Очаровательное захолустье

ГЛАВА 8

Открыв глаза, я увидел над собой светящийся череп. Смутно вспомнив происшедшее, я понял, что нахожусь скорей всего в какой-то амбулатории, а светящийся надо мной череп — скорей всего мой, снятый на пленку и подсвеченный изнутри. Некоторое время любовался им и даже восхищался, но потом тревога посетила меня: если его тут повесили — значит, изучали, значит, не все в порядке с ним? После полученных мной в темноте ударов это немудрено. Кстати, кто же мне их нанес? И за какие заслуги? Видно, я вторгся в какую-то область тьмы, в которую не положено вторгаться? Но я же на обыкновенном лифте туда доехал! Отчаяние заполняло меня все больше. Дурак и на лифте заедет на эшафот — был про это фильм, кажется, французский.

И так я лежал в свете своего черепа, довольно мерзкого на просвет, и предавался отчаянию. Больше ничего не разглядывалось в полутьме — мерцал, кажется, какой-то стеклянный шкафчик. Вдруг скрипнула дверь, и я различил приближающийся белый халат, холодные руки на моем лице, потом, тоже холодный, блеск пенсне.

— Кто вы? — поинтересовался я.

— Профессор Мыцин.

— А!

— А вы…

Как бы половчее сказать:

— Я… племяш Зинаиды Ивановны!

— Я так и понял. — Довольно холодный ответ на мое восклицание.

— Вы знаете ее?

— Разумеется. Я ее ученик.

Тут бы и раскрыть всю душу — но он молчал.

— Ну… и как он? — Не утерпев, я кивнул на свой череп.

— Да на удивление хорошо. Никаких существенных изменений. Всего лишь несколько поверхностных гематом. Опорно-двигательный аппарат не поврежден.

— Так это, значит, большая удача? Странные эксперименты тут проводятся у вас!

— Это не у нас.

— Но в вашем же здании!

— Наше здание разнородно, — глухо произнес он весьма загадочную фразу.

— Вот хотелось бы это понять.

— Вот этого как раз не надо вам понимать! Вы что, решили уже все загадки жизни? Тайну человеческой речи? Возможность бесконечной Вселенной? Думайте над этим! И не отвлекайтесь на пустяки.

— Думаете, пора уже… о Вечном?

— Об этом — всегда пора.

— Во всем мне хочется дойти до самой жути!

— Считайте, что вы там уже побывали.

— А где же признание?

— У вас на лице.

— Но за что это мне?

— За наблюдательность.

— Но я даже не знаю, что я… наблюл.

— Думайте о чем-то приятном! А эту загадку оставьте… на конец.

— И как он… близок?

— Все зависит от вас. Второй раз в таком же виде я вас не приму. Там будут недовольны! Почему вы на семинаре не сидите, как все?

Да, умные люди — на семинарах. А я лезу куда-то. Но тем не менее не удержался, спросил:

— А что там у вас наверху? Секция слепых боксеров?

— Ну, угадали примерно. Что в стране есть у нас?

— …Народ.

— А еще что?

— Руководство? — спросил я.

Он многозначительно молчал.

— Странно они нами руководят!

— Ну почему странно? Как всегда — немножко ограничивают. Лишают кое-каких прав.

— А каких прав там лишают?

— Права видеть.

— Что?

— …Далее я умолкаю.

— Что там можно увидеть-то?

— Лучше вам этого не видеть. Второй раз, повторяю, я вас уже не приму.

Профессор вышел, но тут же снова заглянул:

— К вам посетитель.

Вошел Крот. Пригляделся в полутьме.

— О! — обрадовался я. — Значит, я не уволен? На больничном?

— Больничные платят тем, кто приносит пользу! — Крот проскрипел. — А вы только проблемы создаете!

— Кому?

— В основном себе.

— А не в основном?

— Мне.

— А еще? Тем? — Я показал вверх. — Повредили свой опорно-двигательный аппарат об меня?

— Вы, наверное, часто через стеклянные стены проходили — с большими потерями для себя?

— Почему? Для стен тоже.

— Луч света в темном царстве? — усмехнулся Крот. — Это Катерина, кажется, из «Грозы»? В Волге утопилась.

— Не, лучом света никогда не был!

— Однако проникли куда не надо! — произнес он.

— Но я абсолютно там ничего не видал. Ей-богу… Только осязал.

— Что осязали — это я вижу. Но больше осязать не хотите?

— А надо? Могу!

Крот покачал головой.

— Оптимизм ваш меня поражает.

— Это не оптимизм. Это мстительность!

— Хотите там… разобраться?

— Может, мне железную маску надеть?

— Плавки тоже железные наденьте. Я вижу, вы добросовестный человек.

— Но раз заплачено — то надо, наверное.

При слове «заплачено» Крот даже смутился — впервые видел его таким. Пришлось выводить его из неловкости.

— Да, заплачено, я имею в виду — здоровьем моим.

— Ну, я надеюсь, — Крот твердо сказал, — что это будет не единственная форма оплаты!

— Да? А что надо делать? — Теперь немножко смутился я.

