Объятия смерти

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Рорк проигнорировал требование Евы ехать в полицейское управление и повез ее в принадлежа­щий ему отель, где для них уже были приготовлены апартаменты. Ева слишком устала, чтобы спорить, и это доказывало Рорку, что он прав. Ей нужно было время, чтобы прийти в себя.

Оставив Рорка расплачиваться с коридорным, она прошла через огромную гостиную в таких же раз­меров спальню и уже раздевалась, когда он вошел.

– Я хочу принять душ. Мне нужно… смыть с се­бя грязь.

– Потом тебе нужно будет поесть. Что бы ты хо­тела?

– Я не знаю. – Ева мечтала только о горячей во­де и душистом мыле. – Пока мне ничего не хочется.

– Ладно, я буду в соседней комнате.

Рорку тоже требовалось побыть одному. Долго сдерживаемая ярость угрожала вырваться наружу. Только теперь он понял, почему Ева всегда прини­мает душ, горячий, как кипяток, – потому что ей в детстве долго приходилось мыться холодной водой. Рорк надеялся, что ей больше никогда не придется дрожать от холода, как она дрожала в комнате, до такой степени наполненной страшными призрака­ми прошлого, что он, казалось, сам видел их.

Вид Евы, вновь переживающей тот ужас, кото­рый она так часто переживала во сне, делал его бес­помощным, наполнял бешенством. Этот ублюдок бил и насиловал собственную дочь, собираясь про­давать ее другим подонкам. Какой бог создает подобные существа и позволяет им издеваться над не­винными детьми?

Подстрекаемый бушевавшим в нем гневом, Рорк сорвал рубашку, подвесил боксерскую грушу и ата­ковал ее голыми руками. С каждым ударом злость усиливалась, распространяясь по всему телу, словно рак. Груша была для него лицом отца Евы, которого он никогда не видел, потом стала лицом собствен­ного отца. Черная пелена ненависти туманила ему зрение. Он наносил удары, обдирая до крови кос­тяшки пальцев.

Когда груша сорвалась с привязи и отлетела к стене, Рорк обернулся в поисках другого объекта для избиения и увидел Еву, стоящую в дверях. На ней был белый гостиничный халат, а щеки казались почти такими же белыми.

– Мне следовало догадаться, что ты будешь ис­пытывать, оказавшись там. – В голосе Рорка слы­шался ирландский акцент, появляющийся, когда он терял над собой контроль. Тело его блестело от пота, руки кровоточили. – Я не знаю, что мне делать, что сказать тебе.

Когда Ева шагнула к нему, он покачал головой.

– Нет, сейчас я не могу к тебе прикасаться. Я сам не свой. Чего доброго, я переломаю тебя пополам.

Ева остановилась, понимая, что переломать по­полам Рорку хочется вовсе не ее.

– Я забыла, что тебе это причиняет такую же боль, как и мне. Прости.

– Я хотел бы его убить, но он уже мертв. – Рорк разжал кулаки. – Я отдал бы все свое состояние, чтобы вырвать его сердце из груди, прежде чем он посмел к тебе прикоснуться! Но теперь ничего не поделаешь.

– Нет, Рорк, не говори, что ты ничего не мо­жешь сделать. Большую часть моей жизни я держала все это глубоко похороненным. За прошедший год я вспомнила о своем детстве куда больше, чем за все предыдущие годы, потому что ты был рядом, и я на­шла в себе силы взглянуть в лицо прошлому. Не знаю, смогу ли и захочу ли я когда-нибудь вспом­нить все. Но после сегодняшнего дня я понимаю, что это необходимо. Ведь прошлое никогда не ис­чезнет, Оно здесь. – Ева прижала руку к груди. – Оно внутри меня и будет при каждой возможности откусывать от меня по кусочку. Но я смогу это вы­держать, потому что ты рядом и все понимаешь. Когда ты смотришь на меня, я чувствую, что сумею вынести все, что угодно. – Она подошла к нему, об­няла за плечи и положила голову на грудь. – Только будь со мной.

