Общество должников

Глава 13 Придворные шуты

Лефран старший оказался рубахой-парнем.

Как только нас обыскали по второму разу, и убедились, что кроме револьвера у меня остался только природный ствол, владыка сразу отогнал рыцарей в арьергард. Это было кстати, потому что они загромождали пространство как распахнутые шкафы и заставляли меня нервничать. Никогда не любил ближний бой. Каждый раз огребаю на декаду вперед.

— Вы, наверное, сбиты с толку, — сказал Людвиг, оглядев нас как люди осматривают упавший в грязь телефон. С неприязнью, за которой, несомненно, стоит желание отмыть дерьмо и использовать вещь по назначению.

— Нет, вообще нет, — возразил я, наблюдая, как он вертит в руках мой револьвер. — Нас ведь сразу предупредили, что придется разнести половину Побережья. «Никаких проблем», — так я и ответил.

Владыка усмехнулся.

— Люблю, когда знакомство начинается с шуток. Пусть и сардонических. Впрочем, заочно мы уже знакомы, м-сье де Хин. Даже состоим в родстве.

Хо странно посмотрела на меня.

— Правда в очень отдаленном.

Людвиг сложно и путано объяснил нашу связь. Насколько я понял, его предок по отцовской линии как-то раз кончил на грудь женщине с моей фамилией. Это если совсем упрощенно.

— Это все, конечно, очень хорошо, — сказала Хо, отвернувшись от меня. — Но можно нам умыться? Я такая липкая, что у вас губы пристанут, господин Лефран.

Она многозначительно протянула руку.

Людвиг внимательно посмотрел на предложенное угощение. Зеленая, грязная, потная ручонка. Сломанные ногти, кошмарные сухие заусенцы, машинное мало въевшееся до костей. И надпись «опасно» выложенная из кишечных палочек.

Пока длилась эта неправдоподобно длинная секунда общего замешательства, я разглядывал Папочку. В отличии от ряженного в этнические одежды Люпана, Людвиг прикидывался по-современному. Он носил адаптированную версию тенебрийских брюк-двузубок, широченный старф с оттянутой спиной и домашние туфли производства гарзонской Рибок. Все из бутика «Памс», который у нас встречался только в Жилом. Единственным старо-лонгатским атрибутом была царственная диадема на высоком лбу.

Пока я пялился на старика, он успел блестяще разрулить каверзу устроенную Хо.

— Мои губы недостойны, — бархатисто сообщил он, как бы извиняясь.

Олива уже хотела с усмешкой опустить руку, но Папочка подхватил ее ухоженными пальцами. Я злорадно хихикнул про себя, увидев, что Хохотушка вздрогнула от неожиданности. Эта мелкая засранка не всегда была готова к последствиям своих выходок.

Действуя одной рукой Лефран смазал губы какой-то бесцветной помадкой, и нежно поцеловал запястье Хо. Та готова была описаться, держу пари. Она снова посмотрела на меня. С ужасом. А что? Возможно, Папочка у нас по оливкам. Держу пари, старик перепробовал все возможные дырки, которые можно было достать в Новой Победе.

Будешь меньше выпендриваться, — ответил я плечами.

— Мне очень жаль, что вам пришлось поучаствовать в порке, которая предназначалось другому, — седая борода Людвига скорбно встопорщилась. — По крайней мере, вы не ранены.

— А-ха, — я подмигнул симпатичной девчушке, которая зашла в тыл Папочки. В руках у нее был поднос. На подносе стояли наполненные бокалы. — Давай, милая, закончи начатое.

— Что? — Лефран оглянулся. — Ах да. Скорее дай нашим гостям глотнуть успокоительного.

Мы с Хо жадно расхватали бокалы и опрокинули все в течении нескольких секунд. Винишко оказалось неплохим и нам хоть немного полегчало.

— Не ранены? — переспросила Хо. — Да на нас живого места нет. Мы спасли ваш антиквариат от палочников и с тех пор только и делаем, что собираем пиздюли.

— Спасли, — мрачно повторил Людвиг. — Да, конечно, в каком-то смысле…

— Господин Лефран, — по коридору пронесся лаковый шнырь в одежде офисного трудяги. — Совет решили провести раньше…

Он горячо зашептал что-то боссу на ухо. Озабоченное выражение на лице Людвига сменилось прямо-таки озверением. Я уж подумал, что он сейчас лопнет, превратившись в вонючее облако, или заорет как гарзонская музколонка.

Но он только выдавил, пуская слюни:

— И-ди-от…

А потом как гаркнул, вдогонку:

— Баран!

Я уж подумал, что его хипстерское величество обращается ко мне, однако мыслями Папочка был уже очень далеко от гостей. Мне показалось, что он заготовил для нас какую-то программу, но прямо сейчас ее пришлось скомкать и выкинуть в измельчитель. Под современной одеждой вскипела дремучая лонгатская натура и я так и ждал, что сейчас будет вызван палач в фирменном красном колпаке от того же Рибок.

— Я вынужден оставить вас, мои…

В этот момент здание содрогнулось. Со стен посыпалась известка.

— Скорее! — гаркнул Лефран, и техно-рыцари ломанулись за своим кормильцем.

В коридоре остались только мы с Хо, и девушка с опустевшим подносом.

