Когда я наконец доплелся до дома, было уже черт знает как поздно. Мистер – короткохвостая серая пума, с которой я делю свою жилплощадь, – в знак приветствия двинул меня боком чуть ниже колен. Веса в Мистере фунтов двадцать пять или тридцать, так что мне пришлось приложить некоторое усилие, чтобы удержаться на ногах.
Закончив с приветствиями, Мистер склонил голову набок и, принюхавшись, издал негромкий звук, имеющий означать царственное неодобрение. Я сделал шаг в комнату, и он, запрыгнув на ближайший шкаф, уставился с него на продолжавшего безмятежно дрыхнуть у меня на руках щенка.
– Это ненадолго, – заверил я его, садясь на диван. – На несколько дней только.
Мистер сощурился, подкрался ко мне и бесцеремонно потрогал щенка лапой. Когтей, правда, он при этом не выпустил.
– Осторожнее, приятель. Этот дурачок легче перышка. – Я пробормотал нехитрое заклинание, от которого загорелось несколько свечей, осветив мое жилище. Разобравшись со светом, я набрал номер, по которому связывался с братом Вангом, пока тот находился в Чикаго, но дождался только автоответчика, сообщившего мне, что абонент недоступен. Ну, телефонная сеть частенько пошаливает, когда я пытаюсь воспользоваться ее услугами, поэтому я попробовал еще раз. С тем же результатом. Тьфу! Все тело мое болело и мечтало только об отдыхе – тем более что находился-то я уже в своей берлоге.
Указанная берлога расположена в цокольном и подвальном этажах старого скрипучего жилого дома, построенного больше ста лет назад. Под самым потолком у меня расположены открывающиеся в приямки окна. Вся квартира состоит из двух комнат, в большей из которых, гостиной, находится камин. Мебель у меня старая, уютная – диван, одно мягкое кресло и пара плетеных. Стиль у них у всех разный, но все одинаково удобны, да и глаз радуют. Каменный пол устелен самыми разными коврами, и бетонные стены я тоже увешал всяко-разными коврами, картинами и постерами в рамах.
В комнате царила сияющая чистота и пахло сосновой хвоей. Даже камин был вычищен до чистого камня. Да уж, как ни старайся, а по части домашнего хозяйства с Волшебным Народом не сравниться никому. Правда, и поделиться такой радостью с другими смертными у вас тоже не получится: волшебные помощники тут же соберут вещички и отчалят навсегда. Почему? Представления не имею. Просто так уж у них, у фейри, принято.
С одной стороны моей гостиной расположен неглубокий альков с дровяной плитой, старомодным ящиком-ледником и несколькими шкафами, в которых я держу кухонную утварь и припасы. С противоположной стороны узкая дверь ведет в ванную и спальню. Спальня невелика: в ней едва хватает места для двуспальной кровати и купленной на распродаже тумбочки.
Я отвернул ковер, прикрывавший вход в подвал – небольшой квадратный люк в полу. Подвал достаточно глубок, чтобы в нем круглый год царила подземная прохлада, поэтому я, положив спящего щена на кровать, накинул на плечи тяжелый фланелевый халат. Потом взял свечу, откинул люк и по складной стремянке спустился в свою лабораторию.
Я категорически запретил своей домашней обслуге даже близко подходить к лаборатории. Как следствие последнюю пару лет она медленно, но верно проигрывала войну с энтропией. Стены лаборатории сплошь увешаны металлическими полками, там громоздятся емкости – коробки, мешочки, реторты, бутылки, пузырьки, колбы и контейнеры. Большая часть этих емкостей снабжена этикетками, на коих значится их содержимое – ингредиенты для изготовления самых разнообразных эликсиров, зелий и прочих магических штучек, нужда в которых возникает у меня время от времени. Посреди комнаты расположен длинный лабораторный стол, и участок пола с его противоположной от лестницы стороны странным образом чист, отличаясь от остальной, изрядно захламленной площади. Здесь у меня находится магический круг из замурованной в бетонный пол полосы – раньше она была медной, но полгода назад я заменил ее на серебряную. Я прикладываю изрядные усилия к тому, чтобы ни один клочок завалившего лабораторию хлама не оказался ближе, чем в футе от этого круга.
Существо, запертое под кругом, не подавало голоса с того самого вечера, как я замуровал его в толще бетона. Впрочем, когда речь идет о падшем ангеле, никакие дополнительные предосторожности не кажутся излишними.
– Боб, – окликнул я, засветив еще несколько свечей. – Поднимайся.
Чуть не забыл сказать: одна из полок на стене тоже не похожа на остальные. Лежащая на проволочных боковинах доска почти сплошь залита потеками разноцветного свечного воска, а посередине ее красуется человеческий череп.