Рорк спрятал лицо в ее волосах, чувствуя, что гнев по капле выходит из него.

– Ева…

– Только будь со мной. – Она скользнула ртом по его щеке и нашла его губы.

Рорку показалось, что все внутри его раскрылось ей навстречу. Он поднял Еву на руки, держа ее, как нечто редкое и драгоценное, понес в спальню, где яркое солнце струилось сквозь стекло, и положил на мягкое покрывало кровати. Его руки, только что колотившие боксерскую грушу, были ласковыми и нежными.

Ева притянула его к себе, поглаживая ему спину. Она любила ощущать вес Рорка, его запах и вкус. Тепло струилось по ее коже, проникая внутрь и слов­но заставляя кости плавиться.

Рорк распахнул халат Евы и провел пальцами по обнаженному телу, с радостью наблюдая, как румя­нец возвращается на ее лицо.

– Ты такая красивая!

– Вовсе нет.

– Сейчас не время спорить с мужчиной. – Он коснулся ее груди и почувствовал, как она затаила дыхание. – Глаза как старинное золото, мягкие губы, упрямый подбородок. Мне так нравится эта ямочка…

Рорк заставил Еву ощущать себя красивой и чис­той. Когда он проник в нее, то увидел в ее глазах слезы.

– Нет! – Рорк прижался щекой к щеке Евы. – Не плачь!

– Я плачу от счастья. Неужели ты не понима­ешь, как это чудесно? – Она улыбалась, хотя слезы текли по ее щекам. – Ты сделал меня красивой…

Потом они молча лежали в объятиях друг друга. Рорк ждал, что руки Евы обмякнут и она заснет, но этого не происходило.

– Если не хочешь спать, поешь, – предложил он, целуя ее волосы.

– Я не устала. Мне нужно выполнить работу, ради которой я здесь нахожусь.

– Только после еды.

Ева хотела возразить, но вспомнила, как выгля­дел Рорк, молотя злополучную грушу.

– Тогда закажи что-нибудь полегче. – Она взя­ла его руку и посмотрела на костяшки пальцев. – Ничего себе! Придется этим заняться.

– Я уже давно так не расшибал руки. – Он со­гнул пальцы. – Хотя это всего лишь царапины.

– Было бы разумнее сначала надеть перчатки.

– Но это не произвело бы такого расслабляюще­го эффекта.

– Неужели, чтобы расслабиться, нужно обяза­тельно превратить что-нибудь в месиво голыми ру­ками? – Ева повернулась к нему. – Наверное, это заложено в нас – мы оба происходим от людей, по­грязших в насилии. Но в отличие от них мы не срываем злобу на окружающих. Ты когда-нибудь ударил ребенка?

– Господи, конечно, нет!

– А тебе приходилось бить или насиловать жен­щину?

Рорк сел в кровати.

– Иногда у меня возникает желание поколотить тебя. – Он шутя ткнул ее кулаком в подбородок, а потом серьезно посмотрел ей в глаза. – Я понимаю, что ты имеешь в виду. Ты права. Мы не такие, как они. Что бы они с нами ни делали, им не удалось вы­растить себе подобных.

– Мы создали себя сами. А теперь создаем друг друга.

Рорк улыбнулся:

– Хорошо сказано.

– Они даже не дали мне имени. – Ева печально вздохнула. – Раньше это заставляло чувствовать себя никому не нужной. Но теперь я рада, что они не повесили на меня свой ярлык. И рада, что смогла приехать сюда. Но сейчас я хочу переговорить с мест­ными полицейскими и уехать. Я хочу вернуться домой до ночи.

Рорк склонился к ней.

– Значит, мы вернемся.

Они вернулись в Нью-Йорк достаточно рано, чтобы заявление Евы о необходимости поехать в по­лицейское управление звучало достаточно правдо­подобно. Правда, она не думала, что Рорк этому по­верил, но он не стал возражать. Возможно, он пони­мал, что сейчас Еве нужна работа, нужна атмосфера, напоминающая ей о том, кто она такая.