— Чего? — Хо взглянула на меня. — Это чего? Это нас просто кинули тут? Опять?

Я огляделся. В приглушенном свете темнели железные двери, с потолка глядели квадратноглазые камеры, пылились рулоны брезента и мешки гранулированного корма для скота. В нише для уборочного инвентаря самозабвенно дрых расхлюстанный толстяк. Рубаха у него задралась, штаны кокетливо сползли до середины бедра. Я позавидовал его состоянию абсолютного покоя.

— Пожрем сена и спать, — предложил я. — Господь Гарзонский, ну и ночка… Да, миледи?

Девушка пренебрежительным жестом выбросила поднос, и вздохнула. Мы с Хо уставились на нее, как на приведение. Она и выглядела как безутешный призрак самоубившейся нимфетки, которую накануне четырнадцатилетия бросил парень. Черные грустновисящие волосы, астеническое телосложение, грудь — прочерк. И черная как зрачок одежда горничной.

— Это у вас ночка, — сказала она. — Нас долго так трясет.

Несмотря на кислое, безразличное лицо, улыбка у нее вышла довольно приятной. Я почувствовал легкий флер узнавания и мысленно нарастил ей бороду.

— Ты что, тоже Лефран? — рискнул я.

— Аделина Лефран, — девшука изобразила что-то вроде книксена. — Дочь. Ну… Формально. На самом деле по большей части — прислуга, как вы могли заметить.

— Вот это номер, — сказала Хо. — А сколько вообще у старого детей?

— Было трое. Люпан, Лев и я. Но Лев погиб. Упал с башни.

Я скривил губы.

— Дай-ка угадаю: он был старшим, да?

Аделина покачала головкой.

— Нет. Он любил палочников.

— А-а-а.

— Точнее, любил их образ жизни. Как и папа. Пойдемте. Я отведу вас в нормальное место. Башня Мерелин — проклята. Люди работают здесь посменно, чтобы не сойти с ума.

Девушка подобралась, и развернулась на месте как шахматная фигурка. Она и ходила так, словно невидимая рука чуть приподнимала ее над землей и ставила на место. Мы с Хо переглянулись, и последовали за ней.

— А папа спасается тем, что избегает гулять рядом с большим количеством ничем не занятого пространства? — спросил я у худеньких плеч и блестящего чернотой затылка.

— Нет.

Снова я не угадал.

— Люпан очень любит его, хоть и отнял власть над цитаделью. Практически.

— Так что с ним? Что с Люпаном? Может расскажешь?

Аделина слегка развернула ко мне правое ухо.

— А вы уверены, что хотите знать? Вы ведь наемники. Вас это не слишком касается.

— Еще как касается, — настойчиво возразила Хо, с отвращением трогая слипшееся волосы. — У нас, видишь ли, крепнет ощущение, что платить за доспехи никто не собирается.

— А-ха, — подтвердил я.

— Вы правы.

Девчонка была проста как двухцентовик.

— Блять, — у меня упало сердце.

— Но вам могут заплатить за другое. Очень много.

— Я начинаю думать, что неплохой оплатой было бы просто выбраться отсюда.

Ответом мне был странный звук, который можно было бы принять за легкий пердеж губками.

— Не говори глупостей, — зашипела Хо. — Через три дня ты должен сделать взнос.

— Я лучше ограблю супермаркет, — ответил я. — Десять-двадцать касс должно хватить.

— А «очень много» — это сколько? — олива подалась вперед.

Аделина помолчала.

— Ваши жизни, как минимум.

— Да ты прикалываешься!

— Я просто говорю. Самое меньшее: вас оставят в живых.

Ну приплыли. Воистину царская награда. Вот что бывает, если сунуться в высшую лигу с одним единственным голом на счету. Да и то в свои ворота.

— Неужели ни монетки сверху? — спросил я усмехнувшись.

— До того, как отец лишился власти, он щедро платил за услуги.

Аделина неожиданно свернула вправо и привалилась к стене, словно устала. Затем повернулась и доброжелательно посмотрела на меня сухими глазами.

— Думаю, он не обидит вас, если вы кое-что поправите…

— Она все больше напоминает мне Сэта, — сказала Хо. — «Если, кое-что, я думаю, возможно».

— И скорее отрастишь золотые зубы вместо сгнивших, чем поймешь самостоятельно в чем заключается работа, — оставалось согласиться мне. — А почему мы встали?

— Тут дверь.

— Волшебная?

— Нет, обычная железная дверь, декорированная камнем. Там снаружи пожарная лестница. Это чтобы не спускаться еще сорок этажей вниз и не ждать пока отопрут дверь. Там такая заслонка: ее толкают четверо рабочих, а братец не дает установить автоматику. Он ее ненавидит.

— Только если она не плюется пулями, да?

— Сам он никогда не брал в руки огнестрельное оружие. Несмотря ни на что, за его словами кое-что стоит.

Нам с Хо оставалось только поверить ей на слово. Аделина нажала ручку, похожую на серую выпуклую кнопку и дверь шумно распахнул ветрище. Делать было нечего, дочурка уже выскользнула на балкон и поманила на за собой. На этот раз я особенно не смотрел по сторонам. Насмотрелся. Кроме того, Аделина спускалась последней, так что мне открывался заманчивый вид под ее трепещущей юбкой. Безразмерные светлые панталоны похожие на подгузник для стариков. Обожаю старушек с недержанием.

