю грязь на нас, вы сами тонете в ней еще глубже. А что в итоге от вас остается? Ненужная энергия, топливо. Вот вам применение – поддерживать двигатель вечной жизни. Идите на третий уровень – где вам самое место. Проваливай, незнакомец, пока не получил по заслугам!

Ассасин толкнул Джона в грудь, а остальные сжали кулаки, встав в плотное кольцо, оставив медиуму в распоряжении дорогу назад.

– Поймите вы, – не мог смириться с проигрышем Верона, – они достигнут вас здесь. Везде есть лазейка. Но если вы поможете нам, то одолеем врага. Пойдем, отомстим этим трусам за их невежество.

– Зачем нам это нужно? В отличии от вас мы не думаем, что убийство есть выход.

– Это не убийство. Это избавление от заразы, от ненужных нечистот человечества.

Ассасин рассмеялся. Его смех пошатнул твердость Джона до того, что он сам захотел забрать свои слова обратно.

– Ты себе даже не представляешь, сколько раз мне приходилось слышать эти слова, – он кивнул нескольких солдатам, и они стали медленно подходить к медиуму, обнажая острые когти. – С тобой все будет кончено. Еще одно убийство мы возьмем на себя. В конце концов, ты сейчас на нашей территории.

– Так синий туман сейчас тоже хозяйничает на вашей территории, – пытался разрядить обстановку медиум, но его уже никто не слушал. Убийцы окружали Джона. Но он не боялся. Лишь закатал рукава, чтобы куртка не стесняла движений. Давно Джон не дрался по-настоящему, а сейчас представилась отличная возможность.

Один за другим ассасины срывались в атаку словно вихрь. Тайфун ударов захлестнул Джона со всех возможных и невозможных направлений. Они были всюду. Их удары производились быстрее молний. А боли не было. Только ярость разозленного медведя, насилу выведенного из спокойного сна. Верона бил недругов размашистыми ударами по челюстям, вискам, носам и скулам, разнося ассасинов по роще словно жалких котят.

Когда больше не осталось стоящих на ногах противников, кроме предводителя группы, Джон поправил рукава куртки и хмыкнул:

– Ваша сила против меня не властна.

Предводитель стоял не шелохнувшись, молча уставившись на побитых товарищей.

– Может быть, только это ничего не меняет. Если ты сдерживал обещания, еще не значит, что душа твоя чиста.

– А я не пытаюсь доказать обратное. Просто помогите нам в правом деле, и я поговорю с душами, чтобы они приняли вас обратно.

– Нам не нужно от них ничего! Они видят в нас лишь машины для убийства для решения их проблем. Кто мы? У нас нет души, у нас есть одна сила.

Джон не нашел слов в ответ. Он продолжил после длительной паузы.

– Вы даже не представляете, какой силой обладают эти твари. И они никогда не остановятся. Они будут поджидать вновь прибывшие души и превращать их в гниль. И не станет никаких проблем, никаких убийц и их жертв. Останется только одна тьма. Тьма во плоти, – Верона говорил на одном дыхании. Он скорее выдумывал их, чем воспроизводил из памяти. Но, все же, это подействовало. Предводитель ассасинов опустил голову. Медиум сквозь маску увидел печаль человека, осознавшего свой проступок.

В это время появился еще один убийца. Тот самый, с которым Джон дрался первым. Он подбежал к вожаку, неслышно проговорил ему что-то на ухо и встал рядом.

– Хорошо, мы поможем тебе. Но мы вернемся сюда. Это наше бремя. Ты не вправе отнимать чужое страдание, – сказал тихо ассасин и добавил: – Веди.

Спустя долгое время, пока отряд ассасинов под предводительством Вероны блуждал у берега ручья, наконец, Джон увидел избушку, у которой свернул тогда в поисках выхода. Он кивнул в ту сторону, куда меньше всего сейчас хотел идти. Убийцы молча послушались медиума, все как один двинувшись в лес. Джон немного повременил.

– В чем дело? – заметил межевание медиума вожак. – Ты же знаешь, что без живой души нам никогда не найти выход?

«Вот почему они не выбираются», – подумал медиум. – «Они не не хотят, а просто не могут. А мне тут голову морочат. Ну да ладно, будем считать, я не догадался».

– Да, конечно. – сделал он понимающий вид.

– Нужно бояться не страха, а его отсутствия. Идем, странник.

