Оборотень

Глава восьмая ВСТРЕЧА НА «СТРЕЛКЕ»

С Владом Шелешевым они встретились не у него на квартире, как было условленно прежде, а на двадцать третьем километре Ярославского шоссе. К «Жигулям» Терояна, одиноко застывшим на обочине, подкатил белый «Мерседес», из которого выбрался сам Влад, опираясь на палочку. В машине остались сидеть еще двое — шофер и телохранитель, с напряженными лицами. Шелешев слегка поклонился девушке и поманил пальцем Терояна.

— Вылезай.

Вдвоем они отошли от трассы, скрылись за деревьями. Приятно шуршала, уминалась трава под ногами, пахло березовыми листьями, а где-то за спиной рычали моторы, выбрасывая ядовитые облачка газа.

— Покой, — промолвил Влад, сломав тонкую веточку. — Почему я не Робинзон Крузо?

— Еще успеешь им стать. Если захочешь.

— Нет, не захочу. Уже привык к суете. Извини, что перенес встречу сюда, но дома — нельзя. Утром обнаружили жучки.

— Кто установил?

— Да кто угодно, — усмехнулся Влад. — Может, карпатовские ребята, может, соседская бригада. А может, свои. Кто растет и очень хочет. Корыто, видишь ли, стало слишком узким, а морды — слишком широкими.

У Шелешева была своя теория кормления свиней, которыми он считал всех «новых русских». Только он предпочитал кормить свиней доморощенных, а не пришлых, из чужого леса. «Я — за национальный капитализм, — любил повторять он. — России вредны и комуняки, и демокряки. Пусть нацбуржуазия набивает закрома, я даже готов помочь в этом. Рано или поздно она поймет, что ее спасение и вообще смысл существования — лишь в сильной, процветающей и могучей России». И главными его противниками были не муровцы, не правоохранительные органы, с которыми ему удавалось ладить, а компрадорские хищники, евро-американские кабаны. Улаживая споры между бизнесменами, беря «под крышу» какую-либо фирму, он прежде всего смотрел — чьи интересы те защищают. Если от кого-то пахло западным капиталом и счетами в швейцарских банках, он сплевывал в его сторону. Хотя самому и приходилось мотаться по делам то в Лондон, то в Париж, то в Рим. Но делал он это всегда с неохотой, предпочитая сидеть дома, в Москве, или, на худой конец, в стремительно отуречивающемся Крыму.

Я работаю не за деньги, не за трижды вонючие доллары, — сказал он как-то Тиму. Так и произнес: «работаю», словно вкалывал где-нибудь у станка на фабрике имени Маши Порываевой.

— А за что же? — поинтересовался тогда Тероян.

— За идею. Справедливого возмездия.

— Робингудствуешь, что ли?

— Нет, он партизанил, жил вне общества, а я в самой его сердцевине. Я на виду, ко мне многие обращаются за помощью, даже из органов. Приходится улаживать их кое-какие деликатные дела. И кроме того, обогащаюсь, хотя, как ты, наверное, догадываешься, мне это особенно ни к чему. Живу я один.

Шелешев действительно жил одиноко, женщин брал только на ночь, о женитьбе не помышлял, детей вообще не любил, говорил, что у него на них аллергия. К деньгам и удовольствиям относился равнодушно. Наверное, потому что с детства рос в спартанской атмосфере, часто впроголодь, поскольку родители его постоянно ссорились, пили — дело доходило даже до потасовок, и в конце концов разбежались, перепоручив воспитание сына доживающей свой век бабушке. Так что Влад Шелешев был человеком, который сделал себя сам.

— Возмездие — прерогатива закона, — напомнил ему Тероян.

— У нас в России такого понятия, как закон, не существует. Он отменен вместе с отречением Николая II. Есть нравственные категории, но не каждый следует им. Не всякому под силу жить по христианским заповедям. А закон, вернее, дырки в нем, заполняю я сам. Посуди, Тим. Прибегают ко мне три коммерсанта, жалуются. Отдыхали они где-то в загородном пансионате, вдруг вламываются люди в камуфляже и масках, укладывают всех на пол, бьют прикладами по головам, забирают их «мерсы», деньги и уматывают. Ну куда им идти? В милицию? Так там еще вломят, да посмеются. Ползут ко мне. Я начинаю искать беспредельщиков. Нехорошо это — прикладами по башкам, им же думать надо, считать.

— Нашел?

— Как не найти. В одном из «мерсов» остался радиотелефон, а эти придурки на радостях стали по нему названивать. Ну, съездил на станцию, взял распечатку телефонных разговоров. Вычислили. Приехали. Как говорится, око за око. Теми же прикладами по своим тыквам и получили. Плюс возвращение всего и штраф. И все довольны: отморозки наказаны, коммерсанты вернули свое, я — проценты. А главное, люди верят, что справедливость все-таки существует. Надо только знать, к кому обращаться.

