Оборотень

Глава вторая ЧЕТЫРЕ ПОЛКОВНИКА

Первым пришел Георгий Юнгов. В школе они сидели за одной партой и ладили больше других (а впереди все время толкались и ссорились Карпатов с Шелешевым, может, потому они и в жизни встали по разные стороны барьера). Высокий, подтянутый, выглядящий моложе своего возраста на десять лет, с щегольскими усиками, Юнгов, как всегда, был одет в шикарный дорогой костюм, модные туфли, свежую рубашку и благоухал французским одеколоном.

— Поздравь, я теперь парламентский корреспондент «Московских известий», — произнес он с порога. Тероян к приходу друзей-преферансистов прибрал в квартире, унес разбитые чашки в мусорное ведро, переоделся, задернул портьерой дверь в ту комнату, где спала девушка. Лекарство подействовало, она должна была проснуться только утром.

— А зачем тебе это надо? — спросил он.

— Еще одна высота, — ответил Жора. — Кроме того, интересно наблюдать, как лают и дерутся собачки всех мастей.

Юнгов был большим специалистом в самых различных областях. Он хоть и не получил высшего образования, но учился много и везде, схватывая знания на лету. Цепкая память, аналитический ум, умение общаться с людьми и входить к ним в доверие отличали его с юности. Два года он провел вместе с Терояном на медицинском. Ушел. Поступил на психологический факультет МГУ. Надоело и бросил. Чуть не закончил заочно юридический. Вдруг оказался среди будущих инженеров, в институте стали и сплавов. Зачем? Он, наверное, и сам бы не смог объяснить. Когда-то давным-давно пробовал поступить в цирковое училище, мечтал стать фокусником — и это у него неплохо получалось. У него вообще все шло легко, весело, «с песней», — как он сам любил говорить, хотя мало какое дело доводилось до конца. И все-таки он занял свою нишу. В журналистике. Как-то написал одну заметку, другую. Их опубликовали. Заметили. Стали предлагать темы, командировки. Сотрудничал с самыми разными газетами и журналами, поскольку был всеяден, мог писать обо всем. Но не «чего изволите?», а вкладывая в материал свой взгляд, причем столь замаскированный, что не каждый редактор мог сразу разобрать — что там между строк? Писал живо, с юмором. Это нравилось. Вскоре он приобрел вес в журналистике, накропал несколько публицистических книжек, пару-тройку из них в соавторстве, а кое-какие и вообще под чужой фамилией. Ему заказывали написать за «высокого дядю», он и не брезговал. Работа есть работа, а деньги не пахнут. Купил дачу, машину. Так и не женился, хотя женщины возле него вились всегда, причем самые красивые. Жил со своей сестрой-инвалидом, о которой трогательно заботился. Когда грянула «перестройка» меченого, начали вылетать стекла, трещать стены, ехать крыша, проваливаться фундамент, а затем и вовсе в полуразрушенном доме пошел шабаш ведьм и бесов, Георгий Юнгов не кинулся ни в какие крайности, не бегал с ведром, пытаясь залить пожар, не пил из кубка-черепа на брудершафт с нетопырями. Стоял в сторонке, глядел — чем закончится? Негромко поругивался. Но пиджак от чистки уберег. Потом, когда стало подтягивать живот, плюнул, объявил себя «независимым» и стал снова писать на разные темы, стараясь не касаться политики. Получалось скучно, нечитабельно. Пришлось как-то ориентироваться, определяться. И он аккуратненько поместился ровно в центре, где было спокойнее всего. Да и стрелы можно было метать хоть влево, хоть вправо, что его и устраивало…

Вторым пришел Владислав Шелешев. Прихрамывающий, с палочкой, хмурый и язвительный. С рождения у него был порок — левая нога чуть короче правой. Может быть, этот физический недостаток и подстегивал его всю жизнь, «выталкивал» наверх, заставлял постоянно доказывать себе и другим, что именно он — первый. Он даже и на уроки физкультуры в школе продолжал упорно ходить, хотя имел освобождение.

— А опер с Петровки опять опаздывает, — ехидно сказал он, осмотревшись. — Никак выслеживает бабушек у метро, торгующих редиской.

— Где уж ему ухватить такую рыбину, как ты! — корректно согласился Юнгов.

— О делах — ни слова, — напомнил им Тероян. — Что будем сегодня пить: чай или водку?

— Чай. И водку, — ответили оба.

