Общество должников

Глава 3 Еще один день в офисе

Мы не могли подъехать вплотную, потому что офисное здание «Далекие Перспективы» находилось в осаде. Не слишком доброжелательная толпа во всю мочь ревела под занавешенными окнами. Ребята явно не собираясь экономить силы. В руках дергались транспаранты, содержание которых я пока не видел, однако мог предсказать в точности — их хозяева чего-то требовали.

Какой я догадливый, не хуже Ретро.

Зараза осталась в пятидесяти метрах от заварушки, так что я пока не мог расслышать в реве ничего конкретного. Мы с Сэтом медленно продвигались вперед, оставив Якоба караулить машину.

— Ага, — сказал палочник, чуть сгибаясь вперед. — Они кричат — «Лодью, верни наше». «Лодью — сукин сын»… И, кажется: «Лодью, мы приготовили бутылки».

М-да. Если они и хотели его угостить, то не с того конца.

— Когда-нибудь Телепейло доиграется, — мрачно продолжал Сэт. — Я предупреждал его насчет этого мелкого фараона. И что? Он впустил Лодью во второй раз. Если ему заплатить, он сюда и Шторм впустит, жадная скотина. Иногда меня самого удручает алчность моего народа, веришь ли ты мне, принц?

Сэт — палочник двух настроений. Злобы и меланхолии. Не скажу, что остальные тенебрийцы чем-то от него отличаются, однако во время грусти Холейгула становится почти… нормальным. Человечным, я хочу сказать. Называет меня принцем вместо свинопаса, и вообще ведет себя адекватно. Держу пари, что его сородичи в таком состоянии режут своих слуг бритвами, чтобы немного развеяться.

— Верю, — ответил я, машинально поглаживая пончо в районе железки. — Я тоже, бывает, стыжусь за своих.

— Это значит, что мы сознательные представители своих народов, — Сэт выпрямился. — И должны ставить других на путь истинный.

Он достал из внутреннего кармана мобильный телефон. Немыслимый для меня технический идол с широким цветным экраном и незаметными кнопками. Идол был тонок как разница между мной и подкожным паразитом. На моей исторической родине эту штуку в ужасе разбили бы граблями, или, по крайней мере, возвели культ. А уж если бы она заговорила…

Хорошо слышимые гудки.

Злобное: — Да, кто это? Грюбош, ты? Где Городс…

Меланхоличное: — Это я, Холейгула. Как у тебя дела, Телепейло?

З: — Я…

М: — Перед зданием, за которое ты отвечаешь кто-то есть. Кажется.

З: — Да неужели? А я и не заметил! Спасибо, что сказал, сейчас дойду до окна, погляжу что там! Хватит ерничать, Сэт. Я понимаю, что ситуация меня не красит, но уже вызвал ГО. Через десять минут они будут здесь.

Сэт моментально перестал быть «М».

— Кого ты вызвал короткорожденный кретин? — зашипел он. — Хочешь, чтобы тут началась свалка? Может быть пальба? Кровищу будут выметать в стоки до вечера, а мне нужно работать прямо сейчас. И не только мне. Я вижу тут неподалеку других арендаторов, которые ждут, когда же это господин «Дадим Ему Второй Шанс», справится с ситуацией. Клянусь отцом, я сообщу в Компанию Тенебрии, и тебя вышвырнут с должности как пьяного кочегара, из-за которого мерзнет весь дом.

Хорошо слышимый голос издавал теперь какие-то хрюкающие звуки, полные, очевидно, злобы и бессилия.

— Ну и что мне делать? — спросил он почти умоляюще.

— Лодью там?

— Да! Он прибежал сюда, как только понял, что его конуру окружают. Сэт… Он говорит, что отдаст все оставшиеся деньги, если мы спрячем его.

В заговорщицком тоне Азибо сквозила жадность и надежда.

— И сколько там у него осталось, после гулянок и шлюх?

— Пятьсот номиналов.

Сэт злобно захохотал.

— Поверить не могу, что ты такой крохобор, Аз. Ты действительно чокнулся, пересчитывая сбережения. Брал бы пример с меня: нет денег — нет проблем. Значит так, ты прекрасно знаешь, что мое слово еще имеет вес. Если хочешь остаться управляющим Перспектив, бери Лодью и выбрасывай его в окно.

Молчание.

— Что?

Сэт разразился тирадой, обличающей тенебрийцев Немоса, которые деградировали до состояния фарфоровых копилок, — «Клянусь белыми елями!». Он был так искренен, что в нашу сторону начали оглядываться окраины толпы.

— …прямо сейчас!

Холейгула, темный от злости, спрятал телефон в пиджак.

— Жалкое подобие тенебрийца, — клокотал он. — Не может выкинуть отсталого из окна.

— Отвратительно, — поддакнул я. — Вы бы не замешкались, майор.

— Помолчи, — шикнули в ответ. — Сдается мне, сегодня тебя действительно преследуют беды, свинопас. И ты приволок их с собой.

Мне оставалось только тяжело вздохнуть, словно я заранее предупреждал весь мир о конце света, но никто не удосужился принять мои слова во внимание.

Оставалось только ждать.

Мы с Сэтом раскурили две последние сигареты. Через пару минут на третьем этаже здания распахнулось окно. В нем показался скрюченный от ужаса человечек. Это был никто иной как подонок Лодью собственной обгадившейся персоной. Фараон. Ушлепок.

