Обмен времен «Холодной войны»

Глава 16

Удача отвернулась от нас на обратном пути к мастерской Лангеманна. Вдвоем они вышли из темной ниши и осветили фонарем лицо Падильо.

— Пожалуйста, ваши документы.

— Сию минуту, — и Падильо бросил сигарету в лицо тому, кто держал фонарь.

Руки фопо инстинктивно дернулись вверх, и тогда Падильо сильно ударил его в живот. Вторым полицейским пришлось заниматься мне. Ростом он был с меня, пожалуй, даже шире в плечах, но раздумывать об этом времени у меня не было. Поэтому ногой я ударил его в пах, а когда он вскрикнул и согнулся пополам, выставил правое колено навстречу его челюсти. Что-то хрустнуло, его зубы впились мне в ногу, со стоном он упал на мостовую, я дважды двинул его по голове, и он затих. Второй фопо к тому времени тоже лежал на земле с зажженным фонарем. Падильо наклонился, поднял фонарь, выключил его, сунул в карман плаща. Затем присел, присмотрелся к обоим фопо.

— Твой тоже мертв, — констатировал он, вставая.

Потом оглядел пустынную улицу.

— Давай-ка избавимся от них.

Зигзагом он несколько раз пересек мостовую, пока не нашел то, что требовалось: люк канализационного колодца с тремя прямоугольными, дюйм на полдюйма, отверстиями для подъема крышки. Падильо вытащил нож, снял галстук, обвязал им нож, просунул его в щель. Когда нож встал поперек щели, начал тянуть за галстук. Едва краешек крышки люка поднялся, я ухватился за него руками и вывернул крышку на мостовую.

Мы вернулись к фопо и за ноги поволокли их к люку. Без лишних церемоний сбросили вниз. Падильо осветил фонарем место, где они спросили у нас документы. Нашел две фуражки и отправил их вслед за хозяевами. Затем мы быстро установили крышку люка на место. Падильо сунул нож в карман и уже на ходу завязал галстук.

Я все еще дрожал, когда мы подошли к мастерской Лангеманна. Очень хотелось выпить, и я уже был согласен даже на этот ужасный картофельный джин, которым потчевал нас Лангеманн. Падильо тихонько постучал в дверь, что вела в кабинет. Она чуть приоткрылась, и Макс прошептал имя Падильо. Тот ответил, дверь распахнулась, и мы снова скользнули внутрь.

— Все в порядке?

— Да, — кивнул Макс. — Эти все еще спят.

— Закрой люк. Нам надо кое-что обсудить.

Макс осторожно опустил крышку люка. Я сел на стол, Падильо — на вращающийся стул. Макс остался стоять.

— По дороге сюда нарвались на двух фопо, — начал Падильо. — Они спросили наши документы. Мы бросили их в канализационный колодец.

Макс одобрительно кивнул.

— Их не найдут до утра. Но начнут искать через час или два, как только они не выйдут на связь с участком.

— Ну, с этим ничего не поделаешь. Как ты думаешь, тебя по-прежнему ни в чем не подозревают? Ты можешь пройти в Западный сектор?

— Если я предварительно побываю дома, приму ванну и побреюсь, — ответил Макс. — К моим документам не подкопаешься. Они же не поддельные, настоящие.

— Это хорошо. Карта у тебя с собой?

Макс сунул руку во внутренний карман плаща и вытащил карту, на которой мы пометили маршрут Симмса и Бурчвуда из аэропорта. Казалось, мы занимались этим по меньшей мере месяц назад. Макс расстелил карту на полу. Падильо опустился на колени, и палец его уперся в район Кройцберга.

— Вот. Этот парк. Треугольной формы.

— Я знаю, где это, — кивнул Макс.

— Мы вылезем здесь, в центре туевой рощицы. Тоннель идет отсюда, — палец его скользнул к кварталу, закрашенному светло-коричневым цветом, что означало согласно приведенной внизу расшифровке «строительную зону».

Макс пожевал нижнюю губу.

