Оборотни Индии

Ограбление Умраути

Читу остался весьма доволен мною и поставил меня во главе отдельного отряда в пятьсот сабель, которому было предназначено идти перед всем войском. Гафар Хан немало завидовал мне, ибо находиться в передовом отряде означало быть первым при захвате добычи, то есть снимать сливки удачи, предоставив последующим отрядам довольствоваться тем, что останется.

На последнем военном совете было решено разделить войско на две части. После форсирования реки Нармады оно должно было продвинуться затем на юг вплоть до реки Кришна и, перебравшись через нее, продолжать поход в южном направлении, тщательно избегая при этом встреч с регулярными частями англичан, которые, как мы были уверены, не преминут броситься за нами в погоню. И вот наступило утро, когда наш огромный лагерь снялся с места и конные отряды, один за другим, тронулись в заданном направлении. На берегах Нармады уже были заготовлены сотни лодок, и, перебравшись через реку, мы вновь встали лагерем на ее южном берегу, рядом с городом Хиндия.

Именно здесь войско разделилось на два больших отряда. Я остался с Читу, и мы отправились на запад, рассчитывая добраться до реки Тапти и следовать далее по ее долине до владений раджи Нагпура. У нас был с ним договор о нашем беспрепятственном проходе через его земли с тем условием, что мы ничего не будем грабить по пути. Другой отряд, под командованием Сайеда Бхику, известного предводителя пиндари, должен был идти на восток, вдоль южного берега Нармады до дороги на Нагпур, по которой он затем должен был продвигаться на юг и позднее соединиться с нами.

Мы двигались вперед быстрым маршем, торопясь поскорее добраться до нашей цели — владений низама Хайдарабада, которые мы рассчитывали как следует пограбить и заодно подорвать уважение к англичанам, в последнее время занимавшим все более прочное положение в этой части страны. Нам было хорошо известно местонахождение основных сил англичан. Они были далеко в стороне от нас, и противостоять нам мог лишь какой-то майор Фрезер, которому подчинялись всего лишь две роты английских солдат и сотня кавалеристов-раджпутов. Ему нечего было и думать сразиться с тысячами наших всадников, рвавшихся неудержимым потоком вперед, подобно реке, вырвавшейся из горных теснин на простор равнины. «Это будет бой зайца с ястребом!» — изволил пошутить Читу, когда кто-то дерзнул заговорить об опасности со стороны английского отряда. Он был уверен, что «заяц» — это, конечно, англичане.

Однако вопреки нашей уверенности майор Фрезер, отвагу которого мы явно недооценили, атаковал нас самым решительным образом.

В тот день мы встали лагерем рядом с какой-то деревней на берегу реки Тапти. Люди готовили себе обед, спали или просто слонялись по лагерю без всякого особого дела, как вдруг прозвучал сигнал тревоги. Поднялся страшный, неописуемый переполох. Пиндари испуганными толпами метались во все стороны по лагерю, плохо соображая, что происходит и что следует делать. В конце концов, охваченные паникой, все, кто мог, бросились к своим коням, вскочили на них и задали такого отчаянного драпа, что я и другие командиры не смогли остановить их. Мне удалось собрать вокруг себя своих тхагов и нескольких всадников из моего отряда — они были готовы к бою, однако, видя, что нас ждет неминуемое поражение и гибель, я отдал приказ отступать, и мы резво припустили следом за остальными. Конный отряд англичан бросился за нами, но преследовал нас совсем недолго, опасаясь, видимо, оказаться без прикрытия огня своей пехоты и двух пушек, которые попеременно извергали огонь и картечь из своих стволов. Эти кавалеристы-раджпуты, видать, были отменные трусы, ибо, действуй они решительнее, разгром нашей армии был бы полный. Впрочем, один из них — либо самый храбрый, либо самый глупый — не стал или не смог удержать своего коня и неожиданно для себя оказался среди нас. Мы не преминули на всем ходу быстро снести ему голову и прихватить с собой в качестве, увы, единственного доказательства нашей доблести.

