Обманный Дом

ЙОРМУНГАНД

Сара сидела у французского бюро в гостиной и читала разложенные записки – пять посланий отчаяния из далекого прошлого. Она прочла их уже сто раз и оплакала тысячей слез. Лизбет на каждом письме ставила номер, и последнее было семнадцатым по счету – вода погубила остальные послания. Но самое первое сохранилось, оно, как и все прочие, было адресовано Даскину и написано неумелым детским почерком:

Слова «с любовью» Лизбет окружила сердечками и пририсовала подле них собаку, лежащую лапами кверху. Рядом было написано:

К семнадцатому письму почерк стал более уверенным и мелким – скорее это был итог опыта, нежели обучения, но орфография и пунктуация были на удивление правильными:

Сара повернула голову к Картеру. Тот полулежал на кушетке с цветастой обивкой, стоявшей посреди стульев, столиков и этажерок с безделушками, оживлявшими большую гостиную. Левой рукой Картер рассеянно поглаживал темно-синий ковер. Взгляд его был устремлен к барочному потолку, украшенному гипсовыми подвесками, фигурами атлантов и серафимов, цветочными оборками и бордюром в виде суровых ликов древних старцев, которые мудрыми, как у сов, глазами, наблюдали за всем, что происходило в гостиной. Не замечая, что жена смотрит на него, Картер восхищенно разглядывал потолок, очарованный красотой лепнины. Лицо у него сейчас казалось совсем мальчишеским – наверное, таким оно и было в те давние годы, когда он усаживался за бюро и играл с деревянными солдатиками. Видя Картера таким, Сара вновь ощутила, как любит его и как гордится им.

Но вот он взглянул на нее и печально улыбнулся. Сара ответила ему такой же улыбкой. В сердце их жило одно и то же чувство.

– Несмотря ни на что, я все время думаю об Иннмэн-Пике, – признался Картер. – Но нельзя с определенностью судить о том, что ее похищение как-то связано с сокровищем.

– Нельзя и отрицать это. Теперь мы знаем, что к этому причастны анархисты. Бедная девочка! Но почему она так боится тебя?

– Не понимаю. Но у анархистов было целых шесть лет, и за это время они могли отравить ее разум. Чего они ей наговорили про меня?

В это мгновение двери, ведущие в гостиную, открылись нараспашку, и появился Даскин, одетый цветисто, как какой-нибудь восточный принц – в штаны и рубаху из серой и зеленой кожи, в шапку из белого меха с рыжей оторочкой и желтые сапоги. Вся его одежда была скроена из шкур гнолингов. Рядом с ним, наряженный примерно так же, стоял Грегори. Он был на четыре месяца старше Даскина, высокий, рыжеволосый, широкоплечий, с могучей грудью, ястребиным носом, раздвоенным подбородком, кустистыми бровями над глазами цвета лесного ореха и улыбкой короля. Он был кузеном Даскина по материнской линии – сыном брата леди Мэрмер. Они очень подружились во время учебы в университете в Эйлириуме. Сейчас оба ухмылялись, как мальчишки, а в руках держали огромную шкуру гнолинга восемь футов длиной.

– Вернулись вожаки Башанских львов! – вскричал Грегори. И действительно, он был похож на огромного льва – вот только ярко-рыжего.

– Великие победители! – подхватил Даскин. Кузены довольно переглянулись.

– Трепещите, лорд и леди, – сказал Грегори. – Вот вам коврик к камину с ликом ангела.

Он тряхнул шкурой и продемонстрировал змееподобную голову зверя с шестью рядами зубов и раздвоенным языком.

– Низко падшего ангела, – уточнила Сара и сморщила нос. – Я же просила вас больше не приносить шкур. Я пугаюсь, когда за каждым углом натыкаюсь на зубастые морды.

– Но, Сара, Дункан сказал, что этот самый здоровенный, какого он видел за всю жизнь, – обиженно проговорил Даскин. – Можно оставить шкуру, а? По-моему, она отлично будет смотреться в верхнем холле.

– Чтобы все, кто поднимется по лестнице, видели эти жуткие глаза? Вот так в один прекрасный вечер я отправлюсь в спальню и по пути умру от страха.

– Тогда мы из тебя сделаем чучело и поставим рядом с этим красавцем, – пошутил Грегори.

– Мы его развернем головой к моей комнате, – предложил Даскин. – Тебе будет видна только спина.

Сара замахала руками в знак того, что сдается.

– Делай что хочешь. Ты здесь раньше меня живешь.

Бравые охотники положили шкуру на пол, Картер встал и обнял брата, а Грегори низко поклонился и поцеловал руку Сары.

– Миледи, вы прекрасны, как всегда.

– А вы оба похожи на петухов, – сказала Сара с усмешкой. – Или на попугаев.

Грегори ей нравился, но она любила время от времени ставить его на место. Он был красив, и красота давала ему уверенность, которая влекла к нему женщин, однако эта уверенность порой граничила с дерзостью, и Грегори расточал свое неотразимое обаяние при встрече с любой дамой.

– Судя по тому, как вы выглядите, охота прошла успешно, – заключил Картер.