На несколько мгновений я все же замедлился и посмотрел на огни радио-башни.

— Ой, простите.

Аделина тут же наступила мне на голову.

— Ничего, сам виноват.

Таким образом мы спустились на широкую площадку-обрыв, которая нависала над внутренним двором, а точнее, крышей корпоративного здания. В свете мощных ламп носились люди, что-то дымилось и тлело. Запах горелого мяса и Шторма не мог разогнать даже наш дружище ветерок.

— Еще один взорвался, — сказала Аделина, глядя вниз. — Волшебник.

— Люпан никак не налюбуется на зеленых солдатиков в небе? — спросил я.

— Дело не в этом. Мерелин смотрит в будущее. Этим она провоцирует безумие у тех, кто послабее. Они и так постоянно хихикают, как дураки, потому что вода близко. Шторм близко.

— И на что же Мерелин смотрит? — поинтересовалась Хо. — В этом далеком будущем.

— Брат заставляет ее смотреть как измениться Лонга. Он одержим этим видением. Говорит, что все будет очень плохо, если мы не предпримем что-нибудь.

— Ну и предсказание, — не впечатлилась олива. — Можно без всякого дара увидеть, что все мы со временем хапнем дерьма. Это же закон сохранения энергии. Мужики все пустят по одному месту. Во-о-от по этому.

Олива показала пальцем.

— Люп уверен, что все беды от палочников. Если их пустить на Лонгу, нашу великую родину ждет участь Немоса. Она превратиться в скважину из которой будет вылетать фонтан ресурсов. И все — в карман Тенебрии.

— И это тоже всем очевидно, — хмыкнул я. — Так в чем же загвоздка?

— Загвоздка в том, — Аделина отошла от металлического ограждения, — что Люп вбил себе в голову, будто должен этому помешать. Среди провинций есть те, кто ему сочувствует, но мой брат — единственный, кто готов действовать открыто. Он готов выступить против всего Побережья. Против Двора.

— И папаша от этого не в восторге?

— Конечно. Он предан Императору.

— А Люп?

— Он предан Империи. Понимаете разницу?

— Кажется… — сказал я, пародируя Сэта.

— В общем, это сложно, и я не собираюсь так много говорить, — одернула себя девушка. — Действительно важные детали вы узнаете от папы. Очень скоро, судя по всему… Пойдемте, вам нужно отдохнуть. Мне жалко на вас смотреть.

— Аминь, — выдохнула олива. — Душ и место для сна, умоляю.

— Я тоже, — подхватил я. — И пожрать что-нибудь.

— Умоля-я-яем!

Дочка Лефрана улыбнулась.

Ко мне приставили пухлого ватермейстера, от которого пришлось отбиваться палкой. Он все норовил оказать помощь в подмывании задницы, а мое закоснелое мышление позавчерашнего куска пиццы и солдафонская натура препятствовали этому.

— А девушку мне можно? — спросил я, удерживая дружелюбного толстяка на расстоянии.

— Девушку? — спросил он с искренним недоумением и неприязнью. Я как будто попросил, чтобы меня окатили ведром прокисшего дерьма. — Вам? Мужчине с таким божественным телом?

Я растерялся.

— Ну. Да.

— Мужчинами должны заниматься мужчины, — объяснил мне ватермейстер. — Девушки — девушками. Это бани, а не бордель.

— Тогда я сам.

— Как пожелаете, — огорченно произнес толстяк. — Но ведь никто не моется в одиночку. Это просто бессмысленно.

— Я — быдло из тысячника. Там везде душевые-одиночки.

Ватермейстер, до этого розовый от тепла и пара, побледнел как полотно и уселся на скамью рядом с вешалкой для халатов.

— Какой ужас.

Я принялся поливаться из деревянной бадьи.

— Бытие — жесть.

После того как я смыл вино, пот и грязь, меня выпустили в основные банные помещения. Ох и роскошное же это было место. Прекрасная стоугольная плитка, изображения хорфинов и Штормовых столпов, мягкая расслабляющая иллюминация в бассейнах, куча желобов с журчащей водой. Шум был мягким и расслабляющим.

У всех людей в мире присутствует объяснимый страх перед водой, поэтому бассейны были небольшие, закругленные и прозрачные как стопка с неразбавленным спиртом. Они располагались в шахматном порядке и у каждого была особая тема, связанная с отделкой стенок. Я немедленно закайфовал от одной обстановки, но тут ко мне привязался еще один мужик: высокий дедуля с игривыми усиками. Он представился лекарем Бернаром де Шаль и приказал мне улечься на массажный стол.

— Ничего опасного, храбрый юноша, — сказал он мне, тщательно ощупав синяки и шишки. Я был настолько благодарен, что господин де Шаль пересчитал их все, что едва мог говорить. — Небольшая трещина в ребрах. Я пропишу вам мазь и медицинский корсет. Вы женаты?

— Леди упаси, — прокряхтел я.

— Леди, которую вы сейчас упомянули, является покровительницей браков, — сухо поправил меня лекарь. — Это так, к слову, что б не прибегали к молитвам не понимая их сути. Может быть, у вас есть подруга?

