Общение с собой

VI. УСЛОВИЯ САМОРЕГУЛЯЦИИ

До сих пор разговор о психических состояниях велся преимущественно с точки зрения их качественных особенностей, содержательных характеристик. Иными словами, внимание в основном было обращено к смысловой стороне переживаний человека в том или ином состоянии. При этом речь шла об особой группе так называемых трудных состояний, модальность которых характеризуется отрицательным знаком. Подразумевалось, что выраженность этих состояний может колебаться в самых широких пределах, от слабых проявлений до чрезвычайно сильных, когда контроль за собственным поведением становится уже затруднительным.

Рассмотрим теперь эти состояния с другой, преимущественно с количественной стороны, когда интенсивность переживания выделяется как его главная характеристика. Последовательно проанализируем возможности автокоммуникации, ее особенности в зависимости от интенсивности переживаемого состоянии.

Процессы саморегуляции происходят во всем широком диапазоне состояний, располагающихся между, если можно так выразиться, истовым бодрствованием и вплоть до просоночных фаз. Общение же с собой возможно далеко не во всех состояниях. Условно, в чисто методических целях, всю шкалу состояний саморегуляции подразделим на два уровня. Первый — высокий — это различные фазы бодрствования, начиная с интеллектуального экстаза и включая начальные степени просоночных состояний — дремоту. Второй уровень — низкий — включает выраженные формы дремотных состояний, в том числе состояния так называемого сна йогов, вызванного пассивным созерцанием, В некоторых случаях бывает трудно определить, к какой группе следует отнести наблюдаемое состояние. Это касается, например, некоторых модификаций экстаза, в которых сильно выраженная фаза возбуждения меняется тормозными явлениями.

На первом уровне — в диапазоне бодрствовании — функционируют специфические механизмы саморегуляции, имеющие особое назначение. Бодрствующий организм — это почти всегда действующий организм, и пен работа системы саморегуляции направлена на то, чтобы наилучшим образом организовать и осуществить сенсомоторное обеспечение текущей деятельности. Поэтому саморегуляция в этих условиях носит оперативный характер и включает большой набор вариантов самовоздействия, адекватных быстро меняющейся обстановке: реакции отреагирования, изменение чувственной активности, ритуальные действия и т. п. Общение с собой происходит здесь в форме ускоренного внутреннего диалога или монолога, опирающихся на механизмы формальной логики и дискретного мышления.

По мере снижения уровня бодрствования механизмы саморегуляции, включающие словесно-логическое мышление, постепенно подменяются филогенетически более старой системой, где ведущей становится наглядно-образная компонента мышления, опирающаяся на механизм трансформации зрительных представлений. Углубление процессов торможения значительно абстрагирует и образные компоненты мышления, подменяет их системой символов, в которых в самом общем виде шифруются, кодируются как мыслительные задачи, стоящие пред субъектом, так и результаты их решении.

Состояния низких уровней бодрствования, как правило, не связаны с активной деятельностью. Они предшествуют активности или же предоставляют всем системам отдых после нее. Процессы саморегуляции в организме, находящемся в состоянии покоя, характеризуются меньшей скоростью протекания и очень часто бывают направлены на решение каких-либо отсроченных задач. Решение этих задач чаше всего определяется внутренне обусловленными генетическими программами или же программами, приобретенными уже в период индивидуального развития. Реализуются они посредством использования образно-символических средств, которыми оперирует долговременная память, поэтому оперативного вмешательства словесно-логических процессов мышления, как правило, не требуется.

Еще недавно считалось, что ночной сон, представляющий собой разлитое торможение коры больших полушарий мозга, наступает вследствие расходования нервными клетками своего энергетического потенциала в течение периода бодрствования и снижения их возбудимости. Распространение торможения на более глубокие отдели мозга, средний мозг, подкорковые образования, обусловливает углубление сна.

В настоящее время имеется уже достаточно научных данных, свидетельствующих о том, что сон отнюдь не пассивное тормозное состояние, способствующее лишь восстановлению сил и энергии. Во сне осуществляется особым образом организованная мозговая деятельность. В течение дня человек отбирает и запоминает жизненно необходимую ему информацию, призванную оказывать то или иное влияние на его последующую активность. Поскольку в состоянии бодрствования нервная система загружена в основном текущей деятельностью, информация, важная для будущего, фиксируется в долговременной памяти без ее переработки. Во сне-то и происходит переработка этой информации. На ее основе в спящем организме осуществляется всесторонняя целенаправленная подготовка физиологических систем к той деятельности, которая предстоит в последующем периоде бодрствования. Характерно, что такого рода программирование организма отличается особой прочностью и устойчивостью во времени. Основой же для него являются задачи, формируемые для себя индивидуумом в просоночных фазах, предшествующих глубокому сну. Процессы общения с собой в этот период бывают наиболее эффективными именно для решения задач, предстоящих в более или менее отдаленном будущем.

Таким образом, сон — это специфическое активное состояние мозга, способствующее полноценному использованию имеющегося опыта и приобретенной информации в интересах более совершенной адаптации организма в период бодрствования. Сказанное позволяет понять, почему бессонница или же сон, вызванный фармакологическими веществами (снотворные, алкоголь), угнетающими соответствующую переработку информации во сне, так резко снижают психическую

и физическую готовность человека активно действовать после пробуждения. Общение с собой в состоянии аутогенной релаксации и аутогипноза в основном задействует практически те же психофизиологические механизмы, которые функционируют при переработке информации во сне. Разница состоит лишь в том, что в последнем случае решаемые задачи актуализируются непосредственно перед сном, а само решение осуществляется в спящем мозгу (мы еще плохо представляем себе, как это происходит). Аутогенная же тренировка, так же как и самогипноз, предполагает, что общение с собой происходит здесь в искусственно вызванном просоночном состоянии, которое должно не переходить в сон, а сменяться непосредственно бодрствованием.

Наиболее сложным и необычным для нас состоянием, в котором еще возможно общение с собой, является медитация. И от аутогенных тренировок, и от гипноза она отличается более обширными зонами глубокого торможения корково-подкорковых образований мозга. Сам же информационный процесс в связи с этим протекает преимущественно на уровне переработки обобщенных зрительных образов и символов. На первых порах это может быть погружение, к примеру, в определенную «цветовую среду» («полет в голубом небе», «прогулка на фоне золотистого восхода солнца» и т. п.). При усложнении задач медитации объектами созерцания могут быть определенные предметы, люди и явления природы, символы и словесные понятия. Имеется в виду, что каждый из этих объектов сам по себе или в сочетании с другими может входить в трудную проблемную ситуацию и специально подготовленный человек получает возможность решать ее в состоянии медитации.

Рассмотрим подробнее условия, которые сопутствуют автокоммуникации при высоких и низких уровнях бодрствования.

Бодрствование — этим термином обозначается высокий уровень активности головного мозга, который обеспечивает полноценное взаимодействие организма с внешней средой, именуемое целенаправленным поведением. У человека важнейшими признаками бодрствования являются сознание и мышление, а у животных — возможность протекания условно-рефлекторной деятельности. Состояние бодрствования предназначено для оптимального осуществления жизнедеятельности. Только в этом состоянии человек может полноценно принимать и перерабатывать информацию, вызывать в памяти нужные образы или их комплексы, программировать свою деятельность и осуществлять контроль за протеканием своих психических процессов, исправлять свои ошибки и постоянно сохранять направленность своей деятельности. Иными словами, бодрствование — это как раз то состояние, в котором может наиболее полно и качественно протекать процесс общения с собой. В состоянии сна такого рода четкая регуляция психической деятельности невозможна, всплывающие образы и ассоциации приобретают здесь неорганизованный характер и направленное избирательное выполнение психической деятельности становится невозможным.

О том, что для осуществления организованной, целенаправленной деятельности необходимо поддерживать определенный, оптимальный тонус коры, говорил еще И. П. Павлов, гипотетически утверждавший, что, если бы мы могли видеть, как распространяется возбуждение по коре мозга бодрствующего животного или человека, мы наблюдали бы «светлое пятно», перемещающееся по коре мозга но мере перехода от одной деятельности к другой и олицетворяющее пункт оптимального возбуждения. Последующее развитие электрофизиологической техники позволило увидеть это «пятно» оптимального возбуждения. Советский ученый М. Н. Ливанов сконструировал прибор — топоскоп, дающий возможность одновременно регистрировать электрическую активность во множестве пунктов головного мозга (около двухсот), в результате чего можно наблюдать, как в коре мозга бодрствующего животного действительно образуется «пятно» оптимального возбуждения, как оно трансформируется и перемещается, по мере того как животное переходит из одного состояния в другое, как в патологическом состоянии это «пятно» теряет свою подвижность, становится инертным или совсем угасает.

И. П. Павлов указывал, что бодрствующее состояние мозга в результате жизнедеятельности представляет собой функциональную мозаику. «…Бесконечная масса явлений природы, — писал он, — постоянно обусловливает посредством аппарата больших полушарий образование то положительных, то отрицательных условных рефлексов и тем подробно определяет всю деятельность животного, его ежедневное поведение. Для каждого из этих рефлексов в коре полушарий должна иметься своя точка приложения, т. е. своя клетка или группа клеток. Одна такая единица коры связана с одной деятельностью организма, другая — с другой, одна вызывает деятельность, другая ее не допускает, подавляет. Таким образом кора полушарий должна представлять собой грандиозную мозаику, грандиозную сигнализационную доску. При этом на этой доске постоянно остаются огромные запасы пунктов для образования новых сигнальных условных раздражителей, а, кроме того, занятые ранее пункты более или менее часто подвергаются изменениям в их связи с разными деятельностями организма, в их физиологическом значении»[132].

Павлов указал не только на необходимость оптимального состояния коры мозга для осуществления организованной деятельности, но и открыл основные нейродинамические законы возникновения такого оптимального состояния. Как было показано многочисленными исследованиями павловской школы, процессы возбуждения и торможения, составляющие функциональную основу нервной деятельности, подчиняются закону силы, характеризуются определенной концентрированностью, уравновешенностью и подвижностью.

Перечисленные законы нейродинамики характерны только для состояния бодрствования и неприменимы к состояниям сна, гипноза, утомления. Последние состояния представляют собой так называемые «тормозные» или «фазовые» состояния. Для них свойствен сниженный тонус коры, ведущий к нарушению «закона силы». Вследствие этого слабые раздражители уравновешиваются с сильными по интенсивности вызываемых ими ответов («уравнительная фаза») или даже превосходят их, вызывая более интенсивные реакции, чем те, которые идут от сильных раздражителей («парадоксальная фаза»), в отдельных случаях реакции сохраняются только в ответ на слабые стимулы, в то время как сильные раздражители вообще перестают действовать («ультрапарадоксальная фаза»). Кроме того, по мере снижения тонуса коры нарушается нормальное соотношение возбудительных и тормозных процессов и та подвижность, которая необходима для протекания нормальной психической деятельности. Вот почему процессы общения с собой, саморегуляция в вышеперечисленных тормозных фазах имеет массу существенных особенностей.