– Просто великолепно! – просияв, воскликнул Даскин. – Исключительно! Я от нее никогда не устаю! На этот раз мы охотились одни.

– Без тигров? – удивилась Сара.

– Без тигров, – подтвердил Грегори. – Это было потрясающе.

– И рискованно, – заметил Картер. – Гнолинги чрезвычайно ловки.

– Мы освоили самые лучшие приемы охоты на них, – заверил брата Даскин. – В следующий раз тебе обязательно стоит пойти с нами!

– Мы с Чантом тоже поохотились на гнолинга. Молю Бога о том, чтобы тебе не довелось встретиться с таким.

– Расскажи, – попросил Даскин, усевшись в мягкое кресло. Картер коротко рассказал. Даскин слушал его с широко открытыми глазами.

– Гнолинги в обличье людей! Вот это новости!

– Есть и другие новости, – добавила Сара. – Они нашли письма Лизбет, адресованные тебе.

– Мне? – изумился Даскин. – Какого они времени? Она жива?

– Почитай сам, – сказала Сара и указала на бюро. Даскин быстро прочел письма. Радость его как рукой сняло.

– Она столько времени одна! Мы должны спасти ее.

– Прежде всего мы должны выяснить, где ее держат, – заметил Картер. – Похоже, в письмах говорится о Кромешной Тьме.

– Кромешная Тьма! – воскликнул Даскин. – Я там никогда не бывал, но говорят, что те края заколдованы.

– Я готов согласиться, – подхватил Грегори. – Помню, сопровождал я туда отца по делу. Местность эту я хорошо знаю, но недолюбливаю. Мрачное местечко.

– В таком случае нам может понадобиться твоя помощь, – сказал Картер. – Но сначала я должен узнать как можно больше. Намерен побеседовать с Йормунгандом.

– Я мог бы пойти с тобой, – предложил Даскин. Картер улыбнулся:

– Спасибо, не нужно. Охота на гнолингов сделала тебя отчаянным смельчаком. Он ведь тебя уже раз чуть не слопал, и мы не станем искушать его вновь. Как бы то ни было, сначала я собираюсь посоветоваться с Хоупом.

– Я пойду с вами и расскажу все, что знаю, – предложил Грегори. – Ты с нами, кузен? Даскин покачал головой.

– Мечтаю о теплой ванне и горячей еде. Но как только Картер и Грегори вышли, Даскин принялся перечитывать письма Лизбет.

– Сара, – спросил он наконец. – Почему она писала именно мне?

– Она влюблена в тебя.

– Но я видел ее только раз.

– Да, но ты уделил ей внимание. Потом она постоянно писала твое имя в маленькой записной книжке. Тогда ей казалось, что она любит тебя, но, как видишь, это чувство сохранялось все эти годы.

– А я больше ни разу не навестил ее…

– Тебе тогда было всего семнадцать, и ты не ведал о том, какое произвел на нее впечатление. Даскин вздохнул.

– Да повзрослел ли я с тех пор? Как я провожу время? Слоняюсь по Дому, словно развращенный денди, выслеживаю гнолингов и представляю себя великим охотником, а потом, возвращаясь, обнаруживаю, что Картер гоняется за истинными врагами Эвенмера.

– Ты сожалеешь о том, что Хозяин – он?

Даскин взглянул на Сару и отвел глаза.

– Я? Конечно, нет!

Сара недоверчиво смотрела на него.

– Ой, Сара, тебе соврать невозможно. Нет, я вовсе не сожалею, но… вместе с тем сожалею. Я люблю брата. Ему судьбой было предназначено стать Хозяином. Он наслаждается всеми мелочами, которые мне кажутся до безумия скучными, – официальные обеды, дипломатия, бесконечные совещания, встречи… Я бы ни за что не выдержал. Но я ничем не могу ему помочь.

– Наслаждается он всем этим вовсе не так сильно, как тебе кажется. И ты ему во многом помогаешь.

– Это ты только говоришь так, на самом деле это неправда. Я большей частью развлекаюсь, а он решает дела государственной важности. Я не создан для того, чтобы быть советником короля. У меня нет своего места.

– Отчасти ты, пожалуй, прав, – согласилась Сара. – Ты рожден с беспокойной, непоседливой душой, она и дает тебе силу. Но тебе ни в коем случае нельзя расставаться с этой непоседливостью, именно она делает тебя таким, каков ты есть.

Даскин подошел к Саре и поцеловал ее в щеку.

– Ты знаешь меня лучше, чем я сам. И почему только я не встретил женщину, похожую на тебя? Сара рассмеялась.

– Женщин тебе встречается более чем достаточно. Просто ты слишком быстро расстаешься с ними и не успеваешь узнать их получше. Но тебе нужна не такая, как я. Тебе нужна та, что подойдет тебе.

– Да, но говорят, будто бы мужчина всегда ищет женщину, которая бы походила на его мать. Если так, то уж лучше пусть я на всю жизнь останусь один. Как только я замечаю в женщине хоть малейшие черты моей матери, я бегу от нее. Я готов признать это. Моя мать не была… хорошим человеком.

– Леди Мэрмер оказалась во власти амбиций. В этом была ее ошибка.

