Анна Кэмпбелл Обольститель и куртизанка

Глава 1

Лондон, апрель 1826 года


Стоя посреди многолюдного шумного зала, Джулиан Саутвуд, граф Эрит, с любопытством разглядывал знаменитую куртизанку, которую намеревался сделать своей любовницей. Гостиная располагалась в самом сердце Мейфэра, был чудесный весенний вечер, но в воздухе явственно ощущался густой запах выставленной на продажу плоти, как на невольничьем рынке в Марракеше или в Константинополе.

В зале собрались в основном мужчины, хотя изредка в толпе мелькали и вызывающе разодетые женщины. Никто не обращал на них ни малейшего внимания, как никто, кроме Эрита, казалось, не замечал фривольных фресок с весьма реалистичным изображением охваченного страстью Зевса, сжимающего в объятиях юного Ганимеда.

На небольшом возвышении в углу пианист и скрипач исполняли сонату Моцарта. Музыка принадлежала к другому миру, возвышенному, чистому, не запятнанному грубыми животными страстями. К миру, с которым граф Эрит расстался навсегда.

Не желая углубляться в размышления о самом себе, граф повернулся к стоявшему рядом мужчине:

— Представьте меня, Каррингтон.

— С удовольствием, старина.

Каррингтон не потрудился уточнить, кем так живо интересуется его спутник. В этом не было нужды. Все мужчины в зале, включая графа Эрита, пожирали глазами раскинувшуюся на канапе хрупкую женщину с рассчитано скучающим выражением лица.

Эрит мгновенно оценил безошибочный выбор куртизанки, нарочно расположившейся напротив высоких окон западной стены. Теплые лучи заходящего солнца окрашивали в золотистые тона безупречную кожу и пышную волну рыжеватых волос, небрежно собранных в узел. В этом выигрышном освещении ярко-красное платье женщины сверкало огненными всполохами, словно алое пламя. Эффект, достойный королевского театра «Друри-Лейн».

Даже у искушенного Эрита, которому уловки дам полусвета набили оскомину, перехватило дыхание при виде этого зрелища. Одного взгляда на рыжеволосую сирену оказалось достаточно, чтобы кровь в его венах вскипела, сердце заколотилось, словно невидимые барабаны принялись выстукивать древний влекущий ритм страсти, а кожа покрылась мурашками от желания немедленно овладеть этой женщиной. Обольстительница добилась желаемого, даже находясь в другом конце зала. Определенно это была необычная куртизанка. Будь она заурядной, лорд Джулиан не явился бы сюда. Граф Эрит привык покупать только самое лучшее: платье, сшитое лучшими портными, лучших лошадей и лучших женщин.

Даже на его взыскательный вкус эта распутница была превосходна.

За последние десять лет лишь две выдающиеся женщины всколыхнули Лондон, заставив заговорить о себе свет. Одна из них, холодная смуглая красавица Сорайя, таинственная, как лунный свет, недавно стала женой герцога Килмора, отчего разразился неслыханный скандал. Другая, похожая на сияющее солнце, выставляла себя напоказ в этом зале. Она полулежала на канапе, словно изысканная драгоценность на бархатной подушечке ювелира. Эрит придирчиво смерил взглядом куртизанку, будто выбирал кобылу для своей конюшни.

«Боже, да она высокая, как сама Длинная Мег, о которой слагают баллады». Кроваво-красный бархат обрисовывал стройное тело женщины, подчеркивая все его восхитительные достоинства. Эриту с его огромным ростом отлично подошла бы любовница с подобной фигурой, хотя обычно он предпочитал более пышные формы.

Эрит остановил взгляд на лице кокотки. Оно оказалось интригующе необычным: квадратный подбородок, почти мужской, нос чуточку длинноват, скулы, пожалуй, слишком высокие. От украшенного золоченой резьбой входа в зал, где стоял Эрит, невозможно было рассмотреть цвет ее глаз, больших, сверкающих и немного раскосых.

То были глаза кошки. Или тигрицы. А ее рот…

Быть может, именно рот наделял эту женщину той неизъяснимой притягательностью, о которой шумела молва. Чересчур крупный, но разве это недостаток? При виде этих сочных алых губ у всякого мужчины взыграла бы фантазия. Перед мысленным взором Эрита мгновенно пронеслись непристойные картины, пробуждая острое желание.