— Пока — не потерять уже наработанного! — сурово произнес Крот, и мы торжественно посмотрели на череп. — Да-а-а… Наверное, вас там за снайпера приняли.

— …За снайпера? А в кого там можно стрелять?

— Оттуда много в кого можно стрелять. Потому и окна забиты!

— А-а! Понял наконец! Домик-пряник! «Странное нынче пиво»!

— О чем это вы? — изумленно проговорил Крот.

— Да так. Сложно. Поток ассоциаций. Я, конечно, не снайпер, но сволочь порядочная! Хоть и с некоторым опозданием, но правильно дали мне! Виноват я там.

— Вы, я вижу, одобряете побои? — усмехнулся Крот.

Мы снова посмотрели на череп.

— Сложный вопрос. Побои — да. Но «побойщиков» скорее нет! Боюсь, они точно не понимали, за что бьют!

— А за что?

— Однажды я в домике том… в бутылки вместо пива напбисал!

Крот слегка качнулся на стуле.

— Когда это вы успели?

— А, да еще давно.

— Как давно?

— Лет тридцать назад.

Крот снова качнулся.

— Ну у вас и память! За такой срок давности и убийство прощают.

— Смотря кто. Так что: может, еще разок поднимусь, пожму их честные руки, если, конечно, не повредили их они об меня?

— Боюсь, что если они еще раз вас встретят, то повредят.

— Что?

— …Руки. И еще кое-что. Исчезните пока.

— Так что, мне так тут и лежать?

— Да. Пока я эту тему не разработаю. Но за тему — спасибо.

— Рады стараться!

— Все! — Крот шлепнул ладонью в мою ладонь и вышел.

Сразу же вслед за ним вошел профессор.

— Это ваш друг?

— М-м-м… Типа да.

— А скажите, он не хочет вложиться в наш опорно-двигательный центр? По-моему, ему в связи с конкурсом на нефтяной терминал нужны рекламные акции?

— М-м-м… Да.

— По-моему, нет более благородного дела! — Мыцин проговорил. — А то, видите, — он почему-то с презрением показал на мой череп, — чем приходится заниматься!

А что здесь такого позорного? — я чуть было не обиделся за мой череп.

— Мы ж делали великолепнейшие операции! — воскликнул он.

Так сам же все под откос пустил! — я вспомнил рассказ Петра о реформе, которую Мыцин тут провел, из-за которой все специалисты слиняли.

Ч-черт! Важное дело мне поручил! А череп мой — я глянул на фотоснимок варит не ахти.

— К вам гость! — торжественно Мыцин объявил.

Надо же — сплошные гости! Раньше такого не было. Большой успех!

Петр вошел. Был уже в курсе всего.

— Они этот этаж ржавым железом заделали давно. Еще при Умельцыне. А там люксы для передовиков были, на крыше солярий, бассейн. Да вот беда: оттуда, оказывается, их домик за горкой видать, все его внутренности. Разве ж они могут такое допустить? Мать с этого дела уволилась и слегла. Ну суки! Значит не моги?!

— Знаешь, — сказал я, — мне лучше, когда я думаю, что это не просто так, а наказание. За то… помнишь, что мы там у них с пивом сделали?

— «Странное нынче пиво»? — усмехнулся Петр.

— Тебе, кстати, тоже причитается.

— Ну нет уж! — сказал Петр. — Да и откуда эти могут помнить про то?

— Главное — я помню.

— Ну и лежи, отдыхай тут. А я за мать им отомщу! А этаж тот, как и весь дом, на Мыцине числится — да он трухает туда ходить!

— Я его понимаю.

— Если муравьед твой их оттуда не скинет… значит, ежик он, а не бизнесмен! Ты скажи ему это!

— Попробую…

Что-то много поручений у меня!

Потом вдруг Любка пришла. Я слегка напрягся. Эта не ходит просто так.

— Да-а, ты не подарок! — бодро заговорила она. — Когда там лупили тебя как раз от меня ушел, — колоссальный смерч на море возник, всосал несколько тысяч тонн воды и в ущелье закинул!

— Думаешь — это я устроил?

— Похоже на тебя. Снегопад помнишь? Видно, эркгрегор твой — мысленный столб — до небес достает. Так что ты больше не волнуйся — а то, говорят, много птичек погибло.

— Такая трактовка моего образа мне нравится.

Что еще? Наверняка это лишь прелюдия.

— Как — работает у тебя? — вроде бы взволнованно на череп кивнула.

— А ты что — хочешь проверить?

Я же говорил!

— Да так. Ерунда. Одну вещь надо, но не к спеху, — отмахнулась как бы беззаботно.

Значит, к спеху, если к раненому пришла, не смогла дождаться выздоровления.

— Ну говори.

Мне самому интересно было проверить, работает ли мой мыслительный аппарат.

— Да тут… надо рекламу для презерватива придумать. Можешь, нет?

— …Желательная резинка!

Да, работает аппарат. Но не шибко.

— Все! — Она поцеловала меня прямо в рану и унеслась.

Эта и умирающего поднимет! Но ненадолго.

Истратив все свои умственные силы, я уснул. И не знаю, сколько спал. Может, сутки?