– Все можно оправдать, но как быть, когда ошибка ведет к предательству? Моя мать стала злой, а может быть, всегда такой была. А что это значит для меня? Из-за нее Картер был изгнан из дома, она сделала несчастным отца, и быть может, в каком-то смысле даже была повинна в его смерти. А отец был достойным человеком.

– И все же – человеком. Я его не знала, но думаю, что его трагедия началась тогда, когда умерла мать Картера, задолго до того, как он познакомился с леди Мэрмер. Ты – сын своего отца и своей матери. Ты не он и не она, но часть их обоих. Мы должны четко видеть хорошее и плохое в наших родителях, чтобы не пойти их путем. Это придает нам сил. Ты наделаешь предостаточно собственных ошибок, совсем не обязательно носить на себе ошибки родителей, словно плащ.

Даскин погладил руку Сары.

– Мудрая Сара. Почему ты всегда такая мудрая?

– Все женщины мудры. Это научный факт. Как давление и паровые двигатели.

Картер и Грегори прошли по боковому коридору в буфетную, где обнаружили Хоупа, сидевшего за столом с ножками в виде когтистых лап и фигурками чаек, вырезанными по краю крышки. Дворецкий рассеянно смотрел в витражное окно, за которым не было видно ничего, кроме белой метели, и прихлебывал чай из фарфоровой чашки. На коленях у него лежал тяжелый открытый фолиант.

– Что это значит? Ты не занят протиркой столового серебра? – с наигранной суровостью поинтересовался Картер. Хоуп в ответ усмехнулся.

– Я ушел из юридической конторы «Дайсон, Филипс и Хоуп» не для того, чтобы натирать ложки, но уверяю тебя, эта работа выполняется должным образом, и я за этим присматриваю. Я читал об Аллее Фонарщика и о гнолингах, но не нашел ничего интересного.

– В таком случае, может быть, ты сумеешь нам что-нибудь рассказать о Кромешной Тьме? Хоуп скривился.

– Ничего хорошего рассказать не могу, но тема интересная. Не так давно я листал книгу об этом. Если мы пойдем в библиотеку, я ее сразу найду.

Он встал и, выйдя из буфетной, первым пошел по боковому коридору, мимо прихожей, столовой и главной лестницы к массивным дверям, ведущим в библиотеку и покрытым резьбой в виде фигур серафимов и гиппогрифов, охранявших архитравы. Хоуп без труда повернул жадеитовые дверные ручки – створки дверей бесшумно распахнулись. Библиотека была затянута сероватой дымкой и казалось, что где-нибудь неподалеку находятся гиблые трясины. В колеблющемся свете, лившемся в окна, проступали покрытые испариной стены. Слева от входа располагалось место для чтения, обставленное длинными цветастыми диванчиками с подлокотниками красного дерева, вырезанными в виде охотящихся ястребов. За ними виднелась узкая дверь, ведущая в комнату, где хранилась Книга Забытых Вещей.

Картер, Хоуп и Грегори прошли по пушистому ковру под колоннами из серого доломита, поддерживавшими потолок – также серый, с желтыми и коричневыми прожилками, и вошли в мрачноватый лабиринт стеллажей, пропитанный ароматом древней мудрости и потемневшей от времени кожи. Здесь потолок был выше, а за рядами стеллажей виднелась винтовая лестница, которая вела на галерею, занимавшую весь периметр библиотеки и уставленную книжными шкафами. Картер вздохнул. Это была его самая любимая комната в доме.

Все трое прошли по длинным проходам между стеллажами к разделу «География». Там Хоуп остановился и, немного помедлив, снял с полки высокий том в серебристом переплете.

– Вот она, – сказал он. Картер обвел взглядом полки.

– Когда-нибудь надо будет нанять библиотекаря, чтобы он навел здесь порядок. Труды по юриспруденции стоят в разделе «Художественная литература», фантастические романы – в разделе «История». Как ты вообще тут ориентируешься и что-то находишь?

Круглое лицо Хоупа озарилось хитрой усмешкой.

– Поначалу я путался, но потом мне открылась истина. Труды по юриспруденции, представляющие собой всего лишь измышления человеческого разума, с помощью которых мы тщимся управлять окружающей действительностью, вполне логично помещены в раздел «Художественная литература». История, то бишь наше неполное и несовершенное представление о прошлом, целиком и полностью окрашенное нашими собственными предрассудками, подпадает под определение «Политика», а вот описания героических приключений никогда не существовавших мужчин и женщин, типа «Саги о Вольсунге» или «Мудрой Женщины», в которых предпринимаются попытки объяснить наш жизненный опыт и наше существование, стоят в разделе «История». Я бы, честно говоря, определил такие книги в раздел «Метафизика», но это уже, как говорится, дело вкуса.

Рассуждая вслух, Хоуп перелистывал страницы фолианта в серебристом переплете.

