Очерки истории цивилизации

Глава тринадцатая Ранние царства

Давайте теперь вернемся к тому, что было сказано в предыдущих главах о развитии земледелия.

Формирование земледельческого уклада заняло длительный промежуток времени (несколько тысяч лет). Временные границы этого промежутка можно определить так: от двадцати до восьми тысяч лет назад. До этого времени человек был (сравнительно) немногочисленным существом. Это был дикарь, бродячий хищник, вооруженный примитивным оружием. Он жил небольшой семьей. Его речь была, по-видимому, еще неразвита. Все свое имущество он мог унести в руках. Его жизнь состояла из погони за добычей, из чередовавшихся периодов голода и редких моментов сытости. Человек кочевал вслед за животными, которые уходили к новым пастбищам. Жизнь человека была свободной, полуголодной, наполненной чувством постоянной опасности.

Затем человек постепенно перешел к новой жизни. Он начал выращивать для себя пищу и сохранять ее на случай голода. Он начал пасти стада животных, на которых прежде охотился, и примечать те места, где можно было найти съедобные плоды, корни и злаки. Теперь охотник не мог, как прежде, день за днем преследовать диких животных. Ему нужно было присматривать за своими (еще не совсем домашними) стадами и дожидаться всходов на делянках земли, которые он засеял. Его орудия стали лучше и совершеннее. И сразу же (примерно восемь тысяч лет назад) в отдельных регионах человек стал исключительно многочисленным существом. Ни одна человекообразная обезьяна не могла сравниться с ним по численности.

Человек начал строить для себя жилища и обзавелся имуществом. Он перестал блуждать в поисках пищи и стал трудиться, обеспечивая себя постоянным пропитанием. В его жизни решающую роль стал играть повседневный труд.

Таким образом, человек — это единственное животное, которое перешло к хозяйственной деятельности. Никакого другого хозяйственного млекопитающего природа не знает. Бобры строят запруды, делают себе логово и собирают припасы на зиму; белки также запасаются кормом; собаки зарывают кости впрок; муравьи и пчелы живут семьями и все время проводят в заботах о пропитании и сохранении жилья — но это несравнимо с хозяйственной деятельностью человека.

Во времена первобытных людей-охотников человечество еще не знало такого постоянного ежедневного занятия, которое мы могли бы охарактеризовать как труд.

Большая часть утомительной хозяйственной работы тогда, вероятно, перекладывалась на женщин. Первобытный человек не знал, что такое галантность. Во время постоянных переходов женщины и дети несли на себе всю имеющуюся у них поклажу, а в руках у мужчин, которые должны были быть готовыми ко всяким неожиданностям, было только оружие. Забота о детях также полностью была уделом женщин.

Считается, что именно женщины первыми занялись земледелием. И скорее всего это было действительно так, ведь женщинам приходилось питаться злаками и плодами, пока мужчины уходили в поисках добычи. Женщины первыми заметили, что из семян, оброненных на прежних стоянках, вырастали новые растения. Наверное, женщина первая придумала сеять зерна (как подношение племенному божеству) в надежде, что зерно позже вернется ей сторицей.

Самой ранней формой земледелия было собирательство. Люди, занятые преимущественно скотоводством, высевали злаки, чтобы через какое-то время вернуться и собрать их. Вероятно, именно в период собирательного земледелия зародилась тесная связь между севом зерна и человеческим жертвоприношением. Высеянное зерно злаков оставляли расти и созревать, человека же убивали и оставляли «присматривать» за посевами.

Самое раннее земледелие почти наверняка было лоскутным, когда вручную, без помощи специальных орудий возделывали лишь небольшие участки земли (вероятно, женскими руками). Это занятие еще не могло служить основным источником пропитания.

Человеку не понадобилось много времени, чтобы заметить, насколько выгодно было засевать те участки, которые регулярно затапливались разливами рек. Пуская свой «хлеб по водам», люди были уверены, что в изобилии получат его обратно. Вероятнее всего именно в Египте земледелие из побочного занятия постепенно превратилось в основной способ обеспечения себя пропитанием. Очевидно, не было еще другого такого места, которое могло бы приучить человека сеять зерно в определенное время года. Поначалу сев производился на заливаемых землях, а там уже было рукой подать до орошаемого земледелия, то есть до ирригации.

Однако культивация земель — это еще не цивилизация. Цивилизация — это нечто большее, чем эпизодическое выращивание пшеницы при благоприятных условиях, это прежде всего заселение территории, где земли постоянно возделываются и орошаются, где люди живут в домах по общему для всех закону, в общем городе или крепости.

Необходимым условием того, что человек эпохи неолита перешел к действительно оседлой жизни (в отличие от просто временных поселений в местах с обильной пищей) было, конечно же, надежное круглогодичное обеспечение водой, достаток пищи для людей и корма для скота, а также строительного материала для жилищ.

Нет сомнения, что подобные благоприятные условия существовали во многих европейских и азиатских долинах (вспомним уже известные нам швейцарские озерные поселения). Но нигде не существовало до такой степени выгодных условий, и нигде они не были настолько надежными и неизменными из года в год, как в Египте и в верховьях Тигра и Евфрата, а также на северном побережье Персидского залива. Здесь не было недостатка в воде, а щедрое солнце давало возможность ежегодно рассчитывать на обильный урожай. В Месопотамии пшеница, по словам Геродота, давала урожай один к двумстам. Плиний пишет, что ее убирали дважды в год, и затем оставалось еще достаточно корма для овец. В этих местах произрастало множество пальм и различных фруктовых деревьев. Что же касается строительного материала, то в Египте была глина и мягкий камень, а в Месопотамии из глины готовили кирпич-сырец, высушенный на солнце.

Попадая в такие края, человек уже не искал лучших мест и сразу же поселялся на благодатных землях. Племена становились все более многочисленными, и человек постепенно понимал, что в численности — сила. Теперь он мог не бояться случайного нападения хищника. Никогда еще в истории в одной местности не было такой плотности населения. Жилища людей становились все более прочными, диких зверей в округе истребляли. Жизнь уже была настолько безопасной, что человек мог ходить по городу или трудиться в поле, не беря с собой оружия. Люди, по крайней мере в окружении соплеменников, стали миролюбивыми. Человек «пустил корни» так, как никогда прежде до этого.

Месопотамия и Египет оказались наиболее благоприятными местами для первых постоянных поселений человека. На приведенной здесь карте показано, как они выглядели примерно шесть-семь тысяч лет назад. К этому времени долина Красного моря и восточно-средиземноморская долина уже были затоплены, но берега Аравии, и в особенности земли на юго-западе Аравийского полуострова, были в те времена значительно плодороднее, чем в наши дни. Красное море соединялось со Средиземным через существовавший тогда пролив, а Персидский залив был гораздо севернее, чем теперь.

В это же время на менее плодородных (более подверженных сезонным изменениям) землях, в лесах Европы, в Аравийской пустыне и на сезонных пастбищах Центральной Азии развивалось менее многочисленное, но более активное население. Его образ жизни был непохожим на жизнь первых земледельческих племен. Это были первые кочевые племена. В отличие от жизни оседлых земледельцев, жизнь кочевников оставалась полной опасностей и не была привязана к одному месту. Кроме скотоводства, значительным подспорьем для них по-прежнему была охота.

За свои пастбища им постоянно приходилось сражаться с другими, враждебными, племенами. Те новшества, которые появились у оседлых народов (усовершенствованные орудия труда, умение пользоваться металлами), в свою очередь появились и у кочевников.

Вслед за оседлыми племенами кочевые племена также перешли от неолитического этапа развития к этапу бронзы. С лучшим оружием в руках кочевники превратились в воинственных всадников, способных быстро преодолевать значительные расстояния.

Не стоит думать, что кочевая стадия предшествовала оседлой стадии развития человеческого общества. Первобытные племена действительно постепенно переходили из одного места в другое в поисках добычи. Но затем одна группа людей осела на облюбованных местах, а другая перешла к отчетливо кочевому образу жизни. Для оседлых племен основным продуктом питания стало зерно различных злаковых культур, а кочевники стали больше употреблять в пищу молока.

Вражда между кочевыми и оседлыми племенами была неизбежна. Кочевники казались земледельцам неотесанными варварами, а те в свою очередь воспринимали жителей плодородных долин как изнеженных и беззащитных, одним словом, как легкую добычу. Очевидно, не прекращались трения между отважными и выносливыми кочевниками или горцами, с одной стороны, и более многочисленными, но менее воинственными жителями городов и селений — с другой.

По большей части это были всего лишь набеги на пограничные области. За оседлыми племенами всегда оставался перевес в численности. Всадники могли стремительно ворваться в их селения, но не могли остаться там надолго.

Взаимная вражда длилась не одно поколение. Время от времени какому-либо вождю удавалось силой установить некое подобие единства среди кочевников. А затем сплоченная лавина всадников обрушивалась на ближайшую земледельческую общину. И жители долин, у которых не было ни оружия, ни умения воевать, оказывались беззащитными перед этой лавиной. Грабительский набег превращался в завоевание. Вместо того чтобы только увести добычу из покоренных земель, победители селились на этой земле, их добычей становилась вся земля вместе с людьми.

Городским и сельским жителям теперь приходилось трудиться на своих новых хозяев и содержать их. Вожди кочевников становились царями и повелителями, господами и знатью. Они больше не кочевали, а перенимали искусства и утонченный образ жизни у завоеванного народа. Но еще многие поколения потомков завоевателей не расставались с привычками кочевников. Они продолжали охотиться и много времени проводили в седле, теперь уже для развлечения, устраивали верховые скачки и гонки колесниц. Однако повседневный труд, особенно труд земледельца, воспринимался ими как удел побежденных, ставших низшим слоем общества.

Все это в тысячах различных вариантов стало одним из основных мотивов истории человечества, продолжаясь уже семь тысячелетий или даже более. Во всех регионах, где существовала цивилизация, первая же правильно расшифрованная древняя надпись сообщала нам о разделении неработающего класса правителей и трудящегося большинства населения.

Уже через несколько поколений новая знать перенимала образ жизни и привычки завоеванных племен и начинала поддерживать их покорность племенному закону (необходимость оседлого существования). Новый владыка — уже не прежний кочевник, грубый и закаленный. Он брал в жены женщин из покоренного племени, следил за тем, чтобы мир и взаимная терпимость установились между покорителями и покоренными. Он заимствовал у своих новых соплеменников их религиозные представления и делился с ними своими и в целом жил так, как этого требовали условия местности и общества. Однако и для былого победителя история не готовила спокойной жизни. Приходил день, и на горизонте появлялись новые волны искателей наживы из «внешнего» мира, и все повторялось сначала.

Настало время вкратце описать, как складывались цивилизации в Западной Азии (разделы 2а, 2б, 2в) и соответствующие им этапы развития Египта (3).

Последовательность, с которой чередовались возникновение поселений, нашествия кочевников, культурный подъем, новые нашествия, новый подъем и т. д., особенно наглядно можно проследить на примере междуречья Тигра и Евфрата.

Как принято считать, первым народом, который основал самые ранние города в этой части континента, были шумеры. Очевидно, они принадлежали к темноволосой иберийской или дравидской народности. Для письма шумеры пользовались глиняными табличками. Их язык удалось расшифровать. Он более всего напоминает языки кавказской группы, чем какие-либо другие из существующих языков.

Раскопки, проведенные в Эриду во время Первой мировой войны, выявили следы неолитической раннеземледельческой культуры. Ниже самого раннего шумерского слоя обнаружены остатки поселения, которое существовало еще до появления письменности или знакомства людей с бронзой. Колосья в дошумерскую эпоху жали серпами из обожженной глины.

Характерной чертой облика шумеров были бритые головы и простые одеяния из шерсти, напоминающие туники. Поначалу шумеры селились в нижнем течении полноводных рек, а также вдоль северного берега Персидского залива, который в то время более чем на сто тридцать километров находился дальше в сторону суши. Шумеры научились орошать свои поля, спуская воду по ирригационным каналам. У них были коровы, ослы, овцы и козы, но лошадей у шумеров не было. Скопления глинобитных хижин, в которых поначалу жили шумеры, постепенно превращались в города. А для своих религиозных обрядов они возводили высокие, напоминавшие башни, храмовые строения.

Глина, высушенная на солнце, играла очень важную роль в жизни этих людей. В низовьях Тигра и Евфрата почти совсем не было камня. Из глины шумеры научились делать кирпичи, изготавливать гончарные изделия и лепить фигурки, а со временем они стали писать на глиняных табличках. По-видимому, шумеры не знали бумаги и не использовали пергамента. Книги, памятные записки и даже письма они писали на глиняных черепках.

В Ниппуре в честь верховного шумерского божества Энлиля была построена величественная башня из кирпича. Вероятно, память об этой постройке сохранилась в предании о Вавилонской башне.

Шумеры, по всей видимости, объединялись вокруг отдельных городов-государств, которые многие столетия сохраняли свою независимость и постоянно враждовали между собой. Шумеры воевали против других шумеров, выступая в плотном строю, их воины были вооружены длинными копьями и щитами.

Очень долгое время никто из иноземцев не мог покорить шумеров. Но постепенно они поддались натиску семитских племен.

Первое из всех известных нам царств было основано верховным жрецом в шумерском городе Урук. Судя по одной из надписей, обнаруженной в Ниппуре, это царство простиралось от Нижнего (Персидский залив) до Верхнего (Средиземного или Красного?) моря. Память о том периоде, о первой половине эры земледелия, погребена теперь среди глинистых равнин долины Тигра и Евфрата. Именно там были возведены первые в истории человечества храмы и свои первые ритуальные церемонии совершали жрецы-правители.

Несколько столетий с шумерами торговали, воевали, совершали набеги на их поселения племена кочевников-семитов, которые в то время обосновались вдоль западных границ Шумера. Наконец, эти племена были объединены под властью одного правителя, Саргона (2750 г. до н. э.), который не только покорил шумеров, но и расширил границы своих владений от Персидского залива на востоке до Средиземного моря на западе. Его народ называли аккадцами, а царство — Шумеро-Аккадским. Оно просуществовало свыше двухсот лет.

Со времен Саргона I и до IV–III вв. н. э. продолжалась эпоха господства семитов во всей Передней Азии. Но, несмотря на то, что семиты были покорителями шумеров, и их цари правили в шумерских городах, именно шумерская цивилизация изменила примитивную культуру семитов. Пришельцы научились шумерскому письму («клинописи», как ее принято называть) и шумерскому языку. Собственной семитской письменности они не изобрели. Шумерский язык стал для этих варварских племен языком знания и власти, как латынь была языком ученых и правителей варварских народов средневековой Европы.

Шумерская ученость оказалась очень жизнестойкой. В долине двух рек ей суждено было пережить многочисленные завоевания и перемены.

Народ шумеро-аккадской державы понемногу утрачивал свою политическую и военную активность. Новые воинственные племена эламитов хлынули на царство с востока. Одновременно с запада вторглись семиты-амореи, и Шумеро-Аккадское царство оказалось словно бы в тисках.

И язык, и расовая принадлежность эламитов остаются загадкой. Их главным городом были Сузы. По мнению многих исследователей, эламиты были негроидного типа.

Амореи относились к тем же народам, к которым принадлежали Авраам и более поздние иудеи. Амореи поселились вначале в небольшом городе на берегу реки. Он назывался Вавилон. И уже через столетие непрерывных войн вся Месопотамия была под властью великого правителя Хаммурапи (2100 г. до н. э.), который основал первое Вавилонское царство.

На некоторое время установились спокойствие и мирная жизнь. Но еще через столетие на жителей Вавилонии, у которых за это время поубавилось воинственного духа, обрушились новые кочевники, имевшие лошадей и боевые колесницы. Это были касситы, установившие в Вавилоне власть своего правителя.

Выше по течению Тигра, в местности, где было изобилие не только глины, но и мягкого, пригодного для обработки камня, обосновалось еще одно семитское племя, ассирийцы. Их города-государства возникли еще в то время, когда Шумер не был покорен семитами. Среди этих городов главными были Ниневия и Ашшур. У ассирийцев была неповторимая внешность: длинные носы и мясистые губы, длинные бороды, длинные вьющиеся волосы. Носили ассирийцы высокие шапки и длинные одеяния.

Совместно с хеттами ассирийцы постоянно совершали набеги на западные окраины Междуречья. Саргон I покорил их, но затем они снова стали свободными. Некий Тушратта, правитель Митанни, государства на северо-западе Междуречья, захватил и какое-то время удерживал их столицу Ниневию.

Ассирийцы заключали союзы против Вавилона с Египтом, и египтяне оплачивали их захватнические походы. Со временем ассирийцы достигли высокого мастерства в искусстве ведения войны, и Вавилон был вынужден постоянно платить им дань. Наконец, усилив свое войско конницей и боевыми колесницами, заключив временный союз с хеттами, ассирийцы под предводительством Тиглатпаласара I захватили Вавилон (около 1100 г. до н. э.) и присоединили его к своим владениям. Однако им не удалось прочно закрепиться на этих более древних, более цивилизованных землях. Ниневия, выстроенная из камня, в отличие от кирпичного Вавилона, по-прежнему оставалась столицей Ассирии. Много столетий верховная власть царства колебалась между двумя центрами. Временами ассириец, а временами вавилонянин провозглашал себя «царем четырех частей света».

На протяжении четырех столетий экспансия Ассирии в Египет сдерживалась новыми семитскими племенами арамеев. Их главным городом был Дамаск. Современные сирийцы являются потомками арамеев. Кстати, между словами «сириец» и «ассириец» нет никакой связи. Это случайное сходство.

Через земли сирийцев ассирийцы пытались пробиться на запад, чтобы расширить свои владения. В 745 г. до н. э. к власти в Ассирии пришел новый царь Тиглатпаласар III, который распорядился переселить израильтян в Мидию (они же «десять утраченных колен», судьба которых дала повод для самых разнообразных догадок). Кроме того, он завоевал Вавилон и правил им, став основателем державы, которую историки называют Новоассирийским царством.

Его сын Салманасар IV (4 Цар., 27:3) умер во время осады Самарии. Власть оказалась в руках узурпатора. Тот принял древнее шумеро-аккадское имя вне всякого сомнения, чтобы польстить вавилонской знати, и стал править как Саргон II. Видимо, в его царствование у ассирийских войск впервые появилось железное оружие. Скорее всего именно Саргон II наделе осуществил переселение «десяти колен», которое затеял Тиглатпаласар III.

Подобные переселения разных народов из одной части ассирийского царства в другую стали одним из отличительных политических методов нововавилонских правителей. Население целых регионов, которое сложно было контролировать на родных землях, целиком перемещалось в новые, неизвестные им районы. Там, в окружении чужих, враждебных народов их единственной надеждой на выживание была полная покорность верховной власти.

