Вот почему я должен быть здесь, чтобы услышать, что именно говорят, ложь, с которой наша сторона должна бороться.
Когда сенатор Хиггинс задал все свои вопросы, комитет объявил о прекращении сегодняшних слушаний.
Северус встал и повернулся к галерее. Когда он по второму разу оглядел присутствующих, наши глаза встретились.
Я кивнул, стоя вместе с остальными в толпе.
— Он выглядит удивленным, увидев вас, — прошептал Айзек позади меня.
Я согласился. Возможно, я ошибался раньше. Возможно, зачинщик нападения стоял прямо передо мной. Возможно, Дэвис ожидал, что я окажусь в морге в Нью-Йорке, а не на слушании.
— Я собираюсь поговорить с ним, — ответил я, не желая уходить.
Правило номер двадцать семь предписаний Орена Деметрия — никогда не отступать. Устав добросовестно служил мне в годы ММА.
— Мистер Дэвис, — сказал я, выпрямляясь во весь рост и обращаясь к нему, как только он вышел на лестничную клетку. — Я не мог не заметить, что вы смотрите в мою сторону.
— Мистер Деметрий, — он кивнул. — Полагаю, я не заметил вас раньше. Думал, вы не придете.
Я пожал плечами.
— Ни за что на свете не смог бы пропустить такое. Я нашел ваши показания… какое бы правильное слово подобрать? Занимательными.
— Не думаю, что это подходящее слово. Поучительными было бы более уместным.
— А разве это не одно и то же?
— Едва ли.
Похоже, моя оценка его совсем не позабавила.
— Мой отец сказал, что у вас была приятная встреча месяц назад. Мне жаль, что я пропустил ее.
Дэвис поднял брови.
— Я удивлен, что Орен потрудился упомянуть об этом. Обмен репликами был довольно неинформативным. Может быть, вдвоем мы сможем добиться большего прогресса?
Сжав губы, я кивнул.
— Мне нужно проверить свое расписание. Мне всегда интересно выслушивать жалобы других.
— Жалобы, мистер Деметрий? Мои клиенты с трудом переносят жалобы. Как вы, возможно, слышали во время моих показаний, законопроект принесет пользу каждому.
— Каждому? Я полагаю, это вопрос точки зрения.
— Пока это мнение комитета, это все, что имеет значение.
— К счастью, сегодня был только первый день дачи показаний.
Он кивнул.
— И вы собираетесь остаться в Вашингтоне на оставшиеся слушания?
— Собираюсь.
— Тогда нам надо поговорить… — Он оглядел опустевшую комнату.
— …возможно, в более уединенном месте?
— С нетерпением жду этого, — сказал я, отступая назад, позволяя ему пройти.
Айзек остался в дальнем конце комнаты, теперь ближе к двери. Когда я последовал за Дэвисом, Айзек подождал и вышел следом за мной. Как только мы оказались в холле, он прошептал, — Мне подавать машину?
— Я никуда не тороплюсь. Я бы хотел поговорить с Кэрроллом.
— Да, сэр.
Глава 16
Нокс
Мой дорогой номер был заполнен всеми удобствами: бар, гостиная, живописный вид на Монумент Вашингтона, в настоящее время освещенный на фоне ночного неба. Хотя я не мог видеть его из своей комнаты высоко в небе, я знал, что к западу от ярко освещенного памятника, за отражающимся бассейном, сидел наш шестнадцатый президент. Авраам Линкольн руководил округом в своем троноподобном кресле день за днем, не замечая последствий своих решений.
Более ста пятидесяти лет спустя.
— Что думаешь, Эйб? Доволен тем, что видишь? — я презрительно усмехнулся собственному негативу.
Он принял исторические решения, которые навсегда изменили нашу страну. Без его проницательности Америка была бы совсем другим местом. Простой человек со Среднего Запада, родившийся в Кентукки и выросший в Индиане, он вырос в Иллинойсе. Это не было резюме великого лидера, но история говорит об обратном. И все же, после всего, что сделал Президент Линкольн, он поддался судьбе, которая пыталась убить меня этим утром.
Его убили.
От этой мысли у меня по спине пробежал холодок.
Убили.
Выстрелом.
Убийца.
Разница заключалась в том, что миссис Линкольн не была возможной жертвой.
Мне нужно было знать, кому предназначалась пуля.
Мне или Чарли́?
Увидев выражение лица Дэвиса, я поверил, что целью был я. Но с тем же успехом это могла быть и Чарли́. Теперь она была моим слабым звеном, ради которого я готов был пожертвовать чем угодно. По этой причине она нуждалась в защите.
Это была не первая моя личная встреча со смертью. Мы с мрачным жнецом были старыми друзьями. До того, как он забрал Джо, у меня с ним была своя собственная близость. Конечный результат этой встречи был гораздо более болезненным, чем то, что мы с Чарли́ испытали сегодня утром.
В ту ночь я обнаружил, что смотрю через восьмигранное сооружение на своего кузена Луку Костелло.
Семья.
С тех пор как я стал достаточно взрослым, чтобы понимать, родители говорили мне, что семья — это очень важно. Лука был сыном Винсента Костелло, двоюродного брата моей матери. Они с Винсентом были близки. Мой дедушка умер молодым, и они с Винсентом росли как брат и сестра у его родителей, Кармайна и Розы. Когда мы с Лукой были детьми, мы играли на задних дворах и парковках по всему Бруклину. Мы были засранцами, которые прикрывали друг друга. После того, как мы переехали в Рай, я редко видел Луку. Тем не менее, навалять кому-нибудь в каком-то глухом переулке было далеко от турниров ММА3.
Когда наступила та ночь, я был «Ноксом» Деметрием, чемпионом ММА. За свою короткую карьеру я был самым молодым соперником, который набрал так много побед, в очках и нокаутах, больше, чем кто-либо другой в районе Нью-Йорка.
Истеблишмент ММА был на моей стороне. Организаторы бойцовского клуба в Джерси сколотили на мне целое состояние.
ММА было дерьмово рискованное дело. Я никогда не знал, кто войдет со мной в восьмиугольник. Я был включен в список хедлайнеров — но не публично. Это не было похоже на то, что у бойцовского клуба был баннер, развевающийся за самолетом на берегу Джерси, или даже освещенный плакат за пределами спортзала, который был больше похож на склад.
Работало сарафанное радио.
Нокс Деметрий, непобедимый чемпион ММА. Это привлекало лучших соперников.
Ублюдки выстроились в очередь, умоляя организаторов дать мне шанс. Так я и делал — днем в Нью-Йорке, а потом переходил мост в Нью-Йорк и дрался ночью. Мои родители перестали меня воспитывать. Они покончили друг с другом. Орен был занят тем, что не пропускал ни одной юбки и заключал закулисные сделки, чтобы улучшить репутацию имени. А моя мать проводила время в Рае, наконец-то выйдя из-под гнета двадцати лет, потраченных впустую на отца. Я был счастлив за нее. На него мне было насрать.
ММА начиналась как развлечение и переросло в мой собственный бунт. Я знал, что делаю. Я знал, для кого делаю деньги. Это была моя собственная версия сделок Орена Деметрия.
Я слышал предостережения родителей. Я знал о районе и фамилию моей матери. Но я никогда не был частью этого. Особенно после переезда. Это не значило, что я не знал.
Делая то, что делал, где я это делал, я добивался двух вещей: я делал имя Деметриев известным для меня, а не для Орена, и в то же время я обманывал закулисные сделки Орена. Подпольный мир ММА включал в себя семьи, картели, а также всевозможных людей, которых мой отец предпочел бы, чтобы я не знал.
Да пошел он.
В двадцать лет я думал, что у меня иммунитет. Так было до тех пор, пока я не увидел Луку и Винсента, и не узнал.
Я сделал свое имя известным и принес состояние не тем людям.
Я понял…
Вместо того чтобы учиться в колледже, как я, Лука работал в бригадах своего отца, управляя одними и был заместителем командира в других. В свои двадцать лет, будучи сыном главы семьи, Лука имел репутацию человека, выполняющего приказы. Я слышал слухи и видел новости. Лука был профессионалом в устранении проблем. Оружие, ножи или его кулаки — все варианты. Он уже ушел от одного обвинения в убийстве, а еще одно находилось на рассмотрении.
Мой кузен добровольно сделал то, чего я не хотел делать, пошел по стопам своего отца.
Винсент, отец Луки, хотел, чтобы мое участие в ММА прекратилось. В тот вечер он присутствовал на ринге, чтобы убедиться, что все закончилось. Я просто не был уверен, был ли он там, чтобы предупредить или ударить.
Я вспомнил предостережение отца, его гнев на мое времяпрепровождение. Он настаивал, чтобы я занимался чем-то другим, чтобы я больше уважал свое имя и то, откуда я родом. Я не слушал.
В тот момент, когда глаза Луки встретились с моими, меня охватило чувство страха, которого я никогда раньше не испытывал, особенно, в восьмиугольнике. Когда я повернулся к Винсенту, я знал, что будет драка, и что Лука был послан, чтобы преподать мне урок.
Я был хорош в бою, лучший в смешанных единоборствах, но смерть не была моей целью.
Удар, который они планировали, не был выстрелом из пистолета.
То, что они запланировали, не будет быстрым и безболезненным.
Я сразу же понял, что то, что я сделал, намеренно опозорив отца, имело далеко идущие последствия. Я Деметрий, но также и Костелло. Я не был уверен, планировал ли Винсент это только для меня, или это также должно было навредить Орену. Все, что я знал наверняка, это то, что меня вот — вот забьют до смерти на глазах у сотен свидетелей.
Три раунда, по пять минут на каждый.
Обычно драку прекращали, когда травм становилось слишком много. Тем не менее, когда Винсент уставился на организатора, я знал, что никто не войдет. Никто не остановит то, что должно произойти.
Вернувшись в свой гостиничный номер, более десяти лет спустя, я закрыл глаза и отогнал воспоминания о крови. Хруст костей под моими кулаками, треск, когда мой кулак соприкасался с костями и хрящами. Жуткое осознание того, что мои кости тоже ломаются.
С садистской точки зрения, быть преступником довольно увлекательно.
Хруст.
Звук, который издает человек, выдыхая воздух, необходимый для продолжения его непроизвольных функций. Где-то между «уфф» и «шшш». За время пребывания в восьмиугольнике я подсел на боль и страдания.
Получение ее в большей степени не было таким волнующим.
Я выжил. Лука выжил.
Орен появился во время боя. Моя память была неясной. Но, придя в себя, я благоразумно решил прислушаться к его предостережениям.
Винсент предоставил мне выбор: я мог продолжать делать то, что полюбил, бои и разрушение, но вместо того, чтобы делать это ради собственного имени, я бы делал это, как Лука, ради семьи. Или я мог исчезнуть из этого мира и обрести свободу.
Все имеет свою цену.
Хотя мне было неприятно признавать это, я знал, что так или иначе обязан этой свободой своему отцу. Я до сих пор не знаю, какую цену он заплатил, но чтобы сохранить ее, я должен был отойти от ММА и никогда не оглядываться назад, и внести свой вклад в успех «Деметрий Энтерпрпйзис», респектабельный успех.
Этот случай помог мне понять, что не все сказанное Ореном было ложью. Я никогда не хотел признавать, что он действительно упорно трудился, чтобы попасть туда, где был, но он это сделал. Мой отец работал по обе стороны делового мира и сделал имя Деметриев настолько законным, насколько мог. Исцеляясь, я поклялся, что буду тем, кто пойдет дальше, впервые увидев, как во многих отношениях связаны его руки.
Возвращаясь к компьютеру в гостиничном номере, я отогнал мысли о молодости. Нетронутая мебель в номере была частью жизни, которую я помогал создать, жизни, которую начал Орен, но я продолжил.
Был ли сегодняшний инцидент в парке еще одним предупреждением? Или это было задумано как нечто большее?
Вопросы все не угасали. Могу ли я винить в сегодняшнем инциденте Дэвиса и предстоящее слушание, или есть старые призраки из прошлых сделок, которые все еще верят, что я должен заплатить?
Была ли эта свобода, дарованная мне много лет назад, все еще моей?
Голос в голове сказал мне сделать то, что я сделал в прошлый раз, и прислушаться к предупреждению. Я знал, что происходит, когда не слушал. Последствия были разрушительными.
Стенограмма сегодняшнего заседания лежала передо мной, пока я пытался сосредоточиться. Обед, который принес мне Айзек, остался нетронутым. Мне нужно было узнать, что я пропустил, уклоняясь от пуль и теряясь в Чарли́.
Сегодня на слушаниях преобладали показания тех, кто выступал за нынешнюю формулировку законопроекта. Если прислушаться к так называемым экспертам, то этот законопроект затронет буквально всех — от спасения детенышей тюленей до лечения детей от рака. Доходы, которые, как они утверждали, будут получены от повышения налогов, уже были распределены по конкретным направлениям, но показания звучали так, как будто это будет получено в форме большого пребольшого чека, ожидая присвоения в любимый всеми проект «казенного пирога».
Я набрал личный номер сенатора Кэрролла.
— Дойл, — сказал я после того, как он ответил. — Я очень беспокоюсь о китах.
— Китах?
— Тюлени выиграют от этого законопроекта, но кто присмотрит за китами?
— Леннокс, я больше беспокоюсь о тебе и твоей хорошенькой подружке. Я был сильно расстроен тем, что ты сказал мне после сегодняшних слушаний.
— Мы оба в безопасности, — ответил я, ощетинившись на описание Чарли́ сенатором Кэрроллом.
Она была невероятно красива, и слова, слетевшие с его губ, прозвучали неуместно. Я боролся с желанием сказать ему, что Чарли́ не просто хорошенькая. Она была восхитительна, вспышка с собственным разумом, который мог разорвать его и любого другого снисходительного мужчину в клочья. Я бы предупредил его, чтобы он подходил с осторожностью, потому что, хотя она может показаться ручной, на самом деле она была слишком горячей. В ее глазах была вся ее сущность. Они сияли радостью и любовью, даже когда ее окружали опасность и боль. Ее красота не ограничивалась великолепной внешностью. Она завораживала и манила.
