Обманутая

21

Кристиан выбрал один ключ из большой связки. Он сам не знал, почему носил его с собой все эти годы, учитывая, как редко он им пользовался. Но всякий раз, когда он менял кольца, он надевал на них этот ключ вместе со всеми остальными.

Это был первый ключ в его жизни. Вильям Фрай дал его в то утро, когда Лидия уехала в больницу рожать Джеффа. Кристиану тогда было пять лет, и в первые несколько дней, когда он надевал тесемку с ключом на шею, он чувствовал себя очень взрослым. Затем восторг возвращений в пустой дом и пребывания там в одиночестве в течение долгих часов иссяк. А еще через некоторое время его стало это пугать. Он помнил, как часами сидел на деревянной скамье за кухонным столом, недоумевая, что случилось с его матерью, с новорожденным младенцем, вышедшим из ее живота, и с отцом, который так подолгу отсутствовал.

Через неделю мать вернулась домой, разрешив все его недоумения, но жизнь его с тех пор переменилась. Он стал старшим братом, это означало, что он должен был ходить в школу с собственным ключом, а возвращаясь домой, видеть собственных родителей, хлопочущих над ребенком. Они объясняли ему, что его сестричка умерла в колыбели как раз в возрасте Джеффа и поэтому они вынуждены все время следить за его братом. Но ему это не нравилось.

Детское сознание Кристиана приписало ключу вину за все. Он попытался потерять его, но учитель извлек ключ из корзины для бумаг, перед тем как ее вынес уборщик. Он попытался расплющить его под колесами отцовского «форда», но ключ не расплющился. Он попытался спустить его в уборную, но он лежал в унитазе, пока его оттуда не выудила мать.

Ключ объездил с ним весь мир, возможно играя роль амулета, поскольку из всех своих многочисленных приключений Кристиан выходил без единой царапины, но одновременно в течение всех этих лет ключ был и воплощением его обид. Он открывал дверь дома, из которого Кристиан был давно изгнан.

Со временем обиды поутихли. Кристиан построил собственную жизнь, обретя в ней свои радости. И все же ключ не давал ему покоя.

Он повертел его в руках и вставил в скважину замка. Он легко повернулся, и дверь открылась. Кристиан толкнул дверь, вошел в дом, закрыл ее за собой и ощутил аромат прошлого. Кое-что изменилось — он знал, что это дело рук Лауры, — симпатичное деревце-вешалка сразу рядом с дверью, коврик на полу, обои в цветах пастельных тонов, но общий облик дома оставался тем же, каким хранила его память в течение сорока лет.

— Эй? — крикнул он. Его мать знала, что он в городе, — тоже дело рук Лауры, — хотя он с ней еще не разговаривал. Он бы отложил свой визит на более позднее время, если бы не два обстоятельства. Во-первых, Лаура хотела побыть наедине со Скоттом, прежде чем тот вернется в Пенн. Во-вторых, кто-то должен был сообщить Лидии о предъявленном Скотту обвинении. И, хотя внутренний голос говорил Кристиану, что Лидия не умрет, если немного погорюет над утренней газетой, другой, более уверенный голос настаивал, что это будет жестокостью по отношению с ней.

На его оклик никто не ответил, он позвал еще раз и замер, прислушиваясь в маленькой прихожей, ощущая себя чужим. Он плохо знал свою мать и не имел понятия, что делать дальше, как это ни странно. Обычно он не испытывал нерешительности. Или стеснения. Но здесь, в доме матери, им Овладели оба эти чувства.

Не слыша ни единого звука, он направился по коридору к комнате Лидии.

— Мам? — робко позвал он. Он ощутил неловкость, произнеся это слово, так как давно не произносил его, но он не хотел испугать ее своим появлением. Так и не дождавшись ответа, он осторожно заглянул в комнату. Лидия лежала на постели, оперевшись на две высокие подушки. Глаза у нее были закрыты, голова безвольно свесилась к плечу, и на какое-то мгновение его пронзила страшная мысль, что она мертва. Но потом она вздрогнула, поднесла руку к уху и снова мягко опустила ее на кровать.