— Есть одна, — пристыженно сообщил я.

— Хорошо. С корсетом будет нужна помощь. Женщины знают, как его шнуровать.

Я промолчал. Хо знает, как зашнуровать ботинки или завязать в узел дурака, считающего олив низшим сортом человечества. Корсеты она в жизни не видела.

— Можете встать, — сказал доктор Бернар. — Корсет вам принесут. Сейчас вам нужно полежать в прохладной воде, чтобы мышцы расслабились, но не слишком.

— Четвертая купель как раз подойдет, — встрял ватермейстер. — Пойдемте, господин де Хин.

— Не так быстро, — притормозил нас дядя врач. Он достал из саквояжа белый конвертик. — Вот, проглотите этот порошок. Снимет боль.

Прохладный бассейн показался мне ледяным, но вскоре я притерпелся. Порошок и вода утихомирили боль, и я вновь почти закайфовал, но тут где-то рядом заверещала Хо. Через несколько секунд она ворвалась в мужской зал, совершенно голая и очень злая.

— Ну что такое? — устало крикнул я. — Эти злодеи пытались подмышки тебе обрить?

Шлепая пятками по кафелю, олива быстро сократила расстояние между моей мордой и ее кулаком, но в самом конце все-таки поскользнулась и въехала в мой целительной оазис зеленой задницей.

Полетели брызги.

— Они сказали, что женщинам нельзя на мужскую половину! — воскликнула она, еще не успев вынырнуть. — А женская половина — отвратительна. Там единственный чан, в котором тебя отмывают как картофелину, а потом брызгают в промежность благовониями. Я что, блять, картошка?

— Если и так, то успевшая позеленеть.

— А чего у тебя тут так холодно? Ты теплого пива нахлебался, а теперь пытаешься его остудить?

— Хо, еб твою мать! — не выдержал я. — Если тебе что-то не нравиться, можешь обмакнуть свою промежность в каждую лохань, которую здесь видишь, пока не найдешь подходящую.

— Нельзя! — ватермейстер снова стал цвета вареного теста. — Женщинам…

— Что «женщинам»? — страшным голосом спросила Хо. — Что это там женщинам нельзя? Ну-ка скажи мне, вареник с говном, что мне нельзя?

Она вылезла из бассейна номер четыре, похожая не на картошку, разумеется, а на свирепый недозрелый помидор с мускулатурой бойца подпольных игрищ. Последнюю деталь игнорировать было невозможно, так что ватермейстер заткнулся и умоляюще взглянул на меня.

— Хо, угомонись, — сказал я. — У них тут такие правила. Мы, лонгаты — застряли в прошлом, ты же помнишь. Я и сам у местных по статусу ниже собаки. Давай вместе найдем горячий бассейн и посидим там. Это ведь ничего страшного, да, ватермейстер?

Тот пережил момент ожесточенной внутренней борьбы, но потом вспомнил, как госпожа Аделина велела исполнять все мои желания, и угрюмо кивнул.

— Да, конечно. Придется потом спускать воду и драить стены, но…

— Пошел нахер, — сказала Хо. — Куда?

— Купель номер семь. Вот эта, с воздушным массажем и прекрасными изображениями гарзонских львов.

Морды у львов были такие, словно художник рисовал их, ориентируясь по рассказам шизофреника. Я соскользнул в изумительное бурление и расслабился с первой же секунды. И Хо притихла.

— Привет.

— Хоть пять минут… — прохрипел я. — Пять гребанных минут.

— Я от Белого Зайца, — негромко произнес парень в халате. — Он просит передать, что навестит вас так скоро, как только может. И рекомендует сохранять готовность.

— Готовность к чему?

Но мой почтовый голубок уже вовсю болтал с ватермейстером, который рад был переключиться с двух грязных псов, на чистого лонгата. Я посмотрел на Хо. Та выжимала огненные пряди, с неудовольствием разглядывая выпавших бойцов.

— Слышал, да?

— Да что там слышать… Опять шифры для детей-шпионов. Жаль Аделина к нам здесь не присоединилась. Она, по крайней мере, начала говорить что-то осмысленное.

— Да ладно. Итак ведь все ясно. Я готова поспорить, что эти доспехи собирались подарить кому-то из Компании, но Люпан устроил так, что они потерялись. Теперь остальное Побережье собирается провести люстрацию.

— Именно так, мадемуазель Хо. Именно так.

К Папочке подскочил было ватермейстер с дежурным взводом голозадых слуг, но тот махнул рукой и пространство очистилось. Мне нравилась его способность обогащать воздух кислородом.

— Вы не будете против?

Олива пожала плечами. Вид старческой висюльки ее не пугал. Людвиг погрузился в воду, и закрепился у борта, раскинув длинные жилистые руки. Вот это я понимаю — установление полезных связей. Скажи потом кому, что откисал в одном джакузи с владыкой цитадели, посоветуют разве что проверится на чесотку.

— Не поймите меня неправильно, сир, — сказал я, но вы разве не должны быть на «совете»?

— Вина! — крикнул Людвиг вместо честного ответа. — Алага! Три девятки! Много!