Красота сослужила плохую службу моей девушке. Она была намного выше этого, и самое главное, она была моей.
— Ты должен быть здесь? — спросил Дойл Кэрролл.
— Да. У меня нет доказательств, что попытка стрельбы имела какое-то отношение к этому слушанию. На завтра у меня назначена дача показаний. Дэвис не только сделал вид, что удивлен, увидев меня, но и удивлен, что я вернусь в ближайшие несколько дней.
— Он тебя дразнит. Этот человек знает расписание вдоль и поперек.
— Ну, я не кусался, но признаю, что он в моем списке подозреваемых.
— Он есть в списках многих людей, и я не думаю, что кто-то из них считает его «хорошим».
— Я читаю сегодняшнее свидетельство. Скажи мне, чего я не прочитаю.
— Чего ты не прочитаешь? — спросил Дойл Кэрролл.
— Скажи мне, что я пропустил, что не попало в стенограммы, — уточнил я.
— Хиггинс казался довольно уверенным. Как будто он знает, что у него есть голоса, но это невозможно по моим подсчетам. Я также не уверен, что они есть у нас. Но мы близко, очень близко.
— Кто на линии?
— Два меньшинства, Хэчетт из Орегона и Келли из Теннесси и три большинства, Нью-Йорк, Мичиган и Висконсин.
— Нью-Йорк? Я думал, она на нашей стороне? — спросил я.
— Была. Сейчас она не уверена.
— Это все из-за тюленей, да?
— Леннокс, я хотел бы думать, что комитет умнее, но, насколько это возможно, ты должен подчеркнуть, что ассигнования уже выделены, что это не будет «казенным пирогом» на шведском столе, и что это будет стоить рабочих мест. Дай конкретику. Расскажи о том, что повышение налогов заставит компании не только сокращать сотрудников, но и, вполне возможно, вести бизнес в другом месте.
Я вздохнул.
— Я все это спланировал. Мне просто интересно, должен ли я упомянуть очевидное упущение китов?
Дойл рассмеялся.
— Я ценю твое чувство юмора. Я рад, что ты здесь, и рад, что этот сукин сын промахнулся.
— Спасибо. Я тоже этому рад.
В телефоне раздался звонок, и я посмотрел на экран.
— Дойл, — сказал я. — Мне звонят. Я не узнаю номер, но с тем, как прошел мой день, я лучше отвечу.
— Увидимся утром.
— Да, я буду там.
Я провел пальцем по экрану, отключая один звонок и подключаясь к следующему.
— Алло.
— Деметрий. Это Северус Дэвис.
— Северус, рад тебя слышать.
— Выпьешь со мной?
Я оглядел номер и свои удобные джинсы. Я бы предпочел остаться там, где был, но выбора не осталось. Я сделал то, что сделал бы Орен.
— Где?
— Бар в твоем отеле.
— Моем отеле? — Он знал, где я остановился?
— Да. Буду через пятнадцать минут.
— Увидимся.
Я повесил трубку и позвонил Делорес.
Глава 17
Двадцать лет назад
Орен
— Вечеринка в честь моей внучки была милой? — спросил Кармайн Костелло, усаживаясь в большое кресло в своем кабинете.
Я вернулся в его дом, в Бруклине. Не имело значения, что у меня были дела, и жена постоянно жаловалась, что меня нет рядом. Я отвечал на вызов, который заставил меня отправиться из Вестчестера в Нью-Йорк, а оттуда в Бруклин. Мне нужен был гребаный вертолет, чтобы сократить время в пути, или, может быть, клон. Тогда я мог бы быть в двух местах одновременно.
— Да, сэр, — ответил я. Мое лицо приняло обычное выражение полного внимания и уважения, как будто сказать что-нибудь негативное о праздновании первого причастия его внучки было вариантом. — Оно было прекрасно, но не так, как Луиза. Она сияла.
Кармайн улыбнулся, его полные щеки одобрительно дрогнули, прежде чем он оглядел комнату и своих людей, и черты его лица изменились.
— Достаточно. Расскажи о ювелирных магазинах.
Я небрежно откинулся назад, пытаясь показать дяде моей жены и его приспешникам, что я не испугался. В конце концов, я же член семьи.
— Их три, — объяснил я. — Я провел исследование. У них есть потенциал. Их текущие запасы оцениваются почти так же, как и запрашиваемая цена. Это не включает в себя собственность, которая, как вы знаете, бесценна. Приобретение магазина на острове — все равно что иметь нефтяную скважину.
Кармайн откинулся назад и кивнул.
— Конечно, вы знакомы с тем, что находится рядом. Два других…
— Я знаю, где они находятся, — перебил его Кармайн. — Я также знаю, что ты разговаривал с другими семьями.
Я боролся с желанием сесть повыше.
— Да. Я вел переговоры.
— Я пропустил наши переговоры? — спросил Кармайн.
— Сэр, я говорил с Винсентом несколько раз. Он был в курсе всего. Он сказал мне подождать, прежде чем я преподнесу это вам.
Кармайн наклонился вперед, положил локти на стол, и переплел пальцы, пока обе руки не соединились. Я был совершенно уверен, что он не собирается молиться. Если так, то именно я нуждался в божественном вмешательстве.
— Понимаю. Так ты ищешь одобрения Винсента?
— Нет, сэр.
— Ты не ищешь одобрения моего сына?
На протяжении многих лет, все знали, что Винсент стал заместителем Кармайна. Десять лет назад тот был уголовным авторитетом, когда семьи обладали большей властью, чем сегодня.
Тем не менее, я быстро обнаружил, что их потеря силы может быть скорее мифом, чем реальностью.
— Я действительно ищу одобрения Винсента, но ваше — самое важное. Даже другие доны ждут… — Я замолчал, когда Кармайн поднял руку, приказывая замолчать.
Когда в комнате воцарилась тишина, он кивнул Джимми, человеку справа от него. Здоровяк был не просто телохранителем: он был известен как вышибала. Меньше всего на свете кому-либо хотелось бы видеть посреди ночи перекошенную рожу Джимми у своей двери. Если это когда-нибудь случится, это будет последнее, что увидит этот человек, а также единственное предупреждение, что утро не наступит.
Не говоря ни слова, Джимми отступил назад и возглавил шествие, оставив нас с Кармайном наедине.
— Орен, ты член семьи. Моя Анджелина любит тебя. Леннокс член семьи.
Моя грудь сжалась, когда я попытался дышать. Ленноксу было всего десять лет. Он был истинной причиной, по которой я перевез Анджелину в округ Вестчестер, и причиной, по которой я хотел сделать «Деметрий Энтерпрайзис» законной. Я не хотел, чтобы он сидел в той же позе, что и я. Будь моя воля, он бы никогда не узнал правду о бизнесе. Вот почему я работал бессчетное количество часов. Я втайне надеялся, что со временем силы семей будут сведены на нет. К тому времени, когда мой сын станет достаточно взрослым, и действительно сможет проводить законные операции.
— Да, семья, — подтвердил я.
Кармайн кивнул.
— Доверие, Орен. Я доверил тебе Анджелину, но, видишь ли, я не уверен, что ты сделал ее счастливой. Ты сделаешь меня счастливым?
— Сэр, наш брак крепок. Я люблю Анджелину, и ее счастье — моя цель. Иногда она… вспыльчива.
Смех Кармайна заполнил комнату, эхом отразившись от книжных полок и стен. Будучи внутренней комнатой, она не имела окон. Я никогда не думал, что это было случайно.
— Вспыльчива… хорошее слово. Она — Костелло. Нас называли и похуже, — он понизил голос. — Она призналась моей Розе, что хочет дочь.
Я не мог скрыть удивления на лице.
— Мы… мы говорили об этом.
— Иногда женщины говорят одно, а на самом деле имеют в виду совсем другое.
— Хотите, чтобы я подарил жене дочь? Я… я не могу обещать дочь. Даже если у нас будет еще один ребенок, это может быть мальчик.
Кармайн кивнул.
— Но ты готов… попытаться?
Какого черта?
— Нам следует обсудить это с Анджелиной.
— Да, следует. — Он наморщил лоб. — Но я уверен, что не должен говорить тебе… разговоры не дадут моей девочке дочь.
Я не знал, что сказать, и просто кивнул.
— Орен, у меня есть для тебя работа. Ты ведь хочешь, чтобы я был счастлив?
У него есть работа? Оплодотворение моей жены — это работа? Или это нечто больше?
— Сэр?
— Я хочу, чтобы ты сопровождал Винсента в Калифорнию.
Я стиснул зубы и тут же пожалел о своей реакции. Возможно, если я расслаблюсь, мое напряжение останется незамеченным.
Глаза Кармайна расширились.
— Или ты слишком занят, чтобы поехать с моим сыном?
Конечно, это не осталось незамеченным.
— Нет, сэр, я с удовольствием поеду в Калифорнию.
— Я никогда раньше не просил тебя помогать семье, но, сынок, мне нужно знать, в чем заключается твоя преданность. В конце концов, ты вел переговоры с другими, а не со мной.
Преданность?
— Уверяю вас, что моя преданность…
— Слова. Это все слова, пока я не увижу доказательства собственными глазами.
— Могу я спросить, — начал я. — В чем будет заключаться эта работа?
Кармайн пожал плечами.
— Это не семейная связь. Это долг — услуга. Человек, который однажды помог мне, попросил меня о помощи. Вот что мы делаем: мы помогаем нашим друзьям. Верно, сынок?
— Да, конечно.
— У этого человека, — сказал Кармайн, — возникла проблема, и он попросил нас помочь ему избавиться от нее.
Мой пульс участился. Его слова между строк звучали громче, чем те, что он произносил. Я жил вокруг этого, еще до Анджелины. В конце концов, мой отец работал в доках. Я знал счет. Я знал, что делается, но никогда не участвовал ни в чем подобном. Я организовал отмывание денег, даже позволил моему уважаемому бизнесу обслуживать эти потребности. Я собирал долги — финансовые долги, — но никогда не участвовал в убийствах.
— Сынок, тебе нужна моя помощь. Мне нужна твоя взамен. После ювелирных магазинов появятся другие предприятия, другие начинания. Я хотел бы предложить свою преданность. Мне нужно знать, что это взаимно. Это проблема?
Узлы в животе болезненно скрутились.
— Нет, сэр. Не проблема.
— Завтра.
Я оглядел кабинет, прежде чем мои глаза снова остановились на Кармайне.
— Завтра?
— Завтра вы с Винсентом поможете моему другу. Это будет выглядеть как несчастный случай, — тихо и быстро. Это должно произойти быстро. Эта проблема должна вернуться домой в Саванну через несколько дней, и если он вернется, ну, скажем так, мой друг не будет счастлив.
— Сэр, я никогда…
— Но на этот раз, Винсент, он научит тебя. Ты научишься. Вы будете свидетелями и участниками, — и тогда ты тоже будешь в долгу перед Костелло за их молчание.
Кармайну не нужно было произносить последнюю часть. Это было более, чем очевидно.
— Да, сэр.
— И, — добавил Кармайн, — когда ты вернешься, я не только рассмотрю твою просьбу насчет ювелирных магазинов, но и приготовлю подарок для моей Анджелины.
— Подарок?
— Не будем портить сюрприз. Иди. Возвращайся, когда закончишь. Будущее полно возможностей. — Кармайн встал и подошел к моей стороне стола. Положив руку мне на плечо, он улыбнулся. — Потому что, сынок, мы семья.
****
Я сидел рядом с Винсентом за столиком в баре отеля. Прислонившись спиной к стене, мы наблюдали за рыжеволосым ирландцем у стойки. Он не пил спиртного, как другие бизнесмены вокруг него. Вместо этого я услышал, как он заказал себе еду со сладким чаем. Глупые Южане. Алкоголь может стать причиной несчастного случая. В отличие от сладкого чая.
— Иди поговори с ним, — сказал Винни, наклонив голову.
Узлы от вчерашней встречи с Кармайном еще не распутались. Во всяком случае, они стали больше и плотнее. Мой взгляд вернулся к мужчине. Я не хотел ни разговаривать с ним, ни узнавать его, ни даже общаться с ним. Зачем? Зачем мне это делать?
У меня было так много гребаных вопросов, которые я никогда не смогу задать.
Слишком глубоко. Я слишком глубоко увяз.
— Поговорить с ним? Зачем? — спросил я.
— Потому что несчастный случай должен выглядеть как несчастный случай. Падение с самолета, если человек не летает, выглядит подозрительно. Нам нужно знать его симпатии и антипатии.
— Как гребаная служба знакомств?
Глаза Винсента сузились, напоминая мне глаза моей жены.
— Как работа. Ты же переговорщик, иди и поговори.
Это чертово слово — переговорщик. Это снова был Кармайн.
— Узнай, что ему нравится, — сказал Винсент, — что нам поможет. Что сработает. Я буду ждать здесь.
Я перевел взгляд с человека в баре на своего кузена в законе.
— Я не хочу этого для Леннокса.
Винсент нахмурился.
— У тебя есть яйца. Этого не отнять.
— Я серьезно. Я женился на Анджелине. Я высказал свои просьбы и амбиции. И не планировал однажды очутиться в большом доме с головорезами. Я не хочу этого для Леннокса.
— Такая жизнь — большая честь. Я пошел по пути отца, который пошел по пути своего отца. Это то, что сделает Лука. Дело чести. Ты не хочешь, чтобы твой сын был честным?
— Я хочу, чтобы у моего сына был выбор.
— Семью не выбирают, — сказал Винсент.
— Может быть. Это будет твой выбор.
— Тогда не разочаровывай ни меня, ни моего отца. Будущее не написано.
Это не было письменное обещание, но это было лучшее, что я мог получить.
Кивнув, я глубоко вздохнул и встал. Я окинул взглядом бар. Барный стул слева от мужчины был пуст. Пробравшись через переполненный бар, я с преувеличенным вздохом опустился на стул и кивнул в его сторону.
Когда бармен подошел ближе, я остановил его.
— Я возьму то, что у тебя есть.
— Да, сэр.
— Тяжелый день? — спросил рыжеволосый.
— Хуже, чем обычно, — ответил я.
