Объяснение без слов

8

Погода стоит как по заказу: небо чистое и головокружительно синее, предзакатное солнце ласкает теплом. Однако мое настроение никак не соответствует природной благодати. Я вся напряжена, и кажется, еще немного — и сбегу отсюда.

— Начнем с самого простого, — говорит Виктор спокойным звучным голосом, — и с самого важного. Познакомься с лошадью, погладь ее по бокам, поговори с ней. Это тебе не железная коробка на колесах, а живое существо с почти человеческой душой.

Удивительно, но, когда я беру из мешка пучок травы, подаю его лошади и она, внимательно взглянув на меня мудрыми глазами, осторожно берет угощение теплыми бархатными губами, у меня в груди зарождается новое неизведанное чувство. Присматриваюсь к волшебному созданию пристальнее и, еще толком не зная его, начинаю понимать Уилфреда, Виктора и даже Селену…

Весь вид молоденькой чалой кобылы говорит о воле, о возможности оторваться от благ сумасшедшего цивилизованного мира и соединиться с природой. Поеживаюсь, ловя себя на том, что меня на минуту покинул страх увидеть Уилфреда и Селену.

Виктор негромко смеется. Вздрагиваю и заглядываю ему в глаза, пытаясь определить, знает ли он, о чем мои мысли. Его взгляд по-особому весел.

— Нравится? — спрашивает он, проводя рукой по волнам лошадиной гривы.

— Очень, — признаюсь я, и мои губы сами собой растягиваются в улыбке. — Странно, что никогда прежде меня не посещала мысль приехать сюда. А ведь… — спотыкаюсь, — Уилфред не раз звал меня с собой.

— Рад, что она сумела тебя очаровать, — говорит Виктор, будто не услышав моих последних слов. — Что ж, давай попробуем посидеть в седле?

Меня охватывает радостная дрожь. Представляю себя скачущей верхом, и кажется, что мне по плечу любая проблема. Виктор только собирается сказать что-то еще, но его голос заглушает заливистый лай.

— Черт! Опять этот пес. Столько шуму от него!.. — Он смотрит на меня странным напряженным взглядом, берет меня за руку и сжимает ее. Неужели не помнит, что я не боюсь собак? — думаю я, поворачивая голову.

Пес, серо-тигровый бульмастиф, мчит рядом с всадниками, непрерывно лая.

— Ишь ты, какой грозный, — тихо говорю я, улыбаясь. Виктор сильнее сжимает мою руку. Недоуменно смотрю на него и замечаю в его взгляде не то сострадание, не то предупреждение. Объятая неприятным предчувствием, снова поворачиваю голову и смотрю на наездников. Краски у меня перед глазами чуть блекнут, и идет кругом голова. Вцепляюсь в руку Виктора мертвой хваткой.

— Спокойно, — шепчет он, с невозмутимым видом отворачиваясь к кобыле. — Не показывай, что тебе больно.

— Да… — едва слышно отзываюсь я.

Наездники, приближаясь к нам, сбрасывают скорость. Их двое, мужчина и женщина. Мужчина — мой Уил. Или уже не мой? Он — на мускулистом вороном коне с блестящей, точно атлас, шерстью и вьющейся рыжевато-черной гривой. Женщина — Селена. Она — на горделивой буланой кобыле.

— Выше нос, — не оглядываясь на меня, шепчет Виктор.

Спохватываюсь и стараюсь казаться если не бодрой, то хотя бы спокойной.

Наездники останавливаются футах в десяти от нас. Тормозит и бульмастиф, не прекращая лаять.

— Буль! — громко, звонко и строго кричит Селена. Ее властно-звучный голос раскатывается по всему ипподрому. Собираясь с духом, окидываю ее беглым взглядом. В глаза бросаются гордая посадка головы, короткие черные волосы и капризно сложенные губы.

Остального я не успеваю рассмотреть, ибо тут же перевожу взгляд на Красавца. Я в таком состоянии, что не могу и предположить, чего от себя ожидать. Знаю, что надо вынести это испытание достойно, но в ужасе сознаю, что не уверена, по зубам ли мне оно.

Меня спасает умница Виктор.

