Эстебан затаил дыхание. Таких механизмов он ещё не видел. Это и механизмом-то было трудно назвать. Внутри не было ни шарниров, ни колёсиков, ни шестерён. Только плоская зеленоватая плашка, а на ней — металлические точки и полоски. Эти полоски соединяли некоторые точки между собой. Правда, вся плашка была покрыта изрядным слоем пыли, так что разобраться было довольно тяжело.
— Эстебан, — апчхи! Извини! — у меня есть такая маленькая пушистая кисточка, — заговорила Долорес, — ею можно стряхнуть эту ужасную пыль. Может, тогда ты сможешь лучше понять…
— Да, спасибо, Долорес.
Девушка тихо удалилась. Эстебан в растерянности рассматривал хронометр. Даже если убрать отсюда всю пыль, он всё равно не поймёт, что это за точки и полоски. Что же делать? Ведь на него надеются друзья. Может, эта вещь нужна для дальнейшей борьбы с Братством.
Появилась Долорес, неся изящную кисточку с рукояткой из кости хоботонса.
— Дай-ка сюда, — она протянула руку за хронометром.
Эстебан неохотно отдал прибор. Долорес осторожно подула на плашку. Пыль взметнулась белым облачком, и молодые люди снова расчихались. Потом они, осторожно орудуя кисточкой, очистили от пыли прибор.
— Ну как? — благоговейно спросила Долорес. — Так лучше, правда?
— Мда, безусловно, — ответил Эстебан.
Ему не хотелось признаваться ей, что он всё равно ничего не понимает. Девушка смотрела на него с уважением, и Эстебану казалось, что если он признается в своей некомпетентности, то это тепло и уважение улетучится из глаз Долорес.
Что же делать? Посоветоваться ему было не с кем. Никто из Гильдии оружейников не должен узнать об этом приборе. Значит, обратиться к их опыту и находчивости не представляется возможным.
Есть другой вариант — написать письмо друзьям. К примеру, разыскать того же неугомонного Фергюса, честного Фокси, отважного Хоуди. Но что Эстебану в этих письмах, если каждое из них подвергнется жёсткой цензуре? Нет, в письмах ничего нельзя писать. Так можно погубить и себя, и Долорес, и всех товарищей.
Эстебан лихорадочно размышлял. Ему казалось, что мысли, как птицы в клетке, бьются внутри его черепа. Возможно, так оно и было, а может, его лицо отражало все переживания, потому что Долорес вдруг произнесла:
— Эстебан, я думаю, что ты никогда в жизни не сталкивался с такой штукой.
— Откуда ты… То есть почему ты так решила?
— Мне кажется, — тихо продолжила Долорес, — что никто на Сариссе с этим не сталкивался. У нас такого не бывает. Понимаешь, мой отец, хотя и запрещает людям интересоваться всякими волшебными или просто необычными штучками, сам большой их любитель. Он покупает то зелья, то амулеты, то ещё что-то в этом роде. Так вот я тоже интересовалась в своё время его покупками. Никогда не попадалось ничего подобного.
— Ты уверена?
— Абсолютно. Это артефакт, совершенно не характерный для Сариссы.
Эстебан с удивлением посмотрел на Долорес.
— Ну, в жизни бы не подумал, что легкомысленная девушка из аристократической семьи может так рассуждать!
Долорес улыбнулась, посчитав это комплиментом:
— Я понимаю, что тебе сейчас трудно, ты скрываешь эту вещь, тебе не к кому обратиться. Но, Эстебан, послушай, если ты не будешь спать по ночам, ты никогда не придёшь к разгадке.
Она мягко забрала прибор из рук оружейника.
— Пойдём спрячем его не в твоем столе, а у меня среди украшений. Никому и в голову не придёт искать его там.
Так они и поступили. Хронометр уютно устроился среди браслетов, серёг и пуховых подушечек. А когда Эстебан собрался пожелать Долорес спокойной ночи, та лёгким движением руки остановила его. Эстебан непонимающе взглянул на неё. Долорес загадочно улыбалась.
— Что? — растерянно спросил Эстебан.
— Не уходи, — попросила Долорес.
Эстебан замер. А Долорес продолжила:
— Останься сегодня со мной.
Сердце оружейника заколотилось. Возле прекрасно отполированного зеркала оплывала ароматная свеча.