Сын Саргона Синахериб возглавил поход ассирийских войск к границам Египта. Но внезапный мор охватил его армию. Это событие описано в Библии в девятнадцатой главе Четвертой Книги Царств:

«И случилось в ту ночь: пошел Ангел Господень и поразил в стане Ассирийском сто восемьдесят пять тысяч. И встали поутру, и вот, все тела мертвые. И отправился, и пошел и возвратился Сеннахирим, царь Ассирийский, и жил в Ниневии».

Чтобы затем пасть от рук своих сыновей.

Внук Синахериба, Ашшурбанипал, которого греки именовали Сарданапалом, тем не менее, довел начатое дедом дело до конца и какое-то время удерживал в своей власти Нижний Египет.

После Саргона II Новоассирийское царство просуществовало сто пятьдесят лет. Халдеи (еще одно кочевое семитское племя, пришедшее с юго-востока) при поддержке двух северных арийских народов, мидийцев и персов, объединенными силами взяли Ниневию в 606 г. до н. э. Впервые в этой истории появляются арийскоязычные народы. Они целыми племенными союзами переселялись из лесов и степей севера и северо-запада. Это были воинственные, закаленные в долгих трудных переходах племена. Часть из них повернула на юго-восток в Индию и принесла с собой один из диалектов арийского языка, который впоследствии превратился в санскрит. Другие племена двинулись на земли древних цивилизаций Междуречья.

Если раньше кочевниками-завоевателями освоенных земель Междуречья были эламиты и семиты, то теперь на полтора столетия роль завоевателей отошла к ариям. Эламиты же полностью исчезли с исторической арены.

Халдейское царство со столицей в Вавилоне (его еще называют Ново-Вавилонским царством) просуществовало при Навуходоносоре II (Великом) и его преемниках до 538 г. до н. э. и не смогло устоять перед Киром, основателем великой Персидской державы. Но история на этом не заканчивается. И уже в 330 г. до н. э., как мы узнаем позже, греческий завоеватель Александр Великий стоял перед телом убитого последнего из правителей Персии.

История цивилизаций Тигра и Евфрата, представленная здесь лишь в виде краткого очерка, — это непрерывная, непрекращающаяся цепь войн. С каждым новым завоеванием прежние правители и прежние правящие классы уступали место новым. Народы, наподобие шумерского и эламитского, оказывались поглощенными другими народами, смешивались с пришельцами, их язык исчезал из живого общения. Ассирийцы вливались в состав халдейских и сирийских племен. Утрачивали свои отличия хетты, семиты (которые поглотили шумеров). Они покорялись новым завоевателям — арийским пришельцам с севера. На месте эламитов оказывались мидийцы и персы. Один арийский язык (персидский) доминировал в новообразованной державе, пока другой арийский язык, греческий, не вытеснил его из официального обихода.

На протяжении четырех тысяч лет это новое явление — цивилизация, пустив корни в долине двух рек, словно дерево, продолжала расти. Пусть иногда его трепала буря, пусть какая-то из ветвей оказывалась отломленной, дерево росло и продолжает расти. Цивилизация, как живой организм, развивается. Может смениться доминирующий народ, может распространиться и утвердиться другой язык, но в своей основе развитие будет продолжаться.

К моменту, на котором мы остановились (330 г. до н. э.), люди уже имели лошадей и железо, письмо и счет, деньги. У них уже были гораздо более обширные знания о мире, чем те, что были у шумеров.

Время, протянувшееся между царствованием Саргона I и завоеванием Вавилона Александром Македонским, приблизительно равно времени, которое прошло с того момента до наших дней. И по меньшей мере еще столько же времени до Саргона I люди селились на шумерской земле, основывали города, поклонялись божествам в храмах, возделывали поля и жили по законам своих общин. Эриду, Лагаш, Ур, Ларса, Исин, едва возникнув, уже имели за собой историю, тянувшуюся с незапамятных времен. Половину истории человеческой цивилизации и ключи к ее основным институциям следует искать во времени до Саргона I.

События, происходившие в долине Нила, не слишком отличаются от тех, которыми отмечена история Вавилонии. Но если Вавилония была со всех сторон открыта для вторжений, Египет был защищен пустыней на западе и морем на востоке. На юге он граничил лишь с мирными негроидными племенами. Соответственно, история Египта знает меньше вторжений иноземцев, чем история Ассирии или Вавилона. Вплоть до VIII в. до н. э. (когда Египет оказался под властью Эфиопской династии) если какой-нибудь иноземный завоеватель и мог проникнуть на его территорию, то только из Азии через Суэцкий перешеек.

Трудно судить о том, насколько неолитические племена скотоводов можно считать предками более поздних египтян (много существенных отличий). Своих умерших они хоронили, но перед погребением, по всем признакам, разрезали их тела и съедали отдельные фрагменты плоти. Делалось это, очевидно, в знак скорби по умершим. Живые надеялись таким образом сохранить в себе частичку силы и доблести, которой обладали умершие.

Признаки существования подобных диких обычаев заметны и в культуре так называемых «длинных могильников», разбросанных по всей Западной Европе. А у отдельных племен черной Африки каннибализм и связанные с ним обычаи начали отмирать лишь в недавнее время.

Примерно к 5000 г. до н. э. следы первобытных народов теряются и на исторической сцене уже появляются подлинные египтяне. Их предшественники находились на начальных стадиях неолита и жили в примитивных глинобитных хижинах. У египтян же неолитическая культура достигла своего расцвета. Они умели строить дома из дерева и кирпича, обрабатывать камень. Очень быстро египтяне перешли в век бронзы. У них была своя система письменности, основанная на схематических изображениях — пиктограммах. Она была не менее развитой, чем у шумеров, но серьезно отличалась от шумерской по многим признакам.

Не исключено, что долина Нила могла заселяться выходцами из Южной Аравии, которые (через Аденский пролив) появились вначале в Верхнем Египте, а затем проникли к дельте Нила. Но их божества, их письменность, сам уклад их жизни очень отличались от шумерского. Одно из наиболее ранних известных изображений египетского божества — это фигура богини-гиппопотама. Однако этот образ несет на себе неповторимо африканский отпечаток.

Нильская глина не такая мягкая и пластичная, как месопотамская, поэтому египтяне не стали использовать ее для письма. Они достаточно рано научились изготовлять пригодные для этого свитки папируса из стеблей тростника-папируса. От его названия, кстати, происходит и английское paper (бумага).

Ассирийская клинопись наносилась на таблички особым штампом или стилем, сделанным так, чтобы оставлять угловатые отпечатки на влажной глине. Египтяне для письма пользовались кисточкой.

Общий обзор истории Египта выглядит проще, чем история Месопотамии. Периодичность в истории Египта обычно определяют по последовательности династий. Говоря о таком-то правителе Древнего Египта, указывают, к какой (первой, четвертой, четырнадцатой и т. п.) династии он принадлежал. Египтяне были окончательно завоеваны персами после того, как персы утвердились в Вавилоне. Когда же в 322 г. до н. э. Египет достался Александру Македонскому, XXXI династия перестала существовать.

Один из периодов в истории Египта известен как Древнее Царство. Началось с того, что правитель Верхнего Египта Менес (Мена) объединил Верхний и Нижний Египет. Кульминацией этого периода стало правление IV династии. Египет тогда процветал; правители-фараоны были одержимы стремлением увековечить память о себе в монументах, подобных которым ни до, ни после того человечество не знало. Это знаменитые египетские пирамиды, из которых самые значительные принадлежат фараонам именно этой IV династии: Хеопсу, Хефрену и Микерину.

Великая пирамида Хеопса имеет высоту 136 метров, а длина склона составляет 212 метров. Подсчитано, что она сложена из каменных глыб общим весом 4 883 000 тонн. Весь этот камень перетаскивался и устанавливался почти исключительно силой человеческих мускулов. Сооружение бессмысленных погребальных построек невообразимых объемов, воздвигнутых в эпоху, когда инженерная наука только зарождалась, истощило ресурсы Египта. Три долгих царствования опустошили Египет, словно долгая изнурительная война.

История Египта от IV до XV династии отмечена конфликтами между разными столицами и соперничающими религиями, разделением на несколько царств и новыми объединениями. Этот период часто называют промежуточным. Из длинного списка имен фараонов мы выделим только Пепи II, который правил дольше всех в истории человечества — девяносто лет — и оставил после себя огромное множество строений и надписей.

Около 1700 г. до н. э. с Египтом случилось то, что так часто происходило в Месопотамии: он был завоеван кочевым семитским племенем — гиксосами. Они основали так называемую «пастушескую» династию (XVI), но в конце концов были изгнаны коренными египтянами. Длившееся больше ста лет господство чужеземцев привело к всенародному восстанию. Ненависть к захватчикам сплотила египтян. За освободительной войной (прибл. 1600 г. до н. э.) последовал период усиления Египта (Новое Царство). Египет превратился в единое государство с мощной армией. Между Египетской и Ассиро-Вавилонской державами началось многовековое соперничество за контроль над ближневосточными землями.

Некоторое время преимущество оставалось за Египтом. В XV в. до нашей эры Тутмос III и Аменхотеп III (XVIII династия) правили землями от Эфиопии до Евфрата. По многим причинам этим двум фараонам принадлежит особое место в египетской истории. Они вели обширное строительство, после них осталось множество построек и высеченных на камнях надписей. Аменхотеп III заложил знаменитый храмовый комплекс в Луксоре, расширил и украсил храмы в Карнаке.

В современном египетском селении Тель-эль-Амарна, на месте прежней столицы фараона Аменхотепа IV, археологи обнаружили множество писем. Это была переписка фараонов с правителями Вавилонии, хеттов и других держав, в том числе и с Тушраттой, захватившим Ниневию. Переписка, получившая среди ученых название «тель-эль-амарнский дипломатический архив», проливает свет на политические и социальные процессы того времени.

Потом Египет пережил непродолжительное сирийское завоевание. Из последующих династий можно выделить XIX династию, к которой принадлежат Рамзес II. Он правил шестьдесят семь лет (примерно с 1317 г. до н. э. до 1250 г. до н. э.) и прославился как величайший строитель храмовых комплексов. Существует мнение, что именно он был фараоном Моисея. Представитель XXII династии фараон Шешонк приблизительно в 930 г. до н. э. совершил успешный поход против Иудейского и Израильского царств, захватил и разграбил Иерусалим, в том числе и храм Соломона.

В 670 г. до н. э. один из эфиопских завоевателей с верховий Нила основал XXV династию иноземных правителей, которая пала еще до того, как возникло новое Ассирийское царство Тиглатпаласара, Саргона II и Сенахериба, которых мы уже упоминали. Впервые Вавилония стала диктовать свою волю и на берегах Нила.

Дни египетского господства над другими народами были сочтены. На какое-то время Псамметиху из XXVI династии (664–600 гг. до н. э.) удалось изгнать иноземцев и вернуть власть египтянам, а при Нехо II даже были попытки восстановить утраченное влияние Египта в Сирии вплоть до Евфрата. В это же время халдеи и мидийцы штурмовали Ниневию.

Однако на месте Ассирийского царства возникло Нововавилонское, одним из правителей которого был великий халдейский царь Навуходоносор II (Навуходоносор Библии). Борьба с Вавилоном оказалась не под силу Нехо II. Позже мы подробнее поговорим о том, как евреи — союзники Нехо были уведены Навуходоносором в вавилонский плен.

В VI в. до н. э. халдеи не выдержали натиска персов, а затем наступила очередь Египта. В результате восстания египтянам удалось еще на шестьдесят лет получить свободу. А в 332 г. до н. э. Египет приветствовал Александра Великого как своего завоевателя. С той поры чужеземцы не переставали править Египтом: сначала греки, затем римляне, потом арабы, турки, британцы.

Сведения о начальной истории Индии окажутся еще более сжатыми даже в сравнении с нашим кратким изложением истории Египта. Развитие дравидских племен долины Ганга во многом было сходно с развитием ранних обществ в Шумере и Египте. В Северной Индии были найдены печати, имеющие близкое сходство с шумерскими. Но по-прежнему остается спорным вопрос — удалось ли раннеиндийским общинам подняться на такую же высокую ступень общественного развития, какой достигли Шумер и ранний Египет. Очевидно, что в те далекие времена Индия не знала нашествий каких-либо семитских кочевников.

Примерно во времена Хаммурапи одна из групп кочевых арийских племен, уже успевших занять северную Персию и Афганистан, через северо-западные горные перевалы проникла в Индию. Этнически эти племена были очень близки к предкам мидийцев и персов. Волна за волной вливались они на новые земли, пока не стали более многочисленными, чем все темнокожее население Северной Индии. В итоге весь полуостров Индостан оказался под влиянием ариев. Но арийские племена так никогда и не объединились. История Индии — это история междоусобной вражды отдельных царств.

Персидская империя в период экспансии, последовавшей за захватом Вавилона, смогла продвинуть свои восточные границы за пределы реки Инд. А войскам Александра Македонского удалось пройти еще дальше, они остановились на краю пустыни, отделявшей Пенджаб от долины Ганга.

Пока что ограничимся этими краткими сведениями о ранней Индии и вернемся к ее истории позже.

Одновременно с цивилизациями Индии и тех земель, где сходятся Азия, Африка и Европа, развивалась еще одна, совершенно отличная от них цивилизация. Ее территорией была когда-то плодородная, а теперь безжизненная долина реки Тарим, и склоны гор Куньлунь. По мере своего развития эта цивилизация распространялась в двух направлениях: вдоль течения реки Хуанхэ и позднее по долине реки Янцзы.

Судя по археологическим находкам, эта часть света была заселена еще в каменном веке. Обитатели неолитических стоянок мало чем отличались от современных жителей Северного Китая. У них в ходу были топоры и прямоугольные ножи из камня, а также наконечники стрел из костей, сланцев и раковин моллюсков. Они жили в деревнях и уже одомашнили свиней.

В неолитических селениях на территории Китая уже умели пользоваться гончарным кругом и изготавливать глиняную посуду, которая похожа на ту, что и теперь распространена в Китае.

Помимо археологических данных, значительным источником сведений по истории древнейшего Китая являются древнекитайские летописные своды и хроники. Несомненно, от самых своих истоков это была цивилизация монголоидной расы. Следы индоевропейского или семитского присутствия на территории Китая (датируемые временем до Александра Македонского) очень немногочисленны, не говоря уже о следах хамитского присутствия. Все эти цивилизации оставались в другом, отделенном горами и пустынями мире. По всей видимости, китайцы создали свою цивилизацию самостоятельно, без вмешательства извне.

Правда, некоторые исследователи предполагают, что могла существовать связь китайцев с древним Шумером. Особое внимание обращают на себя найденные в Хэнани образцы керамики с рисованным орнаментом. Они того же типа, что и образцы, обнаруженные во время раскопок неолитических стоянок в Центральной и Западной Азии, в Восточной Европе. Это также свидетельствует в пользу возможного, пусть и очень древнего, соприкосновения двух культур.

Конечно, и Китай, и Шумер развивались на основе почти универсальной ранненеолитической культуры, хотя долина реки Тарим и нижнее течение Евфрата разделены такими обширными преградами (горами и пустынями), что возможность миграций или взаимного общения этих двух, уже оседлых народов представляется почти немыслимой.

Гораздо более вероятно, что северная цивилизация на каком-то этапе своего развития могла встретиться с еще одной культурой, распространяющейся с юга. Хотя цивилизацию Китая можно считать целиком цивилизацией монголоидной расы, из этого не следует, что ее корни находятся только на севере. Если ее первые ростки появились в долине реки Тарим, тогда (в отличие от остальных цивилизаций, включая цивилизации индейцев Мексики и Перу) китайская цивилизация не могла вырасти из геолитической культуры.

Как отмечено в ранних хрониках Китая, наиболее многочисленными и влиятельными племенами иноземцев, которые граничили с китайцами на северо-западе, были гунны. Они говорили на одном из языков урало-алтайской семьи. Некоторые из ранних китайских императоров вели с гуннами войны.

Первых правителей Китая принято называть «пять императоров». До нас дошли самые фантастические предания и об этих императорах, и об их правлении, продолжавшемся примерно с 2700 по 2400 гг. до н. э. Затем на смену пяти императорам пришли несколько династий, известных нам по более полным и более достоверным летописным свидетельствам.

История Китая изобилует пограничными войнами и непрерывными конфликтами между кочевыми и оседлыми племенами. Подобно Шумеру и Египту, Китай на первом этапе своей истории был страной городов-государств. Многочисленные местные владыки лишь номинально признавали над собой власть императора, как это было и в Египте (но у египтян со временем появилась централизованная империя). На период раздробленности приходилось правление двух великих династий: Шан (1700–1125 гг. до н. э.) и Чжоу (1125–250 гг. до н. э.). Впрочем, если судить по сохранившимся бронзовым сосудам прекрасной и утонченной формы, относящимся ко времени правления более ранних династий, то можно смело утверждать, что высокий уровень культуры существовал еще до династии Шан.

Возможно, присущее народам Китая и Египта чувство симметрии дало основание некоторым историкам говорить о схожести начальных этапов формирования этих стран и сравнивать, к примеру, раннего императора Менеса в Египте с пятью первыми императорами Китая.

Власть первых династий была гораздо менее централизованной, чем последующих. К тому же, государственное единство, возникшее в Китае во времена династии Шан, с трудом можно было назвать политическим объединением, оно носило скорее религиозный характер. Император — «сын неба» — приносил жертвы за всех китайцев. В немалой степени единству Китая способствовали и общая для всех племен письменность и общий враг — гунны.

Последний император династии Шан, жестокий и глупый, заживо сжег себя в своем дворце (1125 г. до н. э.) после решающего поражения от У-вана, основателя династии Чжоу. По всей видимости, У-ван воспользовался народным восстанием против правления Шан, а также поддержкой юго-западных племен.

Какое-то время Китай оставался (при номинальном правлении императоров новой династии Чжоу) прежним непрочным объединением фактически самостоятельных государств. Власть Чжоу над ними в определенном смысле можно сравнить с властью римских пап над христианскими королевствами Западной Европы в средневековье. Императоры Чжоу провозгласили себя верховными жрецами и пытались контролировать местную знать. Однако все попытки наладить централизованное правление оказались неудачными. Постоянные набеги кочевников-гуннов с севера и с запада уже не способствовали росту единства и сплоченности различных китайских племен. Их правители вынуждены были самостоятельно отражать внешнюю угрозу и становились все более независимыми от центральной власти. Китай постепенно погружался в пучину междоусобной борьбы, которая получила название эпохи «враждующих царств».

Неизвестно, когда именно китайцы познакомились с железом, однако железное оружие появилось у них примерно около 500 г. до н. э., то есть примерно на триста лет позже, чем оно получило широкое распространение в Ассирии, Египте и Европе. Возможно, железо принесли в Китай с севера гунны.

Последних правителей династии Чжоу сместили цари государства Цинь. Они захватили священный жертвенный треножник, а это означало, что к ним перешло право на официальные жертвоприношения Небу за всех китайцев.