Пройдя мимо каморки Пибоди, Ева потихоньку скользнула в свой кабинет, заперла дверь и села за стол, где день за днем заполняла бумаги, размышля­ла, сортировала данные, вела всевозможные перего­воры. Это было ее место. Даже не подходя к окну, она знала, какие там можно увидеть улицы, здания, транспорт, обычный в это время суток…

Внутренняя дрожь, которую Ева изо всех сил старалась скрыть от Рорка, понемногу успокаива­лась. Она находилась там, где ей следовало быть, де­лала то, что должна была делать. Кто знает, была бы она здесь, если бы не терзавшие ее кошмары? Воз­можно, стремление жить ради жертв преступлений родилось в ней когда-то из-за того, что она сама была одной из этих жертв.

Как бы то ни было, пришло время браться за ра­боту. Ева позвонила Мире и договорилась о встрече. Выйдя из своего кабинета так же бесшумно, как во­шла туда, она направилась в кабинет Миры.

– Я боялась, что уже не застану вас.

Мира указала на один из удобных стульев со спинкой в форме совка.

– Я уже собиралась уходить. Хотите чаю?

– Не беспокойтесь, я ненадолго. – Но Мира уже достала чашки, и Ева подчинилась необходи­мости пить ее любимый цветочный чай.

– Вы бы, конечно, предпочли кофе, – сказала Мира, не оборачиваясь, – но для разнообразия мо­жете выпить и мой чай. Кофеином всегда успеете накачаться позже.

– Меня удивляет, как вы умудряетесь продер­жаться на этом травяном отваре.

– Все зависит от того, чего требует ваш орга­низм. Цветочный чай успокаивает меня и придает энергии. Возможно, мне так только кажется, но это почти одно и то же. – Мира повернулась, протяги­вая Еве чашку.

– Иными словами, вы только убеждаете себя, будто заряжаетесь энергией, и вам это удается?

– Можно сказать и так.

– Любопытно. У меня есть новые данные о Джулианне Данн, и я хотела сразу вам их сообщить. Не думаю, что у нас имеется много времени, прежде чем она нанесет очередной удар. Я говорила с ее от­чимом…

– Вы ездили в Даллас?

– Вернулась оттуда час назад. Хочу сразу все вам рассказать. О'кей?

Мира слегка изогнула брови.

– Хорошо.

Ева передала содержание беседы с Паркером, ог­раничиваясь только фактами, потом перешла к раз­говору с Чаком Спрингером.

– Первый человек, с которым у нее была сексу­альная связь, – парень одного с ней возраста. Он первый отверг ее, и, судя по всему, Джулианна этого не забыла. Больше никому она такую роскошь не позволяла.

– Тем не менее, она выбирала в качестве жертв людей типа своего отчима, а не Спрингера, – заме­тила Мира. – Очевидно, потому, что была убеждена в своей способности их контролировать. Они прида­вали ей уверенность в себе и увеличивали ее банков­ский счет. Но Джулианна наказывала Спрингера каждый раз, когда была с другим мужчиной. «Смот­ри, что я могу получить! Я в тебе не нуждаюсь!» Со временем Спрингер стал для нее больше символом, чем конкретным обидчиком. Все мужчины лжецы, слабаки и ничтожества, которыми движет только секс.

– А ее не раздражало сознание того, что ею, в сущности, движет то же самое? Мира одобрительно кивнула:

– Разумеется. Вы хорошо ее понимаете. Сприн­гер сказал, что его первая попытка порвать с ней оказалась неудачной, и после этого они продолжали заниматься сексом. Думаю, именно тогда Джулиан­на убедилась, что секс является ключом ко всему, и мужчина не в силах от него отказаться. Она переста­ла злиться и начала использовать эту слабость в сво­их целях.

– Я тоже так думаю, но для меня сейчас важно определить, кого Джулианна выберет следующим. Я просканировала степень вероятности Паркера, Спрингера и Рорка. Паркер и Спрингер идут вро­вень, а Рорк отстает от них более чем на двадцать процентов. Но вашему мнению я доверяю больше, чем компьютерному.