Кристиан изумился тому, как все сжалось в его груди. Он никогда не видел свою мать такой. Ей было семьдесят три года. В июне он был на ее дне рождения. Но тогда она не выглядела старой, седоволосая, с бледной, почти прозрачной кожей. Она была изысканно красива, как и всегда, сколько он помнил ее. Теперь же она выглядела такой старой, слишком старой для семидесяти лет.

Словно почувствовав его присутствие, она приподняла голову и медленно открыла глаза. Она смотрела на него с минуту, прежде чем поняла, кто он такой.

— Кристиан, — прошептала она, и ему почудилось, что в ее голосе прозвучало удовольствие.

— Привет, — стыдливо улыбнулся он. — Я… сам открыл дверь. Если ты хочешь спать, я могу прийти позже.

— Нет. Не уходи. Я не буду спать. — Вид у нее стал совершенно бодрым, хотя она продолжала говорить медленно и тихо.

— Ну вот, — он прислонился к дверному косяку. — Как ты?

— Не гнусь и совсем ослабла, — она грустно улыбнулась. — Старость — не такая уж приятная вещь. Хочешь что-то сделать, и не хватает сил. Это огорчает.

Он кивнул. Она внимательно осматривала его, вбирая в себя каждую подробность. Это было знакомо ему. Всякий раз, когда он приезжал домой, она делала одно и то же — просто долго смотрела на него с загадочным выражением лица. Ему всегда казалось, что она сравнивает его с тем Кристианом, которого хотела бы видеть.

— Ты хорошо выглядишь, Кристиан. Мне говорили, ты был на Таити.

— У меня там друзья. Я чувствую себя там как дома. — Это прозвучало пошло, хоть он и не хотел этого. Он был рад, что Лидия не обиделась.

— Ты пропустил самое интересное.

— Я уже слышал. Но я вернулся как раз вовремя. Лаура просила передать тебе, что со Скоттом все в порядке. Сегодня утром ему предъявлено обвинение и он освобожден под собственную ответственность. Предварительное слушание состоится через несколько недель. Если немного повезет, Дафна добьется, чтобы обвинение сняли.

Лидия с минуту лежала неподвижно. И хотя она продолжала смотреть на Кристиана, казалось, ее внимание рассеялось. Казалось, она уплывает. И Кристиан догадывался куда.

— От всего происходящего у меня разобьется сердце, — наконец произнесла она слабым тонким голосом. — С одной стороны, я ничего не понимаю. С другой — все кристально ясно. Я лежу здесь и спрашиваю себя — в чем я ошиблась?

— Ты не ошибалась…

— Ошибалась. Я многое сделала неверно. Тебе это известно лучше других, Кристиан.

Он не ожидал исповеди и, хотя много лет назад она бы обрадовала его, сейчас испытывал лишь неловкость. Печальное, хрупкое тельце Лидии и так было достаточно истощено, чтобы еще взваливать на себя груз прошлого.

— Все мы совершаем ошибки.

— Это правда, но в то время как последствия одних преследуют нас всю жизнь, другие проходят незамеченными. Материнские ошибки относятся к первым.

— В большей мере, чем отцовские? — спросил Кристиан с неожиданной горечью. — Мне кажется, мой отец совершил непоправимую ошибку, как и Джефф в роли отца. Посмотри, как Джефф разрушил жизнь своих детей. Скотту никогда не было бы предъявлено обвинение, если бы поведение Джеффа не подготовило для этого почву.

— Возможно, — задумалась Лидия. — Но Джеффри не сделал бы ничего подобного, если бы не я. Я лишила его чего-то очень важного, опекая все эти годы. — Взгляд ее затуманился. — Мне казалось, что я поступаю правильно. Мы так боялись потерять его, когда он был маленьким, и были так счастливы, когда он выжил. Он был хорошим мальчиком. Ему все нелегко давалось. Все начинается в детстве, неужели ты не понимаешь? Люди становятся такими, какие они есть, в силу воспитания. Трудно избавиться от привычек, приобретенных в детстве. Посмотри на себя. Я не смогла дать тебе того, в чем ты нуждался. Я заставила тебя чувствовать себя никому не нужным. И вот ты, достигнув середины жизни, не имеешь ни жены, ни собственных детей.

— Ты в этом не виновата. Я сам предпочел не жениться.