– Так… С памятью у меня все в порядке. Здесь приводится изумительный текст трехсотлетней давности, в котором говорится о ликвидации мирных договоров между странами Белого Круга и странами, лежащими на дальнем юге, ближе к границе Внешней Тьмы. Между строк тут говорится об убийствах и тайнах. Когда я читал, у меня кровь стыла в жилах. Да, стыла. Старик Монтэгю Фолл, который был в то время Хозяином, как раз нанял Бриттла. Записи в книге сделаны рукой моего предшественника. Представить только, сколько лет он прожил! Времена были жестокие. Предшественник Бриттла был плохим советчиком для своего господина. Из-за мелочных обид происходили стычки, а потом они разгорались, и зачинались ожесточенные войны. Вскоре и сам Фолл пал жертвой покушения. Народы Ветермеля и Старка отделились от Белого Круга, и с тех пор отношения с ними остаются прохладными. Впоследствии в итоге кровавой революции эти две страны распались на четыре части: Эффини, Шинтогвин, Даркинг и Брудхайм.

– Даже при жизни отца с ними были сложности, – кивнул Картер. – Я не так часто видел его в гневе, но как-то раз он был ужасно зол из-за того, что с нашим послом дурно обошлись в Шинтогвине.

– Тем не менее в будущем нам стоит предпринять попытку примирения, – заметил Хоуп.

– Вряд ли это произойдет скоро, – сказал Грегори. – Тем более вряд ли, если оттуда проистекают наши беды.

– Верно, – согласился Хоуп. – Судя по письмам девочки, если они действительно написаны ею, она находится там, где царит тьма. Это по описанию очень похоже на страну Внешней Тьмы – мрачную равнину, где нет солнца, луны и звезд.

– Как край света, – проговорил Грегори, – у древних, которые верили, что Земля плоская.

– Точно, – подтвердил Хоуп, не отрывая глаз от страниц. – Да и само название взято из Нового Завета: «Но сыны царства будут ввержены во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов». Однако название это сравнительно недавнее. В более далекие времена эти края именовались Гуннунггагап, Гимокодан, Страна Пустоты, Земля Забвения. Когда люди впервые поселились на землях, прилегающих к этим краям, они назвали их Кур-ну-ги-я, то есть «страна, откуда нет возврата». И хотя это место находится в пределах Эвенмера и окружено четырьмя странами, оно, как это ни парадоксально, считается бесконечным. На самом деле никто отчетливо не понимает, что оно собой представляет. Некоторые полагают, что там обитает Энтропия, другие считают, что это обитель изначального мрака, из которого были сотворены миры. Нам известно, что время от времени это пространство разрастается: границы четырех прилегающих к нему стран за века изменились.

– Ну а на твой взгляд, что же это все-таки такое? – спросил Картер.

Хоуп растерялся.

– Помнишь, в свое время Бриттл назвал Высокий Дом притчей, иносказанием?

– Помню, – кивнул Картер. – Он сказал, что это – единственное доступное нам объяснение. Я не раз думал об атом.

– – И я тоже, – сказал Хоуп. – И я так полагаю, что Внешняя Тьма – также понятие иносказательное, им определяется пространство, оставшееся после создания миров по окончании Творения.

– Но как такое может быть? – изумился Грегори.

– Это за пределами понимания науки и логики, – ответил Хоуп. – Это скорее чувственная материя, нежели физическая.

Все молчали. Грегори и Картер пытались понять, что имел в виду Хоуп. Наконец Картер кивнул:

– Да. По крайней мере объяснение на уровне того, что представляет собой и сам Эвенмер.

– Да, какой-то смысл в этом есть, – согласился Грегори, – в особенности если побываешь в этих местах. Как будто попадаешь в края не от мира сего, там так одиноко, что словами не опишешь, там нет места ничему человеческому.

Картер взглянул на Грегори, удивленный той печалью и задумчивостью, с какой прозвучали его слова. В них был испуг ребенка, впервые увидевшего темноту.

Мистер Хоуп пожал плечами.

– Как бы то ни было, из-за невероятной обширности Внешней Тьмы разыскать дом, где удерживают Лизбет, будет очень сложно. Он может находиться поблизости от любой из четырех стран.

– В этом мы можем обрести кое-какую помощь, – сказал Картер и вынул из кармана осколок, подобранный им в Иннмэн-Пике. – Я не раз пробовал послушаться таинственного притяжения этого камня. Похоже, он тянет меня к югу, хотя сила его воздействия по-разному проявляется в разных местах Эвенмера, и полагаться на нее вряд ли можно. Но я подозреваю, что во Внешней Тьме прячут и Лизбет, и сокровище Иннмэн-Пика. И все же, если бы мы могли ограничить масштабы поиска…

– Некоторые из царств симпатизируют нам больше других, – прервал его Хоуп. – А вот Шинтогвин скорее всего поддерживает наших врагов.

– Но зачем анархистам понадобилось строить там дом и чего им надо от Лизбет? – спросил Картер. – Судя по письмам, ей не дают никаких заданий и ничему не обучают. Если она заложница, то ради чего?

– Вот именно! – подхватил Хоуп. – Почему они до сих пор не предъявили нам никаких требований? Никто не станет держать пленницу шесть лет просто так.

– Я намереваюсь к вечеру потолковать с Йормунгандом, – сказал Хозяин. – Может быть, он подскажет ответ.

– Вот удивительно, – нахмурился Хоуп. – Прошлой ночью я дважды просыпался – наверное, от его рева. Стропила под потолком моей комнаты сотрясались, как от раскатов грома.