С правлением императора Цинь Ши Хуанди (что означает «первый единый желтый император») обычно связывают завершение периода раздробленности в истории Китая. Можно сказать, что ему была отведена роль объединителя китайских племен, которую на Западе мог бы сыграть Александр Македонский. Но Ши Хуанди прожил дольше, и единство, которое он установил, или восстановил, оказалось значительно прочнее, в то время как империя Александра Македонского распалась после его смерти, о чем нам еще предстоит поговорить.

Среди прочих мер, призванных упрочить внутреннее единство и порядок в стране, Ши Хуанди предпринял строительство Великой Китайской стены для защиты от гуннов. Вскоре после смерти Ши Хуанди началось массовое народное восстание, которое привело к установлению новой династии Хань.

Во времена правления Хань территория Китая значительно расширилась, выйдя далеко за пределы долины двух рек. Ханьским императорам удалось обуздать гуннов. Сами же китайцы проникли на запад так далеко, что наконец смогли открыть для себя культуры и цивилизации, отличающиеся от их собственной.

К 100 г. до н. э. китайским войскам удалось перебраться через Тибет и войти в Западный Туркестан. Караваны верблюдов, принадлежавшие китайским торговцам, направились по Великому Шелковому пути в Персию, а оттуда — дальше на запад.

Пока что на этом сделаем остановку в нашем общем обзоре истории раннего Китая. Мы вернемся к рассмотрению отличительных особенностей китайской цивилизации позже.

Посмотрим, что происходило во всем остальном мире. К северу от центров цивилизации (от Рейна до Тихого океана) нордические и монголоидные народы учились пользоваться металлами. Одни племена оседали на плодородных землях и образовывали земледельческие общины, которые потом превращались в города-государства. Другие племена, жившие на обширных равнинах, переходили от медленной миграции в поисках пищи к сезонно-кочевому образу жизни.

Южнее зоны образования цивилизаций (в Центральной и Южной Африке), у негритянских племен прогресс шел заметно медленнее, да и то, по всей вероятности, не без влияния вторгавшихся белых племен из Средиземноморского региона. Именно эти пришельцы принесли с собой умение возделывать землю и обрабатывать металлы. Пришлые племена проникали в области обитания черных племен двумя путями. Один из них — через Сахару на западе. Так двигались берберы, туареги и другие. Они смешивались с неграми и создавали такие квази-белые народности, как фула. Второй путь проникновения иноземцев лежал вдоль течения Нила (африканские леса в ту пору были значительно гуще и простирались на восток и север от верховья Нила). У некоторых живущих там племен, к примеру, угандийских багаунда, вполне может присутствовать в родословной элемент белого происхождения.

Острова Индонезии три тысячи лет назад, по всей вероятности, были населены малочисленными австралоидными племенами, находившимися еще на палеолитической стадии развития. Расселение людей в этом направлении происходило в те незапамятные времена, когда еще существовал почти сплошной путь по суше от Индонезии до Австралии. Острова Океании пока оставались необитаемыми.

Распространение племен — носителей гелиолитической культуры морским путем на каноэ по островам Тихого океана произошло значительно позже. Так, достаточно поздно был заселен Мадагаскар. Прекрасные виды Новой Зеландии также оставались недоступными человеческому взору. Высшей формой жизни на этих островах были огромные, похожие на страусов, птицы моа, ныне вымершие, и маленькие киви, птицы с едва заметными рудиментами крыльев, перья которых похожи на грубую шерсть.

В Северной Америке группа монголоидных племен оказалась совершенно отрезанной от Старого Света. Они постепенно распространялись к югу, охотясь на бесчисленных бизонов в американских прериях. Американским индейцам еще предстояло самостоятельно открыть для себя тайны возделывания земли и приручить ламу в Южной Америке.

В трех центрах — в Мехико, на полуострове Юкатан и в Перу — возникли три особенные, неповторимые цивилизации.

Когда человек достиг южной оконечности Американского континента, ископаемые животные — гигантский ленивец-мегатерий и гигантский броненосец-глиптодонт — еще водились в этих местах.

Изучение американских цивилизаций чрезвычайно важно для понимания закономерностей развития человечества. Индейцы, вплоть до момента, когда были захвачены конкистадорами-испанцами в XVI в., сумели сохранить те основные признаки первичных цивилизаций, с которыми культуры Старого Света расстались еще семь-восемь тысяч лет назад. Индейцы так и не научились обрабатывать железо. Металлургия у них была на самом примитивном уровне, а основные металлы, которые были в ходу, медь и золото добывались в виде самородков. Однако в обработке камня, изготовлении гончарных изделий, в прядении и особенно в окраске шерсти они достигли очень высокого мастерства.

Американские индейцы, как и их давние предшественники (примитивные цивилизации Старого Света), тесно связывали периоды сева и сбора урожая с человеческими жертвоприношениями. Но если в Старом Свете эти первичные общественные представления смягчились и были оттеснены множеством других, у американских индейцев человеческие жертвоприношения остались на первом месте. Образ змеи стал доминирующим во всей культовой символике этих цивилизаций.

По всей видимости, верховная власть находилась почти исключительно в руках жрецов. Вождям, которые руководили своими народами, приходилось и в дни войны, и в мирное время считаться с законами, установленными жрецами.

Астрономические познания у жрецов достигли высокой степени точности. Они рассчитали длительность года гораздо лучше, чем вавилоняне. Цивилизация майя создала свою письменность, состоящую из очень сложных знаков. Насколько нам удалось понять, письменность эта использовалась для ведения точных и сложных календарных записей, которым жрецы посвящали большую часть своих сил и времени.

Искусство индейцев майя было особенно развитым. Некоторые ученые видят сходство между наиболее простыми перуанскими и шумерскими скульптурами. Но тому, что было создано индейцами майя, нет подобного в Старом Свете. Ближе всего к барельефам майя (хотя на деле это совсем не так близко) были некоторые образцы работ камнерезов из Южной Индии. Они поражают своей исключительной силой выражения и пластикой, совершенством рисунка и мастерством.

Впрочем, изображения майя могут озадачить непривычного наблюдателя. Подчас они вызывают двойственные чувства своим подчеркнутым гротеском, какой-то безумной путаницей, условностями. Разум майя словно бы развивался в ином направлении, чем разум обитателя Старого Света; он жил другими идеями и представлениями, которые, по меркам Старого Света, конечно же нельзя даже назвать строго рациональными.

Своеобразие американских цивилизаций особенно заметно в их одержимости пролитием человеческой крови.

Целые реки крови проливались у ацтеков (в районе современного Мехико). Каждый год приносились в жертву тысячи людей. Заживо разрезать жертву, вынуть еще бьющееся сердце — это чудовищное действо составляло центральную часть ритуалов, совершавшихся жрецами. Оно доминировало над разумом и жизнью остальных индейцев. Их повседневная жизнь, сезонные празднества — все вращалось вокруг этой чудовищной идеи фикс.

Письмена майя не только вырезались на камне, но также рисовались на шкурах животных. Эти рукописи, ярко раскрашенные, имеют странное сходство с дешевыми комиксами, которые покупают современные дети в Европе и Америке. То же повторение одинаковых фигурок с вариациями, словно последовательный пересказ одной истории.

В Перу зачаткам письменности предшествовал своеобразный метод делать заметки с помощью узлов, которые вывязывались на шнурах различного цвета и формы. Говорят, что даже законы и указы можно было передавать с помощью подобного кода. Эта связка шнуров называлась кипу. Но искусство чтения кипу, по всей видимости, безвозвратно утеряно. Китайские историки сообщают, что подобный метод ведения записей с помощью узелков существовал и в Китае до того, как там появилась письменность.

Перуанцы также научились составлять карты и пользоваться счетами.

Когда испанцы появились в Америке, мексиканские индейцы ничего не знали о перуанских, и наоборот (например, мексиканцы ничего не знали о картофеле, который был основным продуктом питания у перуанских индейцев). Если и существовали какие-то связи между двумя этими цивилизациями, то они были давно утрачены и забыты. Пять тысяч лет до нашей эры шумеры и египтяне, вероятно, также мало знали друг о друге. Приблизительно на шесть тысяч лет Америка отстала от Старого Света.

Здесь, пожалуй, будет уместно упомянуть легенду о затонувшей Атлантиде. Хотя нет никаких материальных подтверждений того, что в прошлом и в самом деле была такая земля, многие убеждены, что три тысячи лет назад, или около того, в Атлантике за Гибралтарским проливом существовала великая цивилизация. Она ушла под воду в результате гигантской катастрофы.

Убежденность в существовании Атлантиды основывается на многочисленных упоминаниях о ней в греческих и более поздних письменных источниках. В Атлантиде, к примеру, если верить грекам, находились сады Гесперид. Однако никакого подтверждения этой легенды в геологических, географических или археологических фактах нет. И в то же время нет причин отрицать, что там, где теперь плещутся волны Атлантики, когда-то была суша.

Говоря о цивилизации, мы можем принимать в расчет самое большее последние двадцать тысяч лет, а скорее всего лишь последние десять тысяч. Самого человека можно считать человеком лишь с плейстоцена. Остатки древних поселений, которые обнаружены в Испании и Северной Африке, не дают оснований предполагать, что существовала более высокая культура к западу от этих мест.

Ранние греческие авторы, Гомер или Гесиод, не знали даже о существовании Испании, не говоря уже об Атлантическом океане.

Реджинальд Фессенден очень тщательно изучил все дошедшие до нас предания об Атлантиде и пришел к выводу, что они повествуют на самом деле не о какой-то затонувшей земле в Атлантике, а (что гораздо более вероятно и правдоподобно) о существовавшей когда-то развитой цивилизации в районе Кавказа. Нам известно, что на юге России и в Центральной Азии уже в период расселения человека воды постоянно прибывали и отступали. Там, где теперь пустыни, раньше были моря, а в тех местах, где едва хватает растительности, чтобы поддержать самую скудную жизнь, когда-то простирались густые леса. Те области, что расположены по берегам Черного моря, могли подвергнуться значительным затоплениям еще до времени, когда началось продвижение на юг арийских племен.

Возможно, некоторые из этих земель ушли под воду внезапно, и последствия для поселившихся там людей оказались катастрофическими. Достаточно уровню моря подняться на пятнадцать метров, чтобы Черное и Каспийское моря снова слились воедино. Это может случиться, например, если наступят более холодные влажные зимы, которые нарушат уровень испаряемости влаги с поверхности этих морей.

Нам, вооруженным точными географическими картами и справочниками, сложно вообразить, насколько туманными были географические представления даже самых сведущих людей во II тысячелетии до н. э. Фантастические истории о погибшей стране, путь к которой лежал через Дарданеллы, могли легко измениться в устах греческих и финикийских торговцев (открывавших для себя западное Средиземноморье) в такие же истории о такой же легендарной стране, только теперь перенесенной за недавно открытые проливы.

Страна, в которой археологов ожидают значительные открытия, — это, несомненно, Грузия и в целом регион между Черным морем и Западным Туркестаном. Множество греческих мифов и легенд связано с Грузией (это земля золотого руна, конечная цель путешествия аргонавтов; к Кавказским горам был прикован Прометей). Есть мнения, что в очень отдаленную эпоху могли существовать связи между Колхидой (страной, расположенной у моря южнее Кавказских гор) и доисторическим Египтом. Геродот отмечает некоторые общие черты у колхов и египтян.

Глава четырнадцатая Народы моря и народы торговли

Человек строил корабли, конечно же, с незапамятных времен. Первые плавательные приспособления появились, вероятнее всего, в раннем неолите у племен, живших по берегам рек и озер. Это были не более чем примитивные плоты, зачастую просто стволы деревьев, при помощи которых человек мог восполнить свое несовершенное природное умение плавать. Затем стволы стали выдалбливать или выжигать изнутри. Наконец, с развитием плотничества и появлением необходимых для этого инструментов началось строительство лодок.

В Египте и Месопотамии люди научились делать тростниковые лодки, обмазанные для большей надежности битумом. Такой была и «корзина из тростника», в которой Моисей был спрятан своей матерью.

Похожие лодки изготавливались из кож, натянутых на плетеный каркас. Возможно, появлению кожаных лодок предшествовало изготовление плавательных бурдюков.

В долинах больших рек лодки очень рано стали важным средством передвижения. И, наверное, из устья большой реки человек (конечно же, построив надежный, пригодный для морского плавания челн) впервые отважился выйти в море.

Первыми в море вышли рыбаки, которые постепенно постигали основные навыки мореплавания в заливах и лагунах. Очевидно, еще до того, как воды Атлантики заполнили Средиземноморскую Долину, люди уже плавали на лодках по Левантийскому озеру.

Каноэ — это составная часть гелиолитической культуры. Вместе с этой культурой оно плыло по теплым водам, пока наконец не достигло Америки.

Уже за семь тысяч лет до нашей эры по Тигру и Евфрату плавали лодки и корабли шумеров. В те времена эти реки еще не сливались в одну и каждая сама по себе впадала в Персидский залив.

Шумерский город Эриду, стоявший тогда на северо-западной оконечности Персидского залива (теперь эту местность отделяют от него двести километров наносных земель), был в то время и морской гаванью. Мы находим свидетельства того, что в восточном Средиземноморье шесть тысяч лет назад существовала вполне сложившаяся морская культура.

Есть также египетские неолитические изображения судов на Ниле, относящиеся к додинастической эпохе, некоторые из этих судов были весьма значительных размеров. На них даже можно было перевозить слонов.

Очень скоро те, кто был занят в корабельном деле, оценили преимущества выхода на своем судне в открытое море. Можно было переселиться на острова, можно было избавиться от власти вождя или царя: каждый капитан был сам себе царь. Мореплаватели могли устроить себе пристанище на отдаленном острове или труднодоступном участке материка; бросив якорь в какой-нибудь гавани, они могли заниматься ловом рыбы или земледелием. Но все же их главным занятием и основным ремеслом было плавать по морю. Чаще всего такие морские походы были пиратскими, а не торговыми. На основе того, что мы знаем о человеке и человечестве, приходится сделать вывод: первые мореплаватели грабили по возможности, а торговали по необходимости.

Мореплавание формировалось в сравнительно спокойных и теплых водах восточного Средиземноморья, Красного моря, Персидского залива и Индийского океана в районе Африканского рога. На протяжении долгой эпохи мореплавание сохраняло свои определенные особенности, которые существенно отличали его от океанского мореплавания последних четырех столетий (с преимущественным использованием парусной оснастки). В море, где часты штили, главным инструментом навигации становились весла, а размещение весел — главной проблемой кораблестроения.

Арийские народы поздно вышли в море. Первые морские суда строились или шумерами, или хамитскими народами. Семитские народы лишь последовали за этими первопроходцами.

Финикийцы (семитский народ, живший на восточном побережье Средиземного моря) создали в удобных морских гаванях ряд независимых городов. Главными из них были Тир и Сидон, которые первоначально возводились на островах, и это облегчало их защиту от вражеских набегов с суши. Впоследствии маршруты путешествий финикийцев пролегли на запад, где они основали ряд колоний, в том числе Карфаген. Вероятно, уже к 2000 г. до н. э. суда финикийцев стали покорять просторы Средиземноморья.

Но прежде чем мы продолжим рассказ о морских странствиях и открытиях этого выдающегося народа мореплавателей, расскажем еще об одной неповторимой, своеобразной культуре ранних мореходов, остатки которой были открыты на Крите.

Древние критяне жили не только на Крите, но и на Кипре, в Греции, Малой Азии, Сицилии и Южной Италии. У них были родственные связи с иберийцами Испании и Западной Европы, со смугло-белыми обитателями Малой Азии и Северной Африки. До сих пор неизвестно, на каком языке они говорили. Этот народ создал свою неповторимую цивилизацию задолго до того, как светловолосые северные греки двинулись на юг через Македонию. В Кноссе, на острове Крит, во время раскопок были обнаружены хорошо сохранившиеся остатки дворцового комплекса, которые просто поражают воображение.

Кносс, несомненно, был главным городом этой, так называемой «эгейской» цивилизации. Но у эгейцев было еще множество городов в разных уголках Средиземноморья.

В Кноссе найдены неолитические останки, такие же древние или даже древнее, чем любые из египетских находок, датируемых додинастической эпохой. Бронзовый век на Крите начался в то же время, что и в Египте. Каменные вазы, амулеты, оттиски печатей, найденные на Крите, указывают на то, что отношения с обитателями долины Нила существовали еще до того, как в Египте появились первые исторические династии. Форма некоторых критских каменных сосудов характерна для эпохи фараонов IV династии (строителей пирамид). Нет сомнения, что во времена XII династии между Критом и Египтом уже существовали самые оживленные торговые связи, продолжавшиеся примерно до 1000 г. до н. э.

Первые попытки выйти в море критяне предприняли не позднее 4000 г. до н. э., то есть тогда, когда ни арийские, ни семитские народы еще не появились на исторической арене. Но дни величия Крита наступили, конечно же, намного позже.

Лишь около 2500 г. до н. э. критяне были объединены под властью одного правителя. Затем наступила эпоха мира и процветания, невиданная в древнем мире. Надежно защищенные от вражеских нашествий, живущие в условиях приятного мягкого климата, критяне предавались всем радостям жизни.

Кносс, о котором мы уже упоминали, был не столько городом, сколько просторным дворцом для царя и его людей. Он даже не был обнесен крепостной стеной. Царей, по всей видимости, всегда именовали Минос, также, как египетских царей — фараонами. Правитель Кносса упоминается в ранних греческих легендах как царь Минос. Он жил в Лабиринте и держал там страшное чудовище, Минотавра, получеловека-полубыка. Чтобы прокормить его, Минос забирал как дань у афинян молодых юношей и девушек.

Эти легенды — неотъемлемая часть древнегреческой литературы и, казалось, они были известны всегда. Но лишь в середине XX в. раскопки в Кноссе показали, насколько близки эти легенды были к действительности. Критский Лабиринт оказался дворцом, не уступающим в величии, роскоши и сложности другим подобным сооружениям античного мира. Раскопки показали также, что Кносский дворец был оборудован водопроводом, ванными, что отличает его от других построек того времени.

Гончарные изделия, ткани, скульптура и живопись критян, изделия из драгоценных камней и слоновой кости, металлы и мозаика не уступали по красоте и изяществу шедеврам, принадлежавшим другим народам.

Критяне очень любили различные празднества и зрелища. Особенно они увлекались боями быков и представлениями с участием гимнастов. Одеяния их женщин удивительно напоминают викторианские (корсеты и длинные юбки с оборками).

У критян была и своя система письменности.

Стало общепринятым превозносить достижения критян, считая их народом исключительного артистического дарования. Для того чтобы достичь подобного мастерства в искусстве и ремеслах, понадобилось не одно столетие. К тому же, изящное искусство критян, роскошь их дворцов перестают казаться нам чудом, стоит лишь подумать о том, что три тысячи лет их остров не знал чужеземного вторжения, тысячу лет они сами ни с кем не воевали. Столетие за столетием их художники могли свободно развивать свое мастерство, а мужчины и женщины наслаждаться плодами высокой культуры. Если бы у любого другого народа появилась возможность жить так долго в мире, он, несомненно, достиг бы не меньшей утонченности. При благоприятных условиях любой народ способен раскрыть свое художественное дарование.