— По-моему, ты ей тоже понравилась, — как ни в чем не бывало говорит он.

Вспоминаю про свою новую гривастую знакомую, про то, что мы приехали сюда вместе с Виктором, и про то, что я еще не сидела в седле. Медленно поворачиваю голову и смотрю на лошадь. Виктор незаметно для Уилфреда и Селены подмигивает мне и утешительно кивает. Я немного успокаиваюсь.

— Откуда ты знаешь, понравилась или нет? — спрашиваю на удивление ровным голосом.

Виктор смеется.

— Я вижу это по ее глазам. Но осторожнее! У них, как у людей, настроение, бывает, меняется.

Ухитряюсь улыбнуться.

— Привет! — кричит Виктор Уилфреду и Селене, будто между прочим отпуская мою руку, которую до сих пор крепко сжимал. Ему удается обставить все так, будто он заметил их раньше, но был слишком занят мной, поэтому не сразу переключил на них внимание. — Селена, ты опять со своим неугомонным телохранителем?

— Он без меня не может, — лениво-самодовольным тоном отвечает Селена.

Я глажу по боку чалую лошадку и чувствую, что она неким таинственным образом придает мне сил. Кажется, что ее чуткое сердце, точно волшебный радар, улавливает мои страхи и смятение и специально для меня излучает спасительное тепло.

Слышу, что Уилфред спрыгивает с Красавца, но не поворачиваюсь. Он почти беззвучно усмехается, но я тотчас понимаю, что это усмешка от удивления и досады.

— Джуди?

У меня перехватывает дыхание. Взываю к сверхсилам о помощи, медленно поворачиваю голову и с полуулыбкой смотрю на Уилфреда.

— Здравствуй, — произносит он, пытливо в меня вглядываясь. — Что ты здесь… делаешь?

Суматошно придумываю, что ответить, но мне на выручку, не подозревая об этом, приходит Селена.

— Это что, и есть та самая на редкость просвещенная Джуди? — спрашивает она, легко спрыгивая с лошади.

Слово «просвещенная» и насмешливый тон больно жалят меня, но вместе с болью приходит злоба, а она позволяет безбоязненно взглянуть зубоскалке в глаза.

Красива ли она? Скорее, нет. У нее довольно крупный нос и пухлые щеки, а рот маленький, почти бантиком, какие были в моде в начале прошлого века. Однако держится она так, будто ничего более прекрасного, чем ее лицо и изгибы фигуры, не существует на всем белом свете. Порой это действует на окружающих сильнее неземной красоты.

Уилфред, не обращая на Селену внимания, делает несмелый шаг в мою сторону и повторяет вопрос, в котором я слышу нотки не то надежды, не то раскаяния.

— Откуда ты здесь?

Пожимаю плечами.

— Взяла и приехала. — Смотрю на Виктора. Он ободряюще мне улыбается. — С другом.

Лицо Уилфреда заметно напрягается, взгляд становится холодным, губы чуть кривятся в едва заметной пренебрежительной улыбке. Красавец поводит на него глазами и, будто в знак солидарности с хозяином, высоко вскидывает голову.

Виктор кладет руку мне на плечо, а чалая лошадка бросает на меня задумчивый и мудрый взгляд. Я чувствую, что не одинока в этом более чем щекотливом положении, и незаметно вздыхаю.

— Джуди стало интересно, почему люди так привязываются к лошадям. И для диссертации это важно: индеец навахо лучше сам умрет, чем оставит в беде любимого жеребца. — Виктор подмигивает мне и принимается ласково перебирать лошадиную гриву. — Она хотела найти другое место, но я уговорил ее поехать сюда. — Он пожимает плечами и улыбается широкой светлой улыбкой.

Уилфред смотрит на него с плохо скрываемой ненавистью. Виктор этого будто не замечает. Я в странном состоянии. Чувствую себя подобием привидения. Кажется, что я вернулась к любимому после смерти, но не могу ни обнять его, ни даже прикоснуться к нему. Мысль, что мне надлежит играть роль (какую — я так толком и не определилась), гнетет меня и пугает.

Селена выступает вперед и протягивает руку в перчатке. На ее лице самодовольство и уверенность в том, что любой ее поступок верен и всеми одобряем.

