Обряд на крови

ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ

Я проснулся на следующее утро. Говоря конкретнее, я проснулся на следующее утро, когда осыпался последний из Эбинизеровых камней, и моя рука начала напоминать мне, что ее словно окунули в расплавленный свинец.

В сравнении с другими днями моей жизни это никак нельзя назвать самым удачным утром. С другой стороны, бывало и хуже.

Мне полагалось бы поведать вам, как стойко и мужественно, со свойственной чародеям выносливостью я терпел боль. По правде говоря, единственной причиной, по которой я не орал как резаный, было то, что у меня просто не осталось на это сил. Я прижал руку – все еще в грязных бинтах – к груди и попытался вспомнить, как пройти к холодильнику. Или к разделочной доске, одно из двух.

– Ну-ну, – послышался голос, и надо мной склонился Томас.

Вид у него был помятый, но стильный. Вот ублюдок.

– Извини, Гарри, – сказал он. – Мне пришлось побегать, пока я нашел что-нибудь от боли. Я и сам очнулся всего пару часов назад. – Он поправил мне одеяло. – Ты лежи пока. Думай о чем-нибудь таком… о пентаграммах, что ли? Сейчас воды принесу.

Минуту спустя он принес мне стакан воды и пару голубых таблеток.

– Вот. Прими и подожди минут десять. И думать забудешь о боли.

Я решил, что это он меня просто ободряет, но он оказался прав. Десять минут спустя я лежал в кровати и думал, что мне стоило бы украсить чем-нибудь потолок. Чем-нибудь пушистым и мягким.

Я встал, натянул свои темные камуфляжные штаны и, пошатываясь, вышел в гостиную тире кухню тире прихожую тире берлогу. Томас возился на кухне, напевая что-то себе под нос. Вполне мелодично. Я решил, что в музыкальном отношении гены у нас разные.

Я уселся на диван и принялся смотреть, как он мечется по кухне – если можно метаться по помещению, в котором от стены до стены и двух шагов нет. Он готовил яичницу с ветчиной на моей дровяной плите. В готовке на настоящем, живом огне он не разбирался ни хрена, так что ветчина подгорела, а желтки растеклись, но, похоже, он получал от процесса неподдельное удовольствие, а пережаренные, недожаренные и просто не понравившиеся ему по какой-то причине куски скидывал на пол у плиты. Кот со щенком, разумеется, тусовались там же; Мистер подъедал то, на что положил глаз, а щенок старательно подбирал все, что счел недостойным своей царственной особы Мистер.

– Привет, – ухмыльнулся он мне. – Тебе вроде не положено сейчас испытывать голод, но все же поешь сколько сможешь, ладно? Тебе это только на пользу.

– Идет, – послушно согласился я.

Он раскидал яичницу более или менее поровну в две тарелки, одну дал мне. Вторую оставил себе. Мы ели молча. Дрянь получилась у него ужасная, зато рука не болела. Что ж, спасибо на том.

– Гарри, – произнес он, помолчав немного.

Я посмотрел на него.

– Ты пришел туда спасти меня?

– Угу, – кивнул я.

– Ты мне жизнь спас.

Я поразмыслил немного.

– Угу, – повторил я и отправил в рот еще кусок.

– Спасибо.

Я мотнул головой:

– Не за что.

– Нет есть за что, – возразил он. – Ты рисковал жизнью. И своей, и Мёрфи.

– Угу, – повторил я в третий раз. – Мы ведь семья, так?

– Еще бы не семья! – согласился он с немного кривой улыбкой. – Потому я хотел просить тебя об одолжении.

– Ты хочешь, чтобы я вернулся туда с тобой, – сказал я. – Прощупать, как обстоят дела с Ларой. Повидаться с Жюстиной. Посмотреть, что светит в будущем.

Он уставился на меня.

– Откуда ты знаешь?

– Я бы тоже поступил так.

Он кивнул.

– Так ты поедешь?

– Если только мы провернем это до вторника.

