Образование единого Русского государства

Дмитрий Донской и Куликовская битва

Дмитрий Иванович родился в 1349 г. Вступая на престол, он едва насчитывал десять лет от роду. Малолетством великого князя решили воспользоваться усилившиеся великие князья: тверской — Михаил Александрович и нижегородский — Дмитрий Константинович. Последнему удается в 1359 г. получить ярлык на великое княжение Владимирское. Но тут на помощь десятилетнему Дмитрию Ивановичу выступили московские бояре. Привыкшие к тому, что они служат сильнейшему на Руси московскому князю, московские бояре не хотели поступиться своим первенством. Это тем более понятно, что в Москву съезжались сильные и богатые бояре с многочисленной челядью, слугами, воинами. Московское боярство было самым многочисленным и богатым, привыкшим управлять не только в качестве слуг, но и советников своего князя. Московские бояре привыкли свысока смотреть на других бояр.

И вот теперь им предстояло играть второстепенную роль. Сильное московское боярство снести этого не могло. Все как один поднимаются бояре на защиту своего малолетнего князя и начинают «добывать» ему ярлык на великое княжение. Дмитрий с боярами поехал в Орду.

Золотая Орда этой поры была уже не той, что во времена хана Узбека. Ханская власть была ослаблена. В процессе дворцовых переворотов один хан сменял другого.

За 20 лет, с 1360 по 1380 г., в Орде сменилось 14 ханов. От Золотой Орды отделялись целые области. Образовалось особое татарское государство темника Ногая. Русь объединялась, и московские князья решительно и энергично «собирали» русские земли; Золотая Орда делилась и подразделялась, разрывалась на части, слабела в усобицах. Русь шла по пути ликвидации феодальной раздробленности; Золотая Орда только вступала в период феодального раздробления.

В начале 60-х годов Орда разделилась между двумя ханами — Абдулом, за которого правил темник Мамай, и Мюридом. Московским боярам удалось задарить Мюрида и в 1362 г. получить от него ярлык на великое княжение для Дмитрия Ивановича. Но этого было мало. Надо было изгнать нижегородского князя Дмитрия Константиновича, засевшего во Владимире. Энергичные московские бояре собирают рать и изгоняют Дмитрия Константиновича из Владимира. Через год, в 1363 г., во Владимир к Дмитрию Ивановичу приезжает гонец уже от Абдула и привозит ярлык. Гонец был принят с честью, одарен и вернулся обратно. Тогда обиженный Мюрид через князя Ивана Белозерского присылает ярлык на великое княжение противнику московского князя, и нижегородский Дмитрий выбивает московского Дмитрия из Владимира. Торжество его было кратковременным. Он продержался в городе лишь двенадцать дней, был разбит московской ратью и вынужден был признать «волю» Дмитрия Ивановича.

Поднявшие было голову, пользуясь междоусобицей, князья ростовские, стародубские и галицкие были подчинены Дмитрию Ивановичу и «сведены» в Москву. Потерпев поражение, Дмитрий Константинович признал себя подчиненным, просил у Дмитрия Ивановича помощи против брата Бориса и выдал замуж за Дмитрия свою дочь. Дмитрий Иванович не замедлил вмешаться в дела Нижегородского княжества, где разгорелась борьба между братьями. И тут на помощь московскому князю выступила церковь. Митрополит «всея Руси» Алексей посылает Сергия Радонежского в Нижний Новгород к Борису Константиновичу, призывая последнего в Москву. Когда тот отказался, Сергий, действуя от имени митрополита, закрыл все церкви в Нижнем Новгороде. Вдобавок к этому растерявшийся Борис через некоторое время столкнулся с быстро подошедшей к Нижнему московской ратью. Пришлось смириться и ехать на поклон к Дмитрию Ивановичу.

Чувствуя свою силу, Дмитрий Иванович подчиняет себе князей, «привожаше их под свою волю», пытается также, воспользовавшись борьбой между тверскими князьями, подчинить себе и сильнейшего тверского князя (из рода Микулинских князей) — Михаила Александровича. Тот поспешил за помощью к своему зятю, литовскому князю Ольгерду.

В княжение Ольгерда Литва стремительно расширяла свои границы на востоке. При Ольгерде «повоевали литовци» Киев, Чернигов, Брянск, Новгород-Северск, Смоленские земли, и литовские рати подошли к московским рубежам. Началась «литовщина».

Опасаясь угрозы нашествия, Дмитрий Иванович приказывает строить «без престани» «град Москву камен». В короткий срок город был обнесен мощными высокими каменными стенами с башнями и бойницами, с железными воротами. Москва 60-х годов XIV в. — уже большой город с многотысячным ремесленным и торговым населением, многочисленным боярством, духовенством и всякого рода челядью и слугами. В городе высились уже первые каменные здания. Шумел «торг». Съезжались, сходились разные люди — по торговым, дипломатическим, воинским делам, по делам «службы» князю. Москва насчитывала не один десяток тысяч населения.

Москвичам было что защищать. С постройкой в 1367 г. каменного Кремля им стало и чем защищать.

Приготовления Дмитрия Ивановича были очень своевременны. В 1368 г. Ольгерд внезапно нападает на Москву. Огромная литовская рать во главе с Ольгердом, его братом Кейстутом, молодым Витовтом Кейстутовичем и тверским князем Михаилом Александровичем вступает в московские владения. Дмитрий Иванович не успел собрать войска и выслал только сторожевой полк под командованием воевод Дмитрия Минина и Акинфа Шубы. 21 ноября 1368 г. на реке Тросне многочисленные отряды литовских князей разбили маленький московский сторожевой полк. Дмитрий с Владимиром Андреевичем Серпуховским и боярами укрылся за стенами нового каменного Кремля. Каменные стены оказались надежными. Ольгерд сжег и опустошил окрестности, увел массу жителей в плен, но взять город не смог.

Тем не менее Дмитрию пришлось пойти на уступки Михаилу Александровичу Тверскому. Но на этом борьба с Тверью не кончается. Тверской князь, ставший проводником литовского влияния и постоянно прибегавший к помощи Ольгерда, в представлении московского князя, естественно, стал врагом Руси вообще.

Новгород, среди боярской верхушки которого уже тоже сложилась «литовская партия», в данный момент не был опасен. Благодаря стараниям московского боярства и митрополита Алексея Новгород признал власть Дмитрия Ивановича и заключил с ним союз против немцев, Литвы и Твери. Таким образом, только Тверь как союзник Литвы на данном этапе представляла собой опасность.

Оправившийся от войны с Ольгердом Дмитрий идет на Смоленск и Брянск, отомстив смоленским и брянским князьям за помощь, оказанную ими Ольгерду.

В августе 1370 г. Дмитрий объявляет войну Твери. Михаил Александрович бежал в Литву, а московские войска опустошили Тверскую землю, разгромили Микулинское княжество, вотчину Михаила. Занятый борьбой с немецкими рыцарями, Ольгерд не мог ему помочь. Тогда у Михаила появляется мысль использовать для борьбы с Москвой Орду. Он готовится к поездке в Орду, но Дмитрий сумел его предупредить. Михаилу стало известно, что повсюду на пути из Твери в Орду расставлены люди Дмитрия, готовые его схватить. Пришлось неудачливому тверскому князю снова обратиться к помощи Ольгерда.

