- Нет. Просто люди всегда обращаются к Богу, когда им страшно. Да неужто вы сами, Егор Степаныч, в душе Бога ни разу не вспомнили?

- Ну, было такое, - признался Егор, не в силах покривить душой. - В море всякое случается...

- Вот видите, а на войне - тем более. В этом смысле поверьте уж мне на слово. Можно лишь научиться преодолевать страх, но не ощущать его всё же никак нельзя. Это есть категория человеческих эмоций вроде любви и ненависти, горя и радости, надежды и разочарования. В этом зримая суть человеческого естества, остающаяся неизменной.

- Человек всегда меняется, в зависимости от обстоятельств. Вы-то сами разве не изменились, забыв за ненадобностью о клятве Гиппократа?

- Ничуть! Я погиб ещё тогда, под Смоленском. Ибо не лучше и не хуже был своих товарищей. А моё теперешнее состояние - суть пребывания в четвёртом измерении. Если прежде врачевал бренную плоть, не помышляя о душе, то ныне вот лечу душу, отвергая плоть.

- Жить на земле и оставаться вне человеческих забот никак нельзя. Мы же с вами, Елисей Петрович, дышим одним воздухом и едим один хлеб. И мы реальны, поскольку всё же существуем. Деда моего как-то ещё можно понять. Он человек прошлого века и по возрасту и по убеждениям. Но вот сколько знаю его, всё время тянется он к конкретному делу: с мечтой живёт, чтобы мёд стал бы в магазине дешевле сахара. Вы же ушли от конкретного дела, изменив тем самым самому себе - арбатскому дворику, институтским друзьям и даже... той самой девушке, чья белокурая прядь волос...

- О, Господи, - страдальчески произнёс отец Илларион, воздев глаза к потолку, - помоги мне не сказать слова не полезного, научи не осуждать, как бы поостынув, перевёл на Егора взгляд, полный смирения и кротости. - Вы не правы. Нет людей ни на что не годных, но есть люди, заблуждающиеся во зле мнимой истины.

- Да я же толкую вам о бесполезности, которая хуже всякого зла. Достоин уважения ратный подвиг военного хирурга Елисея Петровича. Но какая польза от попа Иллариона!

- Никого всуе не осуждайте. И от меня в теперешнем качестве, от монаха грешного, несомненное добро есть. Вот хотя бы лично вам, Егор Степанович, ибо принял роды супруги вашей, услышал первый крик младенца.

Егор смолчал.

- Значит, я небесполезен? - настаивал Елисей Петрович.

- И всё же было бы лучше мою жену в роддом отвезти.

- Не успели, Катюшенька перед самыми родами к нам приехала, когда схватки уже начинались. Во власти Всевышнего - кому, где и когда на свет белый появиться. Ну да всё обошлось как нельзя лучше. Сынок у вас крепенький, как грибочек-боровичочек, и спокойный такой, - видать, в прадеда.

Непрядов скупо улыбнулся при словах о сыне. Он до безумия любил его, даже ни разу не видев. С его рождением будто появился какой-то особый смысл во всём том, что Егор делал, о чём мечтал и на что надеялся. Особое значение приобретал и тот факт, что малыша нарекли не кем-нибудь, а именно Степаном - в честь погибшего деда-героя. Третий месяц жил на свете человечек, прямой продолжатель непрядовского рода мореходов и воинов.

Заметив, что Егор с дороги порядком устал, Елисей Петрович заторопился.

- Спать, спать, спать, - зачастил он. - Утро вечера мудренее.

- Добро, - согласился Егор, припомнив свою любимую поговорку, что на флоте от сна никто ещё не умирал.

43

Осеннее утро порадовало ярким солнцем. От его лучей мгновенно улетучились остатки сна. Раздетый до пояса, Егор выскочил во двор. Опрокинул на спину ведро холодной воды и принялся яростно растираться полотенцем, покряхтывая и щурясь. Под ногами путался Шустрый, квохтали в сарайчике куры. А со стороны церкви доносился слаженный хор женских голосов, в который речитативом вторгался поучающий басок Елисея Петровича.