В понедельник приехала Мёрфи – сообщить, что следствие установило: смерть Эммы наступила в результате несчастного случая. Поскольку отпечатков на орудии убийства не обнаружили, а единственный свидетель (он же владелец оружия) исчез, мне больше не грозила опасность быть арестованным по обвинению в убийстве. Вся эта история оставалась скользкой как рыба-тунец и вряд ли завоевала мне новых друзей в органах охраны правопорядка, но по крайней мере роли мальчика для порки я на сей раз избежал.

Мне трудно было сосредоточиться на словах Мёрфи. Рейт едва не сломал ей нижнюю челюсть, и уж синяк ее расцвел всеми цветами радуги. Даже славные голубые таблетки не удержали меня от злобного рыка при виде ее травм. Говорила Мёрфи преимущественно о делах, но вид ее так и провоцировал меня на комплименты касательно ее внешности. Я промолчал, а она в ответ не сломала мне нос. Все по справедливости.

Она отвезла меня к какому-то дорогостоящему светилу, которого порекомендовал их семейный лечащий врач. Тот осмотрел мою руку, пощелкал ее «полароидом» и долго, задумчиво качал головой.

– Поверить не могу, что она до сих пор не начала отмирать, – заявил он. – Мистер Дрезден, похоже, вам все-таки удастся сохранить руку. Небольшая часть кисти вообще не обгорела, чему я не нахожу никаких объяснений. Вы не против, если я задам вам один вопрос личного характера?

– Эта часть тела функционирует вполне удовлетворительно, док, – пробормотал я, слегка зардевшись. – Правда, не могу сказать, чтобы в последнее время ею пользовались слишком часто.

Он одарил меня легкой улыбкой.

– Боюсь, еще более личного характера. Насколько хороша ваша страховка?

– Гм, – отозвался я. – Не сказать, чтобы очень.

– Раз так, позвольте дать вам один неофициальный совет. Вам почти фантастически повезло с этой вашей травмой – в смысле, насколько маловероятно, что кисть вообще может сохраниться. Однако, учитывая характер ожогов и повреждения нервных окончаний, я бы на вашем месте всерьез задумался об ампутации и использовании протеза.

– Чего? – спросил я. – Зачем?

Доктор покачал головой:

– Мы, конечно, можем предотвратить инфекцию и ее распространение до тех пор, пока не восстановится хотя бы частично эпидермис – это основные проблемы на данной стадии. Но с моей профессиональной точки зрения вы получите больше пользы от искусственной руки, чем от своей собственной. Даже после операции и экстенсивной терапии, которые встанут вам в круглую сумму, пройдет не один год, пока рука начнет хоть как-то вас слушаться. В самом благоприятном случае она все равно не восстановится полностью.

Долгую минуту я молча смотрел на него.

– Мистер Дрезден? – не выдержал он.

– Моя рука, – заявил я с упрямством трехлетнего ребенка и попытался улыбнуться. – Послушайте. Может, моя рука и изуродована к чертовой матери. Но она моя, ясно? Так что никаких ваших хирургических пил.

Доктор покачал головой.

– Я понимаю, сынок, – сказал он. – Что ж, удачи. – Он выписал мне рецепт мази-антибиотика, направление к еще более дорогостоящему светилу (так, на всякий случай) и выдал каких-то болеутоляющих таблеток. На обратном пути я попросил Мёрфи притормозить у аптеки, где купил лекарств по рецептам, охапку стерильных бинтов и пару кожаных перчаток.

– Ну, – поинтересовалась Мёрфи. – Ты собираешься рассказать мне, что тебе врач говорил?

Я выкинул правую перчатку в окно, и Мёрфи удивленно изогнула бровь.

– Вот покончу с этой игрой в мумию, – сказал я, помахав свежезабинтованной рукой, – и встану перед проблемой выбора внешности. Майкл Джексон или Джонни Тремейн?

Она постаралась не подавать вида, но я все же заметил, как она поежилась. Что ж, могу ее понять. Когда б не Томасовы голубые пилюли, я мог бы здорово сокрушаться насчет всей этой истории с рукой.