– Едва ли это будет Спрингер. Джулианна мо­жет играть с ним, как кошка с мышкой, но пока убивать не станет. Ее отчим? Возможно, но думаю, с ним она тоже повременит. Он был первой настоя­щей победой Джулианны, ее орудием. Она прибережет его на потом. – Мира поставила чашку. – Ду­маю, несмотря на результаты сканирования, это бу­дет какой-то человек здесь, в Нью-Йорке. Она еще не покончила с вами, Ева. Не исключено, что на роль следующей жертвы она наметила Рорка.

– Мне тоже так кажется. Я буду держать Рорка под наблюдением. Это выведет его из себя, но он переживет. Спасибо. Простите, что задержала вас.

– А с вами все в порядке?

– В общем, да. Конечно, было нелегко, но я смогла пройти через это и кое-что вспомнила.

– Вы мне расскажете?

Обе прекрасно понимали, что Ева здесь не толь­ко по профессиональным, но и по личным причи­нам.

– Я вспомнила, что чувствовала, когда убивала его. Вспомнила этот прилив первобытной злобы и ненависти. Они еще живут во мне, но теперь я знаю, что могу их контролировать. Я поняла, что убить его в тот момент было для меня единственным спосо­бом выжить. – Ева встала. – А если вы считаете не­обходимым подвергнуть меня официальному тести­рованию, то я не соглашусь.

Мира не сдвинулась с места.

– Неужели вы думаете, что, зная вас и понимая ваши обстоятельства, я воспользуюсь вашим дове­рием, чтобы лишить вас значка? Мне казалось, на­ши отношения стали более близкими и вы меня тоже хорошо знаете.

Ева услышала обиду и разочарование в ее голосе.

– Простите. Очевидно, это подействовало на меня сильнее, чем я думала. – Она прижала ладони к вискам. – Мне просто нужно успокоиться и со­средоточиться на работе… Он тренировал меня! – вырвалось у нее. – Тренировал, чтобы продавать другим мужчинам. – Она медленно опустила руки и посмотрела Мире в глаза. – Вы это знали?

– Подозревала. Ему было бы гораздо легче и дешевле перебираться с места на место без вас. Он считал, что вы все равно никуда не денетесь и будете приносить ему прибыль. Судя по тому, что вы смог­ли мне сообщить, ваш отец не был обычным педофилом. Он все время имел связи со взрослыми жен­щинами, и, насколько нам известно, вы были един­ственным ребенком, которого он насиловал. Если бы ему просто требовались дети, он мог бы находить их, не таская одного из них постоянно за собой.

– Он держал меня взаперти, приучая к мысли, что я от него полностью завишу, что без него мне будет еще хуже. Привязывал меня к себе страхом, побоями, наказаниями за малейшую провинность, а иногда мелкими подачками.

– Но ему за все эти годы так и не удалось привя­зать вас полностью, – заметила Мира.

– Тем не менее, он даже теперь не отпускает меня, – отозвалась Ева. – Мне приходится жить с этим – и Рорку тоже. Его это угнетает, может быть, даже больше, чем меня. Нет, не подумайте, у нас все хорошо, но… такое нелегко выбросить из головы.

– Хотите, чтобы я поговорила с ним?

– Да. – Ева почувствовала, что ее напряжение стало ослабевать. – Это было бы неплохо.

Вернувшись в свой кабинет, Ева добавила заме­чания Миры в файл с данными о Джулианне Данн, а потом скопировала все новые данные для своей команды и майора Уитни. Это, как всегда, помогло ей успокоиться.

Услышав шум за дверью, означавший приход очередной смены, Ева налила себе последнюю чаш­ку кофе и подошла к окну. «Похоже, на улицах будут пробки», – подумала она.