Знаете, оценивая людей, я никогда не сравниваю их с собой. Мало на свете вещей более аморальных, чем убивать людей за деньги, словно в какой-то игре. Вот палочники пронаблюдали за ходом боя, записали все данные, количество отстрелянных снарядов, трупов, оценили эффективность новой техники, а потом прокричали в рупор: всем спасибо, на сегодня хватит. И тут же погибшие ожили, собрали кишки, отряхнулись и пошли по казармам. Не-а. Кровь уже впиталась в песок. Я был пехотинцем, артиллеристом, а потом машинистом, и все время убивал кого-то исключительно на холодную голову. В лонгатской религиозной традиции это считается смертельным грехом. Я имею в виду, лишать жизни нужно исключительно в гневе.

В общем, я отдаю себе отчет в том, что я человек, мягко говоря, опустившийся. Крепко укоренившийся в почве из дерьма, как коричневая береза.

Но есть и те, кого я, в порядке исключения, могу считать хуже себя. Те, кто в это дерьмо зарылся с головой. Это спекулянты и фараоны. Первые присваивают себе гуманитарную помощь аквитаников, а потом продают за шершавый ном. Нищета, которая могла получить ништяки бесплатно, умирает от голода, а спекулянт богатеет и чешет пузо. Вторые — фараоны, организуют финансовые пирамиды, обещая людям сказочные проценты под их вклады. А потом, как не трудно догадаться, кидают. Можно сказать, что лохи виноваты сами. Никто не заставляет их нести денежки таким как Лодью. Но нет для работяг мечты более сладостной, чем месячный отпуск, подкрепленный денежной подушкой. Подушкой, которой не существует. И быть не может по определению. В системе, созданной палочниками, она не более реальна, чем моя Леди.

Давить на желание, хоть немного побыть человеком, а не шестерней… Таким как Лодью, по моему мнению, нужно стрелять в пах. Или в печень.

Поэтому я внимательно смотрел как группа моральной поддержки, в лице двух гарзонцев, водружает рыдающего фараона на подоконник. Обманутые вкладчики радостно приветствовали его. К Лодью потянулись заботливые руки. В некоторых посверкивали ножи.

— «Нет, умоляю, не надо», — передавал Сэт. — «Я все отдам, друзья, родные мои. Клянусь».

Памс. Фараон с головой погрузился в свое наказание. Прошло не больше тридцати секунд, и эта самая голова прыгала по рукам, словно волейбольный мяч. Тело уже разорвали в лоскуты. Люди омывались кровью.

— Все-таки, ты психопат, — сказал Холейгула. — Ну и ухмылочка, клянусь Вратами. Ты бы и сам не прочь поучаствовать, да?

— Вы знаете, как я отношусь к этим сукам, майор.

Сэт хмыкнул.

— Знаю, и не перестаю удивляться. Эта ваша рыцарская «честь», защита простого люда, преследование «негодяев»… Ты чувствуешь в себе что-то такое?

Я снял панаму и отер лицо.

— Ну, не нужно стереотипов, майор. У меня нет меча под кроватью. Однако, «Что-то такое» могли бы чувствовать и все остальные, вам так не кажется? По-моему, сохранять в себе крупинку порядочности не так уж и сложно. Даже у вас получается.

Холейгула засмеялся.

— У тенебрийцев? Спятил?

— Нет, я имел ввиду лично вас, майор.

Сэт посмотрел на меня со странным выражением. То ли задетый, то ли удивленный до глубины души.

— Ну спасибо тебе, мой принц, — произнес он задумчиво.

В окно выглянул Телепейло. Его мрачное лицо, обрамленное густой черной растительностью, источало презрение и гнев.

— Теперь вы довольны?! — рявкнул он. — Злобные дикари. Убили человека, который просто хотел немного заработать. Убирайтесь немедленно, пока вами не занялась ГО!

Толпа еще погудела для вида, но, болезненно-удовлетворенная, начала редеть. Первыми сбежали фуги. За ними потянулись лонгаты. Гарзонцы какое-то время хвастались трофеями в виде ушей и зубов. Они тоже, в конце концов разошлись. Связываться с ГО было опасно.

От Лодью осталось, буквально, мокрое место. Несколько темных пятен на бетоне.

— Мальчишка, — бушевал Азибо. — Ты забыл главный принцип власти? Никакого потворства капризам черни. Сегодня они потребовали Лодью и получили его. А завтра? Они заберут тебя или меня? Всех нас? И это еще на фоне различных… Обострений. Сегодня был хлопок на Ударной.

Он атаковал нас прямо в парадной. Сэт переобувался в рабочие мягкие тапки, нарочно повернувшись к Телепейло спиной.

— Ой-ой, — сказал Ретро. — Кажется мы лучше пойдем, вождь. У меня зубы болят, когда палочники грызутся.

— Да, ступайте в офис, — согласился Сэт. — Поставьте чайник. Не забудьте.

Уж это мы не забыли бы, даже вдарь нам по голове дубиной. Чай — отлично помогает от жажды. Особенно халявный.

— Ты дурак, Аз, — слышали мы, загружаясь в лифт.

Потолок с лампой был так высоко, что нам внизу — казалось почти сумрачно. Добро пожаловать в мир палочников.

— Что ты сказал?

— Дурак и сволочь. То, что ты называешь «потворством черни», это бросание им кости в чистом виде. Собакам нужно хоть иногда демонстрировать, что хозяин справедлив, иначе они загрызут тебя во сне. Обострения, он говорит. Из-за таких как ты эти обострения и…

Двери лифта мягко бумкнули, отрезая нас от мудрости Холейгулы.