Судьба Шелешева была расцвечена многими огоньками. Из-за своего увечья он не мог служить в армии, с детства мечтая о погонах, но зато умудрился как-то устроиться матросом в торговый флот и обойти на судне весь мир. Нрава вспыльчивого, жесткого, затевая в портовых городах драки, он успел посидеть в кутузках Индии, Гонконга, Панамы, Чили, Турции и был списан на берег во Владивостоке. Работал на заводе токарем и уже в те времена украдкой мастерил в ночные смены самодельные пистолеты и автоматы, надежности которых позавидовал бы и сам Калашников. За это и угодил в тюрьму на несколько лет. И больше, кстати, за решеткой не был. Бог миловал. Хотя и продолжал идти по тому полю, которое в это же время усиленно окучивал оперуполномоченный Карпатов. Промышлял ночной торговлей водкой, чуть-чуть иконами, потом — редкими камешками, золотишком с приисков, где у него были налажены связи. Завязать его на чем-нибудь было трудно — не подкопаешься, работал он осторожно, прощупывая каждый шаг, перепрыгивал через расставленные ловушки. Но досье в МУРе на него накапливалось. А в преступные авторитеты выбился так. Когда на улицы Москвы хлынула дикая торговля, звериный капитализм, а впереди замаячила приватизация, Владислав понял: его время. Он рассудил: если все бросились к выставленному корыту с помоями, то кому-то надо стоять рядом, чтобы оттаскивать назад за уши слишком уж зарвавшихся хрюшек. Пусть и другие похлебают — Бог велел делиться. Сколотил крепкую команду, обложили торговцев в своем районе данью, а те и рады — защита от беспредела появилась, хозяин пришел. Действовал он грамотно и справедливо. Сверх меры не брал, споры между молодыми бизнесменами решал четко, вникая во все тонкости, своих в беде не оставлял никогда. Вскоре вышел на такой уровень, что волей-неволей признали за ним право на владение части Москвы, перестали пробовать его команду на прочность. Отпор давать она умела, хотя Шель не любил доводить дело до лишней крови. Но случалось всякое…

Последним появился Олег Карпатов. Крепкий, жилистый, с профессиональным взглядом розыскника и с усмешкой на устах. Как всегда, он кипел энергией и каким-то неиссякаемым оптимизмом. Школьный заводила во всех играх, выдумщик, любитель розыгрышей и таинственных приключений.

— Так. Все в сборе, — констатировал он. — А я еле ускользнул от… супруги.

— И Маша не всадила тебе пулю дум-дум в ягодицу? — поинтересовался Шелешев.

— На этом самом месте у меня бронежилет, — успокоил его Олег.

— Тогда я спокоен за наши органы. То есть за ваши органы, — стал каламбурить Юнгов.

«Ну, поехала телега!» — подумал Тероян, которые редко принимал участие в их болтовне. Карпатов единственный из всей преферансной компании был женат. Причем обзавелся семьей очень рано, еще до службы в армии, взяв женщину старше его на пять лет да еще и с ребенком. Но это была такая роковая страсть, что все вокруг только диву давались. И мало кто думал, что брак будет прочным. На свадьбе гулял весь класс — еще не оперившиеся птенцы, а сидящий за столом безусый жених уже фактически был главой семейства. И горячо целовал в губы тоненькую женщину рядом с ним. Любовь оказалась крепкой, крепче печати в паспортах. Наперекор людскому недоверию и времени. Маша дождалась его возвращения из армии и шла с ним по жизни, как верная, любящая и любимая спутница. Он окончил высшую школу МВД, работал в органах, не пропуская ни одной ступени — патрульным, участковым, опером, начальником угро, получая и ранения, и награды, и звездочки на погоны. Способного розыскника пригласили в МУР, на Петровку. И уже десять лет он служил здесь, ведя самые сложные дела. Бандиты были и будут при любой власти, а значит всегда будут нужны те, кто станет с ними бороться. Но если сама власть становится бандитской — тогда сдавай кобуру и дуй на пивную кружку с пеной. Карпатов уже несколько раз хотел подать в отставку.

Рапорт лежал у него в столе. Маша отговорила. Да и теплилась еще какая-то надежда — что что-то все-таки изменится, не может же этот бардак продолжаться вечно? Он всегда мало интересовался политикой, но в последнее время начал задумываться: куда, кто и зачем ведет Россию? Кого хотят сделать из его детей? В семье сердце его успокаивалось и оттаивало. А со своим антагонистом Владей Шелешевым его связывала долгая и странная дружба-вражда. Он знал о делах Шеля, даже заглядывал в его досье из соседнего отдела, усмехался, листая страницы и вспоминая школьные проказы. И все равно продолжал встречаться. Что может быть добрее и чище воспоминаний детства?.. Четыре школьных приятеля, четыре «полковника» уселись за карточный стол. Перед тем они немного поболтали на кухне, взбодрились стопкой водки, хрумкнули маринованными огурчиками.