На этот раз Ольгерд вышел в поход вместе с Кейстутом, Михаилом и Святославом Смоленским. Литовско-русские войска осадили Волоколамск, но неудачно, а 6 декабря 1370 г. литовцы подошли к Москве, за стенами которой снова укрылся Дмитрий. Но на этот раз московские князья действовали энергичнее. Владимир Андреевич Серпуховский стоял с большой ратью в Перемышле, готовясь в поход на литовцев. К нему пришли союзные войска князя Пронского и Олега Ивановича Рязанского. Ольгерд, видя, как неблагоприятно для него складываются обстоятельства, запросил мира, но несговорчивым на этот раз оказался Дмитрий. Он соглашается лишь на перемирие до Петрова дня (29 июня по старому стилю). Ольгерд повернул назад, осторожно двигаясь среди враждебного ему русского населения и ожидая погони. Примирился с Дмитрием и Михаил, но ненадолго. Уже в 1371 г. он осуществляет свой план — едет в Орду и получает наконец от хана Мамая ярлык на великое княжение. С ним приехал и ханский посол Сырохожа. Но владимирцы не пустили в свою землю Михаила. Тогда Михаил начал «воевать» московские земли. Дмитрий, воспользовавшись этим обстоятельством, пригласил к себе ханского посла Сырохожу, одарил его и привлек на свою сторону. Обнадеженный Сырохожею Дмитрий поехал в Орду, задобрил богатыми подарками Мамая и его жен, а также татарских темников и получил ярлык на великое княжение. В Орде в то время был молодой тверской князь Иван Михайлович, задолжавший хану 10 тысяч рублей, которые был не в состоянии уплатить. Дмитрий выплачивает хану за него эти деньги, а Ивана захватывает с собой в качестве заложника. Уже один этот факт говорит о том, что борьба Михаила с Дмитрием была неравной. Дмитрий легко уплатил ту сумму, которую никак не мог внести тверской князь. Дмитрий был богаче тверского князя, и если бы не Ольгерд, последний давно вынужден был бы смириться. Казалось, наступил момент, когда Дмитрий сможет разделаться со своим врагом, но в это время вспыхивает война с Олегом Ивановичем Рязанским.

Мы не знаем, какие обстоятельства привели к ссоре недавних союзников — Олега Рязанского и Дмитрия, но уже в декабре 1371 г. московские войска под командованием Дмитрия Михайловича Волынца идут на Рязань. Рязанцы, опытные воины, с детства привыкшие к стычкам с татарами, похвалялись, что они без оружия победят москвичей и веревками перевяжут их. У Скорнищева встретились рязанские и московские войска. Рязанцы были разбиты. Князь Олег Иванович спасся бегством с небольшой дружиной. Этим воспользовался другой рязанский князь, Владимир Пронский, союзник Дмитрия Ивановича, и на некоторое время захватил Рязань.

Война с Рязанью ненадолго отвлекла Дмитрия от основной его задачи — борьбы с Михаилом Тверским. Последний снова «наводит» литовцев на русскую землю. Снова войска Кейстута, Витовта и Андрея Ольгердовича воюют в русской земле, опустошают волости, сжигают города Кистму, Дмитров, Переяславль, Кашин, князь которого, Василий, попытался перейти на сторону Дмитрия Ивановича.

Новгородцы не признали Михаила, потерявшего ярлык на великое княжение, своим князем, изгнали из Торжка его наместников, но за это он взял Торжок и разгромил новгородскую рать. Весной 1372 г. на помощь своему родственнику Михаилу снова приходит Ольгерд «со многою силою». На этот раз Дмитрий подготовился и в июле 1372 г. у Любутска разбил сторожевой полк литовцев. Ольгерд вынужден был просить мира. Дмитрий согласился лишь на короткое перемирие, до 26 октября, причем литовский князь обещал отныне не вмешиваться в дела Твери и не защищать тверского князя.

Оставленный своим союзником, Михаил теперь был беспомощен. Правда, он не сдавался. В Москве нашлись два человека, которые из личных целей попытались помочь Михаилу. Это был Иван Васильевич Вельяминов, который рассчитывал унаследовать отцовскую должность московского тысяцкого (ее упразднил Дмитрий), и крупный купец, торговавший с генуэзской колонией в Крыму — Судаком, или Сурожем, Некомат Сурожанин.

Они сговорились с Михаилом. Некомат поехал в Орду и привез Михаилу ярлык на великое княжение Владимирское. Тверской князь по-прежнему рассчитывал на поддержку Ольгерда и Орды и поэтому решился снова на войну с Дмитрием. Но на этот раз последнему помогли не только подручные князья, но и другие князья (Смоленский, Брянский, Новосильский и Оболенский), недовольные тем, что Михаил «наводил Литву» на их земли. Тверская рать была разбита, и в 1375 г. Михаил вынужден был смириться и признать себя «братом молодшим» московского великого князя, став к нему в такие же отношения, как Владимир Андреевич Серпуховский. Он обязался «не искать» ни Москвы, ни Новгорода, ни великого княжества Владимирского, воевать вместе с московским князем против татар и других «ворогов» Руси, отказался от власти над кашинским князем, от союза с Литвой и т. д.

Так закончилась длительная борьба Москвы с Тверью. Тверское княжество не было ликвидировано, но признало себя вассалом Москвы. Присмирел и рязанский князь Олег Иванович, который еще в 1371 г. признал главенство Дмитрия Ивановича. Обстановка на западе стала более благоприятной для московского князя. Кроме того, усобицы в самой Литве скоро привели к тому, что двое литовских князей — Андрей и Дмитрий Ольгердовичи, один князь Полоцкий, другой — Брянский, — «отъехали» в Москву и стали служить Дмитрию. У Москвы хватило сил не только отбить нападение Литвы, но и обезвредить ее главного сторонника на Руси — тверского князя, подчинить его себе и даже превратить двух Ольгердовичей в подручных князей. Но зато сгущались тучи на востоке.

В противоположность Калите Дмитрий с детства привык к войнам. Многочисленные рати подручных князей, поддержка со стороны бояр, посада и церкви давали ему возможность действовать решительно, не только сумой, к которой все же прибегал и он, но и мечом. Выросшее и окрепшее Московское княжество решилось на открытое неповиновение хану — Дмитрий, как мы видели, не раз выступал против ханских ставленников на великое княжение. Отношения с Ордой все больше и больше осложнялись. К тому же в Орде непрерывно шли смуты. Один хан свергал другого и, сев на престол, требовал подарков и дани. Отдельные татарские ханы, «царевичи», темники и мурзы усиливались, не признавали власти хана Золотой Орды и организовывали самостоятельные налеты на русскую землю.

Татаро-монгольское иго становилось невыносимым, анархия в Орде усугубляла его тяжесть. Кроме того, Москва была уже настолько сильна, что могла попробовать силу своего оружия и потягаться со считавшимися непобедимыми татарами.

В 1376 г., по окончании борьбы с Литвой и Тверью, Дмитрий посылает воеводу Дмитрия Михайловича Волынца вместе с двумя молодыми нижегородскими князьями Василием и Иваном войной на камских болгар. Русские войска осадили Казань[75]. Казанцы отстреливались, применяя при этом наряду с луком и самострелами огнестрельное оружие, впервые появившееся в то время в Восточной Европе. У русских оно тоже вскоре появилось. Тогда еще не было ручного огнестрельного оружия, и «огненный бой» применялся главным образом осажденными. Казань была взята, причем казанские князья Асан и Магомет-Солтан вынуждены были заплатить дань и принять в город княжеских даньщиков и таможенников.