Я подумал, что сейчас ему притараканят целую бочку, но слуга, двигаясь как человек с полной тарелкой супа, принес серебряный футляр с двумя бутылками по ноль-семь.

— Я сам, — Люпан взялся за штопор и с характерным звуком высвободил винный дух. — Одна такая бутылка стоит как восход. Если бы восход был последним!

— Хрена, — поразился я. — Таким вином только мертвых оживлять.

— Именно! — рассмеялся Людвиг. — И оно способно на это! Вывести всех посторонних, немедленно!

Это Папаша заметил в конце концов, нашего связного. Того чуть ли не за локотки вынули из чаши, после чего бедняга проскользил до выхода и исчез.

Нам с Хо досталась одна бутылка на двоих, второй Людвиг занимался сам, механически отхлебывая прямо из горлышка. Красные дорожки бежали по сухощавому телу легкоатлета на пенсии и растворялись в воде. Я понял, что сегодня не смогу почерпнуть важных знаний о культурном распитии вин, а поэтому просто дождался очереди и выпил без тоста.

— Действительно вкусно, — сказала Хо, облизываясь. — Никогда не нравилась виноградная брага, но это — вкусное. Благодарим, сеньор Людвиг.

Папаша не ответил. Вид у него был отрешенный, скорее даже отсутствующий. Лицо, все еще мужественное и способное на боевой оскал, обескровило и как будто заблестело. Можно подумать Людвиг пил не вино, а формалин. Я уж забеспокоился, не хватил ли старика инсульт, но тут он сказал:

— Наслаждайтесь, милая Хо. По крайней мере запасами вина в собственной цитадели я еще могу распоряжаться.

— Неужели есть что-то неподвластное вам под крышей Лефранов? — обольстительно проворковала Хо.

О, Леди. Ну до чего скользкая оливка. Удивительный пример того, как жен-активистка может сохранять острый рассудок и пользоваться нежным мурлыканьем для того, чтоб жирные котяры теряли голову. Как она сказала однажды: «кулак — это хорошо, но зачастую мужика можно одолеть просто сказав, что никогда не видела таких офигенных мускулов». Что есть, то есть. Думаю, на это покупаются все парни без исключения, даже если видят в зеркале ожившую лапшу.

— Все остальное, — ответил Людвиг. — Я здесь как постоялец дорогого отеля. Если нужна котлетка или массаж коленей — к вашим услугам, сеньор. Но не пытайтесь управлять политикой заведения. Лучше всего сидите в номере и подрачивайте на платный канал с гарзонским порно.

Мы с Хо переглянулись. Это давалось нам уже практически рефлекторно, словно команде профессионалов по синхронному плаванию.

— Хотите анекдот? — спросил Людвиг распаляясь от выпитого. — Как-то раз владыку цитадели не пустили на совет владык цитаделей.

Он замолчал.

— Это…

— Собственная гвардия, — перебил меня Папаша. — Которая теперь слушает его хренова сына. Все теперь слушают только его хренова сына. Принесите порошка!

Слуги принесли поднос с дорожками. Да где уж там: целыми магистралями. Людвигу вставили красивую керамическую вдыхалку и он так шмыгнул левой ноздрей, что чуть не израсходовал всю присыпку вместе с подносом.

«Просто жди», — посмотрела на меня Хо. Я кивнул. Тут все прямо-таки жаждали высказаться, так что вопросы могли только помешать.

— Мерелин сказала, что у вас есть шанс, — продолжал Людвиг, глядя на воду, словно на поверхности ему показывали вышеупомянутое гарзонское порно. — Шанс освободить нас всех. Спасти Побережье. Хотите заработать, застенщики?

— Мечтаем, — ответил я. — А что нужно делать?

— Вы не поняли. Мне нужно ваше согласие, а не вопросы. Вы либо соглашаетесь заработать, либо закончитесь прямо здесь, в этом бассейне. Это я тоже могу устроить.

— Ну вот видите, вы все еще решаете вопросики, — сказал я с милой улыбкой. — Жизнь не так уж плоха.

Хо ударила меня под водой, но и сам уже понял, что сболтнул лишнего. Под наркотой Людвиг походил на человека, способного искупаться в наших кишках. Он вряд ли ощутил бы какой-то дискомфорт, весело вспенивая нашу кровь ладошками.

— Все готово, сеньор, — сказал кто-то справа.

Я посмотрел направо и увидел парня в белых купальных штанах. Они были испачканы какими-то неровными красными пятнышками. Возможно к этому имела отношение голова чувака передавшего нам сообщение от Зайца. Черт. Я ведь помнил со всей определенностью, что раньше под ней было тело. Палач очень грубо держал череп за черные волосы и вопросительно глядел на «сеньора».

— Отлично, — подобрел Людвиг. Он часто-часто моргал, а грудь его ходила ходуном. — Давно пора было прикончить эту готскую крысу. Бросай прямо сюда, подкрасим воду. Пусть все будет вино! Ха-ха-ха!

Хо подобралась, и чуть не выскочила на бортик, когда голова шлепнулась в воду и закачалась меж пузырей, загрязняя воду. Я не дал оливе вылезти. Что-то подсказывало мне, что она этого не переживет.

— Что делать с остальной тушкой? — высоким голосом спросил палач. — Можно я заберу ее себе?