— Будем знакомы — Селена.

Неохотно пожимаю ее руку, ничего не отвечая. Пес вьется у ног хозяйки, то и дело задирая голову и взглядывая на нее. Кажется, возрази ей хоть полусловом, и он тут же вцепится тебе в глотку.

— С кем будешь соревноваться? С Уилфредом или с Виктором? — смеясь темными глазами, дерзко спрашивает Селена.

Виктор поднимает руку.

— Она ни с кем не собирается соревноваться.

Селена смеется.

— А почему ты каждый раз отвечаешь за нее? Самой ей что, не хватает слов?

Виктор приоткрывает рот, намереваясь что-то сказать, но я опережаю его:

— Самой ей просто жаль растрачивать слова попусту!

Селена удивленно округляет глаза.

— Получается, мы с Уилфредом для тебя — пустота?

Да, верно охарактеризовал ее Виктор: языкастая и любит скандалить. Во мне вскипает гнев, но я не поддаюсь на провокацию и отвечаю не сразу, чтобы не поставить себя в еще более глупое положение. Сначала глубоко вздыхаю.

— Про вас с Уилфредом я даже не упомянула, — произношу бесстрастным уверенным голосом.

— Как твоя диссертация? — вдруг спрашивает Уилфред таким тоном, словно колкостей Селены вообще не слышал.

Его глаза слегка прищурены, губы поджаты. Он кажется взволнованным, оскорбленным и уязвимым, хоть и старательно прячет чувства.

У меня, оттого что он заводит со мной беседу, на мгновение замирает сердце. Молясь о том, чтобы она обернулась воссоединением, тщательно раздумываю, что ответить, но в голову не приходит ничего такого, что можно было бы развить до серьезного разговора.

— Диссертация? Гм… хорошо. Все почти готово!

— А не страшно тебе было, а, Уил? — спрашивает Селена, смелым жестом кладя руку ему на пояс. С раздражением отмечаю, что слово «было» она особенно выделяет. — Жить с такой образованной и башковитой? Если женщина умнее мужчины, недалеко до трагедии.

Уилфред нетерпеливо убирает с себя ее руку, даже не глядя в ее сторону. У меня возникает чувство, что она для него все равно что назойливая муха: отделаться от нее не получится, можно лишь привыкнуть к надоедливому жужжанию и время от времени отгонять нахалку подальше. Это дарит мне надежду, но я не слишком обольщаюсь. Кто их знает? Может, у них такие странные отношения?

— Как себя чувствует Лаура? — спрашивает Уилфред, не сводя с меня глаз.

Я тоже смотрю на него и не насмотрюсь. Мы оба растеряны, сердиты и вместе с тем будто только сегодня познакомились друг с другом и в эти самые минуты возгораемся чувствами.

— Лаура в порядке, — говорю я, вспоминая, что не звонила ни сестре, ни матери вот уже несколько дней, и давая себе слово, что сегодня же исправлю ошибку.

Уилфред кивает и улыбается несмелой улыбкой. Замечаю краем глаза, что Виктор уходит вместе с чалой лошадкой в сторону. Милый, добрый друг! Что бы я без него делала?

Селена придвигается недопустимо близко к Уилфреду и почти прикасается грудью к его локтю. Он по-прежнему не видит ее и смотрит лишь на меня.

— Если не ошибаюсь… — начинает она с таким видом, будто слышать собственный голос доставляет ей удовольствие.

— Селена! — внезапно кричит Виктор, отойдя на приличное расстояние и остановившись. — Селена, можно тебя на минутку? Надо кое-что обсудить.

Ее широкие черные брови недовольно изгибаются. Кажется, она не может взять в толк, как какой-то там Виктор Лойд смеет ее окликать.

— Чего тебе?

— Иди сюда — объясню! — кричит Виктор.

— Я занята, неужели не видишь? — отвечает Селена звучным голосом.

— Это важно, — не унимается Виктор. — Я совсем забыл сказать.

— Сам подойди! — негодующе фыркнув, восклицает Селена.

— Прокатимся? — предлагает мне Уилфред, указывая на Красавца.