В 1377 г. на реке Суре появился новый хан Арапша, пришедший из-за Яика (реки Урала). Большое русское войско во главе с московской ратью вышло ему навстречу. Но, получив ложную весть о том, что Арапша на Донце, князья и воеводы не приняли никаких мер предосторожности. Стояла сильная июльская жара. Князья, воеводы и простые ратники сбросили с себя доспехи, положили их вместе с оружием на телеги, шли и ехали в одних рубашках, часто пьянствовали в пути. Между тем тайно, пользуясь проводниками-мордвинами, подошел Арапша и 2 августа 1377 г. на реке Пьяне разбил наголову беспечное русское войско. Остатки русских ратей спаслись бегством. Татары и мордва опустошили Нижегородскую и Рязанскую земли. В ответ на это зимой, в страшные морозы московские войска под начальством воеводы Свибла, в союзе с нижегородцами ворвались в Мордовскую землю и «сотворили ее пусту».

Летом следующего года на ставших непокорными русских двинулся посланный Мамаем мурза Бегич. 11 августа 1378 г. на берегу реки Вожи сошлись русские рати и татарская конница. Татары переправились через реку и с криком помчались на русских. В свою очередь русские ударили по татарам: с одной стороны двинулись войска Даниила Пронского, с другой — московского окольничего Тимофея, а «в челе» шел великий князь Дмитрий Иванович. Татары не выдержали натиска русских, дрогнули и побежали. Туман не дал возможности русским преследовать татар, но к утру им все же удалось овладеть обозом неприятеля. Рассвирепевший Мамай ответил на поражение при Воже нападением на земли не ожидавшего активных действий со стороны татар Олега Ивановича Рязанского.

Битва на Воже была переломным моментом в истории взаимоотношений Орды и Руси. Русские воспрянули духом, убедились в своей силе, в способности Руси один на один биться со «злым татарином». К. Маркс отмечает, говоря о битве на реке Воже: «Дмитрий Донской совершенно разбил монголов на реке Воже (в Рязанской области). Это первое правильное сражение с монголами, выигранное русскими»[76].

После сражения при Воже нечего было и думать о мире с татарами. Надо было готовиться к новой войне. Бой на реке Пьяне показал, что нельзя быть самонадеянными и преуменьшать силу татар; бой на реке Воже, в свою очередь, убедил русских в том, что татары отнюдь не непобедимы. Мамай, ранее правивший от имени хана, после смерти хана Магомета стал самостоятельным правителем Золотой Орды и решил восстановить былое подчинение «русского улуса» Орде. Для этого надо было повторить Батыево нашествие.

И всем казалось, что так и будет. Мамай рассвирепел. Он говорил татарским царевичам и мурзам: «Казните рабов строптивых! Да будут пеплом грады их, веси и церкви христианские! Обогатимся русским золотом!» Сказание о Мамаевом побоище так передает угрозы разъяренного Мамая: «Поидем на Руского князя и на всю силу Рускую, яко же при Батый было; христианство потеряем, и церкви божиа попалим, и кровь их прольем, и законы их погубим».

Но Русь была не той, что во времена Батыя, — окрепло сильное Московское великое княжение, ядро складывавшегося Русского государства. Орда же слабела и рассыпалась. Недаром, когда Мамай готовил поход на Русь, его советники указывали на оскудение и ослабление Орды и предлагали ему нанять генуэзцев («фрязей»), греков и ясов. Мамай вынужден был послушаться совета. В его войске были «бесермены и армены и фря-зи, черкасы и ясы и буртасы». Летом 1380 г. он переправился с огромным войском в 200 тысяч человек через Волгу и начал кочевать у устьев реки Воронеж. Узнав о выступлении Мамая, литовский князь Ягайло Ольгердович немедленно заключил с ним союз и обещал к 1 сентября соединиться с татарами и вместе идти на Москву.

План союзников, Ягайло и Мамая, заключался в разгроме и разделе Руси, в ликвидации ее самостоятельности и порабощении русского народа. Заключение союза между двумя злейшими врагами Руси заставило Дмитрия энергично взяться за формирование войска. Дмитрий созывает рати подручных и союзных князей, ополчения с городов и волостей, которые поднялись на защиту своей родины. Пришли воины из далекого Устюга, из тверских земель — Кашина и Холма, из Пскова и Смоленска, Брянска и Торуссы. Правда, на призыв Дмитрия откликнулись не все области. Самостоятельность отдельных княжеств привела к тому, что боявшиеся татар и недовольные великокняжеской политикой Дмитрия Ивановича князья нижегородские и рязанские не захотели принять участия в обороне русской земли от татар.

Опасаясь за свою Рязанскую землю, пограничную с татарской степью и подвергавшуюся ударам со стороны татар в первую очередь, Олег Иванович Рязанский заключил союз с Мамаем и Ягайло, рассчитывая при их помощи получить часть Московского княжества. Олег Иванович решил действовать так, чтобы выиграть при любом исходе столкновения. Заключив союз с Мамаем, он одновременно шлет гонца к Дмитрию и в своем обращении к нему пишет: «Мамай со всем царством идет в землю рязанскую против меня и тебя. Ягайло также; но еще рука наша высока; бодрствуй и мужайся».

В случае победы Мамая рязанский князь рассчитывал приобрести часть московских земель, в случае же успеха Дмитрия Олег снова притязал бы на пожалования, так как первый предупредил и ободрил Дмитрия.

Олег обратился с письмом и к Мамаю. Хану рязанский князь писал: «Я услышал, господин, что ты хочешь идти и грозишься на твоего служебника Димитрия, князя Московского; теперь, всесветлый царь, приспело время злата и многих богатств. Князь Димитрий, как только услышит имя ярости твоей, убежит в далекие места, или в Великий Новгород или на Двину, а богатство московское будет в руке у тебя; а меня, Олега Рязанского, раба твоего, сподоби своей милости».

Но Олег Иванович ошибся. Дмитрий Иванович никуда не бежал. Наоборот, в Москву съезжались «подручные» князья, сходились дружины, проходили, направляясь к Коломне, рати простых людей.

Нелегко было московскому князю справиться с «нестроением» на Руси в годину грозной опасности. Тем не менее Дмитрию удалось собрать со своего княжества и с княжеств подручных удельных князей огромную по тем временам стотысячную рать. Дмитрий Иванович приказал всему войску сойтись в Коломну к 15 августа. К назначенному сроку сюда явились кроме московских войск муромское, владимирское, переяславское, костромское, ростовское, ярославское, белозерское и другие ополчения («полки»).

Поднялась Русь. Вековечная, жгучая ненависть к угнетателям и грабителям, татарским ханам и мурзам, к «татарскому чудищу» вылилась наружу. На смертный, страшный бой шли русские люди, шли биться за землю родную, кровью и потом политую, за свои луга широкие, леса дремучие, за дома и нивы, за свою свободу и честь. Шли из Каргополя и Белоозера, с Устюжны и Ростова, Ярославля и Ельца, шли со всех концов необъятного русского северо-востока.