— Ну-с, начнем? — спросил Жора, сдавая колоду. И преферанс начался. Играли молча, лишь изредка обмениваясь односложными репликами. Конечно же, в ход шли и знакомые всем преферансистам шутки: «За что был убит начальник станции Жмеринка? За то, что он при трех тузах сказал: пас!» Через полчаса вновь отправились на кухню — поздравить победителей, Карпатова и Шелешева.

— Вот так происходит сращивание мафии с милицией, — произнес Жора. — И если бы я был сволочью, то написал бы о вас статью, как вы одной парой играете в карты. Олега погнали бы поганой метлой, а Влада опустили бы в бетон.

— Не смотри итальянских фильмов, — посоветовал ему Шелешев.

— Этим теперь никого не удивишь, — согласился Карпатов. — Все уже давно срослись, переплелись и совокупились.

— Сто раз прошу его хоть одним глазком дать мне посмотреть на мое досье, — пожаловался Влад. — Все равно мне все про меня известно. Нет, не дает. Просто любопытно — сколько на меня грехов повесили?

— Он считает себя санитаром. Знаю, — усмехнулся Олег. — Скоро доиграется в разбойников. Придется нам нового партнера подыскивать.

— А вы тогда ко мне на нары приходите. Подвинусь. Там и продолжим.

— Да тебе не нары светят, а кое-что похуже.

— Все под Богом ходим. Хочу тебя спросить, Олег. Кто первым вошел в Царствие Небесное? Ну, разумеется, после Христа? Карпатов несколько секунд смотрел на Шелешева, соображая.

— Не знаешь, хотя и начал ходить в церковь. А я скажу. С Ним распяли двух разбойников, одного по правую, а другого по левую сторону Его. И сбылось слово Писания: «и к злодеям причастен». Один из повешенных злодеев злословил Его и говорил: если ты Христос, спаси себя и нас. Другой же, напротив, унимал его и говорил: или ты не боишься Бога, когда и сам осужден на то же? — Шелешев выдержал паузу, чтобы смысл сказанного дошел до сознания. Он словно читал по писанному: — И мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли; а Он ничего худого не сделал. И сказал Иисусу: помяни меня. Господи, когда приищешь в Царствие Твое! И сказал ему Иисус: истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю. Было же около шестого часа дня, и сделалась тьма по всей земле до часа девятого… Вот так-то, друзья мои.

— Ну и память! — выдохнул Жора после некоторого молчания.

— Дело не в памяти. А в вере, — возразил Влад.

— Значит, есть разбойники по левую руку, и есть — по правую, произнес Тероян. — А ты?

— Какого хрена ты тут проповедуешь, когда за тобой такой хвост тянется! — взорвался Олег. — Мог бы порассказать, да не буду. Тоже мне, святой Матфей выискался!

— Да я, может быть, больший христианин, чем ты! — сказал Влад. — Чем вы все, вместе взятые. Я вам рассказал притчу из Святого Писания, а вы подумайте. Бог создал человека думающим.

— Ладно, пошли играть, — примирительно промолвил Жора. — Всем нам есть в чем покаяться.

Они расписывали вторую пульку, когда Олег, оторвав взгляд от карт и посмотрев на Терояна, вдруг спросил:

— А что это у тебя там за женские туфельки в коридоре, под тумбочкой? Кого ты тут прячешь?

— Труп! — фыркнул Жора, кивнув на соседнюю комнату. — И я заметил — он все время словно прислушивается к чему-то. Женщина красивая?

— Отстаньте от него. Если бы хотел — давно познакомил, — вступился Влад. — Видно боится, что ты, Жорка, уведешь.

— И уведу. Если понравится.

— Так покажешь старым друзьям или нет?

— Нет, не покажет. Посмотри на его лицо. Сфинкс.

— Синяя Борода.

— Маньяк-Квазимодо. Ты его, Олег, по окраинам ищешь, а он под носом сидит.

— Да хватит вам. Тут совсем другая история, не то что вы, дурни, думаете, — произнес наконец-то Тероян.

— А какая?

— Выкладывай.

Слово за слово они вытянули из него все, что произошло с ним утром. Он не рассказал только о том чудесном видении на проселочной дороге. Говорил он неохотно, отрывисто, но в конце предположил, что девушка, возможно, испытала сильный шок, став свидетельницей какого-нибудь преступления.

— Или просто стукнулась головой о дерево. Спьяна, — желчно усмехнулся Влад. — Часто ли у тебя, Олег, свидетели теряют память?