По греческой легенде о Дедале и Икаре, именно Крит стал родиной первого летательного аппарата. Образ Дедала (в переводе с греческого «мастер», «умелец») — это своеобразное воплощение тех возможностей, которыми может обладать искусный мастер. Небезынтересно поразмыслить над тем, какой именно реальный факт мог быть в основе этой истории о Дедале и навощенных крыльях. Согласно легенде, воск расплавился на солнце и сын Дедала, Икар, погиб в море. Вполне возможно, что речь идет о каком-то подобии планера, а Икар соответственно был первым планеристом.

В конце концов условия жизни критян изменились после того, как греки и финикийцы начали выводить в море свои мощные флоты. Нам не известно, что стало причиной катастрофы, постигшей эгейскую цивилизацию, и кто нанес сокрушительный удар по этой цивилизации. Но где-то около 1400 г. до н. э. Кносс был разграблен и сожжен, и хотя критской культуре удалось продержаться еще около четырех столетий, это была уже скорее тень ее былого величия. Около 1000 г. до н. э. критской культуре был нанесен последний, смертельный удар (это произошло в дни господства Ассирийской державы на Ближнем Востоке). Дворец в Кноссе был разрушен и уже больше никогда не отстраивался и не заселялся.

Возможно, это было делом рук варваров-греков (группа племен, принадлежавшая к арийским народностям), которые постепенно стали осваивать Средиземноморье. Их корабли могли появиться у берегов Крита, и это означало падение Кносса, так же, как до этого под ударами греков пала Троя. Отголоски подобного вторжения на Крит можно найти в легенде о Тезее. Он вошел в Лабиринт (которым мог быть Кносский дворец), заручившись помощью Ариадны, дочери Миноса, и убил Минотавра.

В «Илиаде» прямо говорится, что Троя была разрушена потому, что троянцы похищали греческих женщин. Современные авторы, правда, стараются перетолковать историю в свете нынешних представлений. Они настаивают на том, что греки напали на Трою, чтобы обезопасить свои торговые пути в Колхиду или преследуя какую-то подобную коммерческую цель. Если так, то автор «Илиады» очень умело замаскировал подлинные причины похода греков.

Куда более вероятно, что гомеровские греки (народ варваров, полный сил, имевший очень слабые представления о торговле и торговых путях) попросту решили раз и навсегда покончить с похищением женщин. Вполне возможно (если судить по легенде о Миносе и по находкам во время раскопок в Кноссе), что критяне похищали или захватывали юношей и девушек, чтобы сделать из них рабов, атлетов для боя быков; не исключено, что и для принесения в жертву. Критяне поддерживали взаимовыгодные отношения с Египтом, но, вероятно, не замечали растущей мощи греков. С ними они строили свои «отношения» совершенно иначе и в конце концов за это поплатились.

Еще раньше греков вышли в море финикийцы. Это были великие мореплаватели. Но прежде всего они были великими торговцами. Их колония Карфаген, основанная до 800 г. до н. э. выходцами из Тира, в конечном итоге стала могущественнее, чем любой из более древних финикийских городов. Уже к 1500 г. до н. э. выходцы из Тира и Сидона имели свои поселения на африканском берегу.

Карфаген был недоступен для ассирийских и вавилонских воинов. Он только выиграл от долгой осады Тира Навуходоносором II. В итоге Карфаген стал самой великой морской державой, которую до этого видел свет. Карфагеняне провозгласили свое владычество над всем западным Средиземноморьем и захватывали любое судно, оказавшееся западнее Сардинии. У римских авторов мы находим немало обвинений в адрес карфагенян в редкой, даже по тем временам, жестокости. Они воевали с греками за Сицилию и позже — с римлянами. Александр Великий строил планы захвата Карфагена, однако, как мы узнаем позже, он умер, не успев их осуществить.

Карфаген, находясь в зените своего могущества, имел неслыханное до той поры население в миллион человек. Большинство его обитателей составляли ремесленники. Исключительно ценились во всем древнем мире, к примеру, шерстяные ткани из Карфагена.

Карфаген, заняв удобное положение между глубинными районами Африки и Средиземным морем, продавал чернокожих рабов, слоновую кость, металлы, драгоценные камни и т. д. всем остальным средиземноморским народам. Карфагеняне разрабатывали медные рудники в Испании, их корабли вышли в Атлантику, и, делая остановки на побережье Португалии и Франции, пробирались на север, к Англии (полуостров Корнуолл) за оловом.

Около 520 г. до н. э. карфагенский флотоводец Ганнон совершил путешествие, которое можно считать беспримерным в истории мореплавания. Ганнон, если верить «Плаванию Ганнона» (греческому переводу его рассказа о своих приключениях, который сохранился до наших дней), проследовал вдоль африканского побережья на юг от Гибралтарского пролива до рубежей современной Либерии. С ним вышло шестьдесят больших кораблей.

Основной задачей Ганнона было найти и усилить какую-то из карфагенских торговых факторий на марокканском берегу. Затем Ганнон двинулся дальше на юг. Он основал поселение в Рио-дель-Оро и проплыл мимо устья реки Сенегал. Достигнув Гамбии, путешественники еще семь дней продолжали свое плавание, а потом высадились наконец на каком-то острове. Но с этого острова им пришлось спешно убираться. Днем на острове было тихо, насколько тихо может быть в тропическом лесу, но ночью путешественники слышали звуки флейт, барабанов и гонгов, а небо было красным от горящих кустарников. Несколько дней они видели, как на побережье пылали джунгли. Потоки огня стекали с холмов в море, и под конец огонь поднялся так высоко, что, казалось, доставал до небес.

Покинув этот остров, путешественники через три дня оказались у другого, на котором было озеро. На этом озере был еще остров, а на нем финикийцам встретились дикие волосатые мужчины и женщины, которых переводчик называл гориллами. Карфагеняне, поймав несколько самок этих «горилл» (на самом деле это были, вероятно, шимпанзе), отправились в обратный путь. Правда, домой им удалось привезти только шкуры пойманных ими существ: те оказались слишком свирепыми пассажирами. Их шкуры в конце концов передали в храм Юноны.

Рассказ о еще более удивительном плавании финикийцев мы находим у Геродота. По его словам, фараон Нехо из XXVI династии нанял финикийцев, чтобы совершить плавание вокруг Африки. Отправившись в плавание от Суэцкого перешейка на юг, финикийцы через три года вернулись в дельту Нила по Средиземному морю. Каждый год они высаживались на берег, сеяли пшеницу и собирали урожай, а затем продолжали свой путь.

В то время как семиты-финикийцы прокладывали морские маршруты, еще один семитский народ, арамеи (мы уже упоминали о том, как они заняли Дамаск), отправлял свои караваны через пустыни Аравии и Персии. Арамеи стали самым выдающимся народом-торговцем во всей Западной Азии.

Существовали ранние морские пути из Персидского залива и из Красного моря в южном направлении. На юге Африки были найдены наскальные рисунки бушменов, очень похожие на рисунки людей эпохи палеолита на востоке Испании. На этих рисунках изображены и белые люди с прическами, напоминающими ассирийские.

Семиты, перешедшие к цивилизованному образу жизни раньше, чем арии, всегда демонстрировали и продолжают демонстрировать гораздо более тонкое чувство качества и количества во всем, что имеет товарную ценность (не в пример арийским народам). Именно необходимость вести учет товарам и сделкам привела к развитию буквенного письма.

Значительная часть достижений в области счета также принадлежит семитам. Цифры, которыми мы пользуемся сейчас, не случайно названы арабскими. Арифметика и алгебра также в своей основе — семитские науки.

Семитские народы и по сей день, следует отметить, являются «подсчитывающими» народами, у которых очень сильно развито чувство равноценности и воздаяния. Моральное учение евреев было пропитано подобными представлениями. «Какой мерой вы мерите, такой и вам отмерится». В представлениях других рас и народов их многочисленные божества отличались склонностью к импульсивным и своевольным поступкам, но именно торговцы-семиты первыми стали думать о Боге как о справедливом торговце, который держит свои обещания, который готов снизойти к самому смиренному должнику, а мошеннику воздать по заслугам.

Древняя торговля до VI или VII в. до н. э. была почти исключительно меновой торговлей. Чеканная монета в те времена только начинала входить в обращение. Ранние царства и вовсе обходились без денег. Наиболее распространенным эквивалентом стоимости у ранних ариев (и, возможно, у всех остальных народов) до того, как они перешли к оседлой жизни, был скот. В «Илиаде» стоимость двух щитов равняется стоимости коровы.

С одной стороны, за скотом нужен уход, ему нужна кормежка, но с другой — скот приносит приплод и таким образом сам увеличивает состояние своего владельца. Однако скот очень неудобно перегонять или перевозить на корабле. Поэтому в разное время в ходу были разные эталоны стоимости. В Северной Америке в эпоху колонизации сделки заключались на вес табака. А в Западной Африке налагали штраф в бутылках джина. В Азии от самого начала торговли покупались и продавались, помимо прочего, и слитки металла. Слитки определенного веса, пользовавшиеся постоянным спросом, которые было удобно запасать и хранить, стали более ходовыми (как единица стоимости), чем овцы или коровы.

Железо, которое, по всей видимости, первыми сумели выплавить из руды хетты, поначалу было редким и потому на него существовал большой спрос. Первыми деньгами, по утверждению Аристотеля, были слитки железа. Цезарь в своих «Записках о галльской войне» упоминает о том, что в Британии монетами служили слитки железа определенного веса. В собрании писем, найденных в Тель-эль-Амарне, адресованных Аменхотепу III (о котором мы уже рассказывали) и его преемнику Аменхотепу IV, один из хеттских царей обещает прислать железо как исключительно ценный дар.

Золото тогда, как и теперь, было самым дорогим и поэтому самым ходовым из всех металлов, служивших эталоном стоимости.

В раннем Египте серебро было почти таким же редким, как и золото, вплоть до времен XVIII династии. Позже серебро, отмеряемое по весу, стало универсальным стандартом стоимости на всем Востоке. Установилось нечто подобное современному соотношению серебра и золота. С того времени стоимость одной золотой монеты определяется в несколько серебряных.

Сначала металлы были в обращении в виде слитков и взвешивались при каждой сделке. Затем на них стали ставить печать, чтобы подтвердить их соответствие весу и гарантировать чистоту металла. Самые первые монеты, появившиеся на западном побережье Малой Азии, чеканились из электрона — сплава золота с серебром. Самые ранние из дошедших до наших дней монет были отчеканены около 600 г. до н. э. в Лидии, державе на западе Малой Азии, где добывалось золото. Золотые монеты чеканились в Лидии царем Крезом. Его имя стало нарицательным для обозначения огромного богатства. Но досталось богатство Креза, как мы узнаем позже, все тому же Киру, правителю Персии (который взял Вавилон в 539 г. до н. э).

Вполне вероятно, что в Вавилонии чеканные монеты были в ходу еще до этого времени. «Печатный сикль» — слиток серебра с печатью на нем — был уже очень близок к монете. Еще около 2000 г. до н. э служители храма бога Луны в Уре, отправляясь в путешествие, брали с собой глиняные таблички, которые играли роль своеобразных кредитных писем. По ним можно было получить все необходимое в тех городах, через которые пролегал путь.

Обещание уплатить столько-то серебра и золота за «кожу» (пергамент с печатью какого-либо уважаемого торговца или торгового дома), вероятно, появилось не позже, а то и раньше монет. Подобные «кожаные деньги» были в ходу, например, в Карфагене.

Нам известно очень немногое о том, как выглядела мелкая торговля в древности. Простые люди, которые оставались в зависимом положении, по-видимому, вообще не имели денег. Они выменивали то, что им нужно было для повседневной жизни. Ранние египетские изображения показывают, как это происходило.

Положение дел несколько изменилось перед началом эпохи Александра. У афинян в ходу было несколько номиналов серебряных монет, чрезвычайно маленьких. Самые маленькие из них были чуть больше булавочной головки. По обыкновению, их носили во рту. Один из героев Аристофана, когда на него внезапно напали, от испуга проглотил свою мелочь.

Можно представить, сколько сложностей было у того, кто решался отправиться в путь, если иметь в виду, что в доалександровском мире отсутствовали мелкие деньги или любое другое удобное средство обмена, которое можно было носить с собой. Первые «гостиницы» (скорее всего некое подобие караван-сарая) появились, как считается, в Лидии в III–IV в. до н. э. Это, впрочем, слишком поздняя дата. Гостиницы, конечно же, появились раньше. Есть достаточно достоверные свидетельства того, что постоялые дворы существовали еще до VI в. до н. э. Эсхил дважды упоминает о гостиницах. Словосочетание, которым он пользуется для этого, переводится как «принимать всех» или «дом, где принимают всех».

Путешественники, которые отправлялись в путь по торговым делам, представляли собой довольно обычное явление времени в греческом мире (включая и колонии греков). Но вот путешественники, которые хотели познакомиться с новыми местами, лучше узнать их, появились относительно недавно. Одним из первых путешественников, посетивших почти весь известный тогда мир, был «отец истории» Геродот.

Первыми путешественниками были торговцы, которые собирали караваны или грузились на борт корабля и везли с собой свои товары, свои деньги и сикли металла, драгоценные камни и тюки с ценным товаром. Это могли также быть правительственные чиновники, отправлявшиеся в путь с верительными грамотами и соответствующим эскортом. Кроме того, с места на место могли перемещаться странствующие нищие, а также религиозные паломники, направлявшиеся к своим святыням. В Египте достаточно безопасным был оживленный маршрут вверх и вниз по течению Нила. В царствование Аменхотепа регулярно совершались поездки к древним пирамидам в низовьях Нила. Именно там появились первые «экскурсанты».

В более раннем мире, до 600 г. до н. э., одинокий странник был редким и непривычным существом. Он подвергал свою жизнь смертельной опасности, ведь еще не было законов, которые бы защищали таких, как он. Поэтому немногие решались покинуть родные пределы. Жизнь человека была неразрывно связана с жизнью патриархального племени (если он был кочевник) или с земледельческой общиной, или с одним из крупных храмовых учреждений (о которых мы вскоре будем говорить); или же он был подневольным рабом.

Человек ничего не знал о мире, в котором он жил, кроме нескольких фантастических легенд. Сейчас мы знаем о мире (каким он был к 600 г. до н. э.) больше, чем кто-либо из живших тогда людей. Делая карты этого мира, отмечая границы царств и владений, мы видим этот мир как единое целое со всем тем, что было его прошлым и станет будущим. Нам не трудно понять, что происходило в одно и то же время в Египте и Испании, Индии и Китае. Мы сейчас уже можем объяснить, что так потрясло воображение мореплавателей, спутников Ганнона. Мы знаем, что «огненные горы до самых небес», о которых пишет автор «Плавания», это всего лишь явление выгорания сухих трав, которое было обычным в ту пору года.

Глава пятнадцатая Письменность

В предыдущих главах мы в общих чертах описали развитие основных общественных образований, от примитивных зачатков первых цивилизаций до великих исторических царств и империй в VI в. до н. э. Теперь нам следовало бы более пристально изучить общий процесс социальных изменений, формирование представлений человека, развитие и усложнение отношений между людьми, которые были на протяжении столетий между 10 000 г. до н. э. и 500 г. до н. э.

Мы лишь обозначили на карте места Вавилона, Ассирии, Египта, Индии и Китая и упомянули наиболее известных исторических лиц. Мы подошли к тому, что в действительности составляет предмет исторических исследований, — увидеть за этими внешними формами жизнь, мысли и стремления людей той эпохи.

Пожалуй, одним из наиболее значимых явлений этих пяти-шести тысячелетий было изобретение и все возрастающая роль письменности. Она стала новым инструментом человеческого ума, значительно увеличив и расширив его возможности, еще одним средством непрерывной передачи человеческих знаний.

Прежде чем появилась подлинная письменность, в ходу было рисуночное письмо, которым по-прежнему пользуются американские индейцы, бушмены и другие дикие и неразвитые народы в разных частях света. Рисуночное письмо — это изображение предметов и действий при помощи указателей, идентифицирующих собственные имена и названия, а также черточек и точек, Для обозначения количества дней, расстояния и тому подобных количественных представлений.

Одним из примеров рисуночного письма, знакомого всем, можно назвать пиктограмму — упрощенное рисуночное изображение слов или указаний, которое и по сей день широко используется (например, для автомобилистов на дорогах). Маленький знак с изображением чашки обозначает буфет с легкими закусками, а скрещенные вилка и нож — ресторан. Для обозначения почты изображается конверт, телефона — телефонная трубка. Качество гостиниц обозначается звездочками от одной до пяти. Подобным же образом передается информация с помощью установленных по обочинам дорог знаков, по которым можно понять, что впереди скользкая дорога (если есть знак с извивистой полосой) или ограничение по высоте (если на знаке изображены ворота с перекладиной) и т. д. От этих пиктограмм уже рукой подать до первых элементов китайской письменности.

По некоторым китайским иероглифам до сих пор можно проследить, от каких рисуночных изображений они произошли. Хотя в большинстве иероглифов теперь сложно узнать исходное изображение. Рот поначалу изображался в виде отверстия, а потом он стал больше похож на квадрат, потому что так удобнее было рисовать этот иероглиф кистью. Ребенок (первоначально вполне узнаваемый маленький человечек) теперь стал резким извилистым мазком и крестиком. Солнце, которое было большим кругом с точкой посредине, для удобства со временем стали изображать в виде перечеркнутого овала (так его легче рисовать кистью). Сочетая эти пиктограммы, можно передавать смыслы второго порядка. К примеру, иероглиф «рот» в сочетании с иероглифом, обозначающим пар, имеет смысловое значение «слова».

Следующий после подобных сочетаний шаг — так называемые «идеограммы». Сочетание знака «слова» и знака «язык» дает «речь». Знак «свинья» и знак «крыша» вместе дают понятие «дом» (в раннем китайском хозяйстве разведение свиней имело очень большое значение).

Китайский язык, как мы уже отмечали раньше, состоит из сравнительно небольшого количества односложных слов, которые используются в самых разнообразных значениях. Китайцы быстро заметили, что определенные пиктограммы и идеограммы можно было использовать для выражения понятий, названия которых произносятся одинаково с исходными иероглифами, но которые не так-то просто представить в рисунке. Такие иероглифы называются фонограммами. Например, слово, звучащее как «фан», означает «лодка», но также: «дворец», «вращающийся», «хрупкий», «спрашивать» и еще несколько значений в соответствующем контексте. Но если лодку довольно легко изобразить, большинство других значений нельзя передать в рисунке. Как можно нарисовать «хрупкий» или «спрашивать»? Китайцы берут тот же самый исходный знак для звука «фан», но добавляют в соответствии с каждым новым значением еще один знак, определитель, который показывает, какой именно «фан» имеется в виду. «Дворец» обозначается таким же знаком, как и «лодка» («фан»), и определительным знаком «земля»; «вращающийся» — знаком «фан» и знаком «шелк»; «спрашивать» — знаком «фан» и знаком «дом» и т. д.