Шли князья со своими дружинниками, испытанными в боях воинами. Грозно сверкали под лучами летнего солнца длинные русские мечи, широкие наконечники копий, кривые сабли, окованные серебром луки и колчаны, полные смертоносных стрел. На ремнях висели тяжелые булавы и шестоперы. У некоторых за плечами висели самострелы. Большинство русских дружинников ехало на конях.

Но не только княжеские дружины шли на зов Дмитрия к Коломне. Главную массу русских войск составляла «посоха» — народные ополчения, набиравшиеся из крестьян и «черных людей» городов. Эта народная рать должна была решить исход грядущей битвы. Ополченцы, набираемые с «сохи», были вооружены топорами, рогатинами, ослопами (дубинами), кистенями. Вместо кольчуг, шлемов, щитов и лат от вражеского оружия их защищали рубахи и тулупы со вшитыми в них кусками железа и меди, кольчуги из веревок и «дощатые брони».

Недостаток оружия восполнялся стойкостью и мужеством русских воинов, не раз обращавших в бегство отборные войска врага.

Подъем и воодушевление царили в русском войске.

Старинное сказание о Куликовской битве — «Задонщина» говорит: «Кони ржут на Москве, звенит слава по всей земле Русской. Трубы трубят в Коломне, в бубны бьют в Серпухове, стоят стязи у Дону у великого на брези. Звонят колоколы вечные в великом Новгороде».

По городам и селам ездили бирючи-глашатаи и на площадях у церквей зычным голосом читали грамоты князя Дмитрия Ивановича о войне с Золотой Ордой.

И по дальним «весям» и «градам», среди лесов и болот собирались ратные силы. Шли простые люди, шли защищать землю Русскую от «ворога» так же героически, как героически «боронили» ее от врагов их деды и прадеды. Источники упоминают среди участников Куликовской битвы Юрку Сапожника, Васюка Сухоборца, Гридю Хрульца, Сеньку Быкова — все простых ремесленных людей.

Русь готовилась к бою.

Дмитрий Иванович прежде всего собрал сведения о врагах. С этой целью далеко в степь, на юг, к Тихой Сосне им были высланы «сторожи» — разведка во главе с «крепкими дружинниками» Родионом Ржевским, Андреем Волосатым и Василием Тупиком. Когда долгое время от них не поступало вестей, он выслал «вторую сторожу»: Климента Полянина, Григория Судака и Ивана Святослава. «Вторая сторожа» встретила Василия Тупика, везшего пленного «языка».

Из показаний пленного татарина стало известно, что Мамай не спешит, поджидает осени, когда к нему присоединятся литовцы Ягайло, так как без них напасть на Москву он не решается.

Разведка сделала свое дело. Мамай не был осведомлен о планах Дмитрия, тогда как тот хорошо знал о том, что затевают его враги. Надо было принимать меры и готовить план военных действий.

В Москве на совещании князей и воевод было решено предупредить соединение войск литовского князя Ягайло с ордами Мамая, бить врага поодиночке, использовать момент внезапности, взять инициативу в свои руки и спасти землю Русскую от разорения, связанного с военными действиями. Для осуществления этого плана необходимо было, не мешкая, выступить навстречу татарам.

Готовясь к выступлению, Дмитрий Иванович устроил в Коломне смотр своему войску. Ратная сила земли Русской была велика и грозна. Стотысячное войско готовилось идти на врага.

Мамай, услышав о грозных приготовлениях русских, послал гонцов в Коломну с требованием уплатить огромную дань, как платили во времена ханов Узбека и Джанибека, предлагая мир в случае согласия Дмитрия на эти условия. Но Дмитрий отказался.

Последний совет в Коломне, на котором ратовали за скорые и решительные действия Тимофей и Николай Васильевичи Вельяминовы, Тимофей Валуевич, Иван Родионович и Андрей Сернизович, и вот 26 августа 1380 г. русские отряды вышли из Коломны и двинулись к Оке.

Выстроились в боевой порядок. Впереди шел сторожевой «полк», за ним остальные «полки» и обоз.

Впереди своих войск Дмитрий Иванович выслал конные разведывательные отряды, «крепкую сторожу». В качестве проводников было взято десять купцов-сурожан, хорошо знавших пути через татарские земли и кочевья.

У впадения реки Лопасны в Оку войско остановилось на однодневный отдых. Сюда подошла на соединение с вышедшим ранее войском московская пешая рать воеводы Вельяминова. Через день конные дружины перешли Оку и двинулись дальше, послав вперед разведывательный отряд под командованием Семена Мелика. Пешая рать Вельяминова задержалась на некоторое время, охраняя переправу и поджидая отставших. Вскоре присоединились к Дмитрию Ивановичу отряды князей литовских Андрея и Дмитрия Ольгердовичей, служивших московскому князю.

5 сентября у устья Непрядвы первые отряды русских конных ратей вышли к Дону.

Из сообщений разведчиков, «сторожи», Петра Горского и Карпа Александровича Дмитрий узнал, что Мамай долго стоял у Кузьминой гати и не торопился, поджидая рати Олега и Ягайло. Надо было решать вопрос о том, где и когда дать бой Мамаю, который, прослышав о движении русских, поспешил к Дону.

7 сентября Дмитрий Иванович собрал совет.

Здесь, у Дона, Дмитрий и его воеводы стали решать вопрос — переправиться ли на тот берег и напасть на татар, оставив позади себя Дон и Непрядву, которые в случае неудачи русских отрежут им путь к отступлению, или же остаться на этой стороне реки, что казалось безопасней, так как путь к отступлению не был отрезан. Часть воевод считала, что нужно остановить выбор на втором плане, так как врагов множество — и татары, и литовцы, и рязанцы. «Если оставим за собой реку, трудно будет действовать, мы же должны удержать себе путь назад», — советовали они.

Но более опытные и решительные воеводы резко выступили против трусов и маловеров. Они говорили Дмитрию: «Если хочешь крепкого бою, вели сегодня же перевозиться, чтобы ни у кого не было мысли назад ворочаться; пусть всякий без хитрости бьется, пусть не думает о спасении, а с часу на час себе смерти ждет; а что, говорят, у них силы велики, то что на это смотреть…».

Дмитрий Иванович не колебался. Не затем он клич бросил по земле Русской, не затем повел сюда рати свои, чтобы, не вступая еще в бой, готовить путь к отступлению. Он хорошо знал, что, провожая с ним в далекий поход своих отцов и сыновей, братьев и внуков, русские люди не плакали, не жаловались, так как знали, что речь идет о жизни или смерти, о жизни и смерти их самих, о существовании Руси.

Не плакали о воинах князя Дмитрия в их домах потому, что они «пошли с великим князем за всю землю Русьскую на острая копиа». «И како» мог он «терпети и видети побеждаемых» этих воинов, веривших в него, знавших на что и во имя чего они идут, их воевод, князей?

Вот почему на совете у Дона Дмитрий Иванович выступил с речью. Он говорил, что не затем пришел сюда, чтобы на Олега и Ягайло смотреть или охранять реку Дон, но чтобы Русскую землю от плена и разорения избавить или голову свою за Русь положить. Честная смерть лучше позорной жизни. Лучше было не выступать совсем против татар, чем, выступив и ничего не сделав, вернуться назад.

Он приказал немедленно перейти Дон, дать бой и там, за Доном, либо победить и весь русский народ от гибели сохранить, либо сложить свои головы за родину.

