Обольститель и куртизанка

Глава 17

Лакей распахнул дверь перед Оливией. Шел восьмой час. Отправившись рано утром на верховую прогулку в Гайд-парк, куртизанка вернулась домой лишь к вечеру. Она задержалась у Перри: последние приготовления перед балом по случаю его тридцатилетия заняли больше времени, чем рассчитывала Оливия, а после лорд Перегрин захотел, чтобы она осталась для приятной дружеской беседы.

Перри чувствовал себя брошенным. Оливия понимала его. И все же настойчивое желание Монтджоя задержать ее как можно дольше казалось нарочитым, как будто Перри замышлял разлучить ее с Эритом.

Разумеется, так и было. Ненависть молодого лорда к графу не ослабела, а лишь усилилась.

После долгого дня Оливия чувствовала усталость и раздражение. Весь вечер ее глодало нетерпение. Приятное ожидание встречи с любовником — совершенно несвойственное ей ощущение — потрясло ее больше, чем пережитые некогда сцены самого разнузданного разврата. И все же при одной мысли о встрече с Эритом ее походка стала легкой и упругой. Разве это не предвкушение счастья?

Слава Богу, в июле Эрит покинет Лондон, а не то она превратится во всеобщее посмешище.

Сердце Оливии на мгновение замерло. Мысль о грядущем отъезде Эрита не принесла облегчения, как она надеялась.

Глубоко задумавшись, куртизанка сняла шляпку и передала дворецкому.

— Я приму ванну и немного поем, Лейтем. Я выпила бы чаю. Никакого вина.

— Его сиятельство здесь, мадам. Наверху, в гостиной.

Оливия удивленно замерла, стягивая перчатки. Накануне граф провел с ней весь день, и она резонно полагала, что этот вечер он захочет посвятить семье.

— Граф давно ждет?

— С четырех часов пополудни, мадам.

С четырех? Значит, он явился необычно рано.

— Спасибо, Лейтем. Подождите пока отдавать распоряжения насчет ванны.

— Хорошо, мадам. — Дворецкий поклонился и исчез за дверью.

Хотя Эрит томился в ожидании больше трех часов, Оливия помедлила, прежде чем войти в гостиную. Она хотела убедиться, что полностью владеет собой: опасная вспышка чувств, пережитая накануне, внушала ей страх.

Заглянув в зеркало в холле, она увидела пылающее лицо и светло-карие глаза, полные тревоги. Женщина в зеркале ничем не напоминала холодную королеву куртизанок. Эта женщина казалась уязвимой, робкой и испуганной, оттого что рассказала о себе слишком много, впустив чужого человека в свою жизнь. Куда заведет их с Эритом эта связь?

С графом Оливии довелось пережить то, что она никогда не испытывала с другими мужчинами. Странную, завораживающую близость. Чувство более сильное, чем дружба. Не похожее на узы родственной любви.

Прежде она никогда не ощущала связи ни с одним из своих любовников, но лорд Эрит с самого начала привязал ее к себе невидимыми нитями, и вот теперь она не в силах их разорвать.

Будь он проклят за то, что заманил ее в эти зыбучие пески. Ведь он хорошо знал, что любое искреннее чувство между ними обречено обернуться трагедией и утратой.

Эрит — аристократ, вознесенный на вершину власти. Его долг — заботиться о своей семье. А Оливия всего лишь блудница, падшее создание.

Эта связь для них обоих — не что иное, как короткая интерлюдия.

Оливия начала медленно подниматься по лестнице, с каждым шагом упрямо возводя вокруг себя незримые барьеры. Она достаточно сильна. Ни один мужчина не сможет сломать ее. Она способна вынести все.

И все же, когда Оливия открыла дверь гостиной, ее охватила дрожь, как в то утро, когда Эрит поцеловал ее в парке под дождем.

Граф сидел в просторном кожаном кресле, повернувшись спиной к камину, с раскрытой книгой на коленях. Его волосы казались растрепанными, как будто он то и дело ерошил их. Одетый в черный шелковый халат, он выглядел безмятежно спокойным — одна рука его удерживала книгу, другая сжимала наполовину полный бокал с кларетом.

При виде Эрита Оливия попыталась скрыть охватившую ее радость. Но это было так же невозможно, как остановить грозу или удержать прилив.