Надев тельняшку, Непрядов сбегал к колодцу за водой и поставил самовар. Потом взялся за топор и начал яростно пластать поленья, весело разговаривая с Шустрым по поводу его собачьего житья-бытья. Шустрый внимательно слушал молодого хозяина, угодливо помахивая хвостом.

Отслужив молебен, вернулся Елисей Петрович. Задумчивый, в чёрной рясе и клобуке, он молча наблюдал, как Егор лихо расправлялся со звонкими берёзовыми чурками.

- Господи, как хорошо быть молодым да здоровым, - изрёк скорее для себя, чем обращаясь к Непрядову.

Егор отложил топор, выпрямляясь.

- О чём ещё хотел спросить вас... - начал нерешительно, как бы сомневаясь, стоит ли вообще об этом говорить.

- О чем же, сын мой? - ободрил его отец Илларион.

- Вот вы вчера говорили... Та самая девушка, медсестра Люся... Вы любили ее?

Елисей Петрович помолчал, обдумывая, что и как на это следует ответить, чтобы не показаться неискренним.

- Она жизнь мне спасла, - и пошёл в дом, вероятно, не желая больше разговаривать на мучительную для него тему.

Но как же был удивлён Егор, когда дед, кряхтя, поднялся, прошмыгал шлёпанцами из горницы в кухню и подсел к самовару. Внук забеспокоился и начал уговаривать деда, чтобы тот снова лёг в постель. Только старик и слушать его не хотел, решительно заявив, что чувствует себя гораздо лучше. Втроём они позавтракали, степенно порассуждали о том, о сём. С появлением Егора в доме дед как бы снова воспрянул к жизни, найдя в себе силы не казаться слабее и немощнее, чем был на самом деле. И уж совсем неведомо, из каких глубин души черпал он заряд человеческой энергии, чтобы казаться весёлым. Егор не мог не понять, что это была великая сила обыкновенной любви, которая живёт в человеке, пока он сам жив. Со страхом всё же подумалось, а не станет ли худо старику оттого, что он так нерасчётливо тратит на внука остатки сил, что станется с ним, как только внук снова уйдёт из-под крыши родного дома. Ощущение непонятной вины росло и крепло, невыносимо мучительно было сказать,что совсем уже скоро надо вновь собираться в дорогу.

Только мудрый дед и сам обо всём догадался.

- Сегодня? - спросил он, глядя на внука удивительно ясными, по-детски светлыми глазами.

- Завтра, - обречённо признался Егор.

Дед на это лишь согласно кивнул белой гривой волос, так ничего и не сказав.

С языка у Непрядова уже готово было сорваться: "Вот в следующий раз, как только получу отпуск..." Но всё же вовремя сдержался, потому что не знал, когда этот самый "другой раз" снова представится.

44

В Ленинград Непрядов прибыл воскресным утром. Город знал слабо и потому после Северов чувствовал себя здесь почти провинциалом. На классы можно было не торопиться, времени вполне хватало. Но прежде рассчитывал хоть что-нибудь узнать у тёщи о жене и сыне.

На привокзальной площади Егор взял такси, назвал шофёру нужный адрес и, расположившись на заднем сиденье, принялся любоваться мелькавшими за окном широкими площадями и проспектами. Машина промчалась по Невскому, свернула на одну из боковых улиц, и вскоре открылась набережная Невы. Один за другим, как адмиралы на параде, во всём архитектурном великолепии выстроились старинные дома. У одного из них машина затормозила.

Рассчитавшись с таксистом, Непрядов подхватил чемодан и направился к подъезду. Лифт не работал, и пришлось по мраморным ступеням подниматься на третий этаж. Звонок тоже не работал, но дверь оказалась приоткрытой. Егор шагнул в полумрак просторной прихожей.