Ускакав подальше, мы стали смотреть, как английская пехота не торопясь захватила наш лагерь и вместе с ним наши палатки и еду, которую так и не успели приготовить пиндари.

Все были удручены поражением от ничтожных сил противника, особенно наш вождь Читу.

В гневе осыпал он своих понурых и пыльных командиров самой отборной бранью, упрекая в трусости и бестолковости.

— Где ты был, во имя Аллаха, Гафар Хан?! — обрушился он на хана. — Почему ты не собрал людей и не дал достойного отпора горстке этих жалких неверных? Ты пытался, говоришь? По-моему, ты что-то путаешь! Отца твоего! Я-то отлично видел, как твой рысак, рассекая воздух, выбивал из земли такие клубы пыли, что она затмила само солнце!

Сопя от злости, Читу повернулся ко мне.

— И ты тоже хорош, Амир Али! — начал он упрекать меня, однако осекся, когда я показал ему голову раджпута, приподняв ее за волосы.

— Что это? Кто это? — вопросил он в недоумении. — Чья это голова?

— Она принадлежала командиру кавалерийского отряда англичан, о великий Читу, — поспешил объяснить я. — Подобно льву он набросился на нас, рыча и размахивая огромным сверкающим мечом, но твой покорный слуга успел так ловко подмахнуть ему эту самую голову, что бравый раджпут, кажется, даже не заметил этого и проскакал еще довольно долго.

— Вах! — кисло заметил Читу. — При этом он продолжал страшно рычать, пока не понял, что у него уже нет башки, и только тогда умер — надо полагать, от удивления. При этом тело его, закованное в непробиваемый стальной панцирь, так грохнулось о землю, что от великого потрясения почвы в садах Хайдарабада осыпались все розы, а сам низам хайдарабадский поперхнулся пловом, да? Мастак же ты на всякие рассказы, о Амир Али! Поэт, право! Впрочем, и на этом спасибо! Эх, вы!

С этими словами Читу развернулся и поскакал прочь. Мы последовали за ним. Ближе к вечеру, когда выяснилось, что мы потеряли не более сотни людей, Читу заметно успокоился и ободрился и даже начал нахваливать меня за храбрость и стойкость в бою.

Через несколько дней мы вступили во владения низама, и мой авангард устремился вперед на славный и богатый город Умраути, не забывая при этом и десятки деревень, попадавшихся на нашем пути. К моей чести, могу сказать, что я ограничивался лишь выкупом в виде денег и драгоценностей, не предавая жителей грабежу и насилию, а их деревни — огню, как это делали другие командиры, в особенности Гафар Хан, зверство и жестокость которого вызывали у меня все большее отвращение.

Вскоре мы оказались у стен Умраути. Немногочисленная стража, охранявшая этот город, при виде далеких клубов дыма от подожженных пиндари деревень, не стала искушать судьбу и бежала, бросив жителей Умраути на произвол судьбы.

Мы сразу направились на главную улицу города, где, как я знал, мы найдем самых богатых купцов. Выставив заградительные заслоны на всех переулках, выходящих на эту улицу, чтобы никто не смог удрать, я в окружении своих солдат выехал в самый центр базара. Там меня уже поджидали лучшие люди города, которые расстелили для меня ковер, готовясь оказать мне подобающие почести.

После весьма кратких и сухих приветствий, ибо не ради них мы сюда прибыли, начался ожесточенный торг.