Общеизвестно, что в китайском языке существует своеобразная и непростая система написания иероглифов. Нужно выучить довольно большое число этих знаков и привыкнуть к их написанию. Возможности иероглифического письма для передачи каких-либо идей и представлений нельзя сопоставлять с западной системой письма. Нельзя сопоставить и возможность равного и всеобщего доступа к грамотности для тех, кто пользуется иероглифами, и для тех, у кого в ходу простой и удобный алфавит. В Китае существовал даже особый класс образованных людей («мандарины»), который одновременно был и чиновничьим и правящим классом. Их вынужденная поглощенность классическими формами (а не идеями и реальностью), по всей вероятности, — одна из причин, в силу которой Китай, несмотря на очень высокие интеллектуальные способности людей, значительно отставал в социальном и общественном развитии.

В то время, когда китайская культура создавала свой инструмент для письма (слишком сложный по структуре, слишком громоздкий для работы и недостаточно гибкий по форме, чтобы соответствовать современным требованиям быстрой, точной, удобной и ясной передачи информации), развивавшаяся цивилизация Запада решала проблему сохранения письменных записей другим и в целом более выгодным способом. Впрочем, сами обстоятельства сложились таким образом, чтобы сделать западное письмо быстрым и простым.

Рисуночное письмо шумеров приходилось наносить на глину маленькими резцами — стилями. Всякие закругления получались неточными, выполнить их было сложно. Поэтому шумерское письмо очень быстро упростилось до нанесения на влажную глину упрощенных клинообразных оттисков (отсюда и название шумерского письма — «клинопись»). Первоначальные рисунки изменились и упростились теперь до неузнаваемости. Избавившись от необходимости выписывать детали рисунков, шумерская письменность стала более доступной и ее развитие пошло гораздо быстрее. Очень скоро она подошла к стадии пиктограмм, идеограмм и фонограмм, как в китайском языке, а затем миновала и эту стадию.

Многие знакомы со своеобразной словесной загадкой — ребусом. Одно какое-то слово в ребусе изображается несколькими картинками, каждая из этих картинок означает и отдельное слово, и слог исходного большого слова. К примеру, изображение цифры 100 и нескольких физиономий («лица») означает главный город в государстве («столица»). Шумерский язык оказался очень удобным для такого рода изображений. Он состоял в основном из многочисленных слов, составленных из несхожих неизменяемых слогов; и многие из слогов, взятые в отдельности, были названиями отдельных предметов. Поэтому клинопись естественным образом переросла в слоговое письмо, в котором каждый знак произносился как слог (так же, как каждая часть шарады содержит в себе слог).

Семиты, которые впоследствии захватили шумеров, приспособили слоговое письмо для своей речи, и таким образом этот тип письменности стал полностью использоваться по принципу «знак — звук». Так писали и ассирийцы, и халдеи. Однако это было не буквенное письмо, а слоговое.

Долгие века клинопись безраздельно господствовала в Ассирии, Вавилоне и по всему Ближнему Востоку. Следы ее можно обнаружить до сих пор в некоторых буквах нашего алфавита.

В то же время в Египте и на Средиземноморском побережье начинала складываться другая система письменности. Истоки ее, очевидно, следует искать в рисуночном письме (иероглифах), которым пользовались египетские жрецы. Частично это письмо также превратилось в слоговое. Как можно увидеть на письменах, высеченных на египетских монументах, египетское иероглифическое письмо складывается из живописных, но очень трудоемких форм. Для написания писем, ведения текущих записей египетские жрецы пользовались более упрощенным и слитным написанием этих иероглифов, так называемым иератическим письмом.

От иератического письма отпочковалась и какое-то время развивалась рядом с ним еще одна форма письма. Ее начальные образцы теперь утрачены. Однако частично она состояла из логических иероглифов, а частично из заимствованных из клинописи знаков. Таким письмом пользовались в своей деловой переписке различные неегипетские народы Средиземноморья — финикийцы, ливийцы, лидийцы, критяне и кельто-иберийцы. В руках у иноземцев эта письменность оказалась, так сказать, пересаженной на другую почву. Она потеряла последние оставшиеся черты своего рисуночного происхождения. Она перестала быть пиктографической или идеографической и стала просто системой «звук — знак» — алфавитом. В Средиземноморье существовало несколько таких алфавитов, значительно отличавшихся один от другого.

Следует, пожалуй, обратить внимание на то, что в финикийском алфавите и, возможно, в некоторых других, отсутствовали гласные. Вероятно, финикийцы произносили очень четко согласные с неопределенным гласным, как и сейчас говорят некоторые племена Южной Аравии. Может быть, поначалу финикийцы пользовались своим алфавитом не столько для письма, сколько для ведения с помощью отдельных заглавных букв своих счетов и подсчета товаров.

Один из таких средиземноморских алфавитов достиг Греции (гораздо позже того, как была написана «Илиада»). И греки принялись его усовершенствовать, чтобы он мог передать чистые и прекрасные звуки их собственной высокоразвитой арийской речи. Поначалу этот алфавит тоже состоял из согласных, но греки прибавили и гласные. Они начали записывать то, что знали о себе, чтобы сохранить и продолжить свои традиции, пришедшие из глубины веков. С этих пор берет свое начало эпоха письменной литературы, тонкий ручеек, который затем превратился в полноводный поток.

Так естественно из рисунка вырастала письменность. В самом начале и потом еще долгие века она была уделом только посвященных, особого немногочисленного класса. Долгое время письменность была только дополнением к рисуночным летописям. Но у письменности были некоторые явные преимущества, кроме ее все возрастающей выразительности. Письменность можно было превратить в менее понятную и менее доступную, чем простые рисунки, сделав начертание знаков более условным. Таким образом, содержание послания могло быть понятным только для отправителя и получателя. Кроме того, можно было вести различные текущие записи, расширить свою память и память своих собратьев по классу, не делясь при этом знаниями с широкими массами. Среди самых ранних египетских записей, к примеру, мы находим магические формулы и медицинские рецепты.

Счета, письма, рецепты, генеалогии, путевые заметки — вот такими были самые первые письменные документы. По мере распространения искусства письма и чтения у людей возникало странное желание — удивить далекого незнакомца, написав что-то необычное, поделившись какой-тайной, каким-то своим необычным суждением, просто нацарапав свое имя на видном месте, чтобы и много лет спустя, когда жизненный путь автора уже окажется пройденным, его имя все еще было на виду у потрясенного читателя. Даже в Шумере люди писали на стенах, и все то, что дошло до нас из древнего мира (его камни, строения), сплошь покрыто именами, а еще похвалой в адрес самых первых в мире заказчиков рекламы — правителей этого мира. Вероятно, половина надписей древнего мира была подобного рода (если к родословным царей и их деяниям мы также прибавим и эпитафии, которые во многих случаях составлялись еще при жизни покойного).

Еще долго тяга к подобному примитивному самоутверждению (как и стремление делать из знаний тайну) ограничивала возможности письменного слова. В то же время другое, подлинно массовое стремление рассказывать, все чаше обращалось к письменным формам. Только спустя многие века стали очевидными исключительные возможности письменности: способствовать широкому распространению точных знаний и передавать знания последующим поколениям.

В этом месте нашего повествования будет небезынтересным еще раз напомнить то, что мы знаем о жизни. Это поможет понять не только огромную ценность письменности в истории человека, но и ту роль, которую ей предстоит сыграть в будущем.

1) Жизнь поначалу представляла собой (не будем забывать) не связанную воедино последовательность индивидуальных сознаний, чередование рождений молодых существ и отмирание старых. У такого существа, как рептилия, мозг способен накапливать индивидуальный опыт, однако он не передается потомству, а отмирает вместе со смертью самого существа. Большинство его побудительных импульсов носит исключительно инстинктивный характер, а вся мозговая деятельность рептилии является результатом последовательности врожденных инстинктов.

2) Уже самые примитивные млекопитающие прибавили к инстинкту преемственность, передачу личного опыта с помощью подражания действиям матери. У некоторых высокоразвитых животных, таких, как кошки, собаки или обезьяны, существует даже своего рода воспитание. К примеру, кошка наказывает своих котят за неправильные действия. Также поступают и самки высших обезьян и бабуинов.

3) Первобытный человек прибавил к своим способностям передавать опыт еще смысловую жестикуляцию и речь. Начинается рисуночная и скульптурная, а также словесная традиция. Словесная традиция достигла своего наибольшего развития у сказителей-бардов. Во многом мы им обязаны развитием образности и гибкости современного языка.

4) С развитием письменности (из рисунков, которые первоначально служили для запоминания предметов и действий) преемственность человеческого опыта и знаний стала более полной и значительно более точной. Словесная традиция, которая до этого менялась от века к веку, закрепилась в письменных документах. Люди, разделенные многими днями пути, смогли теперь общаться. Мышление человека расширялось, к нему подключались и взаимодействовали с ним сотни людей, живших в разных местах и в разное время. Этот процесс становился все более полным и всеобъемлющим.

5) На протяжении многих сотен поколений широкие возможности письменности оставались неизвестными. Долгое время никто не представлял, что можно делать множество оттисков одного экземпляра книги. Люди знали единственный способ скопировать книгу — переписать ее. Это делало книги редкими и дорогими. Стремление превращать знания в тайну, в культ, не делиться этими знаниями с другими людьми всегда было сильно в умах людей. Только совсем недавно умение читать стало доступно значительной части человечества, и оно смогло прикоснуться к сокровищнице мысли, которая была накоплена в книгах.

Жизнь через человеческий разум начинает все больше и больше сознавать саму себя и свой мир. В этом мире, где до сих пор безраздельно правили невежество и забвение своего прошлою, появляются первые признаки интеллектуального роста. Словно бы тонкий луч света через приоткрытую дверь проник в темную комнату. И в комнате становится все светлее по мере того, как открывается дверь. Вот она, с первым оттиском печатного станка в Европе, начинает открываться все шире, и в комнату вливается ослепительный свет, свет знаний, который перестал быть привилегией избранного меньшинства.

Мы тоже видим этот свет, хотя и теперь еще комната полна мрачных теней. Дверь не открыта даже наполовину. Наши дни, наш мир сегодня — это только начало подлинного знания.

Глава шестнадцатая Боги и звезды, жрецы и цари

Говоря о том, что именно в Египте и Месопотамии земледельческие общины стали, как никогда прежде в истории, многолюдны, мы обращали внимание на одну из наиболее примечательных деталей всех новообразованных городов — на храм. Как правило, рядом размещался и царский дворец. Но именно храмовое сооружение доминировало над дворцом.

Храм был ядром, сердцевиной города, будь то финикийский, или только начавшие возникать греческие и римские города. Дворец в Кноссе, отличительной чертой которого было стремление к удобству и праздничности, включал в себя алтарное помещение. Но на Крите были и отдельные храмовые строения, независимые от дворцовых комплексов. По всему древнему цивилизованному миру мы обнаруживаем храмы. Где бы ни пустила корни древняя цивилизация — в Африке, Европе или Западной Азии, — там вырастали храмы.

Чем древнее цивилизация (как в Шумере или Египте), тем еще очевидней становится ее сосредоточенность вокруг храма. Когда мореплаватель Ганнон достиг, как он считал, западной оконечности Африки, он поставил там храм Геркулесу. Зарождение цивилизации и появление храмов происходило в истории одновременно. Их невозможно разделить; строительство города — это одновременно и возведение храма.

Центральной частью всех храмов был алтарь, а над ним, как правило, возвышалась огромная фигура, обычно изображавшая какое-то чудовищное существо, полуживотное-получеловека. Перед этим идолом непосредственно и приносились жертвы. Впрочем, в более поздних греческих и римских храмах эта фигура имела главным образом человеческий облик. Именно ее считали или божеством, или символом божества, которому поклонялись.

Значительную, порой весьма значительную, часть городского населения составляли жрецы или жрицы, а также храмовые слуги. Их всегда можно было отличить по особым одеждам, которые они носили. Жрецы не принадлежали ни к одному слою общества, а сами представляли собой новый слой. Это была особая каста, отдельный класс, пополнявшийся одаренными выходцами из простого люда.

Основной обязанностью сословия жрецов было служение храмовому божеству и принесение ему жертв. Эти ритуалы совершались не произвольно, а по особым дням, или в связи с определенными событиями. Жертвоприношение, которое приурочивалось к началу сева, было главным среди всех подобных ритуалов.

По мере развития скотоводства и земледелия человек все отчетливее понимал, как отличаются времена года, и примечал особенные дни в году. В храмах следили за чередованием таких дней и праздновали их наступление (сейчас те же функции выполняют часы и календарь на столе у современного человека). Но в храме не только совершали жертвоприношения и следили за календарем, хотя это было основной задачей жрецов. Именно в древних храмах жрецы стали отмечать смену владык и записывать текущие события, составлять первые хроники. Письменность тоже началась в храмах; долгое время они оставались центрами учености. Люди сходились туда не только на свои празднества. Каждый член общины непременно приходил в храм за помощью — первые жрецы были и врачевателями, и прорицателями.

По мере перехода от дикости к устойчивым формам общественной жизни, от поиска пищи к оседлому хозяйствованию храмовая, культовая жизнь играла все более важную роль. Знахарь, заклинатель удачи, неприметный прежде в племени ранних охотников, теперь стал одной из видных фигур в своей общине. Очевидно также, что те первобытные страхи (и ожидания помощи), которые сознание людей связывало с неведомыми существами, желание задобрить неведомые силы, а также первобытное стремление к очищению и у некоторых первобытное желание власти стало составляющими элементами нового общественного явления — храма.

Храм был вызван к жизни сложным комплексом причин и потребностей. Образ бога формировался из множества импульсов, осознанных или полуосознанных. В настоящее время нет недостатка в самой разнообразной литературе по истокам религии, и зачастую один автор выделяет какое-то одно, главенствующее, по его мнению, представление, а другой автор — иное, как будто бы этими идеями и исчерпывается вопрос о происхождении религии.

Ранние люди, триста-четыреста поколений назад, мыслили и чувствовали почти так же, как и мы сегодня. Фантазии нашего детства и отрочества, наверное, наилучший ключ к разгадке того, что же такое ранние формы религии. Солнечные божества, вне всякого сомнения, очень рано заняли место в истории храмов, но еще были и боги-гиппопотамы, и боги-ястребы, были богини в обличье коровы, были мужские и женские божества со звериными чертами. А еще были боги, которые на деле представляли собой обломки метеоритного железа, чей огненный след в небе очаровал древнего человека, и были просто камни, приметные своей необычной и неповторимой формой.

Некоторые божества, как Мардук у вавилонян и Ваал («господь») финикийцев, хананеев и т. д., вполне возможно, были не более чем сказочными существами, какими и в наши дни дети любят пугать друг друга.

Оседлые народы, как только пришли к мысли о боге, сразу задумались о жене для него. Большинство египетских и вавилонских богов имели жен. Однако боги кочевых семитов не знали этой склонности к семейным узам. Вероятно, в полуголодных условиях пустыни гораздо сложнее было сохранить и вырастить ребенка, и семья для кочевника значила меньше, чем для земледельца в его размеренной и устоявшейся жизни.

Еще более естественным, чем найти богу жену, было стремление построить ему дом, где бог смог бы поселиться и куда можно было бы идти с подношениями. Смотрителем этого дома становился служитель бога — прорицатель, якобы знающий волю своего господина.

Таким образом, развитие и выделение раннего храма и раннего жречества из сельскохозяйственной общины по мере перехода ее к оседлости является вполне естественным, включая и появление собственно храма с фигурой божества, святилищем и алтарем — с одной стороны, и тех, кто пришел поклоняться божеству—с другой.

Храм всегда был средоточием тайны, но, помимо этого, там регулярно записывалось все, что имело отношение к повседневной жизни сообщества. В храме можно было получить совет и наставление. Служили там те, кто отличался умом и живым воображением. Вполне естественно, что храм стал своего рода мозговым центром растущего сообщества.

Отношение к храму и к культу рядовых членов общины, которые трудились на полях, пасли скот, оставалось простым и доверительным. Там обитал бог, всевидящий, пусть и невидимый глазу простых людей. Его благосклонность давала богатство, а гнев — всевозможные несчастья. Небольшими подношениями бога можно было задобрить и в свою очередь заручиться поддержкой его служителей. Он был настолько чудесным существом, этот бог, и обладал такой властью и знанием, что даже в мыслях нельзя было допустить и тени неуважения к нему. В среде самих жрецов представление о божественном, правда, не было таким ограниченным.

Здесь будет уместным обратить внимание на один весьма интересный момент, касающийся египетских храмов и, насколько нам известно, храмов Вавилонии (руины которых дошли до нас в гораздо худшем состоянии).

Речь о том, что они были особым образом «ориентированы», то есть при строительстве все однотипные храмы возводились так, чтобы вход и алтарь всегда были обращены в одном направлении. В большинстве случаев такие строения ориентированы на восток, точнее — в ту сторону, где восходит солнце 21 марта и 21 сентября, в день равноденствия. Отметим также, что в дни равноденствий Тигр и Евфрат становятся особенно полноводными. Пирамиды Гизы также ориентированы по направлению восток-запад, на восток же обращен и Сфинкс. Но некоторые храмы Египта, расположенные на юг от дельты Нила, ориентированы не на восток, а в направлении, где солнце восходит в день летнего солнцестояния. В Египте разливы Нила происходят приблизительно в это время. Другие храмы, однако, обращены почти точно на север. Некоторые из них ориентированы на восход Сириуса или других заметных звезд.

Возможно, такая ориентация тесно связана с тем, что люди уже в глубокой древности в своих представлениях о божествах значительное место отводили движению солнца и положению на небе неподвижных звезд. Какими бы представлениями ни жила основная масса людей за пределами храма, жрецы начинали связывать движение небесных тел с силами, обитающими в святилище. Жрецы размышляли о воле богов, которым служили, и пытались понять, каким образом те могут влиять на жизнь людей. Вполне естественным было предположить, что светила, так неравномерно расположенные на небосводе, каким-то образом могут предвещать человеческие судьбы.

Кроме всего прочего, ориентация храмов играла важную роль в праздновании наступающего нового года. Утром одного из дней года, и только этим утром, в храме, ориентированном на восход в день зимнего солнцестояния, первые лучи солнца разгоняли полумрак вдоль длинного ряда колонн и освещали фигуру божества, помещенную над алтарем, словно вливая в нее новую жизнь и силу. Узкая, затемненная планировка древних храмов, словно намеренно, была рассчитана на подобного рода эффекты. Люди, несомненно, сходились в храм затемно, еще до рассвета. В полутьме они распевали религиозные гимны и, возможно, приносили жертвы божеству. Само же божество оставалось отстраненным, до поры невидимым во тьме храма, словно бы наблюдая за поведением собравшихся. Те же еще сильнее взывали к своему божеству, молили его появиться. И вот перед их глазами, уже привыкшими к темноте, в первых лучах солнца, всходившего за их спинами, внезапно появлялся бог.