— Какие там дома, я не помню. Только парк. Но Стена проходит рядом с парком. Буквально задевает одну из его оконечностей.

— Совершенно верно, — подтвердил Падильо. — Я хочу, чтобы ты был там в половине шестого с небольшим автофургоном. Нам вполне хватит «фольксвагена». Жди нас здесь. Найди место, где мы можем провести день, и свяжись с парнями Курта. И запиши, что я тебе сейчас скажу.

Макс достал блокнот и шариковую ручку.

— Четыре комплекта американской армейской формы. По одной с нашивками сержанта по снабжению техническим имуществом, старшего сержанта, капрала и рядового. Добудь также два нагрудных знака участника боевых действий. И не промахнись с размерами. Сержантами будем мы с Маком, капралом и рядовым — Симмс и Бурчвуд.

— Форма нужна вам в половине шестого? — спросил Макс. — Боюсь, это невозможно.

— Нет, попроси заняться этим людей Курта, и пусть они притащат все в ту дыру, где разместят нас. Не забудь про обувь и рубашки.

— Скорее всего все это у них уже есть, — Макс сделал пометку насчет рубашек и обуви.

— Как насчет военных билетов?

— Нет проблем.

— Увольнительных?

— Справимся и с этим. На четырнадцать дней?

— Пойдет. Еще нам нужны четыре билета до Франкфурта и обратно. Фамилии пусть придумают сами, но мудрить не надо. Томпсон, Миллер, Джонсон, ничего вычурного. Чтобы не откладывалось в памяти.

Макс быстро водил ручкой по листу.

— Как у вас с деньгами?

Макс нахмурился, покачал головой.

— Лангеманн обчистил меня. Осталось не больше двух сотен марок.

— Сколько у нас денег в Западном Берлине?

— Двенадцать, максимум четырнадцать тысяч марок да с полтысячи долларов.

— Годится. Скажи Курту, чтобы забронировал билеты на завтрашний вечер и обеспечил машину, которая встретит нас во Франкфурте. В аэропорту. Машина нужна быстрая. Поедем в Бонн.

— Это все? — Макс поставил точку.

— Кажется, да. Тебе пора идти.

— Я спущусь вниз и возьму бутылку. Если меня остановят, прикинусь пьяным, скажу, что возвращаюсь от подружки. — Он откинул крышку люка, спустился в подвал, тут же вернулся с бутылкой, открутил крышку, глотнул джина, поболтал во рту, проглотил.

— О Боже, ну и гадость.

Моя рука уже тянулась к бутылке.

— Еще одно, — Макс посмотрел на Падильо. — Как долго мне ждать вас у парка?

— До шести.

— А если вы не появитесь?

— Забудь о нашем существовании.

Макс сквозь очки всмотрелся в Падильо, улыбнулся.

— Думаю, до этого дело не дойдет.

Он открыл дверь и скрылся за ней.

Я уже успел отхлебнуть джина и протянул бутылку Падильо. Тот выпил и на этот раз даже не поморщился.

— Кто такой Курт? — спросил я.

— Курт Вольгемут. Честный жулик. Тот блондин, которого застрелили на Стене, работал на него. Он оказывает разнообразные услуги. Быстро, но дорого. Ты еще встретишься с ним. Первые деньги он заработал на черном рынке. Потом умножил их на немецких акциях, которые резко поднялись в цене. Он помогает паспортами, одеждой, оружием, занимается всем, что может принести прибыль. Мне уже доводилось работать с ним.

— Насчет армейской формы и сержантских нашивок мне все ясно. Для рядовых мы с тобой уже староваты. Но почему Франкфурт? Почему сразу не вернуться в Бонн?

— Американские солдаты не ездят ни в Бонн, ни даже в Кельн. Их путь лежит в Мюнхен, Франкфурт или Гамбург, где много женщин и выпивки. Много ты видел в Бонне американских солдат?

— Двоих или троих, — признал я. — Но как мы уговорим наших спящих друзей подняться на борт самолета и сойти на землю?

— Пистолет все еще у тебя?