— Так вот, славные жители Умраути, — сказал я, вдоволь наслушавшись их жалоб на собственную бедность и плаксивых уверений, что им не из чего уплатить нам богатый выкуп. — Перестаньте вы валять дурака! Вы предлагаете нам всего лишь один лакх, то есть сто тысяч рупий? Вы что, думаете тем самым удовлетворить нашего вождя, благородного Читу? Готов поклясться на Коране, что он не обрадуется такому подношению. Лучше еще раз послушайте, что я вам скажу. Все войско Читу будет здесь к вечеру, и если вы не поленитесь подняться на крепостную стену и посмотреть окрест, то вы увидите, какой след оставляет за собой его войско. Думаю, вам особенно понравятся столбы дыма, поднимающиеся к небесам от спаленных деревень. Вы уж мне поверьте на слово, что то же самое ждет и ваш замечательный город, если вы вздумаете шутить с нами шутки. Мы не просто сожжем его, но отдадим все ваше имущество, а также ваших жен и дочерей нашим бравым солдатам.

Сопротивляться силой вы нам не сможете, и если вы не захотите послушаться голоса разума, то мы поживем здесь у вас несколько деньков и хорошенько ознакомимся с тем, что есть в ваших домах. Так что идите, еще раз все обдумайте и посоветуйтесь, а я готов немного подождать — пока диск заходящего солнца не достигнет вон той башни у ворот. Долее этого я не стану ждать на минуты, а ваши дома со всем добром — вот они, и мы не постесняемся нанести туда визит, если вы не проявите требуемого благоразумия и мудрости.

— Хорошо сказано! — воскликнули мои люди. — Однако, Амир Али, почему бы и нам самим не попользоваться их щедротами? Ведь наверняка эти грязные торговцы не захотят принять во внимание, что и мы, благородные воины, тоже нуждаемся кое в чем для поддержания наших бренных тел.

— Давайте послушаем, что они скажут, — сказал я. — До того как они опять придут говорить сюда, вы все будете вести себя тихо, не станете перебивать мой разговор с купцами и ни в коем случае не нанесете вреда никому в этом городе.

Шло время, солнце приближалось к зубцам надвратной башни, но купцы, похоже, так и не могли прийти к единому мнению, продолжая сердито толковать друг с другом. Время от времени я напоминал им, что жду ответа. Наконец нижний край солнечного диска коснулся башни и я встал под возбужденные крики моих людей. Увидев это, купцы гурьбой двинулись ко мне.

— Присаживайтесь, Амир Али, — сказал самый толстый и, видимо, самый главный из купцов. — Садитесь, пожалуйста, и давайте еще раз спокойно поговорим. Вы же знаете, что серьезные дела нельзя решать впопыхах и сгоряча.

— Нет! — воскликнул я. — Я не сяду и буду слушать тебя, не сходя с места. Помни, что если я сейчас выну меч из ножен, то вам конец. Мои храбрые солдаты готовы повиноваться мне, пока они не теряют надежды на щедрое вознаграждение от вас, но никому не остудить их гнев, если вы все же откажете им.

— Давайте на минуту отойдем в сторонку, — предложил главный купец. — Я хотел бы поговорить с вами с глазу на глаз. Пойдемте — вам не следует думать, что я затеваю какой-то обман.

Мы все засмеялись, и я сказал:

— Ладно, я не боюсь, пойдем. А вы, ребята, присмотрите пока получше за нашими достойными хозяевами, чтобы кто-нибудь из них, спаси его Аллах, не вздумал бы задать деру.

— Ну? Что скажешь? — спросил я, когда мы отошли на несколько шагов в сторону. — Давай, говори скорей, а то моим молодцам не терпится заглянуть в ваши лавки и дома.

— Хорошо, слушайте! Вас всего пятьсот человек, так? Мы предлагаем лично вам десять тысяч рупий золотом, по тысяче каждому из ваших командиров и по сотне рупий каждому всаднику. Всего это составит около семидесяти тысяч, и только вашему отряду. Что скажете? Деньги у нас уже собраны, и мы успеем заплатить вам до того, как подойдет все ваше войско. Я полагаю, что мы сможем договориться и с Читу. Вас же ждет добыча в других местах, и вам едва ли захочется далее терять ваше время в нашем городе.