Для понимания существа процессов автокоммуникации требуется определенный минимум знания психофизиологических механизмов, формирующих, поддерживающих и регулирующих состояние бодрствования. Не вдаваясь в тонкие детали, скажем лишь о том, что у животных и человека отправным пунктом такого механизма является спонтанный разряд периферических рецепторных образований, которыми являются органы чувств. Шведский нейрофизиолог Р. Гранит, исследовавший первичные нейрофизиологические процессы зрения и механизмы регуляции чувствительности рецепторов со стороны центральной нервной системы, впервые высказал мысль, что спонтанная активность является составной, органической частью работы сенсорных (чувствительных) систем. Поставив специальные эксперименты, он доказал, что именно такого рода «спонтанная» активность органов чувств делает их одним из наиболее важных «эпергизаторов» и активизаторов мозга, ответственных за формирование состояния бодрствования.

Следующим этапом в расшифровке механизмов, обеспечивающих состояние бодрствования, стало открытие особого образования в мозгу, названного ретикулярной формацией. В 1949 году два видающихся исследователя, Мэгун и Моруцци, обнаружили, что в стволовых отделах головного мозга имеется особое нервное образование, которое призвано регулировать состояние коры мозга, то есть влиять на уровень ее тонуса и обеспечивать ее бодрствование. Правда, и кора мозга, так же как и другие его нижележащие отделы, в свою очередь, влияет на функцию ретикулярной формации, ставит ее под контроль тех программ, которые в ней формируются. Образуется своего рода замкнутый рефлекторный круг. То есть ретикулярная формация является основным функциональным блоком головного мозга, который обеспечивает регуляцию тонуса коры и состояний бодрствования, в точном соответствии с поставленными перед организмом задачами.

Нервная система дли выполнения своих функций всегда должна находиться в состоянии определенной активности, и наличие некоторого ее тонуса обязательно для проявления жизнедеятельности. Для этого необходимы какие-то источники этой активности. Можно выделить, по крайней мере, два основных источника активации нервной системы, действие которых опосредовано регуляцией ретикулярной формации. Первым из источников являются обменные процессы (дыхательные и пищеварительные). Второй источник активации, о котором уже говорилось выше, имеет совсем иное происхождение и связан с поступлением в организм раздражении из внешнего мира.

Американский нейрофизиолог X. Дельгадо считает, что образно мы можем говорить о «психической энергии» как об особом виде внутримозговой активности, которую, вероятно, можно объяснить на основе электрических и химических процессов, происходящих в определенных отделах мозга. «Психическую энергию, — пишет он, — можно рассматривать как основной определяющий фактор количества интеллектуальных и поведенческих проявлений. Хотя и нет сомнений в том, что эта энергия зависит от физиологических процессов мозга (и косвенно — от состояния здоровья организма в целом), ее настоящий источник находится вне мозга, потому что психическая активность — это не свойство нейронов, а процесс, возникающий в результате приема информации, которая мобилизует хранящуюся в мозгу информацию и прошлый опыт, создавая эмоции и идеи»[133].

Известно, что человек, лишенный внешних раздражителей, впадает в сон, из которого его может вывести только поступление хоть каких-то воздействий из внешней среды. По словам американского психолога Ф. Соломона, «сознание, лишенное воздействий сигналов от сенсорных раздражителей, как бы пушено по течению и его влечет неумолимо в Саргассово море простейшего состояния, где нет понятий последовательности, количества, направлений, рациональности, где кружатся в водовороте и одурманивают чувства яркие многоцветные галлюцинации»[134]. Специальные исследования не раз экспериментально подтверждали эти предположения. В качестве примера приведем некоторые факты из серии экспериментов, проведенных в университете Макгейма (США). Участников эксперимента специально изолировали от раздражителей органов чувств. Практически у всех развивался бред, головная боль, появлялись галлюцинации. В отсутствие сенсорного притока, который X. Дельгадо называет «воздухом для мозга», нормальные психические функции нарушаются, а их компенсация происходит в форме галлюцинаций. С точки зрения профилактики неблагоприятных явлений монотонии и острых состояний одиночества необходимо преднамеренно активизировать процессы автокоммуникации.

Поступление раздражений из внешнего мира служит мощным источником активации мозга, формирует состояние бодрствования и приводит к возникновению специфических форм активности, проявляющихся в виде ориентировочных реакций. Человек живет в условиях постоянно меняющейся среды, и это требует обострения состояния бодрствования при любом изменении в окружающих условиях, появлении как ожидаемого, так и неожиданного раздражителя. Такая мобилизация активности организма, которую Павлов называл ориентировочным рефлексом, лежит в основе всякой познавательной деятельности. Ориентировочный рефлекс (или реакция активации) тесно связан с работой ретикулярной формации мозга.

Значительная же часть активности человека вызывается внутренними причинами, намерениями и планами, перспективами и программами, которые формируются в процессе его сознательной жизни, являясь социальными по своей природе. Основным носителем, формой существования этих раздражителей выступает сначала внешняя, а затем и внутренняя речь.

В процессе общения с собой всякий сформулированный в речи замысел преследует некоторую цель, вызывая программу действий, направленных на достижение этой цели. Как только цель достигнута, программа свертывается, активность прекращается. Было бы неправильным считать возникновение намерений и формулировку целей чисто интеллектуальным актом. Осуществление замысла или достижение цели требует определенной энергии и может быть обеспечено лишь при наличии некоторого уровня активности.

До сих пор, говоря об источниках психической активности, мы имели в виду восходящий отдел ретикулярной формации, посылающий активирующую импульсацию с нижних отделов мозга в верхние. Но наряду с этим есть и нисходящие связи верхних отделов мозга (коры) с нижними. Именно через эти связи и осуществляется регулирующее влияние мозговой коры (в виде определенных программ, установок, целей и т. п.) на нижележащие образования мозга. С помощью этих воздействий в процесс вовлекаются те структуры ретикулярной формации, которые обеспечивают его энергией.

Установлено, что такого рода организующие и активирующие влияния на ретикулярную формацию, в их наиболее общем виде, исходят прежде всего из лобных отделов коры мозга. Здесь сосредоточен специфический аппарат, посредством которого высшие отделы мозговой коры, непосредственно участвующие в формировании намерений, установок, планов, управляют работой нижележащих механизмов ретикулярной формации, модулируя их работу и обеспечивая наиболее сложные формы сознательной деятельности. Итак, бодрствование — это состояние, для которого характерны сознание, мышление и целенаправленное поведение. Необходимо несколько слов сказать об этих основных компонентах.

Сознание — это специфически человеческая форма отражения действительности, предполагает наличие у индивидуума определенного запаса знаний и, главное, возможности оперирования этими знаниями, обмена ими с помощью речи или других знаков (математических символов, образов художественных произведений и т. п.). Коммуникативные свойства сознания обеспечивают способность мышления, диалога с миром и, естественно, с самим собой. В последнем случае задействуется та часть сознания, что обращена на самое себя, на внутреннее «Я» человека, почему и называется самосознанием. В конечном итоге именно эта часть сознания обеспечивает целесообразное, собственно человеческое поведение.

Второй компонент бодрствования — мышление — представляет собой процесс познавательной деятельности, характеризующийся обобщенным и опосредованным отражением действительности. Современная психология различает словесно-логические, наглядно образные и наглядно-действенные виды мышления. Выделяют также мышление теоретическое и практическое, эмпирическое и логическое (аналитико-синтетическое), реалистическое и интуитивное, творческое и репродуктивное, произвольное и непроизвольное, осознанное и неосознанное. Мышление можно характеризовать как свойство мозга, определяемое особенностями высшей нервной деятельности, нейрофизиологическими процессами, но, если иметь в виду не механизмы, а содержание, то мышление человека — это еще и особая духовная сфера, определяемая его предметнопрактической деятельностью. Мыслительная деятельность человека связана с языком — средством общения, накопления опыта (знания) и передачи его в человеческом обществе. Мышление как рациональное познание вскрывает в предмете его существенные связи, закономерности развития. Понимание особенностей процессов общения с собой требует особого различения двух видов мышления: конкретного и абстрактного.

Мышление конкретное, элементарное — свойственная животным форма отражения внешнего мира. Оно представляет собой мышление в действии и проявляется в целесообразном, адекватном поведении, направленном на удовлетворение биологических потребностей. Физиологическую основу конкретного мышления составляет первая сигнальная система (раздражители, воспринимаемые органами чувств).

Мышление абстрактное — отвлеченно-понятийное мышление. Это специфически человеческая форма психической деятельности, развивающаяся со становлением речи, второй сигнальной системы и связанной с этим функцией отвлечения и обобщения. Центральным моментом абстрактного мышления является функциональное употребление слова или знака в качестве средства для расчленения и выделения признаков предметов и процессов (фиксируемых в сознании словом), их абстрагирования и нового синтеза, в результате чего может быть образовано понятие (также фиксируемое словом), заместитель предметов, процессов, образов, представлений. Слова и выраженные в них разнообразные материальные и идеальные свойства объективной реальности (и сугубо материальной, и идеально-духовной), ее процессы и явления — основа, содержание и средство для человеческого общения.

Целесообразное поведение — это и результирующая, и источник процессов, происходящих в сознании, форма жизнедеятельности человека, которая изменяет вероятность и продолжительность контакта с любым внешним объектом, способным удовлетворить имеющуюся потребность в чем-либо. Прерывание или предотвращение вредоносного воздействия на организм, удовлетворяя потребность сохранения особи, ее потомства, представляет частный случай поведения. Врожденные формы поведения организуются сложнейшими безусловными рефлексами (инстинктами), состоящими из побуждающих и подкрепляющих рефлекторных звеньев. Функциональной единицей индивидуально приобретаемого поведения служит взаимодействие доминанты и условного рефлекса. Синтез механизмов доминанты с механизмами формирования условного рефлекса обеспечивает два фактора, необходимых и достаточных для организации целенаправленного поведения: его активный, творческий характер (доминанта) и точное соответствие объективной реальности (стойкий, тонко специализированный рефлекс).

Формы целенаправленного поведения определяют специфику бодрствования, степень его активности (спокойное или напряженное), продолжительность: устойчивость или фазовость (внимание или снижение активности до уровня дремоты). Каждой форме бодрствования соответствует специфический набор физических проявлений. Так, например, при напряженном бодрствовании тонус некоторых скелетных мышц бывает повышен, тогда как частота сердечных сокращений понижена (внимание направлено на внешние стимулы) или повышена (внимание направлено на внутренние стимулы), дыхание производится с преобладанием продолжительности выдоха над вдохом. В состоянии бодрствования складываются в основном условия для осуществления процессов общения, как межличностного, так и самообщения.

Процессы общения чрезвычайно важны для формирования человека как личности, как субъекта деятельности, воспитания и самовоспитания. Проблему психологии общения разрабатывали выдающиеся наши психологи Л. С. Выготский, В. Н. Мясищев, Б. Г. Ананьев и другие. Так, с точки зрения Л. С. Выготского, одного из основоположников советской психологии, в процессе индивидуального развития первичны такие формы человеческого общения, как взаимодействие двух индивидуумов, отношения диалога, спора и т. д. Индивидуальные психические процессы, сознание, различные состояния — вторичны. Выготский доказывал, что всякая функция в культурном развитии человека появляется на сцену дважды, в двух планах, сперва — социальном, потом — психологическом. Сперва между людьми, как категория интерпсихическая, затем внутри человека, как категория интрапсихическая[135].