В этой женщине, безусловно, таилось нечто особенное.

Ее нельзя было назвать ослепительной красавицей. Вдобавок дни ее юности давно миновали. Она не выставляла свои прелести напоказ, словно вульгарные грошовые безделушки на ярмарочной площади. Если бы Эрит встретил эту кокотку в каком-нибудь почтенном собрании, а не в знаменитом вертепе разврата, то почти наверняка принял бы ее за представительницу своего круга.

Почти наверняка.

Увидев, наконец, воочию ту, чье имя было у всех на устах, Эрит не мог скрыть удивления и, пожалуй, легкого разочарования. Так вот какова эта хваленая соблазнительница?!

Эта женщина властвовала над всей людской толпой, собравшейся в гостиной. Даже на расстоянии Эрит ощущал исходившую от нее обжигающую волну чувственности.

Куртизанка обвела зал презрительным взглядом. Вздернутый подбородок и насмешка в подрагивающих уголках губ кричали о дерзости и бесстрашии, бросали вызов.

Граф попытался подавить охватившее его желание, однако безрассудное сердце выстукивало исступленный бешеный ритм — так гремят барабаны, призывая армию к бою.

Пусть эта женщина оказалась не такой, как он ожидал, но к чему лгать? Она была великолепна, выше всех похвал.

Эта женщина знала себе цену. Улыбка ее говорила об искушенности и остром уме, о чувственности и поистине беспримерной уверенности в собственных чарах. Уверенности, какой Эрит никогда прежде не встречал в падших созданиях вроде этой блудницы, хотя за последние шестнадцать лет познал их немало. Графа нелегко было удивить — предаваясь самым изощренным любовным играм долгие годы, он успел пресытиться женскими прелестями и изучить все уловки, с помощью которых жрицы любви привыкли подчинять себе мужчин; неожиданно вспыхнувший интерес к куртизанке поразил его самого. Откуда этот жар в крови? Внезапно пересохшие губы? Яростные удары сердца?

О да, эта женщина будет принадлежать ему.

Не только потому, что она самая знаменитая куртизанка Лондона и сделать ее своей любовницей для графа Эрита — вопрос престижа, но и потому, что он желает обладать ею.

Джулиан Саутвуд уже много лет ничего не хотел так страстно.

— Счастлив видеть вас, мисс Рейнз. Надеюсь, вы в добром здравии. Как поживаете?

Оливия опустила шелковый веер с изображением разнузданной римской оргии. Перед ней стоял лорд Каррингтон, уже давно добивавшийся ее благосклонности. Оливия не уступала ему ради его же блага. Он был славным, достойным человеком и заслуживал лучшей участи. Куртизанка заставила себя улыбнуться, любезно протянув руку в длинной малиновой перчатке.

— Лорд Каррингтон. Благодарю, все превосходно. Как вы?

Вежливое расшаркивание… Боже, как она от него устала. Пустой светский ритуал, скучный, как сама жизнь.

Оливии пришлось сделать над собой усилие, чтобы преодолеть мучительную апатию. Она явилась сюда, потому что настало время выбрать нового любовника. Нельзя же вечно оставаться с Перри, хотя тот не скрывал, что с радостью и дальше оказывал бы ей покровительство. Даже теперь Перри вился вокруг нее, словно хлопотливая дуэнья.

Кто станет ее следующим избранником? Оливии было решительно все равно. Если бы она могла пробудить в своем сердце хотя бы искорку интереса к тому, кто будет делить с ней ложе… Ей стоило немалых трудов снискать славу полновластной владычицы над мужскими душами, и теперь она должна была кого-то выбрать.

Господи, как же она устала нести тяжкое бремя репутации.

— Лучше и быть не может, спасибо. — Порывисто поклонившись, Каррингтон поднес к губам ее руку. — Могу я представить вам графа Эрита? Он недавно вернулся из-за границы, как раз к началу лондонского сезона.

Оливия отняла руку и без всякого интереса (в конце концов, это всего лишь еще один мужчина, кем бы он ни был) перевела взгляд на высокую фигуру, стоявшую рядом с лордом Каррингтоном.