Славный русский полководец и патриот Дмитрий Иванович призывал к решительности, инициативе и смело смотрел правде в глаза. Действительно, битва предстояла не на жизнь, а на смерть. Но не об отступлении надо было думать, а о спасении родины ценою даже своих жизней.

Настаивая на решительных действиях, Дмитрий руководствовался не только велениями сердца.

По ту сторону неширокого Дона лежало обширное, холмистое, перерезанное оврагами и реками с крутыми и обрывистыми берегами (Непрядвой, впадающей в Дон, Смолкой, Курцей и Нижним Дубяком) Куликово поле. Посередине поля тянулось болото. Удобство выбранной Дмитрием позиции заключалось в том, что сравнительно небольшое Куликово поле не давало возможности татарам применить свою обычную тактику обхода с флангов массами конницы: этому препятствовали реки и лески. Татары должны были применить непривычную для них атаку с фронта, что ставило русских в выгодные условия. План Дмитрия был хорошо продуман, верен и последователен — не допускать соединения вражеских сил и напасть внезапно.

Князья, бояре, воеводы с вниманием слушали Дмитрия, и большинство согласилось с ним.

Был отдан приказ наводить мосты и искать броды, и в ночь с 7 на 8 сентября, пользуясь мглой и туманом, русские переправились через Дон. Лишь только началась переправа, прискакал Семен Мелик и сообщил, что «сторожа» уже имела стычки с татарским авангардом и что Мамай, желая помешать переправе русских войск, быстро приближается к Дону.

Сведения были верны: в момент переправы русских через Дон Мамай остановился всего лишь в 7–8 верстах от Куликова поля. Туманной утренней зарей 8 сентября, когда сплошная серая мгла клубилась по оврагам, лесам и низинам Куликова поля, русское войско стало выстраиваться в боевой порядок. «Полк правой руки» под командованием воеводы Микулы Васильевича и князей Андрея Ольгердовича и Семена Ивановича занял правый фланг и подошел к овражистым, лесистым берегам Нижнего Дубяка. «Полк левой руки» князей белозерских занял боевые позиции у реки Смолки. Впереди был расположен «передовой полк» Дмитрия и Владимира Всеволодовичей, в состав которого вошли московская пешая рать Вельяминова и «сторожа» Семена Мелика. «Передовой полк» почти целиком состоял из пехоты.

За «передовым полком» стоял «большой полк» под командованием самого Дмитрия Ивановича и московского воеводы Тимофея Васильевича Вельяминова. Еще дальше в глубине фронта расположились резервы во главе с Дмитрием Ольгердовичем. В тылу, слева, спрятанный в Зеленой Дубраве расположился «западный полк» Владимира Андреевича Серпуховского и боярина Дмитрия Михайловича Боброка-Волынца. Весь фронт русских войск протянулся не более чем на 5 верст.

Такое расположение русского войска делало честь военному таланту Дмитрия Ивановича. Действительно, когда грянула битва, татары не только не смогли обхватить с флангов русское воинство, что было для них выгодно вследствие численного перевеса, но не могли ни продвигаться вперед, ни маневрировать, «ибо несть места, где им расступитися». Кроме того, «западный полк», служа общим резервом, вместе с тем прикрывал переправы через Дон.

Дмитрий прекрасно понимал, что всей тяжестью своего удара татары обрушатся на левый фланг, с тем чтобы отрезать русских от переправы и, перейдя Непрядву, прижать их к Дону в том месте, где не было переправ и где берега Дона были заболочены. Расположив свое войско в боевом порядке, Дмитрий объехал ряды воинов, подбодряя их и вселяя в их сердца мужество и уверенность.

Затем князь переоделся в доспехи своего любимого боярина Михаила Бренка, который взял его стяг, а сам Дмитрий надел простой плащ, сел на чужого коня и отправился в «передовой полк». Князь не щадил своей жизни — его пример вдохновлял воинов.

В двенадцатом часу дня показались передовые отряды татар и вскоре начали сходиться с русскими. В центре татарского войска шла наемная пехота, набранная из осетин, генуэзцев, черкесов. Она была одета в темные кафтаны, черные шлемы и вооружена длинными копьями. Копья свои они клали на плечо идущих впереди, поскольку у задних воинов копья были длиннее, чем у передних. По бокам сплошной лавиной спускалась с Красного Холма подвижная татарская конница, вооруженная кривыми саблями, луками и стрелами.

Татары были в темных одеждах, в шлемах и панцирях из кожи, с железными чешуйками. Лихие наездники и искусные стрелки из лука, умевшие метко стрелять на всем скаку, они были опасными противниками. В бою они строились в несколько отрядов — авангард, главные силы и фланги, но часто татарская лава полумесяцем охватывала врага.

Сплошной лес копий двигался на русских, тяжелая поступь воинов и топот копыт лошадей слились в один сплошной зловещий гул. Шла сила страшная, могучая, но ей противостояла неодолимая великая русская рать.

Подойдя на расстояние полета стрелы, татары остановились.

Дмитрий вернулся в «большой полк», чтобы возглавить основные ратные силы. Начались стычки. По обычаю, русский богатырь Пересвет вызвал на единоборство татарского богатыря Темир-Мурзу. Богатыри пустили коней вскачь навстречу друг другу. От страшного удара кони присели, оба богатыря были убиты.

Столкновение богатырей послужило сигналом к началу битвы. Раздались звуки труб, крики, конский топот, загремело, зазвенело оружие, засвистели стрелы, раздался боевой клич.

Мамаевы орды ударили на «передовой полк». Мужественно рубилась с татарами русская пешая рать, но татары подавляли численностью, и вскоре «передовой полк» был почти весь изрублен. Смертью храбрых пали славные русские воины. Вслед за тем татары обрушились на «большой полк», врезались в его середину и разбили московскую дружину. Началась страшная сеча. Теснота была такая, что многие задыхались, убитые не падали. Немало воинов погибло под копытами лошадей. Бились грудь с грудью. Звон и лязг оружия, крики и стоны раненых и умирающих, храп лошадей — все это смешалось в страшный гул.

«Звенят доспехи злаченные, стучат щиты червленые. Гремят мечи булатные, блистают сабли острые около голов молодецких. Льется кровь богатырская по седлам кованым и катятся шеломы позлащенные коням под копыта», — так описывает сражение «Сказание о Мамаевом побоище».

Прорвав центр, татары пробились к великокняжескому стягу и изрубили его. Боярин Бренк был убит. Но вскоре владимирские, суздальские и брянские дружины под командованием Тимофея Вельяминова и Глеба Брянского, вступив в бой, потеснили татар и восстановили положение. «Большой полк» выдержал натиск врага.

Тогда татары лавиной устремились на левый фланг. «Полк левой руки» был разбит и начал отход к Непрядве. Прорвав линию русских войск к трем часам пополудни, татары вышли в тыл «большого полка». Правый фланг помочь не мог; хотя здесь русские стояли крепко, но командовавший «полком правой руки» Андрей Ольгердович не решался двинуться вперед, опасаясь, что центр, «большой полк», будет смят и тогда он окажется в западне. Между тем татары продолжали теснить русских. Победный вой и свист раздался уже по полю.

Давно уже порывался вылететь из Зеленой Дубравы «западной полк», но опытный полководец Дмитрий Боброк-Волынец сдерживал горячих. «Не время еще», — говорил он.