В маленьком офисе в доме напротив Джулианна Данн сидела за обшарпанным письменным столом. Дверь с табличкой «Дейли энтерпрайзис» была за­перта. Офис состоял из квадратной комнаты и убор­ной размером со стенной шкаф. Меблировка была скудной и дешевой, но она не видела причины со­рить деньгами, так как не собиралась провести здесь много времени. Арендная плата и так была непо­мерной для Джастин Дейли – ее нынешнего второ­го «я», – тем более что вода в унитазе текла, не пере­ставая, а от тонкого выцветшего ковра пахло плесе­нью.

Зато вид из окна был поистине бесценным. В би­нокль Джулианна могла разглядывать во всех по­дробностях кабинет лейтенанта Даллас.

Ева, как всегда, выглядела серьезной и сосредо­точенной. Все свои способности, ум и энергию она посвящала служению закону и порядку. Иными сло­вами, жила ради идеи – и ради мужчины. Джулиан­на считала, что при других обстоятельствах они бы могли создать отличную команду. Но жизнь сделала их смертельными врагами.

Восемь лет и семь месяцев – достаточный срок для того, чтобы изучить свои ошибки и пересмот­реть привычный образ действий. Она не сомнева­лась в своих способностях обвести вокруг пальца любого копа мужского пола. Но женщина – суще­ство куда более хитрое, а детектив Ева Даллас в осо­бенности. К тому же ей даже не хватало обычной вежливости признать победу своего противника.

Но теперь все было по-другому. Джулианна со­знавала, что изменилась, став сильнее и умнее, – в этом отношении тюрьма пошла ей на пользу. Ко­нечно, за это время Ева также набралась опыта. Однако между ними имелась одна существенная разница. Ева испытывала сострадание к жертвам, была привязана к своим сослуживцам, уважала закон и, что самое главное, любила своего мужа. Джулианна не сомневалась, что этот недостаток в почти безуп­речном механизме погубит ее. Просто еще не при­шло время.

Отложив бинокль, Джулианна посмотрела на часы и решила, что пора немного позабавиться.

В коридоре Ева столкнулась с Пибоди.

– Лейтенант! Я считала, что вы в Техасе.

– Я была там. Вернулась раньше, чем думала. Тебя ожидают свежие данные. А почему вы не в униформе, сержант? – Ева нахмурилась, глядя на черное платье для коктейлей и туфли на каблуках высотой в милю.

– Я уже не на дежурстве. Переоделась здесь. Сейчас я собираюсь к вам домой за моими родите­лями. Макнаб ведет нас на званый обед. Понятия не имею, что ему взбрело в голову, – он терпеть не мо­жет званые обеды и, по-моему, побаивается моих родителей. Что я могу сообщить ему о деле?

– Подождем до утра. Ровно в восемь соберемся в моем домашнем кабинете.

– Хорошо. Кстати, вы сейчас едете домой?

– Нет, хочу съездить на часок в Африку и погла­зеть на зебр.

– Ха-ха! – Пибоди поспешила за Евой, стараясь не отстать от нее в своих вечерних туфлях. – Я про­сто подумала, что вы, возможно, подвезете меня, раз мы едем в одно и то же место.

– Ты тоже собираешься в Африку?

– Даллас!

– Ладно, пошли. – Ева втиснулась в перепол­ненный лифт.

– Вы выглядите усталой, – заметила Пибоди, втискиваясь в кабину следом.

– Я в полном порядке. – Услышав нотки раз­дражения в своем голосе, Ева постаралась смягчить его. – Просто день был слишком насыщенным. Ты нашла время для дела Стиббса?

– Да, мэм. – Лифт остановился на шестом эта­же, и несколько пассажиров вылетели из кабины, как тугие пробки из бутылки. – Завтра я хочу вы­звать Морин на официальный допрос.

– Ты к этому готова?

– Думаю, что да. Я поговорила кое с кем из ее бывших соседей. У подозреваемой ранее была связь с мужчиной, но она прекратила ее через несколько недель после переезда в дом, где жили Стиббсы. Од­на из свидетельниц призналась, что ее нисколько не удивила женитьба Бойда Стиббса на Морин. После смерти его жены Морин готовила ему пищу, убира­ла квартиру и так далее. Вроде бы добрососедская помощь, если не смотреть глубже.