Череп чуть шевельнулся, лязгнул зубами, и в глубине пустых глазниц зажглись два неярких оранжевых огонька. На самом-то деле Боб-Череп вовсе не череп. Это дух воздуха – существо, обладающее почти необъятными познаниями и многовековым опытом практической магии. С тех пор, как я потырил его у Джастина Дюморна, моего, так сказать, Дарта Вейдера, опыт и знания Боба не раз помогали мне спасать жизни. Ну, по большей части свою собственную, но и других тоже. Не одну и не две.
– И как все прошло? – поинтересовался Боб.
Я принялся рыться в грудах хлама на столе.
– Трое этих чертовых ублюдков избежали чар, в которых ты был так уверен, – сообщил я. – Я едва ноги унес.
– Ты такой лиричный, когда плачешься, – заметил Боб. – Мне почти… черт возьми, Гарри!
– А?
– Ты что, украл одну из храмовых собак?
Я обиженно потрепал щенка по пушистому загривку.
– Даже в голове не имел ничего такого. Он сам сбежал.
– Уау, – восхитился Боб. – И что ты с ним собираешься делать?
– Не знаю пока, – признался я. – Брат Ванг уже улетел. Я пытался дозвониться до него – недоступен. И посыльного я к нему в монастырь отправить не могу: весь этот горный район охраняется оберегами, только на то, чтобы проникнуть внутрь, могут уйти месяцы. Если это вообще возможно. – Я нашел наконец достаточно большую картонную коробку, застелил ее дно парой старых халатов и уложил туда дрыхнувшего без задних ног щенка. – И потом, у меня есть заботы покруче.
– Например?
– Например, Черная Коллегия. Мавра со своей… своей… эй, как назвать группу вампиров Черной Коллегии? Сворой? Косяком?
– Стаей, – подсказал Боб.
– Точно. В общем, похоже, Мавра со своей стаей здесь, в Чикаго. И один из них нынче вечером едва не прокомпостировал мой билет.
Глаза у Боба разгорелись от любопытства.
– Круто. И что, обычная тревога? Будешь ждать их атаки, чтобы с помощью нападавших добраться до самой Мавры?
– Не в этот раз. Я хочу первым найти их, выбить дверь и перестрелять во сне.
– Уау. Для тебя, Гарри, даже как-то непривычно жестоко.
– Угу. Мне самому нравится.
Я поставил коробку со щеном на стол.
– Я хочу, чтобы ты взял Мистера и прогулялся завтра по городу. Найди, где отсиживается Мавра в светлое время суток, – только ради всего святого не напорись еще раз на чужие обереги.
Каким-то образом Бобу удалось создать впечатление, что он поежился.
– Угу. На этот раз постараюсь осторожнее. Только ведь и вампиры не дураки, Гарри. Они понимают, что беспомощны в дневное время, и принимают меры самозащиты. Это уж наверняка.
– Об этом я позабочусь, – пообещал я.
– Не факт, что ты сможешь справиться в одиночку.
– Потому я и хочу устроить им суд Линча, – буркнул я, сражаясь с зевотой. Я заглянул в ящик, полюбовался на спящего щенка, забрал со стола свечу и пошел к стремянке.
– Эй, куда это ты собрался? – встревожился Боб.
– Спать. Завтра вставать рано. Новое дело.
– А собаку-то храмовую ты здесь зачем оставляешь?
– Затем, что не хочу оставлять ее одну, – объяснил я. – Если я заберу его наверх, боюсь, Мистер слопает его, стоит мне уснуть.
– Черт возьми, Гарри, я наблюдатель, а не ветеринар.
Я нахмурился:
– Вот мне и нужно, чтобы за ним кто-нибудь присмотрел.
– То есть ты хочешь, чтобы я состоял нянькой при собаке?
– Угу.
– Отстойная работа.
– Пожалуйся профсоюзу, – безжалостно посоветовал я.
– Что еще за дело у тебя новое? Я рассказал.
– Артуро Геноса? – переспросил Боб. – Тот самый Артуро Геноса? Кинопродюсер?
Я удивленно нахмурился:
– Ну… да, наверное. Ты что, о нем слышал?
– Слышал ли я? Еще бы! Он из лучших!
Интуиция подала мне тревожный сигнал, и я внимательно посмотрел на Боба.
– Э… В каком жанре?
– Он обласканный критикой мастер киноэротики! – Боб прямо-таки захлебывался от возбуждения.
Я зажмурился.
– А что, у эротического кино тоже есть критики?
– А то! – выпалил Боб. – Куча журналов.
– Ну, например?
– Ну, например «Трах!», «Суперпопки», «Бюсти»…
Я устало потер глаза.
– Боб, это же все просто порножурналы, а не кинокритика.
– Не вижу разницы, – возразил Боб.
Я решил не углубляться в тему.