— Мужчина создан не для того, чтобы быть одиноким. Он должен обогатить свою жизнь, разделив ее с женой и детьми.

— А откуда ты знаешь, что у меня нет детей? — спросил он. — Что где-то не бегает целый выводок маленьких Кристианов Фраев? — В голосе его снова зазвучала горечь. — Многие мужчины бросают женщин, оставляют, когда они беременны. — И оттолкнувшись от косяка, он направился в кухню. Он уже несколько минут стоял у раковины, разъяренно глядя в окно, когда за его спиной послышался стук палочки Лидии. Шарканье ног отвлекло его от запоздалых мыслей.

— Зачем ты встала? — спросил он, не оборачиваясь. — Я ненадолго.

— Ты можешь оставаться, сколько захочешь, — с неожиданной силой в голосе проговорила она. — Как приятно видеть тебя, Кристиан.

Он не знал, верить ей или нет. Когда мать теряет одного сына, кажется совершенно естественным, что она тянется к другому, даже если тот был нежеланным членом семьи в течение многих лет.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — очень тихо проговорила она. — Ты думаешь, что я рада видеть тебя только потому, что не стало Джеффа, но это не так. Я люблю тебя, Кристиан. Я всегда тебя любила.

— Да, ты долго водила меня за нос.

Она молчала, и наконец он рискнул посмотреть на нее. Для этого ему пришлось устремить взгляд вниз. Лидия всегда была миниатюрной, но с тех пор, как он в последний раз ее видел, казалось, она усохла на несколько дюймов. Это потрясло его.

Выражение ее лица также потрясло его. Он увидел на нем глубокую печаль, и, если только он не пытался выдавать желаемое за действительное, эта печаль была искренней.

— Нам всем приходится принимать решения в этой жизни. Одни более значительные, другие менее. Значительные оказывают влияние на нашу жизнь, и вынести их последствия не всегда бывает просто, особенно если они затрагивают других людей. Вильям Фрай был добр ко мне. Он предоставил мне уютный дом и чувство защищенности, в которых я нуждалась. И он любил меня. Какие бы чувства ты к нему ни испытывал, ты должен признать это. Он любил меня.

Кристиан неохотно согласился. Та любовь, которая соединяла Билла и Лидию, отличалась от чувства, о котором мечтал он сам. Она была слишком спокойной, слишком расчетливой, слишком осознанной, слишком управляемой. Вероятно, это было тем, чего хотела его мать.

— Прости меня, — продолжала Лидия.

— Не надо, — в полной растерянности ответил Кристиан.

— Я должна перед тобой извиниться. Я давно уже думала об этом, но как-то все не представлялось возможности. Всякий раз, когда ты оказывался дома, вокруг была масса народу или ты вел себя недоступно.

— Дипломатично сказано.

— Ты же знаешь, тебе совсем не надо было так себя вести, — она тряхнула головой. — Я и так чувствовала, что ты дома. И все это чувствовали. Ты не из тех, кого можно не заметить.

— Я и не ставил целью привлечь к себе внимание.

— Тогда зачем?

Он провел рукой по краю фарфоровой раковины. В ее левом нижнем углу была трещина, которую он помнил еще с детства. Он потер ее подушечкой большого пальца, как делал это, когда был маленьким.

— Мне было обидно. Здесь все было так хорошо. И мне хотелось немного подразнить всех.

— Тебе это удавалось.

— Да, — без особой гордости откликнулся Кристиан.

— Сейчас ты тоже собираешься этим заняться?

Уязвленный таким предположением, он пристально взглянул на нее и увидел, что она искренне встревожена, что заставило его задуматься. У нее были все основания беспокоиться. В течение многих лет с ним было тяжело.

— Нет, я не собираюсь делать это на сей раз, — тихо промолвил он. — Ситуация и так достаточно неприятная. И нет никакой необходимости усугублять ее.

— Тогда что ты собираешься делать?

— Лаура оказалась в затруднительном положении, — пожал он плечами. — Я хочу одолжить ей денег.

— Она ничего не принимает ни от меня, ни от своей матери.

— Это потому, что у вас их не слишком много. А у меня есть лишние деньги.

— И она возьмет их?

— Ей придется это сделать.

— Очень великодушно с твоей стороны.