- Есть кто-нибудь? - вопросил громким голосом. Но в ответ была тишина. Он потоптался в нерешительности у порога и наугад отворил одну из дверей. Догадался, что попал в детскую: на стенах весёлые картинки, по полу разбросаны всевозможные зверюшки, кубики, погремушки.

В деревянной кроватке на колесиках, у огромного, полуприкрытого шторами окна, спал ребёнок.

"Сын!.." - уже не сомневаясь, подумал Непрядов. Замирая от восторга и чуть робея, Егор на цыпочках приблизился к нему и замер. "Так вот ты какой, Степан Егорович..." - думал он, с приливом отцовской нежности глядя на спящего малыша. Волнение мешало ему представить, на кого же больше похож Стёпка. Впрочем, как рассудил, понемногу хватало каких-то чёрточек от всего непрядовского рода. Пухлые румяные щёчки, крохотный носик, надутые губки, бесконечно любимый и дорогой маленький человечек...

Скрипнула дверь, и кто-то в прихожей споткнулся о Егоров чемодан. На пороге возникла статная фигура Светланы Игоревны.

- Егор, ты? - удивлённо спросила она шёпотом. - Вот не ожидала... С бородой, с усами - тебя и не узнать.

Непрядов с улыбкой поклонился, как бы говоря: и тем не менее, чему же здесь удивляться?

Энергичная тёща тотчас заставила зятя раздеться и приказала чувствовать себя как дома. Пока Егор с дороги принимал душ, тёща на кухне готовила завтрак.

Вскоре они сидели за столом и пили кофе. Светлана Игоревна поведала, что Катя совсем недавно отправилась в большую гастрольную поездку за рубеж и что её новый сольный номер по степени сложности считается уникальным. Егор слушал её, не перебивая, отхлёбывая густой, душистый напиток маленькими глоточками и согласно кивая головой. О Кате он готов был слушать сколько угодно...

- А где же Виктор Фомич? - полюбопытствовал о её теперешнем супруге.

- Отправила на садовый участок крышу латать, - сказала она. - У нас там небольшой домик. К вечеру будет, тогда и повидаетесь.ы

- До вечера не могу, мне нужно ещё устроиться в общежитии, - пояснил Непрядов. - А с утра - на занятия.

- Какое там ещё общежитие, Егор! - искренне возмутилась Светлана Игоревна. - Разве мало тебе целых пяти комнат?

- Да, но... - пробовал возразить Непрядов, намереваясь всё ж таки жить отдельно.

- Никаких "но"! - тёща уже начинала сердиться.

- Разве неведомо вам, что Катя ушла от меня?..

- Ушла, - согласилась тёща, упрямо тряхнув распущенной по плечам копной волос, - только не покинула.

- Но ушла-то с другим, который... - он собрался было излить накопившуюся обиду, но лишь махнул рукой.

- Чудной ты, - сказала она, и глаза её подёрнулись нежной влагой. Да никто же ей не нужен, кроме тебя. Но пойми и ты её: короток, ой как короток век цирковой актрисы. Однажды она к тебе вернётся - навсегда. Только не уничтожай в себе любовь, это вас обоих сделает несчастными.

- Почему же она сама-то мне обо всём не сказала, - с горечью промолвил Непрядов. - Разве я не понял бы её?

- Катя боялась, что ты её станешь удерживать. А это, согласись, было бы для неё невыносимо. Она и дня без цирка не может прожить.

- Зато без меня и без сына вполне может.

- Егор, не будь так жесток. И поверь мне - у вас всё ещё впереди.

За стенкой подал голосок проснувшийся Стёпка. Светлана Игоревна встрепенулась и тотчас исчезла за дверью. Через пару минут она вернулась уже с малышом на руках.

- А вот и мы-ы, - ласково пропела бабка, любуясь своим внуком.