Мы вышли на шестом. Наша контора находилась справа. Я мельком взглянул на компанию тревожно переговаривающихся типографистов. Похоже они опять всю ночь перепечатывали новую пушку Алана Мэтьюза под названием «Большой черный ствол в моем доме». Порнография с элементами детектива. Расходиться как пирожки даже в «рабочке», где половина не умеет читать, а вторая — ослепла от «Лучшей Доступной». Я тоже пробовал влезть в ряды книголюбов, но главный герой книги, Стоун Колд, слишком крут для меня. Серьезно, от его выходок у меня падает уровень тестостерона. Что сказать, Гарзонцы любят стучать членом по лбу. Во всех смыслах.

Прямо напротив нашей конторы, спала Ки Ху. Давняя подруга Хо Хо. Она по-хозяйски развалилась на ковровой дорожке и храпела перегаром так, что с меня почти сдувало панаму. Будто прочитав мои мысли, Ретро придержал козырек своего хулиганского кепи.

— Этот день становится все хуже и хуже, — проговорил я. — Может удастся вынести ее так, чтобы не проснулась?

— Отличный план, — кисло усмехнулся Якоб. — Что-то мне не хочется проверять насколько крепко она спит. Может поступить с ней как с Лодью?

— Телепейло и так рвет и мечет. Если мы повредим бетон прямо напротив Перспектив, он зашьёт нам задницы и заставит пердеть ушами.

— Бьюсь об заклад.

— Ладно, — я позвенел ключами, — давай сначала бахнем чая, а потом спокойно проследим, как Сэт заворачивает Ки в ковер и спускает с лестницы.

Ретро был только «за».

Я встал под табличкой, на которой серебряным по черному было вытеснено «Общество Должников». Вот он, мой второй дом. Или, лучше сказать, первый? Как бы то ни было, я звякнул ключами и твердо вознамерился ворваться в мир бесплатного травяного напитка. Как вдруг лакированная дверь щелкнула. Скрипнула. И я увидел Хо Хо.

— Опачки, — она пригладила ядовито-красные волосы, и плотнее запахнула халат. — Вот так. Я не успела от нее избавиться, да?

Мы с Ретро одновременно оглянулись.

— Нет.

Хо Хо состроила самую милую гримасу, на которую была способна. Оливы с точки зрения всех остальных рас — не слишком привлекательны. Все дело в том, что у них отсутствует привычная форма носа — так, бугорок и две щелочки. А еще — глаза с крестообразными зрачками, которые смотрят прямо в душу. И кожа цвета… Оливок, собственно говоря. Волосы они покрывают самой невообразимой палитрой химической краски, от чего быстро лысеют и становятся еще краше.

При всем этом у них крепкая мускулатура и широкие плечи. Олива может на равных драться с гарзонцем в темном подъезде, и после этого раскусить репу оставшимися зубами. И тут дело не столько во врожденной выносливости. Главный капитал бывших хозяев Немоса, это сила воли. Железная, как ее называют.

Так-так, нужно ведь кое-что уточнить. Я упомянул, что говорю именно о женщинах? Мужчины оливы — это нечто иное. Совершенно.

— А-а-а!

Мне захотелось побыстрее юркнуть в контору. Ки Ху все-таки пробудилась.

— Вот он. Явился. Как будто в коридор насрали. Лонгатская крыса, убирайся обратно в дыру, из которой тебя выгнали голод и чума. Хо Хо — моя!

О, Леди, только не снова.

Ки приподнялась на руке. Рот ее раскис, но она сурово отерла его ладонью и поглядела на меня совершенно трезвыми глазами. В них не было ничего кроме желания избавиться от меня навсегда.

— Я тебе говорила: не сметь!

Хо Хо прыгнула мимо меня и Ретро, и так звезданула подружке в челюсть, что Якоб выдохнул что-то вроде «уоу бля».

— Не сметь помечать меня как собственность, — чеканила Хо, сверкая глазами. — Ты уподобляешься тем, кого ненавидишь. Только палочники присваивают себе чужие жизни.

Ки, прикрыла глаза. Она вынула изо рта обломок голубоватого зуба и вздохнула.

— Прости, любимая. Но ты должна знать, что я никогда не смирюсь, что ты делишь… Что ты путаешься…

— С лонгатским свинопасом, — подсказал я. — Это уже было Ки.

— Для тебя, Ки Ху Чи, бледный уродец.

— Господи, какая драма, — не выдержал Ретро. — Вы уж извините, но я собираюсь разбавить ваши брачные игры кружечкой крепкого чая. Позвольте пройти.

Он скрылся в конторе.

В этот момент Ки Ху достала из своей грязной штанины железку и наставила на меня. «Ну, наконец-то» — успела подумать малодушная часть Самары Де Хина. Его мотивированная часть попыталась уклонится, но Хо Хо была настороже. Она подопнула железку снизу-вверх, и пуля продырявила мою панаму.

Мы вдвоем навалились на неудавшуюся убийцу свинопасов, и связали руки поясом от халата Хо.

— Ребят, просто выпейте уже чаю и успокойтесь, черт бы вас подрал, — Ретро появился в дверях с гигантской кружкой наготове. — Когда мои близнецы шалят, я не покупаю им дозу, чтобы вразумить. Они кожу на руках режут, чтобы меня разжалобить и клянутся прыгнуть из окна. Обкладывают меня такими словами, о существовании которых я и не подозревал. Мои милые ангело…

— Ретро, Ретро, — затараторил я, — чай, переключись на чай.

— Да, господин Якоб, — внезапно поддержала меня Ки. — Я уже ухожу.

— Нет, ты не уходишь, — прошипела Хо, глядя как в нашу сторону бегут гарзонцы из охранки. — Тебя побьют и вышвырнут отсюда как ты того и заслуживаешь, безумная алкоголичка. Я многое от тебя вытерпела, но это — была последняя капля. Я не хочу больше тебя видеть, Ки Ху Чи. Еще раз явишься, и я убью тебя голыми руками, без всякой стрельбы. Клянусь Матриархом.