Но вот подул встречный ветер; увлеченные кажущейся победой татары не видели ничего, ничего не ожидали. «Пора!» — скомандовал Дмитрий Боброк-Волынец. И свежий «западной полк» вылетел на поле брани. Неожиданный удар заставил татар дрогнуть и пуститься в бегство. Воспользовавшись этим, русские воины «большого полка» перешли в наступление. Татары не выдержали нового удара и побежали. Мамай, наблюдавший за ходом битвы с Красного Холма, бежал, оставив русским свой богатый шатер и драгоценности. Русские воины преследовали татар 30 верст, до реки Красивой Мечи. Только к вечеру начали возвращаться на Куликово поле разгоряченные погоней русские воины… Татары были наголову разбиты.

К. Маркс отмечает, что «битва на широком Куликовом поле» это — «полная победа Дмитрия»[77].

Кончилась Куликовская битва. На закате солнца Владимир Андреевич Серпуховский, став под стягом великого князя, приказал трубить сбор. Измученные, окровавленные, в измятых доспехах собирались у стяга уцелевшие в битве славные богатыри земли Русской. Клич победы раздавался на Куликовом поле. Под радостные возгласы победители провозгласили тут же, на поле боя, Владимира Андреевича Серпуховского «Хоробрым».

Владимир Андреевич приказал искать Дмитрия Ивановича. Стали опрашивать — видел ли кто князя Дмитрия? Одни воины отвечали, что видели его, сражающимся с четырьмя татарами. Другие сообщали, что видели его, «едва идуща», всего израненного. Но все знали, что он «преже всех стал на бой, на первом сступе, и в лице с татары много бился». Долгое время нигде не могли отыскать князя. Наконец Дмитрий был найден. Князь лежал без памяти под срубленным деревом в измятых и изрубленных доспехах. Храбро рубился князь Дмитрий, но одолела его «татарская сила», и лишь прекрасные доспехи спасли его от верной смерти. Как простой воин бился мужественный князь. Придя в себя, Дмитрий объехал поле сражения и приказал подсчитать потери.

Больше 60 тысяч русских воинов легло на поле битвы.

Татар полегло еще больше. Огромных потерь стоила Русской земле Куликовская битва: не стало, как говорит летопись, «ни воевод, ни ратных людей». Но тем не менее значение ее огромно; она была первым ударом, и ударом страшной силы, нанесенным ненавистной Орде, началом всенародной борьбы против татарского ига. Воспрянул духом русский народ, окрепли патриотические чувства, появилась надежда на скорое освобождение от ханского ига. Стало ясно, что упорство, мужество, самоотверженность воинов русских, объединение и централизация всех сил земли приведут к ликвидации татарского ига. Даже то объединение сил Русской земли, которого добился Дмитрий Донской, привело к победе.

Значение Куликовской битвы заключалось еще и в том, что отныне Москва считалась избавительницей Руси от нашествия Мамая; ее авторитет и популярность в народе еще более укрепились и выросли.

Эти симпатии народных масс к Москве вынудили новгородскую боярскую знать, враждебную Москве, пойти на уступки новгородским «меншим людям», «худым мужикам вечникам», восхвалявшим Москву и ее князя за то, что «боронят» его ратные люди «всю землю Русьскую» от «ворогов». Даже в Рязани, князь которой Олег Иванович сыграл столь печальную роль в годину Куликовской битвы, было написано Сафонием знаменитое произведение древнерусской патриотической литературы «Задонщина», составленное в духе прославления Москвы, грудью вставшей на защиту всей земли Русской.

Куликовская битва дала толчок подъему самосознания русских людей и явилась величайшим фактором идеологической подготовки образования великорусской народности и единого Русского государства.

Значение Куликовской битвы трудно переоценить. Вопрос о том, кто станет во главе объединения Руси, был решен, и решен бесповоротно, в пользу московского князя. Москва начинает превращаться в экономический и политический центр Руси, центр национальной жизни русского народа.

Княжение Дмитрия Донского — важный этап формирования русского государства.

Куликовская битва явилась исторической вехой в борьбе русского народа за свою независимость. Хотя татарское иго было окончательно свергнуто только спустя столетие, и всего-навсего через два года после битвы на поле Куликовом Москва была разорена Тохтамышем, тем не менее после разгрома Мамая Орда уже выступала по отношению к Руси далеко не в той роли, как ранее.

«Димитрий Донской мечом, а не смирением предсказал татарам конец их владычества над Русью», — писал Белинский[78].

Дмитрий Донской распоряжался Владимирским великим княжением, ярлык на которое давал хан, как своей «отчиной», а в своем завещании он писал с уверенностью о скором окончательном освобождении от татарского ига: «А ци переменит бог Орду, дети мои не имут давати выхода в Орду», предсказывая в недалеком будущем прекращение уплаты Золотой Орде дани («выхода»).

Куликовская битва представляет собой вершину русского военного искусства того времени.

Слава о Донском прошла по всей Руси. Это был талантливый и храбрый полководец, «стражу земли Русскые мужеством своим держаше». Дмитрий Иванович проявил на поле Куликовом личную храбрость и полное отсутствие тщеславия, которое так характеризует королей и полководцев стран Западной Европы вроде французского короля Иоанна Доброго, польского короля, а в прошлом великого князя литовского Ягайло, шведского короля Карла XII и других. Он предпочел принять участие в битве в качестве простого воина, переодев в свои доспехи Михаила Бренка; этим самым он предотвратил обычную панику, овладевавшую войском, когда падал под ударами вражеских мечей княжеский стяг.

Полководческое искусство Дмитрия Донского характеризуется прежде всего инициативой. Учитывая, что лучшая форма обороны — наступление, Дмитрий Донской действует активно, быстро и решительно. Удачно выбрав момент удара, он разбивает главного врага и, решив частный вопрос, решает и всю стратегическую задачу, так как литовцы Ягайло, узнав о поражении Мамая, отошли.

Замечательно организовав разведку, Дмитрий Иванович был хорошо осведомлен о противнике, что и дало ему возможность все время удерживать инициативу.

Удачный выбор поля сражения сочетался с умелым и своевременным введением в бой резервов, решивших исход битвы, и настойчивым и успешным преследованием разбитого противника.

Чрезвычайно удачно использовал Дмитрий Донской «западной полк» (засаду), т. е. резервы.

Высоко оценил народ русский и Куликовскую битву, и самого Дмитрия Ивановича. Народные предания сравнивали новую победу с величайшими успехами древнерусских воинов, а самого Дмитрия, чья воля и мужество привели к победе, с такими популярными князьями, как Владимир Мономах и Александр Невский, «страдальцы (борцы) за землю Русскую». В память о Куликовской битве слагались песни и сказания — «Задонщина», «Повесть о Мамаевом побоище». За победу на Куликовом поле Дмитрий Иванович получил прозвище «Донского».

Навеянное ужасным Батыевым нашествием и систематическим террором татар представление об их непобедимости было развеяно, и магическое очарование «непобедимых» татар пало под ударами русских мечей на Куликовом поле.

Куликовская битва положила начало освобождению Руси от ханского ига, но Орда была еще сильна и новый хан Тохтамыш, ставленник грозного завоевателя Тимура (Тамерлана), в 1382 г. с огромным войском, соблюдая строжайшую тайну, двинулся к Москве. Князья нижегородские и Олег Иванович Рязанский вышли навстречу Тохтамышу, упросили не трогать их владения, а Олег Иванович даже указал татарам броды через Оку.