- Ух ты, какой крепышка, - просиял Егор. Он бережно принял сынишку и прижал к себе, целуя тёплое, покрытое белёсым пушком темечко.

Малыш что-то невнятно залепетал, цапнул ручонками отца за бороду. И Егор, как бы размякнув, отрешённо и тихо засмеялся.

- Здоровенький, спокойненький, весёленький, - нахваливала бабка внука. - Мы с Виктором Фомичом только и живем теперь Стёпкой. Глядя на него, будто и сами лет на двадцать помолодели.

Почти весь день Непрядов не отходил от сынишки ни на шаг. Он забавлял его, как мог: разговаривал с ним, припоминал весёлые стишки, пробовал даже петь. И Стёпка начал привыкать к бородатому незнакомцу, охотно шёл на руки, улыбался. Малыш будто чувствовал в нём отца, повинуясь зову непрядовской крови.

- Егор, а не сходить ли вам перед обедом немного погулять, предложила тёща, заглядывая в детскую. - Дождь кончился, да и солнышко вот-вот проглянет.

- Погулять? - оживился Непрядов. - Это идея! Сходим, так сказать, в первую каботажку.

Светлана Игоревна проворно одела Стёпку, и Егор, подхватив лёгкого как перышко сынишку на руки, вышел на улицу. Неторопливой, уверенной походкой бывалого морехода он шёл вдоль набережной Невы, слегка щурясь от неяркого, по-осеннему холодного солнца. Лёгкий ветер гнал по водной поверхности строчки мелкой ряби, где-то внизу всплескивала разгульная волна. Со стороны Летнего сада несло горьковатым дымком и прелыми листьями. Никогда ещё Непрядов не испытывал такой душевной удовлетворённости и полного душевного равновесия, как в эти минуты. Отчего-то хотелось приветствовать каждого встречного прохожего и непременно представлять при этом своего сына: "Здравствуйте, я Непрядов, военный моряк, подводник... А это мой сын, Степан Егорович, и тоже, очень надеюсь, будущий моряк..." Казалось, что теперь оба они, отец и сын, шагают в неведомые дали морей и океанов, которые предначертаны им судьбой.

КРАТКИЙ СЛОВАРЬ

МОРСКИХ ТЕРМИНОВ И ВЫРАЖЕНИЙ

Ахтерпик - кормовое служебное помещение на корабле.

Бак - носовая часть палубы от форштевня до фок-мачты.

Банка - лавка на гребном судне.

Бизань-мачта - последняя мачта на корабле.

Боны - плавучие заграждения для защиты места стоянки кораблей от проникновения торпед и мин противника.

Брасы - тросы для поворота парусов.

Брамсель - прямой парус.

Бушприт - брус, выступающий за форштевень парусного судна.

БЧ-1 - штурманская боевая часть.

"Бычок" - командир боевой части (жаргон).

Ванты - стальные тросы, удерживающие мачту, одновременно служат лестницей для восхождения на мачту.

Вестовой - матрос, обслуживающий офицеров в кают-компании.

"ВМУРЭ" - Высшее военно-морское училище радиоэлектроники им. А. Попова.

Волнорез - водоотвод в носовой части корабля.

Галс - путь, пройденный на одном курсе; снасть для постановки парусов.

Гальюн - туалетное помещение на корабле.

Гидролокатор - гидроакустическая станция для определения расстояния под водой.

Гирокомпас - гироскопический прибор для определения курса корабля.

Гитовы - снасти, служащие для уборки парусов.

Гордень - снасть или верёвка, продёрнутая в блок - служит для подборки парусов.

Грот-мачта - вторая мачта на корабле.

Дифферент - угол продольного наклона подводной лодки.

"Добро" - семафорный флаг, означающий разрешение или утверждение чего-либо при передаче текста.

"Идашка" - ИДА, индивидуальный дыхательный аппарат (жаргон).