Я задумался. Конечно же, Читу выдвинет свои требования о выплате контрибуции, так почему же мне немного не разбогатеть, пока его еще здесь нет? Я знал, что он рассчитывал получить десять лакхов, то есть один миллион рупий, и я был уверен, что эти деньги он вышибет из них любым способом.

— Мы останемся пока здесь, — сказал я. — Мы долго шли сюда и весьма устали, но я готов вывести своих людей за городские стены, как только вы выплатите нам не семьдесят, а сто тысяч. Помни, что одну треть мы обязаны отдать своему предводителю, так что наша доля будет в конце концов не слишком велика.

Через несколько минут из ближайшего переулка на улицу вышло несколько человек, нагруженных тяжелыми мешками с рупиями. Отряд за отрядом наши люди подходили к купцам и, получив, что причиталось, прятали их в поместительные седельные сумки.

— Ты что же, Амир Али, о себе-то позабыл? — спросил Пир Хан. — Где твой мешок с рупиями?

— Да вот же он. Не смотри, что он небольшой, зато набит золотом!

Пир Хан довольно улыбнулся:

— Отлично! Остальные не должны знать об этом.

— Зачем им знать?! Это только для тебя и меня. Сейчас же мы должны утихомирить наших молодцов. По-моему, они все же не прочь пограбить город, невзирая на полученное отступное.

— Не волнуйся, сейчас я уведу их отсюда! А все же — клянусь Аллахом, Амир Али, — как это здорово! — выразил восторг Пир Хан. — Стоило немного нам погарцевать перед этими жирными купцами, и я заработал целую тысячу рупий. Такой добычи у нас не было, даже когда нас отправляла в поход сама Кали. Помнишь былые времена?

— Молчи! — перебил я его. — Осторожней, не выболтай, кто мы такие. Давай, выводи людей, а я останусь здесь и посмотрю, что станется с этим городом, когда сюда прибудет Читу.

Один за одним все отряды выехали из города, я же остался ждать с несколькими людьми.

— Как вы думаете, сколько с нас потребует Читу? — спросил меня мой толстый друг-купец.

— Не знаю, но лучше бы вам не жадничать, иначе он просто разграбит ваш город и, может быть, прикажет подвергнуть вас пыткам.

Я попал в самую точку — при этих словах по толпе купцов прошел испуганный ропот.

— Да, — продолжал я, — у Читу немало опытных людей, которые отменно обращаются с кнутом и могут в два счета спустить кожу с ваших толстых спин. Есть и умельцы, замечательно ломающие пальцы в суставах. Есть и другие хорошие средства заставить вас быть посговорчивее, скажем, торба с горячими углями, которую надевают на лицо и заставляют хорошенько вдохнуть раскаленного воздуха, дав доброго тычка промеж лопаток. Впрочем, вы умные люди и сами решите — просто отдать деньги сразу или сначала помучиться.

— Скажите же нам, сколько мы должны предложить вашему предводителю?! — взмолился толстый купец. — Мы слышали, что с Читу идут четыре тысячи человек.

— Нет, почтеннейший! — ответил я. — Немного побольше — около пяти тысяч. Что касается денег, то вы заплатите сто тысяч Читу, по пятьдесят тысяч трем его главным командирам — Хиру, Гафар Хану и Раджуну; затем младшим командирам — по тысяче, и каждому всаднику — по сто монет. Ну как?

— Господи, спаси нас! — закричали все как один. — Мы разорены! Ведь это никак не меньше восьмисот тысяч рупий — где нам взять столько денег? Лучше убейте нас сразу!

— Нет, нет, друзья мои, не надо так преувеличивать, — сказал я. — Всем известно, что Умраути — богатейший город в этой стране, богаче даже, чем Хайдарабад, и денег у вас не миллионы, а десятки миллионов, поэтому не рассказывайте Читу сказки о вашей бедности, не советую. Поверьте мне — для вас дешевле обойдется, если вы сразу предложите ему внушительную сумму.