Хищные глаза Ки Ху расширились и наполнились слезами. Насколько я знаю, клятва Матриархом дается один раз и не имеет обратного хода. На моих глазах распалась давняя любовь.

Судебный процесс над Хо был гораздо короче, чем надо мной. Сэт слегка отчитал ее, за то, что она сразу не скооперировалась с охранкой, и позволила даме сердца спать в коридоре. Это было не удивительно: олива и Холегйула были близки настолько, насколько этикет позволял палочнику сблизиться с представителем другой расы.

Все-таки выросли вместе.

Началось все с того, что мать Сэта выкупила жизнь нежеланного оливского ребенка, чтобы развлечь себя чем-то на один вечер. Эта странная блажь быстро вылетела у нее из головы, и Хо стала первой близкой слугой Холейгулы младшего.

Он сразу нашел ей применение.

Будучи ленивым даже по меркам избалованных тенебрийцев, Сэт наотрез отказывался читать книги, которые ему подсовывал отец. Вместо этого он обучил своему языку Хо, и заставлял оливу читать вслух. Она же делала за него домашнюю работу, и, помимо прочего, навязалась в подмастерье к механику, возится с катафалками. Годам к семнадцати Хо полностью отработала свою цену и попросила Сэта освободить ее. Но палочник привязался к ней слишком сильно и пошел на хитрость: намутил грант на посещение мастерских тенебрийцев. Два раза в неделю. Работа там помогала ей систематизировать накопленные знания. За это олива согласилась еще десять лет быть на побегушках у тощего негодяя.

Сейчас ей было двадцать два — возраст, когда цветок только раскрывается. Когда беспробудный оливский алкоголизм еще не подкосил здоровье, и в жизни, можно сказать, все отлично. До окончания каторги остается пять лет: смешной срок для того, кто верит в себя и живет мечтой.

Хо желала получить постоянное место техника на заводе и оказаться в роскоши. Как эту роскошь понимала нищета, конечно. То есть в собственной квартире, в районе среднего класса для отсталых, а не в конторе Сэта. Хотя, она давно уже привыкла мыться в общественном туалете на этаже.

Сейчас Хо, полностью вовлеченная в работу, сидела за «белым столом надежды» нашего дорогого палочника и зачитывала список сегодняшних клиентов. На ней был черный комбинезон, красный платок на шее и гигантские очки с резинкой. Острые ушки пробили медные серьги. Загляденье.

— Джинна Валлей — одиннадцать-тридцать. Тысяча триста номиналов. Артур Артурикс записан на двенадцать. У него восемьсот пятьдесят и быстро растет. Занял у братьев Штольц.

Холейгула младший консультировал людей, попавших в сложную финансовую ситуацию. Чаще всего разговорами все и ограничивалось. Можно было подумать, что Сэт не юрист, а психоаналитик. Но, бывало и такое, что хитрый палочник, имеющий связи в мировых судах и теневых кассах, выбивал для клиента частичное списание долгов. Иногда даже полное банкротство за счет «правильного» трактования законов, уничтожения закладных и расписок, подделки паспорта или… в счет «личного времени».

«Личное время».

Ужасная и болезненная процедура, смысл которой заключается в том, что специальный волк берет жизненную силу должника и перекачивает ее клиенту. Такое хорошо оплачивается. Только вот нужно иметь ввиду, что вытянутая из тебя жизнь — это годы и годы, иногда целые десятилетия, которые назад не вернуть. Перекачать жизнь, это не то же самое, что слить канистру горючки из чужого бака. Волк ограничен интуитивным пониманием того, сколько «литров» души, нужно взять, чтобы не убить донора. А часть ведь еще ускользает при переносе, сволочь такая. Взял пять лет, влил — пару месяцев.

Много отчаявшихся должников погибло при переливании. А сколько еще погибнет. Но не я. Это я твердо для себя решил. Никакого волкачества ближе, чем в сотне метров от меня. Моя недожаренная голова скажет вам за это спасибо, господа волки. Что б у вас у всех яйца повзрывались.

— Эрнст Фолис — на три часа. У этого полный набор «быстроденег». Он и сам не знает, сколько уже должен.

Сэт медленно потягивал чай, лежа на диване, а мы с Ретро, хоть и делали вид, что расслабленно зависли в креслах, ждали и нервничали. Нами владело охотничье беспокойство и вовсе не интересовал этот белый стол и списки грошовых должников. Мы были мамонтами среди них, мифическими чудовищами, которые зарывали свою яму без помощи Сэтовских консультаций. Нам нужны были не новые паспорта, а проценты от темной, истинной части его бизнеса. Нам нужно было дело.

— И, наконец, в пять часов заглянет Каждому-Должен.

Палочник застонал. Мне тоже сделалось не по себе. Каждому-Должен Ретц — это в своем роде феномен. Он занял буквально у всего города и до сих пор остается жив-здоров. Даже мне он торчит пять номов. И Ретро. Да всей конторе. Сэту — двадцать пять номиналов, да можно ли в такое поверить? Палочник всерьез считает, что Кажому-Должен — мелкий волк, с талантом заговаривать зубы и клянчить. То есть, влиять на разум. И правда, когда этот желтозубый и глазастый сын фуги и лонгата, начинает выманивать мелочь, ты как будто на время отключаешься. Не понимаю, почему его все еще не прибили кирпичом, ведь он и у пьяницы, идущего за опохмелом, способен вытянуть последнее.