Рассеянный взгляд Оливии, став пристальным, медленно скользнул вверх. Глаза ее встретились, с глубоко сидящими глазами цвета стали. Или быть может, это льдистый блеск придавал серым глазам графа выражение непреклонности? Оливии пришлось призвать на помощь все свое самообладание, чтобы не дрогнуть под холодным пронизывающим взглядом этих глаз. Но Оливия Рейнз, прославленная лондонская куртизанка, умела держать удар. Может, ей и опостылела роль, которую приходилось играть, но исполняла она ее с блеском. Оливия знала, как обольстить, покорить и укротить мужчину.

Она вытянула вперед руку. Надменное, повелительное выражение ее лица нисколько не смягчилось.

— Милорд.

— Мисс Рейнз.

Как чуть ранее лорд Каррингтон, граф учтиво склонился над ее рукой. Даже сквозь атласную перчатку Оливия почувствовала, как холодна его ладонь. На мгновение гул людских голосов в комнате вдруг затих. Сильные пальцы Эрита сжали ее руку, гордый наклон темноволосой головы выражал скорее властность, чем вежливость. По спине Оливии пробежали мурашки, сердце отчаянно заколотилось.

Господи, что это с ней? Оливия растерянно моргнула, стараясь стряхнуть странное оцепенение и вернуться к реальности.

Бесстрастное лицо лорда Эрита не выдавало ни его мыслей, ни чувств.

Так откуда же у Оливии появилась уверенность, что граф задумал стать ее любовником?

Его яркая красота завораживала. Куртизанка внимательно рассмотрела твердый подбородок, надменный прямой нос и густые черные волосы графа. И как это она его раньше не заметила? На такого мужчину стоило обратить внимание. Внушительный рост и блестящая внешность привлекали в нем не меньше, чем необъяснимая аура властности, окружавшая его словно броня.

Ленивым жестом, достойным королевы куртизанок, она подняла веер и томно обмахнулась, нарочно выставляя напоказ изящную роспись по шелку, где двое обнаженных мужчин и нимфа бесстыдно предавались плотским утехам. Эта ребяческая выходка доставила Оливии удовольствие; неколебимое спокойствие лорда Эрита вызывало желание, во что бы то ни стало смутить его.

Лорд Каррингтон покраснел и отвернулся. Взгляд лорда Эрита бесстрастно скользнул по вееру и снова остановился на лице Оливии. Серые глаза под тяжелыми веками оставались непроницаемыми, но куртизанка могла бы поклясться, что ее шалость показалась графу забавной.

— Как вам нравится в столице, милорд? — невозмутимо спросила она.

— Я с удивлением обнаружил, что она полна прелестей, — ровным тоном заметил Эрит.

«А-а, игра началась».

— Как мило, — отозвалась Оливия, не потрудившись сделать вид, что не поняла намека. Ложная стыдливость никогда не относилась к числу ее излюбленных приемов. — Надеюсь, вам представится возможность изучить их глубже.

— Именно об этом я и мечтаю, мисс Рейнз. Можно мне рассчитывать на вас?

— Оливия очень занята, — резко вмешался Перри, настороженно ловивший каждое слово. Его рука повелительно легла на обнаженное плечо куртизанки, чуть повыше широкого квадратного выреза платья.

Изумленная Оливия подняла глаза на своего друга и покровителя. В его голосе звучала неприкрытая враждебность. Сказать по правде, Оливия почти забыла о Перри, увлеченная захватывающей безмолвной дуэлью с лордом Эритом.

— Кажется, я не имею чести вас знать, — обронил граф все тем же будничным тоном, оторвав, наконец, холодный стальной взгляд от лица куртизанки.

— Это лорд Перегрин Монтджой, — поспешно заговорил Каррингтон, беспокойно переводя взор с одного мужчины на другого. — Лорд Перегрин, это граф Эрит.

— Я знаю, кто это, — рявкнул Перри. Его пальцы еще крепче вцепились в плечо Оливии.

— Лорд Перегрин. — Эрит коротко поклонился. Его звучный голос казался мягким и вкрадчивым, но Оливия отчетливо услышала в нем предупреждение.

Она внезапно решилась.

— Завтра в четыре в этой гостиной будет подан чай.

— Чай? — Выражение его лица не изменилось, но Оливия угадала, что сумела, наконец, обескуражить этого несносного человека.

— Да, чай.