Такая ориентация характерна не только для большинства храмов Египта, Ассирии, Вавилонии и всего Востока, ее можно встретить в греческих храмах. На восход солнца в день летнего солнцестояния ориентирован и Стоунхэндж, а также большинство мегалитических круговых храмовых сооружений Европы. Алтарь Неба в Пекине ориентирован по зимнему солнцестоянию. В дни китайской империи важнейшими из всех обязанностей императора были жертвоприношение и молитвы за урожайный и благополучный год, совершаемые в храме в день зимнего солнцестояния.

Египетские жрецы составили карту созвездий и выделили двенадцать знаков зодиака уже к 3000 г. до н. э.

Астрономические исследования — наиболее очевидное, но не единственное свидетельство той значительной работы ума, которая совершалась в древности в стенах храмов. У многих современных авторов есть склонность принижать роль жречества, говорить о жрецах так, будто бы они всегда были мошенниками и трюкачами и только стремились обвести вокруг пальца темный люд. Да, долгое время они оставались единственным образованным классом, только жрецы были мыслителями и хранителями духовности того времени. Очень долгое время не существовало другого пути приобщиться к духовной жизни, открыть для себя мир литературы, вообще знаний, как только через жречество, монашество, священничество. Храмы были не только обсерваториями, библиотеками и лечебницами, они еще служили музеями, сокровищницами. Оригинал истории о плавании Ганнона, например, хранился в одном из храмов Карфагена; шкуры «горилл» были выставлены для обозрения в другом. Все, что представляло хотя бы какую-то ценность и значимость для жизни общины, хранилось в храме.

Геродот, первый греческий историк (ок. 484–425 гг. до н. э.) большую часть своего исторического материала собрал, общаясь с жрецами в тех странах, в которых он побывал. И совершенно очевидно, что жрецы были рады путешественнику-иноземцу и охотно беседовали с ним о том, что интересовало Геродота в их стране.

За пределами храма мир по-прежнему жил заботами одного дня, не задумываясь о его истоках и смысле. В древних источниках почти не встречаются свидетельства того, что простые люди понимали, что жрецы их обманывают, или испытывали к ним что-либо еще, кроме доверия и преданности.

Даже великие завоеватели более поздних времен старались привлечь на свою сторону священнослужителей тех народов и городов, покорности которых они добивались. И причина тому — исключительная популярность жрецов.

Нет сомнения, что образованность и нравственность отдельных жрецов были разными. Среди них могли быть жестокие, порочные и жадные, нередко встречались недалекие или косные, не желавшие знать ничего, кроме догм своего учения. Однако существовали строгие рамки — и об этом не следует забывать — допустимой деградации жречества, или неэффективности его служения. Брожение в умах верующих было губительно прежде всего для самого жречества, и жрецы старались не переступать черту того, что люди могли вытерпеть, ни в сторону тьмы, ни в сторону света.

Авторитет жреца в конечном счете основывался на всеобщем убеждении, что его служение приносит благо.

Самые ранние цивилизованные формы правления были, таким образом, правлением жрецов. Именно жрецы, а не цари или вожди, заставили людей взяться за плуг и перейти к оседлой жизни. Именно они, насаждая представления о боге, о плодородии и изобилии, преодолевали инертность простых людей. Ранние правители Шумера, о которых нам известно, все были жрецами, а царями лишь потому, что на них одновременно возлагались обязанности верховного жреца.

Такое правление отличается как своеобразной силой, имеющей глубокие корни, так и очевидной слабостью. Власть жреца распространялась только на собственный народ. Очевидно, это было подчинение воли людей воздействием на их подсознательные страхи и чаяния. Жрецы могли сплотить свой народ для отпора врагу, но из-за отсутствия необходимой гибкости сами методы жреческого воздействия на людей не годились для того, чтобы руководить народом на поле брани. Против вражеского нашествия народ, управляемый жрецами, оказывался бессильным.

Более того, жрец — человек подневольный. Он имел особую подготовку, посвящение и принадлежал к обособленному сословию, клану, поневоле живущему корпоративными интересами; жизнь жреца принадлежала богу и храму. Он жил и умирал только во славу своего бога. И это внутреннее горение наполняло силой и его служение, и духовную жизнь его храма. Но в соседнем городе или селении был другой храм с другим богом. И жрецу приходилось постоянно следить за тем, чтобы не допустить своих верных в этот храм. Религиозным культам и верованиям по природе присущ дух сектантства. Они могут подавлять друг друга, переманивать или силой обращать людей в свою веру, но они никогда не захотят добровольно объединиться.

Первое, что мы узнаем о Шумере, — это вражда жрецов и богов. Пока шумеры не были завоеваны семитами, они так и не смогли объединиться. Тот же неизлечимый конфликт жрецов оставил свой отпечаток и на всех руинах храмов Египта. Иначе и быть не могло, если принимать во внимание все те элементы, из которых возникла религия.

В Старом Свете эпоха, когда жрецы безраздельно властвовали над остальной общиной, закончилась около двух с половиной тысяч лет назад. Но в Америке жречество, связанное с примитивным жертвоприношением, и тысячу лет назад правило целой цивилизацией. Речь идет о цивилизациях Центральной Америки и Юкатана. В Мексике жрецы и светская власть правили, так сказать, рука об руку (как и в Вавилонии), храм соседствовал с дворцом правителя. В Перу верховная власть принадлежала божественному правителю наподобие фараона. А в цивилизации майя, оставившей после себя удивительные руины, скрытые в джунглях южной Мексики, жреческая каста удерживала верховенство, замешанное на крови и беспрекословном подчинении требованиям культа.

Во всем остальном мире верховная власть жрецов в определенное время миновала пик своего могущества, уступив место другим формам правления. Но у майя она достигла каких-то крайних форм, превратившихся в итоге в карикатуру на сам жреческий класс. Жрецы усложняли и совершенствовали свой календарь, пока он не превратился в головоломку, недоступную для непосвященных. Ритуал человеческого жертвоприношения также был доведен до крайнего эмоционального напряжения. Скульптура майя, очень сложная и мастерски выполненная, несет на себе отпечаток помешательства, отчетливо видимого в переплетении причудливых форм.

Два эти основные изъяна жреческого правления — неспособность к действенному военному руководству и неизбежная ревность ко всем иным религиозным культам — послужили причиной усиления положения светского властителя. Им становился или предводитель иноземцев, распространявший свою власть на завоеванный народ, или военный лидер, сохранявший определенное влияние и в мирное время, с которым жрецы, не желавшие уступать друг другу, соглашались.

Светский правитель окружал себя свитой чиновников и начинал, опираясь на военные структуры, принимать участие в управлении народом. Таким образом, из жреческой среды вырастал и постепенно начинал теснить жреца его защитник, ставший соперником, — царь. Не раз человечеству в его дальнейшей истории придется переживать события, которые можно истолковать лишь как развитие, усложнение или противодействие, подспудное или намеренное, между двумя системами управления и контроля — храмом и дворцом.

Этот антагонизм пережил свою кульминацию в тех местах, которые были исходными центрами цивилизации. Варварские арийские народы, которые в итоге стали править всеми древними цивилизациями Востока, возможно, миновали стадию жреческого правления. Они поздно пришли к цивилизации, и эта часть мировой драмы к их появлению уже была наполовину сыграна. Арийские народы переняли оба понятия — и храма, и царства — у более цивилизованных семитских и хамитских народов в уже сложившемся и развитом виде.

Огромное влияние жречества и культа проявлялось на ранних стадиях развития цивилизации Месопотамии. Но постепенно светская власть начала заявлять о своих правах, и в конечном итоге, ощутив силу, она повела борьбу за главенствующее положение в обществе.

Поначалу дворец был малозаметен в сравнении с храмом. Ему не хватало союзников в обществе. Чиновники были слишком невежественны, чтобы соперничать со жрецами. На стороне жреца были образованность и знания, а еще страх, который люди испытывали перед его магической силой. А шансом дворца была постоянная вражда различных культов. Из других городов, из числа пленников, служителей разгромленных храмов дворец набирал людей, которые тоже умели читать и умели совершать чудеса напоказ. Сведения о жизни и хозяйстве общины, кроме храма, стекались и в царский суд при дворце. Сам царь начинал осмысливать свое место в жизни общины и становился политиком. Торговцы и иноземные посланники стремились получить прием у правителя страны. Пусть царскому дворцу и недоставало утонченной образованности и глубины знаний в сравнении со жрецами, но во дворце больше и из первых рук знали о том, чем жил окружающий мир. Царь был ближе к действительности, чем жрец.

Жрец приходил в храм в еще очень молодом возрасте. Не один год длилось его ученичество. Но и выучившись грамоте, жрец все равно жил в основном среди теней прошлого, мало общаясь с окружающим миром. Кое-кто из тех жрецов, кто был поживее и помоложе, с завистью поглядывали на своих ровесников, состоящих на службе у царя.

На фоне борьбы за власть между жрецом и царем на протяжении многих столетий разворачивалась не одна подобная драма. Малозаметная на первый взгляд, она продолжалась со многими повторами и вариантами, в противостоянии права рождения, наследования и права силы; учености и собственного мнения; в столкновении обычаев и привычки — с одной стороны, и творческой воли и воображения — с другой.

И не всегда, как мы увидим позже, жрец, священнослужитель, выступал в роли консерватора-мракобеса. Иногда царь боролся с косным духовенством, которое стояло на пути его политики. Иногда же только в священнической среде удавалось сберечь последнюю искру былой культуры, сохранить ее среди своеволия, жестокости и дикости сильных мира сего.

Мы можем здесь более-менее обстоятельно рассмотреть лишь один-два примера подобного противостояния, от 4000 г. до н. э. и до дней Александра Великого.

Конфликты такого рода служили одной из движущих сил на ранних стадиях формирования политических отношений.

В самые ранние дни Шумера и Аккада правители городов-государств были, по сути, скорее жрецами и целителями, чем царями. Лишь с возникновением реальной внешней угрозы различие между жрецом и царем становилось более определенным. Но бог жрецов по-прежнему оставался господином и царя, и жреца, верховным владыкой всего сущего. Богатство и влияние его храмов затмевало все то, что имелось в распоряжении царя.

В особенности такое положение дел было заметно внутри городских стен. Хаммурапи — основатель первого Вавилонского царства — был одним из первых правителей, который, как нам известно, обладал реальной властью в своей державе. Он пользовался этой властью с предельным выражением покорности и преклонения перед божеством. Одну из сохранившихся надписей, в которой перечислены труды Хаммурапи по орошению земель Шумера, он начинает так: «Когда Ану и Бел доверили мне правление над Шумером и Аккадом…» Самый ранний из известных нам сводов законов был составлен тем же Хаммурапи. Стела со сводом законов в верхней своей части украшена рельефом с изображением того, как вручает Хаммурапи этот закон сам его изначальный составитель — бог Шамаш. Еще более ранней является стела, обнаруженная во время раскопок Ура. На ней бог Луны повелевает царю Ур-Энгуру построить ему храм и помогает в этом строительстве. Сам же царь — не более чем слуга бога.

Огромное политическое значение во время завоевания города имело вынесение фигуры бога из храма. С этого момента прежний бог занимал подчиненное положение в храме бога своего победителя. Это было куда важнее, чем покорение одного царя другим. Эламиты вынесли статую Мардука — вавилонского Юпитера, и вавилоняне не чувствовали себя свободными, пока не вернули ее обратно.

Но случалось и так, что победитель боялся бога, которого он завоевал. В собрании писем из Тель-эль-Амарны в Египте, адресованных Аменхотепу IV, о котором мы уже упоминали, есть письмо от Тушратты — царя государства Митанни, который завоевал Ассирию и забрал статую богини Иштар. Пользуясь случаем, он передал эту статую в Египет, чтобы таким образом засвидетельствовать свою преданность Аменхотепу и вдобавок избавиться от статуи и от гнева богини. В Библии рассказывается (1 Цар., 5:1–6), как филистимляне в бою взяли у иудеев ковчег завета Господня и принесли его в храм своего морского божества Дагона в Азоте. Однако на следующий день жители Азота обнаружили, что статуя Дагона упала и разбилась, а затем и на сам Азот обрушилась губительная эпидемия. Во всей этой истории действующими лицами являются боги и жрецы, о царях же даже не упоминается.

На протяжении всей истории Вавилонского и Ассирийского царств ни один правитель не мог быть уверенным в своей власти над Вавилоном, пока он не «держал руку Бела», иначе говоря, пока жрецы Бела не объявляли его сыном и представителем бога. По мере того как растут наши знания об истории Ассирии и Вавилона, мы все больше убеждаемся в том, что политика тех дней (перевороты, захваты власти, смены династий, интриги с иноземными державами) в основном отражала взаимоотношения между влиятельным и богатым жречеством, с одной стороны, и растущими, но пока еще не соразмерными силами светской власти — с другой. Царь мог опереться на свое войско, но оно обычно состояло из иноземных наемников, готовых в любой момент поднять бунт, если не было платы или военной добычи. Такое войско было легко подкупить противникам царя.

Мы уже говорили о Синахерибе, сыне Саргона II, одного из правителей Ассирийского царства. Синахериб, который оказался втянут в жестокий конфликт с вавилонским жречеством, так и не «взял Бела за руку». В результате он узурпировал власть, разрушив храмовую часть города в Вавилоне (691 г. до н. э.), и перевез статую Бела-Мардука в Ассирию.

Он был убит одним из своих сыновей, и его преемник, Асархаддон (его сын, но не тот, что был убийцей) счел за лучшее вернуть Бела-Мардука на прежнее место, отстроить его храм и таким образом помириться с богом.

Ашшурбанапал (Сарданапал у греков), сын этого Асархаддона, был особенно интересной фигурой с точки зрения отношений жречества и царя. Примирение его отца со жрецами Бела-Мардука зашло так далеко, что Сарданапал получил вавилонское образование вместо военного ассирийского. Он стал выдающимся собирателем клинописных документов прошлого. Его библиотека, которую удалось раскопать, теперь является неоценимым источником сведений о той эпохе. Но, несмотря на свою ученость, он не забывал и о своем войске. Ашшурбанапалу удалось на какое-то время покорить Египет. Он подавил восстание в Вавилоне и осуществил ряд успешных походов.

Это был один из последних ассирийских царей. Племена ариев, которые больше интересовались войной, чем религиозными культами, и в особенности скифы, мидийцы и персы уже давно наседали на северные и северо-восточные границы Ассирийской державы. Мидийцы и персы вступили в союз с халдеями (семитским племенем, кочевавшем на юге) для совместного похода на Ассирию. Ниневия, столица Ассирии, пала в 606 г. до н. э.

Шестьдесят лет спустя после захвата Ниневии ариями, которые оставили Вавилонию халдеям, последний правитель Халдейского царства (Нововавилонского царства), Набонид, был свергнут царем персов Киром. Набонид, опять же, был высокообразованным правителем, однако страсть к научным изысканиям и живое воображение там, где нужно было проявить расчетливость и понимание сложившейся политической ситуации, сослужили ему недобрую службу. Набонид увлекался изучением древних клинописных табличек. Именно ему удалось установить дату начала царствования Саргона I (3750 г. до н. э.) Эта датировка по-прежнему поддерживается многими современными историками. Набонид очень гордился своим открытием и повелел запечатлеть его в торжественной надписи.

Очевидно, что с именем Набонида также связаны и религиозные новации. Он строил и перестраивал храмы, предпринял попытку централизовать религиозный культ в Вавилоне, перенеся изображения местных божков в храм Бела-Мардука. Несомненно, он видел слабость и разобщенность своих владений, причиной которых было соперничество культов. По всей видимости, все это было затеяно с целью установить какую-то единую для всей страны форму религии.

Но события развивались слишком стремительно, чтобы эти замыслы смогли воплотиться в жизнь. Своими нововведениями Набонид только настроил против себя жрецов Бела. Они приняли сторону персов. В итоге войско Кира без боя заняло Вавилон. Набонид был пленен, персидская стража заняла место у врат храма Бела, в котором все это время не прекращалась служба.

Кир, по сути, присоединил Вавилон к Персидской империи с благословения Бела-Мардука. Он отблагодарил своих сторонников — жрецов, вернув местных божков обратно в их родные храмы. Он также разрешил евреям вернуться в Иерусалим. Для Кира это был лишь политический ход, никак не связывавший его с вероломным жречеством.

Оказавшись под властью равнодушных к религии ариев, вавилонской жреческой касте пришлось заплатить слишком высокую цену за неприкосновенность своего культа. Им лучше было бы согласиться с новшествами еретика Набонида, прислушаться к его идеям и к требованиям изменившегося мира. Кир вступил в Вавилон в 539 г. до н. э., а в 521 г. до н. э. в Вавилоне снова вспыхнул бунт. В 520 г. до н. э. новый персидский правитель Дарий, теперь уже штурмом, взял город.

За последующие двести лет жизнь постепенно ушла из храма Бела-Мардука, и его в конце концов разобрали для строительства других зданий.

История взаимоотношений жреца и правителя в Египте во многом схожа с вавилонской (но, естественно, в точности ее не повторяет). Цари Шумера и Ассирии — это жрецы, ставшие царями, иначе говоря, светские жрецы. Египетский фараон, по всей видимости, пришел к власти несколько иным путем. Уже в очень древних летописных хрониках мы видим, что власть и влияние фараона несравнимы со жреческими. Он, по сути дела, сам являлся богом в большей степени, чем жрец и царь вместе взятые.

Нам неизвестно, как фараонам удалось занять такое положение. Ни один из правителей Шумера, Ассирии или Вавилона не смог бы заставить народ воздвигнуть в свою честь гигантские строения, подобные тем, которые остались после фараонов IV династии — строителей пирамид.

Возможно, уже ранние фараоны считались воплощением верховного божества. Бог-сокол Гор сидит в головах у огромной статуи Хефрена. Уже такой поздний правитель, как Рамзес III (XX династия), запечатлен на своем саркофаге (который хранится теперь в Кембридже) с отличительными символами трех великих таинств египетского пантеона. Он держит в руках два скипетра Осириса, бога дня и воскресения, на голове у него рога богини коровы Хатор и солнечный диск и перья Амона-Ра. Он не просто украсил себя этими символами, как преданный вавилонянин мог бы украсить себя символами Бела-Мардука, он и есть эти три божества в одном обличье.