Очевидно, Каждому-Должен заходил в контору вовсе не для того, чтобы решить свои финансовые проблемы. Точнее решить не тем способом, который был бы приятен Сэту. Обычно мы запирались и не пускали его, но такое не всегда прокатывало. Ретц был удручающе пронырлив. Охрана с ним не связывалась — он тащил деньги и у них. Короче говоря, парень так и напрашивался, что б его переехали катафалком.

— Все? — спросил Сэт.

— Все, — кивнула Хо, и стянула очки с головы.

После этого проклятый палочник как будто вовсе задремал. Я ковырял дырку от пули, которую получила моя несчастная панама. Удивительно, но этот выстрел абсолютно меня не задел. Во всех смыслах, я имею ввиду. Хи могла бы с тем же успехом харкнуть мне на кроссовки. Видно, я уже основательно выгорел, и это, конечно, было не очень хорошо. Такое «бесстрашие» выходит боком. Так же как свинец со смещенным центром тяжести.

Когда я был пехотинцем, я мог буквально чувствовать пролетающие мимо снаряды. Моей любимой командой было: ЛОЖИСЬ, ДРАТЬ ВАШИХ МАТЕРЕЙ! Лейтенант Рукс очень не любил наших мамаш. И то сказать, выдавить из своего чрева таких идиотов… Это было настоящее преступление против генофонда.

— Ну, так, — сказал Холейгула и мы все сразу подобрались.

Сэтовское «Ну, так» — это сигнал к обеду, после которого у дрессированных псов типа нас, сразу же начинается слюноотделение.

— Есть дело, мои воины. Некто господин Либуля, потерпевший фуг, жаждет нашей помощи. Взамен, он разрешает конторе забрать все ценности из его дома.

Это еще не самый странный брифинг, на который способен Сэт. Обычно после того, как он скажет первые несколько слов, у нас всех появляется масса вопросов.

— Фуг? — мгновенно заговорил Ретро. — То есть мы обогатимся ворохом тряпок и костями съеденной бабушки?

Холейгула нетерпеливо вздохнул.

— Господин Либуля, — заговорил он свирепо, — живет в пригороде Новой Победы, недалеко от богатого коттеджного поселка, где обитают только тенебрийцы. Я навел справки, и, да, быт у него протекает лучше вашего, мои дорогие костоглоды и хрящегрызы.

— У фуга? — переспросила хрящегрыз Хо.

— Да у фуга, — начал закипать Сэт.

— Фуга? — не удержался я.

— Да, Фуга! Знаете таких? Мелкие, воняют вокзальным туалетом, жрут кровавые обмотки и дышат задницей. Фуги. Еще раз вы начнете скулить до того, как я закончил, отхлестаю мокрым носком.

Костоглоды притихли.

— Так вот, — продолжал Сэт, выждав секунд тридцать, — не гавкнет ли кто? — Вышеупомянутый господин Либуля в свое время занимался привычной работой, гонял жирбергеров по канализации. Был солью земли, так сказать. Однако, в какой-то момент ему улыбнулась удача. Он устроился в Медика Шентия подопытным кроликом и работал не покладая рук. Несколько раз его тестовые группы погибали полностью. Все, кроме него. В конце концов, он заработал достаточно денег, чтобы уйти на покой. Купил домик, перевез туда семью, и ведет жизнь состоятельного бюргера. Вот так-то. Учитесь, ленивые бомжи.

Ленивые бомжи переглянулись. Ну да. Можно, конечно, сыграть и в такую лотерею. Я же говорил, что палочники мучительно завидуют аквитаникам? Медика Шентия одна из тенебрийских корпораций, которая занимается вопросами быстрого… Как это там говорится? Э-во-лю-ци-о-ни-ро-ва-ни-я. Пока выговоришь, успеешь ученую степень получить. В общем, они разрабатывают препараты, которые улучшают ум, память, сообразительность, делают здоровее и выносливее. Но так как скорость — важнее безопасности, несчастные подопытные фуги, а с ними и лонгаты, мрут пачками от побочек.

Как бы то ни было, если продержаться достаточно долго, действительно можно поднять какое-то количество номов. Не так много, как в корпусах Крашелл, но — хэй, в Медика Шентия тебя хотя бы не станут насильно вгонять в долги. Подопытные просто счастливо помирают и на этом — все.

— Хорошо, мы вас поняли вождь, — осторожно произнес Якоб. — Но что за работа в общих чертах, можно обрисовать?

— На этот раз грузчиками, — Холейгула младший довольно улыбнулся. — Вынесите все под чистую, поняли меня? Сделайте несколько заходов, если нужно. Я дам Хину ключи от гаража, все оставите там. Особенно хватайтесь за технические идолы.

Этого Сэт мог и не говорить. Кроме того, сомневаюсь, что фуг достаточно богат для идолов. Сладкие мечты жадного палочника.

— Но что он хочет взамен? — не унимался Ретро. — Что-то же ему нужно. Господину Либуле.

— Подбросить до первого канализационного люка, как он сам сказал. Не так уж и трудно, да, оглоеды?

Мы снова переглянулись.

— Требуется конфиденциальность и скорость. Я так и не смог развязать ему язык, но случилось что-то крайне для Либуля неприятное. И он не хочет, чтобы его беспокоили ГО. Так что ноги в руки и бегом в «Благоприятный». Там найдете Зеленую улицу и проедите по ней до самого конца, пока не увидите деревья.

— Кто ему нас порекомендовал? — подозрительно спросил Якоб.

— Он сказал, что уже как-то пользовался нашими услугами через посредника. Я так понимаю принц возил для него реплику плоского телевизора.

— Да, — кивнул я. — Помню такое. У меня была куча всякого ширпотреба в багажнике. Весь день мотался.