Во второй половине дня я забрал Голубого Жучка у своего механика Майка – в деле авторемонта он является эквивалентом Иисуса Христа. Ну или д-ра Франкенштейна, не знаю точно. Я погнал Жучка в отель неподалеку от аэропорта на встречу с Артуро Геносой и свежеиспеченной миссис Геноса.

– Ну и как замужняя жизнь, Джоан? – поинтересовался я.

Джоан, простая, заурядная и светящаяся от счастья, с улыбкой прижалась к Артуро. Артуро тоже улыбался.

– Ни разу еще не был женат на женщине, столь… творчески изобретательной.

Джоан залилась краской.

Мы очень мило перекусили вместе, и Артуро вручил мне мой гонорар – наличными.

– Надеюсь, это вам не помешает, мистер Дрезден, – сказал он. – Фильм мы не закончили, и деньги ушли, когда мне пришлось объявить о банкротстве, но вы свою плату получить просто обязаны.

Я покачал головой и подвинул конверт обратно ему.

– Я не спас ваш фильм. Я не спас Эмму.

– Тьфу на фильм! Вы рисковали жизнью, чтобы спасти Жизель. И Джейка. Эмма… – Он замялся. – Я понимаю, что вы не вправе рассказывать всего, но мне все-таки нужно знать, что с ней случилось.

Лицо Джоан застыло, и она бросила на меня полный мольбы взгляд.

Ей не нужно было объяснять. Она знала или подозревала истину: что за убийствами стояла Трисия Скрамп. Каким бы неудачным ни вышел предыдущий брак Артуро, такая новость о женщине, которую он некогда любил, разбила бы ему сердце.

– Не знаю точно, – солгал я. – Я застал Эмму и Трикси в таком вот виде. Мне показалось, я увидел кого-то, и я побежал в надежде поймать его. Или он бежал быстрее меня, или мне просто показалось. Боюсь, что теперь мы уже и не узнаем.

Артуро кивнул.

– Вам не в чем себя винить. И вы не должны отказываться от честно заработанного, мистер Дрезден. Я перед вами в долгу.

Мне очень хотелось вернуть ему деньги, но, черт, близился уже вечер понедельника. А за ним – вторник и Кинкейд. Я взял конверт.

Минуту спустя появился Джейк Гуфи в светлом хлопчатобумажном костюме. Он был небритый, и в щетине его мелькало довольно много седых искр. Кроме того, он явно не выспался, хотя мужественно старался улыбаться.

– Артуро, Джоан – мои поздравления.

– Спасибо, – улыбнулась Джоан.

Джейк присоединился к нашей трапезе. Потом мы проводили Джоан с Артуро в аэропорт. Джейк долго смотрел им вслед. Если он и испытывал угрызения совести насчет введения Артуро в заблуждение по поводу Трикси, виду он не подал.

– Я уверен, – произнес наконец Джейк, устало повернувшись ко мне, – что убийца – не вы. Полиция сказала, что выстрелы вообще вышли по случайности. Они подняли информацию на Трикси и обнаружили все ее курсы лечения от наркозависимости. Они сказали, она могла наделать глупостей, обдолбавшись.

– А вы сами тоже так считаете? – спросил я.

– Ни в коем случае, дружище. Она вообще, кроме глупостей, ничего не делала. А уж то, что она при этом еще и обдолбанная оказалась, – так, случайное совпадение.

Я покачал головой.

– Мне жаль, что я так и не смог защитить Эмму.

Он кивнул.

– Мне тоже, дружище. Она шла принять лекарство. От аллергии. Она не хотела запивать его сырой водой, поэтому пошла в гостиную за бутылкой минералки. Вот и оказалась в неудачном месте и в неудачное время. Черт-те что!

– Детей ее жалко, – сказал я. – Я жил в приюте. Отстой.

– Не знаю, каково им придется без мамы, – кивнул Джейк. – И у меня опыта небогато. Но вряд ли из меня выйдет такой уж плохой отец, чтобы звать их сиротами.

На мгновение я зажмурился.

– Ну да, вы же говорили, что хотели остепениться.

– Угу. Но Эмма решила, что ей лучше без меня.