Он оторвал взгляд от тарелки и посмотрел на телевизор над баром. Ярко раскрашенные машины кружили по трассе. Были огни и люди на больших трибунах. Где бы ни происходила гонка, была ночь. Звук был приглушен, но счетчик в верхней части экрана постоянно бегал с цифрами в порядке их кругов. Я никогда особо не увлекался гонками, особенно НАСКАР. У меня не было времени на такие развлечения.
— Кто ведет? — спросил я, изображая интерес.
— Гордон, но эта чертова осторожность только началась. Ненавижу, когда они заканчиваются с осторожностью.
Я снова посмотрел на телевизор.
— Любишь гонки?
— Да, чем быстрее, тем лучше. Как насчет тебя?
Я пожал плечами.
— Я не большой поклонник. Немного занят в последнее время.
Мужчина кивнул, повернулся ко мне и протянул руку.
— Рассел, Рассел Коллинз. Что привело тебя в Лос-Анджелес?
Я пожал ему руку.
— Орен. Я здесь по делам.
— Да, я тоже. Где живешь?
— В Нью-Йорке. А ты?
Рассел провел рукой по волосам.
— В Джорджии пока что.
— Пока что? — спросил я.
— Я не горю желанием возвращаться.
— Как, не собираешься? — небрежно спросил я, потягивая пиво.
— Нет. Чертово дерьмо всплывет наружу. Но прошло уже много времени.
Я сделал еще глоток, прежде чем поставить стакан перед собой.
— Я не эксперт, но ты можешь рассказать об этом. Моя жена говорит, что мне нужно больше разговаривать.
Рассел усмехнулся.
— Так у тебя тоже так? — Он посмотрел на свою левую руку, потом на мою, оценивая наши обручальные кольца.
— Да, пока, — признался я. Это был первый раз, когда я произнес это вслух. Это было успокаивающе и безопасно. Я полагал, что в великой схеме жизни это не будет иметь значения. Этому человеку недолго осталось жить в этом мире. Может быть, на этот раз я смогу быть честным и сказать, что мой брак не становится лучше; он все больше и больше погружается в страдания.
— Я сказал своим, что все кончено, — сказал Рассел. — Позволь мне просто сказать, это было чертовски освобождающе. Произнести эти слова было все равно, что выдернуть чертовы тиски из груди.
Я не был уверен в анонимности разговора с незнакомцем, но в течение следующего часа или около того, Рассел Коллинз, и я в полной мере воспользовались этим. Мы говорили такое, что очищало и облегчало ношу. Я не был гребаным священником, но, может быть, просто может быть, я смог ему помочь, потому что знал, что завтра его время для отпущения грехов закончится.
Глава 18
Нокс
Накинув пиджак поверх рубашки и не потрудившись переодеться в джинсы, я направился к бару. Площадь была большой, с группами столов и растений, окружающих центральный круглый бар, сверкающий стеклянными колоннами, освещенными синим светом. Оглядев зал, я не увидел Дэвиса, но многие столики были заняты знакомыми лицами. Если Дэвис искал уединения, то это явно не то место. С другой стороны, возможно, он не преследовал эту цель, а наоборот хотел, чтобы нас увидели вместе.
Что ж, игра продолжается.
Я не был Ореном, который назначал встречи в закрытом офисном здании.
В дальнем углу я нашел свободный столик со стульями с высокими спинками и уселся. Прямо за моей спиной, у дальней стены бара, стоял гигантский аквариум с разноцветными морскими существами, рыбами странной формы и яркими кораллами. Это был мир внутри нашего мира, живущий своей жизнью, как будто они не были помещены за стекло для развлечения других.
Со своего наблюдательного пункта я мог рассматривать растущую толпу, которая включала в себя большое количество тех же лиц, что и на сегодняшнем слушании. Мой взгляд остановился на профиле человека, которого я никогда не встречал, но его подвиги были хорошо известны. Несмотря на молодость, у него не было проблем с отстаиванием своих убеждений. Младший сенатор штата Орегон вполне может оказаться тем человеком, который поможет нам провести голосование. Орегон был одним из штатов, лишенного финансирования «Деметрий Энтерпрайзис». Может, пришло время? Когда я встал выразить почтение, подошла официантка.
— Эй, милый, — промурлыкала она. — Тебе что-нибудь принести?
Ее глаза скользнули с моего лица на ноги и обратно, а улыбка стала еще шире. Если бы кто-то посмотрел на Чарли́ так, как эта женщина только что посмотрела на меня, я бы точно слетел с катушек. Вместо того чтобы чувствовать себя польщенным ее вниманием, меня слегка затошнило. Я бы предпочел вернуться к Чарли́.
— «Грей гус», безо льда.
— Конечно, дорогой. Я сейчас вернусь, — она подмигнула. — Если я могу сделать что-нибудь еще, не стесняйся, спрашивай!
— Выпивка — это все, что мне нужно.
— Как хочешь, но ночь только начинается. Ты всегда можешь передумать.
Ее пластиковая улыбка не дрогнула, когда она уходила, вызывающе покачивая бедрами из стороны в сторону.
— Похоже, если ты сделаешь правильный выбор, сегодня вечером у тебя будет компания.
Я повернулся на голос Северуса Дэвиса, который положил руку мне на плечо.
— Я не в том настроении, — ответил я.
Он кивнул в сторону женщины, которая, как я знал, не была его женой, Марисой, и не была Челси. Он выпятил грудь.
— Я и сам немного занят. — Подняв брови, он спросил: — Если ты понимаешь, о чем я?
Странно, почему он чувствовал потребность поделиться или почему думал, что мне будет интересно. Не то чтобы я собирался предложить официантке секс втроем.
Мудак!
Женщина, которая была с ним, отошла и устроилась у бара. От того, как она скрестила ноги, задралась ее юбка. Ее грудь была прикрыта, но материал блузки был недостаточно плотным, чтобы не различить бретельки лифчика. Центр тяжести у нее был явно смещен. Если она не будет осторожна, то может упасть в напиток, который только что заказала.
Пока мы оба сидели, и он бормотал что-то еще о своей спутнице, я думал о том, что выслушивание подробностей сексуальной жизни Дэвиса не входило в мой список желаемых занятий.
— Твоя жена может присоединиться к нам, — предложил я.
Северус рассмеялся.
— Моя жена не поедет со мной, если сможет этого избежать. Меня сопровождает Каталина.
Кивнув, я поджал губы.
— Удобно.
Он пожал плечами.
— Она новенькая, но пока мне нравится то, что я видел, — Северус наклонился ближе. — А я много что видел. — Он огляделся. — Где та симпатичная маленькая официантка, которая тебе нравится? Останови ее. Я бы не отказался выпить.
— Новенькая? Она недавно с тобой? — это было не мое дело, но я хотел знать, что, черт возьми, случилось с нашей приманкой. Почему Челси не с ним, не узнает его секреты?
— Да, — он кивнул в сторону бара. — Настоящая красотка. Я бы сказал больше, но я планирую, чтобы она была рядом какое-то время.
— Я подозреваю, что в твоей работе трудно понять, кому можно доверять.
— Это так.
— Поздравляю с тем, что нашел кого-то, — я попытался выкинуть из головы вопросы о Челси и «Измене». Очевидно, что-то произошло, и как только я вернусь в комнату, я выясню, что именно. Сменив тему, я спросил, — Теперь, о каком прогрессе ты говорил сегодня утром?
— Я бы сказал, что это пример того, кому я могу доверять. Это кто-то из вас?
Официантка вернулась с моим напитком. Я взболтал бесцветную жидкость, а Дэвис заказал себе вторую порцию и велел ей записать напитки Каталины на его счет.
Она повернулась ко мне.
— Хочешь, я попрошу доставить водку в твою комнату, милый?
Я усмехнулся. Конечно, дорогая, позволь мне дать тебе номер.
— Нет, — я вытащил из зажима стодолларовую купюру. — Принеси еще, я выпью здесь.
— Конечно, — ее губы дразнили улыбкой, когда она повернулась и пошла прочь.
— Какая жалость, — сказал Дэвис. — Посмотри на эти ноги. Сколько всего можно сделать…
— Северус, отвечая на твой вопрос: доверие — это улица с двусторонним движением. Во-первых, почему бы тебе не поделиться со мной своими мыслями о неинформативной встрече с моим отцом?
— Кто, черт возьми, эта Каталина? Она от «Измены»? Что случилось с Челси? — мои вопросы сыпались быстро и яростно.
— Мистер Деметрий, я попытаюсь объяснить.
Я крепче сжал телефон, расхаживая взад и вперед перед окнами. В моем теперешнем состоянии я не замечал красот Вашингтона этажами ниже.
— Миссис Витт… — если мы переходим на профессиональный тон, я готов. — … это был твой план. Это была твоя идея, и теперь, похоже, она провалилась к чертовой матери. Я не привык к твоей некомпетентности. Что случилось с Челси?
— Она проходила собеседование в «Измене», в Калифорнии. Ее приняли на работу. Ее профиль появился буквально на днях. Я держала просьбу Северуса Дэвиса на заднем плане, скрытой от персонала «Измены». Так было в последний раз, когда я смотрела ее профиль несколько дней назад. Должно быть, что-то случилось.
— Думаешь? — я почувствовал, как пульсирует вена на шее. Этот гребанный день должен был закончиться, и следующие два вместе с ним, чтобы я мог вернуться к Чарли́.
— Мистер Деметрий, последние тридцать часов я сосредоточена на вас и мисс Коллинз. Вы оба живы и в безопасности. Это было моей главной целью.
— Скажи мне, что Чарли́ все еще в Вестчестере, а милый папочка больше не звонил.
— Она — да, а он — нет. Как она тебе уже сказала, она требует, чтобы завтра ей разрешили пойти на занятия.
Я провел свободной рукой по волосам и рухнул на диван.
— Я бы предпочел, чтобы она была в безопасности. Этот дом — настоящая крепость, — в груди сдавило, когда я начал говорить, что это самое безопасное место для нее, но я знал, что даже в этом убежище может случиться трагедия.
— Так и есть, — заговорила Делорес, пока я собирался с мыслями. — Очевидно, то, что случилось раньше, больше не повторится. Там Сильвия. Она за всем следит.
Сильвия ушла в ту ужасную ночь. Она никогда не уходила — или, по крайней мере, редко. Я не знал, что Джо останется на ночь одна. Не то чтобы в нашей квартире было многолюдно. Я работал. Но, по крайней мере, если бы она была в городе, рядом были бы люди, а не железные ворота и непроходимые периметры.
— Как зовут нового парня? — спросил я, меняя тему разговора на нового телохранителя Чарли.
— Клейтон. Он не новичок.
— Джерред тоже не был новичком, — день был слишком длинным. Мой фильтр исчез.
— Джерред клянется, что не собирался причинять никакого вреда. Это была просто семейная просьба, по крайней мере, так ему сказали.
Я тут же вскочил на ноги.
— И он, блять, думает, что это нормально — доставлять секретные письма моей девушке, которая живет в моем доме? Этот человек уволен.
— Да, сэр. Это был не вопрос.
— Убедись, что Клейтон с ней. Мне плевать, даже если ему придется сидеть на ее проклятых занятиях.
— Она рассказала тебе о GPS на ее телефоне?
— Да, — ответил я с меньшей решимостью.
Сегодня утром когда я позвонил Чарли́, она не ответила, и ее GPS был выключен. Когда она перезвонила, я был на грани срыва.
Моя голова готова была взорваться.
Один мой голос должен был напугать ее до чертиков. Если бы она была рядом со мной, а не на расстоянии штатов, я бы отшлепал ее, а уже после начал лезть с расспросами. Эта мысль заставила мои губы изогнуться в усмешке. Она ничуть не испугалась. Черт, даже угроза порки не выбила ее из колеи.
Мне вдруг вспомнилось, как она попросила этого.
Перед тем, как я ушел, она, блять, сказала мне сделать это.
Вместо того чтобы отступить или извиниться, как сделал бы любой другой здравомыслящий человек, когда я ответил на ее звонок тирадой, моя Чарли́ рассмеялась, сладкая мелодия разлилась в динамике и эффективно заглушила мой поток обвинений.
На мгновение ее реакция заставила исчезнуть все, что я планировал сказать. Гнев и беспомощность от того, что не знал ее точное местонахождение, не был уверен в ее безопасности, растворились в грохоте ее смеха.
Она не могла знать, как глубоко засела во мне. В моем темном мире тайн и сделок она была светом — глотком свежего воздуха в прокуренной комнате. Она наполнила меня обещанием чего-то, о существовании чего я забыл — обещанием большего, любви, смеха и жизни.
Я покачал головой, сосредоточившись на Делорес, а не на образах, которые представлял в голове, соединяя воспоминания с желаниями. После того, как закончу этот разговор, я посмотрю, получится ли у меня заинтересовать Чарли́ сексом по телефону. Конечно, это будет не то, как если бы она была в зоне моей досягаемости, но хоть что-то. Видит Бог, официантка внизу меня совершенно не интересовала.
— … будет завтра.
— Что? Извини, я отвлекся. Что у тебя будет завтра?
— Чип GPS.
— Черт, — ответил я. — Я пошутил, когда сказал Чарли́, что вживлю в нее чип.
— Возможно, — сухо ответила Делорес. — Но это не то, что я только что описала. Чип, о котором я говорю, маленький, на солнечных батареях. Пока она носит его на солнце или даже при искусственном освещении, он будет оставаться заряженным.
Я попытался представить, о чем она говорит.
— Что носит?
— Украшения, Леннокс. Может, у нас плохая связь?
Или, может, я был занят мечтами о покрасневшей заднице Чарли́ и не слушал.
— Должно быть, так, — сказал я. — Какое украшение?
— Ожерелье. Чип водонепроницаем. Она может принять в нем душ. Хотя я бы посоветовала ей снять его, чтобы поплавать.
Или искупаться?
Делорес продолжила, пока я пытался отогнать образы Чарли́ в ванне с пеной:
— …и с помощью этого ты можешь точно определить ее местоположение, даже если GPS-локатор на ее телефоне выключен. Как она, вероятно, сказала тебе, мы были не единственными, кто мог отследить сигнал GPS на ее телефоне. Ее родители в том числе. Они знают, что она здесь, что она в твоем доме.