Уж не вообразил ли граф, что она готова раздвинуть ноги по первому его слову? Если так, то он, должно быть, действительно слишком долго пробыл вдали от Англии. Оливия Рейнз сама выбирала себе любовников, сама устанавливала правила игры и сама решала, когда настало время сменить декорации. Непокорный, мятежный нрав снискал ей славу самой непостижимой и желанной женщины в Лондоне. Независимость придавала ей особую притягательность.

Оливия почувствовала невысказанное желание лорда Каррингтона получить приглашение на чаепитие, но промолчала. Каррингтон слишком хорош для таких, как она. Другое дело — граф Эрит.

— Спасибо. Буду с удовольствием. — В его басистом шепоте не было и тени радости. Как же Оливия распознала за вежливым равнодушием скрытое торжество?

— Итак, до завтра?

— До завтра. — Он снова склонился над рукой Оливии. Еще одно мимолетное касание его длинных пальцев. — Мисс Рейнз.


— Как ты можешь даже думать об этом мерзавце? — Перри, одетый в роскошный фиолетовый шелковый халат, бросился плашмя на постель Оливии и уставился отрешенным взглядом в потолок, где танцевала балет стайка гипсовых купидонов.

— Я еще не решила окончательно. — Оливия положила на туалетный столик тяжелую серебряную щетку для волос и посмотрела на Перри в зеркало. Ей не было нужды спрашивать, кого имеет в виду ее друг. Граф Эрит незримо присутствовал в ее спальне с того мгновения, как несколько минут назад туда ворвался Перри.

— Он думает, что уже заполучил тебя, — угрюмо пожаловался лорд Монтджой.

— То, что он думает, вовсе не обязательно случится на самом деле. — Оливия задержала внимательный взгляд на молодом человеке, раскинувшемся на ее постели. Знойный красавец Перри напоминал ожившее полотно Караваджо. — Чем тебе не угодил Эрит?

— Он просто надменный осел.

— Это верно. Но в высшем свете таких большинство. Тебе известно о нем что-нибудь еще?

— Я знаю, что он заносчивый негодяй. Знаю, что он отъявленный ловелас и не делает из этого секрета. Эрит покинул Англию шестнадцать лет назад, поступив на дипломатическую службу, и с тех пор редко наведывался в Лондон. Где бы ни появился этот фанфарон, он берет себе в любовницы самую знаменитую куртизанку, а после, пресытившись, бросает ее и находит новую.

— Едва ли это имеет значение, — равнодушно бросила Оливия. — Я не собираюсь хранить ему верность до гроба.

— Женщины для него — трофеи. Они тешат его тщеславие. Сейчас он приехал на свадьбу дочери…

— На свадьбу дочери? — Рука Оливии сжала украшенную гравировкой ручку щетки для волос. Странно, но ей не приходило в голову, что граф может оказаться человеком семейным. Как глупо. Лорду Эриту, должно быть, около сорока, большинство мужчин в этом возрасте уже надежно окольцованы. — Так он женат?

Что ж, возможно, от лорда Эрита придется отказаться. Оливия твердо придерживалась лишь одного правила: выбирала себе любовников, не связанных узами брака.

Пухлые розовые губы Перри печально скривились.

— Нет, он не женат, черт бы его побрал. — Перри знал правила Оливии не хуже ее самой. — Эрит женился молодым, жена его погибла, упав с лошади. Она оставила ему двоих детей, мальчика и девочку. В этом сезоне все только и говорят, что о предстоящем замужестве дочери Эрита. Ты наверняка слышала о свадьбе леди Ромы Саутвуд и Томаса Рентона, наследника старого Уэйнфлита.

— Нет, не слышала. — Оливия рассеянно отложила щетку и повернулась к Перри: — Ты не сказал, богат ли он.

Хмурое лицо Перегрина вытянулось еще больше, но, к его чести, лгать он не стал.

— Эрит богат как Крез.

— Звучит превосходно. Мне думается, он идеально подходит.

Перри едва не зарычал от ярости.