Мое сердце в ликовании подпрыгивает. Киваю.

— С удовольствием!

Я сижу перед Уилфредом, а он держит меня одной рукой за талию. По-моему, таких счастливых минут мне не выдавалось сотню лет. Мы дышим, кажется, одним дыханием. И не можем насытиться близостью друг друга.

Сначала Красавец двигался быстрым шагом, потом перешел на рысь, потом на галоп. Я все боялась, что нас нагонит Селена, все ждала, что за спиной послышится ненормальный лай ее невоспитанного Буля, но, судя по всему, Виктор сумел так заговорить ей зубы, что она либо на время забыла о нас с Уилфредом, либо потеряла нас из вида.

Приезжаем туда, где нет ни лошадей, ни наездников, и Уилфред останавливает Красавца. С минуту сидим молча. Я, смакуя тепло родных рук на своей талии, почти не дышу. Сердце Уила бьется так громко, что я слышу его стук. Быть может, его разгорячила езда. Или… встреча со мной. Правды мне не узнать — задавать столь глупые вопросы я не намерена.

Наконец он осторожно убирает руки, спрыгивает с Красавца, берет меня за пояс, с легкостью снимает с лошадиной спины и ставит на землю.

— Катание окончено? — спрашиваю я, стараясь, чтобы голос звучал шутливо.

— На время, — отвечает Уилфред, скверно прикидываясь спокойным.

Он о чем-то напряженно размышляет. Хотела бы я знать, о чем. Мы за пределами ипподрома, на бескрайнем зеленом поле. Упоительно пахнет травой и свободой. Задумываюсь о том, что для совершенного счастья мне не хватает единственного: уверенности в том, что наша с Уилом история продолжится.

Пускаюсь усердно придумывать, о чем заговорить, но боюсь промахнуться и затронуть такую тему, которая вновь заведет в тупик. Чувствую на себе пристальный взгляд Уилфреда. Такое ощущение, что он чего-то ждет от меня. Чего? Надеется, что я стану расспрашивать его о Селене? Захочу выяснить, с ней ли он и серьезно ли это? Меня, разумеется, волнует этот вопрос. Однако я не хочу заводить речь об этой самовлюбленной язве. И слишком соскучилась по Уилу. Отравлять выдавшиеся минуты наедине с ним беседами бог знает о ком у меня нет ни малейшего желания.

Бредем бок о бок прочь от ипподрома. Уилфред ведет за собой Красавца, а тот на ходу щиплет свежую травку. От желания взять Уила за руку у меня пощипывает в кончиках пальцев. Сжимаю их в кулак, чтобы не свалять дурака. Я ведь не могу знать, хочет ли того же самого Уил. Не исключено, он просто ошеломлен моим внезапным появлением здесь или даже намерен поговорить о чем-нибудь неприятном. Например, попросить меня скорее забрать свои вещи.

Поеживаюсь, прогоняя эту мысль прочь. Нет, если бы он мечтал отделаться от меня окончательно, то не пригласил бы на эту прогулку и не волновался бы, как подросток. С другой же стороны, если он, подобно мне, тайно мечтал о новой встрече, почему тогда ни разу не позвонил?

От предположений и вопросов у меня снова кружится голова. Велю себе хотя бы минутку ни о чем не гадать, а наслаждаться тем, что есть. В это мгновение Уилфред прочищает горло и спрашивает:

— Как тебе здесь?

Смотрю на него. В его глазах отражается многообразие чувств. Определить, что это за чувства, несмотря на то что я так хорошо его знаю, совершенно нет возможности. Только теперь замечаю, что он выглядит утомленным и что белки его глаз испещрены красными прожилками. Слишком много работает, недосыпает, думаю с болью в сердце, по давней привычке ясно чувствуя его усталость. Уилфред вздыхает.

— Почему не отвечаешь? — тихо спрашивает он, устремляя взгляд вдаль. — Не хочешь со мной разговаривать?

— Нет, что ты, — растерянно отвечаю я. — Просто задумалась… Ты о чем-то спросил?

— О том, как тебе здесь нравится, — напоминает Уилфред.