В тот день, примерно полгода назад, Влад оказался необычно словоохотливым, в каком-то исповедальном настроении. Он рассказал немного о своей организации. Подобных ей в Москве и Подмосковье было около тридцати, и, по существу, Шелешев являлся теневым субпрефектом своего Восточного округа.

— Хочется выговориться, — пояснил он. — Да и ты должен знать, что мы не какие-нибудь бандиты-разбойнички, как нас изображают в прессе. Ничего подобного. Есть уголовники, воры в законе — это другой бульон, а есть мы семья, бригада, называй как угодно. У самих у нас иной термин — пацаны. Так кличут друг друга мои ребята. Кто они? Прежде всего невостребованное поколение, молодежь от восемнадцати до тридцати лет. Попробовать себя в Семье может любой, но не всякий удержится. Не получится — гуляй на все четыре стороны, никто силой останавливать не будет, да и мстить тоже. У нас не гонконгская триада. А кто остается? Я тебе скажу, Тим. Это люди, вставшие с колен. Почувствовавшие, что могут жить свободно, не быть рабами общества. А для этого нужна особая, внутренняя дерзость. Нет, дерзновение так будет точнее. Приходят и по другим причинам — у кого финансовые трудности, кто романтик, но они, как правило, отпадают. Потому что не ставят перед собой главный вопрос, видят в нашей работе лишь внешний антураж или способ поправить свое материальное положение.

— А какой он — главный вопрос? — спросил его Тим.

— Если не я, то кто же?

— Звучит как-то по-комсомольски.

— Звучит по-человечески. Вас запугивают рэкетом, мафией и прочим. Да, допустим. Но здесь нет голого вымогательства. Мы создаем защиту от беспредела. То есть выполняем те функции, с которыми не может справиться государство. Если хочешь, регулируем рыночные отношения. Мы — сознательные грешники, самообеспечивающаяся система, разрушенная с приходом пародии на демократию. В прежние времена, еще при советской власти, были воры в законе и были «цеховики». Они как бы составляли преступный мир. Одни обжили свое, не могут уместиться в новой системе координат, их отстреливает ФСБ, а другие — легализовались и теперь рвутся к управлению государством. Но тина и грязь на речном дне осталась. Кто будет делать профилактические работы, чтобы вся эта муть не хлынула наверх? Мы, Семья. Новая формация санитаров общества. И заметь, что у нас нет блатного жаргона, ломания пальцев и прочих воровских штучек. И огромные бицепсы не так важны, хотя без них тоже не обойтись. Больше ценится ум, честность, ответственность за дело, ну и, конечно, технические навыки. Причем у нас нет долгого продвижения, за два-три года, если проявишь себя, можешь сделать быструю карьеру, стать одним из лидеров группировки. Впрочем, и риск велик, не буду скрывать. Пацаны живут в постоянном напряжении. Никогда не знаешь, от кого, с какой стороны может последовать удар. Ты, наверное, слышал о разных разборках между бригадами? Вообще-то, они случаются редко, но бывают. Мы все стараемся не доводить наши отношения до крови. Никому это не выгодно. Но если это все же происходит, если кто-то погибает, будь уверен — жена и дети этого человека будут обеспечены всем необходимым. Я, да и другие лидеры, заботятся о членах бригады, об их семьях, как о своих собственных. Потому мы и называемся так — Семья.

— Смахивает на «Крестного отца».

— Ну какой же я дон Карлеоне? Я Владислав Шелешев. Я за порядок в стране. Но пока он не наступил, приходится брать на себя обязанности и судьи, и прокурора, и…

— Палача, — закончил за него Тероян, а Влад поморщился.

— То, что произошло с Россией, было задумано давно, — продолжил он. Будущая картина была видна лишь некоторым функционерам из верхушки КПСС, да аналитикам из КГБ. Они, если хочешь знать, перехитрили мировую закулису, пойдя ей навстречу, приняв ее правила игры. В схватке иногда бывает выгодно упасть, лечь под противника. Чтобы ухватить его за руки и перебросить через себя. Так и произошло. Россия валяется в пыли, но Америка с Европой зря веселятся. Они еще не понимают, что попали в мертвый захват и скоро полетят кувырком. Вот тогда на своей шкуре почувствуют всю боль и весь ужас поражения. В ближайшие год-два все изменится. Нынешние демократы начнут разбегаться, как тараканы, поливаемые крутым кипятком. Они будут лопаться с треском, словно надутые презервативы. Россия вновь развернется, но пойдет уже по своему, национальному, исконно русскому пути развития. И главное, теперь-то уже наконец станет действительно опираться на народные массы, сытые по горло и демократами, и коммунистами. Вся эта десятилетняя фантасмагория и была задумана, чтобы пробудить народ, его национальные инстинкты. Вот он насмотрелся на западный рай, и что же, принял? Да нет, ничего подобного. Проиграв, Россия, у которой никогда не было и не будет друзей, опять победила. Пожертвовав собой, хитрецы из КГБ спасли страну. Видно, и там сидели умные патриоты, державники. Они создали коммерческие структуры, которые в нужное время подхватят падающую власть, вставят подпорки в государственное здание.