Я глубоко вздохнул. Чарли́ рассказывала мне об этом и об Орене тоже. К сожалению, отец узнал о нашем близком столкновении со смертью не по фотографии из Интернета, а от меня. Я позвонил ему и разглагольствовал о стрельбе, уверенный, что между нами есть семейные узы. Во время своей тирады я сказал ему, что мы с Чарли́ в Вестчестере.
— Да, — сказал я, — Чарли́ мне рассказала. Она также сказала, что ты говорила с ее отчимом.
— Да, интересный человек.
— Я услышу еще одну историю?
— Может, в другой раз, — сказала Делорес. — У меня дел выше крыши.
— Мне нравится идея с украшениями, — признался я. — Она согласилась?
— Можно и так сказать. У меня еще нет ожерелья, но я надеюсь, ей понравится.
— Узнай о Челси. Если мы все испортили, и она не может быть с Дэвисом, избавь ее от «Измены». Ты вытащила Чарли́. Вытащи и Челси. Мне все равно, ждет ли она эту работу. Купи ей что-нибудь еще, что тоже окупится. Мне с самого начала было неловко втягивать ее в это дело. Не представляю, что сказала бы Чарли́. Челси — ее лучшая подруга.
— Позволь мне самой в этом разобраться. Я буду держать тебя в курсе. А завтра, когда Алекс вернется в город, я полечу в Вашингтон и установлю GPS программу на твой телефон и телефон Айзека. С учетом того, как идут дела, я даже не доверяю нашей сети отправлять тебе ссылки. После того, как я поставлю приложение на ваши телефоны, у вас обоих будет доступ к ее местонахождению. — Она помолчала. — Ты все еще не против Айзека?
Мне не нужно было обдумывать свой ответ.
— Да. Джерред — это одно, но Айзек был со мной почти столько же, сколько и ты. — Я колебался. — У тебя есть причины подозревать его?
— Нет, но после Джерреда я слежу за всеми.
Глава 19
Чарли́
Я знала, что все дело в моем богатом воображении. Дом Нокса не был поместьем Монтегю. За запертыми дверями не прятались тени. И все же, покончив с ужином и удалившись в комнату, которую Сильвия называла моей, ту самую, куда Нокс привел меня днем, я испытала странное ощущение, что меня окружают духи этого места. Они были призраками обитателей прошлого.
Не в буквальном смысле. В комнате не было белых парящих фигур; тем не менее, я чувствовала странное сочетание безопасности и опасности — успокаивающее спокойствие в тишине внутри, в то время как за стенами завывала тревога.
Весь день я мечтала выйти на улицу, почувствовать солнце на коже. Теперь казалось, что небеса разверзлись, очищая воздух от грехов, а за деревянными ставнями завывал ветер. Хотя мое детское воображение могло бы превратить это в нечто большее, это была просто поздняя летняя гроза. Такое часто случалось, когда теплые дни сталкивались с более прохладными ночами. Ветер бушевал, и потоки дождя барабанили по окнам, грохот последнего был достаточно громким, чтобы имитировать рикошетившие пули.
— Прекрати это!
Не очень хороший образ.
Умывшись и почистив зубы, я приготовилась ко сну и стала размышлять о взлетах и падениях дня. Когда я проснулась сегодня утром, я понятия не имела, чего ожидать от моих отношений с Ноксом. Были ли они окончены или, по крайней мере, поставлены на паузу? Я нервничала и была сбита с толку, не зная, что чувствую, и где мы находимся.
Когда я переоделась во что-то более удобное, мне показалось, что это произошло целую жизнь назад — до того, как мы предотвратили смерть, до того, как мы озвучили наши признания в любви, и, самое главное, до того, как я узнала больше о моем таинственном мужчине. Он был такой загадкой в «Дель-Маре», и теперь, чем больше я узнавала о нем и видела человека за маской, тем более загадочным он становился.
Казалось, что каждый ответ заключен в сотне вопросов.
Приятным бонусом за нахождение здесь, в его доме, — было знакомство с Сильвией. Она была единственной семьей, на которую претендовал Нокс. Хотя они не были родственниками, я вспомнила тот день, когда он сказал мне, что понимает, насколько мы с Челси близки, как сестры. Он сказал, что у него нет братьев и сестер, но некоторые узы сильнее крови. У меня было такое чувство, что речь шла о Сильвии.
В течение дня мы с Сильвией познакомились поближе. Она охотно рассказывала, как работала на Деметриев с самой молодости. По тому, как она отзывалась о матери Нокса, у меня возникло ощущение, что они были близки. Когда она говорила о своей молодости, Сильвия сказала, что начала работать слишком рано, даже не закончив школу. После смерти отца Сильвии, зарабатывать деньги стало для матери самым важным. Если это означало продать свою дочь-подростка в качестве домашней прислуги, она это сделала.
Корпорация «Деметрий Энтерпрайзис» были не первыми ее работодателями. В тринадцать лет она устроилась на работу к одному богатому родственнику Анжелины. Слушая ее рассказы, я начала строить семейную историю, которой Нокс еще не успел поделиться.
Я знала, как мы с Ноксом относимся к тому, чтобы узнать личную информацию друг о друге, но, как мне казалось, именно он оставил меня наедине с Сильвией. Когда мы встретились в первый раз, она предложила рассказать мне истории о подростке Ленноксе. Он должен был догадываться, что произойдет.
За время, проведенное вместе, мы с Ноксом ограничили то, что нам было известно о нашем прошлом. Все, что я знала о его семье, это то, что его мать умерла после того, как они с Ореном развелись, как Орен основал «Деметрий Энтерпрайзис» и как Нокс не верил, что его отец ценил его преданность делу.
Сильвия не раз замечала, что Орен и Леннокс гораздо больше похожи, чем им обоим хотелось признать. Они оба были решительны, трудолюбивы и упрямы. Из того, что мне было известно, я не могла с ней не согласиться, особенно с ее последней оценкой.
В каждом случае Сильвия говорила об Анджелине с нежностью. Очевидно, Сильвия работала на мать Леннокса до самой ее смерти. Она даже призналась, что чуть было не уехала после смерти Анджелины. Она больше не нуждалась в Деметриях финансово. Анджелина обеспечила себе экономическую независимость. Сильвия призналась, что, вероятно, ушла бы, если бы не Леннокс.
После поддержки, которую оказала ей Анджелина, Сильвия хотела в свою очередь поддержать Леннокса. Несмотря на их незначительную разницу в возрасте, она хотела быть рядом с ним.
Я хотела спросить об Орене, и почему тот не приезжал, но не хотела прерывать ее воспоминания.
Она делилась, пока мы сидели, готовили и ели. В каждой истории переплетались намеки на то, что она не может сказать большего. Хотя я не совсем понимала, что именно она имела в виду, я уже знала, что потребуется больше, чем пара месяцев с Ленноксом Деметрием, чтобы понять его мир.
Наверное, то же самое было бы и с ним, окажись он в поместье Монтегю. Возможно, это был один из элементов, который свел нас вместе, общая печаль о потерянном детстве.
К тому времени, как удалилась в свою комнату, я почувствовала, что мы с Сильвией подружились. Поскольку счастье Нокса было одним из ее приоритетов, я знала, что она была кем-то, кого я хотела на своей стороне. Единственное тревожное чувство, которое я испытывала в Вестчестере, помимо очевидной внешней угрозы, было, когда Сильвия и Делорес были вместе. Может, это было просто потому, что мой день был слишком длинным и слишком драматичным. Может, я видела подсказки, которых не было. Но у меня было такое чувство, что они не были близки.
Теперь, устроившись в своей комнате с теплой чашкой чая «Эрл Грей», я тосковала по уверенности, которую чувствовала рядом с Сильвией. Вместо этого, когда дул ветер и дождь, отражаясь от стен, стучал в окна, я чувствовала усталость и беспокойство. Мой разум был затуманен всем, что произошло, и единственное, чего мне сейчас хотелось, это отдохнуть в объятиях Нокса и почувствовать его силу вокруг меня, когда он защитит меня от призраков и теней. Признаюсь, мне хотелось позвонить ему, но я не решалась. Нокс работал, делая то, что делал. Орен почти намекнул на то, что я его отвлекаю. Звонок Ноксу только подтвердил бы мнение отца. Я ненавидела сравнивать Нокса с Алтоном, но на ум не приходили другие варианты. Я редко вспоминала, что моя мать разговаривала или хотела поговорить с Алтоном, когда тот был в отъезде.
Поэтому вместо того, чтобы позвонить Ноксу, я позвонила Челси.
После трех гудков, звонок был переадресован на голосовую почту.
— Привет, девочка, — сказала я, стараясь говорить бодрее, чем чувствовала себя на самом деле. — Дай мне знать, когда приедешь в Нью-Йорк. Я в курсе, что у тебя большая секретная работа в Вашингтоне. — И тогда мне в голову пришла мысль. — Боже мой, Нокс в Вашингтоне по делам. Может, я смогу навестить тебя там, когда позволят занятия. Так или иначе, я готова к девичнику. Все было… ну, это сообщение недостаточно длинное, чтобы закончить предложение. Нам понадобится вино. Скажи, что приедешь в Нью-Йорк до пятницы. Я скучаю по тебе! Позвони мне.
Я отключила телефон, еще более обеспокоенная тем, что не смогла до нее дозвониться. С тех пор, как я покинула Монтегю четыре года назад, после окончания академии, я всегда была с Челси, а затем с Ноксом. Я сказала себе, что это нормально — чувствовать себя одинокой. Мне просто нужно посмотреть правде в глаза. В конце концов, это я планировала жить одна в этой квартире. Что ж, стоит задуматься о кошке.
Когда уже собралась откинуть одеяло, я вдруг поняла, что это была та же самая кровать, где ранее мы с Ноксом снова стали одним целым, в буквальном смысле.
Мое лицо вспыхнуло, когда я вспомнила его страсть и голод. То, как он смотрел на меня, желая убедиться своими глазами и прикосновениями, что я цела и невредима.
Разум отказывался принимать тот факт, что такой собственник и защитник, как Нокс, может или когда-либо причинит вред своей жене.
Он не станет.
Я просто хотела знать, почему он чувствует себя ответственным за произошедшее. Неужели нечто подобное случилось сегодня? Патрик упоминал о нападении.
И тут меня осенило, что изменило ход моих мыслей. Кровать была застелена.
Я уже не просто покраснела, мои щеки запылали, без сомнения, они стали краснее, чем мои волосы. Я не застилала постель. И была уверена, что и Нокс этого не делал.
Это означало, что все время, пока я знакомилась с Сильвией, она уже знала меня или о нас с Ноксом, о том, насколько мы близки.
Пока эта неловкая мысль резонировала в моем сознании, зазвонил телефон.
Мое печальное сердце подпрыгнуло, надеясь, что это Челси.
— Привет, — ответила я, не глядя на экран, но зная, что мелодия означала, что это друг, а не враг.
— Какого черта, кузина?
Я усмехнулась, услышав голос Патрика.
— Да, извини за загадочное сообщение сегодня утром.
После того, как мы с Делорес поговорили о том, какой информацией я могу делиться, я просто оставила Пату сообщение, что не останусь у них на ночь. Я не упомянула ничего, кроме того, что со мной и Ноксом все в порядке. Оставлять подробности моего дня на его автоответчике не казалось хорошей идеей.
— Загадочное? — спросил Пат. — Девочка, я не смог бы понять этого даже с помощью дешифратора. Все, что оно сказало мне, это то, что ты достаточно хорошо себя чувствуешь, чтобы позвонить. По крайней мере, твой голос оставил мне след из хлебных крошек. Что, черт возьми, произошло?
Я вспомнила совет Делорес — будь проще.
— После того, как ты ушел, я сказала Ноксу, что хочу прогуляться до университета. Ну, ты его знаешь? — Я не стала дожидаться его ответа. — Он не очень любит, когда я гуляю одна.
— Очевидно, у него есть на то причина!
— Нокс решил прогуляться со мной, — продолжила я, проигнорировав замечание Пата, — и пока мы были в парке, разразился хаос. Это было страшно. Я почти ничего не видела. Все произошло так быстро. У Нокса есть… охрана.
— Красивый мужчина с охраной. Джек-пот!
Я пожала плечами.
— На этот раз я не жалуюсь. Охрана — это хорошо. Они прикрыли нас от всей этой суматохи и увели подальше.
— Ты же не думаешь, что случившееся — выстрел — предназначался кому-то из вас?
— Выстрел? Так ты слышал об этом?
— Слышал? Я видел твое лицо в новостях. Это напугало меня до смерти.
Только после разговора с Сильвией я начала думать, что, возможно, выстрелы предназначались кому-то из нас. Думаю, в некотором смысле намеки Сильвии напугали меня больше, чем все, что говорили Делорес или Нокс.
— Я не знаю, в кого стрелял этот человек, — ответила я, — и почему? Зачем кому-то это делать?
— Кузина, я не знаю. Я просто рад, что вы оба в порядке. Я видел в новостях, что женщина, в которую попали, находится в стабильном состоянии.
Немного тумана, который начал оседать вокруг меня, рассеялся.
— Отличная новость.
— Так что, я полагаю, ты останешься там, где мистер Красивый спрятал тебя на весь следующий год?
Я покачала головой, теперь сидя у изголовья кровати, поджав ноги под одеялом.
— Нет, у меня занятия. Завтра я вернусь в город.
— Вернешься? А как насчет мистера Красивого?
Мои щеки вспыхнули.
— Почему бы тебе или Челси не называть его по имени?
— Понятия не имею. Мне нравится мистер Красивый. Если твоя подруга будет называть его так же, мы с ней прекрасно поладим.
— Она называет его мистер Красавчик.
— Одно и то же, — ответил Патрик.
— Мистер как-там-вы-все-хотите-его-называть работает за городом. Я собиралась позвонить тебе и спросить, могу ли я…
— Остаться на ночь с самим мистером Сексапильность?
— Значит, теперь у всех нас есть кодовые имена?