И в Благоприятный заезжал, где разыгралась сцена из какого-то шпионского утренника. Несколько фугов ждали меня в черешневом саду, среди густой зелени и кустов. Все в балахонах как сектанты, и напряженные до предела.

Вообще-то покупать технику не запрещено, особенно когда речь идет о говеных репликах. Но если отсталый ниже палочника зайдет в магазин электроники, где можно найти плоский телевизор, то привлечет очень много ненужного внимания. Могут и закрыть в каталажке до выяснения обстоятельств: откуда это у жалкого фуга столько номов? Потом отпустят, конечно, но кому это надо сидеть у параши под присмотром настоящих уголовников. Можно не продержаться и часа.

— В атаку идут де Хин, и некто Якоб, он же Ретро, он же Детектив.

Сэт явно был в хорошем настроении. Ничто не радовало его сердце больше, чем халява. Впрочем, все мы рассуждаем подобным образом, разве нет?

— Хо, любовь моя, ты останешься со мной, чтобы оборонятся от Ретца.

— Как скажешь, Холи.

Холи. Гос-сподь гарзонский. Никогда к этому не привыкну. Мы с Ретро уже привстали, но тут на белом столе зазвонил белый же телефон. Хо мгновенно сняла трубку.

— Общество Должников слушает. Решаем финансовые затруднения, оказываем особые услуги. Все, кроме выбивания долгов и физического устранения. Чем мы можем вам помочь?

Несколько секунд она молчала.

— А, это ты Ребро. Привет. Да. Что? Кого найти? Ну, наверное, да, я передам Сэту. А что с ним? Сколько? Гонишь.

И дальше в духе непонятных тебе телефонных разговоров. Мне надоело стоять в позе человека, ждущего удара под зад, и я решил закончить превращение в стоячего Самару Де Хина.

— Пошли, — негромко сказал я Ретро. В конце концов у нас уже было дело. Странное, но сулящее прибыль.

Якоб кивнул.

Хо положила трубку.

— Стоять, — сказала она, строго посмотрев на меня. — Началась охота. Приз — полтинник.

У всех в конторе отвисла челюсть.

— Мать моя отец, — гаркнул Якоб азартно. — Ты только скажи кого найти, малышка, я под каждую кучу загляну.

Холейгула аж приподнялся на локте.

— Ну! — потребовал он. — Опиши цель.

— Ребро сейчас отправит ксерокоп, — Хо протянула оливковые пальцы к факсу.

Тот затрещал и заморгал лампочками. Показался бумажный язык. Дело это было не скорое, и я уселся обратно в кресло. Якоб же подошел к столу и с любопытством уставился на то, как магия электроники предсказывала его будущую цель. Мне же гораздо любопытнее было смотреть за выражением его лица. Однако, все время, пока механизм кряхтел и попукивал, оно сохраняло непроницаемость. Лишь в конце на губах промелькнуло что-то вроде довольной ухмылки.

Хо подула на готовый ксерокоп.

— Вот он, ознакомьтесь ребята. Такой милаха.

Якоб взял листок в руки.

— Достойное дело для детектива Фитцвиля, — сказал он, наконец.

— Покажи, — сказал Холейгула.

Детектив Фитцвиль перевернул листок.

— Кто-то слишком сильно любит своего дедушку, — предположил палочник и улегся на подушку.

Я уже успел заметить очертания, но не верил своим глазам. Это было невозможно. Просто невероятно. Нет, сука. Сплюнув чаинку, оставшуюся на языке, я бросился к столу. Хо подвинула мне ориентировку, и я чуть не закричал от обиды.

Точнее, я закричал. Тянул на одной ноте слово, относящееся к половым сношениям.

— Да что с тобой такое, свинопас? — не выдержал Сэт. — Как это там? Отставить лейтенант Хин! Тут дама.

Господин Эх смотрел на меня печальными глазами. Его серая репродукция выглядела еще унылей, чем в жизни.

— Кто его ищет? — спросил я сквозь зубы.

— Хозяин, гений ты мой, — ответила Хо и улыбнулась. — Разжевываю. То, что вы видите, парни, — нелюдь выведенный с помощью волкачества. Волшебная лягушка. Бродяга очень стар, так что надо торопиться, пока его не переехал грузовик или не сожрали фуги. Хозяин — палоч… Тенебриец по имени Тутмоз Гисбуди, гарантирует награду по кодексу.

— Гисбуди, — повторил Сэт. — Богатая семья. Занимаются горючкой. Живут в Масляном Бастионе. Зачем прибыл в Победу — неизвестно.

— Он что, везде его с собой таскает? — удивился Якоб.

— Очевидно, сильно привязан, — сказала Хо. — Поэтому готов выложить полсотни.

— Привязан и поэтому дал сбежать.

— Ребро сказал, что катафалк Тутмоза попал в аварию или что-то такое. Этот нелюдь просто спасался.

— Истинно так, любовь моя, — подтвердил Сэт. — Тутмоза немного поломало, но состояние стабильное.

Иногда я размышляю, сколько у Холейгулы «внештатных сотрудников», которые добывают ему информацию, и сколько он сливает на это номов. Обычно после такого моя изжога обостряется даже без сэндвичей.

— Самара, — позвала Хо. — Сам-Сам! Да что у тебя с лицом? Сердечный приступ? Угля активированного дать?

— Перевозбудился, — хмыкнул Сэт. — Знаете, что он вытворил сегодня? Помимо того, что разбил мою тачку…

— Этот дед! — заорал я.

Глаза Хо расширились.

— Этот хренов дед! Я же говорил, я знал… Майор, я сегодня утром держал этого нелюдя в руках. Это он провонял ваше эспертуа. Нельзя было его выбрасывать. Плохая примета, плохая примета.