Некоторые сохранившиеся статуи и изображения также подтверждают, что фараоны в действительности считались сыновьями бога. Божественное рождение от божественного отца, к примеру, Аменхотепа III (из XVIII династии), в деталях представлено в серии скульптур Луксора. Более того, по царившему тогда убеждению, фараон, божественный по природе, не мог взять себе в жены простую смертную. Поэтому постепенно укоренилась традиция близкородственных браков, вплоть до того, что женами фараонов становились их родные сестры.

Борьба между дворцом и храмом в Египте, таким образом, проходила в несколько иной плоскости, чем в Вавилонии. Профессор Маеперо[24] в книге «Новые факты из истории Древнего Египта» приводит очень интересные подробности борьбы Аменхотепа IV со жречеством и в особенности со жрецами верховного бога Амона-Ра, повелителя Карнака. Мать Аменхотепа IV не была из рода фараонов. По всей видимости, отец фараона, Аменхотеп III, остановил свой выбор на женщине из покоренного народа, прекрасной сириянке по имени Тия. Профессор Масперо считает, что корни будущего конфликта следует искать в неприятии царицы и враждебности к ней со стороны жрецов Амона-Ра. Она могла, по мнению профессора, воспитать у сына фанатичную ненависть к Амону.

Но, возможно, Аменхотеп преследовал более обширные цели. Подобно вавилонянину Набониду, жившему на тысячу лет позже, фараон хотел обеспечить с помощью реформы культа духовное единство своих подданных. Мы уже отмечали, что Аменхотеп III правил землями от Эфиопии до Евфрата. Если судить по письмам, в частности, к сыну, также найденным в Тель-эль-Амарне, отец Аменхотепа IV отличался широким кругом интересов и был личностью очень влиятельной.

Как бы то ни было, Аменхотеп IV принял решение закрыть все египетские и сирийские храмы и учредить на подвластных ему территориях вместо множества религий единый для всех культ бога Атона и поклонение солнечному диску. Он оставил свою столицу, Фивы, которая еще больше была городом Амона-Ра, чем позже Вавилон был городом Мардука, и перенес столицу в Тель-эль-Амарну. Он также изменил свое имя с Аменхотепа, которым он посвящался Амону (Амен), на Эхнатон, «Хвала Солнцу». На протяжении восемнадцати лет, до самой смерти фараона, продолжался непримиримый конфликт, в котором ни одна из сторон не хотела уступать.

Однако восемнадцатилетнего правления оказалось недостаточно, чтобы революционные изменения в культе смогли закрепиться. Зять Эхнатона, пришедший ему на смену, вернулся в Фивы и примирился с Амоном-Ра. Зятем и наследником Эхнатона, кстати, был фараон Тутанхамон, открытие гробницы которого наделало столько шума в египтологии. Это был молодой человек, далекий от интриг и притязаний на власть. По всей видимости, он был целиком в руках жрецов Амона. Он или умер молодым, или же его просто убрали. Вышло так, что гробница Тутанхамона — едва ли не единственное погребение фараонов, которое впоследствии не было вскрыто и разграблено. Когда она была открыта и исследована учеными, имя Тутанхамона стало предметом сенсации, совершенно не соответствующей его прижизненному влиянию.

XVIII династия вскоре после смерти Тутанхамона сошла на нет, и новая, XIX династия, основанная Херемхебом, стала одной из самых великих и прославленных из всех династий Древнего Египта.

Представление о божественной природе царской власти на протяжении всей истории Древнего Египта владело умами египтян и через их посредничество овладевало правителями других народов. Когда Александр Великий подошел с войском к Вавилону, культ Мардука уже мало кого вдохновлял. Однако в Египте Амон-Ра был еще вполне в силах произвести впечатление на завоевателя-грека. Жрецы Амона-Ра приблизительно во время XVIII или XIX династий (около 1400 г. до н. э.) устроили в одном из оазисов храм с оракулом. В нем была статуя божества, которая могла говорить, качать головой, принимать или отвергать свитки с прошениями.

Этот оракул по-прежнему процветал и в 332 г. до н. э. Молодой повелитель мира, по преданию, также отправился к оракулу за прорицаниями. Он вошел в храм, и навстречу ему из полутьмы святилища двинулась статуя божества. Последовал впечатляющий обмен приветствиями. Оракул обратился к Александру с примерно следующими словами (пишет профессор Масперо):

«Приди, сын моих чресл, любящий меня так, что я дарую тебе милость Ра и милость Гора! Прими от меня силу и пусть твоя стопа попирает все страны и все народы!

И пусть рука твоя поразит всех врагов, и все народы соберутся под руку твою!»

Вот так жрецы Египта победили своего победителя, и арийский правитель впервые стал богом.

Объем нашей книги не позволяет в подробностях рассмотреть противостояние царя и жреца в Китае. Это противостояние, конечно же, имело свои отличительные особенности подобно тому, как ситуация в Египте отличалась от вавилонской. В Китае мы также обнаруживаем, что правитель прикладывал усилия, чтобы разбить узы традиций, которые вели к разобщенности его народа.

Китайский император, «Сын Неба», сам был верховным жрецом, его основной обязанностью было совершать жертвоприношения. В истории Китая были смутные времена, когда власть императора сводилась лишь к этим жертвоприношениям. И этот обычай сохранился до сравнительно недавнего времени. Буквально за несколько дней до падения императорской власти в Китае император перестал с пришествием весны собственноручно прокладывать первую борозду. Образованный класс в Китае также очень рано отделился от жреческого. Он превратился в бюрократический аппарат, который обслуживал местных царей и правителей. В этом, пожалуй, и заключалось одно из основополагающих различий в истории Китая и любого западного государства.

В то время как Александр победоносным походом шел по Западной Азии, Китай при последних жрецах-императорах династии Чжоу погружался в пучину беспорядков и безвластия. Каждая из провинций не хотела отступать от своей самобытности, а гунны тем временем опустошали одно царство за другим. Правитель царства Цинь (живший восемьдесят лет спустя после Александра Великого), потрясенный уроном, который, по его мнению, причиняло противоборство учений, приказал уничтожить все книги без разбора. А его сын Ши Хуанди, «первый единый император», приложил огромные усилия, чтобы уничтожить и китайскую классику. Правил он по своему усмотрению, не опираясь ни на какую традицию. И пока он правил, книги вроде бы исчезли. Ши Хуанди удалось сплотить свою державу, и это единство продержалось несколько столетий. Но после его смерти припрятанные книги стали потихоньку переходить из рук в руки.

Китай сохранил единство, но правили им не наследники «Всеобщего императора». После гражданской войны пришла к власти новая династия, династия Хань (206 г. до н. э.). Первый правитель Хань отменил гонения на образованный класс, а его преемник помирился с учеными и повелел восстановить классические тексты.

Глава семнадцатая Слуги и рабы. Общественные классы и свободная личность

В последних четырех главах мы обрисовали, как из примитивного неолитического земледелия вырастали цивилизованные государства. Этот процесс начался около 15 000 лет назад в восточном Средиземноморье или в районах, прилегающих к нему. Поначалу было скорее собирательство, затем примитивная обработка земли, когда долгое время мотыга (а не плуг) была основным орудием в руках земледельца. И само это мотыжное земледелие было не более, чем подспорьем. Заботясь о пропитании, человек больше полагался на охоту и на разведение коров, овец и коз.

В общих чертах мы постарались представить длительный и сложный процесс роста первых поселений в регионах, наиболее выгодных для земледелия, и то, как эти поселения со временем вырастали в многолюдные города, а затем — в города-государства.

В общинах, как мы описали, сельское святилище и сельский знахарь постепенно сменялись многочисленными жрецами городского храма. Мы отмечали также и то, что войны начинались как стычки между селениями, а затем уже стали более организованной борьбой божества и его царя-жреца из одного города со своими соперниками из другого.

Ход нашего повествования становился все быстрее и динамичнее — от первых признаков возникновения шумерского государства в 5000–6000 гг. до н. э. и до впечатляющего роста могущественных царств, с дорогами и армиями, величественными стелами, письменными документами, образованным жречеством, царями и правителями.

На судьбе простого общинника все эти перемены, конечно же, не могли не сказаться, потому что менялся способ хозяйствования и сама жизнь на общинных землях. Однако по большей части роль простого человека в этих переменах была пассивной, если не подчиненной.

Мнения и желания рядового общинника, трудившегося на земле, никто не спрашивал. Читать и писать было занятием не для него. Он продолжал возделывать свой клочок земли, любить жену и детей, бить собаку и давать корм скоту, жаловаться на трудные времена, бояться, чтоб на него не навели порчу колдуны и не разгневались боги. Если простому человеку и хотелось чего-то, так это чтобы все те, кто наверху, поменьше вспоминали о его существовании.

Такой была жизнь простого человека 10 000 лет до н. э., такой она была, не изменившись по существу и по содержанию, во времена Александра Великого. И такой она продолжает оставаться на большей части света и в наши дни. Теперь простой человек работает с большим умением, пользуется лучшими орудиями, живет в более удобных жилищах, обменивает плоды своего труда на более организованных рынках. Но настоящая свобода и настоящее равенство ушли из жизни человека еще тогда, когда он перестал странствовать.

Человеку пришлось расстаться со своей свободой в обмен на безопасность, жилье и регулярное питание. Постепенно выяснилось, что участок, который человек обрабатывал, уже не его собственный — он принадлежит богу. И человек отдавал часть своего урожая богу. Бог передал эту землю царю, и тот стал собирать с людей пошлины и налоги. Царь вручил землю своему чиновнику, который стал господином простого человека. Когда нужно было поработать непосредственно на бога или царя, или для знатного человека, тогда простому человеку приходилось оставлять свой участок и работать на господина.

Человеку никогда не было доподлинно известно, насколько тот участок земли, который он обрабатывал, находится в его собственности. В Древней Ассирии земля принадлежала свободным земледельцам, но каждому из них приходилось платить за владение землей налог. В Вавилонии земля принадлежала богу, и он разрешал землепашцу работать на ней. В Египте владели землей и взимали налог за пользование ею храмы, боги-фараоны и местная знать.

Земледелец не был рабом, он считался свободным общинником, но был привязан к земле настолько, что ему некуда было идти и ничего больше не оставалось делать, как пахать эту землю.

Он жил в деревне или в городе и каждый день выходил работать на свой участок. Впрочем, поначалу сама деревня представляла собой совместное хозяйство семейной группы, возглавляемой старейшиной-патриархом, а ранний город — группу таких хозяйств под руководством старейшин.

Процесс порабощения свободного общинника углублялся с развитием цивилизации. Власть и влияние старейшин и вождей росли, простой человек уже не поспевал за своими более важными сородичами. Постепенно его зависимость и подчиненное положение стали обычными и закрепились традицией.

В целом простые люди были не против жить в мире царей, господ, богов и подчиняться их распоряжениям. Так было проще и спокойнее. Все животные, и человек не исключение, начинают жить, подчиняясь старшим. Большинство принимает условия, в которых им довелось родиться, как сами собой разумеющиеся.

Из древних египетских текстов видно, что уже до 2000 г. до н. э. существовало общественное недовольство, но оно носило наивный нереволюционный характер. Это были жалобы на то, что люди вероломны, а судьи несправедливы; что богачи своевольничают, облагают бедняков поборами и не помогают им.

Можно было обвинять богатых в том, что они мало платят и плохо кормят, заставляют работать в плохих условиях. Но ни у кого не возникало вопроса о самом праве фараона на власть или о справедливости положения богачей. Никто не бросал вызов социальному порядку. Жалобы так и не материализовались в активное противодействие.

Ранние войны не были продолжительными и не превращались в дальние походы. Воинство, нападавшее или отражавшее нападение соседей, состояло из самих общинников. Однако война принесла с собой новый источник обогащения (захват добычи) и новый социальный фактор (появление пленных). В более ранние, кочевые времена пленнику сохраняли жизнь только для того, чтобы подвергнуть мучениям или принести в жертву божеству, даровавшему победу. Захваченные женщины и дети ассимилировались в племени. Рабы мало что могли делать в условиях кочевого существования. Но впоследствии многих пленников обращали в рабство, заметив их исключительные способности или необычные навыки. Поначалу таких рабов забирали себе цари и вожди. Очень быстро они поняли, что рабы — их собственность в гораздо большей степени, чем крестьяне-земледельцы и простой люд их же племени. Рабу можно было приказать выполнять любую работу для своего хозяина, в отличие от квазисвободных общинников, которые неохотно оставляли свой собственный земельный участок. Рабов можно было сгонять туда, где требовались усилия множества человеческих рук, — в каменоломни или рудники.

С очень давних времен ремесленниками были в основном рабы. Производство тканей, ваз, изделий из разных металлов, которое полным ходом шло у Миноса в Кносском дворце (представлявшем собой цельный хозяйственный комплекс), с самого начала было делом рук рабов. Можно также привести в пример вавилонские соглашения на обучение рабов ремеслам и последующую продажу продукции, произведенной рабами. Рабы производили и детей-рабов. Их общее количество увеличивалось, в том числе и за счет порабощения несостоятельных должников.

Вполне вероятно, что рост городского населения был напрямую связан с ростом численности рабов-ремесленников и рабов-слуг. При этом они не были совершенно бесправными рабами. В позднем Вавилоне их жизнь и имущество защищались специально разработанными законами. И не все они были военнопленными. Родители могли продавать в рабство своих детей, братья продавали сирот-сестер. Свободные люди, у которых не было средств к существованию, могли даже себя продать в рабство. Рабство было неизбежной участью несостоятельного должника. Подмастерье, поступивший на выучку к ремесленнику, на этот срок становился рабом своего хозяина.

В общем процессе порабощения выделяется и обратный процесс — появление вольноотпущенников. Мужчины и женщины-вольноотпущенники трудились за плату и имели уже более определенные личные права. В Вавилоне рабам не запрещалось иметь личное имущество, многие из них откладывали деньги на выкуп и покупали свою свободу. Вероятно, городской раб пользовался свободой практически в той же степени, что и свободный земледелец. И по мере роста сельского населения сыновья и дочери земледельцев вливались в ряды горожан-ремесленников, как рабов, так и свободных.

Вместе с усилением и усложнением централизованной власти увеличивалось и количество домашних хозяйств. Рядом с дворцом царя вырастали домашние хозяйства его министров и чиновников, к стенам храма лепились хозяйства храмовых служителей.

Не трудно понять, что эти дома и земельные наделы все в большей степени становились собственностью тех, кто их занимал, и все в меньшей степени принадлежали их первоначальному владельцу — богу. На самых ранних стадиях развития и египетское, и китайское государства проходили через эту стадию, когда некоторые семьи, формально считаясь на службе у царя, были одновременно независимой местной знатью.

На более поздней стадии вавилонской цивилизации мы обнаруживаем, что существовал умножающийся класс собственников, которые не являлись ни рабами, ни крестьянами, ни жрецами, ни чиновниками. Это были вдовы, потомки знати, разбогатевшие торговцы и т. п. Все эти люди ни у кого не состояли в прямом подчинении.

Торговцы зачастую были выходцами с чужих земель. В Вавилоне было множество торговцев-арамеев, которые владели крупными предприятиями с рабами, вольноотпущенниками и разного рода наемными работниками. В цивилизации, не знавшей бумаги, уже сама по себе бухгалтерия была серьезным предприятием. Приходилось накапливать огромное количество глиняных табличек, которые хранились в просторных глиняных чанах.

К среде более или менее свободных и самостоятельных людей примыкали и разные мелкие торговцы, менялы, поставщики продовольствия, старавшиеся пристроиться к более состоятельным заказчикам.

Самой неприглядной чертой рабства всегда было массовое использование рабов на тяжелых физических работах. Возможно, это не так бросалось в глаза в древних городах, но, тем не менее, было в те времена явлением повсеместным. Начнем с того, что сам царь был главным предпринимателем. Он строил каналы и занимался орошением земель (вспомним здесь о начинаниях Хаммурапи, упомянутых в предыдущей главе). Царь также разрабатывал рудники (уже фараоны первой династии осваивали месторождения меди и бирюзы на Синайском полуострове). По-видимому, царь (например, в Кноссе) организовывал производство товаров для торговли с иноземными державами. Для многих подобных целей труд рабов был более дешевым, а сами рабы были более управляемой силой, чем наемные рабочие из народа.

Начиная с самых древних времен пленников приковывали к веслам галер (хотя еще до Перикла (450 г. до н. э.) свободные афиняне также брались за это дело). И, конечно же, цари охотно использовали солдат-рабов в своих завоевательных походах. Можно было не бояться, что эти люди, оторванные от своих корней, захотят сбежать домой: им некуда было бежать. Фараоны также отлавливали чернокожих туземцев в Нубии, а затем готовили из них отряды для походов в Сирию.

Очень близки были к положению рабов варвары-наемники, которых цари привлекали на службу не силой, а разрешением грабить во время войны и обещаниями кормить в мирные дни.

По мере развития древних цивилизаций подобные армии наемников все чаще приходили на смену народным ополчениям былых времен, а подневольный труд рабов становился все более важным и значимым фактором экономической системы.

Труд рабов, лишенных имущества и прав, использовался не только на строительстве каналов и крепостных стен, на рудниках и в армии, этот труд применяли и в земледелии. Знать и храмы тоже использовали рабский труд. Свободным земледельцам, возделывавшим свои клочки земли, было не под силу конкурировать с армиями рабов, обрабатывавшими огромные поля. Вскоре свободный труд в производстве основных продуктов земледелия был почти полностью вытеснен трудом рабов.

Таким образом, несложная социальная структура ранних городов (которую мы рассматривали на примере первых городов-государств Шумера) со временем превратилась в многонациональные скопления людей, отличных по занятиям, образованию, происхождению, неодинаковых по степени богатства, свободы, власти и пользы для общества. Именно такими скоплениями стали крупные города последнего тысячелетия до нашей эры. Самым примечательным во всем этом разнородном многолюдье было постепенное умножение числа тех, кого мы можем назвать свободными личностями. Это самостоятельные индивидуумы, которые не являлись ни жрецами, ни царями, ни чиновниками, ни слугами или рабами; которые в определенной степени были свободны от необходимости зарабатывать на жизнь и имели время на то, чтобы читать и интересоваться всем вокруг. Таких людей становилось все больше по мере того, как развивалась и закреплялась частная собственность и жизнь в обществе становилась безопаснее. Развивались также способы накопления и оплаты. Торговые операции арамеев и других семитских народов привели к организации кредитной системы и способов сбережения накопленных средств (в более ранние времена почти единственным видом собственности было обладание землей или домами).

К числу свободных личностей принадлежал и Геродот, годы жизни которого приходятся на середину периода Персидского царства. Геродот был одним из первых авторов, чей подход к истории отличался всесторонним исследовательским характером, в отличие от составителей храмовых и придворных хроник. Позднее мы неоднократно будем обращаться к цитатам из истории, которую написал Геродот.

Геродот родился около 484 г. до н. э. в Галикарнасе, малоазийском греческом городе, который признавал власть персов (Вавилония была завоевана персами под предводительством Кира в 539 г. до н. э.; владычество персов, пусть и непрочное, распространилось и на Египет), а подчинялся непосредственно единоличному правителю, или тирану.