Ах да! По сути — ни о чем. С тем же успехом он мог осведомиться, по вкусу ли мне сегодняшняя погода. Или задать любой другой бессмысленный вопрос — из тех, что так помогают людям, которым не о чем друг с другом беседовать, но ради приличия необходимо перекинуться фразой-другой. Меня охватывает разочарование, которое тут же сменяется злостью. Мы неизвестно из-за чего расстались, не виделись и не общались почти полмесяца, наконец-то снова встретились, а он спрашивает, как мне здесь.

— Да, тут просто красота! — с преувеличенным восхищением восклицаю я. — А лошади…

Внезапно умолкаю. Ловлю себя на том, что по некой странной причине не могу дурно отзываться о лошадях или неискренне расхваливать их лишь для того, чтобы выразить недовольство. Оглядываюсь на величественно невозмутимого Красавца и вдруг понимаю, что хочу познакомиться с ним и его братьями-сестрами как можно ближе, стать им подругой. Меня охватывает странное предчувствие: кажется, что моя жизнь вскоре коренным образом изменится. Какие глупости!..

Растерянно смотрю на Уилфреда, который внимательно за мной наблюдает и, кажется, знает, о чем я думаю.

— А лошади — это, оказывается, одно из самых удивительных земных чудес, — задумчиво договариваю я.

Взгляд Уилфреда озаряется радостью. Кажется, подобных слов он и ждал все это время или даже всю нашу совместную жизнь. Не знаю, как так происходит, но я вдруг оказываюсь в его крепких головокружительно знакомых и при этом почти неизведанных объятиях. Наши дыхания снова сливаются, губы прикасаются к губам…

Я вдруг будто заново рождаюсь. По мне мощной волной растекается тепло, я вновь чувствую радость и жажду жизни, в душе словно распускаются нежные цветки яблонь, и все вокруг, хоть у меня и закрыты глаза, будто становится выразительнее и прекраснее.

Уил! — поет сердце. Как я жила без него? Почему не сознавала, что просто быть с ним — и так предел мечтаний? Как смела выискивать в наших отношениях изъяны, неужели и в самом деле была готова расстаться с ним из-за отсутствия какой-то бумажки, подтверждающей нашу преданность друг другу?

Губы Уилфреда, секунду назад целовавшие меня с такой ненасытностью и страстью, вдруг замирают, еще прикасаясь к моим губам. Мне делается страшно. Жду, что последует дальше, в нестерпимом напряжении.

Он медленно отстраняется. Мы оба смущенно потупляемся и отворачиваемся друг от друга.

Молчим, но я уже чувствую, что грядет нечто неизбежное и ужасное. Пускаюсь убеждать себя в том, что это лишь мои глупые выдумки. Тут Уилфред заговаривает негромким резковатым голосом:

— Значит, ты теперь будешь здесь частой гостьей?

Теряюсь. Что на него нашло? Ведь поцелуй был такой невообразимо прекрасный!.. После подобного запрещено устраивать разборки. Можно лишь взяться за руки и идти бок о бок всю оставшуюся жизнь. Увы! Мы не в фильме, снятом для безнадежных романтиков, а во все той же предельно нелогичной земной жизни.

— Или у тебя это так? Нечто вроде пустого каприза? — спрашивает Уилфред.

Легкая насмешливость, звучащая в его голосе, оскорбляет меня, но я стараюсь держать себя в руках. В конце концов, я знала, что если нам суждено встретиться и побеседовать, значит, этот разговор будет отнюдь не простым.

— Нет, это не каприз, — отвечаю, стараясь говорить как можно более ровным тоном. — Виктор же тебе объяснил… — Развивать эту мысль не решаюсь. Виктор, стремясь помочь мне, прибег к хитрости, а Уилфреду ничего не стоит выяснить, что это ложь.

Он усмехается, садится на землю, срывает травинку и принимается крутить ее в руках. Я взглядываю на Красавца, который все так же величественен и невозмутим, вздыхаю и тоже сажусь, вполоборота к Уилфреду и на таком расстоянии, что нам друг до друга не достать даже вытянутой рукой.

— Виктор объяснил, — повторяет он, издевательски копируя мои интонации. — Интересно, что ты в нем нашла. На мой взгляд, эти его идиотские улыбочки и вечная необоснованная радость просто-напросто отвратительны!