— А может быть, эгоистично, — заметил он. И, отойдя от раковины, он направился к кухонному столу. Стол был таким же маленьким, хотя чистым и свежепокрашенным, а скамейки все такими же узкими. Они стали узкими для него, когда ему исполнилось четырнадцать лет. — Может, я пытаюсь купить ее прощение за те мучения, которые доставлял ей все эти годы.

Он услышал, как Лидия шевельнулась за его спиной. Дверца холодильника открылась, потом захлопнулась. Раздался звон тарелок и стук ножей. Когда он оглянулся, Лидия раскладывала оладьи.

— Не готовь для меня ничего, — промолвил он.

— Это замечательные оладьи. Их испекла Лаура.

Он не нуждался в этой информации. Лаура настолько хорошо заботилась об их матери, что они с Джеффом могли бы устыдиться.

— Да, меня она тоже накормила грандиозным завтраком. Когда она нервничает, она готовит.

Лидия нежно улыбнулась, на мгновение напомнив ему ту женщину, какой она всегда ему казалась. Но пока она шла к столу с тарелкой оладьев, улыбка исчезла с ее лица.

— Выпьешь чаю?

— Только если ты будешь. Может, ты сядешь, а я сам займусь этим, — заметил он, когда она повернулась к плите.

— Нет. Сиди. — Она замерла с чайником в руке. — Я все время вспоминаю прошлое, с тех пор как исчез Джефф. Ты помнишь, что его любимым блюдом был мясной пирог с фасолью и картофельным пюре сверху?

— Помню. — Как он мог не помнить этого? Они ели его раз или два в неделю, и всегда это превращалось в настоящий праздник.

Лидия повернулась к нему с совершенно убитым видом.

— А что ты любил, я не помню. Я пыталась вспомнить, но не смогла. У тебя было любимое блюдо?

Конечно же, было.

— Бараньи отбивные. С мятным желе. И еще эти булочки, которые ты делала.

— Почему я этого не знала?

— Потому что ты не спрашивала меня об этом, а я тебе не говорил. Все остальные были безразличны к бараньим отбивным. Поэтому ты не часто их готовила.

Она безмолвно повернулась к плите и замерла в ожидании, когда закипит чайник, а он тем временем принялся оглядывать кухню. Она была старой, как и весь дом, но чистой и ухоженной, а большего от Лидии и нельзя было ожидать. Он знал, что ей помогали. И все же он догадывался, что она делала гораздо больше, чем подозревали Лаура или девушка, приходившая заниматься уборкой.

Когда чай был заварен, Кристиан поставил чайник на стол и уселся на одну из скамеек. Ему пришлось сесть боком, как бы вдоль скамьи. Через минуту Лидия опустилась напротив него, и несколько минут они молчали, прежде чем Лидия заговорила странно робким голосом.

— Мы впервые с тобой наедине за очень долгое время. Я скучала по тебе, Кристиан.

— Ты не могла скучать по мне. — Он не мог этому поверить. — У тебя был Джефф.

— Джефф не ты.

— Но ты же относилась к нему по-особенному. Он бы тем самым ребенком, который выжил.

— Ты тоже выжил.

— Это разные вещи. — Кристиан уставился в свою чашку. Лидия была права — они очень давно не оставались с ней наедине. У них никогда не было таких отношений, как у Лауры со Скоттом. Иначе о некоторых вещах он спросил бы ее раньше, и об одной из них он больше не мог молчать.

— Если бы ты не была беременна мной, ты бы вышла замуж за Билла?

Лидия резко выдохнула и, помолчав, ответила:

— Не уверена. Возможно, я бы подождала еще. Я бы подождала, не появится ли кто-нибудь еще.

Кристиан попытался представить себе, как сложилась бы его жизнь в доме другого человека, но в голову приходи только один образ. С течением времени Кристиан придавал ему все больше и больше собственных черт.

— Ты любила его?

— Твоего отца? — слабо покачиваясь, переспросила Лидия. — Да, я любила его.

— Но ты не вышла за него замуж.

— Нет. Я не была бы счастлива с ним. Он был… — она нахмурилась, пытаясь подобрать верные слова, — слишком самоуверен, слишком выставлял себя напоказ, слишком любил спорить. Он хотел сломать все устои. Это пугало меня.