Лифт остановился еще раз, выпустив одних пас­сажиров и впустив других. Детектив из отдела нар­котиков, переодетый бомжем, шагнул в кабину в плаще, покрытом грязными пятнами, распростра­няя вокруг ужасающее зловоние.

– Господи, Ровински, почему бы вам не вос­пользоваться лестницей?

Он усмехнулся, показав желтые зубы:

– Здорово пахнет, а? Это кошачья моча, смешан­ная с рыбьим жиром. К тому же я неделю не прини­мал душ.

– Вы слишком много времени проводите под землей. – Ева дышала ртом и старалась набирать в легкие поменьше воздуха, пока они не спустились на уровень гаража.

– Черт возьми, как я теперь пойду на званый ве­чер? – проворчала Пибоди, выходя следом за Евой. – Этот запах въедается в кожу.

– Ага, проникает в поры и размножается там.

Они сели в машину и выехали из гаража, но вско­ре Еве пришлось резко затормозить на светофоре. К машине подскочил какой-то неопрятный детина и опрыскал ее ветровое стекло мутной жидкостью из пластиковой бутылки, которую он достал из карма­на грязной куртки с эмблемой команды «Янки».

– Превосходно! Должно быть, у меня день встре­чи с бомжами. – Ева выбралась из машины, когда парень стал протирать ветровое стекло грязной тряп­кой. – Это полицейский автомобиль, придурок!

– Я чищу стекло, – отозвался он, продолжая размазывать грязь. – С вас пять баксов.

– Черта с два! Убирайся отсюда, и побыстрей!

– Я чищу стекло, – повторил бродяга. – Она мне так велела.

– А я велела тебе убираться! – Ева шагнула к нему, но уловила краем глаза какое-то движение.

На другой стороне улицы стояла Джулианна Данн в ярко-красном костюме, поблескивая золо­тистыми волосами. Она улыбнулась и весело пома­хала рукой.

– Вы по-прежнему с головой в делах, лейте­нант? Кстати, примите запоздалые поздравления с повышением в звании.

– Отойди от машины, сукин сын!

Рука Евы метнулась к оружию, но в этот момент детина ударил ее тыльной стороной ладони. Поло­вина лица сначала взорвалась, а потом онемела, прежде чем Ева упала на тротуар. Она ощутила дикую боль в ребрах. Сквозь звон в ушах она слышала крики Пибоди, которой удалось заломить парню руки за спину.

– Даллас! Что случилось?

Тряхнув головой, Ева быстро поднялась.

– Данн, – с трудом проговорила она, ловя ртом воздух и доставая наручники. – На другой стороне улицы. Красный кожаный костюм, светлые воло­сы. – Правая сторона лица снова начала болеть. – Звони в управление, – потребовала она, приковы­вая запястье бомжа к дверце машины. – Нам нужна помощь.

Ева побежала через дорогу зигзагами, едва не угодив под гоночный автомобиль. Ее сопровождали гудки и ругань. Увидев в конце квартала что-то крас­ное, она помчалась по тротуару, словно демон, на­тыкаясь на прохожих, которым не хватало ума шаг­нуть в сторону и пропустить женщину, держащую в руке смертоносное оружие. Мужчина в деловом кос­тюме, разговаривающий по мобильному телефону, вскрикнул от неожиданности, когда Ева налетела на него. Он ударился о лоток, раскидав бутылки с пеп­си и хот-доги и вызвав на свою голову поток брани торговца. Ева перепрыгнула через него и побежала дальше, стараясь не обращать внимания на боль.

– Где же полиция, черт возьми? – Она выхвати­ла на бегу телефон. – Это лейтенант Даллас. Сроч­но нужна помощь. Я пешком преследую подозре­ваемую Джулианну Данн, двигаясь на север по Седь­мой улице возле Бликер-авеню. Все полицейские, находящиеся поблизости, отзовитесь! Подозревае­мая – блондинка, возраст – тридцать четыре года, рост – пять футов четыре дюйма, вес – сто пятьдесят фунтов, одета в красный кожаный костюм.