Меня это задевает. Улыбки Виктора ничуть не идиотские!

— Странно, что ты так долго водила меня за нос, — произносит Уилфред, глядя на горизонт. — Давно могла сказать: у меня другой.

Что? Не верю своим ушам. Он сам предложил расстаться, можно сказать, отбросил меня, как смятый фантик от съеденной конфеты, а теперь пытается повернуть все так, будто мы разбежались по моей вине!

— Я понятливый, — добавляет Уилфред, прежде чем я успеваю вымолвить хоть слово. — Сразу оставил бы тебя в покое.

Разъяряясь, вскакиваю на ноги.

— Ты хоть понимаешь, что несешь? — злобно кричу, вся сотрясаясь.

Он даже не поворачивает головы.

— К сожалению, понимаю.

— Ты точно тронулся умом! — выпаливаю я.

Он фыркает.

— Тронешься тут!

— Намекаешь на то, что я во всем виновата? — уже не понимая, с чего мы начали и к чему идем, распаляюсь я.

— А ты бы предпочла считать себя самой невинностью? — внезапно поворачиваясь и опаляя меня гневным взглядом, спрашивает Уилфред.

Еще чуть-чуть — и я точно расплачусь. Я так долго готовилась к этому вечеру, так мечтала об этой встрече, а самое главное, так поверила в этот глупый поцелуй, что возвращаться в неприглядную действительность просто невыносимо.

— Честное слово, я не понимаю, что ты имеешь в виду, — старательно удерживая слезы, громким шепотом произношу я.

— Очень странно, — отвечает он. Его несколько надменный тон убивает меня.

Смотрю на него сверху вниз, содрогаясь от отчаяния. Неужели он не скучал по мне? Неужто ему не жаль убивать этот дивный вечер на гадкую ругань? Чего-чего, а бессмысленных выяснений у нас с ним за всю совместную жизнь было раз-два и обчелся. Я всегда так этим дорожила…

— Зачем ты… повез меня сюда? — спрашиваю я чуть дрожащим голосом. — Зачем… поцеловал?

Уилфред опускает голову и произносит грустным голосом:

— Не знаю…

Стою, не имея понятия, что делать. Может, следует подскочить к нему, обвить его шею руками и повторить поцелуй? Или сначала попросить, чтобы он попонятнее объяснил, в чем меня подозревает? Или обернуть всю эту нелепую беседу в шутку?

Он внезапно поворачивает голову и презрительно прищуривается. У меня ёкает сердце.

— А вообще-то… я знаю. Знаю, для чего повез тебя сюда и для чего поцеловал! — выпаливает Уилфред, обвинительно указывая на меня пальцем. — Мне захотелось убедиться в том, что ты была и остаешься порочной.

— Что?! — в ужасе вскрикиваю я, задыхаясь от столь незаслуженно нанесенной обиды.

— То! — кричит он, встряхивая головой и краснея. Ей-богу, я никогда прежде и подумать не могла, что он бывает таким. Мою грудь сковывает страх. — Ты была со мной, но бессовестно встречалась с ним! А теперь ты вроде бы с ним, но не раздумывая поехала со мной и не без удовольствия позволила себя поцеловать!

— Ненормальный! — воплю я, трясясь от обиды и злости. — Ты точно ненормальный!

— Станешь тут ненормальным! — кричит Уилфред, поднимаясь на ноги. — Знаешь, я безумно рад, что расстался с тобой! — говорит он, снова в воздухе тыча в меня пальцем. — Не то ты бы до гробовой доски морочила мне голову!

— Замолчи! — визжу я, затыкая уши и проклиная ту минуту, когда мне пришло на ум явиться на ипподром.

Он с чувством собственного достоинства вспрыгивает на Красавца. Я не верю, что все это происходит наяву, а не в кошмарном сне.

— Дорогу назад найдешь? — с издевкой спрашивает Уилфред, уже поворачиваясь в сторону ипподрома.

— Ненавижу тебя! — кричу я, вся трясясь и отчаянно сжимая кулаки.

Он ударяет коня в бока и скачет прочь.