– И мне так показалось, – сказал Картер. – Но я подумал, что это бушует вьюга. А ведь точно, такого рева я никогда не слышал. Дом содрогался, как при землетрясении. Но утром я проснулся и решил, что все это мне приснилось.

– У нас с тобой и прежде бывали одинаковые сны, – напомнил Картеру Хоуп. – Но тут что-то другое. Неужто и вправду что-то стряслось с нашей рептилией?

– Я отправлюсь к нему немедленно, – решительно объявил Картер, хотя при мысли о динозавре ему стало весьма не по себе – Спасибо тебе, Уильям. И тебе, Грегори. Может быть, вы вдвоем посмотрите карты и поищете самый короткий путь к Шинтогвину?

– Хорошо, – кивнул Грегори. – В этом я могу помочь.

– Отлично, – сказал Хоуп. – Счастливого пути. Мы будем с нетерпением ожидать твоего возвращения.

Картер вышел из библиотеки, по боковому коридору прошел к главной лестнице. Глаза самшитового орла злобно взирали на него с верхней площадки, темные перила на ощупь были холодными. Картер поднялся на второй этаж, повернул налево и пошел по длинному коридору, забранному дубовыми панелями и устланному алой ковровой дорожкой. По всей длине коридора лежали глубокие тени. Картер вошел в знакомую дверь и оказался в своей детской. Став Хозяином, он отказался занять отцовские покои, поэтому они с Сарой поселились здесь, и Сара повесила на стену портреты своих отца и матери. Кроме того, в комнате появились невысокий прикроватный столик с резными серафимами, сочетавшимися с фигуркой ангела на каминной доске красного дерева, и атласные покрывала под цвет алых азалий на обоях. Над камином висела сабля в серебряных ножнах, а на полке массивного трюмо с высоким зеркалом лежал обшарпанный деревянный меч и стояли четыре деревянных солдатика, красная и синяя краска на которых местами облупилась, – то были игрушки, которые Картер взял с собой из Эвенмера, отправляясь в ссылку. Сара сидела в кровати и читала Теннисона, укрывшись тремя одеялами. В комнате было прохладно, поскольку дрова в камине догорели.

– Привет, – сказал Картер. – Ты ждала меня?

– Если я скажу «нет», разве станет легче? – вздохнула Сара. – Тебе уже пора?

– Лучше поскорее отделаться. Ты боишься? Но я уже бывал у него.

– Да, и всякий раз возвращался бледный, как мим, вымазавший лицо белилами. Нет, я не боюсь, что он съест тебя, хотя такое всегда возможно. Я сама не знаю, чего боюсь. Того, что время уходит, конечно. Но если ты не против, я буду тут сидеть и в отчаянии заламывать руки, как это теперь принято у дам. Я бы этого не делала, если бы ты позволил мне пойти с тобой. Я, бывало, охотилась с отцом и неплохо управляюсь с ружьем.

– Йормунганду нипочем любое оружие. Если он вздумает напасть, от него не защитишься. И опасность всегда больше для моих спутников, нежели для меня. Я это понял, когда ходил туда с Даскином, хотя до сих пор не могу понять, почему Йормунганд пощадил его тогда, много лет назад. Вероятно, ради собственной забавы.

Картер подошел к камину и нажал на кирпич в стене рядом с ним. Кирпич легко подался, и весь камин медленно выехал вперед. За ним находилась пустая пыльная каморка с дощатым полом. Из нее наверх уводила узкая лесенка. Картер зажег фонарь и подошел к Саре.

– Я скоро вернусь. У него не задерживаются.

Они обнялись. Тело Сары было таким теплым, казалось, его тепло способно защитить от зла, от холодной зимы. Больше они не сказали друг другу ни слова. Картер отвернулся и вошел в каморку за камином.

Его ботинки оставляли следы в густой пыли. Лестница поскрипывала. По обе стороны тянулись ровные, без резьбы, обитые панелями стены. Сердце громко стучало у Картера в груди. Чем выше он поднимался, тем холоднее становилось вокруг – словно холодный воздух вопреки законам физики поднимался вверх. Когда Картер добрался до конца лестницы, с губ его при дыхании слетали клубы пара. Свет фонаря выхватывал из тьмы доски пола и центральное стропило двускатной крыши. Стен чердака отсюда не было видно. Старые сундуки, шляпные картонки, фаянсовые куклы, сломанные метлы стояли и валялись в беспорядке на полу. Было тихо, даже шума вьюги не было слышно на чердаке.

Картер стоял молча. Он был готов окликнуть динозавра, но интуиция почему-то подсказала ему, что делать этого не стоит. Не мешкая ни секунды, он погасил фонарь, выхватил Меч-Молнию, и бледный свет клинка озарил пол у его ног. Картер не шевелился, удивленный своим поступком, но понял, что напугала его пустота чердака. Он осознавал, как способен осознавать только Хозяин, что Йормунганд, который всегда встречал его сразу же у лестницы, сейчас далеко, в глубине чердака.