Я кивнул.

— Держи его в кармане плаща и почаще щекочи одного из них стволом. Они будут как шелковые. Едва они окажутся по другую сторону Стены, идти им будет некуда. Подняв шум, они все равно окажутся в том же месте, куда привезу их я. Весь вопрос лишь в том, в чьей компании они попадут туда. Я постараюсь опередить конкурентов.

Я взялся за бутылку.

— Мне кажется, тебе будет этого не хватать.

— Чего именно?

— Вояжей в дальние края.

Падильо усмехнулся.

— Когда ты последний раз убил человека, Мак?

Я посмотрел на часы.

— Не прошло и двадцати минут.

— А до того?

— Более двадцати лет назад. В Бирме.

— Ты испугался?

— Еще как.

— И что ты делал последние двадцать лет?

— Сидел на заднице.

— Тебе это нравилось?

— Приятное времяпрепровождение.

— Допустим, мы вернемся в Бонн, месяца два будем заниматься салуном, а потом тебе позвонят и скажут, что ты должен еще раз сделать то же самое, но в одиночку. А может, и чего похуже. Ты подойдешь ко мне и в двух-трех словах поставишь меня в известность о твоем отъезде на неделю или на десять дней. Выпьешь со мной по рюмочке, выйдешь из салуна, чтобы успеть на поезд или на самолет. Ты будешь один, и никто не встретит тебя в конечном пункте. Никто не будет ждать тебя и по возвращении. Проведешь на этой работе лет двадцать, и как-нибудь в три часа ночи попробуй сосчитать всех покойников, которых ты когда-то знал живыми людьми. Вот когда охватывает паника, ибо ты не можешь вспомнить их фамилии и как они выглядели. А после двадцати лет добросовестной службы тебя не награждают золотыми часами и роскошным обедом. Тебе дают новое поручение, говоря при этом, какой ты молодец и сколь заурядно задание, которое ты должен выполнить. Но к сорока годам тебя пора отправлять на пенсию, и работодатели списывают тебя в тираж, полагая, что ты уже сдаешь, возможно, не без оснований. А ты говоришь, что мне этого будет не хватать.

— Наверное, я сказал так лишь потому, что ты чертовски хорош в деле. Я тому свидетель.

Падильо хмыкнул.

— Проанализируй все еще раз. С самого начала все шло наперекосяк. Я позвонил тебе лишь из-за твоей сентиментальности. Ты все еще думаешь, что дружба — не только поздравительная открытка к Рождеству. Кроме того, ты можешь постоять за себя, если в баре начнут бросаться бутылками. Я использовал тебя, желая вовлечь в это дело Кука и поставить нашего приятеля в такие условия, чтобы я мог контролировать его действия. Тем самым возросли мои шансы на возвращение в Бонн с этими педиками. Я использовал тебя, Мак, и не исключаю того, что тебя могут убить. Убили же Уитерби, далеко не новичка в подобных делах и куда более осторожного и осмотрительного, чем многие. Как ты помнишь, я пообещал тебе мои золотые запонки. Можешь просить меня еще об одной услуге. Какой хочешь.

— Я что-нибудь придумаю. А сейчас скажи, что ты намерен делать с этой парочкой, что дрыхнет внизу?

— Они — наш страховой полис. УНБ не сообщала об их измене, и едва ли ребятки, работающие в новом здании в Виргинии, перед поворотом к которому красуется указатель «Бюро общественных дорог», во всеуслышание объявят об их возвращении. Но, если они не утрясут все неувязки, включая труп Уитерби в твоем номере в «Хилтоне» и наши расходы, я соберу пресс-конференцию в нашем салуне и расскажу обо всем.

— Им это не понравится.

— Зато репортеры будут в восторге.

— А что случится с Симмсом и Бурчвудом?

— Исчезнут без лишнего шума.

— Их убьют?

— Возможно, но необязательно. Вдруг кто-то начнет раскапывать эту историю. Тогда придется показывать их живьем.

— Ты уверен, что все будет, как ты наметил?