— Подходит? Как бы не так! Это негодяй и распутник, от которого женщинам лучше держаться подальше. В нем нети малейшей крупицы доброты. Говорят, он безжалостен и жесток. На континенте он не раз дрался на дуэли и убил, по меньшей мере, троих, насколько мне известно. Не будь он блестящим дипломатом, министерство иностранных дел давно отослало бы его домой, но мерзавец чертовски хорошо справляется со своими обязанностями. Этот человек обесчестил свое имя, и теперь позорит свою страну. Боже правый, Оливия, да он даже собственных детей поспешил сбыть с рук. Не успели предать земле тело жены, а он уже подбросил детей сестре и с тех пор их почти не видел. Для него существует лишь он сам да его удовольствия, и горе тому, кто встанет у него на пути. И такому человеку ты хочешь доверить свою судьбу?

Яростная вспышка Перри удивила Оливию.

— Что ты так кипятишься? Можно подумать, ты сам образец морали.

Губы Перри сжались в тонкую линию.

— Оливия, этот самовлюбленный негодяй умен и беспощаден. Все кончится тем, что он заставит тебя страдать.

Пальцы Оливии, перевивавшие пряди волос, замерли.

— Эрит груб? Несдержан? — Она сомневалась, что граф способен поднять руку на женщину, однако Перри наверняка был осведомлен куда лучше: он всегда внимательно следил за слухами.

— Нет, — неохотно признал Монтджой. — Я ничего такого не слышал. Но побои далеко не единственный способ причинить боль женщине.

Это верно, и сама Оливия — живое тому доказательство.

Она заговорила, спеша отогнать мучительные воспоминания прежде, чем они запустят в нее свои когти:

— Я сумею о себе позаботиться. Ты сгущаешь краски, наделяя графа всесилием, которым он не обладает.

Лицо Перри гневно вспыхнуло. В его глазах читалась боль и неподдельная тревога. Оливия любила лишь двух мужчин на земле, и Перри был одним из них. Ей вовсе не хотелось его расстраивать. Но выбирать себе любовников она предпочитала сама и в советах не нуждалась.

— Мне кажется, ты попросту меня не слышишь! — обиженно воскликнул Перегрин. — Ты ведь уже все решила, верно?

«Пожалуй, да. Хотя завтрашняя беседа за чаем поможет принять окончательное решение». Оливия улыбнулась, вспомнив, как оцепенел граф, когда его пригласили на невинное чаепитие.

— Да. — Она перевязала лентой кончик косы, поднялась и сбросила платье, оставшись в простой белой ночной рубашке, которую обычно надевала, когда не нужно было выставлять себя напоказ. — Моим следующим любовником будет граф Эрит.

— Что ж, да поможет тебе Господь. Мне нечего больше сказать. — Перри скатился с кровати и поцеловал Оливию в щеку. — Доброй ночи, дорогая.

— Доброй ночи, — прошептала куртизанка, задумчиво глядя на огонь в камине. Перри вышел, тихо притворив за собой дверь. — Да поможет мне Бог, — добавила она, хотя чутье подсказывало, что ни ей, ни Эриту не стоит рассчитывать на покровительство Господа.

Оливия не назвала Перри истинную причину, почему выбрала графа своим покровителем.

Заглянув в холодные серые глаза Эрита, она поняла, что видит перед собой человека, подобно ей самой, лишенного души. Чем не любовник для бездушной женщины? Вместе они составят великолепную пару.

* * *

Эрит прибыл в городской особняк лорда Перегрина Монтджоя ровно в четыре пополудни. Передав шляпу, перчатки и трость дворецкому, он обвел внимательным взглядом необычайно пестрое, кричащее убранство холла: бесчисленные зеркала, золоченые канделябры, бронзовые завитушки, потолочные росписи и обнаженные античные статуи. Скульптуры изображали исключительно мужчин, чью бесстыдную наготу не прикрывали даже фиговые листки.

Неужели лорд Перегрин выбрал эти безвкусные украшения, чтобы подчеркнуть род занятий своей гостьи? Оливия Рейнз определенно не нуждалась в подобной вульгарной рекламе. Всякий мужчина, в чьих жилах текла кровь, а не водица, тотчас ощущал огненную ауру чувственности, окружавшую эту женщину.

Дом отличался чрезмерной, нарочитой роскошью. Его можно было бы принять за дорогой бордель, если бы не отменное качество и баснословная цена предметов обстановки.

— Прошу сюда, ваша светлость. — Бесшумно появившийся дворецкий проводил Эрита в маленькую комнату, отделанную с той же кричащей помпезностью, что и салон, где граф побывал днем раньше.