Картер осторожно приблизился к стене и пошел вдоль распорок, из которых торчали гвозди. Пыль забивалась в ноздри, не было видно ни зги, половицы поскрипывали, прогибаясь под весом Картера. Ему было страшно: а вдруг он ошибается, вдруг динозавр затаился и поджидает его, не признав в нем Хозяина? Он шел, ожидая, что в любой момент на нем сомкнутся огромные зубастые челюсти.

Картер остановился и не без труда сдержал порыв развернуться и опрометью сбежать вниз по лестнице. Вдохнув и набравшись храбрости, он продолжил путь. Воздух стал просто-таки сверхъестественно холодным. Мороз пощипывал лицо, до боли обжигал легкие, от холода немели руки. Картер гадал, долго ли продержится.

Неожиданно впереди мелькнула вспышка и послышался револьверный выстрел. Картер ускорил шаг, но бежать не решился, чтобы не споткнуться. Через пару мгновений он на что-то наткнулся и поначалу решил, что это перегородка, но оказалось, что это какой-то прямоугольный ящик высотой в половину его роста и длиной пятнадцать футов. Обойдя его на ощупь, Картер обнаружил, что таких ящиков еще несколько. Это его не особенно удивило, поскольку так далеко в глубь чердака он никогда не забирался и понимал, что валяться тут может положительно что угодно.

Прозвучал новый выстрел. Картер убрал меч в ножны, выхватил пистолет и замер, прислушиваясь. Тьма была кромешная, и Картеру казалось, что он ослеп. Но вот послышался басовый рык, непонятно, с какой стороны – словно зарычал весь чердак. Под ногами у Картера задрожали половицы. Рык, однако, быстро утих, и Картер, вновь обретя мужество, разглядел впереди пятнышко света. Он двинулся в ту сторону, но свет был слишком далеко, и пробираться к нему приходилось на ощупь. Картер заставлял себя двигаться как можно более осторожно и бесшумно, дабы не поддаться страху и не оступиться, запнувшись за что-нибудь из того, чем был завален чердак.

Подобравшись ближе к свету, он увидел восемь силуэтов в шинелях, стоявших вокруг тускло горящего фонаря. Лица незнакомцев были обвязаны шарфами, открытыми оставались только глаза, из-за чего эти люди производили впечатление мумий. Картер скользнул за один из больших ящиков, пригнулся и пошел вдоль него, чтобы подобраться поближе.

Он так разволновался, что забыл о морозе, а мороз тем временем становился все сильнее. Теперь холод вызывал жуткую, неестественную боль, он забирался под одежду, сковывал руки и ноги, от него слезились глаза и текло из носа. Да, на чердаке было куда как холоднее, чем за стенами дома под беспощадной метелью.

Анархисты возбужденно осматривались по сторонам. Картер хорошо слышал их, хотя они говорили почти шепотом.

– Я не стану убирать револьвер, – заявил один.

– Тогда не стреляй больше куда попало, – скомандовал другой. – Это опасно – палить в любую тень. Тебе за каждым углом динозавр мерещится.

– Буду стрелять, пока мы не узнаем, что стряслось с Гиббертом и Бэрксом. Уверен, их сожрал динозавр.

– А я тебе говорю: они заблудились, – прошипел второй. – Ты что, в школе не учился, парень? Динозавры – это рептилии, а рептилии при таком морозе в спячку впадают. Он всего лишь холоднокровная ящерица. Свернулся где-нибудь в углу и дрыхнет, как змеи зимой. А что до шума – так это ветер ревет в щелях. Так, а теперь всем снова рассыпаться и не дрейфить.

– Ладно, ладно, – ворчливо отозвался первый.

Анархисты разбились по двое, и у каждой пары был полупритушенный фонарь. Одна парочка подошла вплотную к тому ящику, за которым прятался Картер. Следя за их движением по свету фонаря, Картер осторожно перебрался к другому краю ящика, после чего крадучись последовал за анархистами.

Мысли его лихорадочно метались. Анархисты на чердаке. Если и не они творцы этого сверхъестественного холода, то они явно использовали его ради уничтожения Йормунганда. Но зачем? Динозавр представлял собой загадку, цель его существования была неизвестна, он был оракулом, слишком опасным для всех, кроме Хозяина. Какую угрозу он представлял для анархистов?

Картер выдерживал дистанцию. Анархисты были напуганы до последней степени. Они даже разговаривать побаивались и между ящиками передвигались почти спиной к спине, пугливо вглядываясь в каждую тень. А где-то вдали снова послышалось негромкое рычание. Картер мог без труда пристрелить обоих, но он никогда не убивал людей без крайней необходимости. Он подбирался поближе, намереваясь захватить врагов живыми.

Анархисты пробрались между четырьмя ящиками, стоявшими крест-накрест, держа пистолеты наготове и лихорадочно оглядываясь по сторонам. И вдруг что-то рассекло воздух, словно орел камнем упал с неба на добычу. Анархисты успели только пискнуть, и тут же послышался треск ломающихся костей. Фонарь упал на пол, но не погас. Пламя его судорожно мерцало.