— Но ты любила его. — В течение многих лет Кристиан пытался разгадать эту загадку. — Если ты любила, как же ты его бросила?

— Это решение было принято умом, а не сердцем. Разве ты не принимаешь рациональных решений?

Кристиан мог припомнить только одно, хотя в то время он не считал его рациональным.

— Ты когда-нибудь жалела об этом?

— Часто, — ответила Лидия. Она вскинула подбородок, вновь, напомнив ему целеустремленную женщину, какой она была в расцвете сил. — С ним я познала страсть. Сыновья не слишком любят видеть в своих матерях сексуальную женщину, но с ним я была именно такой. С ним я забывала обо всем на свете. Я становилась непохожей на себя. Да, я часто раскаивалась в том, что приняла такое решение, и готова была многое отдать за то, чтобы еще раз пережить испытанное мною чувство. Но такие моменты проходили, и я снова думала, что поступила правильно. Возможно, я совершала ошибки в том, как обращалась с тобой и Джеффом, но относительно него я сделала правильный выбор.

Кристиан взволнованно поднялся со скамьи и принялся ходить по кухне.

— Он еще жив?

— Да.

— Ты видишься с ним?

— Нет.

— Он все еще живет здесь?

— Я никогда не говорила, что он жил здесь. Тебе не удастся меня поймать таким образом.

Уперев руки в бедра, Кристиан остановился перед ней.

— Я никак не могу тебя поймать, но это нечестно. Ради Бога, мне сорок семь лет. Я имею право знать, кто мой отец.

Лидия страдальчески посмотрела на него:

— Я дала клятву, которой уже гораздо больше лет. Я обещала ему, Кристиан. Когда я обнаружила, что беременна, он хотел жениться на мне, но я знала, что этот брак долго не продлится — у него уже тогда был роман с кем-то другим, — а я понимала, что, если наш брак развалится, это убьет меня. Поэтому я ему отказала. Он был в ярости и поставил меня перед выбором: или он ославит меня как шлюху — а тогда это могло повлечь за собой тяжелые последствия, — или я могу жить как хочу, найти себе кого-нибудь другого, но в этом случае я не должна говорить тебе, кто он. Он сдержал слово. Он никогда никому не сказал обо мне. Поэтому и я должна сдержать свое.

Кристиан уже слышал эту историю. Но чем старше он становился, тем тяжелее ему было с ней смириться.

— А сам он не собирался сказать мне?

— А он еще не сказал?

— Значит, скажет?

— Это известно только ему.

Кристиан ощущал себя куклой, о которой кому-то известно то, что не известно ей самой.

— Ты думаешь, он следит за мной?

— Сомневаюсь. Ты слишком много путешествуешь.

— Но я живу в Вермонте. Я никогда не уезжаю больше чем на месяц, максимум на два, а в строительные сезоны я еще чаще нахожусь там. Я знаю его? — Не то чтобы он думал об этом каждый день, но такая мысль приходила ему в голову всякий раз, когда к нему начинал проявлять интерес человек в возрасте его отца.

— Этого я не знаю.

— Негодяй, — пробормотал Кристиан, ощущая волну старой знакомой ярости. — Неужели я его не интересую? Неужели ему не хочется взглянуть на меня, узнать, как я живу? Каким же он должен быть, чтобы отказывать себе в таких желаниях?

— Некоторым это удается, — прошептала Лидия. — Мне кажется, что ты такой же. Все эти годы с тобой было так трудно.

— Я уже говорил тебе — я был обижен.

— Возможно, он тоже обижен.

— Обижен на то, что ты не вышла за него замуж? По прошествии всех этих лет? — Кристиан предпринял еще одну попытку: — Он был женат?

— И неоднократно, — кивнула она. — Но никогда эти браки не оказывались счастливыми.

— Он преуспевает?

— Успех — понятие относительное, — дернула она худеньким плечиком.

— Он богат?

— Он состоятелен.

— Значит, ты следишь за его жизнью?

— Я любила его когда-то. Мое сердце начинало колотиться при одном звуке его голоса, я начинала дрожать от одного его вида. Конечно же, я слежу за ним. А какая женщина поступила бы иначе?

Она пыталась легко говорить об этом, и все же Кристиан различал печаль в ее взоре.