Граф поднял глаза и улыбнулся краешком губ. Оливии случалось видеть Эрита распаленным желанием, язвительным и самодовольным, смеющимся, но на этот раз в его улыбке таилось столько нежности, что у Оливии мучительно сжалось сердце. Все ее надежды изобразить холодную распутницу, жрицу любви рассеялись как дым. Улыбка Эрита согрела ее ледяную, омертвевшую душу, словно солнечное тепло после бесконечно долгой зимы. Суждено ли ей замерзнуть вновь, или это чувство — предвестие лета?

— Добрый вечер, Оливия. — Даже голос Эрита звучал необычайно нежно.

— Добрый вечер, лорд Эрит. — Голос Оливии дрогнул. Закрыв за собой дверь, она несмело вошла в комнату.

— Так официально? — Эрит поставил бокал на столик красного дерева.

Взгляд Оливии последовал за его рукой. На полированной поверхности столика, рядом с бокалом, лежал ворох яркого шелка.

Что это? Ленты? Отмахнувшись от мысли о загадочном шелке, Оливия посмотрела в лицо графу.

— Эрит.

— Джулиан.

Оливия не могла бы сказать почему, но назвать графа по имени означало для нее покориться, сдаться на его милость. И все же она согласно кивнула.

— Джулиан.

Улыбка Эрита стала шире.

— Спасибо. — Он сказал это так, словно только что получил из рук Оливии величайшую награду.

Куртизанка опустилась в кресло напротив графа, не сводя с него глаз. Она не понимала, что творится в его мыслях, но знала лишь одно: он все еще под властью той близости, что возникла между ними минувшей ночью.

Встретив его утром в парке, она подумала, что во время следующего свидания Эрит, скорее всего, притворится, что того хрупкого доверия, той откровенности, что объединила их в долгую дождливую ночь, не было вовсе. Все стало бы куда проще, выбери он этот путь, но лорд Эрит никогда не искал легких путей.

Он пока не прикоснулся к Оливии, хотя его домашний халат выглядел весьма красноречиво. Мускулистое тело графа притягивало взгляд; Оливию обдало волной жара, словно Эрит прижал ее к себе.

Его туманно-серые глаза лучились мягким светом. Оливия с удивлением вспомнила, что когда-то эти глаза казались ей холодными как сталь и бесчувственными.

Господи, спаси и помилуй! Как быстро серый стал ее любимым цветом.

— Ты прождал весь день? — Эта бессмысленная реплика, должно быть, выставила ее полнейшей дурехой.

Эрит медленно кивнул: — Да.

— Я была с Перри.

Еще одна нелепая фраза. Во всяком случае, она не обязана отчитываться перед Эритом в том, как проводит свободное время. Это оговаривалось в соглашении. Но Оливия с ужасом понимала, что все происходящее между ними не имеет ничего общего с бесстрастным деловым соглашением. Речь идет об опасном, пугающем чувстве, грозящем разрушить весь ее мир. Чувстве, в котором она не желала признаваться даже самой себе.

Вчерашний день изменил слишком многое. Если бы только граф не последовал за нею в Кент. Если бы Эрит оставался чужим для нее, она нашла бы в себе силы погасить жадное пламя, пожиравшее ее душу.

На губах Эрита играла улыбка, его взгляд не отрывался от ее лица. Оливия привыкла будить в мужчинах желание, но за все годы ее беспутной жизни ни один мужчина не разглядывал ее так внимательно. Взгляд Эрита смущал ее, лишая воли.

И все же она не в силах была отвести глаза.

— Не важно. Мне требовалось время, чтобы подумать. Оливия предпочла не задавать очевидный вопрос. Едва ли ей хотелось бы услышать ответ. Вместо этого она спросила:

— Ты ужинал?

— С этим можно повременить. А ты?

Она перекусила у Перри в середине дня и вернулась домой голодной. Перед любовным поединком с графом неплохо было бы подкрепиться. Но странная, неожиданная встреча заставила ее забыть о еде.

— Я не голодна, спасибо.

Эрит положил книгу на столик, рядом с бокалом и ворохом шелковых лент.

— Хорошо.

Оливия слегка наклонилась вперед.

— Мне неприятно признаваться в этом, Эрит, но ты заставляешь меня нервничать.

Эрит снова улыбнулся, или, скорее, его губы изогнулись в подобии улыбки.

— Тебе не о чем волноваться.

Руки Оливии, обхватившие подлокотники кресла, сжались в кулаки.

— Вот теперь я по-настоящему встревожена.

— Хочешь вина?

— Зачем? — с подозрением спросила куртизанка. — Мне оно понадобится?