Картер охнул и выхватил Меч-Молнию, но не для того, чтобы обороняться, а для того, чтобы показать: он – Хозяин. Он рванулся к тому месту, где только что стояли анархисты, и поднял с пола фонарь. На половицах алела струйка крови. Картер вгляделся во мрак и на миг увидел алую вспышку – то был злобный глаз гигантской рептилии.

Картер забрался на ближайший ящик и быстро погасил фонарь. Привыкнув к темноте, он различил свет фонарей трех оставшихся пар анархистов. Огни метались по чердаку. Один отстал от других и устремился к свободному пространству позади ящиков, где бесшумно и внезапно исчез. Картер пристально всматривался в ту сторону, но огонь не вернулся и не загорелся вновь.

Картер не трогался с места, крепко сжимая меч в руке. Лезвие тускло светилось. Как только погас еще один фонарь, Картер спустился с ящика и направился в сторону четвертой пары анархистов, надеясь захватить в плен хотя бы одного для последующего допроса. Теперь он не боялся столкнуться с анархистами и потому высоко поднял меч. Сияние клинка озаряло путь и служило для него опознавательным знаком.

Послышались громкие крики. Притаившись за очередным ящиком, Картер увидел, что оба анархиста, держа в руках фонари, стоят перед Йормунгандом и таращатся на него, а динозавр сидит на полу в полной неподвижности.

– Вот видишь, – дрожащим голосом произнес один из анархистов, – что я тебе говорил? Холод обездвижил эту тварь. Будь он хоть трижды умен, все равно он холоднокровное пресмыкающееся.

Картер тронулся вперед и отметил, что динозавр явно похудел и уменьшился примерно на треть, но все равно остался огромным. Голова его была вшестеро массивнее лошадиной, чешуйчатая шкура поблескивала в свете фонарей, словно ледяная. Казалось, он целиком заморожен.

Картер выхватил из кобуры пистолет. С губ его был готов сорваться предупреждающий крик, как вдруг гигантский ящер пошел в атаку – никто и глазом моргнуть не успел. Только что анархисты стояли перед Йормунгандом, раззявив рты, а в следующий миг их шляпы уже валялись на полу рядом с так и не выстрелившими пистолями. Они и вскрикнуть не успели, а динозавр уже проглотил обоих, одним ударом зубов сломав их кости, после чего хищно осклабился, сверкнув громадными зубищами. Картер отвернулся. Ему было не по себе.

– Холоднокровный, как же, – прогремел голос Йормунганда. – Славное определение и славная эпитафия. Последний Динозавр благодарит тебя, малютка Хозяин. Тебе следует почаще посылать мне такие дивные закуски, такие ма-аленькие бутербродики, по десятку в упаковочке. Но только в следующий раз не забудь положить им соли в карманы, так было бы повкуснее.

Динозавр взревел так оглушительно, что сотрясся весь чердак. Картер в страхе прижался к полу.

– Научный жаргон, факты и фрагменты, данные и догмы, гипотезы и гипотенузы, – ревел Йормунганд. – Посмертные измышления претенциозных волшебников, порожденных нынешним временем, лишенных какого бы то ни было волшебства, порабощенных металлами и паровыми двигателями, кичащихся своими мозгами, словно обезьяны найденной новой игрушкой, уверенных в том, что обрели Дельфийского Оракула и Яблоки Богов, и все это упаковано в маленькую тонкую скорлупочку – вот только что я щелкнул два таких орешка. Этот научный факт следовало бы переварить им, но я опередил и теперь перевариваю их. Знаешь, они мне нравились больше, покуда считали божествами дождь и ветер, бежали от одного моего взгляда на остров Крит, убивали меня освященными мечами в мрачных баварских лесах, гибли от моих когтей в выстроенных из дерева палатах, называя меня Гренделем, когда, умирая, понимали, что столкнулись с безмерным, не поддающимся никакой оценке Неведомым. И вот теперь, когда я перевариваю их, я улавливаю обрывки их мыслей, эти восклицания ученых: «как странно», «удивительно интересно», «о, это невероятно». Логический склад ума страдает излишней аналитичностью для того, чтобы страшиться Сверхъестественного, его божеством стало Естественное. Настанет день, когда я покину этот чердак и вновь продемонстрирую им, что такое неприкрытый ужас.

Йормунганд снова взревел, да так громко, что Картер зажмурился и закрыл ладонями уши. Когда он открыл глаза, оказалось, что Йормунганд искоса смотрит на него багровым светящимся оком.

– Ну а ты зачем явился? Поболтать, посплетничать, поговорить о погоде и прочих мелочах? Услышать от меня что-нибудь типа «Как поживает твоя мачеха Мэрмер? Все еще мертва?». У тебя важное дело ко мне, или ты наконец осознал, что быть съеденным и доставить мне всего миллисекунду удовольствия – величайший вклад человека в холодную Вселенную?

– Если бы я ничего не стоил как Хозяин, ты бы меня уже давно съел, – возразил Картер со всей храбростью, на какую только был способен. – А ты сильно отощал с тех пор, как мы виделись в последний раз. И еще прошлой ночью я сквозь сон слышал, как ты злобно рычал.

Йормунганд выдул пламя из ноздрей, из-за чего морозный воздух слегка нагрелся.