– Будете продолжать играть? – спросил я.

– Ох, черт, нет, – замотал он головой. – «Силверлайт» все равно занесла меня в черный список, как и других. И потом, не могу же я заниматься этим и ходить одновременно на курсы и все такое. Займусь другим делом.

– Да? – удивился я. – Каким?

– Откроем с Бобби проектное бюро. Фэн-шуй.

Из аэропорта я уезжал в менее подавленном настроении.

Следующим делом мы с Томасом поехали к Рейтам. На этот раз нас запустили в дом через парадный вход. У дверей стояла новая пара телохранителей. Не близнецов, и в глазах их не было той телячьей покорности. Похоже, этих выбрали за опыт и навыки. Я бы поспорил, что это бывшие морпехи.

– Добро пожаловать, мистер Рейт, – произнес один из охранников. – Ваша сестра желает, чтобы вы присоединились к ее трапезе в восточном саду.

Вид у обоих был серьезный, так что это прозвучало не совсем чтобы приглашением, однако похоже, они имели заданием не только наблюдать за нами, но и защищать нас. Томас шел первый; я отстал от него на пару шагов. Я был выше его, но двигался он с уверенностью, какой я у него еще не видел, так что шагали мы почти в ногу.

Охранники проводили нас в шикарный сад, террасами спускавшийся к пруду. Пейзаж словно перенесли из Италии эпохи Ренессанса: фальшивые руины, статуи древних богов, обилие зелени, не позволявшей видеть всего одновременно – чтобы посетителю было интереснее блуждать по всей этой красоте. На верхней террасе белел крахмальной скатертью большой стол с витыми металлическими ножками, вокруг которого стояли соответствующие стулья. На мой взгляд, фруктов на блюдах было многовато в ущерб всему остальному; впрочем, я со своими привычками завтракать остатками вчерашнего обеда скромно помалкивал.

За столом сидела Лара в белом, расшитом алыми розами платье. Волосы она на этот раз собрала в свободный, пышный хвост. Лара приветствовала нас, встав и протянув руки к Томасу.

– Томас! – произнесла она. – И Гарри!

– Сестрица, – отозвался Томас. – Могу ли я заключить по твоему приветствию, что власть слегка поменялась?

Она снова села, и Томас занял место рядом с ней. Я сел напротив, чтобы видеть, что творится у него за спиной, и я не тратил энергии на искусственные улыбки. Мне не хотелось, чтобы Лара считала, что мы теперь закадычные друзья, да и не умею я изображать подобные эмоции.

Лара внимательно посмотрела на меня, и лицо ее сделалось задумчивым, хотя улыбка продолжала играть на ее губах.

– О, это обычная мелкая семейная размолвка, – сказала она. – Уверена, отец подуется на меня некоторое время, а потом все забудет.

– А если нет? – спросил Томас.

Ларина улыбка сделалась чуть резче.

– Обязательно забудет. – Она сделала глоток апельсинового сока. – К сожалению, Томас, я не уверена, что он будет столь же снисходителен в отношении тебя.

Томас со свистом втянул воздух.

– Мне очень жаль, – сказала Лара.

Похоже, она говорила это искренне.

– Вы от него отворачиваетесь? – спросил я. – От вашего брата?

Лара подняла руку.

– Мне не хотелось бы делать этого, но отцовская неприязнь к Томасу хорошо известна всем. Если я собираюсь поддерживать иллюзию того, что отец продолжает править кланом, Томас не может оставаться. Разумеется, я не собираюсь устранять тебя, Томас. Но мне придется порвать с тобой. И ты не можешь больше рассчитывать на протекцию клана Рейтов – открытую, во всяком случае. Честно, мне очень жаль.

– Это близняшки, – сказал он. – Это они толкают тебя на это. Это они хотят, чтобы я убрался.

– Мадригал хочет, – согласилась Лара. – Мэдлин в общем-то все равно, но она всегда потакала его истерикам. И говоря откровенно, их поддержка мне нужна больше, чем твоя.