Общение с собой как форма самопрограммирования и саморегуляции, то есть как одна из функций психики, безусловно, проходит эти же стадии. Вначале указанные виды внутренней организации индивида формируются и закрепляются под влиянием внешних воздействий, в результате общения. Затем при достижении определенного уровня социализации личности они начинают выступать в качестве механизмов саморегуляции, в виде (по терминологии Выготского) своеобразной «эгоцентрической» (обращенной к себе) речи.

В своем повседневном бытии человек связан бесконечным числом отношений не только с предметным миром, но и с людьми. В процессе общения вырабатывается и определенное отношение к себе самому как к внутреннему субъекту, который должен взаимодействовать с внешней действительностью. Причем это отношение к самому себе часто проявляется достаточно недвусмысленно. Как, например, сформировалось отношение к себе одного субъекта, любящего по утрам понежиться в постели? Потакая себе в этой слабости, человек заводил звонок будильника на полчаса раньше положенного времени, чтобы иметь время на «подготовку к подъему». Понятно, что этому обстоятельству предшествовала определенная автокоммуникация, сформировавшая своеобразное отношение к самому себе.

В свое время видный советский психолог Б. Г. Ананьев, одним из первых указавший на многоуровневую, иерархическую, многомерную организацию общения, различал макро-, мезо- и микроуровни общения: общество, в котором общающиеся люди живут, различные типы коллективов, членами которых они выступают, ближайшее окружение, с которым они чаще всего вступают в контакт, а также формирующиеся и реализующиеся в общении индивидуальные характеристики взаимодействующих людей как субъектов этой деятельности.

Своеобразная проработка общения с собой, представленная в трудах К. С. Станиславского, посвященных методическим подходам в работе актера над собой, помогла психологу Н. Б. Берхину прийти к выводу о наличии многоуровневых пластов общения актера в процессе творчества и реализации своей профессиональной деятельности. Он увидел, что общение с собой выступает важнейшим элементом творческой работы, причем практически на всех этапах психологического освоения сценического материала. Первоначально из всего того сложного комплекса, который можно назвать сценическим общением актера, возникало общение с тем художественным образом воображаемого героя драматического произведения, который актер должен был воплотить в спектакле. Взаимодействие актера с воображаемым образом драматического произведения начиналось с момента ознакомления с ним, то есть с момента прочтения пьесы. Далее, «примеривая» в своем воображении этот образ на себя, актер выявляет его особенности, пытаясь проникнуть в его сущность, ведет с ним воображаемый диалог. Это взаимодействие по своей сути является общением в памяти, так как общение происходит с воображаемым образом, квазиобщение. И все же лишь у актера, считает Н. Б. Берхин, это общение с художественным образом опосредуется, находит свое проявление в общении с реальным человеком — другим актером, партнером данного исполнителя по спектаклю. При этом основные особенности общения актера с образом, который он должен воплотить, определяют и его общение с другим актером, также выступающим в качестве исполнителя определенной роли в спектакле[136].

Эту особенность общения актера в спектакле подчеркивал Станиславский, считая, что оно выступает как вдвойне фиктивное. Актер общается от имени не существующего реально, воображаемого образа с нереальным же воображаемым персонажем, но этому своеобразному общению присуща контролируемость. Обращает внимание здесь еще один аспект этого взаимодействия, во многом раскрывающий процесс развития, обогащения внутреннего «Я» человека, диалектику этого процесса. Возникающий на базе диалога актера с воображаемым героем художественного произведения, которого он играет, опосредуемый им, параллельно идет специфический процесс общения с самим собой, со своим житейским «Я».

Специфика этого процесса в том, что он носит исключительно творческий характер, задействует весь эмоционально-образный опыт актера как человека. За внешней непроизвольностью, как бы автоматическим следствием общения личности актера с изображаемым им образом идет процесс наполнения этого образа живыми чертами, типическими чертами живых людей, которые необходимо извлечь из памяти, проанализировать, подключая весь свой интеллектуальный потенциал, примерить на себя, учитывая собственные особенности, где-то усилив найденные черты, а где-то, поднявшись над собой, раскрыть свои потенции.

Об этой особенности общения актера с самим собой К. С. Станиславский писал неоднократно. В частности, он подчеркивал, что именно обращение актера к своему эмоциональному опыту, своей жизненной практике, интеллектуальные усилия по ее осознанию и анализу способны укрупнить личность актера, обогатить его игру, в конечном итоге оказать на зрителей сильное психологическое воздействие. Он любил повторять мысль Буало о том, что «актер выжимает слезы из мозга». Высоко оценивая эффект возникновения диалога, спора, элементов общения актера с самим собой в процессе сценического творчества, Станиславский старался максимально развить эти качества и их основу (интеллект, культурный багаж, житейскую память), на которые этот вид общения опирается.

Понимание внутренних механизмов общения с собой, особенно элементов саморегуляции, управления своими психическими состояниями, само по себе полезно каждому, но особенно оно необходимо тем, кто специально занимается этими процедурами, например различного рода аутогенными тренировками, или такими сложными методами самовоздействня, как аутогипноз и медитация. Спешить сразу приступать к последним, видимо, не следует. Эти методы связаны с самовоздействием в довольно сложных, измененных состояниях сознания. Поначалу целесообразнее использовать психорегулирующие возможности приемов и способов саморегуляции в бодрствующем состоянии.

Конечно, в коррекции трудных состояний, а тем более функциональных заболеваний основная роль должна принадлежать врачу, но многие стороны своего состояния, как известно, может скорректировать только сам индивидуум. Для этого он предварительно должен многое выяснить, уточнить в порядке общения с собой. Многое можно взять и многому научиться в, казалось бы, совсем забытых областях.

Простейшей формой такого повседневного общения, например, была в свое время молитва для верующего. Она заменяла ему формы автокоммуникации и в сочетании с искренней верой в ее эффективность служила существенным способом саморегуляции в бодрствующем состоянии. Правда, так называемая «внутренняя сердечная молитва» предусматривала такие условия выполнения, в которых уровень бодрствования субъекта должен был снижаться до уровня гипнотических (просоночных) фаз. Именно в этих случаях действенность молитвы оказывалась наиболее высокой. Кроме того, молящийся должен был выполнить некоторые предварительные условия психологического и морального порядка, которые в чем-то не утратили значимости для современного человека. Возьмем в качестве примера отдельные наставления святого Симеона Нового Богослова: «Если желаешь научиться тому, как следует сие делать (то есть входить в сердце и быть там)… три вещи надлежит тебе соблюсти прежде всего другого: беспопечение (отсутствие беспокойства. — Л. Г.) о всем, даже благословном; совесть чистую во всем, так чтобы она ни в чем не обличала тебя; совершенное беспристрастие, чтобы помысел твой не клонился ни к какой веши. Сядь безмолвно в месте уединенном… Отвлеки свой ум от всякой временной и суетной вещи… Склонись к груди головою своею и таким образом стой вниманием внутри себя самого (ни в голове, а в сердце), возвращая туда и ум свой и чувственные очи свои и приудерживая несколько дыхание свое… Если будешь продолжать это дело внимания непрестанно день и ночь, обретешь некую непрестанную радость».

И не надо думать, что молитва — это простая формулировка соответствующих желаний и просьб к богу. В отдельных случаях она характеризуется не только поэтичностью слога, но прежде всего несомненной философской глубиной мысли, что и оказывает большое психологическое воздействие. Вот, например, обращение к богу известнейшего протестантского теолога XX века, антифашиста, казненного в немецком концлагере за несколько дней до окончания войны, Дитриха Ьонхеффера. Называется оно «Молитва в большой беде»:

Если мы полистаем христианский молитвенник, то обнаружим, что в нем имеется более ста молитв: утренняя и вечерняя, перед началом и после окончания еды, при вселении в новый дом, отправлении в путь и т. д. и т. п. Для любого события в жизни предусмотрена молитва, которую молящийся должен знать наизусть. Постоянная психорегуляция своего состояния, своеобразное общение с собой, через высшего, правда, посредника, свойственно верующему человеку. И сознание того, что сделано все, что было можно, — призван в союзники даже сам Бог, — безусловно, способствовало снижению тревожности, предотвращению дезорганизации поведения.

Несколько иное положение у неверующих. Их обращение, как правило, бывает адресовано самому себе и призвано активировать, настроить прежде всего самого себя на поиски выхода из трудного положения. На помощь призываются собственные сознание, рассудок, логика, то есть атрибуты, свойственные высоким уровням бодрствования. Следовательно, общение с собой в этих случаях приобретает характер аутопсихокоррекции. Непременным этапом такого рода внутренней работы, хотим мы этого или не хотим, должна быть познавательная автокоррекция. Это обусловлено тем фактом, что как переоценка создавшегося трудного положения, так и его недооценка могут повести к еще большим осложнениям обстановки. Поэтому человек безотчетно стремится выяснить реальные размеры бедствия, постигшего его. Как правило, он стремится получить необходимые консультации со специалистами (если речь идет о заболевании), советы близких и друзей. Познавательная автокоррекция предполагает достаточную активность индивидуума в осуществлении стремления понять причины и особенности своего трудного состояния, проанализировать их, осмыслить и найти реальные пути выхода.

Современный человек ежедневно получает огромный объем разрозненной, несистематизированной информации о различных болезнях и растущих вредных экологических явлениях из газет, журналов, радио, телевидения. Получаемая информация, нередко содержащая обилие медицинских и других специальных терминов у неподготовленного человека может создать ложное, весьма неправильное представление о собственной болезни или самочувствии, что позволит ему сформулировать их мнимые признаки.

Основным полем приложения для получаемой человеком информации и его интеллектуальной работы является обычно внутренняя картина болезней или трудного состояния, основанная на той совокупности сведений, которыми индивидуум уже располагал по данному вопросу. Обращение к другим источникам за информацией связано со стремлением получить представление о причинах, которыми можно объяснить свое состояние, и сведения о мере грозящей опасности, о системе лечебных и профилактических мероприятий, необходимых для преодоления болезни или трудного состояния.

С ростом интеллектуального уровня населения возможность предварительной психологической работы среди людей, находящихся в трудном или опасном состоянии, значительно расширяется. От получаемых новых сведений грамотный, подготовленный человек в таких случаях ожидает подтверждения своей точки зрения или ее опровержения. Иногда, правда, бывает и так, что, вопреки получаемой благоприятной информации о своем состоянии, у человека сохраняется прежнее представление о болезни. Он продолжает упорствовать в этих своих представлениях, читает специальную литературу, обращается к разным специалистам, советуется со знакомыми. В таких случаях помощь может быть оказана лишь квалифицированной консультацией с психотерапевтом, с врачами других специальностей.

Близкой к разъяснительной аутопсихокоррекции является рациональная коррекция. Специфическое и существенное отличие этого рода самовоздействия заключается в том, что оно строится на логической аргументации. Семантическое содержание этого термина предполагает не столько «целесообразность» метода, сколько то, что он «основан на разуме», «логике», «подтвержден» фактами, серьезными «доводами», «убедительный». В некоторых случаях содержание этого понятия расширяют до того, что в него включаются все виды автокоммуникации и самовоздействия в состоянии бодрствования (в том числе и самовнушение, коррекцию личности или неблагоприятных личностных отношений и т. п.).