Эрит тихонько рассмеялся, и звук его смеха отозвался щекочущей волной в теле Оливии, словно теплый мед тонкой струйкой потек у нее по спине.

— Возможно. Я хочу сыграть с тобой в одну игру. Взгляд Оливии метнулся к невинному на вид вороху лент. Только это не были ленты. Скорее разноцветные шелковые шнуры.

— Ты хочешь меня связать? — безжизненным тоном произнесла она.

Эрит устал действовать лаской, уговаривать ее, задабривать и убеждать, он потерял терпение и задумал применить силу.

Сказать по правде, Оливия надеялась, что у графа более богатая фантазия. Она переоценила Эрита. Разумеется, воображение рисует ему те же убогие, набившие оскомину картины, что и остальным мужчинам.

Пожалуй, это даже лестно, что Эрит пытается вовлечь ее в свои игры, решила Оливия. Как ни странно, этим он стал ей еще дороже, хотя и разочаровал.

Подавив вздох, Оливия откинулась на спинку кресла, чувствуя, как напряжение отпускает ее. Наконец-то она оказалась в знакомой стихии, пусть происходящее и выглядело чертовски банально. Эрит внимательно ее разглядывал.

— У тебя нет возражений?

Оливия принялась расстегивать жакет. Конечно, он захочет, чтобы она разделась. Другие мужчины, желавшие видеть ее пленницей, срывали с нее одежду.

— Нет, никаких возражений.

Разве что она снова останется опустошенной и неудовлетворенной, а на лице Эрита вновь появится смущенное, печальное выражение.

— Хорошо, тогда мы попробуем это в следующий раз.

Пальцы Оливии замерли, едва взявшись за третью пуговицу. Она медленно встала с кресла, негнущиеся ноги с трудом ее держали.

— Что ты сказал?

Эрит взял в руки шнуры и начал с ними играть. Оливия следила, не отрываясь за завораживающими движениями его сильных загорелых пальцев. Эти стремительные движения вызывали смутную тревогу, в них было что-то невыразимо чувственное.

— Я сказал, что мы попробуем это в следующий раз, — спокойно повторил он.

Вся уверенность Оливии мгновенно улетучилась — так разбегаются врассыпную копошащиеся под камнем крабы, стоит направить на них яркий луч света.

— Так чего же ты хочешь сейчас? — Слова давались Оливии с трудом: горло ее сдавило спазмом.

Эрит поднялся, но остался стоять, не делая попытки приблизиться. Как всегда, он возвышался над Оливией словно башня; граф — единственный мужчина из всех, кого она знала, — мог заставить ее почувствовать себя миниатюрной и женственной. Внезапно мысль о том, что Эрит свяжет ее и попытается соблазнить, вызвав ответное желание, пробудила ее любопытство. Еще неделю назад она не могла бы себе такое представить. Да что там неделю, даже минуту назад.

Эрит все еще держал в руках витые шнуры.

— Я хочу, чтобы ты меня связала.

Оливия растерянно отступила на шаг. Она не представляла себе Эрита в роли безвольной жертвы. Неужели он из тех мужчин, что любят побои? Один из ее бывших любовников нуждался в боли, чтобы достигнуть, пика наслаждения, и Оливии пришлось быстро покончить с этой связью. Она не могла без отвращения изображать пародию на жестокость — лорд Фарнсуорт показал ей, что такое настоящая безжалостность.

— Нет.

Эрит мягко разжал пальцы, и шнуры соскользнули на стол.

— Как хочешь.

Взгляд Оливии задержался на спутанных ярких шелковых шнурах, рассыпавшихся по темному дереву. Даже для женщины, равнодушной к соблазну плоти, было что-то необъяснимо притягательное в медленном чувственном скольжении шелковых шнуров, в изящных движениях гибких пальцев Эрита.

По телу Оливии пробежала странная дрожь, словно эти длинные пальцы касались ее обнаженной кожи. Она не сразу осознала смысл слов Эрита.

— Ты не хочешь, чтобы я тебя отхлестала? — изумленно выдохнула она.

Эрит потрясенно замер, глядя ей в глаза.

— А тебе этого хочется?

— Нет. — Оливия недоуменно нахмурилась. С каждым мгновением она все меньше понимала, что на уме у графа. — Разве не об этом ты просил?

Эрит, мягко улыбаясь, взял ее за руку. Оливия попыталась вырваться, но он крепко ее держал. Куртизанка почувствовала, как от тепла его рук тает лед в ее сердце.