Томас сделал глубокий вдох и кивнул:

– Все еще может измениться.

– Надеюсь, что так, – согласилась Лара. – Но пока я ничего больше не могу сделать. Не подходи ко мне на людях, Томас. Не приезжай. Не считай дом Рейтов своим. Выброси свои кредитные карты и не пытайся снять что-то со своих счетов. Ты ведь наверняка приберег что-нибудь?

– Немного, – сказал он. – Но деньги меня не волнуют.

Лара отставила свой стакан с соком и откинулась на спинку стула.

– Зато волнует Жюстина, – произнесла она.

– Да. Мадригал с удовольствием наложил бы на нее лапы.

– У него это не выйдет, – ответила она. – Обещаю тебе, Томас, что со мной она будет в безопасности. Хоть это я для тебя могу сделать.

Напряжение, сковывавшее плечи Томаса, чуть ослабло.

– Как она?

– Слаба, – сказала Лара. – Очень вялая, рассеянная. Но счастливая, мне кажется. Говорит о тебе иногда.

– Ты… – Лицо его брезгливо скривилось.

– Вообще-то нет, – сказала Лара.

Томас нахмурился.

– Да ты сходи повидайся с ней, – предложила Лара и кивнула в направлении нижней террасы.

Посмотрев вслед за ней в ту сторону, я увидел Жюстину в кресле-каталке – она рисовала что-то в лежавшем на ее коленях блокноте.

Томас пулей вылетел из-за стола, спохватившись, сбавил скорость и по петляющей тропинке начал спускаться к девушке, оставив меня наедине с Ларой.

– Ему здесь и правда не место, поверьте, – сказала она. – И Инари тоже.

– Как она? – поинтересовался я.

– В гипсе, – ответила Лара. – В одной палате с ее бойфрендом. Он ведь тоже не в лучшей форме. Все время болтают, смеются. – Она вздохнула. – Все признаки любви налицо. Я ведь поговорила с ней, как и обещала. Не думаю, чтобы она в конце концов сделалась одной из нас. Она говорила что-то насчет занятия фэн-шуй в Калифорнии.

– Я и не знал, что она владеет боевыми искусствами, – заметил я.

Лара чуть улыбалась, глядя на Томаса. Он стоял на коленях рядом с Жюстиной, смотрел ее рисунки и говорил ей что-то. Она казалась очень слабой, но довольной – вроде тех больных детей, которых привозят в Диснейленд для участия в ток-шоу. Это одновременно согревало сердце и причиняло ему боль. Мне не понравилось то, как я себя чувствовал при виде этого.

– Чтобы быть с вами до конца откровенным, Лара, – сказал я. – Я вам не доверяю.

Она кивнула:

– Это хорошо.

– Но у нас на руках кризис с заложниками.

– Какими?

– Семейные тайны. Вы знаете мою насчет Томаса.

Взгляд ее оставался непроницаемым.

– Да. А вы знаете про моего отца.

– Если вы проболтаетесь про Томаса, я проболтаюсь про вашего папочку. В проигрыше будем оба. Поэтому мне кажется, нам лучше договориться о взаимной честности. От вас не требуется любить меня. Или соглашаться со мной. Или помогать мне. Только вести себя честно – и вы получите то же от меня. Если я выйду на тропу войны, я извещу вас о том, что нашему уговору конец. Вы поступаете точно так же. Так будет лучше для нас обоих.

Она медленно кивнула.

– Даете мне ваше слово в этом?

– Обещаю. А вы?

– Да. Даю слово.

Дальше мы обедали в молчании.

Примерно через полчаса Томас встал, наклонился и коснулся губами щеки Жюстины. Потом довольно резко выпрямился и поспешил прочь от нее, не оглянувшись. Когда он подошел к нам, я пригляделся.

Губы его распухли и покрылись волдырями, как от ожога. Он прошел мимо, словно не заметив нас, глядя куда-то в пространство.

– Он у нас всегда был романтиком, – вздохнула Лара. – Она защищена. Нашему дурачку не стоило привязываться так к пище. Я думаю, это все случилось в последнюю их встречу.