Первейшими задачами этого метода являются правильное определение характера трудного состояния, причин его возникновения, прогноз и подготовка мероприятий по его купированию и устранению. Практически это стиль поведения, принципиальные контуры которого находят в настоящее время воплощение в медицине и педагогике под общим названием «психология активности». Основная функция такой активности — формирование и поддержание оптимального уровня «психологического обеспечения» внутренних усилий человека для полноценной реализации им различных проявлений собственной жизнедеятельности, в том числе и в трудных обстоятельствах. То есть рациональная аутопсихокоррекция, так же как и разъяснительная, направлена на построение психологически правильного освещения внутренней картины какого-либо состояния. Разница состоит лишь в том, что разъяснительная аутопсихокоррекция в большей степени использует принципы самовнушения, аутодидактики, тогда как рациональная — законы и формы логики.

С позиций медицинской психологии внутренняя картина трудного состояния, отражение в сознании индивидуума всего, что связано с нарушением нормальных функций организма и дезадаптацией его деятельности, могут быть разделены на три основных уровня: сенсорный (чувственный), эмоциональный и интеллектуальный. Такое деление условно. Просто выделяются ведущие функции в едином психическом механизме, разные его уровни, что облегчает оценку сложных психических процессов, как осознанных, так и неосознаваемых, способствующих формированию той или иной точки зрения на свое состояние.

Сенсорный уровень внутренней картины состояния включает в себя совокупность ощущений и восприятий тех изменений в организме, которые возникают в связи с реакцией на экстремальное воздействие: слабость, раздражительность, неприятные ощущения, нарушения сна, сердцебиение и другие проявления формирующейся дезадаптации, функциональных нарушений. Сенсорный уровень состояния по-разному отражается в сознании людей. Существуют индивидуумы, которые очень тяжело переносят воздействия, вызывающие даже небольшую боль. Известна и другая категория людей, которые могут не замечать даже значительных телесных повреждений и обнаруживают их, что называется, случайно. Даже такие нарушения состояний, как повышенная температура тела, интоксикации, не мешают им заниматься привычной работой.

Если лиц, относящихся к первой группе, обозначить как повышенно ощущающих функциональные нарушения, то вторую соответственно — пониженно ощущающих эти же нарушения. Конечно, описанные группы являются крайними вариантами. Между ними располагается основная группа людей, ощущающих неблагоприятные сдвиги в организме адекватно их выраженности.

Повышенное и пониженное ощущение неблагоприятных сдвигов в организме не есть результат лишь личностных особенностей. Оно может определяться рядом факторов, в числе которых большую роль играют эмоциональные и интеллектуальные особенности внутренней картины состояний.

Эмоциональный уровень включает в себя оценку трудного состояния с позиций той опасности, которую привносит дезадаптирующий фактор.

Внутренняя картина состояния на эмоциональном уровне представлена обычно теми ощущениями, которые возникают в связи с неблагоприятным воздействием на организм, но интерпретирует эти ощущения человек, опираясь уже на те сведения о существе данного воздействии, которыми он на этот момент располагает. Сведения эти далеко не всегда соответствуют истине и потому чаше всего приводят к повышению выраженности эмоционального компонента или, наоборот, к чрезмерному его снижению.

Внутренняя картина состояния на интеллектуальном уровне связана с решением человеком вопросов о природе неблагоприятного воздействия, особенностях и размерах болезненных сдвигов в организме, поисков путей выхода. Понятно, что рациональную аутопсихокоррекцию возможно использовать, если обладаешь определенным уровнем культуры и интеллекта, позволяющим не только осуществлять процессы автокоммуникации, но еще и манипулировать при этом достаточно большим объемом разносторонней информации.

Преимущество автокоррекции в бодрствующем состоянии заключается в том, что получаемые при этом положительные результаты в виде известной перестройки личности, ее взглядов и представлений, интересов, тенденций и отношений носят более устойчивый характер и нередко продолжают улучшаться в период «терапевтического» последействия.

Вторым моментом, которого необходимо коснуться, говоря об аутопсихокоррекции в состоянии бодрствования, — это тренировочная автокоррекция. Во многих случаях она оказывается единственно эффективной методикой выведения из трудных состояний. Купирование многих пограничных и трудных состояний, в частности таких, которые связаны со страхом находиться вне дома, страхом поездок на городском транспорт те, переходом через улицы и площади и т. п., всегда бывает связано с осуществлением более или менее сложной системы тренировок. В литературе встречался пример того, как больной устранил у себя страх перехода через мост. Собравшись с силами, он однажды заставил себя простоять на мосту непрерывно три часа.

Советские физиологи И. П. Павлов и его сотрудник Б. Н. Бирман неоднократно отмечали, что применение психических тренировок оправдано прежде всего физиологически, так как при этом происходит стимуляция как силы, так и подвижности нервных процессов и, что особенно существенно, повышение общей активности личности. Тренировочная автокоррекцня вовлекает человека в активный процесс устранения тех или иных функциональных нарушений, восстановления временно утерянных возможностей, то есть связана с непосредственным воздействием на бодрствующую кору головного мозга.

Введение тренировочных элементов в автокоррекцию бывает показано во многих случаях так называемых «астенических состояний». В нашей классификации их необходимо отнести в группу состояний, связанных с пониженным тонусом нервной системы. Очень часто такого рода состояние, не являясь результатом перенесенного наличного заболевания, тянется годами. Образовавшись на фоне слабого типа (или временно ослабленной) нервной системы, оно, по существу, представляет собой последствие невротического неверия в свои силы, стремления устраниться от трудностей, вошедшего в привычку отказа от активности. То есть это типичное астеническое трудное состояние функционального характера, вызванное различными стрессовыми факторами и сопровождающееся временным снижением адаптационных возможностей. Для его устранения тренирующийся должен внимательно следить за тем, чтобы принятое им решение бороться с этим состоянием выполнялось точно. Вместе с тем следует предъявлять к себе соразмерные требования, строго соотнося их со своими возможностями и трудностями перестройки закрепившихся привычек. Возлагать на себя требования, которые реально не могут быть выполнены или выполнение которых связано с перенапряжением нервной системы, совершенно недопустимо.

Ясно, что тренировки, о которых здесь идет речь, предполагают не развитие и совершенствование тех или иных движений. Восстановлению или развитию подлежат, если можно так выразиться, пострадавшие виды жизнедеятельности. Процесс этот довольно сложный, так как затрагивает общую личностную перестройку. Поэтому тренировки лучше завершать, когда удалось не только преодолеть определенные дефекты своего поведения, но и выработать и апробировать приобретенные качества в трудных условиях жизнедеятельности, то есть после проверки их на функциональную прочность.

О тренировочной аутопсихокоррекции можно говорить не только в тех случаях, когда она используется как метод повышения активности, необходимой для усиления деятельности, но и в тех случаях, когда она требуется для устранения нарушающих покой явлений нездоровья.

Очень близко к тренировочной аутопсихокоррекции примыкает трудовая психокоррекция. Занятия трудом, особенно ручным, наиболее эффективны для купирования трудных состояний, вызванных наплывом мыслей, приобретающих застойный, навязчивый характер. Труд активирует процессы внутреннего торможения, индивидуум становится способным более активно переключаться с тревожных мыслей и переживаний на такие, которые имеют положительную эмоциональную окраску. При тренировочной психокоррекции состояний, в том числе и коррекции трудом, очень важно добиваться пунктуального выполнения режима труда и отдыха, а также принятого графика специальных тренировок.

Рассматривая главные особенности общения с собой в бодрствующем состоянии, следует хотя бы коротко сказать о специфике жизнедеятельности организма на уровне высоких степеней бодрствования. Спонтанные проявления таких состояний (например, состояние экстаза), как уже говорилось, случаются на высших ступенях творческого вдохновения. Для этих состояний характерны максимальная работоспособность и повышенная интеллектуальная деятельность.

Не так уж редко состояние экстаза возникает вследствие какой-либо болезни. Ощущения человека в таком состоянии удивительно точно описаны в романе «Бесы» Ф. М. Достоевского. Один из персонажей, Кириллов, так рассказывает о своих впечатлениях и переживаниях в такой момент: «Есть секунды, их всего зараз приходит пять или шесть, и вы вдруг чувствуете присутствие вечной гармонии, совершенно достигнутой. Это не земное; я не про то, что оно небесное, а про то, что человек в земном виде не может перенести. Надо перемениться физически или умереть. Это чувство ясное и неоспоримое. Как будто вдруг ощущаете всю природу и вдруг говорите: да, это правда. Бог, когда мир создавал, то в конце каждого дня создания говорил: «Да, это правда, это хорошо». Это… это не умиление, а только так, радость. Вы не прощаете ничего, потому что прощать уже нечего. Вы не то что любите, о — тут выше любви! Всего страшнее, что так ужасно ясно и такая радость. Если более пяти секунд — то душа не выдержит и должна исчезнуть. В эти пять секунд я проживаю жизнь и за них отдам всю мою жизнь, потому что стоит. Чтобы выдержать десять секунд, надо перемениться физически»[138].

Конечно, такого рода состояния представляют интерес больше для медицины, поскольку они чаше всего результат болезненных проявлений, характерных для некоторых форм эпилепсии. Экстаз такого порядка это — максимальный уровень бодрствования, после которого имеет уже место потеря сознания, чаще всего с двигательными проявлениями.

Высокую интенсивность бодрствования могут также создавать некоторые фармакологические препараты психостимулирующего ряда. Классическим средством такого рода является кофеин — алкалоид, содержащийся в листьях чая (около 2 процентов), семенах кофе (1–2 процента), орехах кола. Стимулирующее действие чая и кофе давно и широко известно. Особенно часто пользуются этими напитками для повышения работоспособности люди умственного труда, которым бывает нужно срочно выполнить большую работу. Классическим в этом роде примером является великий французский романист Оноре де Бальзак, который во время своего литературного труда поглощал невероятное количество кофе. Физиологические особенности действия кофеина на центральную нервную систему были изучены И. П. Павловым и его сотрудниками, показавшими, что кофеин действительно регулирует процессы возбуждения в коре головного мозга, усиливает положительные условные рефлексы, повышает двигательную активность. Его стимулирующее действие способствует интенсификации умственной и физической работоспособности, уменьшению сонливости и усталости.

Субъективно состояние после приема средней дозы кофеина на определенном отрезке времени характеризуется переживанием легкости мысли и движений, положительной направленностью на объект своей деятельности, актуализацией и оживлением словарного запаса и образного материала (у людей художественного типа). Есть у Н. Тихонова рассказ «Зельзеля», в котором описан такой эпизод. Во время пребывания в Сирии советских туристов угостили кофе в миниатюрных чашечках. Причем кофе было так мало, что он покрывал лишь дно чашечек. «Я лизнул его с маху, — рассказывает Н. Тихонов, — и почувствовал во рту неслыханную горечь, как будто я проглотил добрую порцию чем-то сдобренной хины. Горечь наполнила мой рот, но скоро пропала. А через какой-то короткий промежуток времени со мной стало происходить что-то необыкновенное. Я вдруг почувствовал себя свежим, бодрым, легким. Дышалось даже как-то по-другому. Я испытывал необычайный прилив энергии. Как будто я провел отпуск в горах и у моря и вернулся совершенно освеженным. Несомненно, это сделал темно-коричневый ободок»[139].