— Да всегда, если это им выгодно! Но тут, насколько я понимаю, чисто медицинский случай. Думаю, такое возможно. Страх, ужас — вполне могут что-то повредить в головке. Особенно если у тебя слабые нервы. Так, медик?

— Сильное, внезапное потрясение — одна из причин амнезии, — согласился Тероян. Ему был не совсем приятен этот разговор, но отступать было поздно. Они еще продолжали играть, но как-то по инерции, без охотки.

— А зачем ты вообще привез ее сюда? — спросил Жора. — Сдал бы в больницу.

Тероян не ответил, потому что и сам не знал — зачем?

— Или ты сам надеешься ее вылечить?

— Человеческий мозг — тайна за семью печатями, — осторожно сказал Тероян. — И исцеление в подобных случаях — непредсказуемо. Оно может наступить через год, десять лет, а может и через месяц, неделю. Она не помнит, что с ней случилось и частично свое прошлое: имя, где живет… Но все рефлексы сохранились, а это уже важно. Она говорит, отвечает на вопросы, интересуется окружающим. Я не удивлюсь, если начнет читать стихи или вспомнит что-нибудь из истории Древней Греции. То есть заблокирована лишь какая-то часть памяти. Можно снять эту блокаду.

— Каким образом? — вновь спросил Жора. — Ты хирург, а не психолог.

Тероян обвел приятелей взглядом, отложив карты.

— Если узнать, что ее так испугало, — ответил он.

Остальные тоже положили карты на стол. Наступило молчание.

— Пойду взгляну, — сказал Жора и, прежде чем хозяин успел остановить его, быстро поднялся, подошел к портьере, отодвинул ее и скрылся в соседней комнате. Через полминуты он вернулся.

— Красивая девушка, — сообщил он. — Теперь я понимаю тебя, Тим. Игра стоит свеч.

— Это не игра, — устало отозвался Тероян. — Все гораздо серьезнее. Я и сам еще во многом не уверен.

— Но как ты надеешься выяснить причину ее потрясения?

— Это, скорее, по части нашего сыщика, — усмехнулся Влад. — Не век же ему за мной гоняться.

— Где ты, говоришь, ее подобрал? — спросил Олег.

— В харчевне «Три поросенка и одна свинья», — напомнил Жора. — Знаю я это место. У меня дача в десяти километрах, по Ярославке. Я был там пару раз. Кормят ничего, вкусно. А почему такое название — угадайте?

— Поганое это место, — перебил его Влад, но больше ничего не добавил.

— Пойду-ка и я взгляну. Может, она проходит по нашей картотеке, сказал Олег, не спеша поднялся и направился в соседнюю комнату, не спрашивая разрешения у хозяина. Минуту спустя он сидел за столом.

— Нет, лицо незнакомое, — нахмурившись, произнес он. — Но удивительно красивое. Жаль, если к ней не вернется память. А что там были за парни?

— Какие-то металлисты-сатанисты.

— Видишь ли, Тим. Такие случаи не относятся к нашему ведомству. Нет потерпевшей — нет преступления. Она же не может заявить, что с ней произошло? Все это лишь твои предположения. Следов насилия тоже нет. Может быть, Влад прав, и она всего-навсего стукнулась головой о дерево?

— Когда ползла за еловой шишкой? А вечернее платье ранним утром? И вот еще что, — Тероян сходил за молодежной газетой и показал приятелям фотографию мальчика. — Здесь, в квартире, ее испугало это лицо.

— Маньяк-Квазимодо, — кивнул головой Олег. — Мы сейчас ведем это дело.

— Ну и как, продвинулись хоть немного? — насмешливо спросил Влад. Олег не ответил, продолжая смотреть на фотографию.

— Будь я судмедэксперт, то прежде всего провел бы гинекологическую экспертизу, — сказал Юнгов. — Возможно, ее изнасиловали. А это уже — шок.

— Вообще-то, Жора прав, — согласился Олег. — Но опять же, были бы царапины, кровоподтеки, разорванное платье. Платье ведь целое?

— Да.

— Кстати, что там у нее в карманах?

— Я не проверял.

— Так принеси его сюда. Осмотр личных вещей входит в мои обязанности.

Тероян сходил в комнату, взял голубое платье, мельком взглянув на девушку, а возвращаясь обратно, столкнулся на пороге с Владом.

— Мне тоже охота взглянуть, — пояснил он. — Если она не проходит по картотеке Карпатова, то, может быть, есть в нашей.

Наклонившись, он всматривался в ее лицо.

— Нет, — сказал наконец он. — Но чертовски красива, они правы.