— Ты живешь в шпионском фильме. Я хочу немного поучаствовать.
— Итак, мистер сама Сексапильность? Когда говоришь, Сай вернется? Это ведь его кодовое имя, верно? — спросила я с усмешкой.
— О, кузина, это было больно. Я имел в виду себя.
— А что, если я буду звать тебя просто Пат? Мы можем сказать, что это сокращение от «мистер сама Сексапильность».
— Это меня устраивает, а Сай вернется только в пятницу. Всегда пожалуйста. И ты это знаешь.
— Спасибо. Я жду вестей от Челси. Она должна быть в городе завтра или в пятницу. Я так запуталась во всем, что забыла.
— Мы можем устроить девичник.
— Мне нравится эта идея, — сказала я. — Но если она будет участвовать, то захочет потусоваться в квартире на 112-й.
— Поскольку все хорошо, просто хочу, чтобы ты знала, я не собирался оставлять тебя сегодня. Может, я и болтался там минуту или две, но потом, когда стало ясно, что вы с мистером Красавчиком ладите, я почувствовал себя немного лишним и улизнул.
Воспоминания о том, как Нокс говорил, что любит меня, и мои признания в ответ уступили место мыслям об этой кровати. Я поерзала на мягких простынях.
— Да, если не считать небольшой проблемы со стрельбой, дела у нас идут гораздо лучше.
— Ты точно знаешь, как сделать жизнь интересной. Твое лицо повсюду. Даже мама звонила. Я не разговаривал с ней уже несколько недель.
Я сморщила нос.
— Прости.
— Не стоит извиняться. Просто знай, что она и мой отец обеспокоены. Она даже сказала, что тетя Аделаида и дядя Алтон расстроены.
— Да, они звонили.
— Ииии…? — подбодрил Патрик.
— Все та же старая история. Возвращайся домой в Саван… — входящий звонок заставил меня замолчать на середине предложение.
Я посмотрела на экран. Разговор означал, что не было мелодии, чтобы предупредить меня о друге или враге, только вибрация.
Личный номер Нокса.
У меня перехватило дыхание.
— Эй, Пат, звонит мистер Красавчик.
— О, тогда, девочка, поговори с этим человеком. Скажи ему, чтобы он поскорее закончил свою работу и вернул тебе свою прекрасную задницу.
Прекрасная задница? Совершенно верно.
Моя улыбка стала шире.
— Я так и сделаю. Увидимся завтра.
— Люблю тебя, кузина.
— Я тебя тоже.
Я провела пальцем по экрану.
Глава 20
Чарли́
— Мистер Деметрий, — сказала я, соединяясь с ним. — Я не хотела беспокоить вас во время работы.
— Ты никогда не побеспокоишь меня, — его голос прогремел сильнее, чем гром за окнами.
Звук его голоса рассеял остатки тумана, богатый бас резонировал по комнате, затмевая внешние ветры и перекатываясь к моей сердцевине.
— Кажется, я припоминаю некоторые правила, — поддразнила я.
Нокс откашлялся.
— Мне нравятся правила.
— Что-то насчет того, что я звоню тебе только в том случае, если у меня есть вопрос, на который ты должен ответить.
— Кажется, я уже упоминал, что правила изменились.
— Значит, я могу отправлять тебе сообщения с сексуальным содержанием?
— Только если хочешь, чтобы Делорес и, вполне вероятно, другие члены моей службы безопасности увидели их.
Не знаю, что на меня нашло. Что ж, это неправда. Я думала о том, что было внутри меня сегодня днем, точнее, кто.
— Только если вы этого хотите, мистер Деметрий.
— Черт! — его ругательство прозвучало как рычание. — Я уже говорил тебе, что будет с тобой, если ты заставишь меня чувствовать себя неловко. Когда ты так произносишь мое имя, я становлюсь чертовски твердым, и мне… больно.
— Жаль, что я не могу помочь тебе с этим, — промурлыкала я, раздвигая границы дозволенного. Сила, которой обладали мои слова, внезапно опьянила.
— Скажи мне, где ты.
Я ощетинилась от перемены в его тоне. Очевидно, Нокс был не в настроении для моего соблазнения. Я ответила ему.
— Я все еще в твоем доме. Я же сказала, что останусь на ночь здесь.
— Где ты? — снова спросил Нокс. — Где именно?
— Я… я в спальне. В чем дело?
— Никаких вопросов, — сказал Нокс с интонацией доминирования, от которой скрутило мои внутренности. — Это моя работа. Твоя задача — ответить соответствующим образом. Что ты должна сказать?
Мое сердце забилось быстрее.
— Да, Нокс.
— Ты в той же спальне, где мы были сегодня утром?
Я пыталась дышать и говорить, когда мой ответ прозвучал шепотом.
— Да.
— Ты помнишь мои губы на тебе?
— Да.
— Как насчет моих рук, пальцев?
Внезапно пересохший язык метнулся к пересохшим губам.
— Да.
— Я знаю, минуту назад ты говорила так сексуально, и мне это нравится, но сейчас, принцесса, мне нужно все контролировать. У тебя с этим проблемы?
— Нет, Нокс.
— Слушай внимательно.
Я кивнула, хотя знала, что он меня не видит.
— Если бы я был там, то сделал бы то, что сделал сегодня утром. Я бы развернул тебя, как гребанный рождественский подарок. Каждая деталь твоей одежды упала бы на пол, когда я обнажил бы твое идеальное, чертовски сексуальное тело. Я провел бы пальцами и языком по каждому дюйму этой нежной кожи, пробуя тебя на вкус и оставляя мурашки, как след моего исследования.
Я закрыла глаза, его слова коснулись меня.
— Принцесса, я бы отшлепал тебя за дерзость, за то, что ты заставила меня вернуться в город завтра, и за то, что напугала меня до смерти, не ответив на звонок. Потом, после того как я разукрашу твою попку в красный цвет, я заставлю чувствовать ее лучше, показывая тебе, как сильно я восхищаюсь твоей силой и решимостью.
Моя шея напряглась, когда я втянула воздух, поднимая задницу с матраса и представляя все, что он описал.
— Меня там нет, — продолжал Нокс, — но я возьму все, что смогу. У тебя с этим проблемы?
— Н-нет, — мой голос звучал удивленно, даже для моих собственных ушей.
— А теперь, принцесса, скажи мне, что на тебе надето.
Я поспешно откинула одеяло, открывая штаны для йоги и носки.
— Большая футболка, штаны для йоги, носки…
— Стоп.
Я закусила нижнюю губу, ожидая его следующей команды.
— Скажи мне, что я хочу, чтобы на тебе было одето.
— Нокс?
— Дверь в спальню заперта? — спросил он.
— Я… я не помню, но Сильвия вернулась в свою часть дома. Она дала мне свой номер.
— Запри дверь, Чарли́.
Недолго думая, мои ноги в пушистых носках, приземлились на мягкий ковер, окружавший большую кровать. Мои носки скользили, когда я каталась по деревянному полу, больше не беспокоясь о призраках или секретах поместья.
Мои мысли теперь были полностью поглощены Ноксом.
Я проверила ручку. Когда я это сделала, она щелкнула, и выскочила маленькая кнопка внутри ручки. Я снова нажала кнопку и устно подтвердила.
— Дверь заперта.
— Жалюзи закрыты?
Я повернулась к окну. Дождь все еще шел? Я не слышала ничего, кроме того, как голос Нокса эхом отдавался в телефоне, посылая ударные волны по всему моему телу, кровь бежала быстрее.
— Закрыты.
— Не выключай свет.
Моя рука задержалась на выключателе. Узнает ли он, если я ослушаюсь?
— Скажи мне, что он включен.
Вздохнув, я сделала, как он сказал, и убрала руку с выключателя.
— Он все еще включен.
— А теперь включи громкую связь. Я хочу, чтобы ты исправила проблему с одеждой, о которой мы упоминали ранее.
Я нажала кнопку громкой связи и положила телефон на кровать.
— Чарли́, ты должна ответить мне. Я могу только слышать тебя.
— Да, Нокс. — Футболкой я задела теперь чувствительные твердые соски. — Я… я обещаю, что буду отвечать.
Его низкий смех эхом разнесся по комнате.
— Скажи мне. Как?
Я стянула штаны для йоги с бедер, вышла из них. Один за другим я сбросила носки. Хотя моя кожа покрылась мурашками от тембра его голоса, холод, который я чувствовала ранее, исчез.
— М-мои соски затвердели.
— И что теперь на тебе…?
— Только трусики.
— Те голубые, что были раньше?
Я покачала головой.
— Нет, белые.
— Белые? — Из его горла вырвался смех. — Белый цвет — для хороших девочек, а то, что я хочу сделать с тобой, не подходит хорошим девочкам. Принцесса, если бы я был там, я бы трахнул тебя так грязно, что ты никогда больше не надела бы белое.
У меня перехватило дыхание.
— Жаль, что тебя здесь нет.
— Мне тоже. Я такой чертовски твердый. Мы продолжим. Ты все еще не против, моя непослушная принцесса?
— Да, Нокс.
— Прежде чем снять трусики, подойди к шкафу.
К шкафу?
— Я хочу, чтобы ты нашла один из моих ремней.
— О-о Боже… — пробормотала я, одновременно возбужденная и взбудораженная его невысказанными планами. Потянувшись за телефоном, я отнесла его в большую гардеробную, включила свет и начала открывать ящики.
— Говори, Чарли́. Скажи мне, что ты делаешь то, что я сказал.
— Да, Нокс. Я ищу твои ремни.
— Направо, — приказал он.
Я повернулась в ту сторону и открыла другой ящик. Там, идеально свернутые, лежали ремни разных цветов.
— У тебя есть любимый? — спросила я.
— Какой бы ты ни выбрала сегодня, он будет моим любимым.
Кончики пальцев покалывало, когда я полезла в ящик. Я представляла, как каждый из них касается моей кожи. Когда мое дыхание стало более поверхностным, я вытащила один из ящика. Он был черный, с маленькой серебряной пряжкой, напоминавшей воронку.
— Я выбрала один из черных.
— А теперь отнеси ремень обратно на кровать. Но, прежде чем забраться на кровать, сними эти белые кружевные трусики.
Моя голова закружилась в поисках камеры.
— Откуда ты знаешь, что они кружевные?
— Потому что все твои трусики кружевные.
Мои губы изогнулись в усмешке, когда я спустила белое кружево вниз по ногам. Даже в самый сексуальный момент, когда Нокс доминировал, его интимное знание и внимание к чему-то столь простому, как материал моего нижнего белья, наполняли меня теплом.
— Сняла, — сказала я с намеком на уверенность.
— Теперь ответь на мой предыдущий вопрос.
— Какой вопрос?
— Нет, принцесса, это вопрос. Помнишь, я говорил тебе, что спрашивать — это моя работа, а не твоя? Что происходит, когда ты не слушаешься?
Мой пульс участился, когда взгляд упал на ремень.
— Я помню, что ты сказал, но не помню твоего вопроса.
— Скажи мне, как ты реагируешь, — Нокс протянул слово.
— Мои соски, — теперь мой ответ был правдив лишь отчасти. Прогулка к гардеробу и смешанные чувства… соски были не столь твердыми.
— Положи ремень рядом с собой, и поскольку ты пользуешься громкой связью, у тебя есть обе руки, чтобы обхватить грудь.
Как только я это сделала, соски затвердели, вновь превращаясь в твердые камушки.
— Сильнее, принцесса, ущипни себя. Я хочу услышать тебя.
Я снова закрыла глаза и повиновалась. Мои ласки, которые поначалу были мягкими, обрели силу. Команды Нокса, а также тон его голоса поощряли мои движения. Больше, чем один всхлип сорвался с моих губ, когда я извивалась и дергалась, каждый болезненный щипок посылал пульсацию удовольствия к моему лону.
— Вот так, — подбодрил он. — Расскажи мне, каково это.
Мои бедра извивались на кровати.
— Хорошо. И плохо.
— Плохо?
— Хорошо, определенно хорошо, — я застонала, когда мои ногти царапнули нежную кожу. — Больно, но приятно.
— Черт, — прорычал он. — Расскажи мне о своей киске.
Я застонала, когда мои руки оставили грудь и спустились вниз по грудной клетке, ладони обхватили живот. Неосознанно, моя спина выгнулась, когда пальцы медленно опустились ниже.
— Раздвинь свои сексуальные ножки. Скажи мне, когда станешь влажной.
Я знала ответ еще до подтверждения.
— Д-да, — ответила я, осторожно погладив пальцем между складочек.
Хотя Нокс говорил по телефону, мне казалось, что он со мной, рядом, направляет меня.
— Скажи это. Что да?
— Я влажная.
— Чего ты хочешь? — его вопрос повис в воздухе, тон требовал ответа.
— Я хочу тебя.
— Чарли́, — одним словом, мне сделали выговор.
— Твой член, — поправила я. — Нокс. Боже, как бы я хотела, чтобы ты был здесь.
— Подвинь телефон, чтобы я тебя слышал.
Мой желудок скрутило, когда я положила телефон на матрас между раздвинутыми ногами.
— На месте, — сказала я, мое желание усилилось, и в то же время мне было стыдно, что мое возбуждение будет слышно.
— Поработай пальцами, принцесса, погрузи их поглубже. Дай мне услышать. Я хочу представить, что с моего подбородка капает твоя влага. Как она обволакивает мой язык и мой член. Пошевели пальцами.
К моему ужасу, когда я сделала то, что он сказал в тихой комнате, я тоже услышала звук своей сущности, влажность, эхом разносящуюся по большой комнате, когда я толкала пальцы внутрь и наружу.
— Ты так чертовски прекрасна, — сказал он.
Моя шея выгнулась на подушках, а колени еще больше раздвинулись.
— О-о, Нокс… — я не могла остановить неразборчивые звуки, когда сосредоточилась на его голосе и сделала, как он сказал, воображая, что это он.
— Еще нет, ты не кончишь.
Он ошибался. Я кончила. Может, если я постараюсь, то сохраню это в секрете.