— Нет, но, не имея плана действий и не пытаясь его реализовать, нет смысла выходить отсюда. А раз цель поставлена, к ней надо стремиться.

Я посмотрел на часы.

— До прихода нашего спасителя еще есть время. Не хочешь ли поспать? Я-то вздремнул днем.

Падильо не стал просить себя дважды, соскользнул со стула и вытянулся во весь рост на полу, положив голову на крышку люка.

— Разбуди меня недели через две, — попросил он.

Я уселся на стул, откинулся на спинку, положил ноги на стол. Хотелось принять теплый душ, побриться, потом слопать яичницу с ветчиной, ломоть мягкого ржаного хлеба, щедро помазанный маслом, большой красный помидор, запить все галлоном кофе. Но пришлось ограничиться глотком мерзкого джина и сигаретой сомнительного качества. В полной тишине я сидел на стуле и ждал. Не звонил телефон, никто не стучался в дверь...

В половине пятого я тронул Падильо за плечо. Он быстро сел, сразу же проснувшись. Я сказал ему, сколько времени.

— Пора поднимать тех, внизу. — Он открыл крышку люка, спустился по лестнице.

Первым появился Симмс, за ним — Бурчвуд, третьим — Падильо. Я закрыл люк.

— Через десять минут нам предстоит небольшая прогулка, — начал Падильо. — Вы должны делать лишь то, что вам скажут. Никому ничего не говорите. Раскрывать рот лишь в том случае, если он или я зададим вам прямой вопрос. Это понятно?

— Мне уже все равно, — пробормотал Симмс. — Я лишь хочу, чтобы все это кончилось. Хватит убийств. Я не желаю, чтобы меня шпыняли, как нашкодившего мальчишку. Покончим с этим раз и навсегда.

— Хотите что-нибудь добавить, Бурчвуд? — спросил Падильо.

Черные глаза стрельнули в его сторону, язык нервно облизал губы.

— Мне на вас наплевать. Я слишком устал, чтобы о чем-то думать.

— Через два часа у вас будет возможность отдохнуть. А пока делайте то, что вам говорят. Ясно?

Они стояли бледные, помятые, с бессильно повисшими руками. Симмс закрыл глаза и кивнул.

— Да, да, да, о Господи, да, — ответил Бурчвуд.

Падильо глянул на меня и пожал плечами, я прислонился к стене. Он сел на стул. Бурчвуд и Симмс остались стоять посреди комнаты, чуть покачиваясь. Симмс так и не открыл глаз.

В четыре сорок пять мы услышали шум подъехавшей машины. Падильо выхватил пистолет и приоткрыл дверь. Достал пистолет и я. Мне уже начало казаться, что я не расстаюсь с ним с рождения.

У двери возник Маас. Выключать двигатель он не стал.

— А, герр Падильо.

— Все готово?

— Да-да, но нужно торопиться. Мы должны быть на месте в пять.

— Хорошо, — кивнул Падильо. — Идите к машине. Мы за вами, — и он повернулся к нам. — Вы двое — на заднее сиденье вместе с Маком. Быстро.

Он вышел первым. Я — вслед за Симмсом и Бурчвудом. Падильо уже открыл дверцу коричневого «мерседеса» модели 1953 года. Бурчвуд и Симмс залезли на заднее сиденье. Я последовал за ними. Падильо захлопнул дверцу машины, закрыл дверь, через которую мы вышли из кабинета, сел рядом с Маасом.

— Поехали.

Маас медленно тронулся вдоль темного переулка. Фары он погасил, оставив лишь подфарники. У выезда на улицу «мерседес» замер. Не говоря ни слова, Падильо вылез из кабины, вышел за угол, посмотрел в обе стороны. Затем дал сигнал Маасу, «мерседес» подкрался к нему, Падильо сел на переднее сиденье, и мы выкатились на улицу. Маас включил ближний свет.

— Где вы взяли машину? — спросил Падильо.

— У приятеля.

— Приятель забыл дать вам ключ зажигания?