– Могло повернуться и иначе.

– Нет повести печальнее на свете, – согласилась Лара.

Мы ушли.

– Ты как? – спросил я у Томаса, когда мы уселись в Жучка.

Он низко опустил голову и не ответил.

– Я узнавал насчет Инари, – сказал я.

Он покосился в мою сторону, но головы не поднял.

– Она в гипсе. И влюблена. Правда, пройдет не одна неделя, прежде чем они с Бобби смогут заняться чем-то этаким. Так что никаких преступлений на любовной почве.

– Она свободна, – сказал Томас.

– Угу.

– Хорошо. – Он помолчал немного. – Никто не должен вырастать, как Рейты. Губить людей, которые тебе дороже всего.

– Ты ее не погубил. И я думаю, Лара ее действительно защитит.

Он угрюмо пожал плечами.

– Ты с субботы хоть немного спал?

– Нет.

– Тебе нужен отдых, а мне нужен человек по уходу за щенком. Я закину тебя в мою берлогу, а сам поеду по делам. Ты напьешься Макова пива и соснешь на диване. Потом, когда отдохнешь, решим, что делать дальше. Идет?

– Идет, – ответил он. – Спасибо.

Я отвез его к себе домой и провел остаток дня, пытаясь собрать деньги с людей, в свое время недоплативших мне по той или иной причине. Не могу сказать, что мне слишком повезло. Еще несколько часов я мотался по банкам в надежде получить кредит – с еще меньшим успехом. Не знаю почему, но банковские сотрудники недоверчиво относятся к чувакам, имеющим просроченные платежи или пишущим в графе «профессия» слово «чародей». И ведь я не писал в графе «цель», что кредит требовался мне «для оплаты услуг наемного убийцы».

Под конец дня рука разболелась так, что даже болеутоляющие не помогали, к тому же я вымотался как собака. Выйдя из последнего банка, я минуту не мог вспомнить, как выглядит моя машина. Потом проехал поворот к дому, и мне пришлось обогнуть весь квартал, но я проехал поворот и второй раз. Мне удалось-таки добраться до дома прежде, чем я брякнулся в обморок, – я из последних сил проплелся мимо мирно дремавших на диване Томаса, Мистера и щена и поленом повалился на свою кровать.

Когда я проснулся, было уже утро вторника.

Моясь под душем с пластиковым пакетом на забинтованной руке, я поймал себя на том, что жду появления на кончике носа красной точки лазерного прицела. Я оделся, взял телефон и набрал номер Кинкейда, потом положил трубку и принялся ждать ответного звонка.

Ждать пришлось не больше трех минут.

– Это Дрезден, – сказал я в трубку.

– Я понял. Как рука?

– Я видел этот суперпротез со всеми причиндалами швейцарского перочинного ножа, но мне не понравилось. Оставлю оригинал.

– Тоже дело, – хмыкнул Кинкейд. – Хотите еще контракт?

– Я как раз насчет прошлого, – пробормотал я. – Э… то есть я помню, вы сказали ко вторнику, но я еще не все успел обналичить. – Я ему не врал. Я не продал еще свои подержанные книги в бумажной обложке и коллекцию комиксов. – Мне бы еще времени немного.

– О чем это вы?

– О времени. Мне нужно еще немного времени.

– Зачем?

– Собрать для вас деньги, – буркнул я, опустив слово «балбес».

Вот видите? И я умею иногда вести себя дипломатично.

– Деньги поступили на счет несколько часов назад.

Я выпучил глаза.

– Но вы, конечно, можете заплатить и дважды, – продолжал Кинкейд. – Ничего не имею против. Еще что-нибудь?

– Э… Нет. Думаю, больше ничего.

– Не звоните мне, если это не по делу. – Он помолчал. – Впрочем, могу дать вам совет. Совершенно бесплатно.

– Какой еще? – поинтересовался я, мудро скрывая замешательство.

– Очень уж легко она дала себя одолеть, – сказал Кинкейд. – Мавра, в смысле.

– Угу. Полагаю, благодаря вашему чудо-оружию против вампиров. Спасибо.