— Тебе до сих пор больно?

— Больно стареть, — грустно улыбнулась она. — Именно в старости реальность начинает причинять страдания. Ты оказываешься наедине с дорогими воспоминаниями, которые ни к чему не могут привести, и мечтами, которые уже никогда не осуществятся. Пока питаешь надежды, все кажется прекрасным. — Она вздохнула: — В моем возрасте мечтать уже не имеет смысла. Это-то и причиняет боль.

— Ты хочешь увидеть его?

— Я уже его вижу, — кивнула она все с той же печальной улыбкой. — В тебе. Ты очень похож на него, Кристиан. Тот же рост, тот же цвет волос, то же телосложение. У тебя такая же властная личность. Ты счастлив?

— Ты никогда не спрашивала меня об этом.

— Я спрашиваю теперь. Ты счастлив?

— Если бы я не был счастлив, я бы занялся чем-нибудь другим.

— Так счастлив?

Что-то в ее тоне, в ее взгляде говорило о том, что ей действительно важно это знать, и это заставило его быть честным.

— У меня хорошая жизнь. Я делаю то, что хочу, когда хочу и с тем, с кем хочу. Если тебя интересует, есть ли такое, чего мне хотелось бы и чего я не имею, то я отвечу — да.

— Чего же ты хочешь?

Он взглянул в голубые глаза, которые уже сорок семь лет смотрели на него, когда он подходил к зеркалу.

— Знать имя своего отца.

— Я не могу назвать его тебе. Что еще?

— Личный остров в южных морях.

— И этого я не могу тебе дать. Что еще?

— Лауру.

Лидия задохнулась.

— Будь осторожен, Кристиан. Это опасно. Лаура — жена Джеффри.

— Джеффри нет.

— Она была его женой двадцать лет.

— А до этого она была моей.

— Я знаю.

Он полагал, что сразит ее своим признанием, но вместо этого сам оказался в шоке.

— Знаешь?

— Неужели ты полагал, когда вернулся из миротворческих войск, я поверила, что ты один поселился в мансарде приятеля? Кристиан, ты же сын своего отца. Я знала, что ты живешь с женщиной. Правда, кто она, я узнала, лишь когда Лаура пришла вернуть твою книгу.

— Но ты не говорила Джеффу?

— Зачем? Ты уже уехал, к тому же я видела — ты еще не готов к оседлой жизни. В этом отношении ты тоже сын своего отца. Но ты выбрал прекрасную женщину. Я сразу полюбила Лауру. Она — человек с сильным духом. Я знала, что она будет заботиться о Джеффри. Один бы он вряд ли чего-нибудь добился.

— Но она была со мной до него. Неужели тебя это не шокировало?

— А почему меня должно было это шокировать? Она была верна ему. Она была хорошей женой. Чего еще может желать мать для собственного сына? — она отвернулась. — Конечно, — сухо добавила она, — возможно, это было не лучшим вариантом для него. Наверное, если бы он сам нашел себе жену, то был бы счастливее. Если бы рядом с ним была более слабая, более нуждающаяся в нем женщина — он ощущал бы себя увереннее. По-видимому, и здесь я совершила ошибку. — Она снова посмотрела на Кристиана: — Будь осторожен, Кристиан. Она все еще его жена, и он может вернуться.

— А если он не вернется? Если мы больше никогда не увидим его? Ты любишь Лауру, как дочь. Тебе будет приятно видеть ее со мной, учитывая, что я — сын своего отца? — поддел он Лидию.

Лидия и глазом не моргнула.

— Ты еще и мой сын, и, хотя кое-что передается по наследству, дети учатся на реальных примерах. Я вышла замуж за Вильяма Фрая, потому что он был предан мне. Я хотела стабильности, которой твой отец как раз не мог мне дать. Я надеюсь, что от нас с Биллом ты хотя бы усвоил понятие святости обязательств: — Дыхание ее было неровным. — Если Джеффри действительно не вернется и ты на самом деле предан Лауре, я думаю, что могу умереть с миром.

Лидия опустила голову и, обхватив чашку худенькими руками, поднесла ее к губам и отпила. Никогда за всю свою жизнь Кристиан не испытывал к ней такого тепла.