— Где это было? — быстро спросил Якоб.

Я выложил все. Сэт превратился в мумию. Олива по-доброму потешалась надо мной.

— Свинопас ты…

Палочник видел мое состояние, поэтому продолжать не стал. В каком-то смысле он оставался справедлив, поэтому вспомнил и собственное брюзжание о пассажирах в Заразе.

— Меняем планы. Якоб — тебя я назначаю на поимку этой твари. Хо — едешь с Хином к Либуле. И ни на что не отвлекайтесь, понятно? Ни на что.

— Кстати, кличка у лягушки есть? — спросил Ретро.

— Эхсин, — ответила Хо.

Мы домчались до угла Токарной и Решительной. Это было лучшее место, чтобы высадить Ретро как можно ближе к моему тысячнику, а самим рвануть за город, не теряя лишнего времени. Всю дорогу Ретро расслабленно посасывал электронную сигару, пуская вишневые пары. Он никогда не стремался. Во всяком случае после того случая со скрипками. Возможно, считал, что хуже с ним все равно уже ничего не случится.

Вместо нервозности в нем кипел азарт и желание скупить своим ангелочкам все наркотики мира. До того, как мы услышали его привычное — «десантируюсь!» — он успел выгрызть из меня всю информацию до крупицы. Но много ли я мог сказать? Повезло, что кто-то сорвал с нелюдя ошейник, при этом не умертвив его. Вещица наверняка была дорогая.

— Ни пуха! — крикнула Хо вслед удаляющемуся детективу. Тот мастерски объезжал прохожих и совершал нарушения ПДД прямо-таки с виртуозным наплевательством.

Что и говорить, электро-самокат — крутая штука. Странно, что при аппетитах близнецов, он все еще не в ломбарде. С другой стороны, как вспахивать поле, если продашь лошадь?

— К черту, — ответил я за Ретро.

И чуть не сплюнул через плечо.

— Как же хорошо, наконец, выбраться из конторы, — Хо потянулась. — Эти два дня в неделю, когда я сваливаю на завод — пролетают как пара стопок… Эй, следи за дорогой. Ты и так уже дел наворотил. Эта лобовуха выглядит паршиво. Мне теперь все это менять и выправлять.

Я отвел глаза от зеркала заднего вида, настроенного на ее грудь. Место оливы всегда было позади, у головы нашего сумуса.

— Ну хоть ты то не начинай.

Олива хихикнула.

— Не пыхти, Сам-Сам. Ты сегодня что-то неважно выглядишь. Тебя словно били по яйцам с самого утра.

— Так и есть. Просрал полтинник на ровном месте. После процента я бы мог жить спокойно два месяца. Ты, только вдумайся! Два!

— Успокойся, Ретро справится. Этот нелюдь как белая ворона. Главное, чтобы конкуренты не успели раньше.

Я притормозил, пропуская вереницу фугов волочивших куда-то огромную железную цепь. Они обливались потом и выглядели как колбаски на пару.

— Я верю в Ретро, но, слушай, в доме Либуля мы даже обои сорвем, понятно?

— Это ты кому говоришь? — Хо подалась вперед и положила руку мне на плечо. — Смотри не надорви спину, когда будешь тащить ванную.

Она помолчала, уткнувшись лбом в спинку моего кресла.

— Не пьешь? — глухо спросила она.

— Нет. А ты?

Глупый вопрос. Обычно Хо начинала поддавать с самого утра. К зависти многих алкоголиков, оливы способны подавлять признаки опьянения. Но только не моя Хо. Пока они с шефом принимают должников, она волевыми усилиями не позволяет себе упасть лицом в столешницу. Но как только палочник уходит, секретарь надирается до состояния портового грузчика, помноженного на два. Ей нравится состояние полной расслабленности.

— Нет необходимости.

В Заразе стало сумрачно как на черно-белой пленке. Я буквально чувствовал, что за моей спиной плачет олива.

— Си умер.

Я уже догадался об этом. Женщина оливов может оставаться трезвой дольше суток только в двух случаях: либо она хочет стать матерью, либо ее муж — умер. Впрочем, есть и третья возможность: закончилось все бухло в мире.

— Мне жаль. Правда. Мы ведь с ним почти подружились.

Хо зарыдала в голос. Кажется, она долго сдерживалась и теперь, рядом со мной, человеком, который был для нее так же прост, как и близок, раскрыла все шлюзы.

Я дал ей выплакаться. Моим вниманием завладел угольный тяжеловоз, который не желал пропускать Заразу вперед, а сам — еле, гад, плелся. Я резко вывернул руль и прибавил скорости. Мимо пронеслась пара тормознувших гарзонцев. Они показали мне вслед, что думают о лонгатах. К сожалению, не до конца: их спугнул тягач, везущий болванки.

«Тр-у-у-у», — заревело чудовище.

— Вчера утром, — Хо вытирала глаза рукавом комбинезона. — Я ничего никому не сказала. И сама решила не паниковать. Думала, что просто ушибла его. Может упала неудачно. Он был просто бледным. А сегодня почернел. Он теперь как большая противная родинка.

Наверное, мне все-таки нужно внести некоторую ясность в происходящее.

Мужчины олив — это крохотные паразиты размером с яблоко. Во время заключения «брака» они присасываются к телу невесты и принимаются сосать кровь. Со временем глотка жениха полностью срастается с плотью, которая его кормит, и он становится молчаливым придатком. Внешним органом для осеменения. Каждый день он впрыскивает в кровь носителя гадость, от которой у мамы-оливы в животике завязывается еще один паразит. Куда более вредный.

И вот тут мы подходим к проблеме беспросветного пьянства городских оливок.