Ева спрятала телефон, проклиная толпу народу, не позволяющую ей использовать оружие. Услышав вдали звуки сирен, она прибавила скорость и находилась всего в нескольких метрах от Джулианны, когда та с усмешкой обернулась.

Сильный толчок сзади подбросил Еву вверх, точ­но камень из катапульты. Едва успев подумать: «Ка­кого черта?!» – она грохнулась на тротуар, ударив­шись затылком так сильно, что перед глазами за­мелькали звезды.

Вокруг слышались голоса, то усиливаясь, то сти­хая, словно волны прибоя. Ева с трудом переверну­лась на живот и приподнялась на локтях и коленях. К горлу подступала тошнота.

– Я сделал это! У меня получилось!

Возбужденный детский голос ворвался в ее мозг. Она моргнула и уставилась на веснушчатые лица двух мальчиков, потом моргнула снова, и два лица слились в одно.

– Все выглядело как надо, верно? Вы взлетели в воздух! – Прижимая к себе флюоресцентную доску с колесиками, мальчишка подпрыгивал от возбуждения. – Я врезался в вас, как мне велели!

Ева сплюнула кровью и поднялась на колени.

– Лейтенант! Даллас! Боже мой! – Пибоди про­билась сквозь толпу. – Что произошло?

– Этот маленький… – Ева не смогла придумать эпитет. – Со мной все в порядке. Данн движется в северном направлении. Беги за ней!

Бросив на нее испуганный взгляд, Пибоди умча­лась прочь.

Ева поманила пальцем мальчишку:

– Ну-ка, подойди сюда.

– У вас кровь как настоящая!

Его лицо снова раздвоилась, и Ева зарычала на обоих:

– Ты только что напал на офицера полиции, преследующего подозреваемого, маленький подо­нок!

Мальчик присел на корточки и понизил голос:

– Нас все еще снимают?

– Ты слышал, что я сказала?

– Где это вы научились откалывать такие трюки? Как вам удалось не расшибиться, когда вы упали?

– Сейчас я тебе покажу, как…

Ева оборвала фразу, так как у нее потемнело в глазах. Когда ей снова удалось сфокусировать зре­ние, она увидела, что на веселой физиономии маль­чишки появились страх и недоумение.

– Вы расшиблись по-настоящему или только для видео?

– Это не видео!

– Но она сказала мне, что это видеосъемка. Я должен был врезаться в вас на своей доске, когда вы побежите за ней. Она заплатила мне пятьдесят долларов и обещала заплатить столько же, если я справлюсь.

Двое патрульных пробирались сквозь толпу, при­казывая людям отойти.

– Вам нужна медицинская помощь, лейтенант?

– Вы поймали ее?

Они посмотрели друг на друга, а потом на Еву.

– К сожалению, нет. Сейчас патрули прочесы­вают местность пешком и на машинах. Может быть, мы еще ее схватим.

– Вряд ли вам это удастся. – Ева уронила голову на колени, снова чувствуя тошноту.

– Вы настоящий коп? – Мальчишка потянул Еву за рукав. – У меня будут неприятности? Мама меня убьет!

– Возьмите у мальчика показания и доставьте его домой. – Тошнота не отпускала, но Еве все-таки удалось подняться на ноги.

– Лейтенант… – Пибоди с красным вспотев­шим лицом подошла к ней, пыхтя, как паровоз. – Я ее даже не видела. Мы начали поиски, но…

– Но она испарилась.

– Вам лучше сесть. – Пибоди схватила за руку Еву, поскольку она покачнулась. – Я вызову «Ско­рую».

– Мне не нужна твоя гребаная «Скорая»!

– Но вам здорово досталось…

– Я же сказала, что не хочу никакую «Скорую»! Отпусти меня! – Ева попыталась освободиться, гля­дя, как обеспокоенное лицо Пибоди уже не двоится, а троится перед ее глазами. – Вот дерьмо… – успе­ла произнести она, прежде чем потерять сознание.