Людвиг сделал пренебрежительный жест окольцованными пальцами. Парень жутко улыбнулся и утопал.

— Вот кто у меня в свите, — вздохнул Людвиг наблюдая за своим вариантом резиновой уточки. — Маньяки и отщепенцы. Приходится платить, чтобы меня слушались… Можно ли было представить, что я опущусь до такого?

У меня сердце облилось кровью от сочувствия. Дурацкая шутка, я знаю.

— Ну так что? — Папаша тоскливо посмотрел на нас. — Что выберете? Говорите четко!

— Я согласен.

— Я согласна.

Людвиг положил затылок на узорчатый кафель.

— Бон. А теперь, проваливайте. Мне нужно побыть одному… Вина! Вина! Женщин!

Он натурально разрыдался. Мы с Хо быстренько выкарабкались из воды и быстрым шагом направились к выходу из бань. Слава богу мы не встретили бошкореза, но кровищи на полу было столько, что олива вновь чуть не блеванула.

— Он ебанутый, — сказала она, подавляя приступ. — А во что мне теперь одеться? Одеться то во что… Он же совершенно ебнутый.

— Папа просто устал.

Мы с Хо одновременно вскрикнули. Аделина выдвинулась из угла как фигурка пастушки в заводных часах.

— Ты… — я стиснул зубы. — Ты лучше сразу признайся, ты призрак настоящей Аделины, которую этот наркоша задушил во младенчестве?

— Вы ничего не знаете, — вздохнула девушка. — Но уже судите. А тут не рассудишь. Можно только сделать выбор.

— Штаны нам дай, — взмолился я. — Просто дай штаны, блин.

— И я не призрак. Это школа горничных. Нужно быть незаметным. Вы голодны? Хотите поесть?

Вообще-то мы должны были бы отказаться после такого зрелища, но для нищеты еда — выше эстетики. Или ниже?

— Только не добавляйте в еду кетчуп.

Нам принесли два набора серой неприметной одежды. Травматический корсет я выкинул к чертовой бабушке, потому что выглядел он как раковина для моллюска-спецназовца. Еще не хватало, что б он стеснял мои движения, если придется убегать. Убегать, а-ха. До первого окна башни? Сраная семейка психопатов.

Аделина отвела нас на нижние уровни крыши, в жилое крыло. Тут, не смотря на позднее время, шлялось множество людей. В основном в странных полусовременных шмотках, мелькающих на страницах журнальчика «Вестник скомороха». Все они были при мечах, кортиках и рапирах: похоже вовсю шел слет любителей нашинковать буженину.

Атмосфера и правда была напряженной, я бы даже сказал — нервной. Резкие окрики, вспышки химических факелов, пронзительные взгляды и встопорщенные бороды. Драпированные алым бархатом стены вызывали неприятные ассоциации, а проносящиеся тени заставляли Хо вздрагивать.

Я похлопал ее по полечу и улыбнулся.

— Все будет хорошо, о-ке?

— Я знаю. Интересно только — у кого?

Дочурка Людвига уверено вела нас наименее загруженным коридорами, как вдруг на пути выросла хренова гора светло-синего железа. Это был не техно-рыцарь, а самый натуральный шевалье без намека на модернизацию. Огромный шлем с крестообразной прорезью, нагрудник украшенный золотым солнечным кругом, юбка и всякие выступающие части, как у дорогого автомобиля. А этот плащ… Клянусь Леди, в доме самого богатого сумуса тенебрийцев пропала ковровая дорожка.

— Госпожа, — глухо произнес он на франкском. — Кто эти… Застенщики?

— Это гости моего брата, Жак. Отойди.

Темный крест, за которым не было видно ничего розово-человеческого, уставился на меня.

— Я слышал ваш отец общался с ними. Не скажите, на какую тему?

— «Мой отец»? Твой сеньор! А дело — не твое.

Жак шумно вздохнул.

— Старый сеньор пытается вербовать застенщиков? Теперь это его помощники?

— Здесь у него больше не осталось верных людей. Предательство, Жак. Кругом предательство.

— И отчаянье.

— Отойди в сторону, чудовище, — прошипела Аделина.

О, вот теперь я узнал в ней Папочку. Рыцарь помедлил, но все же повиновался.

— Отговорите его, что бы он не замыслил, — сказал рыцарь вслед. — Это безумие. Поддерживая заблуждения старого сеньора, вы путаете благое дело с безумием, госпожа!

Аделина не выдержала и остановилась. Ее худенькие плечи задрожали.

— Знаешь, что такое безумие, Жак?! — крикнула она, повернувшись. — Заботиться о будущем и одновременно ходить в доспехах и вонять застарелой мочой! Будущее здесь, оно уже наступило! Выгляни в окно, тупой амбал! А еще лучше скатайся хоть раз до Новой Победы и потрогай его руками. Ты ничего не видел… И никогда ничего не увидишь кроме этого… Этих декораций. Мой брат украл у тебя жизнь, и хочет украсть мою. Ну так вот — ХЕР вам обоим и всем, кто вас поддерживает! Вы не борзые Люпана, вы его зомби!