Тохтамыш быстро двинулся к Москве. Обескровленный Куликовской битвой Московский край не мог выставить большое войско, и Дмитрий, не получив поддержки даже от Владимира Андреевича, покинул Москву, переехал сперва в Переяславль, затем в Кострому, где и начал собирать полки. Татары тем временем овладели Серпуховом. Покинутые своим князем, ушедшим вместе с боярами из города, москвичи заволновались; поднялся «мятеж велик», и на сходке решили не сдавать врагу родного города. Трусов и изменников избивали, хотевших убежать из города не выпускали. Власть взяли в свои руки «черные люди». В Москве скопилось множество людей: «елико осталося граждан и елико бежан с волостей збежалося, и елико от инех збежалося».

Как видно из указания Рогожского летописца, в Москве нашли приют многочисленные беглецы из окрестных лесов и городов, множество крестьян и «черных людей».

Горожане деятельно готовились к обороне. Купцы-суконники, сурожане и другие, ремесленники и прочие «гражане», крестьяне-беглецы — все начали готовиться к отпору грозного врага. Москвичи кричали: «Не устрашимся нахожения татарьского, имеем бо град камен, тверд и врата железны». В город еще до его осады успел приехать князь Остей, внук Ольгерда, служивший московскому князю. Горожане поручают ему командование. По инициативе восставших горожан началась подготовка города к обороне и к «осадному сидению».

Горожане сожгли посады, заборы, тыны, вырубили вокруг города все деревья, чтобы неприятелю негде было укрыться и сделать «примет» к стенам. Приготовления покинутых своим князем москвичей к осаде показывают, с какой любовью относились московские посадские люди к своему городу, за который они готовы были сложить свои головы. Они свидетельствуют и о том, что среди москвичей немало было опытных и храбрых воинов: в трудную минуту горожане не только не растерялись, но вооружились и обдуманно и быстро подготовили город к обороне.

И когда 23 августа 1382 г. к стенам города подошли передовые татарские отряды Тохтамыша, высыпавшие на неприступные каменные стены Московского Кремля вооруженные горожане выражали готовность москвичей сражаться не на жизнь, а на смерть. Татары спросили, в городе ли князь Дмитрий, и получили отрицательный ответ. Объехав кругом города, они не нашли ни одного уязвимого пункта и вернулись к хану. На следующий день подошел Тохтамыш с основными силами. Началась осада. Татары посылали на городские стены целый дождь стрел, от которых пало немало храбрых защитников Москвы, по лестницам лезли на стены. Осажденные москвичи лили на татар кипяток, горячую смолу, метали камни, отвечали стрелой на стрелу.

Москвичи пустили в ход и огнестрельное оружие — тюфяки. Это — первое летописное упоминание об огнестрельном оружии, примененном русскими. Огнестрельное оружие впервые появилось в городах, и это было не ручное оружие, а пушки, стрелявшие пороховой мякотью и каменными ядрами. Первыми научились владеть ими не бояре и дворяне, а горожане, и в руках опытных московских посадских «огненный бой» был новым грозным оружием.

Первый приступ татар был отбит. Они отступили и стали в отдалении от несущих огонь и смерть стен Московского Кремля. Но и здесь их доставали стрелы и ядра искусных стрелков из луков, самострелов, тюфяков и пушек. Так, например, на зубцах стены у Фроловских ворот стоял суконщик Адам. Адам долго выбирал цель для своей стрелы и наконец направил ее в грудь одного знатного татарского царевича, любимца Тохтамыша. Летопись указывает, что смерть царевича заставила Тохтамыша и всех татар «тужить о том».

Три дня бились татары, три дня храбрые москвичи, простые горожане, отбивали татар. Тохтамыш потерял надежду взять город штурмом и решил прибегнуть к хитрости. Нижегородские князья, действуя от имени хана, пообещали москвичам, что Тохтамыш их «хочет жаловати»: против москвичей он ничего не имеет, а сражается только с Дмитрием Ивановичем.

Горожане поверили словам врага и изменников. 26 августа москвичи отворили ворота и вышли навстречу татарам с князем Остеем во главе. Татарам только этого и надо было. Остея заманили в ханскую ставку, где и был убит этот храбрый князь, а затем татары ворвались в город, начали избивать его защитников, грабить, жечь. Сожжено было немало и книг, которые горожане спрятали в Москве, ценя книжную ученость того времени. Перебито было больше 24 тысяч человек.

Но память о Куликовской битве еще была свежа и, разгромив несколько городов, Тохтамыш повернул назад. Вчерашнего «победителя» москвичей, обманом овладевшего городом, напугало сообщение разбитого Владимиром Андреевичем татарского отряда о том, что идет сам Дмитрий Донской. Татары поспешно покинули Русь.

Оборона Москвы показала, на что способен русский народ, когда дело идет о защите родной земли. Без князя, бояр, без княжеских воинов грудью стал на защиту города московский люд, и только вследствие измены князей смог Тохтамыш захватить Москву. Но дорого обошедшаяся русскому народу Куликовская битва обескровила Русскую землю, и это дало возможность татарам опустошить страну.

Осенью вернулся в разгромленную Москву Дмитрий Донской. Пришлось снова признать зависимость от хана, и Дмитрий вынужден был послать своего сына Василия в Орду, к Тохтамышу, с большими дарами и просить у него ярлык на княжение. В Орде Василий был задержан, и только позднее ему удалось бежать. В 1383 г. Тохтамыш наконец дал ярлык, но заставил уплатить огромную дань «с деревни по полтине».

Олег Иванович Рязанский, прекрасно понимая, что после неоднократных измен ему не приходится ожидать ничего хорошего от Дмитрия Донского, бежал в Литву. Вернувшись оттуда, он был вынужден в 1381 г. заключить мир с Дмитрием Ивановичем. По миру, Олег Иванович, так же как и тверской князь Михаил, признал себя «молодшим братом» Дмитрия, став к нему в такие же отношения, как и Владимир Андреевич Серпуховский. Олег обязался порвать связи с врагами Руси — Литвой и Ордой, не «искать ярлыка» и т. д. Кроме того, Олег уступил Дмитрию Донскому Мещеру и еще ряд рязанских городов и «татарских мест», татарские и мещерские князьки которых зависели не от Орды, а от русских князей.

В мире с Олегом большую роль опять-таки сыграла церковь. В Рязань поехал Сергий Радонежский, заставивший Олега смириться.

Таким образом, оба крупных княжества — Тверское и Рязанское, не потеряв своей самостоятельности, в то же самое время оказались на положении подчиненных Москве. Как и Владимир Андреевич Серпуховский, двоюродный брат Дмитрия Донского, тверской князь Михаил и рязанский — Олег должны были «служить без ослушания» московскому князю (за что последний обещал «кормить» их «по службе»), не «искать» ярлыков на великое княжение, а по отношению к Орде, Литве и другим князьям держаться той же политики, что и князь московский. Последний, кроме того, получил право вмешиваться в отношения князей с их боярами.

Что же касается удельных князьков, то Дмитрий Донской их всех подчинил своей власти и превратил в «подручников». Строго поступал Донской и с боярами удельных князей и московским боярством. Им была уничтожена должность тысяцкого и казнен на Кучковом поле в Москве последний тысяцкий московский Иван Вельяминов, «передавшийся» на сторону Твери.