— Куда же тогда денешься ты?

— Найду себе какое-нибудь занятие в тихом местечке. Стану разводить овощи и продавать на рынке. Буду отдыхать. Хватит, навоевался.

— Пенсию ваш профсоюз не выплачивает?

— С голоду не помру. А знаешь, кого я опасаюсь больше всего?

— Попробую угадать. Провокаторов?

— Нет, провокаторов и стукачей я всех знаю, не трогаю. Зачем? Новые заведутся, придется высчитывать. Кроме того, надо же через кого-то дезу подбрасывать? Нет, больше всего проколов бывает, когда пацаны гибнут, из-за обиженных, так называемых «демонов». Вот кто приносит настоящее зло. Они неуправляемы. Это те люди, которые побывали в Семье, вкусили крови и власти, но на что-то обиделись и ушли. Возомнили себя суперменами и решили вести собственное дело. Такой «демон» сколачивает шайку и начинает творить беспредел. На него не действуют слова, он лишен разума. Такие-то и опаснее больше всего, их надо уничтожать, как взбесившихся псов. Все несчастья из-за обиженных «демонов». Все беды из-за этих оборотней.

Сейчас, когда они стояли под развесистыми кронами, удалившись от Ярославского шоссе, Шелешев слово в слово повторил ту давнишнюю фразу:

— Все несчастья из-за обиженных «демонов». Я имею в виду твоих мотоциклистов. И главного демона среди них — по кличке Серый.

— Как ты их нашел?

— Это было нетрудно сделать. Все мы, в какой-то мере, сообщающиеся сосуды. Я бы их тотчас распотрошил и вытянул что нужно, но беда в том, что они с чужой территории, где правит Мавр. А Мавр шутить не любит. Он даже у нас считается немного сдвинутым. Самый опасный тип из всех, кого я знаю. Через полчаса ты его увидишь на стрелке. Хочу, чтобы ты сам во всем убедился. Потому и пригласил с собой. Если Серый ходит под ним, в чем я не уверен, то нам до твоих мотоциклистов не добраться вовек. Пустой номер.

— Есть одно обстоятельство. Помнишь ту видеокассету, что мы нашли в сумочке? — и Тероян рассказал Владу о кадрах, которые ему удалось обнаружить.

— Я не очень-то и удивлен, — хладнокровно отозвался Шелешев, обстругивая веточку. — Демоны бесятся по-своему, а уж способны-то на все что угодно. Но ты не говори Мавру об этом. Вообще молчи. Вести переговоры буду я.

— А это не опасно?

— Всякое может быть, — прищурившись, Влад смотрел на него. — Что, боишься?

— За Глорию.

— Тогда оставь ее здесь, в машине.

— Как же, согласится она. Легче привязать ее к дереву.

— Девушка, значит, с характером?

— С еще каким.

— Ладно, поехали. Нечего рассусоливать.

«Жигули» Терояна остались на обочине, а сам он вместе с Глорией разместились на заднем сиденье «Мерседеса», рядом с телохранителем. Тот лишь скользнул по ним взглядом, но глаза его ничего не выражали.

— Трогай, — сказал Влад. — Не люблю опаздывать. Ехали молча. Все в машине были как-то напряжены и сосредоточены. Минут через десять свернули с шоссе на грунтовую дорогу, миновали водонапорную башню и остановились метрах в ста за ней. Там, где возле кустарников уже стояли две иномарки с тонированными ветровыми стеклами.

— Вот они, — произнес Шелешев, не оборачиваясь. — Тим, пошли.

Тероян заметил, как телохранитель сунул руку под сиденье, положил на колени «Калашников» и передернул затвор. Пока они шли, он успел спросить:

— Зачем оружие?

— На всякий случай, — отозвался Влад. — Думаешь, они пустые?

Из первой иномарки также вышли два человека и направились им навстречу. У одного из них — массивного и грузного — вся кожа лица была в темных пигментных пятнах. «Мавр», — догадался Тероян. То, что его, возможно, держат под прицелом, вызвало неприятные чувства — какой-то холодок пробежал по спине. Вот сейчас, подумалось ему. Мавр и тот, второй, отскочат в стороны, упадут, а из «Ягуара» раздастся автоматная очередь. Мало ли что они там не поделили, два лидера? Солнце уходило за горизонт, а вокруг все было сонно и тихо, лишь какая-то пичужка насвистывала свою песенку. Но ничего не произошло. По крайней мере, пока.