Маас хохотнул.

— Вы очень наблюдательны, герр Падильо.

— За пятьсот марок мы могли бы обойтись без кражи автомобиля.

— Его не хватятся до утра. Я же не взял первый попавшийся. Кроме того, у этой модели легко соединить провода зажигания.

Поездка заняла у нас двадцать одну минуту. Восточный Берлин спал. Правда, Маас держался боковых улиц, не выезжая на центральные магистрали. В пять ноль девять мы остановились у какого-то дома.

— Этот? — спросил Падильо.

— Нет. Нам нужно за угол. Но машину оставим здесь. Дойдем пешком.

— Ты берешь Симмса, — скомандовал мне Падильо. — Бурчвуд пойдет со мной. И давайте изобразим группу, а не колонну.

Вперед мы двинулись кучкой, а не гуськом. Маас подвел нас к трехэтажному дому, поднялся по трем мраморным ступеням и тихонько постучал.

Дверь приоткрылась.

— В дом, быстро, — прошептал Маас.

Мы вошли. В полутьме неясно виднелась высокая фигура. В холле не горела ни одна лампа.

— Сюда, — раздался мужской голос. — Идите прямо. Осторожнее, за дверью начинается лестница. Пройдите на нее мимо меня. Когда мы все будем на ступенях, я зажгу свет.

В темноте мы медленно пошли на голос. Я — первым, выставив перед собой руку.

— Вы у самой двери. — Мужчина стоял рядом со мной. — Перила справа. Держитесь за них, будет легче спускаться.

Правой рукой я нащупал перила, спустился на шесть ступеней и остановился. Я слышал шаги остальных. Слышал, как закрылась дверь. Тут же зажегся свет. Еще несколько ступеней вели к площадке, за ней лестница уходила под прямым углом вправо. Я посмотрел наверх. Выше всех стоял долговязый мужчина с крючковатым носом и кустистыми бровями, в белой рубашке, расстегнутой на груди, лет пятидесяти — пятидесяти пяти на вид. Его рука еще лежала на выключателе. Маас находился рядом с ним. Ниже — Падильо, Бурчвуд и Симмс.

— Вниз, — подал команду мужчина.

Я спустился на лестничную площадку, затем еще на пять ступеней, в подвал с выкрашенными в белый цвет стенами. Пол устилал линолеум в бело-синюю клетку. Вдоль одной стены тянулся верстак. Над ним рядком висели полки. В узком торце подвала, выходящем, как я догадался, к улице, высился целый шкаф с четырьмя открытыми полками наверху и несколькими ящиками внизу. Ящики блестели медными ручками.

Руку с пистолетом я держал в кармане. Падильо велел Бурчвуду и Симмсу встать к стене. Последовал за ними.

Долговязый мужчина сошел с последней ступени и посмотрел на нас.

— Они американцы! — воскликнул он сердито.

Маас вытащил руки из карманов плаща, который я не видел на нем раньше, взмахнул ими, пытаясь успокоить его.

— Их деньги ничуть не хуже. Менять сейчас принятое решение неблагоразумно. Пожалуйста, откройте вход в тоннель.

— Вы говорили, что они немцы, — гнул свое мужчина.

— Тоннель, — настаивал Маас.

— Деньги, — потребовал мужчина.

Маас выудил из кармана плаща конверт, протянул его мужчине.

Тот отошел к верстаку, разорвал конверт, пересчитал деньги. Засунул деньги и конверт в карман брюк, направился к шкафу, привлекшему мое внимание. Вытащил первый ящик, задвинул его, проделал то же самое с третьим, затем выдвинул нижний ящик. В ящиках ничего не было, так что действия, производимые в такой последовательности, вероятно, отключали какой-то блокировочный механизм. Догадка моя оказалась верной, потому что в следующий момент весь шкаф легко повернулся на хорошо смазанных петлях, открыв вход в тоннель.

Мужчина наклонился к проему размерами три на два фута, включил свет. Я увидел, что и в тоннеле пол застлан линолеумом, правда, не в клетку, а однотонным, коричневым.