Однако, как и ко всем препаратам, и к кофеину и кофеиносодержащим продуктам происходит привыкание организма и со временем для получения прежнего эффекта требуются уже более высокие их дозы. Аналогичным действием, но со своими характерными особенностями обладают и такие препараты, как фенамин, сиднокарб и многие другие.

Итак, рассмотрев некоторые возможности общения с собой в состоянии бодрствования, вкратце можно представить себе разновидности этого состояния в виде своеобразной шкалы, где исходной нижней точкой является реакция пробуждения, а далее каждому приросту процессов возбуждения в центральной нервной системе соответствует новый уровень повышения интенсивности бодрствования, вплоть до высших степеней эмоционального всплеска — экстаза, блаженства и т. п. Более всего, конечно, интересны те уровни бодрствования, где возможны и достижимы с помощью процессов саморегуляции высшие степени духовной мобилизации и проявления творческих озарений, то есть как раз те же состояния, что облегчают человеку нахождение выходов из, казалось бы, безвыходных положений.

Говоря об особенностях общения с собой в бодрствующем состоянии, нельзя не упомянуть о ряде «поучений» Дейла Карнеги. В книге «Как перестать беспокоиться и начать жить»[140] содержится немало приемов и способов самоуправления психическими реакциями на трудные жизненные ситуации. С прикладной, практической стороны Карнеги вплотную приблизился к открытию психологических закономерностей общения с собой, сформулировав многие важные положения «технологии обработки человеком самого себя», своих взглядов и установок. Серьезный научно-прикладной анализ и систематизация «принципов саморегуляции», по Карнеги, со временем могли бы составить такую же систему саморегуляции человека в бодрствующем состоянии, какой является аутогенная тренировка применительно к самовоздействиям в измененных состояниях сознания.

Материалы книги подтверждают нашу концепцию жизнедеятельности человека как непрерывного процесса общения с собой, в противовес так называемой рефлективной теории, определяющей рефлексию как эпизодическое пассивное отражение в психике человека собственных его состояний и результатов деятельности.

Карнеги не дает точного научного определения самого термина «беспокойство». Однако нетрудно понять, что под этим состоянием подразумевается целая группа психических явлений, относимых нами в основном к состояниям, вызванным чрезмерной психофизиологической мобилизацией организма (доминантные состояния, стресс, фрустрация, тревога, фобии и т. п.). Конечно, лучшим подходом для их купирования был бы тот, который бы учитывал саму причину возникновения конкретного состояния и его характер. Но и предлагаемые Карнеги способы опосредованного, косвенного влияния на самочувствие человека позволяют успешно добиваться психического равновесия.

Говоря о природе беспокойства, которым постоянно отягощается повседневная наша жизнь, Карнеги видит два главных, принципиальных, «неспецифических» способа его снижения.

Первый предусматривает следующее. Всем хорошо известна особенность нашей психики порождать не всегда оправданное беспокойство не только при мысли о возможностях реализации предстоящих планов и намерений, но даже и при воспоминании о прошлых заботах. Для предотвращения этих явлений рекомендуется регулярно выполнять своеобразные психические действия по «отгораживанию прошлого и будущего железными дверьми» от настоящего периода, для того чтобы жить в «герметизированном отсеке» только сегодняшнего дня. И этот психологический прием позволяет наилучшим образом использовать текущие 24 часа.

Второй способ направлен против дезорганизующих свойств отрицательных эмоций. Как правило, любая жизненная неприятность, вызвав определенные внутренние переживания, не позволяет реально определить размеры беды и наметить рациональные способы преодоления ее последствий. Побороть эту первоначальную беспомощность можно лишь представлением «самого худшего, что может случиться». В сравнении с этим происшедшая беда уменьшается в размерах. Успокоившись в связи с этим и приобретя ясность мысли, человек находит пути улучшения своего положения. Обретаемое таким образом душевное спокойствие придает жизни новую энергию, которая фактически спасает положение.

Большое внимание в саморегуляции поведения и деятельности человека Карнеги отводит анализу личностных ошибок» так как считает, что «существует лишь один способ в этом мире извлекать пользу из прошлого — он заключается в спокойном анализе наших прошлых ошибок, чтобы никогда не повторять их в будущем, а затем следует полностью забыть о них».

В качестве примера «самооценки и управления собой» он приводит стиль работы над собой некоего Хауэлла. Последний вел ежедневные записи своих встреч и дел, а в конце каждой недели подвергал их, если так можно выразиться, качественному анализу. Он спрашивал себя, какие ошибки на этот раз были совершены, как можно было поступить лучше, какие уроки следует извлечь из этого опыта. Эта система самоанализа, по признанию Хауэлла, пользующегося ею из года в год, дает больше, чем что-либо предпринимавшееся ранее.

Нелишне здесь вспомнить, что аналогичным образом, но еще более жестко поступал американский просветитель Бенджамин Франклин, который работал над своими ошибками каждый вечер. При этом он обнаружил у себя тринадцать серьезных недостатков. Вот три из них: склонность зря тратить время, возмущаться по пустякам, спорить и противоречить. Стараясь преодолеть их, он каждый день на протяжении недели посвящал борьбе с одним из своих недостатков и вел дневник, в котором записывал, кто кого одолел в этот день. Далее начиналась работа с другим недостатком, и так непрерывно в течение двух лет[141]. Рассмотренные способы носят преимущественно рефлективный характер общения с собой. Однако у Карнеги имеется немало и высокоактивных методов автокоммуникации, рекомендуемых для практики самовоспитания. В частности, определенная психорегулирующая роль отводится способам реализации потребности человека выговориться. Он считает, что переживание в одиночестве, стремление скрывать свои неприятности от других приводит к большому нервному напряжению. Поэтому человеку просто необходимо реализовать потребность делиться с кем-то своими тревогами, своим беспокойством.

Исцеляющая сила слов, формулирующих наши внутренние проблемы, до сих пор еще остается во многом неясной. Вместе с тем несомненно, что субъект находит облегчение от внутренней тревоги, если ему дается возможность высказаться. Вероятно, что в процессе рассказа мы несколько глубже осмысливаем волнующую нас проблему, лучше видим ее в настоящем свете. На наш взгляд, один из действенных психокорректирующих приемов — метод управляемого монолога. Использующий его человек получает возможность для спокойной, целенаправленной беседы с самим собой в присутствии близкого друга, который лишь вставляет в разговор замечания, свидетельствующие о его заинтересованности и удерживающие монолог в нужном направлении. Таким образом, человек побуждается к правильной формулировке своих проблем и в доброжелательной обстановке часто сам находит выход из трудных ситуаций. В тех же случаях, когда этого не происходит, внутреннее облегчение наступает только от самого процесса высказывания своих мыслей вслух.

Важное место разговору с собой придает и Д. Карнеги. «Каждое утро работайте над собой, — советует он. — Мы много говорим о важности физических упражнений, которые пробуждают нас из состояния полусна, в котором пребывают многие. Но мы еще больше нуждаемся в духовных и умственных упражнениях, которые каждое утро стимулировали бы нас к действию. Не забывайте говорить себе ободряющие слова. Разве ежедневный ободряющий разговор с самим собой выглядит глупым, легкомысленным и детским? Нет, напротив, в этом самая суть здравой психологии… Беседуя с собой каждый час дня, вы можете научиться управлять своими мыслями. Думайте о мужестве и счастье, о силе и покое. Беседуя с собой о вещах, за которые вы должны быть благодарны, вы воспрянете духом, и ваша душа запоет».

Метод разговора вслух с самим собой хорошо работает и в случае возникновения затруднений с выбором правильного решения. Психокорректирующая процедура здесь состоит в том, что после десятиминутного пребывания в обстановке полного покоя и мышечной релаксации человек высказывает вслух доводы за и против соответствующего решения и прислушивается как бы со стороны к их звучанию. Эффект процедуры проявляется в том, что неожиданно может открыться новое содержание того мотива, который считался уже хорошо осмысленным. И уже этого бывает достаточно для принятия твердого и более аргументированного решения, в связи с чем исчезает и внутреннее напряжение, которое обусловливалось неопределенностью ситуации.

Этим же целям могут служить и дневниковые записи (к сожалению, все больше выходящие в наше время из моды). Более четкого словесного оформления своих тревожных мыслей бывает уже достаточно, чтобы прояснить проблему и тем самым превратить состояние неопределенного беспокойства в эмоциональное разрешение.

«Повторяйте, — пишет Карнеги, — сами себе снова и снова: «Мое душевное спокойствие, счастье, здоровье и, в конечном итоге, возможно, мои доходы в большой степени зависят от того, как я овладею этими старыми самоочевидными и вечными истинами, изложенными в этой книге».

Принцип самовнушения в бодрствующем состоянии может быть использовал, кроме того, в самостоятельной методике самовоздействия, которую можно было бы назвать зарядкой позитивного мышления. Карнеги считает ее весьма действенной и рекомендует для широкого применения. Она получила у него название «Именно сегодня», и ее полный текст мы приводим здесь полностью, сократив лишь специфические для американской культуры обороты речи.

1. Именно сегодня меня постигнет счастье. Счастье заключено внутри нас; оно не является результатом внешних обстоятельств. Поэтому человек счастлив настолько, насколько он полон решимости быть счастливым.

2. Именно сегодня я постараюсь приспособиться к этой жизни, которая окружает меня, и не буду пытаться приспособить все к своим желаниям, я приму мою семью, мою работу, обстоятельства моей жизни такими, как они есть, и постараюсь полностью соответствовать им.

3. Именно сегодня я позабочусь о своем организме. Я сделаю зарядку, буду ухаживать за своим телом, избегать вредных для здоровья воздействий и мыслей. Мой организм охотно выполняет все мои требования и установки.

4. Именно сегодня я постараюсь уделить внимание развитию своего ума. Я изучу что-нибудь полезное. У меня нет лености к умственной работе. Я прочитаю с интересом то, что требует усилия, размышления, сосредоточенности.

5. Именно сегодня я займусь нравственным самоусовершенствованием. Для этого я сделаю кому-нибудь что-то хорошее, полезное и выполню два дела, которые мне не хочется делать.

6. Именно сегодня я буду ко всем доброжелателен. Я постараюсь выглядеть как можно лучше, буду любезным и щедрым на похвалы, не придираться к людям и не пытаться их исправить.

7. Именно сегодня я постараюсь жить только нынешним днем, не стремясь решить проблему всей моей жизни сразу. Я легко выполняю любую, даже рутинную работу.

8. Именно сегодня я намечу программу своих дел, я запишу, что я собираюсь делать каждый час. Эта программа избавит меня от спешки и нерешительности даже в том случае, если я не смогу ее точно выполнить.

9. Именно сегодня я проведу полчаса в покое и одиночестве и постараюсь расслабиться.

10. Именно сегодня я не буду бояться жизни и собственного счастья. Я буду любить и верить, что те, кого я люблю, любят меня.

Действенность текста этой актуализируемой личностной программы значительно повышается, если его читать по утрам сразу же после пробуждения, громко, внятно и неторопливо.