Кабельтов - мера длины, равная 0,1 морской мили, или 185,2 м.

Кливер - треугольный парус между фок-мачтой и бушпритом.

Комингс - окаймление отверстия в палубе или в переборке.

Лаг - прибор для определения скорости корабля и пройденного им расстояния.

Леер - туго натянутый трос.

Марс - площадка на мачте, имеющая форму полукруга.

Машинный телеграф - прибор для передачи приказаний об изменении хода корабля.

"Мотыль" - моторист (жаргон).

"Мошка" - катер, малый охотник за подводными лодками (жаргон).

Нагель - цилиндрический стержень для скрепления деревянных конструкций, предназначен также для крепления на нём канатов.

Нарвал - крупный кит, по старым морским преданиям нападавший на корабли.

Ниралы - снасти для уборки парусов и рей.

Номограмма - специально построенный чертёж для сокращения вычислений при маневрировании корабля.

Обсервация - определение географических координат судна по небесным светилам.

Оверштаг - поворот, изменение курса парусного судна, когда оно пересекает линию ветра носом.

Паёлы - деревянный или железный настил в нижних помещениях корабля.

Пеленг - угол между направлением на наблюдаемый предмет и курсом корабля.

Пеленгатор - прибор, позволяющий определять - брать пеленг.

Планширь - деревянный брус с гнёздами для уключин, окаймляющий верхнюю кромку бортов шлюпки.

Подплав - подводное правание, общепринятое на флоте понятие подводной корабельной службы.

ПУГ - поисково-ударная группа противолодочных кораблей.

РДП - специальное устройство, позволяющее работать дизелям в погружённом положении подводной лодки.

Репитер - прибор, дублирующий показания корабельного гирокомпаса.

Рыбины - деревянные решётки, укладываемые на дне шлюпки.

"Салага" - молодой, неопытный матрос (жаргон).

Салинг - вторая площадка мачты, расположенная выше марсовой.

"Сачок" - лентяй, увиливающий от работы (жаргон).

Секстан - прибор для замера высоты небесных тел, используемый при определении места корабля на карте.

Сиверко - местное, поморское название ветра.

Слой скачка - область резкого перепада температур и солёности, препятствующая распространению в воде ультразвуковых импульсов гидролокатора.

Стаксель - косой парус.

Стукач - сигнальный звуковой прибор, обозначающий место затонувшей торпеды.

Табанить - грести вёслами в обратную сторону, чтобы дать шлюпке задний ход.

ТОФ - Тихоокеанский флот.

Траверз - положение какого-нибудь предмета, перпендикулярное курсу корабля.

"Травить" - болтать, разговаривать (жаргон).

Транец - доска в корме лодки.

Узел - условная мера скорости, обозначающая морскую милю в час.

Фальшборт - продолжение бортовой обшивки корабля выше ватерлинии.

Фалы - тросы для подъёма реев, парусов и флажных сигналов.

Фарватер - глубокий проход среди мелей и других навигационных опасностей.

Флагшток - верхушка мачты или специальный шест, служащий для подъёма флага.

Фок-мачта - передняя мачта на корабле.

"Шаман" - шифровальщик (жаргон).

Швартов - стальной или растительный трос, заведённый при швартовке корабля на берег.

"Шило" - спирт (жаргон).

Шкафут - средняя часть палубы между фок- и грот-мачтами.

Шкентель - короткий отвесный трос, подвешенный к выстрелу отваливаемому от борта корабля бревну.

Шкот - снасть для управления парусами.

Шпация - расстояние, пространство между шпангоутами.

Шпангоут - поперечное ребро жёсткости бортовой обшивки корабля между днищем и палубой.

Эхолот - гидроакустический прибор для измерения глубин моря.

Ют - кормовая, задняя часть палубы.

Ял - небольшая двух-, четырёхвёсельная гребная шлюпка, в морском просторечии называемая "тузиком"

Загрузка...