– За все уплачено, – хмыкнул он. – Но я-то дал его вам в первую очередь, чтобы вы чувствовали себя увереннее. И чтоб самому быть уверенным в том, что вы не перестреляете нас случайно.

– А что вы там говорили насчет того, какая это крутая штука?

– Ну же, Дрезден. Это пистолет для пейнтбола. Мавра – громила мирового экстра-класса. Я рассчитывал, что эта штука продырявит свежеиспеченных вампиров – это да. Думаете, Мавра возникла из дыма только для того, чтобы позволить вам укокошить себя? Вот так – красиво, как в кино? Если вы на это купились, я о вас слишком хорошо думал.

Я ощутил неприятную пустоту в желудке.

– Это была она, – пробормотал я.

– Почему вы так решили?

– Ну… Потому… Наряд тот же самый… – Я подумал немного. – Сукина дочь! Да, странно все вышло, даже для меня. То есть один труп похож на другой. Могла быть и фальшивка.

– Могла, – согласился Кинкейд. – Поэтому вот мой вам совет, Дрезден. Ходите с оглядкой.

– Умгум. Спасибо.

– Сдачи не надо. – Он помолчал немного, прислушиваясь к чьему-то голосу. – Ива просит передать привет вашей киске. – И повесил трубку.

Я в задумчивости отодвинул телефон. Когда я обернулся, Томас сидел на диване и молча протягивал мне какую-то бумажку. Я взял и посмотрел. Это оказалась Кинкейдова визитная карточка с номером счета и суммой.

– В прачечной нашел, – пояснил он.

– Тебе совершенно не обязательно было это делать, – сказал я.

– Сам знаю, – ответил он.

– У тебя что, правда так много денег?

Он покачал головой:

– Больше нет. Это почти все, что мне удалось отложить. Как-то не очень я планировал независимую жизнь: считал, что я или погибну, или пробьюсь наверх. Так что за душой у меня сейчас баксов пятьдесят.

Я сел на диван рядом с ним. Щен ткнулся в меня холодным носом и повилял хвостом в знак приветствия.

– И куда ты дальше? – поинтересовался я.

– Не знаю, – признался он. – Наверное, смог бы так, как устроился мой кузен Мадригал: найти себе несколько девиц побогаче. – Он поморщился. – Не знаю, чем заняться.

– Послушай, – сказал я. – Ты ведь, можно сказать, мою задницу спас. Так приземлись здесь на некоторое время.

– Не хочу благотворительности.

– Никакая это не благотворительность. Считай эти деньги арендной платой. Поживешь на диване до тех пор, пока не встанешь на ноги. Тут, конечно, тесновато – так ведь не навсегда же.

Он кивнул.

– Ты уверен?

– Уверен.

Чуть позже Томас отправился в магазин за продуктами, а я спустился в лабораторию поговорить с Бобом. Я изложил ему события последних дней.

– Ты уверен? – спросил Боб. – Это точно Тот, Кто Идет Следом?

Я поежился.

– Угу. Я думал, я его убил.

– Идущих убить невозможно, Гарри, – возразил Боб. – Когда ты порвал его, он исчез из царства смертных. Может, это причинило ему боль, и какое-то время он выздоравливал. Но сам-то он никуда не делся.

– Это ободряет, – буркнул я и развязал бинт.

– Ух ты, – сказал Боб.

– Ты ничего такого не видишь в ожоге? – спросил я.

– Похоже, сильный. Нервные окончания сгорели к черту, – заметил Боб. – М-м-м, кажется, рефлексы все-таки сохранились. По-моему, ты даже пользовался ею, сам того не замечая.

Я нахмурился.

– Ты прав. Мне кажется, я делал это во время поединка с Рейтом. Но ты на это посмотри. – Я осторожно разогнул здоровой рукой непослушные, онемевшие пальцы.

Как и заметил врач, там розовела неповрежденная кожа. Чего он не знал – так это того, что клочок имеет форму древнего знака – символа одного из Падших Ангелов. Конкретнее – того, чья личность была заключена в старинную серебряную монету, которая в настоящий момент покоилась под двухфутовым слоем бетона и полудюжиной охранительных заговоров в дальнем углу моей лаборатории.