Тероян задернул портьеру и протянул платье Олегу.

— Ищи, — сказал он.

— Ищи! — передразнил его тот. — Думаешь, мне охота по чужим карманам лазить? Но вечно за вас приходится всю работу делать… А ты-то сам, кстати, — оторвавшись от своего занятия, спросил вдруг он. — Ты-то что там делал в такую рань? На рыбалку, что ли, ездил?

— Угадал, — немного смутившись, ответил Тероян. — Червей копал.

— Или закапывал, — многозначительно произнес Жора.

— Вот, нашел! — торжественно объявил Олег. Кроме маленького носового платочка он положил на стол две визитные карточки. — Больше ничего нет.

На одной карточке — с красивыми вензелями — позолоченными буквами было написано: «Доктор Саддак Хашиги. Президент корпорации „Абуфихамет“». Ниже шло несколько телефонов и факс. На обороте тот же текст был переведен на один из восточных языков. Другая визитка была какая-то странная, всего два слова — имя и фамилия: «Глория Мирт». И больше ничего, ни адреса, ни телефона, ни кто вообще такая эта Глория Мирт?

— Итак, что мы имеем? — спросил Олег, когда обе визитки были тщательно изучены его приятелями. — Первое. Возможную жертву возможного преступления. Второе. Предполагаемое место, где было совершено преступление — район харчевни «Три поросенка». Третье. Подозреваемых — тех парней на мотоциклах, у которых отбил девушку Тим.

— Я бы не исключил и самого хозяина харчевни, — проворчал Влад.

— И четвертое. Последнее. — Две визитные карточки. На одной из них, может быть, указано имя самой жертвы.

— А другая?

— Другую будем проверять, — улыбнулся Олег, пряча визитки в карман. Я позвоню тебе завтра, если нащупаю что-нибудь интересное.

— Пятое, — произнес вдруг Влад. — Ты забыл про пятое. Про эту вот фотографию, которая вызвала у девушки нервный срыв, — и он постучал костяшками пальцев по газете.

— Вряд ли существует какая-то связь между маньяком-Квазимодо и Глорией Мирт — будем пока так ее называть. Скорее всего, ее напугал сам снимок. Возьми любой номер этой газетенки, и у тебя волосы встанут дыбом. Но не будем исключать и этой версии, — согласился Олег.

— Не выпить ли нам еще по стопке? — предложил Юнгов. — Что-то жарко стало от вашего расследования.

Все поддержали его и пошли на кухню, но в дверях столпились, пропуская друг друга вперед. Первым, как всегда, протиснулся Влад.

— А теперь Карпатый! — приказал он «жегловским» голосом. — Я сказал Карпатый!

— Да будет тебе, — успокоил его Олег. — Это моя реплика. Кстати, ты, профессор Мориарти, мог бы тоже помочь, если бы проверил по своим каналам эту харчевню, да и вообще весь тот район. Ведь не свалилась же девушка с неба!

И вновь Терояну вспомнилась незнакомка на проселочной дороге, растворившаяся в солнечных лучах, и он даже испытал желание рассказать об этом случае школьным приятелям.

— А я, пожалуй, наведу справки о докторе Хашиги, — услышал он голос Юнгова. — Где-то мне встречалось это имя. Кажется, в кулуарах Думы.

— Давайте, ребята, действуйте, — подбодрил их Олег. — Тим же пока будет вынашивать ее, как кенгуру, в сумке. Едва он произнес это слово, как Терояна осенило.

— Сумка! — произнес он, приподнимаясь. — У меня же в машине лежит ее сумочка. Может, и не ее, но хозяин харчевни назойливо всовывал ее в руки.

— И ты молчал? — покачал головой Олег. — Быстро тащи ее сюда. Горе мне с вами.

Хватило пяти минут, чтобы спуститься по лестнице вниз, открыть машину и подняться наверх.

— Так, — профессионально сказал Олег, беря сумочку в руки. Наплечная, средних размеров, из кожзаменителя, производство воронежской фабрики, срок носкости лет десять. А ну-ка поглядим что внутри.

Он потянул молнию и вывалил содержимое на стол. Сигареты «ЛМ», зажигалка, связка ключей, еще один длинный массивный ключ, маленькая записная книжка, авторучка, скомканный листок календаря, пузырек с таблетками, две бумажки по пятьдесят долларов, половинка разорванной фотографии, две кассеты — для магнитофона и видео, губная помада, пудреница, серебряный перстень с печаткой и вензелем, очки… Но внимание всех сразу же привлек всего один предмет. Хирургический скальпель с запекшейся на лезвии кровью.