Специальный вид самовоздействия предусмотрен для ситуаций, когда человек испытывает тягостное состояние от однообразной и скучной работы. В этих случаях рекомендуется активизировать интерес к работе соревнованием с самим собой (выполнить, к примеру, сегодня больший объем работы, чем вчера). Игры с собой бывают полезны и тогда, когда скука сопровождает свободное от работы время.

Оригинальным приемом общения с собой в бодрствующем состоянии является разговор с собственным телом. Как считает доктор Д. Финк, автор книги «Освобождение от нервного напряжения», именно этот прием является очень эффективным для снятия утомления, беспокойства и в особенности для преодоления бессонницы. Согласно его точке зрения, слова являются ключом для всех видов гипноза и, если, например, возникает бессонница, значит мы сами ее себе внушили. Чтобы избавиться от нее, надо себя дегипнотизировать, — и мы можем это сделать, разговаривая сначала с мышцами своего тела примерно в таком ключе: «Спокойно, спокойно, расслабьтесь и отдыхайте». Затем примерно то же говорят и собственным челюстям, чтобы они разжались, глазам, рукам и ногам, чтобы они расслабились. Сон, как правило, наступает при этом незаметно и непременно.

В данном случае, видимо, мы имеем дело с одним из вариантов аутогенной тренировки, в которой общение с собой производится не путем обращения к своему «Я», как в классическом ее варианте, а непосредственно к собственным органам.

В книге Карнеги рассматривается еще один вид автокоммуникации — «общение в памяти». В качестве примера большой регулирующей роли этого психического явления он приводит случай с женщиной, которая била убита горем из-за смерти своего любимого племянника. Находясь в состоянии отчаяния, она случайно нашла его старое письмо, в котором он с благодарностью вспоминал слова ее наставления при расставании о том, что всегда необходимо «улыбаться и мужественно принимать все, что может случиться». Будучи поражена явным несоответствием своего нынешнего состояния со своими же прежними советами, она словно услышала слова племянника: «Почему же ты не выполняешь того, чему учила меня? Держись, что бы ни случилось». И с этого момента ее состояние начало стремительно улучшаться.

Этот пример доказывает, что одни только обстоятельства не делают нас ни счастливыми, ни несчастными. Важно, как мы реагируем на обстоятельства. Именно это определяет наши чувства. Об этом немало говорилось писателями и философами различных эпох.

Еще римский философ-стоик Сенека говорил: «Все зависит от мнения: на него оглядываются не только честолюбие и жажда роскоши, и скупость; наша боль сообразуется с мнением. Каждый несчастен настолько, насколько полагает себя несчастным». Французский философ-гуманист М. Монтень девизом своей жизни сделал эту же мысль, выраженную такими словами: «Человек страдает не столько от того, что происходит, сколько от того, как он оценивает то, что происходит». Надо признать, что не менее точно эта особенность человеческой психики отражена и народной мудростью в, правда, несколько ином ракурсе. Речь идет о французской поговорке, которая гласит: «Человек никогда не бывает так счастлив или несчастен, как это кажется ему самому».

В книге Карнеги описано более 20 способов преодоления беспокойства. Классифицируя их по принятой нами схеме уровней саморегуляции «трудных состояний», можно разделить эти способы на три больших группы саморегуляции, осуществляющиеся за счет информационно-энергетического притока, эмоционально-волевых процессов и за счет мотивационно-личностных составляющих.

Таким образом, описанные в книге методы предусматривают охват всего диапазона механизмов саморегуляции развитой личности.

Сейчас уже можно говорить о том, что субъективный образ предмета или явления, который складывается у нас в пространстве сознания, — явление гораздо более сложное, чем принято было думать до настоящего времени. Актуализируемый нами образ — это не просто чувственное отражение реальности. При определенных условиях он активно и непосредственно воздействует на нашу психику, резко меняя уровень и характер реактивности и поведения.

Закономерности влияния актуализируемого образа эстрадный артист Валерий Авдеев использует в различных сценических номерах, демонстрируя феноменальные возможности человеческой психики. В состоянии, которое названо им звучным именем «имаго» (от лат. слова «образ». — Л. Г.), артист становится способным с первого раза запомнить, например, сотню слов, которые ему предлагают зрители, а потом воспроизводить их в прямой и обратной последовательности. Импровизируя, он может, пользуясь этим же приемом, сочинять стихи на заданную тему, ходить босиком по раскаленным углям или протыкать кожу толстыми иглами. По-видимому, в этом состоянии мозг исключительно эффективно регулирует процессы жизнедеятельности, благодаря чему все органы и системы работают в оптимальном режиме. «Имаго», говорит артист, позволило мне не только повысить способности, но и вылечиться от тяжелых недугов, в частности от порока сердца. Согласно воззрениям Авдеева, творческие состояния талантливых людей есть не что иное, как «имаго». Со стороны кажется, что поэт или композитор как будто и не прикладывает внутренних усилий для работы, просто записывает стихи или мелодии, свободно рождающиеся в сознании под действием ярко переживаемых образов.

Это состояние, по убеждению артиста, может способствовать и укреплению здоровья, если человек овладеет способом вхождения в состояние «имаго». С его помощью время от времени можно будет давать мозгу своеобразную передышку, во время которой подсознание восстанавливает расшатанные механизмы саморегуляции. Авдеев и его ученики проверили на себе благотворное воздействие на здоровье этого «метода отключения» от волнений и забот. Им действительно удалось победить недуги, считавшиеся неизлечимыми, развить в себе невероятную выносливость и работоспособность. Они убеждены: если бы человек научился поддерживать это состояние постоянно, он не знал бы болезней и старости.

Практическая сторона метода отличается удивительной простотой. «Имаго-тренинг» требует, чтобы человек в обстановке полного покоя, сидя или лучше лежа, закрыл бы глаза и, затаив дыхание, прислушивался бы к биению сердца к ощущал, как в пальцах струится кровь, различал бы более холодные и более теплые части своего тела, тем самым ощущал бы себя целиком.

Известный исследователь из Новосибирска кандидат медицинских наук К. П. Бутейко считает, что в состоянии «имаго», которое демонстрирует Авдеев, реализуются резервные возможности организма. Сосредоточившись на своих ощущениях, прислушиваясь к работе органов, он непроизвольно уменьшает интенсивность дыхания, в моменты же наивысшего напряжения духовных к физических сил вполне сознательно уменьшает его глубину или останавливает вовсе. Как показали специальные опыты, проведенные Бутейко, это обстоятельство (максимальное снижение интенсивности дыхания) повышает концентрацию углекислого газа в крови, вызывает рефлекторное расширение сосудов, увеличивает способность гемоглобина снабжать кислородом клетки тела. Они его получают в несколько раз больше, чем в обычном состоянии, когда организм не испытывает кислородного голодания. В результате у больных людей в состоянии «имаго» прекращаются спазмы сосудов головного мозга, сердца и других органов, начинают рассасываться очаги заболеваний. Здоровые люди после такой процедуры ощущают необыкновенный прилив энергии, у них резко повышается умственная и физическая работоспособность.

Интерес ученых к данному феномену постоянно растет. Особенно в связи с тем, что для многих сейчас становится ясно, что внутренние резервы современного человека необходимо приумножать, иначе трудно будет противостоять тому напору отрицательных факторов, которых в нашей жизни становится все больше. Специалисты ряда подразделений Сибирского отделения АН СССР и Сибирского отделения АМН СССР, изучавшие методику Авдеева, признали целесообразным углубленное изучение открытого феномена. Они считают, что особенно большой интерес представляют исследования субъективно регистрируемого экспериментатором состояния измененного сознания — «имаго». Оно существенно меняет физиологические и психологические возможности, реакции организма на внешнесредовые факторы, в том числе экстремальные. Пристальное внимание обратили на себя общеметодологические представления Авдеева, имеющие, по-видимому, фундаментальный характер для осмысления такого сложного явления, как человеческая психика.

Вместе с тем, знакомясь с данной проблемой более детально и глубоко, следует признать, что анализируемое здесь явление имеет очень древнее происхождение. Это хорошо просматривается на примере культовых обрядов жителей индонезийского острова Бали, исповедующих один из вариантов индуизма. Балийское течение включает в себя элементы буддизма, культа предков и анимистические ритуалы, так называемые «трансы» (вечерние театрализованные представления-церемонии, на которые собираются жители окрестных деревень). Устраивают их семейные группы, специально занимающиеся этими ритуалами. Они поют и танцуют, а некоторые впадают в экстатическое состояние и выделывают такие веши, на которые а обычной жизни люди не бывают способны. В давние времена такие «трансы» («зангхианги») были нужны жителям в периоды эпидемий, они помогали людям мобилизовать резервные силы организма и избавиться от недугов. И в наши дни, если кто-то заболевает, старший в семье обычно пытается выгнать вселившийся злой дух самостоятельно, но в большинстве случаев ему это не удается. Тогда он идет к божеству семейной группы, приносит ему в жертву цветы, пишу и просит божество одарить его нужной силой. И сила в виде ролевых действий в «трансе» приходит к просящему ее. После этого болезнь покидает близких. Для того чтобы избавить человека от болезни, необходимо загнать дух (обезьяны) в тело другого, способного входить в «транс». Очевидец, наблюдавший такого рода действо, описывает его следующим образом. Мужчина, готовящийся вступить в «транс», некоторое время вдыхает ароматический дым, идущий от специальной плошки. Женщины в это время запевают протяжную песню, в которой просят бога загнать духа обезьяны в этого человека. Неожиданно мужчина падает и бьется в судорогах. Потом он вскакивает с закрытыми глазами и оскаленными зубами и прыгает, как обезьяна. Подбежав к пальме, он мигом взбирается на нее. потом бесстрашно идет по боковой ветке дерева. Мужчины, окружившие дерево, долго пытаются привлечь «обезьяну» свежими кореньями, и она наконец спускается на нижнюю ветку и с аппетитом поедает коренья. Потом вдруг останавливает взгляд на одном из «сторожей» и начинает внимательно выбирать у него воображаемых насекомых из волос, с удовольствием отправляя их себе в рот. Однако через некоторое время движения «обезьяны» замедляются, на лице появляется выражение страха. С визгом она бросается на одного из «сторожей», и, когда остальные ринулись ему на помощь, «обезьяна» разбросала их с нечеловеческой силой. Но вот священник окропил неуемное существо холодной водой из бутылки… Медленно, очень медленно приходит в себя «человек-обезьяна». Его осторожно кладут на землю. С ним тихо разговаривают «сторожа», пока он, окинув их по-прежнему мутным взглядом, не поднялся и, пошатываясь, не удалился.

В тот вечер было еще несколько «трансов». Мужчина ходил на четвереньках и питался отбросами, другой бродил босиком по огню. И каждый раз в конце разыгрывалась схватка со «сторожами», охранявшими галлюцинирующего.