— Привет, Шель, — сказал Мавр, даже не взглянув на Терояна. Голос у него оказался густым, бархатным.

— Здравствуй, — ответил Влад. — Давно не виделись.

— Зачем звал?

— Мне нужен Серый. И его команда.

— Тебя стали интересовать гомики?

— Нет, Мавр. Гомики меня интересуют только с научной точки зрения.

— Тогда зачем?

— Мне кажется Серый творит в твоем районе какую-то гнусь. Он зарвался.

— Если кажется — крестись, Шель. Ты ведь у нас верующий. Серый мне дорогу не переходил. У меня здесь все в порядке.

— Он из «демонов», Мавр.

— Ты бы лучше следил за своими пацанами и не совался в мои дела, — в голосе пятнистого зазвучали угрожающие нотки. — Или ты имеешь какие-то виды здесь?

— Нет.

— Он тебя чем-то обидел, Серый?

— У моего друга к нему кое-какие вопросы, — и Влад указал на Тима. Тут только Мавр мельком взглянул на Терояна.

— А почему бы ему не задать эти вопросы мне? — сказал он. — Может быть, я отвечу?

— Пусть Серый выйдет из машины, — произнес Шелешев. — Я знаю, ты привез его с собой.

— Ты много на себя берешь, — усмехнулся Мавр. — Не зли меня, Шель.

— Серый и Квазимодо — что между ними общего? — спросил вдруг Тероян. Наступила тишина, во время которой Мавр буравил Тима глазами. Чувствовалось, как напряглись все четверо. Наконец, Мавр произнес:

— Я прощаю твоего друга за этот скверный вопрос. Но запомни, Шель. Со своими розысками на мою территорию не лезь.

— Ладно, — кивнул головой чуть побледневший Влад.

— Договорились в последний раз. А Серого оставьте в покое. Он работает на меня.

— Пошли, — Влад толкнул локтем Тима.

— Впрочем, — остановил их Мавр и осклабился. — Я бы мог вам его отдать. Но знаешь за что? За бензоколонки в твоем районе.

— Нет, спасибо. Уже не хочу, — отозвался Шелешев. — Будь.

— Подумай! — крикнул им вдогонку Мавр, а Тероян инстинктивно ощущал, как где-то за его спиной пляшет дуло автомата.

— Ну как? — шепотом спросил Влад, пока они шли к машине. — Не промок? Моча военного врача — всегда свежа и горяча.

— Иди ты к черту! — так же тихо ответил Тим.

— А кто тебя просил вмешиваться? Мы были на волосок. Я же велел молчать. А если Квазимодо — сам Мавр? Ты подумал об этом?

— Нет.

— То-то же, — Влад открыл дверцу «Мерседеса». И добавил:

— Но кажется, ты попал в самую точку.

Едва они отъехали и миновали водонапорную башню, как Тероян спросил:

— Значит, до мотоциклистов нам не добраться?

— Попробуем, — туманно отозвался Влад. Его телохранитель уже припрятал автомат под сиденьем.

— А как же Мавр?

— Разберемся, — тем же тоном промолвил Шелешев.

— Может быть, стоит выпустить на них Карпатова? — Тим сказал это так, словно речь шла о волкодаве, которого он держал на цепи. Влад повернулся к нему и покрутил пальцем у виска.

— Я бы тебе ответил, да здесь дама.

— А кто были эти люди? — спросила Глория, всматриваясь в его лицо.

— Да так, два балетмейстера из Большого театра, — усмехнулся он.

— Понятно. Что решили ставить, «Лебединое озеро?

— Нет, с маленькими лебедями проблема. Скорее, „Щелкунчик“. Исполнитель главной роли уже есть. Наш друг Тимофей. Вступающий в схватку с крысами.

— И превращающийся в конце сказки в принца, — добавила Глория, как-то по особенному взглянув на сидящего рядом Терояна.

„Мерседес“ затормозил возле приткнувшихся на обочине „Жигулей“.

— Я позвоню, — произнес Влад. — А пока постарайтесь сидеть дома. И не дергайся, Тим, только дров наломаешь. С картонной сабелькой против крыс не попрешь.

Тероян и Глория пересели в свою машину, провожая взглядом отъезжающую иномарку.

— Ну, что будем делать? — спросила девушка. — Едем домой? Тим раздумывал, хотя решение уже принял. Еще там, на стрелке. Но важно было проверить себя, прислушаться к внутренним, таящимся в глубине души позывным.

— Сегодня мы ночуем в другом месте, — произнес он наконец.

— Где же? — поинтересовалась Глория. — В стогу сена?

— Это было бы романтично, — согласился Тероян. — Но мы выберем постоялый двор. Тот, где мы с вами встретились.