— Скажу я вам всем! — вступил в разговор толстый сахукар. — Наш благородный Амир Али говорит правду: если Господь решил послать нам эдакие испытания, то лучше всего будет смиренно внять его воле. Лучше уж отдать последнее, чем увидеть своими глазами, как обесчестят наших жен и дочерей.

— Правильно! — поддержал я его. — Посоветую вам кое-что еще. Читу великий человек и любит, когда ему оказывают подобающие почести. Не поленитесь и поднесите ему и его первым помощникам в знак уважения несколько красивых подносов, на которые вы положите пряности, благовония и сласти. Принесите также самые лучшие шали и, когда ваши гости сядут на ковер, накиньте им их на плечи, да ведите себя так, будто перед вами сам Александр Двурогий. Клянусь Аллахом, если ваши подношения будут приятны его взгляду, то вы отделаетесь гораздо меньшей суммой, чем миллион, да вдобавок спасете свой город от разорения.

— Отлично сказано! — вскричали купцы хором. — Амир Али — наш добрый друг и подал нам правильный совет: без вас мы не знали бы, что нам делать.

— Еще раз говорю вам — не вздумайте показываться на глаза Читу с лицами, вытянутыми от уныния, — предупредил я. — Смотритесь так, будто вы на седьмом небе от счастья лицезреть его особу, и не беспокойтесь понапрасну. Заплатить вам все равно придется, так что сделайте это с легким сердцем.

Собравшиеся вокруг меня купцы с жадностью впитывали каждое мое слово, словно губка воду. За этим разговором незаметно наступил вечер, и мы услышали гул тысяч копыт и выстрелы из мушкетов, возвестившие нам о прибытии Читу. Вскоре показался и он, сопровождаемый отрядом охранников самого дикого и зверского вида. Глашатаи, стараясь перекричать один другого, истошными криками провозглашали различные его титулы.

Группа сахукаров, предводительствуемая мной, робко подошла к Читу. Толстый купец, целуя острие его копья, обратился к Читу со смиренной просьбой оказать им всем великую честь, приняв скромные подарки, которые хотят поднести ему его верные рабы.

Я поддержал просьбу купца, и Читу воскликнул в удивлении:

— Я знаю этот голос! Кто ты, забери тебя шайтан?!

— Это ваш слуга, Амир Али, — сказал я.

— Э, да ты стал сахукаром, что ли? Как это понимать?

— Я ваша жертва, славный владыка! — согнулся я в почтительном поклоне. — Мне пришлось подойти к вам вместе с этими почтенными купцами, поскольку они объявили, что, увидев ваше грозное величие, они от страху рассыплются в пепел, если я не поддержу их.

— Молодец! — засмеялся Читу и спросил: — Ну что, все готово?

— Все! — поспешили заверить его купцы. — Просим великого Читу сойти с коня, чтобы мы могли воздать ему подобающие почести.

Старший купец пригласил Читу вступить в ближайший дом, где на полу уже были расстелены чистая белая ткань и дорогие ковры. Читу сел и, поглаживая бороду, победоносно осмотрелся вокруг. Выражение крайнего удовольствия появилось на его лице.

— А они ничего, эти люди! — сказал он Раджуну, своему любимому командиру. — Я не ожидал, что они нас так хорошо встретят.

— Я тоже, — согласился Раджун. — Я-то, признаюсь, думал, что нам придется входить в город с боем. Уверен, что с ними хорошо поработал Амир Али.

— Видать, так, — сказал Читу. — Он сам достойный человек и знает, как должно принимать благородных людей. Если бы не он, то эти свиньи заперлись бы в своих домах и нам бы пришлось их оттуда долго выковыривать, как слизняков из раковин.