— Остановись, — его приказ заставил мои пальцы замереть. — Я тебя слышу. Ты думала, нет? Принцесса, ты издаешь самые фантастические звуки, когда собираешься кончить. Может, после наказания я позволю тебе кончить.
— О-о чем ты говоришь? — спросила я, теряясь в экстазе, который вызывали его голос и команды.
— Еще один вопрос. Принцесса, пришло время ремня.
Холод окутал мою теплую кожу. Пот, блестевший от тона его инструкций, превратился в лед, когда я уставилась на ремень рядом со мной. На мгновение я представила себе змею, свернувшуюся кольцом и готовую напасть. — Что ты хочешь, чтобы я сделала?
— Послушай меня. Слушаешь?
Я проглотила комок, образовавшийся в горле.
— Принцесса? — спросил он. — Ты готова?
Что такого в этом мужчине? Есть ли что-то, о чем он мог попросить меня, чего бы я не сделала?
— Я могу кончить? — спросила я.
— Еще один вопрос. Это три. Держу пари, ты потратила целый день на то, чтобы узнать информацию, которую я пока не готов тебе выдать. Скажи, принцесса, тебя нужно наказать?
Черт! Как он это сделал, заставил меня хотеть того, чего не должна?
— Мистер Деметрий, вы правы, — я сконцентрировалась на болезненной силе моей сущности. — Я ослушалась.
— Возьми ремень и сложи его пополам.
Мои руки дрожали, когда я сделала, как он сказал. Я села, бездумно проводя кожей по ладони, представляя, что это Нокс делает со мной.
— Я готова, — храбро ответила я.
— Ты все еще лежишь на спине?
Когда я двинулась, он, несомненно, услышал шорох простыней.
— Нет.
— Ложись на спину, как лежала. Я хочу, чтобы твоя голова и эти прекрасные волосы лежали на подушке, а ноги были широко раздвинуты. Если бы я был там, я бы смотрел на эту идеальную розовую киску.
Мое дыхание участилось, когда я переместилась в описанное им положение. Холодная пряжка в моей руке нагревалась с каждой секундой, мое ожидание усиливалось.
— Скажи мне, что бы я увидел, если бы был там, — потребовал он.
— Меня. Готовую.
— Хотел бы я посмотреть, насколько ты готова. Как сильно твоя киска хочет мой член?
— Д-да, — сказала я, теряя себя в его командах.
— Ты чертовски горячая штучка. Мой член, блять, каменный. Каждый раз, когда этот ремень оставляет полосу на твоей великолепной коже, каждый раз, когда ты делаешь то, что я говорю, я хочу, чтобы ты представляла, как моя рука двигается. Мысленно я кончаю на эту влажную розовую плоть. Принцесса, никогда не забывай, что я чертовски люблю тебя. С каждым ударом я отмечаю тебя снова и снова.
Я едва могла дышать, когда образ его, склонившегося надо мной с членом в руке, доминировал в моих мыслях.
— У тебя с этим какие-то проблемы?
— Да, — храбро ответила я.
— Да?
— Черт возьми, Нокс, как бы я хотела, чтобы ты был здесь. Я хочу все это.
— Я тоже. Закрой глаза и делай в точности то, что я скажу…
Я не могла сосредоточиться. Комнаты вокруг меня больше не существовало. Я была подвешена, плавая в звуке его голоса, глубокого доминирующего тембра, говорящего, требовательного и командного. Хотя мои руки и несли наказание, это был он. Мои руки были просто продолжением его рук, потерянных для его воли. Воздух наполнился вздохами, и мои бедра подогнулись, когда первый удар ремня опустился на мой живот…
Глава 21
Чарли́
— Мисс Коллинз, пропуск одного дня занятий обычно не приводит к разговору с куратором. Ваш случай, по-видимому, уникален.
Я сидела на краешке стула в кабинете моего куратора, лицом к ее столу, пока она перебирала заметки.
— Не понимаю. Я позвонила вчера днем и объяснила ситуацию.
— Ваше имя связано с нашим учебным заведением. В последнем выпуске новостей вы значитесь как студент первого курса.
Я кивнула.
— Я оказалась не в том месте и не в то время. Ситуация была травмирующей, и я… — Я не знала, как закончить предложение. Меня увели в подполье. Меня увезли оттуда прежде, чем я поняла, что произошло. У меня очень заботливый парень. Прежде чем я поняла, что произошло, ворвались его телохранители… у меня было слишком много вариантов.
Куратор кивнула.
— Понимаю. То, что вы увидели, травмирует любого. Я прожила в Нью-Йорке большую часть своей жизни, и чтобы вот так, в кого-то стреляли на улице, вижу впервые. Согласно сообщению в новостях, вас увезли с места преступления вместе с мистером Деметрием.
Я не ответила, чтобы подтвердить или опровергнуть ее наблюдение, хотя нашла использование имени Нокса интересным или, возможно, сбивающим с толку.
— Одна из причин, по которой я вызвала вас в кабинет, — пока я размышляла, она продолжила: — заключается в том, что в университете есть консультанты, которые могут помочь вам справиться с этим. Вам предстоит очень напряженный семестр. Если эта ситуация слишком тяжела…
Я вздохнула, пока она продолжила рассказывать про терапию. Если бы она только знала, что в грандиозном плане последних нескольких месяцев моей жизни этот инцидент был незначительным всплеском — теперь, когда я знала, что женщина, которая была ранена вместо нас, выживет. До тех пор, пока она не упомянула имя, которое я никогда не хотела связывать с собой.
— Еще нас беспокоит звонок, который я получила вчера от вашего отчима, Алтона Фицджеральда.
Облегчение, которое я почувствовала от ее заботы о моем психическом здоровье, исчезло, когда волоски на затылке встали дыбом, а спина выпрямилась.
— Зачем ему звонить вам?
— Во-первых, он звонил, чтобы узнать, здесь ли вы, проверить в безопасности ли.
Чушь собачья. Он не проверял мою безопасность.
— Во-первых? — спросила я.
— Он высказал опасения по поводу платы за обучение и по поводу вашего пропущенного урока. Он обеспокоен тем, что вы несете ответственность.
Я стиснула зубы, когда она продолжила. Наконец, не в силах больше терпеть, я прервала ее.
— Доктор Рено, я с отличием окончила Стэнфорд. Это только первая неделя занятий. Я я получила хорошие оценки во время входного экзамена. Мой отчим не имеет права высказывать свое мнение.
— Он предупредил, что вы можете так сказать. Он также дал понять, что у него есть другие способы повлиять на нас. Мы в значительной степени полагаемся на пожертвования.
— О чем вы говорите?
— Я хочу сказать, что принятие вас в нашу программу было хорошо продуманным решением. Мы потратили много времени на отбор. Пожалуйста, не давайте нам повода сомневаться в нашем решении.
— Что касается моего обучения, то именно я плачу за свои занятия, а не отчим или мать. — Ладно, это была не я, а Нокс. — Я обеспечила себе оставшуюся часть моего обучения в течение следующих трех лет. В будущем я хотела бы, чтобы имя Алтона Фицджеральда было удалено из всех моих записей. Разговор с ним обо мне будет считаться вмешательством в мою личную жизнь.
Доктор Рено некоторое время сидела молча, изучая меня, затем ее лицо изменилось, и она улыбнулась.
— Вы мне нравитесь. Проявите такую же стойкость на занятиях, и я не сомневаюсь, что наше решение признать вас в составе наших студентов было правильным. На самом деле, после того, что я только что видела, я хотела бы рекомендовать вас для стажировки у одного из ваших профессоров.
Я старалась не измениться в лице. В одну минуту мне казалось, что я борюсь за свое право продолжать учебу, а в следующую она заговорила со мной о стажировке.
— Какой профессор? Что повлечет за собой стажировка?
Мой желудок скрутило от нервных спазмов, когда она заговорила об обязанностях, требуемых от всех интернов. Работа будет в основном включать исследования, цитирование старых дел и поиск прецедентов для обоснования дел в судебном процессе или подготовки к судебному разбирательству. Мой куратор шутила, что компьютеры и базы данных делают исследования менее утомительными, чем в ее время; тем не менее, работа потребует много времени и не будет оплачиваться. Несмотря на все это, она подчеркнула преимущества. То, что мне предлагали эту возможность, послужило бы практическим приложением к моей учебе, что отлично смотрелось бы в резюме.
— Возможно, вы не знаете, — сказала она, — но профессор Уолтерс хорошо известен своей работой в федеральных судебных процессах по борьбе с легализацией рекреационной марихуаны. Его исследования, а также источники были новаторскими в свое время. Если ваше имя будет ассоциироваться с Джозефом Уолтерсом, это откроет много дверей.
Мое имя… откроет двери?
Мне вспомнилось предупреждение Брайса о Ноксе. Говорила ли она об открытии дверей для меня, или ему поможет Монтегю, табачный гигант, работающий с профессором Уолтерсом?
Конечно, она не это имела в виду.
Я просто переутомилась. Это был идеальный ингредиент для запуска моего бурного воображения.
Слова доктора Рено вернули мое внимание к ней, когда она сказала:
— Я была бы счастлива рекомендовать вас профессору Уолтерс, но одна моя рекомендация не гарантирует вам место.
Я кивнула и, проглотив беспокойство, подумала о времени. У Нокса была работа, и он с радостью поддерживал меня и мое время для учебы, но как он отнесется к тому, что я буду тратить больше часов на эту стажировку?
Почему мне вдруг стало не все равно? Неужели я делаю то, о чем говорил Патрик, и начинаю думать, как часть пары?
В Калифорнии, в Стэнфорде, я бы с радостью ухватилась за такую возможность.
— Доктор Рено, мне нужно заполнить заявление или что-то еще?
Она нажала несколько клавиш на компьютере.
— Я только что отправила вам ссылку по электронной почте.
В груди затрепетало от нарастающего конфликта моего будущего и настоящего.
— Спасибо, что подумали обо мне, — произнесла я, изобразив улыбку, — когда появилась такая возможность. Я подумаю.
— Мисс Коллинз, на эти стажировки очень много желающих. Подумайте об этом, когда будете принимать решение.
Выйдя из кабинета доктора Рено, я проверила телефон и увидела, что до следующего урока осталось пятнадцать минут. Поскольку встреча с куратором была незапланированной, я решила написать Клейтону, моему новому водителю-телохранителю.
Несмотря на теплый полдень, когда я шагнула в тень здания, чтобы лучше видеть экран, я подумала о Джерреде. Я привыкла к его присутствию, а он подвел меня — нас. Мысль о том, что человек, который был приставлен ко мне, который сопровождал меня почти весь последний месяц, был даже частично ответственен за письмо в нашей квартире, наполнила меня сомнениями. Я хотела доверять всем решениям Делорес, потому что знала, что Нокс доверяет, но как я могла быть уверена в Клейтоне? Будет ли мне лучше с кем-нибудь из поместья Монтегю? Если бы я могла выбирать, кто бы это был? Как бы красноречиво Алтон ни выражал свою озабоченность моей безопасностью, отказаться от Брэнтли, его правой руки, было невозможно.
Мой рот наполнился кислым привкусом. Брэнтли мне все равно не нужен.
Если бы только я была той наивной женщиной, какой меня считал Нокс, когда впервые сказал, что у меня будет водитель, когда я впервые запротестовала. Если бы это было так, я бы не была знакома с тем, как работает система. Да, мужчины или женщины, которым доверена моя безопасность, будут моими телохранителями, но жизненный опыт подсказывал, что независимо от того, кем они являются — Делорес или Монтегю, — я не буду тем человеком, которому телохранитель в конечном итоге подчиняется. Предположительно, место, где я искала безопасности, было моим выбором, но на самом деле все, что делалось, это определяло, кто будет получать отчеты о моей повседневной деятельности, Нокс или Алтон. Зная, какой ответ мне нужен, я покачала головой и потрогала новое жемчужное ожерелье, свисающее с шеи.
Стиль украшения — простота и классика: большая жемчужина цвета слоновой кости, свободно плавающая в усыпанной бриллиантами платиновой клетке. Для незнакомого человека это был красивый, элегантный аксессуар. Только несколько человек знали, что жемчужина была не настоящей, а радужной оболочкой вокруг микрочипа, который передавал мое местоположение через GPS Делорес. Более того, он записывал мои движения, дыхание и даже сердцебиение.
Делорес предложила серьги, красивые, жемчужные, с бриллиантовой основой в виде змеи. Проблема заключалась в том, что она хотела, чтобы я носила украшения все время — двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Мне не нравилось спать в серьгах, но я могла спать в ожерелье. По ее словам, его нужно было снимать только во время водных процедур.
Когда она объяснила, что я не должна снимать его, я прищурилась и попросила ее подтвердить, что к ожерелью не была прикреплена камера. Она пообещала мне, что это больше похоже на фитнес браслет с дополнительным преимуществом точного глобального позиционирования.
Вспомнив свой вчерашний телефонный разговор с Ноксом, я покраснела. Скорее всего, мои щеки меняли цвет на тот же, что и отметины, которые я добровольно нанесла на свое собственное тело, когда беспокоилась о части этого ожерелья с сердечным ритмом. Я не была уверена, что хочу, чтобы охрана Нокса знала обо мне так много.
Я как будто их слышала.
— У нее слишком высокий пульс. Может, вызвать скорую? — а потом они ворвутся и обнаружат меня и своего босса в компрометирующем положении.
Покачав головой, я отправила сообщение Клейтону:
«Я ЗАКОНЧУ ЧЕРЕЗ ПОЛТОРА ЧАСА. МОЖЕШЬ ЗАБРАТЬ МЕНЯ ТАМ ЖЕ, ГДЕ ВЫСАДИЛ».
Почти сразу же ответ Клейтона появился на экране.
«ДА, МЭМ. БУДУ НА МЕСТЕ».
****
Было странно смотреть, как готовит Лана, но не Пат. Мне нравилось видеть, как он комбинировал ингредиенты для создания божественных блюд. Я сидела за стойкой, глядя на его кухню. Прямо за гладкой поверхностью и бокалом Шардоне мой кузен снова готовил волшебство на сковороде — точнее, на трех сковородах.
— Ты видела последние новости о женщине, в которую стреляли? — спросил Патрик.