Компания приближалась к тому проклятому месту, и Вероне становилось не по себе. Руки тряслись, чувствуя слабость духа хозяина. а страх, казалось, заменил в теле кровь, и теперь он разносил свою холеру каждой клеточке души Джона, забирая силу. Ветви кустов меж тем становились плотнее, гуще. Идти было невыносимо тяжко. Чего нельзя было сказать об ассасинах. Они шли, не подавая абсолютно никаких признаков малейшего дискомфорта. Джон держал спину ровнее, чтобы не казаться размазней. Но это было все равно, что притворяться добрым человеком после резкого пробуждения. Его слабость заметил один из членов отряда и шепнул предводителю убийц.

– Я думал, что ты уже пользовался этими дверями. Нельзя делать дело, если не уверен, что получится.

– Знаете, я иногда не совсем уверен, стоило ли мне вообще жить. Но извините, не я решил, что должен появиться на свет.

Подбадривание самого себя не помогло Вероне. Он по-прежнему не мог справится со своим глупым страхом. Земля под ногами превратилась в острые ледяные края камня, с утроенной силой притяжения. Ветер пронизывал до нутра. А проход между деревьями исчез совсем. Только желание не казаться слабым в глазах других заставило медиума пройти чуть больше, чем в прошлый раз.

Он упал, скрючившись от холода. Верона уже не стеснялся ассасинов. Для него первой задачей стало не замерзнуть от дикого холода. История повторялась. Страх вернулся к нему с еще большим напором. На что он рассчитывал?

– На землю! – скомандовал вожак, и убийцы повиновались. Дюжина черных воинов упала на животы, ожидая приказа. – Ползи, душа!

Джон растерялся. Он думал, что сейчас получит от грозных товарищей за свою слабость, но вместо этого, они сочли его поведение благоразумным. Медиум вдруг подумал, только на секунду, совсем случайно, что где-то в это самое мгновение страдают души. Пусть живые, пусть мертвые. Но страдания их вполне реальны. Заслуживают ли они их? Кому это решать? Точно не Джону. Однако, одну проблему все же он мог решить. Быть душам на своих уровнях, или исчезнуть навсегда.

Будущее синергии всех миров осталось в липких руках слабости Джона. Лишь она стояла на перепутье различных исходов войны. Гнилая, выдуманная слабость. Верона внезапно понял, что в этом мире иллюзорны не окружающие предметы, не встречающиеся по пути люди, не небоскребы золотого города, не ветер, не дождь, не сон, не Роберт и его армия, и даже не смерть, а иллюзорны здесь только чувства.

Медиум посмотрел на беспомощные руки, выкрученные нелепым образом вокруг тела, и заставил их подняться. Он уцепился пальцами в вязкую землю. Она перестала быть твердой. И медленно, но верно, медиум полз по направлению самой плотной стенки из сухих сплетений кустов. С каждым рывком становилось легче, бодрее. Когда Джон добрался до могучих стволов дубов, за которыми ничего не было видно, за которыми точно есть выход на второй уровень, он оглянулся назад. На него невидимым взором смотрели оскорбленные кем-то черные души убийц людей. И Джон не мог понять, кто прав – тот, кто отдавал приказ, или тот, кто убивал? Если правда и скрывалась, то точно не здесь. А найти ее представлялось непостижимым.

Верона не забывал о своей догадке, что чувства нереальны, но ему стало жаль этих ребят, отдавших свою энергию, свои порывы, свои жизни ради ненужной, чужой идеи. Он сравнил их с собой, и совпадений получилось больше, нежели отличий. И чем дольше Джон думал об этом, тем сильнее разрастались сомнение, жалость, восхищение и солидарность. Только эти абстракции строили новые ложные замкнутые цепочки, не дающие окончательного решения.

Верона снова продолжил движение. С необъяснимой интуицией медиум полз прямо сквозь корни деревьев, погружаясь в структуру стволов, в запах внутренностей древесины, в величие природы. Он видел, как ассасины следуют за ним ползком, прорываясь через стволы так же легко, как через воздух. Спустя пять секунд настала тьма, потом свет. Яркий свет. Теплый, даже горячий. Неприятный, но все же свет. Сухой, безжизненный, с нотками отчаяния, но свет. Он лился сверху, открывая взору полнейший хаос и разруху. Его красный цвет дал понять Джону, что вместе с отрядом убийц он только что оказался на третьем уровне.