Глава 7

К базе подошли на закате солнца, осторожно, прислушиваясь, с оружием наизготовку. Лейтенант проверил первую насторожку-гранату. На месте. Можно смело шагать в своё расположение.

– Таня, за мной след в след. Ноги поднимай высоко, не волоки по земле.

Они не спеша прошли опасную зону. Расслабились. Дома!

– Поужинаем горячей кашей. Чай сварим в трофейном котелке. – Костя быстро развёл костер из припрятанных сухих веточек осины. Огонь быстро взялся под самым котелком, который повар пристроил на деревянном тагане. К огню придвинул вскрытые банки. Вскоре вода в котелке вскипела, Костя заварил мятой, иван-чаем, собранным у родника.

– Прошу к столу, моя орлица, – широко улыбаясь, сказал Костя.

– Удачу, может, шнапсом обмоем?

– Давай, за Победу! Только такие обмывки в крайнем случае. Особого нервного стресса у нас пока не было. Мы почти не рисковали, хотя риск в борьбе всегда есть.

– Но я впервые из снайперской винтовки прикончила фашистов. Это важное для меня событие.

– Наливай! С удачей!

– За Победу!

Они выпили граммов по сто шнапса. Он им показался слабым против ста граммов фронтовых. Принялись утолять голод.

– Костя, я заметила, ты так быстро ешь, не торопись. Кто тебя гонит?

– Время, Танюша, время. Мне, точнее нам, надо очень многое совершить. Привычка тоже торопит. Пацаном, помню, поесть некогда было. Всё куда-то спешил, в учебке за столом – считанные минуты…

Неожиданно лейтенант насторожился, жестом руки приказал Тане замереть. Шли двое. Слышно, как чавкает под ногами мокрая трава. Лейтенант подхватил пулемёт, скользнул за заминированную линию. Вскоре Таня услышала окрик:

– Стой! Кто идёт! Руки вверх!

– Окруженцы.

– Какого полка?

– Новобранцы из стрелкового, номер не знаем.

– Где полк?

– От него остались рожки да ножки, – зло ответил щуплый белобрысый боец, с виду похожий на подростка, переодетого в армейскую форму, с неумело намотанными обмотками.

– Выходит, рожки это ты, а ножки – твой напарник? Смотрю, у вас и оружия нет. А документы?

– Солдатские книжки пока при нас.

– Покажите, да опустите руки, я вижу, у вас в штанах уже что-то накопилось под моим прицелом. Как вы на меня вышли?

– Случайно. Лёха, рядовой Шелестов, почуял запах тушёнки и дымок. У него нюх как у собаки, – ответил щуплый, – а мы голодные как волки зимой.

– Он не ошибся. Идите за мной, но след в след, если жить хотите.

– Что, мины? Откуда они здесь?

– Отставить разговоры, но прежде я вас обыщу. Нет ли у вас кинжалов. Ты, рядовой Шелестов, подошёл ко мне, руки назад.

Долговязый и такой же белобрысый, как первый боец, с печальными провалившимися светлыми глазами, одетый в широченные галифе и такую же просторную гимнастерку, висевшую на нем как на колу, Шелестов сам вытащил из обмоток штык и ручкой вперёд подал лейтенанту. Костя быстро обшарил бойца. Больше ничего не было, кроме ложки, спрятанной в тех же обмотках.

– Второй рядовой, ко мне.

– У меня тоже штык, возьми, лейтенант. Накорми, падаем от слабости.

– За мной!

Лейтенант не повел гостей в своё убежище, а приказал сесть на краю балки под другой сосной, а сам пошёл и принёс одну банку с кашей и немного сухарей.

Ели быстро и жадно. Для двоих – только заморить червячка.

– Стоп-стоп, с голодухи надо есть медленнее, прожевывать пищу.

Лейтенант участливо смотрел на пацанов, прикидывал их возраст.

– Через два часа дам ещё. А теперь рассказывайте, кто вы, где воевали. Книжки я вижу новенькие.

– Нигде мы не воевали, – уныло рассказывал щуплый боец Фёдор Осинин. – До передовой не доехали, попали сначала под обстрел штурмовика, но дружно дали залп из винтовок, он отстал, и вскоре попали под танки. Смяли две машины нашей роты. Хорошо лес рядом оказался, мы с Лёхой успели в нём скрыться.

– Где это было?

– А бес его знает, везли какой-то Локоть оборонять.

– Локоть – это наша станция, – подала голос Таня, прячась до времени за деревьями.

– Где же ваши винтовки?

– На кой ляд такая тяжесть, если ни патронов, ни харчей нет. Себя-то едва тащим от голодухи.

– Да как же вы посмели бросить личное оружие?

– Мы не бросили, сначала отстреливались, пока патроны были и сержант с нами живой. Лёха одного с засученными руками автоматчика завалил. Сержанта в грудь ранило, он у нас на руках умер. Тащили по лесу метров сто. Слышим, стонать перестал. Опустили на землю, а он – мертвый. Мы документы вытащили и ушли дальше, потому что в нашу сторону стреляли, видно, за нами гнались. Патронов у нас всего два подсумка было, расстреляли, потому винтовки оставили в приметном месте. Если надо, принесём.

– Очень надо. Куда шли?

– На юго-восток к своим.

– Почему не на восток?

– Немцев там больно много. На Москву гады прут, а на юге тише. Шли и на сбитый тот самый штурмовик наткнулись.

– Вот как, его сильно повредило от взрыва?

– Сильно. Пилот на ветках дерева болтается. Тухлятиной несёт.

– Вы можете место найти? Мне компас нужен. У пилота на руке наверняка был, а может, в кабине цел остался.