— Лорд Эрит. — Оливия Рейнз поднялась и присела в реверансе с грацией, которая сделала бы честь принцессе крови.

Шагнув вперед, граф взял ее руку. Он с удовольствием отметил, что на этот раз Оливия не надела перчатки. Склонившись, он коснулся губами ее пальцев и впервые ощутил упругую гладкость ее прохладной кожи. От нее исходил легкий запах духов или мыла, однако окутывавший ее головокружительный аромат женственности был куда сильнее, он сводил с ума. Пожалуй, граф не решился бы променять место в раю на ночь в объятиях этой женщины, но пахла она божественно. — Мисс Рейнз. А где же лорд Перегрин?

— Я предпочитаю вести подобные беседы одна, — холодно произнесла Оливия, высвободив руку и направляясь к накрытому чайному столику. Несмотря на всю свою пресыщенность, Эрит испытал укол разочарования, когда она ускользнула, унося с собой нежное, изысканное благоухание. — Или вы нуждаетесь в дуэнье, милорд?

Эрит с трудом подавил смех. Он не ошибся в мисс Рейнз. Бесстыжая плутовка не испытывала ни малейшего почтения к его титулу. Это обстоятельство лишь разожгло его любопытство и подстегнуло интерес к мисс Рейнз. Наконец-то бывалому охотнику попалась достойная дичь. Давненько такого не случалось.

— Пожалуй, моя репутация не пострадает, если я проведу полчаса в вашем обществе.

— Рада это слышать.

Полные чувственные губы — как ему хотелось поцеловать их — скривились в усмешке. Боже, Эрит не в силах был припомнить, когда в последний раз так страстно мечтал о женщине.

С прирожденной грацией, сквозившей в каждом ее движении, Оливия указала на стул напротив себя.

— Садитесь, пожалуйста, милорд.

Эрит опустился на стул, не сводя глаз с лица куртизанки. Чаепитие проходило в молчании, если не считать пустого обмена ничего не значащими фразами — какой чай он предпочитает, не хочет ли сандвич или пирожное. Накануне граф подумал было, что «чай» всего лишь эвфемизм, и за приглашением мисс Рейнз скрывается нечто более занимательное, но теперь его сомнения рассеялись: едва ли Оливия предложит ему покувыркаться на скорую руку в этой маленькой, безвкусно обставленной гостиной. Вся сцена чертовски напоминала чаепитие с сестрой, если бы не аромат чувственности и соблазна, дразнивший его ноздри.

— Вам известно, зачем я здесь? — произнес он, желая обратить на себя внимание куртизанки. Большинство женщин, которых граф Эрит находил привлекательными, пускали в ход все свои чары, чтобы пленить его сердце. Оливия Рейнз казалась равнодушной, словно глухая, вдовствующая гранд-дама на благотворительном музыкальном вечере. — Я хочу стать вашим любовником.

Прием был грубоват, обычно Эрит действовал более тонко, но чутье подсказывало ему, что эта женщина отвергнет лицемерное расшаркивание и двусмысленные намеки. Он усмехнулся, вспомнив, с каким неподражаемым апломбом она распахнула веер со скабрезной картинкой у него перед носом. Дерзкая чертовка посмела бросить ему вызов, хотела его сконфузить.

Ее забавная выходка не смутила графа, а, напротив, изрядно заинтриговала.

Оливия не улыбнулась, но губы ее чуть дрогнули. Эрит заметил маленькую темную родинку в уголке ее рта. Ему мучительно захотелось коснуться языком этого крохотного бархатистого пятнышка, ощутить вкус этих нежных насмешливых губ.

Черт побери! Он не испытывал волнения при мысли о поцелуе с тех пор, как еще мальчишкой увивался за горничными. А теперь его тело буквально взбунтовалось. Слава Богу, столешница надежно скрывала, как будоражат его кровь безразличие и отстраненность Оливии.

— Я смотрю, вы без преамбулы перешли к делу, — задумчиво проронила куртизанка и, поднеся чашку к губам, отпила глоток. Ее рука даже не дрогнула, что больно уязвило графа. Неужели пышный титул и богатство великого Эрита ничего для нее не значат? Ни одна женщина прежде не проявляла к нему подобного пренебрежения. И самое нелепое, что этот холодный прием оказала ему продажная девка. Обычно дамы полусвета вились вокруг него как мотыльки. Тугой кошелек делал его желанным гостем в любом салоне.