Крепкий алкоголь глушит папочек, так что они не в состоянии исполнять свой супружеский долг. И, вероятно, убивает то, что они успевают впрыснуть. Если б не «Лучшая Доступная» Хо постоянно ходила бы с пузом, как и все ее товарки. Существуют, конечно, специальные препараты, но их цена значительно превосходит покупательскую способность большинства девчат. Понятно, для чего это сделано. Алкогольные пошлины сами себя не отчислят. Реклама бухла занимает почти всю поверхность «рабочки».

Вот так.

Точно неизвестно, почему сильный пол олив превратился в похотливых клещей. В мифологии этого народа есть легенды о целой эпохе некой Болезни. Оливы, предположительно, подхватили ее, сожрав какое-то зараженное животное. Или совокупившись с ним. В любом случае, они совершили ошибку. Болезнь уродовала женщин и серьезно влияла на развитие мужчин. Со временем последние стали вырождаться, пока не превратились в комки несамостоятельно плоти. Все, что они теперь могут, это вести жизнь насекомого, ползая по земле и стенам, пока не найдется свободный носитель.

Бытует шуточная версия, дескать бабы оливов были настолько злое…ми тварями, что самостоятельно загнобили мужчин до такого состояния. Матриархат и все дела. Не знаю, не знаю. Кхм, учитывая, сколько их живет в борделях, к мужчинам оливки относятся вполне терпимо. Во всяком случае городские.

— Извини, что-то я раскисла, — Хо деликатно высморкалась в платок у себя на шее. — Это мой первый муж, так что…

— Понимаю, — мягко сказал я.

До сих пор не могу точно выразить насколько это странно, заниматься сексом с женщиной на глазах ее мужа. Пускай глаз как таковых у него и нет, ведь они исчезают за ненадобностью… Ну, хорошо, заниматься сексом в присутствии мужа. Люди по-разному относятся к человечности оливов мужского пола, некоторые и вовсе считают их животными. Для меня это было неважно. Когда мы втроем только начинали, я всячески избегал смотреть под левую грудь Хо: чаще всего папочки присасываются именно туда.

— Слушай, насчет Ки… — я постучал пальцами по рулю.

— Остановись, — грубо прервала меня Хо. — Нам было хорошо вместе, но эта дура не понимает, что алкоголь — средство, а не цель. Тема закрыта.

— А-ке, — буркнул я, ощущая постыдную радость.

— Теперь мне ходить с трупом под сиськами, — хмуро проговорила олива. — Пока не отвалится. А потом все по новой. Йа найба ку мама та, дор ка ну дин ну!

Хо выучила родной язык специально, чтобы поддерживать связь с корнями. Когда она переходит на него, лучше к ней не приставать.

Я и не собирался.

Мы ехали в молчании. Несмотря на то, что Сэт приказал нам не отвлекаться, я притормозил у ларька, торгующего печеной картошкой. Палочник, разумеется, имел ввиду, что б мы с Хо не начали заниматься любовью, укрывшись в каком-нибудь переулке за мусорными баками: он хорошо знал этих похотливых отсталых, ведомых одними лишь инстинктами. Как будто у нас обоих сейчас было настроение попыхтеть. Другое дело — среднее ведерко Клуб-Клубня.

Я вел одной рукой, пользуясь тем, что Хо была подавлена и не способна меня критиковать. О, Леди, это было божественно. Картошка — вкусовая бомба матери-природы. Моя изжога сразу испарилась словно кто-то потушил огненное озеро нежнейшей сливочной пеной.

На выезде из города подозрительный ГО-шник проверил мои документы и спросил, куда я направляюсь. Я, по привычке, соврал, что еду забирать хозяина. ГО-шник, по привычке, сделал вид, что поверил. Ехать по автостраде было — одно удовольствие. В небе парило несколько зловещих дирижаблей черного цвета — дешевое, но эффективное средство наблюдения, освобождающее реплики вертолетов для серьезной работы. Значит, свободовцы нам здесь не угрожали. Мое настроение значительно улучшилось. Кажется, неудачи все-таки дали мне передохнуть. Я даже замычал мотивчик утренней песни.

На въезде в «Благоприятный» маячил спешно собранный блокпост. Это было ожидаемо после утренних «неприятностей». Я выругался. О том, чтобы проехать внутрь поселка на битой Заразе не могло быть и речи. Наверняка этим ребятам выдали список номеров, которые встречались в «Благоприятном». И приглашения ни от кого из жителей у меня не было. Что ж. Оставалось только гнать в объезд. Насколько я понял, господин Либуля, буквально жил в лесу, или на полях за ним. То есть, далеко за границей поселка.

Я подметил проселочную дорогу, ведущую примерно в нужном направлении, и свернул на нее.

— Какого… — Хо пристегнула ремень. — Сейчас не время, Сам-сам!

— Успокойся, — призвал я. — Либо так, либо мы застрянем с касками часа на четыре, пока Сэта не привезут сюда на вертолете и он лично не скажет, что мы — его игрушки.

Оливка заметила блокпост и тоже не постеснялась в выражениях.

Некоторое время мы блуждали в лесу, изредка останавливаясь и ругаясь над старой потрепанной картой окрестностей, пока, наконец, не нашли единственное верное направление. Больше дому господина Либули находится было просто негде.

Горючка таяла. Я нервничал. В конце концов, впереди наметился участок, расчищенный от деревьев. Похоже, раньше тут пытались организовать вырубку, но дело, почему-то, не задалось.

Тогда я увидел дом господина Либули. И причину, по которой фуг хотел, чтобы мы увезли его подальше и дали спрятаться в канализации.

Признаться, у меня возникла ровно такая же мысль.