– Ласкиэль, – произнес Боб.

В голосе его звучала тревога.

– Мне казалось, она заперта. Мне казалось, она не может дотянуться до меня оттуда, Боб.

– Она не может, – озадаченно подтвердил Боб. – То есть я хочу сказать, это невозможно. У нее нет ни малейшей возможности достать тебя.

– Где-то мы это уже слышали, – буркнул я, снова бинтуя руку. – Но мне тоже так кажется. И мой посох ведет себя как-то странно. Стоит мне попытаться накачать в него энергию, как он начинает избыточно греться. Руны светятся, словно угли, и дым идет. Похоже, я перестарался, когда возился над ним. Может, я где-нибудь ошибся в расчетах?

– Возможно, – согласился Боб. – Однако… гм… Знаешь, это очень напоминает Адский Огонь. Я слышал, некоторые из Падших питают к нему слабость.

– Чего?

– Адский Огонь, – повторил Боб. – Ну типа альтернативный источник энергии. Не самый приятный, конечно, но с его помощью разрушительные заклятия как турбонаддувом подстегивает.

– Боб, я знаю, что такое Адский Огонь.

– Ну да. Конечно. А что ж тогда его используешь?

– Не знаю, – процедил я сквозь зубы. – Я не собирался. Я вообще, черт подери, не понимаю, что происходит!

– Ад, – произнес Боб. – Ха. Интересные у тебя союзнички, босс.

Я невольно получил доступ к Адскому Огню. И как такое, интересно, могло случиться?

Знак Ласкиэль на моей левой ладони оставался единственным прохладным пятнышком на пылающей руке.

Блин-тарарам! Я тряхнул головой и побрел к лестнице.

– Эй, Гарри! – окликнул меня Боб, когда я уже начал подниматься.

– Ну?

Оранжевые огоньки в глазницах черепа вспыхнули ярче.

– Расскажи еще про Мёрфину задницу, а?

Немного позже вернулся из магазина Томас.

– Купил щенку миску, и ошейник, и корм, и все такое. Славный паренек. И тихий. Ни разу, кажется, не скулил еще при мне. – Он потрепал щена за уши. – Ты придумал ему имя?

Щен склонил голову набок и навострил уши, с интересом вглядываясь в мое лицо.

– Я ведь не говорил, что оставлю его.

– Ну да, – фыркнул Томас. – Конечно. Я нахмурился, глядя на щенка.

– Он маленький. Он серый. Шума от него немного, – произнес я, подумав. Потом опустился на колено и протянул к нему руку. – Как тебе «Мыш»?

Мыш изобразил бурную щенячью радость и, перевернувшись кверху пузом, принялся жевать мой палец. Томас улыбнулся, хотя и не слишком весело.

– Мне нравится, – сказал он.

Мы принялись разбирать покупки. Странное это было ощущение. Я привык жить один. Теперь в моем мире появились другие, и я против их присутствия вовсе не возражал. Томас – совсем вроде бы чужой человек и в то же время не чужой. Связь, которую я ощущал между нами, не делалась слабее от того, что я не мог объяснить ее.

У меня появилась семья. Блин, у меня появилась собака!

Надо же, перемены какие. Мне все это нравилось, хотя я понимал, что придется привыкать. В доме у меня сделалось тесно – но когда Томас подыщет себе жилье, все войдет в норму. Не думаю, чтобы нам нравилось то и дело спотыкаться друг о друга.

Я вдруг понял, что улыбаюсь. Похоже, жизнь налаживалась.

Да, в доме сделалось немного тесно. Но я глубоко вздохнул и перестал думать об этом. Томас не задержится надолго, а пес вряд ли вырастет крупнее Мистера. С клаустрофобией как-нибудь справлюсь.

Я уставился на огромный зеленый пакет и, нахмурившись, повернулся к Томасу.

– Эй. Кой черт ты купил корм для щенков крупных пород?