— А вам хотелось бы, чтобы я начал издалека?

— Нет, я нахожу вашу откровенность… занятной. В ней есть приятная новизна. — Поставив чашку на стол, Оливия с отстраненным любопытством оглядела Эрита. Своей блестящей карьерой дипломата граф был обязан способности угадывать малейшие перемены в чувствах и настроениях противника. Но прочесть мысли этой женщины он не смог бы даже ради спасения жизни. — И как вы представляете себе нашу связь?

Для начала он хотел бы сразу, немедля завалить эту несносную женщину на обюссонский ковер и сорвать с нее одежду.

Эрит поерзал на изящном стуле красного дерева: его тело плавилось от мучительного желания. Черт возьми, как же ей удалось так его распалить? Как ни странно, Оливия не говорила ничего игривого или двусмысленного. Она даже не прикоснулась к нему. И все же у него потемнело в глазах от вожделения. Его плоть стала тверже железа.

Эрит с усилием сглотнул, призывая на помощь свое знаменитое самообладание. Однако голос его прозвучал хрипло:

— Я пробуду в Лондоне до июля, а после вернусь в Австрию — дипломатическая служба требует моего присутствия в Вене. Я сниму для вас дом, назначу содержание, пока я здесь. У вас будут слуги и собственный выезд.

— А взамен от меня потребуется быть в полном вашем распоряжении. — В ее словах слышалась ирония, не вполне понятная Эриту.

— Всецело, — веско подтвердил граф. Лорд Эрит не собирался ни с кем делить свою любовницу. Ей следовало об этом знать, прежде чем они заключат сделку.

А что, если Оливия не согласится принять это условие? Будь на месте мисс Рейнз любая другая девица подобного сорта, Эрит просто пожал бы плечами и откланялся, но с этой женщиной все было иначе. Он и сам не знал, как бы поступил.

Проклятие! Как ей это удается?

Мисс Рейнз заговорила так, будто обсуждала деловое соглашение. Для нее, возможно, речь шла о сделке, не более. Если бы Эрит мог быть хотя бы вполовину таким же безразличным.

— Уверена, вам известно, что, выбирая себе покровителя, я требую абсолютной свободы. Я сама решаю, когда начать связь и когда оборвать ее, я распоряжаюсь собой и своим временем. И единственное, что я обещаю, — хранить вам верность, пока наше соглашение в силе.

— Выходит, мадам, я должен выложить чертову кучу денег, чтобы вы жили, как вам вздумается, ни в чем себе не отказывая? — язвительно заметил Эрит.

Оливия невозмутимо пожала плечами.

— Решать вам, милорд. В Лондоне немало других женщин.

Да, но Оливия Рейнз только одна, и она знает это не хуже его. Желание сводило Эрита с ума. Безразличие куртизанки лишь подливало масла в огонь.

Мисс Рейнз сложила руки на коленях. Эту позу можно было бы счесть скромной, если бы почти осязаемая чувственность Оливии не придавала любому ее движению пряный привкус соблазна.

Эрит полез во внутренний карман сюртука.

— Разрешите мне преподнести вам небольшой подарок как знак уважения.

Достав из кармана узкий футляр, обтянутый бархатом, он положил его на стол и придвинул к Оливии. Та, не выказывая особого интереса, раскрыла футляр и несколько мгновений молча разглядывала содержимое.

Возможно, Эриту удалось, наконец, произвести впечатление на мисс Рейнз. Он потратил два часа в «Ранделл и Бридж», выбирая этот браслет. Увидев великолепные рубиновые цветы на переплетенных золотых стеблях, инкрустированных бриллиантами, он тотчас понял, что именно это и искал.

Браслет был таким же изысканным и необычным, как сама Оливия Рейнз.

Выражение ее лица не изменилось, но содержанка, сменившая стольких мужчин, наверняка могла бы назвать с точностью до пенни цену этой сверкающей дорогой безделушки.

Оливия легко угадала скрытый смысл подарка: граф Эрит богат и щедр; если она согласится на его покровительство, драгоценности посыплются на нее дождем.

Она медленно закрыла футляр и перевела взгляд на графа. Глаза ее цвета топаза казались непроницаемыми.

— Да, лорд Эрит, я стану вашей любовницей.

Загрузка...