– Мы шибко не рассматривали, побоялись, вдруг тут немцы окажутся. Утекли сразу.

– Да, смелости у вас хоть отбавляй! – с усмешкой сказал лейтенант. – Стреляете-то хоть метко?

Парни нерешительно пожали плечами.

– Что же мне с вами делать? Обучать стрельбе – патронов мало и времени нет. Балласт. Только часовыми пока будите, а дальше – посмотрим.

– Разрешите спросить, товарищ лейтенант?

– Разрешаю.

– Вы-то сами кто будете и что на уме?

– Я, как ты заметил, лейтенант, пехота. На уме – одно, бойцы. Драться!

– Сколько же вас в отряде, коль пулемёт имеете и кашу с сухарями?

– Пока это секрет. Поживёте, покажете себя надежными бойцами, узнаете. А сейчас отыщите в балке место посуше и отдыхайте, набирайтесь сил. Ночью, возможно, в караул встанете. До ветру ходите вот по этой прогалине, след в след, иначе взорвётесь.

Бойцы испуганно переглянулись.

– Разрешите отдыхать?

– Отдыхайте, вот вам банка каши и горсть сухарей. Костёр жечь запрещаю.

Лейтенант проследил, как бойцы спустились в балку, отыскали сухое место, принялись есть.

Таня вышла из укрытия, спросила:

– Что ты о них думаешь? И как с ними поступишь?

– Не подарочек. Я допускал встречу с окруженцами, но с обстрелянными бойцами, а эти зеленые, как огурцы. Словом, пока обуза.

– Жалко мальчишек. Им всего по восемнадцать. Самая пора влюбляться, за девчонками ухлёстывать, а они чуть не погибли. Как же наши командиры такую зелень в бой на танки бросают?

– Тут ты, конечно, права. Они младше нас с тобой в совокупности на три года.

– Как это? – не поняла Таня.

– Тебе девятнадцать скоро, мне – двадцать. Попробую бойцов чему-нибудь обучить.

– Ты обещал из меня сделать снайпера.

– Мы с тобой уже прошли толковые уроки. На твоём счету подбитый мотоцикл. И два фашиста, если не считать твою стрельбу из траншеи по наступающим немцам.

– Мне бы не мешало пулемёт освоить.

– Он тяжеловат для тебя, восемь кило, автомат легче.

– Ты как великий чемпион Поддубный, постоянно с пулемётом – качаешь мышцы.

– До Ивана Поддубного мне далеко. Он с тростью пудовой постоянно ходил. Но все-таки. Садись-ка мне на руки, – Костя присел, вытянул руки, сложил ладони вместе, – прошу!

– Что это будет? – смеясь сказала Таня.

– Ты садись.

Она села, и Константин поднял девушку на уровень груди на вытянутых руках. Таня замерла, с восторгом глядя на парня, и серебристо засмеялась.

– Впечатляет?

– Ещё бы! Уронишь! – Она соскочила с рук и бросилась целовать милого. Он принял поцелуи, одернул гимнастерку и сказал:

– Так на чем мы остановились? На автомате. Он легче, к нему и дисков больше. Пулемётные диски надо экономить, особенно зажигательные патроны.

– Ты же говорил, что калибр патронов одинаков.

– Одинаков, но зажигательные только к пулемёту. Надо сходить к машине, обшарить вокруг до сантиметра. Может, где какой ящик завалился. Мы тогда хватали, что на глаза попадало. Оттуда к самолёту двинем. Компас позарез нужен, а может, в планшете пилота карта сохранилась, коль его взрывом выбросило на сосну.

– Вот с парнями и сходим.

– Я не возражаю.

– Мне очень хочется сбегать к траншее, глянуть, что там осталось. Но боюсь трупов.

– Ты же медик.

– Видеть поле боя – всегда жутко. Медик тоже сердце имеет, не каждый выдержит зрелище с обилием трупов. Сразит кого угодно.

– Похоронная команда немцев уже поработала. Стаскали в траншею и засыпали землей. Они боятся инфекции.

– Верно, каску надо на братскую могилу поместить, чтоб не бесследно исчезла братская могила.

– Так и сделаем. А теперь пошли отдыхать. Укроемся накидкой, чтоб ветки на нас не глазели. У нас же должен быть медовый месяц!

– Костя, милый, любимый! Ты такой приятный, я даже не подозревала – что это и есть высшее наслаждение – быть любимой и любить! Но я боюсь забеременеть. И прошу тебя: давай реже.

Костя расцеловал свою царицу, соглашаясь с её словами, но просьба его одернула. Ведь Таня права, беременная женщина, хоть и любимая, – это такая обуза для борьбы!

Он серьезно задумался. Они оба столь молоды и столь не искушенные в любовных делах, что выхода не видели. Единственное, воздерживаться. Ведь он на войне, а не в доме отдыха с милой во время медового месяца, откуда поедут домой к маме. Он всё прекрасно понял и сердцем, и умом, но его терпеливая душа как-то неприятно сжалась, притемнилась светлая сторона, как эта тёмная часть суток.

– Костя, не хмурься. Я все же медик и кое-что знаю об этих делах, только слушай меня – и всё будет в порядке.

– Слушаюсь, товарищ санинструктор! – как можно бодрее сказал Костя, чтобы не напугать любимую своим мрачным настроением. – Пойду гляну, как там бойцы устроились?

Бойцы, прижавшись друг к другу, мертвецки спали. Лейтенант не стал их будить, вернулся в свой грот.

– Спят, – тихо сказал Костя, – набродились, наголодались. Пока это балласт. Но посмотрим, каков у них дух!

Загрузка...