«Скоро льда не останется вовсе. Боже милостивый, и что же тогда будет?»

— Ты видела меня с дочерью сегодня утром.

— Да.

— Рома заставила меня понять, что самое ужасное мое прегрешение не бегство от семьи, хотя и в этом мне нет прощения. Главное, я никогда не давал ей свободу выбора. — Эрит замолчал, и Оливия увидела на его лице тень давней затаенной печали. — Я потерял Джоанну, потому что пытался навязать ей свою волю.

Оливия склонила голову набок, брови ее удивленно изогнулись.

— Но ты мужчина. Вы любите, чтобы вам подчинялись.

— Только не сегодня. Не ты. — Эрит выпустил руку куртизанки, вскинул голову и расправил плечи. Лицо его помрачнело. Оливия никогда еще не видела его таким угрюмым, — Я долго думал, Оливия. И словно вдруг увидел себя со стороны. Будто зеркало с беспощадной правдивостью отразило все мои поступки. Показало, как я вел себя с тобой и со всеми женщинами в моей жизни.

Оливия сцепила пальцы, сжав руку Эрита.

— Ты хорошо обращался со мной. А я держалась отчужденно и едва ли заслуживаю симпатии.

Протянув руку, Эрит легко коснулся ее щеки. Мимолетно, словно ласточка задела лицо своим крылом. Но в этом касании было столько нежности, что у Оливии перехватило дыхание.

— Не глупи, Оливия. Ты сумела вызвать у меня самые теплые чувства.

Оливия моргнула, пытаясь прогнать туманную пелену, застилавшую глаза. Лучше бы Эрит не говорил этого. Потому что однажды, очень скоро, его не будет рядом, чтобы повторить эти ласковые слова. И даже если он задержится в Лондоне, возможно, ему не захочется произнести их снова.

Каждый раз, стоило Эриту заговорить с ней так, Оливия чувствовала себя курильщиком опиума, получившим дневную дозу яда. И как всякий злосчастный бедняга, пристрастившийся к зелью, жаждала урвать еще.

— Я была тебе не слишком хорошей любовницей, — хрипло проговорила она.

— Наша история еще не окончена, милая. Оливия изумленно застыла. Эрит, казалось, не заметил, что у него вырвалось это нежное слово.

Перри иногда обращался к ней «милая» в своей небрежной, рассеянной манере, но лорд Эрит никогда прежде не произносил таких слов, едва ли они часто срывались у него с языка.

«И надо же быть такой сентиментальной идиоткой», — мысленно выбранила себя Оливия. Однако душа ее уже раскрылась, как парус на ветру.

— Я не могу дать тебе то, чего ты хочешь. — Она должна была предупредить Эрита, что он напрасно расточает самые нежные ласки.

— Дай мне то, что можешь.

Оливия облизнула пересохшие губы и расправила плечи.

— То есть ничего.

— Неправда, Оливия. Ты уже дала мне очень много. И снова лицо Эрита осветилось нежной улыбкой. О Боже, лучше бы он не смотрел на нее так! Каждый раз его ласковый взгляд словно пронзал ее сердце пылающей стрелой. Граф одержал победу, заставив ее признать поражение, а теперь угрожал разрушить защитную скорлупу безразличия.

Оливия знала: этот человек принесет ей одни несчастья. И все же ни за какие блага она не отказалась бы от встречи с ним.

— И что же я тебе дала? — воинственно вскинулась она.

— Разве ты не знаешь, что вернула мне мою душу? Эти прямые слова пронзили сердце Оливии, укрощая гнев. Она с трудом разомкнула губы:

— Тогда, возможно, я все же стоила тех денег, что ты на меня потратил.

Эрит не впал в ярость. Оливии следовало бы лучше его знать. В глазах его застыла невыразимая печаль, что ранило Оливию куда больнее, чем мог бы задеть гнев.

— Перестань, Оливия. — Всего два слова, произнесенных ласковым голосом, усмирили враждебность Оливии; взбешенные чудовища — стыд, жестокость, упрямство и отчаянное одиночество — мирно улеглись, свернувшись в клубок. — Я тоже хочу вернуть тебе твою душу. — Он говорил так тихо, что Оливия невольно наклонилась, чтобы его расслышать. На нее пахнуло мускусным ароматом его тела, головокружительным, пробуждающим желание.

Желание? Оливия никогда не испытывала влечения к мужчине. Но даже если бы испытала, какой Эриту в этом прок? Ее тело не отзывается на прикосновения, а сердце мертво для чувств.