Я обхватила голову руками, упершись локтями в гранит. Мне нужно о многом подумать. Я хотела, чтобы она была в безопасности и проводила время с другими заботами.
— Нет. Что говорят?
— О! Этим не стоит забивать голову. — Его голос был полон оживления. — Они теперь думают, что она не невинный свидетель.
Я подняла глаза.
— Что ты имеешь в виду?
Его брови сдвинулись, открывая большую часть лба, светло-карие глаза светились тайнами.
— Точно не знаю.
— Ты врешь.
— Думаю, тебе следует позвонить миссис Витт. Все, что я знаю, это то, что дело было переквалифицировано с покушения на убийство.
— А разве это было не так? Я имею в виду, в нее же стреляли. Не то, чтобы меня допрашивали, и полиция думает, что Нокс или я были намеченной целью.
— В том-то и дело. Вначале они говорили, что она была женщиной, оказавшейся не в том месте и не в то время. Теперь есть какая-то зацепка в ее отношениях с мужем, что ставит под сомнение его местонахождение. Все это звучит так, как будто она была намеченной целью. — Он продолжал нарезать ингредиенты кубикам и помешивать содержимое сковороды, наполняя воздух чудесным ароматом лука и перца. — Возможно, я слишком много читаю, но держу пари, эта женщина знает больше.
— Женщина, в которую стреляли? — спросила я.
— Нет, миссис Витт.
Я покачала головой.
— Пат, я не знаю, смогу ли продолжать строить теории заговора.
— Но разве ты не понимаешь? Если она и была намеченной целью, то ею не были ни ты, ни мистер Красавчик.
Я глубоко вздохнула и откинулась на спинку высокого стула.
— Это было бы замечательно.
— Кстати, он знает, что ты здесь?
— Да. Моя ночевка одобрена Деметрием.
— А как же Монтегю? Одобряют ли они?
Я пожала плечами.
— Разве это делает меня ужасной дочерью, если мне глубоко плевать на их проблемы? Мне больше нечего добавить.
Патрик рассмеялся.
— Нет, кузина, я думаю, ты это заслужила. Где ты была прошлой ночью?
— В доме Нокса… — если бы спросил кто-то другой, я не была уверена, что ответила бы на вопрос так свободно, но Патрик заставил меня чувствовать себя в безопасности, как и всю нашу жизнь, защищая меня способами, о которых я даже не знала.
— Ты знаешь что-нибудь о легализации марихуаны? — спросила я после ужина.
— Ты имеешь в виду, думал ли я о переезде в Колорадо?
Улыбка осветила мое лицо.
— Я не это имела в виду. Мне нужно кое-что разузнать об одном из моих профессоров.
— Я уверен, ты можешь спросить леди Витт.
Я об этом не подумала.
— Нет, это не так уж важно. Куратор хочет рекомендовать меня на стажировку…
— Потому что у тебя мало дел?
Мои губы сжались в прямую линию.
— Потому что она сказала, что это пойдет мне на пользу. — Я обдумала ее слова. — Это была бы хорошая практика. Не знаю. Мне кажется, Брайс сказал что-то такое, что меня гложет.
Патрик плюхнулся на диван и закинул ноги на стеклянный кофейный столик. Притворяясь, что дрожит всем телом, он произнес:
— Я думаю, почти все, что он сказал, съест тебя. Что-то вроде ленточного червя, знаешь, пока не останется совсем ничего. Почему ты вообще думаешь о нем?
— Не знаю. Я в замешательстве. Два дня назад, когда я приехала сюда, я узнала кое-что о Ноксе, нечто тревожащее. Я до сих пор не знаю подробностей, но, похоже, некоторые предупреждения Брайса были не просто пустым звуком.
— Ты ведь не сомневаешься в этом красивом мужчине, не так ли? Не то, чтобы ты можешь, — добавил он.
— Нет. Но что, если есть еще что-то, на что мне следует обратить внимание? Речь идет о стажировке. Брайс предупредил, что Нокс использовал меня из-за моего имени, что смешно, так как он даже не знал его. Теперь я думаю об этом профессоре. Будет ли имя табачного магната, такое как Монтегю, полезным для его команды?
— Мне нечего ответить.
— Может, спросить Брайса?
Патрик сморщил нос.
Я покачала головой.
— А может, и нет. Я просто не знаю. Иногда я думаю…
Звонок телефона привлек мое внимание. На экране высветилось ЧЕЛСИ.
Тяжесть, о которой я и не подозревала, упала с моей груди. Я скучала по своей лучшей подруге, и скоро она будет со мной в Нью-Йорке. Поначалу я не была уверена, что хочу видеть ее здесь, но после того, как я прожила без нее больше месяца, я не могла дождаться, когда мы сможем быть вместе.
— Эй! Я так рада видеть твое имя! Когда ты приедешь в Нью-Йорк?
Я услышала только непонятные рыдания.
Я вскочила с дивана, сжимая телефон в руке.
— В чем дело? — Я ждала. — Челси, поговори со мной. Ты в порядке? Где ты?
Глава 22
Настоящее
Аделаида
Сидеть в темноте у окна в библиотеке стало одним из моих любимых занятий. По вечерам я часто пробиралась в безмятежное уединение. Бархатный шезлонг возле больших витражей открывал прекрасный вид. Хотя стояла ранняя осень, вечерний и ночной воздух все еще был теплым. Мне нравилось открывать окно и наслаждаться ветерком, который бесшумно колыхал шторы. Сцена внизу редко менялась. В некотором смысле залитые лунным светом, нетронутые ухоженные лужайки, различные сады, бассейн и озеро давали мне ощущение бессмертия.
Когда я поднесла вино к губам, мысль о бессмертии заставила меня усмехнуться. Чуть больше недели назад я была готова проверить свою смертность. Мои плечи выпрямились. Это было в прошлом. Теперь у меня появилась новая цель, стимул двигаться вперед.
Устроившись поудобнее на бархате и любуясь неизменной сценой внизу, я размышляла над тем, что сказала Александрия, когда была здесь в последний раз. Она говорила, что в поместье Монтегю ничего не меняется. Даже в юности она понимала то, что знали поколения до нее: поместье Монтегю осталось прежним.
Всю свою жизнь я находила в этом утешение. Пейзаж передо мной был таким же, каким он был для моей матери и, скорее всего, для моей бабушки. Даже с ремонтом и обновленными удобствами, поместье и территория были вне времени.
Мне было интересно, как все это выглядело сотни лет назад, когда табачную плантацию впервые заселили. Интересно, задумывался ли первый Чарльз Монтегю, насколько далеко пойдут его инвестиции в его предков или какое влияние это окажет на их жизнь. Было бы лучше, если бы он происходил от тех, кто жил в одном из сотен крошечных домов, которые когда-то покрывали эту собственность?
Это были люди, которые теперь были свободны от бремени, связанного с тем, чтобы быть Монтегю.
С годами тишина библиотеки стала моим убежищем. Я уже давно отказалась от мысли, что спальня, которую я делила с Алтоном, была местом чего угодно, только не страдания. Физическое насилие не было постоянным. Это было умственное напряжение, постоянное беспокойство о душевном состоянии мужа. Единственная отсрочка наступала в его отсутствие, что, на мой взгляд, случалось нечасто.
Я отхлебнула вина.
«Если бы только он любил быстрые машины, как Рассел».
Со времени моего визита в Гамильтон и Портер неделю назад, мой разум был поглощен возможностями. Я изучила каждую фотографию на каждой странице, статью и каждое слово в кодексе. Несколько дней я беспокоилась, что Алтона предупредили о моем визите. Я ждала, когда случится что-то ужасное.
Но этого не произошло.
Мой единственный вывод состоял в том, что Ральф Портер боялся гнева Алтона Фицджеральда за то, что тот позволил мне получить доступ к последней воле и завещанию моего отца, даже больше, чем я боялась реакции моего мужа на мое исследование. Меня это вполне устраивало. Я не была готова объявить о своих выводах. Я все еще не была уверена в их последствиях. В конце концов, Алтон все еще заявлял о своем желании связать узами брака Александрию и Брайса. Он даже казался искренне обеспокоенным, когда мы только вчера узнали об ужасающем опыте Александрии.
Согласно пункту XII, если что-нибудь случится с Александрией до того, как она сможет выйти замуж за Брайса, и Алтон, и я останемся без доступа к активам Монтегю. Я предположила, что таким образом мой отец защищал своего младшего наследника.
Чего я не могла понять, так это почему Чарльз Монтегю II решил добавить это дополнение и почему он сделал это незадолго до своей смерти. Мог ли мой отец знать о жестоком обращении Алтона со мной и сожалеть о своих предыдущих решениях и вере, которую он оказал моему мужу?
Мой отец был гордым и решительным человеком, который в момент неуверенности относительно будущего своей любимой компании и активов заключил сделку с дьяволом, используя свою дочь и внучку в качестве залога. Сама возможность того, что в последние дни жизни моего отца он решил исправить эту ошибку, давала мне новое и необычное чувство силы. Просто, может быть, в кои-то веки Чарльз Монтегю понял, что его дочь и внучка важнее Монтегю. Возможно, он увидел монстра, которого помог создать, и с чувством страха перед тем, что может произойти после его смерти, Чарльз II пожалел о своем решении.
Новообретенное отцовское признание было омрачено мыслями о его кончине.
Я крепко держала бокал с вином, обхватив обеими руками чашу.
Шардоне из частной коллекции Монтегю плескалось в бокале, я задрожала. Было уже больше шести часов, но с тех пор, что обнаружила, я избегала своих обычных красных оттенков. Легкое белое вино не притупляло мои чувства, как красное. С новым знанием я не могла позволить себе скатиться в предыдущее предпочтительное состояние забвения. Однако, когда мои мысли закружились вокруг отца, я, казалось, не могла контролировать дрожь. Мне было холодно, несмотря на халат с длинными рукавами и мягкую накидку на ноги.
Я закрыла глаза и глубоко вздохнула. Больше не видя ухоженных лужаек, я старалась успокоить теории, которые яростно бомбардировали мой разум.
«Может, мне заказать Каберне?»
Я не хотела думать о возможности, которая осталась за пределами моего сознания: о том, что смерть отца не была результатом его возраста. Это не было результатом высокого уровня стресса. Возможно, только возможно, было более зловещее объяснение, и этим объяснением был человек, который спал рядом со мной почти двадцать лет.
Мне было бы трудно составить список лучших качеств мужа, но я никогда не думала об убийстве. С другой стороны, мой отец был виновен в том же преступлении, и Алтон всегда стремился подражать Чарльзу Монтегю.
Покачав головой, я поднесла бокал к губам и посмаковала уникальное сочетание Шардоне Монтегю. С оттенком цитрусовых и груши он плавно струился, его легкий аромат дразнил нёбо, но не делал ничего, чтобы прервать ход мыслей.
Я сделала еще глоток.
Я не могла думать о смерти отца. Вместо этого мне нужно было сосредоточиться на том, что он сделал в течение своей жизни, о дополнении. С тех пор как я покинула кабинет Ральфа, у меня возникало все больше и больше вопросов. Я планировала навестить Стивена, как только Алтон снова покинет город. Я хотела знать, кто и когда, на протяжении всех этих многих лет, просматривал завещание. Во всех наших со Стивеном исследованиях я забыла хорошенько взглянуть на учетный журнал. Я также хотела знать, у какого судьи в Саванне хватило мужества отказать моему мужу в просьбе аннулировать дополнение. Я бы хотела, чтобы этот судья был на моей стороне.
Еще один вопрос, который не выходил у меня из головы: как доказать причастность Алтона к срыву свадьбы? Я была убеждена, что Александрию намеренно уговорили посетить «Дель-Мар» на той же неделе, что и Леннокса Деметрия.
Моя теория вращалась вокруг Орена.
Со временем Алтон стал делать намеки, обвиняя меня в неверности. Хотя я была уверена, что его подозрения вызвала собственная распущенность, он не раз упоминал Орена Деметрия. К счастью, у Алтона никогда не было доказательств. Наш роман был единственной попыткой, которую мне удалось успешно скрыть от Алтона. Наши встречи были хорошо спланированы и организованы. Всякий раз, когда эта тема поднимала свою уродливую голову, моей очевидной защитой была реакция Алтона на ночь в Нью-Йорке после того, как мы с Ореном только поговорили. Зачем мне после этого рисковать гневом мужа?
Насколько Алтону было известно, я никогда ему не лгала. Во многих отношениях он считал себя выше моего обмана. Великий Алтон Фицджеральд не понимал, что я училась обману у лучших.
Когда я, наконец, разорвала отношения с Ореном, это было по одной причине: я хотела от него большего — его общества, его обожания, его любви. Я хотела жизни, не похожей ни на что, что когда-либо знала. Я хотела этого больше всего на свете.
Каждое прикосновение, каждый поцелуй, каждая встреча были всего лишь песчинкой, заполняющей песочные часы моей жизни. С ним я больше не была пустой. Когда отдельные зерна начали накапливаться, потребность быть с ним стала всепоглощающей.
Когда мы были в разлуке, я думала о нем и о том, как его голубые глаза сканировали мою душу. То, как он смотрел на меня, было чем-то большим, чем сканирование моего тела. Орен Деметрий видел меня изнутри. Он знал мои сокровенные мысли, иногда даже раньше меня. От его голоса у меня по спине бежали мурашки. Даже при воспоминании о его теноре у меня начинало покалывать кожу. Его прикосновения не были похожи ни на одно из тех, что я когда-либо испытывала. Мастер своего дела, Орен никогда не брал, но отдавал так, что я жаждала большего.
Я почти согласилась на просьбу Орена, оставить Алтона, поместье Монтегю и все, к чему я стремилась в своей жизни. Он предложил мне дом и жизнь — не только мне, но и Александрии тоже. В объятиях Орена я больше не заботилась о своем наследии и обязанностях. В его объятиях я была просто женщиной, влюбленной, любимой.
Такая простая концепция и в то же время такая чуждая.
Я больше не могла сопротивляться. Это должно было прекратиться.
Если бы я провела еще одну секунду в его объятиях, или еще одна песчинка упала бы в кучу на дне моих песочных часов, чаша весов бы безвозвратно накренилась.