Интересно, что глубина «транса» по ходу действа может меняться, но это, в общем, не сказывается на конечных результатах. «Я находился в «трансе», — рассказывает один из главных участников такого ритуала. — Дух вошел в меня. А потом я чувствовал себя опустошенным. Иногда, правда, «транс» бывает не так глубок, и тогда на секунду понимаешь, что с тобой происходит, видишь людей — и тебя охватывает стыд. Однако они продолжают петь, и «транс» обволакивает и захватывает все сильнее и глубже». Как видно, в данном случае мы имеем дело с совершенно тем же явлением (может быть, несколько большей интенсивности), которое лежит в основе эстрадных номеров Авдеева. Совпадает и то обстоятельство, что переживаемое жителями острова Бали состояние, аналогичное «имаго», укрепляет их здоровье, способствует избавлению от недугов. И если «транс» Авдеева позволяет ему без травматических последствий лежать на груде осколков стекла, то жители Бали, как рассказывает очевидец и это подтверждено фотоснимками, становятся неуязвимыми для кинжалов, которые изгибаются, но в кожу и крайне напряженные мышцы пребывающего в «трансе» проникнуть не могут.

Надо сказать, что психические явления, аналогичные описанным выше, были распространены в свое время среди различных этнических групп в виде магического средства гораздо шире, чем кажется на первый взгляд. В различные исторические эпохи народы, живущие в противоположных областях земного шара и, естественно, не имеющие между собой никакой связи, зачастую используют совершенно идентичные магические или религиозные ритуалы. Естественно, возникает мысль, что у человека на определенном этапе исторического развития «вхождение в образ» как особое свойство психики возникло и закрепилось как приспособительное явление в целях повышения устойчивости к неблагоприятным факторам среды обитания.

Состояние «имаго», как средство саморегуляции, один из способов общения с собой, может служить не только целям активизации физических резервов человека, но в некоторых случаях и существенно повышать его психические, интеллектуальные возможности. В комплексе с другими этот метод способен активировать творческие возможности человека.

Система взаимосвязанных методов стимуляции изобретательской мысли была разработана американским специалистом У. Гардоном, который назвал ее синектикой. Сущность этой системы состоит в том, что человек, решающий определенную задачу как артист, «входит» в образ совершенствуемого объекта и старается мысленно осуществить требуемое задачей действие. Если при этом удается найти какой-то подход, какую-то новую идею, решение переводится на технический язык. Дж. Диксон указывает, что этот метод очень полезен для получения новых идей. «Суть эмпатии, — писал он, — состоит в том, чтобы «стать» деталью и посмотреть с ее позиции и с ее точки зрения, что можно сделать»[142].

Значительно менее изученным и необычным для нас состоянием является медитация. Это измененное состояние сознания представляет собой крайний вариант, который еще может быть использован в целях саморегуляции. Медитация (лат. meditatio, от meditor — размышляю, обдумываю) — психическая активность личности, проявляющаяся в состоянии углубленной сосредоточенности. Ее осуществление возможно при таких изменениях в протекании физиологических и психических процессов, которые вызывают расслабленность человека, отрешенность его от внешних воздействий, понижение его реактивности. Существуют различные, разработанные главным образом на Востоке методики медитации, содержащие самые разнообразные психические упражнения, способствующие либо достижению умственной сосредоточенности, либо (противоположный вариант) — крайней рассредоточенности сознания.

Наиболее известная система медитации — йога. Это религиозно-идеалистическое учение возникло в Древней Индии. На протяжении тысячелетий сложились десятки школ йоги, из которых только 19 считаются самостоятельными и оригинальными. Задачей практической йоги является «освобождение» души человека из-под власти материи, тела, причем каждый из видов йоги делает это своим особым способом.

Своеобразные проявления медитации присутствуют и в других религиях, например в «духовных упражнениях» иезуитов, в «учении о пути» в мусульманском суфизме. Последний также предполагает, что с помощью медитации достигаются высокие степени познания божественного. Так, например, на определенном этапе религиозного совершенствования через молитву и напряженное созерцание послушник специальными «радениями» «убивает личную волю». На следующем этапе медитация помогает уже «не умом, но сердцем» познать единство вселенной в боге, равенство всех религий (одинаковых лучей единого солнца) относительно добра и зла. Конечной задачей медитационных упражнений в суфизме является достижение истины — полного отождествления подвижника с божеством.

Некоторые исследователи не делают различий между гипнозом и медитацией, считая первый лишь частным случаем второго. Более того, и обычный ночной сон также относят к этой группе состояний, считая, что свободно текущее ночное сознание, так же как и при медитации, лишено логического структурирования.

Трудно разделить эту точку зрения, так как медитация все же наименее структурированное состояние сознания, о чем свидетельствуют и электроэнцефалографические (ЭЭГ) данные (ниже по шкале оно просто отсутствует). Для гипноза же характерны в основном два типа изменений ЭЭГ. Если это спокойный гипнотический сон, то он, как правило, сопровождается более или менее полным угасанием (альфа-ритма), снижением частоты и амплитуды (бета-ритма), основных показателей ЭЭГ и появлением волн более низкой частоты (дельтаподобных и пр.). В период спокойного гипнотического сна ЭЭГ мало чем отличается от ЭЭГ естественного сна. В гипнотическом состоянии, сопровождающемся какой-либо активной деятельностью, запись биотоков мозга бывает очень похожей на таковую во время бодрствования.

На ЭЭГ человека, находящегося в состоянии медитации, преобладает ритм покоя (альфа-ритм). Затем его частота несколько снижается, появляются еще более редкие колебания (так называемый тета-ритм). Медитирующий человек, казалось бы, находится в состоянии напряженного сосредоточения, глаза его открыты, а электрические колебания в мозгу у него такие, словно он готовится перейти ко сну. Эти факты заставляют с большим вниманием относиться к утверждениям йогов, что в стадии глубокой медитации у них все тело погружено в глубокий сон, а разум, сознание находятся в состоянии особого типа бодрствования, особой сосредоточенности.

Если это так, то подобный «сон тела» можно представить в следующем виде. Йог определенным образом может управлять собственной чувственной сферой, так что он намеренно затормаживает работу всех органов чувств. Это обстоятельство, а также полная релаксация мышечной системы приводят к тому, что само тело находится в полном чувственно-двигательном «молчании», его органы и мышцы ничем посторонним не стимулируются, и, следовательно, сами не посылают в мозг той интенсивной импульсации, которая характерна для бодрствующего состояния. Тело при этом действительно как бы спит. Естественным следствием этого обстоятельства должен быть нормальный физиологический сон, разлитое торможение коры головного мозга, так как последний, лишаясь обычной нервной импульсации, должен резко снижать уровень бодрствования. Мозг же медитирующего йога в этом состоянии приучен не спать, а, наоборот, сосредоточиваться на определенной мысли или образе. И эта очень своеобразная активность, как показали специальные исследования, бывает весьма продуктивной.

Рассматривая медитацию как очень важный, но весьма специфический способ общения с собой, необходимо, на наш взгляд, осветить эту проблему несколько подробнее в контексте концепции советского ученого В. В. Налимова о так называемых континуальных потоках сознания, многое объясняющей в механизме автокоммуникации в состоянии медитации. Существо концепции заключено в положении о континуальном смысловом содержании речи. Одно и то же содержание, но мнению Налимова, можно описать, используя бесконечно большое число вариантов конкретных словесных выражений, то есть никто не может утверждать, что нельзя придумать еще одной фразы, которая как-нибудь иначе, чем это было ранее, раскроет смысл слова. Континуальность мышления, если исходить из семантики языка, в том и состоит, что смысловое ноле слов бесконечно делимо.

На первоначально неструктурированный (континуальный) поток сознания, дающий материал, из которого формируются наши дискретные словесно-образные «единицы» мышления, обращали внимание многие ученые, пытавшиеся описать собственные творческие процессы. Например, известный французский математик Жак Адамар, довольно основательно занимавшийся проблемами творчества, писал но этому поводу: «Я утверждаю, что слова полностью отсутствуют в моем уме, когда я действительно думаю… Я думаю, что существенно также подчеркнуть, что я веду себя так не только по отношению к словам, но и по отношению к алгебраическим знакам. Я их использую, когда я делаю простые вычисления; но каждый раз, когда вопрос кажется более трудным, они становятся для меня слишком тяжелым багажом: я использую в этом случае конкретные представления, но они совершенно другой природы»[143]. Адамар считал эту свою особенность проявлением обшей закономерности, свойственной творческому процессу вообще. «Для математиков, которых я опросил в Америке, явления в большинстве своем аналогичны тем, которые я заметил на собственном опыте. Практически все… избегают не только мысленного употребления слов… мысленного употребления точных алгебраических или других знаков; как и я, они используют расплывчатые образы. Имеется два или три исключения…»[144].

Континуальному потоку сознания, считает Налимов, противостоит дискретное мышление, в конкретную словесную форму которого и переливаются первичные малоструктурированные продукты сознания. Обеспечивают эти взаимопротивопоставленные психические явления нейрофизиологические механизмы правого и левого полушария мозга. В процессе общения с собой взаимодействие вышеуказанных явлений осуществляется поэтапно. Примерно в таком порядке. Человек с помощью обычного дискретного языка задает вопрос самому себе и как бы включает свой мыслительный процесс, его спонтанную и текущую часть. Получая ответ, он анализирует его на логическом уровне и если ответ его не удовлетворяет, то задает следующий, видоизмененный вопрос.

Медитация, как считает В. В. Налимов, и есть прямое обращение к континуальным потокам сознания. В его понимании Будда, создатель соответствующей религии, Чжуан-Цзы, китайский философ, один из создателей даосизма[145], писатель Р. Тагор, философ и поэт Д. Кришнамурти и многие другие видели в медитации непосредственное обращение к континуальному мышлению, средство познания себя и мира.

Научная мысль Запада совсем недавно обратилась к изучению измененных состояний сознания, к том числе и к тем из них, которые возникают при созерцательных медитациях и молитвах молчания. Изучение измененных состояний сознания стало предметом психофизиологических исследований. Опыт, накопленный мистической мыслью Востока, стал предметом анализа дли физиологов, психологов и психиатров. Уже накоплено огромное количество литературы.

Основная масса специалистов склонна рассматривать медитацию как деавтоматизацию привычных психических структур, выход человека в этом состоянии за границы логически структурированного сознания. Происходит как бы «слияние» медитирующего с объектом медитации, «растворение» в нем, потеря представлений о границах собственной личности. Таков механизм, с помощью которого суфии, например, «достигают истины», то есть полного слияния с божеством, в брахманизме и индуизме происходит «соединение с Брахмой» и т. п. Во всех случаях дискретные символы языка оказываются недостаточными для описания этого состояния сознания. Законы аристотелевской логики нарушаются, противоречия не вызывают удивления. Различные, сугубо мистические явления сознания воспринимаются как истинные, хотя и иду г вразрез с общепринятой логикой, В результате человек может спокойно воспринять выражение вроде того, что «несуществование больше, чем существование». Образцом парадоксов такого рода может быть определение самого состояния медитации, как это имеет место у Д. Кришнамурти; «Медитация — не следование по незримому пути, который ведет к воображаемому блаженству. Ум, пребывающий в состоянии медитации, видит — он наблюдает, вслушивается без слов, без объяснений, без оценок; он полон внимания к движению жизни во всех ее взаимоотношениях в течение всего дня… Но когда ум наблюдает, прислушивается к движению жизни, внешней и внутренней, к такому уму приходит безмолвие, которое не есть продукт мысли». При медитации (и даже после медитации) в сознании нормального человека очень часто исчезают или существенно нарушаются причинно-следственные связи, рассыпается цель упорядоченных до того явлений, изменяются представления о пространственно-временной структуре мира. Парадоксальность пережинаемого (как во сне) воспринимается совершенно естественно.