Меня толкнул в бок толстый сахукар и шепотом стал умолять сделать так, чтобы Читу принял их подарки.

— Я дам вам еще пятьсот рупий! — шептал он мне, а я делал вид, что колеблюсь.

— Ладно! — наконец согласился я. — Смотри, не вздумай меня потом обмануть!

— Клянусь священным Гангом! Клянусь моей дочерью Джунвой! — поклялся сахукар. — Я заплачу вам в два раза больше. Поговори с ним от нашего имени, Амир Али, разве ты нам не друг и не брат?

— О чем эти ослиные отродья толкуют там с тобой? — воскликнул Читу. — Почему они не обращаются прямо ко мне?

— Господин! — сказал я. — Я уже говорил, что ужас вашего имени достиг этого города, прежде чем вы сами успели прибыть сюда. Однако ваш величественный облик вызвал такой восторг у этих несчастных, что, клянусь Аллахом, они потеряли дар речи. Они хотели бы угодить вам своими подарками, однако не могут подобрать подобающих слов, чтобы выразить свое счастье видеть вас, и по их просьбе я умоляю вас принять эти скромные подношения.

— Великолепно! Отлично! Я согласен! — сказал Читу. — Пусть несут! Подарки купцов Умраути наверняка стоят того, чтобы на них взглянуть.

В комнату внесли пятнадцать больших бронзовых подносов, покрытых дорогим рытым бархатом, и поставили их рядом с Читу. Чего только на них не было: финики, фисташки, сласти, а также различные английские и индийские ткани, тюрбаны и вышитые шали. То был подарок, достойный принца, и Читу явно остался доволен.

— Для вас наступил счастливый момент! — обратился я к купцам. — Где шали и золото?

Старший сахукар взял шали из рук слуги, положил на них сверху пятьдесят тяжелых золотых монет и, сгибаясь в низком поклоне, подошел к Читу. Положив золотые монеты к ногам Читу, он развернул две прекрасные шали, ловко набросил их на плечи гостя и отступил назад, почтительно и смиренно сложив руки на груди.

Читу был явно польщен, что его приняли с таким почетом. Он внимательно осмотрел шали, которые были наброшены ему на плечи, и довольная улыбка озарила его лицо.

— А они разумные люди! — обратился он к Гафар Хану. — Они явно знают, как надо встречать выдающихся особ. Признаться, я этого не ожидал и поэтому доволен вдвойне. Все же о вас-то они позабыли?!

— Нет, благородный Читу! — воскликнул старший сахукар, подойдя поближе с несколькими шалями. — Мы не забыли и о других выдающихся гостях.

Сказав это, он набросил по паре шалей на плечи каждого из старших командиров, которые приняли этот дар с удовлетворением.

— Освободите комнату! — приказал Читу. — У нас есть важное дело к уважаемым купцам, с которым надо поскорее покончить.

Свита и прочие быстро вышли вон, и в комнате остались только наши предводители и купцы, которые испуганно сбились в тесную кучку, словно куропатки при приближении ястреба.

— Подойдите сюда! — велел им Читу. — Подойдите и садитесь — я буду говорить с вами.

Купцы робко подошли и скромно уселись на землю рядом с ковром, на котором восседал Читу.

Итак! — продолжал Читу. — Вы, несомненно, знаете, что мы хотим. Мы хотим денег, и мы их получим — любым способом. Если вы проявите мудрость, то заплатите мне, сколько подобает, и тогда наше войско спокойно уйдет отсюда. Я не желаю вам вреда, и только вы сами будете виноваты, случись с вами несчастье. Я понятно излагаю? Сколько же вы готовы нам дать?

— Великий Читу! — воздев руки к небу, возгласил старший купец. — Мы с нетерпением поджидали вашего прибытия. Ваше грозное имя не только не испугало, но и вселило в нас немалую радость, и мы поспешили приветствовать вас и поднести скромные подарки. Мы успели посоветоваться с вашим благородным слугой Амиром Али и по его указанию подготовили список некоторых подарков, включая деньги, которые мы готовы смиренно предложить вам.