Дмитрий Донской «сидел», т. е. княжил, и в Новгороде, причем им был заключен с новгородцами «ряд» (договор), по которому Новгород обещал помогать Дмитрию в войнах с Литвой и Тверью, а московский князь, в свою очередь, обязывался помогать Новгороду в борьбе с немцами, Литвой и Тверью. Два раза князь выполнял условия «ряда» и помогал Новгороду в войне с немцами (1364 г.) и Тверью (1373 г.). Но новгородские ушкуйники — «удалые молодцы», грабители — не раз нападали на московские земли и не всегда удавалось московским воеводам отбить их налеты. Ушкуйники громили и сжигали города, как например Кострому и Нижний Новгород, уводили в плен население, продавали его «басурманам» в Булгары и Орду, грабили купцов. Опустошительные налеты новгородских ушкуйников, грабивших русские города и села, заставили Дмитрия Донского в 1385 г. пойти на Новгород, принять меры для их обуздания и привести в покорность надменную новгородскую боярскую аристократию. Новгород смирился и заплатил дань. Прекратились на время и хищнические набеги ушкуйников.

Дмитрий Донской был сильнейшим князем Руси, которому фактически подчинялись все русские земли, кроме западных. Дмитрий Донской рассматривает великое княжение Владимирское как свою «отчину». Как мы уже видели, не только удельные, но даже нижегородские, тверские и рязанские великие князья подчинялись ему. При Дмитрии Донском к Москве было присоединено Белоозерское княжество.

В результате развития производительных сил, под давлением внешней опасности, в борьбе с Ордой и Литвой, росло стремление к единству сил, росла тяга к централизованному Русскому государству с единым правительством и руководством.

«…Чувство общей опасности и общего страдания связывало разъединенные русские княжества и способствовало развитию государственной централизации через преобладание Московского княжества над всеми другими. Единство более внешнее, чем внутреннее, но тем не менее все же оно спасло Россию»[79].

Общепризнанным центром объединяющейся Руси становится Москва. В борьбе с Литвой Москва объединяет воинские силы князей нижегородских и кашинских, ярославских и городецких, ростовских и белозерских, брянских и смоленских, стародубских и оболенских, тарусских и новосильских и других; причем этот боевой союз оформляется договором, по которому Москва будет и впредь «борониться с ними» и возглавлять их союз.

Мы говорим о Москве как об общепризнанном центре Руси (это, конечно, не исключает борьбы против нее со стороны отдельных князей и новгородской боярской олигархии) потому, что уже «докончальная» грамота 1375 г., заключенная между московским и тверским князьями, является документально оформленным со стороны самого опасного противника официальным признанием Москвы национальным центром Руси и руководителем общерусской политики. Так расценивали роль Москвы и «вороги» ее за рубежом — Орда и Литва, договорившиеся между собой о совместных действиях против Дмитрия Ивановича.

Поход на враждебную Москве Тверь рассматривался в Орде «как преступление против хана».

Фактическое превращение Москвы в руководителя общерусской политики дает возможность Дмитрию Донскому предъявить и формальные права на эту роль. Как мы уже видели, московский князь начинает рассматривать великое княжение Владимирское, а с ним вместе и Новгород как свою вотчину.

Могущество московского князя было столь велико, столь велико было значение Куликовской битвы, которое не умалило даже «нахождение» Тохтамыша, что Орда вынуждена была признать право Дмитрия Донского и на «купли» Калиты, и на все великое княжение Владимирское, которым он в своей духовной грамоте «благословил» старшего сына Василия Дмитриевича.

В объединении сил русского народа князь опирался на растущий и умножавшийся посадский люд и боярство.

Росли торговые связи Москвы. Торговые договоры (грамоты) Москвы с Новгородом (1380 г.), с Рязанью (1381 г.), Тверью (1369 и 1399 гг.) устанавливают право московских купцов всюду «торговать без рубежа» и «мыта держать прежние». Через Новгород и Тверь в Москву поступали товары из Западной Европы: сукна, вина, пряности, драгоценные изделия и т. д. С Востоком торговали через Нижний Новгород, Рязань и Орду. Упоминаются «шеломы черкасские», «байданы бесерманские», «блюда езднинские» (из города Иезда, или Езда, в Иране). Торговали и с Югом — генуэзской колонией Сурожем (Судаком). Крупных купцов, торговавших с Сурожем, называли гостями-сурожанами. Московские купцы — «сходници суть с земли на землю и знаеми всеми в Ордех и Фрязех».

Не забыт и путь в Византию, но теперь сносятся с нею через генуэзцев. Московские купцы-сурожане, суконники и другие — богатая и влиятельная группа. Требования выросшей торговли заставили Донского приступить к чеканке собственной монеты. Растет ремесло. Посад превращается в серьезную социальную и политическую силу.

Крепнет боярство. Складывается влиятельная группа богатых бояр, крупных землевладельцев, окружающих Донского. Они — воеводы, наместники, советники князя. В их рядах мы встречаем уже известного Дмитрия Михайловича Боброка, выехавшего при Донском из Волыни, женатого на сестре Дмитрия Анне, окольничего Тимофея Васильевича, Ивана Родионовича Квашню, Андрея Кобылу и сына его, Федора Андреевича Кошку, Федора Андреевича Свибла, Михаила Челядю, Александра Плещея и ряд других родоначальников знатных боярских фамилий. Многочисленное, богатое и энергичное московское боярство сыграло большую роль в княжение Донского. Недаром, судя по его «житию», Дмитрий Донской обращается перед смертью к своим сыновьям, указывая: «Бояр же своих любите и честь им достойную воздавайте и противу дело коегждо без их думы ничего не творите». Обращаясь к боярам, Дмитрий говорит: «Всех чествовах и любих и в чести велицей держах, радовахся и скорбел с вами; вы же нарекостеся у меня не бояре, но князи земли моей». Так подчеркивает значение боярства и свое отношение к нему Донской.

Княжение Дмитрия Донского можно охарактеризовать как кризис системы феодальной раздробленности и начало превращения Москвы в центр Руси.

Вопрос о том, кто станет во главе объединения Руси, решен в пользу московского великого князя Дмитрия Донского. «Великое княжение Владимирское» и Московское княжение сливаются в «отчину» потомков Калиты. Москва превращается в экономический, политический центр Руси, центр складывающейся великорусской народности.

Из летописи мы узнаем о характере и наружности Дмитрия Ивановича Донского. Он был настойчив в достижении цели, а главной целью его было «собирание» русских земель, укрепление и возвышение Москвы, борьба с «ворогами» и усиление княжеской власти.

Письменные источники и народные предания пронесли образ Дмитрия Донского через столетия. Это был рослый, плечистый, полный человек, черноволосый и чернобородый, острым взором, стойкий и мужественный, умный, хотя «книгами не научен добре», честный и скромный, не любивший пиров и забав и все время отдававший «ратным» подвигам да «думам» о государственных делах.

В своей исторической речи на параде Красной Армии в Москве на Красной площади 7 ноября 1941 г. наш великий вождь и учитель товарищ Сталин, обращаясь к доблестным воинам земли Советской, говорил: «Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков — Александра Невского, Димитрия Донского, Кузьмы Минина, Димитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова!»[80]

Так высоко оценил деятельность Дмитрия Донского Иосиф Виссарионович Сталин.