– Гарри, – вздохнул череп. – Я не хочу обзывать тебя глупцом… или слепым, отказывающимся видеть очевидное, но тебя нанял вампир Белой Коллегии. Инкуб. Как по-твоему, какого рода может быть эта работа?
Я испепелил Боба взглядом. Он говорил правду. Я мог бы и сам догадаться, что все не так просто.
– Раз уж мы заговорили на эту тему, – сказал я, – ты много знаешь о Белой Коллегии?
– Ну, только самые известные факты, – отозвался Боб.
Значит, много.
– Я видел Томаса нынче вечером – он совсем странный был, – заметил я. – Даже не знаю, как и описать. Но там была Жюстина, и она сказала, что он замерз и что она за него боится. А он в ответ навел на нее что-то вроде гипноза своего, так что она совсем выключилась.
– Он был Голоден, – объяснил Боб. – Голоден с большой буквы «Г». Голод – это… ну, даже не знаю, как сказать точнее. Симбиотический дух, живущий внутри белого вампира. Они с ним рождаются.
– Ага, – кивнул я. – То есть отсюда у них эти сила и все прочее.
– В том числе – практически бессмертие, – согласился Боб. – Впрочем, все это дается не задаром. Потому им и надо все время питаться. Голоду это необходимо, чтобы выжить.
– Ясно, ясно, – буркнул я, сдерживая зевок. – Они пользуются его энергией, дух нуждается в подпитке, поэтому им надо кормиться. – Я нахмурился. – А что будет, если они не покормятся вовремя?
– Если недолго – депрессия, злоба, тяга к насилию, паранойя. А если дольше – станут использовать любой доступный источник жизненной энергии. Стоит такому случиться – и Голод полностью овладевает ими, заставляя охотиться.
– А если охотиться не на кого?
– Они сходят с ума.
– А что происходит с людьми, которыми они кормятся? – поинтересовался я.
– Что с ними? – переспросил Боб. – У них отнимают жизнь – по крохе, по маленькому кусочку, но отнимают. Это причиняет им духовный ущерб – ну, вроде того, что сделал тогда Кошмар с Микки Малоном. Это облегчает Белым контроль над ними, так что каждый следующий глоток жизни дается Белым все легче.
– А что происходит, когда смертным кормятся и дальше?
– Когда кормятся на нем, о Бард, – поправил меня Боб, – он быстро прогорает. Впадает в ступор, в растительное состояние. Довольно часто они погибают от сердечного приступа – прямо в момент кормления.
– Смертельный секс, – хмыкнул я. – В буквальном смысле слова.
– Есть за что умирать, – согласился Боб.
Страшненькая мысль, решил я. Чем больше я думал об этом, тем меньше мне все это нравилось.
– А что, если вампир не захочет питаться никем?
– Не важно, хочет он или нет, – возразил Боб. – Они кормятся, повинуясь инстинкту. На то они и вампиры.
– Значит, если вампир живет с кем-то, он рано или поздно его убьет?
– Рано или поздно, – подтвердил Боб. – Обязательно.
Я тряхнул головой.
– Что ж, запомню, – сказал я. – А то трудно быть все время начеку с Томасом. Он ведь… ну, блин, будь он человеком, я бы не возражал угостить его пивом за мой счет.
– Вполне возможно, он классный парень. – Боб разом посерьезнел. – Но это, Гарри, не меняет того факта, что он не всегда в состоянии контролировать себя или свой Голод. Я не сомневаюсь, он просто не может удержаться от того, чтобы наводить чары на эту свою красотку. Или чтобы просто питаться ею. – Боб помолчал немного. – Очень ведь трудно такого не хотеть. Я хочу сказать, она чертовски хороша. Кто бы не хотел кусочка Жюстины время от времени? Я прав или не прав?
– Не отвлекайся, – буркнул я. – Лучше найди мне, где укрывается Мавра. Я вернусь с работы до захода солнца.
Боб мечтательно вздохнул.
– Везет же некоторым. Геноса всегда снимает в своих фильмах самых красивых девушек. Кучу, просто уйму красивых девушек. Мне тут, понимаешь, шататься по задворкам в поисках разных там ночных кошмаров. А ты будешь бить баклуши в окружении самых красивых женщин из мира эротики, глядя на все, что будет происходить на съемках… Все как в жизни.
Я почувствовал, как начинаю краснеть.
– Ты лучше за собакой последи. Я разрешаю тебе взять Мистера в город после восхода солнца. Но чтоб вернулись до заката.
– Бузделано! – рявкнул Боб тоном исполнительного солдата. – Гарри, Гарри, Гарри… чего бы я ни отдал, чтобы оказаться на твоем месте!
Что лишний раз доказывает, насколько смазливая мордашка способна превратить в полнейшего идиота даже бестелесного духа разума.