Наверное, я уделил тоннелю слишком мало внимания, потому что не заметил, как в руке Мааса появился «люгер». Маас наставил пистолет на мужчину. Я было сунул руку в карман, но Падильо остановил меня:

— Это не наше дело.

— Пожалуйста, капитан, верните мне деньги.

— Лжец! — воскликнул мужчина.

— Пожалуйста, деньги.

Мужчина вытащил деньги и передал их Маасу. Тот запихнул их в карман.

— А теперь, капитан, прошу вас заложить руки за голову и отойти к стене. Нет, не поворачивайтесь, встаньте ко мне спиной.

Мужчина повиновался, и Маас удовлетворенно кивнул.

— Вы помните, герр Падильо и герр Маккоркл, мой рассказ о некоем Шмидте? — продолжал Маас. — Разумеется, он был таким же Шмидтом, как я — Маас. Но он был моим братом, и я чувствую себя обязанным вернуть должок. Думаю, вы понимаете, капитан.

Он дважды выстрелил мужчине в спину. Симмс вскрикнул. Мужчина ткнулся лбом в стену, затем медленно осел на пол. Маас убрал «люгер» в карман и повернулся к нам.

— Вопрос чести, — объяснил он.

— Вы закончили? — спросил Падильо.

— Да.

— Тогда пошли. Вы первый, Маас.

Толстяк опустился на четвереньки и исчез в тоннеле.

— Теперь ты, Мак.

Я последовал за Маасом. Симмс и Бурчвуд ползли за мной. Линолеум на полу. Стойки из горбыля. Сорокаваттные лампы через каждые двадцать футов. Я насчитал их девять. Иногда головой я задевал за деревянную обшивку. Земля сыпалась мне за шиворот.

— Мой брат строил на совесть, — донесся до меня голос Мааса.

— Будем надеяться, что он не забыл вывести его на поверхность, — пробормотал я.

По моим расчетам, тоннель тянулся на шестьдесят метров. Продвигаясь вслед за Маасом, я пытался прикинуть, сколько кубических ярдов земли пришлось перетаскать семье Шмидта в мешках, сшитых из простыней. Но скоро запутался, перемножая большие числа.

Маас остановился.

— Тоннель кончился.

Это радостное известие я передал Симмсу.

— Есть люк? — крикнул сзади Падильо.

— Пытаюсь открыть его, — прохрипел Маас.

Он уже стоял. Передо мной были лишь коротенькие ножки, видневшиеся из-под плаща. Я прополз чуть дальше и сунул голову в небольшое расширение, в котором находился Маас. Его голова, шея, плечи упирались в круг ржавого железа. Пока усилия оставались безрезультатными.

— Не двигается, — выдохнул Маас.

— Давайте попробуем поменяться местами, — предложил я. — Я выше ростом. И смогу надавить сильнее.

С трудом мы протиснулись друг мимо друга. Изо рта Мааса воняло как из помойки. Я глянул вверх. Металлическая плита находилась в пяти футах от пола. Я как можно шире расставил ноги. Разогнулись они только наполовину. Уперся плечами, шеей, головой в крышку, приложил к ней ладони. Начал медленно подниматься, нагружая мышцы ног и рук. В последнее время я не баловал их физическими упражнениями. Оставалось лишь надеяться, что они еще не забыли о своем предназначении.

Люк стоял мертво. Кровь стучала в висках. На лбу выступили капельки пота, начали собираться в ручейки и скатываться по лицу. Я перестал давить, согнулся, чтобы немного передохнуть. Затем занял прежнюю позицию и удвоил усилия. Что-то подалось, к счастью, не моя шея. Пот уже заливал глаза. Но крышка сдвинулась с места. Самое трудное осталось позади. Ноги начали выпрямляться, плита все быстрее шла вверх. Раздался легкий хлопок, и меня окатило волной холодного воздуха. Уже руками я подтолкнул металлическую крышку, и она отлетела в сторону. Я поднял голову. Но звезд не увидел.