Рыцарь безмолвствовал. Аделина вдруг схватила меня за руку и поволокла за собой, словно боялась, что и Самара де Хин сейчас окажется предателем. Ну нет, «два раза в одну и ту же реку не войти», так вроде говорится у моих честных родственников. Или это значит, что все течет и меняется? Не выходит у меня умничать.

— Неплохая речь, госпожа Люпан, — сказал я. — Я все думал, когда же вы на него броситесь.

— Ты что, понимаешь их кряканье? — спросила Хо.

— Бабуля только так с нами и разговаривала. Правда у этих какой-то дурацкий акцент, я не все уловил.

Злобнопыхтящая Аделина прыснула и отпустила мою руку.

— Это называется — правильное произношение.

— А-ха, как скажите.

Мы остановились возле красивой драпированной двери.

— Здесь, — коротко сказала девушка. — Заходите, располагайтесь. Еду скоро принесут. И будьте бдительны.

— Усну как только сяду на кровать, — честно предупредил я.

— Мы глаз не сомкнем, — Хо ткнула меня локтем в бок. — Не всем тут жить-насрать, Хин.

Я посмотрел на нее с сомнением, но ничего не сказал.

Хоромы были что надо. Дорогая красивая мебель, чистые стены без граффити и эрозии, зеркально-чистый пол, и высокие потолки. Я ощущал себя словно посреди открытого поля. Не хватало только побежать по коврам, с криком «Эге-ге-гей!

В обстановке было очень много синего и тяжелые складки портьер вызывали утомленно-расслабленное настроение.

— Что это за вонь? — произнес я неуверенно.

— Это называется — приятные запахи, — сказала Хо. — Здесь часто зажигают ароматные палочки. Госпожа Холейгула заказывает подобные в Тайной Эзотерике. Пока мы с Сэтом не свалили из отчего дома, наша одежда только так и пахла. И волосы. И вообще все. Даже пердеж. Господи, как же мне в голову ударило воспоминаниями. Эти палочки придумали лонгаты? Вот гады.

— Да, теперь припоминаю. Это у нас нечто вроде традиции. Бабуля мылась раз в месяц, но зато постоянно брызгала везде дешевыми духами «Королева бетона». Что ж, вот сюрприз, оказывается я привык к запаху помойки.

— Дом, милый дом, — грустно улыбнулась олива. — Ладно, давай поваляемся, пока нам несут пожрать.

— У меня в голове пустота.

— У меня тоже. Может оно и к лучшему.

Кровать была собрана будто для нелюдей. Она была странно высокой, да еще снабжена двигающимися перегородками. К ней даже прилагалась специальная лесенка из двух ступеней.

— Ее нужно брать штурмом? — удивилась Хо. — Ты что-то о таком знаешь?

— Не-а. Мы с братьями спали, как и все, на старых пуховиках…

— Это постель для зачатий, — Заяц отодвинул перегородку, и помахал нам, словно беспризорник из товарного вагона. — Вокруг нее ставят специальных пажей, которые держат свечи над головой. Процесс они не видят, зато отгоняют злых духов, которые могут сорвать зачатие. Ни один брат и сестра не хотят, чтобы их общий ребенок родился дебилом. Или с сердцем наружу. Да забирайтесь, чего вы, белье чистое.

— Господин умник, — Хо злобно ощерилась. — Очень рада вас видеть. Судя по всему, в вас отрезанными бошками не кидались.

Григорий вопросительно взглянул на меня, как бы ожидая ключа к этой загадке и я коротко рассказал ему о том, что произошло. Заяц свесил ноги с края матраса и принялся хрустеть пальцами.

— Бедняга Готрик, — тихо, но яростно произнес он. — Если б я не послал его в бани… Значит Людвиг окончательно двинулся. Информация не то, чтобы свежая.

— Откуда ты вообще тут взялся? Ты говорил с Люпаном? Что ему нужно?

Агент спрыгнул на пол и уселся на более удобную банкетку.

— От меня? Транслировать угрозы. Он хотел, чтобы я передал кое-кому, что б сидели тихо и не высовывались, иначе Побережье пострадает. Очень интересное предложение, которое, я, разумеется, принял. Обмануть сумасшедшего нетрудно, однако понять, что тот задумал — это другой вопрос.

В дверь постучали.

— Это наш ужин, — мгновенно отреагировала Хо. — Я сейчас.

Григорий терпеливо кивнул. В то же время я скинул с местного овального столика всякий культовый мусор и подтащил к нему мягкие кресла. Пока мы с Хо опустошали подносы с клецками и рваной солониной, Григорий успел обрисовать базу, и все же испортил мне аппетит. Хорошо еще, что я успел как следует забить брюхо оставшимся хлебом. С другой стороны: из-за этого улетучивался винный хмель, оставляя меня один на один с поганой реальностью.

Дела обстояли так.

Нынешний Двор в лице Императора Марка Дания Решительного выбрал политику движения навстречу Тенебрии. Не слишком форсируя события, однако с твердым намерением наладить культурный обмен. Понятно, что Лонга намеревалась больше заимствовать, так как поделиться она могла только говядиной, дикими волками и антиквариатом различной ценности. Многим это не понравилось. Луддиты мгновенно взбесились, но их лидерам врезали по жопе и ребята злобно затихли в своих чумных норах. Остальным политикам заморские товары очень нравились, так что модернизация Лонги медленно наращивала темпы.