С этими словами сахукар подполз на карачках к Читу и передал ему список, составленный на языке фарси.

— Я ничего не пойму, что тут написано! Я не какой-нибудь писарь-грамотей! — заявил Читу и обратился к своим командирам: — Кто-нибудь из вас, братья, умеет ли читать?

— Нет! — ответили все как один. — Нам не отличить буквы от буквы, слова от слова!

— Сейчас я пошлю за писарем! — сказал сахукар. — Он сидит в соседней комнате.

— Если позволите! — сказал я. — Я мог бы зачитать список.

— Ха! Да ты владеешь не только саблей, но и грамотой? — приятно поразился Читу. — Отлично! Возьми эту бумагу и давай послушаем, что они нам сулят.

— Во-первых, — сказал я, — здесь сказано, что «сахукары и другие жители славного города Умраути, узнав о скором прибытии могучего Читу и его войск, собрались все вместе и приговорили упасть к его ногам со скромными подношениями. Эти подарки и деньги уже готовы к немедленному вручению, как только этого пожелает Читу, и недостойные рабы его надеются, что великий вождь одарит их милостью и снисхождением».

— Очень хорошо! — сказал Читу. — Теперь давай скорее к делу, ибо тело мое жаждет насыщения после долгой дороги, и я не сомневаюсь, что семьи наших достойных купцов приготовили для нас подобающие угощения.

— Все готово, о благороднейший! — вскричал сахукар. — Мы немедленно распорядимся внести угощения, которые приготовили самые лучшие повара нашего города.

— Молчать! — прикрикнул на него Читу. — Не смей говорить без разрешения! Я не потерплю, чтобы меня прерывали!

Сахукар немедленно сжался от страха и втянул голову в плечи, как напуганная черепаха, а я продолжил:

— Первым пунктом, о защитник обездоленных, идет сумма в пятьдесят тысяч рупий, предназначенная Вашей милости!

— И это все?! — вскричала его милость, сердито топорща брови.

— Нет! — сказал я. — Здесь есть еще. «Поднос с драгоценными камнями, золотыми и серебряными украшениями стоимостью в пятнадцать тысяч рупий и три подноса с тканями и шалями, общей ценой в десять тысяч». То есть всего Вашей милости предназначено денег и подарков на сумму в семьдесят пять тысяч рупий. «Во-вторых, по десять тысяч каждому из трех старших командиров; им же по подносу с драгоценностями на пять тысяч рупий и по три подноса с тканями еще на пять тысяч. Итого каждому — по двадцать тысяч рупий».

— Продолжай! — поторопил меня Читу. — Что там еще?

— «В-третьих, — продолжал я, — по тысяче рупий каждому из младших командиров, которых, видимо, не более тридцати человек всего».

— Так! — одобрил Читу. — А еще?

— «В-четвертых, по пятьдесят рупий каждому воину, которых, как мы слышали, прибыло четыре тысячи человек. Также еда, зерно, корм лошадям на столько дней, на сколько задержится здесь непобедимое войско». Это все! — сказал я. — Что изволит приказать мой повелитель?

— Неплохой в общем список! — кивнул мне Читу. — Однако в некоторых деталях они ошибаются. Во-первых, у нас не тридцать, а пятьдесят младших командиров, не так ли, Гафар Хан?

— Именно! — подтвердил Гафар Хан. — Никак не меньше. Я сам их подсчитывал.

— Запиши-ка эту цифру, Амир Али, — велел мне Читу. — Потом — разве у нас четыре, а не пять тысяч всадников?

— Конечно! — дружно взревел Гафар Хан и другие. — Пять, если не больше!