– Ты бы тоже небось зарычал, если бы твой уютный домик превратился в ледяной. Это происки анархистов, они хотят меня уничтожить. Ты приглядись, видишь, как я теряю цвет?

Картер отважился подойти поближе, хотя хорошо видел в сиянии лезвия меча, как блестит язык динозавра. К своему ужасу, он увидел, что динозавр сделался полупрозрачным и что сквозь его гладкую змеиную шкуру видны половицы.

Йормунганд зашипел. Картер вздрогнул.

– Да! Так и есссть! Они ополчились против меня! Следует отомстить этим блохам! Ты думаешь, я боюсь их? Пусть только явятся, пусть попробуют прикончить меня копьями или винтовочными пулями, пусть напустят на меня танки и тонны брони, пусть, пусть! Я стражду битвы! Но это… Эта наглость! Они заставляют Последнего Динозавра меркнуть и съеживаться, превращаться в ничто, как старую рубаху – в тряпки, и за это они должны заплатить! И хуже того: они вынуждают меня… беспокоиться. Ты – Хозяин, и твой долг – ответить на это оскорбление, ибо если Йормунганд исчезнет, изменится Все.

– Но зачем им понадобилось уничтожать тебя?

– Это твой первый вопрос, и вопрос замечательный. Во-первых, он попал в самую точку, во-вторых, он касается меня. Первая часть ответа проста: я обеспечиваю Хозяина полезными сведениями, а они хотят, чтобы ты не ведал об их махинациях. А вот вторую причину я не могу объяснить смертному. Я – это Сила и Власть. Обессилив меня, они добьются преимущества – или так им кажется. Есть и третье, но этого даже я не знаю наверняка: они что-то замышляют во Внешней Тьме за Шинтогвином, но так далеко мое зрение не простирается.

– Наши подозрения совпадают, – сказал Картер. – Не так давно я узнал о том, что там держат в плену Лизбет – девочку, что пропала несколько лет назад.

– Да, тут есть связь, хотя и не все ясно до конца.

– Зачем она им нужна?

– Второй вопрос, и также любопытный, поскольку касается холода, воцарившегося на моем чердаке. Они используют ее, они направляют через нее свою силу, Новую Силу, о которой я ничего не знаю, хотя в ней есть что-то знакомое. Но именно эта сила и творит злобную зиму, бесконечную зиму викингов, и зима не закончится, покуда девочка будет оставаться пленницей анархистов.

– Значит, для того чтобы спасти Дом, я должен спасти ее и положить конец тем проискам, которые анархисты замыслили по соседству с Шинтогвином. Как это сделать?

– Третий вопрос, и тоже не праздный, поскольку, будучи решенным, он положит конец моим мучениям. Только совсем недавно я понял, что то, что украдено из Иннмэн-Пика, – ключ к всему происходящему, но суть и этого скрыта от меня, ибо украденное было изготовлено во времена закладки фундамента Эвенмера, до постройки чердака, до моего изгнания, когда я обрел свободу и мог странствовать по земле куда хотел. А вот маленький израильтянин, который заводит часы, в ту пору был здесь. Если он не помнит, о чем речь, вели ему заглянуть в Книгу Забытых Вещей. Как только вы поймете, что забрали анархисты, вы поймете, куда должна лежать ваша дорога. Но уж конечно, во Внешнюю Тьму вы должны проникнуть до того, как все будет кончено.

Картер вздохнул.

– Благодарю тебя, Йормунганд. Пожалуй, я пойду. Прости, мне очень жаль, что тебе так больно.

– Больно? Да я наслаждаюсь болью! Я и есть Боль! А твоя напыщенная жалость от доброты душевной, сопровождаемая похлопываниями по спине и самолюбованием в то время, когда на самом деле тебя интересует только собственное благополучие, – поверь, это смешно. Хочешь совершить доброе дело? Так задай мне четвертый вопрос, чтобы я мог с чистой совестью сожрать тебя. Ну, задавай, не тяни.

– Не скажу больше ни слова, – покачал головой Картер. – Ты слишком хитер. Когда-нибудь ты обманешь меня и вынудишь задать лишний вопрос. Доброго тебе дня.

– Тут ты прав, малютка Хозяин. Но пока что я тебя не обманул. Может быть, именно поэтому я так милосерден к тебе. Какое благородство, а? Следовало бы принять меня в Клуб Милосердия на правах почетного члена. А собрания мы бы устраивали прямо здесь. На следующую встречу прихвати с собой побольше приятелей.

Картер поспешно ушел подальше от динозавра, а фонарь зажег только тогда, когда был на безопасном расстоянии. Он прижал к себе фонарь и не смог удержаться: оглянулся через плечо и увидел красные глаза и длинные острые зубы. Он жутко промерз и изнемог от долгого пребывания в темноте, вблизи от беспощадных челюстей.

Картер не без труда заставил себя не броситься наутек, но путь до лестницы показался ему вечностью. Однако только его рука легла на перила, как послышался басовый рык прямо у него над ухом:

– И помни: я всегда и повсюду.

Потом ему было стыдно, но он опрометью кинулся вниз по ступенькам, как ребенок, а за его спиной звучал, затихая, громоподобный хохот.