И все бы ничего, но Марк Даний будучи, сам понимаете, Решительным, решился на очень спорный шаг, чтобы доказать своим Тенебрийским друзьям: Лонга минула темные века и отвергла предрассудки с ними связанные. Оголтелый фетишизм и поклонение традициям — сброшены в канавы по бокам исторического шоссе. Одна из ценнейших реликвий, доспех Святого Лютера Объединителя, первого Императора Лонги, хорошенько смазали маслом, натерли тряпками и отправили Тенебрийскому Донебесному, в знак величайшего расположения и желания сотрудничать.

Консерваторы обмочились. Луддиты, почуяв разлад в верхах, стали подпирать их в ягодицы, вопя, что технический дьявол отберет у Империи не только доспехи, а вообще все, дай ему только волю. Марк почувствовал как трон под ним нагревается, но забирать подарки было поздно. Донебесный Тенебрии, это не твоя бывшая девушка. Он страстный коллекционер, а кроме того, личность крайне принципиальная в вопросах собственности. И ракушка теперь официально принадлежала ему.

Решительный Марк медлил с решением, и домедлился до того, что в Лонге началась маленькая гражданская война за доспехи Лютера, которая велась исключительно на воде. Консерваторы пытались втихую отнять реликвию у модернистов, пока они не уплыли с концами. Модернисты, давали сдачи и вовсю дергали ручку запасного выхода. Император смотрел на эту грызню сквозь пальцы. Она была ему на руку. Если выигрывали консервы, можно было заявить Тенебрии о пиратстве и терроризме. Если прогрессивные любители туалетной бумаги — еще лучше. Несчастные железки столько раз переходили из рук в руки, оседали на островах и снова отправлялись в плавание то к Лонге, то — от нее, что ССТ не выдержало. Они отправили к Лонге субмарину, которая перестреляла всех, кого заметила, и спокойно забрала посылку Донебесного.

Это началось двенадцать лет назад и окончилось только сейчас.

Нет, не окончилось.

Консерваторы смирились с поражением. Особенно на Побережье, где политика уже долгое время была своей и проблемы — тоже. Никто и помыслить не мог, что именно тут, в мире балансирующем между стариной и новыми горизонтами, займет свою непримиримую позицию самый ярый противник не только разбазаривания банка доспехов, но и каких либо сношений с Тенебрией.

Люпан Лефран. Человек узревший гибель Лонги от рук палочников, если только они запустят в ее зеленое сердце длинные руки. Если только дать их культуре замутить чернилами дух Империи. Тогда всему конец. Всеми клятвами он скрепил свое намерение мешать схождению культур. Максимально изолировал Побережье, отнял власть у своего отца, убедив колеблющихся и уничтожив несогласных. Шантажом и угрозами заставил остальных владык помалкивать в своих крепостях. Все они обмякли в комфорте, все потеряли не только воинственность, но и простую мужественность. Каждый от славского князя, до готского курфюста ждали, что Лефрана уберет ИР или ССТ. Но у того был припрятан туз в рукаве. Боеголовка судной ракеты. Боеголовка судной ракеты прямо, мать его, в подвале цитадели Фран. Этой твари хватит, чтобы все сказочное королевство вместе с мясоприемниками сдуло в океан.

Прямого пути от Лонги до Тенебрии нет. Больше никаких стейков, Донебесный.

Ладно, это всего лишь шутка. Хуже всего было, то, что в океан могло попасть много мусора. А Шторм ненавидит, когда кто-то серет в его океан. Хотите настоящий ураган, который на годы выведет Новую Победу из строя? Нет? Тогда сидите тихо в своих каменных сортирах и не мешайте мне спасать независимость Лонги.

— Вот такая жопа, если честно, — сказал Григорий, промокая лоб зеленым платочком. — ИР никогда еще ни с чем подобным не сталкивалась. Мы тут понятия не имеем, что делать.

— Так пусть доспехи просто вернут назад… — начала Хо. — А. Кажется я понимаю. Это ничего не решит, только покажет Люпану, что он может вмешиваться в политику.

Григорий ткнул в нее указательным пальцем.

Я несколько раз открывал и закрывал рот, пока, наконец, не вымолвил:

— А кто ему продал целую боеголовку?

— Никто. Он украл ее на Фугии и перевез сюда. При помощи быков стащил и контейнер со шторм-танкера, потеряв в процессе основную часть… стада. И один хрен упустил добычу, чуть-чуть не дотянув до дома. Франкский идиот.

— Так мы в это дело и вляпались, — прошептал я. — И что теперь? Если ИР с ССТ не в курсе что делать, то мы-то что здесь забыли? Выпустите нас.

— Не выйдет, — кисло усмехнулся Григорий. — Люпан старший чего-то от тебя хочет.

— И на что я ему, как думаешь?

Белый Заяц достал из нагрудного кармана маленькую картинку типа магнитика на золодильник.

— Вот ты и узнаешь самостоятельно. Может быть старший еще не утратил свое влияние до конца, а я пока подготовлюсь к самому плохому сценарию. Иконку?

Я поймал ее словно монетку. Женщина с желтым кругом вокруг головы. И ма-а-аленький текст на витьевато-славском.

— Что тут написано?

— «Спаси и сохрани».