Мертво? Собственные мысли показались ей фальшивыми. Как ни удивительно, в это мгновение сердце Оливии сжималось от нестерпимой боли.

— Ты говоришь о наслаждении плоти, — вяло проговорила она.

— У тебя украли способность испытывать чувственное удовольствие. Это непростительное злодеяние.

— И все же я выжила.

— Выживать и жить совсем не одно и то же. Оливия моргнула, слезы жгли ей глаза. К чему лгать?

Она мечтала бы стать той женщиной, какой Эрит желал ее видеть.

— Слишком поздно. Эрит резко качнул головой.

— Нет. — Оливия чувствовала на себе неподвижный испытующий взгляд графа. — Ты доверяешь мне?

Оливия с сомнением прищурилась.

— Я никому не доверяю.

— Знаю. — Эрит немного помолчал. — Ты могла бы довериться мне сегодня ночью? О большем я не прошу. Только на одну ночь, не навсегда.

— Для людей вроде нас слова «навсегда» не существует, — печально отозвалась Оливия.

— Неправда, — возразил Эрит. В его звучном голосе слышалась глубокая убежденность. — По крайней мере, подари мне одну привилегию: будь со мной честна.

Оливия призвала на помощь последние остатки мужества, чтобы дать Эриту отпор. Как бы ей хотелось его принизить, сделать похожим на любого другого жалкого самца из тех, что побывали в ее постели.

— Я всего лишь шлюха. Честность для таких, как я, — непозволительная роскошь.

— Ты чувствуешь себя шлюхой рядом со мной? Что она могла ответить?

— Чего ты хочешь, Эрит? — в отчаянии воскликнула Оливия.

— Того, что хочешь ты.

— Это бессмысленно.

— Возможно, просто непривычно.

— Ни один мужчина не говорил мне подобных вещей.

— Знаю. — В глазах Эрита читалось такое искреннее сочувствие, что Оливия едва удержалась от желания протянуть руку и коснуться его щеки. Ей пришлось одернуть себя.

Что, если она сдаст последние бастионы, а Эрит ее обманет — ведь он мужчина, предательство у него в крови? Это разобьет ей сердце.

Тоненький голосок шепнул ей, что все барьеры, тщательно возводимые ею вокруг себя, давным-давно рухнули, но Оливия лишь досадливо отмахнулась.

Отведя глаза в сторону, Эрит поднял и протянул ей шелковые шнуры.

— Свяжи меня. А потом делай, что тебе захочется. Оливия изумленно застыла, не в силах произнести ни слова. Ею овладело безотчетное желание возразить, взбунтоваться.

Мысль о том, что Эрит окажется целиком в ее власти, пугала ее. Против этого восставало все ее существо. Не странно ли? Разве не о владычестве над мужчинами мечтала она с четырнадцати лет? Но смятение тотчас уступило место привычному цинизму: холодная куртизанка, которую Оливия старательно лепила из себя долгие годы, полные страданий и боли, не желала сдаваться.

— Разве я не могу доверять тебе, пока не свяжу?

— Конечно, можешь. — На губах Эрита снова показалась все та же мягкая улыбка. Сердце Оливии мучительно сжалось. «О Господи, довольно, хватит». — Но если ты меня свяжешь, то будешь уверена, что я всецело в твоей власти.

— И этим я доставлю тебе удовольствие? Боже, какая великая жертва! — Оливия уже не пыталась сдержать сарказм.

— Ты вольна, делать все, что тебе захочется.

— Могу исхлестать тебя? — усмехнулась Оливия, зная, что ни за что не причинила бы ему боли.

— Если хочешь.

— Не обращая внимания на твои желания? — Да.

— Значит, я могу уйти?

На худой щеке Эрита дернулся мускул, и Оливия поняла, что, несмотря на внешнюю невозмутимость, графу далеко не безразлично, какое решение она примет.

— Если тебе так нужно.

— Зачем ты это делаешь? Эрит пожал плечами.

— Мы зашли в тупик и должны это исправить, — веско произнес он. — Иначе все кончится тем, что мы погубим друг друга.

— Самый простой выход — расстаться.

— Ты ищешь легкий путь?

Оливия не осмелилась ответить утвердительно.

— Так ты предлагаешь мне связать тебя и делать все, что захочется?

— Да.

Она протянула руку. К ее удивлению, пальцы не дрожали.

— Давай сюда веревки.