Это толкнуло бы меня через край.
Я не могла этого сделать. Мои обязанности кричали на меня из могилы голосом отца. Поколения Монтегю нуждались во мне, чтобы не сбиться с курса. Мы все слишком многим пожертвовали, чтобы поддаваться эмоциям.
И все же в течение этих лет обмана я чувствовала, что Алтон знает. Не сознательно — он бы избил меня еще сильнее, чем раньше — а интуитивно. Вот почему я полагала, что он рассуждал так, будто Александрию может привлечь Леннокс. На мой взгляд, это была последняя попытка с его стороны, но, поскольку часы продолжали тикать, отчаянные времена требовали отчаянных мер.
Мои теории основывались на вере Алтона в старую пословицу: «Яблоко от яблони недалеко падает».
Его ставка выиграла.
Теперь все, что мне нужно сделать, — это доказать его причастность. Мой следующий визит к Гамильтону и Портеру включал приватную беседу с Натали, секретаршей, которая упомянула «Дель-Мар» Александрии.
Следующий глоток шардоне застрял у меня в горле, цитрусовый аромат больше не был гладким, скорее грубым, он отказывался опускаться, сопровождаемый ревом голоса мужа.
— Аделаида! — Он повторил мое имя, сначала тише, потом громче, приближаясь к библиотеке.
Сознательно я заставила себя проглотить жидкость, пытаясь выключить фотографии на телефоне и обрести голос.
— Я здесь.
— Какого черта ты сидишь здесь в гребаной темноте?
Комната наполнилась светом, когда он нажал на выключатель. Моргнув от яркого света, я сунула телефон под плед и встала, чтобы встретиться с ним. Я понятия не имела, что случилось, но когда он вошел, библиотека наполнилась облаком ярости, которое сопровождало его.
Поставив бокал на ближайший столик, я обхватила свои внезапно похолодевшие руки, пытаясь скрыть, что дрожь возобновилась. По тому, как встали дыбом волосы у меня на руках, я сделала вывод об одном — он знал о моем визите к адвокатам. Я вызывающе вздернула подбородок и попыталась вспомнить опровержение, которое планировала в качестве оправдания. Однако мысли покинули меня, когда он продолжил свою тираду.
— Я послал эту чертову горничную найти тебя, а она вернулась ни с чем. Где тебя черти носили?
Все еще борясь со своей защитой, я пробормотала:
— Я… я была здесь. Наслаждалась видом. Еще достаточно тепло, чтобы открыть окна…
— Все это чертовски поражает!
Я смотрела ему в лицо, его грудь была так близко от моей, что я чувствовала тепло от него. Его обычный багровый цвет, видимый румянец его гнева, просачивался от воротника вверх по шее и щекам.
— Все? О чем ты говоришь?
— Спускайся в мой кабинет. Ты должна знать, что случилось.
Моя рука затрепетала у шеи, когда я сделала шаг назад. Колени ослабли, я опустилась на кушетку.
— Александрия? Что случилось?
Глаза Алтона сузились.
— Нет, Аделаида, на этот раз не твоя дочь пытается все разрушить.
У меня пересохло в горле. Я должна была знать, что меня ждет.
— Я…
Он не дал мне закончить.
— Не все дело в тебе! — Он окинул взглядом мой наряд. — Спускайся в мой кабинет. Не беспокойся о том, чтобы одеться. Только Сьюзи и Брайс. Нужна семейная конференция.
Облегчение и замешательство сменили мою первоначальную тревогу.
Я покачала головой. Было уже больше десяти. Какого черта Сьюзи и Брайс оказались в его кабинете?
— Что случилось?
Он резко обернулся.
— Просто заткнись и слушай. Ты все узнаешь через минуту. Мы должны положить конец этому цирку.
Я приросла к полу библиотеки, яркий свет теперь скрывал мирный вид. В больших свинцовых окнах я видела только свое отражение. Какое — то мгновение я наблюдала, как женщина в зеркале расправила плечи и завязала пояс халата.
Это мой дом. Я давно решила не позволять присутствию моей лучшей подруги в любой ситуации, даже когда мы относились к категории семьи, запугивать меня. Если бы Алтону понадобилось провести семейное совещание, я бы заняла место миссис Фицджеральд за этим чертовым столом и самодовольно улыбнулась шлюхе, которая охотно облегчила мне жизнь. Может, когда все закончится, он найдет причину поехать в город — может, поработает — и я хорошо высплюсь.
— Аделаида, сейчас же!
Я снова наполнила бокал, опустошив бутылку и последовала за недовольным Алтоном.
Глава 23
Аделаида
Всего на несколько шагов позади я вошла в кабинет Алтона и оказалась в облаке его недовольства. Обшарила глазами царственную комнату. За большими окнами была только темнота, контрастирующая с резким освещением внутри. Книжные шкафы, заполненные сокровищами, которые принадлежали моему отцу и его отцу до него, создавали красочное дополнение к темноте деревянной отделки. Всего несколько мгновений назад воздух был легким и свободно вливался в мои легкие. Теперь он был тяжелым, отягощенным чем-то, чего я не понимала. Он больше не давал жизнь: он душил, эффективно уничтожая то, что раньше подпитывал.
Сжав губы, я оценила, что произошло. Все, что мне сказали, это то, что в кои-то веки ни Александрия, ни я не были виновны в этом преступлении. Учитывая напряжение, повисшее в воздухе, как дым, я была бесконечно благодарна за отсрочку от того, чтобы оказаться в центре еще одного несчастья. Сюзанна, моя лучшая подруга, стояла нехарактерно тихо, прислонившись к дальней стене, скрестив руки на груди с серьезным выражением лица. Ее глаза не искали меня. Вместо этого они продолжали смотреть на Алтона, умоляя о чем-то.
Я видела их взгляды, их молчаливые разговоры, которыми обменивались влюбленные. Несмотря на все, что сделал Алтон, видя, как они смотрят друг на друга, я часто чувствовала себя грустной и опустошенной. Я не была любовью моего мужа, его родственной душой или даже его спутницей жизни. Я была просто его выигрышным лотерейным билетом, который он держал скомканным в кармане. Пока тот был там, он был богат сверх своих самых смелых мечтаний, могущественнее любого Фицджеральда до него, и контролировал королевство, дарованное ему Чарльзом II.
Сегодня все по-другому.
Физическая боль, которую я увидела в глазах Сьюзи, заставила меня вздрогнуть. Что-то случилось, что-то, что заставило ее не только встревожиться, но и испугаться.
В мое сознание закрались вопросы — вещи, о которых я никогда не позволяла себе думать или, по крайней мере, размышлять. Неужели Алтон так же издевался над ней, как надо мной? Неужели он причинил ей больше боли, чем мне? Знала ли она о том, что он сделал? Сказал ли он ей? Видела ли она?
Глядя на ее серьезное выражение лица, я почувствовала необычный укол сочувствия к лучшей подруге. В ее взгляде я прочла историю. Возможно, это были годы, когда мы были друзьями. Возможно, это было из-за того, что мы разделили. Какова бы ни была причина, я видела это ясно и просто. Она была женщиной, которая пожертвовала своей мечтой о счастье ради сына. Женщина, которая отдала мужчину, которым восхищалась и которого обожала, чтобы он, наконец, осуществил свои желания.
Она была женщиной, которая впервые по-настоящему увидела монстра под маской. Сюзанна смотрела на Алтона так, словно только что познакомилась с ним. Как будто она только что увидела крайности, до которых он мог и должен был дойти, чтобы воплотить свои мечты в реальность.
От нее исходила такая боль, словно она впервые видела, как рушатся ее мечты. Как будто она смотрела на человека, которому по глупости отдала свое прошлое, настоящее и будущее, только чтобы увидеть, как он небрежно держит его в своих руках, с возможностью раздавить одним словом.
Ее темные глаза светились ужасом, который я лично знала слишком хорошо.
Брайс же, напротив, расхаживал у дальнего конца стола, сердитый, дерзкий, как лев в клетке, а от его тела исходил жар. Никогда прежде я не замечала сходства с его биологическим отцом. Я всегда позволяла себе ассоциировать его цвет с цветом Маркуса. По правде говоря, бывший муж Сюзанны и Алтон не слишком отличались друг от друга. Но в этой комнате Брайс был Алтоном, весь красный от шеи до щек и даже до ушей. То, как его грудь расширялась и сжималась с каждым вздохом, заставило меня остановиться. Хотя Брайс мог быть совсем другим, в ту же секунду я поняла, что он также может быть его отцом, несмотря на его незнание своего истинного происхождения.
Я мысленно вознесла благодарственную молитву Господу за то, что он дал мне знать о дополнении в завещании, и за дочь, которая противостояла не только мне, но и Алтону и, без ее ведома, желаниям ее деда. Я ошиблась насчет молодого человека в конце стола. Брайс не будет Александрии хорошим мужем, так же как Алтон не стал для меня.
Возможно, я наивно надеялась, что добавление любви и дружбы приручит зверя внутри. Глядя на Сьюзи и ее нынешнюю опустошенность, я знала, что это неправда.
Ничто не могло успокоить гнев Алтона, и в глубине души я знала, что Брайс не будет исключением.
Тихо, незаметно для остальных присутствующих, я скользнула в кресло за большим столом с бокалом вина в руке. Как будто мое появление открыло клапан, позволяющий сбросить часть давления, каждый участник медленно последовал моему примеру: Алтон, Сьюзи и, наконец, по подсказке своего отца, Брайс.
Я хотела спросить, что случилось, что все остальные в комнате знают, но я была хорошо обучена. Я научусь, когда придет моя очередь учиться. Это шоу Алтона, и оно будет развиваться на его условиях.
— Я не понимаю… — начал Брайс.
— Нет!
Мы со Сьюзи выпрямились, услышав предупреждение Алтона. Хотя я слышала этот тон, обращенный как к Александрии, так и ко мне, я никогда не слышала, чтобы он говорил так с Брайсом.
Выглядя кем-то средним между пнутым щенком и ошеломленной акулой Брайс остановился, его серые глаза расширились, когда он посмотрел через стол.
Алтон провел рукой по редеющим волосам и встал, не в силах сдержать гнев. Его грудь то расширялась, то сжималась. Звук его затрудненного дыхания заполнил кабинет, пока мы сидели, наблюдая и ожидая. Я снова посмотрела на Сьюзи.
И снова наши взгляды не встретились. Ее глаза были опущены, а по бледным щекам катились слезы.
Уверенная в своей невиновности, я задумалась, не начать ли мне разговор. Но прежде чем я успела вымолвить хоть слово, Алтон налил коньяк из графина в хрустальный бокал. Один палец, два, он продолжал наливать. Я прикусила язык, когда он поднес стакан к губам и выпил. Его кадык двигался, огненная жидкость, несомненно, обожгла его горло. Он не остановился.
Когда стакан опустел, он повернулся и бросил тот в камин. Все дружно вздохнули, когда осколки хрусталя разлетелись, как снег, засыпав очаг. Если бы был огонь, отражения могли бы быть прекрасны; вместо этого они упали на пепел, их блеск погас.
— Может, нам следовало сказать им, — Алтон обратился к присутствующим.
Впервые за этот вечер Сьюзи встретилась со мной взглядом, в котором смешались печаль и растерянность.
Никто не осмеливался заговорить.
— Я даже не могу найти чертовы слова, — начал Алтон, сидя с преувеличенным раздражением. — Брайс взял на себя обязательство обеспечить…, — он покачал головой, подыскивая подходящее слово. — …отношения.
Сьюзи опустила подбородок на грудь. Без сомнения, она уже знала информацию, которой Алтон делился со мной.
— Я-я не понимаю, — сказала я.
— Он не мог ждать, — продолжал Алтон, и каждая фраза звучала громче предыдущей. — Я велел ему подождать. Я сказал ему верить в Александрию, но он запаниковал.
Брайс непослушно вздернул подбородок.
— Я не паниковал.
Алтон скрестил руки на груди.
— Ты идиот. Ты понятия не имеешь, что натворил.
Мои мысли закружились. Как могло то, что сделал Брайс, быть хуже, чем беспорядок с Мелиссой? Тем не менее, Алтон никогда не отчитывал Брайса передо мной во время всего этого, обвинения в насилии, изнасиловании или даже ее исчезновении.
— Что ты сделал? — спросила я Брайса, не настолько уверенная в своей невиновности, чтобы спросить об этом Алтона.
Он пожал плечами.
— Очевидно, я все к чертям испортил. Я не знаю, только как.
— Брайс, следи за языком, — сказала Сюзанна.
Мы все повернулись в ее сторону.
Правда? Твоего сына обвинили в изнасиловании, жестоком обращении, похищении и, возможно, убийстве, а ты придираешься к его речи?
Я не сказала этого, но по выражению моего лица и лица Алтона поняла, что мы оба думаем об одном и том же.
— Нет, Сьюзи, — сказал Алтон, — Выражение Брайса точно. Он объебался по полной. Я имею в виду не просто восемнадцатилетнюю студентку, или Милли Эшмор, или любую другую желающую или не желающего партнера. Я имею в виду потерял полностью всё, к чему мы стремились.
Брайс откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди, как у отца.
— Может, ты скажешь мне, что все это значит?
— Это означает твой брак с Александрией.
Брайс опустил руки, хлопнув ладонями по столу.
— Думаешь, я не пытался? Пытался. Я пытался, пока она была в Стэнфорде. Я поехал в Калифорнию. Я наблюдал за ней, ожидая подходящего момента, чтобы вернуться в ее жизнь. Я просил ее, нет, умолял, помочь мне с полицией Эванстона, с дачей показаний, с обвинениями в отношении Мелиссы. Она пошла дальше. Она сейчас с Деметрием и даже не хочет со мной разговаривать. — Брайс встал и снова принялся расхаживать по комнате. — Я не могу войти в зал суда без защиты. Мне нужно надежное алиби, причина, чтобы опровергнуть все, что адвокаты родителей Мелиссы выдвигают против нас. — Он повернулся к Алтону. — Это то, что мне велела сделать юридическая команда Монтегю.