Сложность медитации с технической точки зрения состоит в умении управлять континуальными потоками сознания без обращения к языковым средствам, придании четкой направленности свободно текущим, логически неупорядоченным мыслям. Ключом служит создаваемая перед сеансом медитации с помощью словесной формулы доминанта, содержащая саму задачу конкретного сеанса.

Освоению практики медитации, которая в йоге составляет ряд ступеней, предшествует овладение особой техникой дыхания и принятия исходных поз. Одним из непосредственных условий реализации медитационных упражнений является также умение управлять своим вниманием. Вся индийская Раджа-йога зиждется на этом фундаменте.

Первая, подготовительная ступень упражнений («Пратья-хара») направлена на волевой контроль работы всех органов чувств и заключается в ограждении сознания от внешних воздействий специально направленными внутренними усилиями. Психофизиологическая природа последних, безусловно, носит характер самогипноза. Вторая ступень медитации («Дхарана») предусматривает выработку навыка концентрировать внимание на заданных объектах. В качестве последних могут быть части или воображаемые органы собственного тела (в оздоровительных или лечебных целях), внешние предметы, ситуации и т. п. Между объектами медитации очень часто удается вскрыть интимные взаимосвязи, рассмотреть особенности положения, внутренние качества.

Высшая ступень медитации («Дхиана») предусматривает овладение мысленными упражнениями, отбрасывающими все реальные формы и концентрирующими внимание лишь на чистой идее. Так, например, можно созерцать определенную книгу и стараться интуитивно воспринять ее внутренний смысл, эмоциональное звучание, не связанные ни с какой конкретной формой или содержанием. Эта ступень медитации, как правило, сопровождается экстазом и потому носит еще название «Самадхи».

В качестве примеров как простых, так и сложных видов медитации возьмем описание соответствующих экспериментов, проведенных группой В. В. Налимова по определению так называемых семантических полей у определенного набора слов. Соответствующим образом подготовленным испытуемым было предложено «медитировать» в составе группы над тремя словами: «свобода», «рабство», «достоинство». Находящимся в состоянии глубокой релаксации (расслабления) испытуемым ставилась одинаковая задача: «Посмотрите слово «свобода». Свобода… Что это? Как это? Ощущайте ее, переживайте, слейтесь с ней. Смотрите, смотрите… Запоминайте». Далее следовала пауза в 1–2 минуты и текст: «А теперь запишите все, что вы видели, ощущали, переживали»[146].

Данные этих экспериментов важны с той точки зрения, что они в значительной степени вскрывают механизм влияния медитации на самочувствие и состояние медитирующего. Оказалось, что каждое из названных слов вызывает в данных условиях свои особенные глубинные ассоциации, которые, в свою очередь, формировали специфическую эмоциональную окраску субъективного состояния испытуемого. Так, словам «свобода», «достоинство» оказались присущи переживания легкости, перемещения в пространстве «без трудностей», возникновение чувства полета, падения, невесомости, бестелесности, безбрежности, представления о беспредельности пространства, наполненного сиянием. Сопровождаются эти ощущения чувством радости, доброты, отсутствием страха.

Слово «рабство» вызывает противоположные ассоциации. Вот наиболее типичные зрительные образы, о которых сообщают испытуемые: «Я почувствовал себя погруженным в бесформенную мутную массу, в темный туман, стал терять себя в нем», «чернота, пещера, давящие своды, которые стремятся сомкнуться, гнетут. Отблеск от входа очень слабый, и все медленно куда-то проваливается…» и т. п.

Считается, что слова, задаваемые как темы для медитации, оказываются «центрами кристаллизации», вокруг которых из шумоподобного потока фантазии способны выкристаллизоваться отчетливые и легко осмысливаемые образы.

Это примеры сравнительно низкого типа медитации, когда последняя служит средством получения нового знания. На этом уровне медитирующие еще не отмечают невыразимости созерцательных переживаний, хотя отдельные лица подчеркивали некую условность своих описаний, так как язык все же оказывается за пределами средств, способных адекватно выразить пережитые впечатления, выходящие за пределы индивидуального опыта и ассоциаций («прохладный огонь», «бестелесность» и т. п.).

Следующий, значительно более высокий уровень медитации возможен лишь у специально подготовленных людей. Развертывающиеся в связи с психологической установкой, сформированной в подготовительный к сеансу медитации период, их медитационные видения характеризуются особой сложностью сюжетов.

Очень яркий, запоминающийся пример такого рода медитации описан Е. И. Парновым в книге «Зерно лотоса». Кратко существо эпизода заключается в следующем. Одно из положений буддизма гласит, — каждый из подвижников, прежде чем узреть священный свет, должен пройти сквозь тьму собственной смерти. Об испытании, которое пришлось перенести одному из персонажей книги, настоятелю буддийского монастыря Лабран Дуп-Римпоче, получившему третью степень по медитации, после того как он два года провел в одиночестве в темной пещере, собственно, и рассказывается в этом эпизоде: «Лаз, через который новый отшельник протиснулся в келью, замуровали, и для Дуп-Римпоче настала вечная ночь… Приняв надлежащую асану, он устремил взгляд туда, где должен был находиться большой палец правой ноги. Увидев его внутренним зрением, молодой созерцатель представил себе, как с пальца сходит кожа, отваливается гниющее мясо и обнажается белая кость. Так, последовательно освобождаясь от плоти, он из надзвездных бездн мог различать каждую косточку своего скелета…Обратив себя в мертвеца, Дуп-Римпоче начал превращать в скелеты все существа, населяющие вселенную. Он ясно видел, как под влиянием его всемогущей воли громоздится гора костей. Они трещали, лопались, обращались в пыль, но гора продолжала расти, захватывая все видимое пространство. И тогда вдруг взметнулось пламя, мгновенно пожравшее отвратительный холм смерти».

В этом месте медитационных видений на фоне резкого ухудшения самочувствия Дуп-Римпоче всякий раз терял сознание. Наставник объяснил ему, что созерцатель оказался еще нe совсем готовым к испытаниям: он еще не вполне освободился от вожделений и привязанностей мира, и предписал ему новый ряд видений. Выполняя это послушание, Дуп-Римпоче вконец обессилел и проболел несколько дней, мечтая о смерти.

«Но настала минута, — продолжает автор, — когда созерцатель увидел яркую звезду, выплывавшую из самых недр его собственного полузасыпанного песком скелета. За ней тянулся шлейф из нестерпимо ярких шариков. Дуп-Римпоче начал считать их и насчитал ровно сорок. Это было, как учил наставник, верным признаком совершенного освобождения. Потом из его лба выкатилась светлая жемчужина и, упав вниз, пронзила землю и другие оболочки мироздания — воду, ветер и жаркий огонь. В тот же миг тело созерцателя сделалось невесомым и прозрачным, как вода. Исчезли кости и вся внешняя видимость. Но это продолжалось недолго. Достигнув пятой стихии — пустоты и края вселенной, — жемчужина, подобно хвостатой комете, описала исполинскую дугу и, полыхнув несказанным светом, вошла в пупок созерцателя. Это было зерно лотоса. Из него вырастали побеги, распускался чудесный бутон, открывая спрятанное сокровище»[147].

Цели в приведенном отрывке зрительные образы и переживаемые эмоции еще вполне структурированы и легко поддаются словесным описаниям, то на более высоких ступенях медитации объектом переживаний становятся отвлеченные понятия и идеи (в некоторых случаях «наблюдается» даже полное отсутствие какого-либо содержания или мысли). Выразить их нашей обычной речью практически невозможно. Как уже говорилось, такое состояние называется экстазом или «Самадхи», оно характеризуется тем, что внимание человека бывает предельно сконцентрировано на каком-то определенном объекте или же ни на что не направлено, полностью рассредоточено, то есть человек совершенно ни о чем не думает. Происходит полная изоляция от внешнего мира, глубокое погружение в себя, почти абсолютное прекращение мышления.

Первый вид сосредоточения называется активным состоянием, второй — пассивным. Пассивное состояние может быть доведено до степени летаргии, «сна йогов», в котором, по утверждению некоторых авторов, человек способен оставаться месяцами без пищи и питья. В том и другом случае происходит изоляция субъекта от внешнего мира вследствие потери чувствительности к внешним воздействиям.

Интересно рассмотреть способы и средства, с помощью которых экстаз вызывался в разные исторические времена. Арабские племена, например, в этих целях курили смесь листьев и зерен специально подобранных растений. Считалось, что, активизируя таким образом мыслительную деятельность и функции воображения, можно повысить способность решать творческие задачи и генерировать идеи. Умение приводить себя в состояние экстаза было непременной составляющей профессионального арсенала многих служителей восточных культов, жрецов и монахов, и играло большую роль в религиозных обрядах древних индусов, персов, египтян и евреев. В истории известно использование экстаза монтанистами (христианской сектой первых веков нашей эры), египетскими гностиками, монахами Афонской горы (гезихастами и омфалопсихиками), а также индийскими факирами, использовавшими для этого фиксацию взгляда на пупке. До сегодняшнего дня методом зрительной фиксации кончика носа пользуются индийские факиры. Они же для вызывания экстаза пользуются монотонным повторением одной и той же фразы или слова (например, «ом»), а также пристальным всматриванием вдаль или же в солнце, луну или какую-нибудь звезду. Следует заметить, что злоупотребление зрительной фиксацией кончика носа может привести к расстройствам нервной системы. Сибирские шаманы доводили себя до экстаза посредством однообразных ударов в бубен, татарские колдуньи с этой же целью пели специальные песни. Усиленные ритмичные и круговые движения также могут вызвать экстаз. В истории религии известны кружения дервишей и хлыстов, пляски баядерок и шэкеров, шаманов и т. п.

Существует несколько вариантов экстаза, различия между которыми определяются первоначальными психологическими установками, а также теми идеями и чувствами, которые являются объектами созерцания.

Экстаз может развиться и в обычных сеансах гипноза и самогипноза. Это надо считать неблагоприятным признаком, указывающим на то, что у данной личности реакция на гипноз протекает по истероидному типу и, следовательно, со временем может развиться своеобразное «пристрастие» к гипнозу, когда глубокое гипнотическое состояние будет наступать всякий раз при действии даже незначительных гипнотизирующих раздражителей.

Очень своеобразными вариантами являются религиозный и интеллектуальный экстаз. Первый сопровождается чувством невыразимой радости и благоговения, появлением зрительных образов, в которых бывают представлены «божественные откровения».

Второй вариант экстаза отличается переживанием чувства восторженности, блаженством, радостью, следствием проникновения в скрытый смысл вещей, осознанием необыкновенного сосредоточения мысли, ощущением ее необыкновенной силы и могущества. Человеку в этом состоянии кажется, что он начинает видеть скрытый смысл вещей и понимать глубинную сущность жизни. Обостряется восприимчивость к красоте природы, тонко чувствуется ее внутренняя гармония, четче осознается целесообразность и закономерность существования всего сущего, значительно возрастает продуктивность мышления. Можно сказать, что наиболее высокие ступни «Самадхи» как раз и характеризуются теми состояниями сознания, для которых свойственна континуальность мыслительной деятельности, неструктурированность ощущений к переживаний.