Это была ложь. На самом деле всадников было гораздо меньше четырех тысяч человек, поскольку значительная часть отделилась от главного войска, как только то перешло через реку Нармада. Впрочем, это ровным счетом не имело никакого значения, раз Читу решил хорошенько ободрать купцов.

— Запиши пять тысяч, — велел Читу, — и скажи теперь, сколько же всего вышло?

Я быстро прикинул в уме общую сумму:

— Получается, что вашей милости будет дано семьдесят пять тысяч, шестьдесят тысяч старшим командирам, пятьдесят тысяч младшим и двести пятьдесят тысяч солдатам. Общая сумма составит четыреста тридцать пять тысяч рупий.

— Да, кстати! — обратился Читу к Гафар Хану. — А подковы для коней? Они ведь, верно, совсем износились. Нам нужны новые.

— Несомненно! — подтвердил Гафар Хан с веселой ухмылкой.

— Запиши еще пятнадцать тысяч на приобретение подков, Амир Али! — распорядился Читу и сказал: — Тогда у нас получится круглая сумма — ровно четыреста пятьдесят тысяч. Ну что же, почтенные, теперь не замедлите уплатить, пока мы не потеряли терпения.

Сахукары тихо, но ожесточенно стали переговариваться между собой, причем я услыхал несколько злых слов и попреков. Видать, они спорили о доле каждого из них. Впрочем, у них хватило ума препираться не слишком долго. Мой толстый друг купец встал и объявил, что деньги сейчас принесут.

— Прекрасно! — обрадовался Читу. — Давайте теперь поужинаем. Завтра утром все командиры должны быть здесь, чтобы получить деньги для себя и своих солдат. Наше войско должно идти дальше и не задерживаться. Я был бы очень огорчен, если бы после такого радушного приема кое-кто из моих солдат не удержался бы и пошарил немного по городу.

Я собрался было уйти, но Читу остановил меня:

— Садись и поужинай вместе со мной. Думаю, что угощения хватит нам обоим.

Я повиновался приказу. Скоро принесли роскошный ужин, который Читу с моей помощью истребил, залезая в блюда с угощением всей пятерней и рекомендуя мне отпробовать то, где с наибольшим удовольствием копалась его горсть. После еды предводитель, довольно отдуваясь и рыгая, откинулся на подушки и велел принести кальяны. Потягивая благоуханный дым, Читу спросил меня, как это мне удалось добиться такого радушного приема и богатого выкупа.

Я рассказал ему все, опустив, впрочем, то, что я не забыл себя и получил десять тысяч рупий. Признайся я в этом, он отобрал бы у меня не меньше половины.

Читу был очень доволен мною и по-приятельски похлопал меня по плечу.

— Ты молодец! Благодаря тебе я получил семьдесят пять тысяч, а когда каждый воин получит по сорок рупий, ибо пятьдесят слишком много для них, то у меня будет еще больше. Для начала неплохо!

— Да возрастет твое благоденствие, благородный Читу! — сказал я. — Твой раб готов помочь получить тебе и еще больше во время похода. Для меня нет большей чести, чем услышать твою похвалу.

Кстати, сколько перепало тебе, мой друг? — спросил Читу.

— Сущие пустяки, — ответил я. — Я мог бы попытаться выдать себя за одного из старших командиров, но не стал этого делать. Я получил пять тысяч рупий, и хватит с меня.

— Напрасно ты постеснялся, — сказал Читу. — Это слишком мало, и в следующий раз я советую тебе не быть таким скромным. Ты прекрасно проявил себя и отныне всегда будешь возглавлять передовой отряд. Раньше я поручал это Гафар Хану. Он хороший солдат, но совершенно дубинноголовый, если речь идет о деле. Он только и знает жечь города и деревни, а в результате мы получаем вдвое меньше, чем могли бы. К тому же он в первую очередь заботится только о себе.

— Да благословит тебя Аллах! Твой раб никогда не подведет тебя! — с этими словами я попросил разрешения удалиться и был милостиво отпущен.