Нет никаких свидетельств того, что Геродоту приходилось зарабатывать себе на жизнь или проводить большую часть времени, распоряжаясь имуществом. Нам неизвестны в деталях обстоятельства его жизни в Галикарнасе, однако ясно, что в греческом городе, под чужеземным правлением у Геродота была возможность приобретать, читать и изучать рукописи (почти все, что было написано на греческом языке до него).

Геродот начал свое путешествие с островов Греческого архипелага. При этом, как можно судить по его записям, он не был особо стеснен материально и в свободе передвижений. Он задерживался там, где хотел задержаться, находя, по всей видимости, вполне пристойный прием. Затем он посетил Вавилонию и Сузы, новую столицу персов, возведенную восточнее течения Тигра. Далее его путь пролегал вдоль побережья Черного моря, где он собрал обширные сведения о скифах (арийском народе, который в те времена обосновался по всему югу России).

Далее Геродот посетил южную Италию, изучал древности Тира, палестинского побережья, побывал в Газе и на долгое время задержался в Египте. Путешествуя по Египту, он рассматривал старинные храмы и монументы и записывал все, что мог узнать о них. Нам известно, и не только со слов Геродота, но и из других источников, что в те дни к древним храмам и пирамидам (которым уже тогда насчитывалось почти три тысячи лет) тянулись вереницы любопытных, стремившихся своими глазами увидеть эти памятники старины. Были даже особые жрецы-экскурсоводы, приставленные к этим «туристам». Те, кстати, не прочь были оставить и о себе память, нацарапав свои имена на древних стенах. Эти надписи сохранились до наших дней, многие из них переведены и опубликованы.

По мере того как накапливались знания и впечатления, Геродот проникался мыслью написать обширную историю попыток Персии покорить Грецию. Но вступлением к своей истории он сделал описание прошлого Греции, Персии, Ассирии, Вавилонии, Египта, Скифии, а также географии и народов этих стран.

Сначала Геродот решил привлечь внимание своих друзей в Галикарнасе к этой книге, зачитывая им отрывки, однако не добился признания. Тогда Геродот отправился в Афины, самый процветающий из всех греческих городов того времени. Там его труд был встречен с восторгом. Геродот оказался в центре блестящего общества мыслящих и деятельных людей, а городские власти наградили его суммой в десять талантов в знак признания достоинств его книги.

Уже в V в. до н. э. становятся все более очевидными новые общественные отношения. Чтение и письмо вышли за пределы храмов, перестали быть уделом только придворных писцов. Письменная традиция уже больше не сосредоточивалась только в храме и царском дворце. Новые люди, не испытывавшие недостатка ни в средствах, ни в свободном времени, задавали вопросы, обменивались знаниями и впечатлениями и формировали новые идеи и представления.

Так в мире, заполненном завоевательными походами и своевластием самодержцев, обыденной жизнью необразованных и нелюбознательных людей, мы замечаем появление той силы, которая стала доминирующей в наши дни — силы свободного разума человечества. К разговору об этом свободном разуме мы вернемся в следующей главе, когда речь пойдет о греческих городах-государствах Малой Азии и греческого архипелага.

В двух последних главах мы обсуждали длительный процесс становления вавилонской и египетской цивилизаций, одной из составляющих которого был значительный рост населения. Составим теперь список основных элементов общественной системы, какой она была две с половиной — три тысячи лет назад. Цивилизация, в которой мы живем сегодня, просто продолжила и развила, усложнила и перестроила те общественные отношения. Наш мир мы получили в наследство от прошлых эпох. Только после тщательного изучения первичных общественных элементов ранних цивилизаций мы сможем стать выше узких представлений и предрассудков нашего собственного класса, понять социальные и политические вопросы нашего времени.

1. Первым элементом идет жречество, храмовая система, которая являлась сердцевиной, разумом, направляющей роста примитивных цивилизаций. В более поздние времена жречество продолжало оставаться одной из самых влиятельных сил, но оно перестало быть всесильным, поскольку по своей природе консервативно и негибко. Жречество перестало обладать монополи ей на знания и давать жизнь новым идеям. Знание, перестав быть привилегией узкого круга посвященных, стало инструментом свободной мысли более широкого и менее контролируемого слоя населения. Вокруг храмовой системы группировались жрецы и жрицы, писцы, знахари, заклинатели, а также светские со братья жрецов (служители, казначеи, управляющие и т. п.) Храмы владели значительными средствами и зачастую накапливали огромные богатства.

2. Жречеству противостояла дворцовая система (первоначально выросшая из жречества). Ее возглавлял царь, или «царь царей», который был в поздней Ассирии и Вавилонии чем-то вроде военного предводителя и светского управляющего, а в Египте — человеком-богом, освободившимся из-под контроля жрецов. Вокруг верховного правителя скапливались его писцы, советники, летописцы, посыльные, военачальники и стража. Многие из чиновников сами имели в подчинении значительный административный аппарат и постоянно стремились стать независимыми от верховного правителя.

3. В основе всей общественной пирамиды находился самый многочисленный и самый необходимый в обществе класс — земледельцы. Их статус варьировался от века к веку и в различных странах был разным. Они были или свободными крестьянами, платившими налоги; или крепостными на земле, принадлежавшей богу; или крепостными, но уже арендаторами царя, знати или собственника земли, который взимал с них арендную плату. В большинстве случаев налогом или рентой служила часть урожая.

В государствах речных долин обрабатывались сравнительно небольшие наделы. В целях безопасности земледельцы жили совместно в поселках, вместе следили за состоянием оросительных каналов. Труд земледельца суров, и у человека оставалось мало времени и сил для занятий чем-то еще. Ведь благоприятная погода для сева или жатвы не станет ждать. Детей также нужно было с самого раннего возраста приучать к посильному труду, поэтому класс земледельцев, как правило, всегда был плохо образован, пользовался отсталыми орудиями производства, был суеверным из-за незнания природных законов, влияющих на смену погоды. Невежественного земледельца легко было обмануть или подчинить своей воле. Временами этот класс был способен на значительное пассивное сопротивление, однако у него не было других целей, кроме как сеять и жать, а получив урожай, выбиться из долгов и отложить немного на черный день. Таким этот класс остается и в наши дни на значительной территории Европы и Азии.

4. Существенно отличался от земледельцев по происхождению и способу существования класс ремесленников. Поначалу он, вероятно, состоял частично из городских рабов, частично из крестьян, которые стали зарабатывать себе на жизнь только одним ремеслом. Постепенно каждая из разновидностей ремесел обретала определенную независимость и дух общности. Ремесленники могли собраться вместе и обсуждать свои дела быстрее, чем земледельцы. Они могли образовывать гильдии, чтобы предотвращать перепроизводство, поддерживать определенный Уровень оплаты за труд и защищать общие интересы.

5. По мере того как власть правителей Вавилонии выходила за пределы территорий, пригодных для земледелия, и распространялась на менее плодородные, но пригодные для пастбищ регионы, возникал класс скотоводов. В Вавилонии это были кочевники-семиты, бедуины (подобные нынешним бедуинам). Вероятно, они выпасали свои стада на обширных пространствах. Оплата их труда была значительно выше, чем оплата труда земледельцев, и относились к ним с большим уважением.

6. Первыми в мире торговцами были или владельцы кораблей (подобно жителям Тира и Кносса), или кочевники, которые, странствуя, перевозили товары из одной области примитивной цивилизации в другую. В эпоху Ассирии и Вавилона торговцами были преимущественно семиты-арамеи, предки современных сирийцев. Торговцы оказывали заметное влияние на жизнь общества. Они образовывали свои собственные домашние хозяйства.

Ростовщичество быстро развивалось в последнем тысячелетии до нашей эры, хотя оно практиковалось даже во времена Шумера. Торговцам необходимо было размещать свои средства, земледельцам нужно было заблаговременно побеспокоиться о том, как сбыть урожай. В истории есть сведения о вавилонском банковском доме, который существовал на протяжении нескольких поколений и пережил Халдейское царство.

7. Класс мелких розничных торговцев, по всей видимости, возник по мере усложнения структуры общества в более поздние дни первых империй. Но, вероятна, этот класс не занимал сколько-нибудь значительного положения в обществе.

8. Растущий класс независимых собственников.

9. По мере того как все более усложнялся повседневный быт человека, при храмах, дворцах и зажиточных хозяйствах появились домашние слуги (рабы или вольноотпущенники, или же молодые крестьяне, взятые на службу).

10. Рабы на массовых работах (пленники или люди, обращенные в рабство за долги, а также преступники или ссыльные).

11. Солдаты-наемники. В их числе часто также были пленники или насильно завербованные. Иногда их брали из числа дружественных соседних народов, не утративших воинственный дух.

12. Моряки.

«Люди труда» были представлены пятью разными классами, отличными по происхождению, традициям и образу жизни. А именно: классами 3, 4, 5, 9, 10 из нашего перечня, а также гребцами галер из класса 12. «Солидарность людей труда», как мы увидим, разбирая революции XIX века нашей эры и участие в них индустриальных рабочих, — это новая идея и новые возможности в общественных отношениях.

Давайте, прежде чем мы завершим с формированием общественных классов в первых цивилизациях, немного поговорим о стабильности. Насколько эти классы были отличны один от другого и до какой степени они были способны взаимно смешиваться?

Что касается уже перечисленных классов (9, 10, 11, 12 — слуг, рабов и поденщиков, наемных солдат и — в меньшей степени — моряков, по крайней мере гребцов на галерах), то они поколение за поколением пополнялись пленниками, неудачниками из других классов, в особенности из класса мелких торговцев, а также путем принуждения и насильственной вербовки из класса землевладельцев. В том, что касается моряков, нам следует различать простого гребца и мореплавателей — владельцев судов из таких портов, как Тир и Сидон. Судовладельцы, несомненно, постепенно переходили в торговый класс, а матросы-мореплаватели, должно быть, образовывали своеобразную общность в крупных портовых городах, обживаясь там и передавая секреты морского дела своим сыновьям.

Положение класса 8 (независимые собственники), несомненно, было непрочным. Он постоянно то увеличивался за счет наследников и иждивенцев состоятельных и знатных людей, их вдов и членов семей; то сокращался с их смертью и распылением их собственности. Жрецов и жриц также (во всяком случае в регионах, расположенных на запад от Индии) нельзя было считать репродуктивным классом. Многие жрецы давали обет безбрачия. К репродуктивным слоям общества не относились и слуги. Они жили в имениях других людей, у них не было ни собственного хозяйства, ни собственных больших семей. Таким образом, у нас остаются следующие, действительно жизнеспособные классы древнего цивилизованного общества:

а) правящий и аристократический класс (чиновники, военачальники и т. д.);

б) торговый класс;

в) городские ремесленники;

г) земледельцы;

д) скотоводы.

Каждый из этих классов по-своему воспитывал детей и, вполне естественно, сохранял свое отличие от других. Общее образование в древних государствах не было организовано. Как правило, образованием занимались внутри крупных домашних хозяйств.

Сыновья шли по стопам своих отцов и женились на женщинах, привычных к ведению хозяйства их собственного типа. Впрочем, не исключены были случаи, когда заключались браки с представителями другого класса или осуществлялись переходы из одного класса в другой. Бедные аристократы могли жениться на богатых наследницах торговых классов. Предприимчивые скотоводы, ремесленники или моряки могли стать богатыми торговцами. Ранее считалось, что в Египте существовали жесткие границы между классами. Но, по всей видимости, это все же ошибочное мнение, поводом для которого послужило неправильное прочтение Геродота. Единственным исключительным классом в Египте, представители которого вступали в браки только внутри своего класса, была полубожественная семья фараона.

Общей тенденцией среди арийских народов было отличать благородные семьи (патрициев) от простолюдинов (плебеев). Эта традиция не исчезла даже в демократической Америке. Германия, самая систематичная из европейских стран, в средние века создала очень ясную концепцию нерушимости подобных различий. Ниже князей (которые сами по себе составляли исключительный класс и заключали браки только в своей среде) на социальной лестнице располагались:

а) рыцари (военная и правящая каста со своими геральдическими гербами);

б) бюргеры (торговцы, моряки, ремесленники);

в) бауэры (крепостные крестьяне-земледельцы).

Теперь, если мы обратимся на восток, к Индии, мы обнаружим значительные и очень любопытные отличия. Первое — это установление жестких границ между классами, подобных которым мы не встречаем больше ни в одной части света. Жесткое разделение классов известно европейцам как кастовая система (от португальского «каста», индийцы называют это деление «варна» — цвет).

Происхождение этого социального института доподлинно неизвестно, однако он успел прочно укорениться в долине Ганга еще до времени Александра Великого. Это сложное «горизонтальное» деление общественной структуры на классы-касты, члены которых не могут ни жениться, ни даже есть с членами низших каст под страхом оказаться в числе изгоев, а также «потерять касту» из-за небрежного отношения к церемониям. Потеряв касту, человек не опускается на более низкую ступень — он становится изгоем.

Различные внутренние деления в середине каст очень сложны, многие из них представляют собой объединения по роду занятий. Каждая каста имеет свою жесткую организацию, которая следит за порядком, присматривает за своими бедняками, распределяет помощь внутри касты, защищает общие интересы своих членов, а также следит, чтобы пришельцы из других регионов не оказались самозванцами.

Изначально первые касты складывались из четырех основных групп:

— брахманы (жрецы и учителя);

— кшатрии (воины);

— вайшии (скотоводы, ростовщики, торговцы и земледельцы);

— шудры.

И вне каст — изгои, «неприкасаемые».

Но это первичное деление за долгие века усложнилось дальнейшим дроблением на множество мелких каст, все из них самодостаточные, их члены придерживались своего определенного образа жизни. В Бенгалии кшатрии и вайшии по большей части исчезли. Однако это слишком запутанный вопрос, чтобы здесь детально с ним разбираться.

Сразу же нужно отметить, что в этом чрезвычайно сложном и многослойном социальном организме брахманы (жрецы и учителя) индийского социума, в отличие от западных жреческих каст, являлись классом замкнутым. Брахманы не привлекали в свою среду выходцев из других социальных слоев, дети брахманов обучались у своих отцов, чтобы впоследствии самим занять их места.

Некоторые исследователи предполагают, что первые три из четырех первичных каст, известные как «дваждырожденные», были потомками ведийских ариев — завоевателей Индии, которые раз и навсегда установили такие размежевания, чтобы предотвратить межрасовое смешивание. Предполагается, что шудры — это представители предыдущей волны завоевателей с севера, а изгои — это исконное дравидское население Индии. Однако эти предположения поддерживаются не всеми учеными. Вполне возможно, что общие условия жизни в долине Ганга на протяжении многих столетий способствовали закреплению различий между классами индийского общества.

Какими бы ни были истоки кастовой системы, ясно одно — ее влияние на сознание индийцев огромно. В VI в. до н. э. Гаутама, великий основатель буддизма, провозгласил: «Как четыре потока, что впадают в Ганг, теряют свои имена, только лишь их воды смешиваются с водами священной реки, так и все те, кто верят в Будду, перестают быть брахманами, кшатриями, вайшиями и шудрами».

На несколько столетий учение Будды стало преобладающим в Индии. Оно распространилось также в Китае, Тибете, Японии, Бирме, на Цейлоне, в Туркестане, Манчжурии. В настоящее время значительная часть человечества исповедует эту религию. Однако в Индии буддизм не прижился и оказался в конце концов вытеснен из жизни индийского общества жизнестойкостью и упорством брахманов.

Китайская цивилизация в еще большей степени, чем индийская, была приспособлена к существованию в условиях мира и воину была отведена весьма незначительная роль.

Как и в индийской цивилизации, ведущим классом являлся ученый класс, однако с менее выраженными, чем у брахманов, жреческими чертами и более определенными чиновничьими. Но, в отличие от брахманов, мандарины (которые представляли образованный слой Китая) — это не каста.

Мандарином становились не по рождению, а по образованию. К обучению и экзаменам мандарины привлекались из всех классов общества, и сын мандарина не имел узаконенного права наследовать общественное положение своего отца. И если индийские брахманы зачастую не знали даже содержания своих священных книг, были безвольны и неэнергичны (но полны претенциозной самонадеянности), то китайские мандарины отличались энергией, происходящей от напряженной умственной работы. Но, поскольку образование мандаринов было почти исключительно сведено к зубрежке классической китайской литературы, их влияние в обществе было консервативно.

Еще до дней Александра Великого китайское общество сформировалось и стало на путь, по которому оно продолжало идти и в XX веке. Завоеватели и династии сменяли друг друга, однако образ жизни китайской цивилизации оставался неизменным.

Традиционная китайская общественная система после жреца-императора признавала четыре основных общественных класса:

а) образованный класс, который частично соответствовал чиновникам западного мира, а частично учителям и священнослужителям Индии (во времена Конфуция китайское образование включало верховую езду и стрельбу из лука, изучение обрядов и музыки, а история и математика дополняли «шесть совершенств»;

б) земледельцы;

в) ремесленники;

г) торговцы.

Впрочем, с самых ранних времен в китайской традиции закрепился обычай распределять земельный надел одного хозяина между всеми его сыновьями. Поэтому в китайской истории никогда не было класса крупных землевладельцев, сдававших землю арендаторам, как в большинстве других стран. Земля в Китае всегда была поделена на небольшие хозяйства, принадлежавшие в основном свободным крестьянам и интенсивно обрабатываемые. В Китае были землевладельцы, имевшие одну или несколько ферм, сдаваемых арендаторам, но не было обширных поместий.

Когда земельный надел после многократного дробления становился слишком мелким, чтобы прокормить человека, землю продавали кому-то из более зажиточных соседей, а ее прежний владелец отправлялся в один из крупных китайских городов, чтобы там пополнить армию поденщиков.

В Китае на протяжении многих столетий в городах скапливались массы людей, не обладавших почти никакой собственностью. Эти люди, не крепостные и не рабы, были вынуждены браться за любую подвернувшуюся работу. Именно из таких масс набирались солдаты в армии китайских правителей, а также рабочие на строительство каналов, крепостных стен и т. п. Пленники и рабы в истории Китая, по сравнению с любым западным государством, играли намного меньшую роль.

И в Индии, и в Китае, и в западных странах образованный класс на ранних стадиях цивилизации (до того, как царь или широкие слои общества начали самостоятельно читать и как следствие самостоятельно делать выводы) пользовался властью. В Индии брахманы сохранили свое влияние и по сей день. В Китае класс мандаринов до последних дней Империи находился на привилегированном положении (вспомним о сложности иероглифического письма). В западном мире (очень разнородном, с разнообразной и насыщенной событиями историей) развитие особых ученых элементов общества задержалось и, по всей видимости, никогда уже не приведет к образованию наследственного класса. На Западе, как мы уже отмечали, грамотность очень рано «просочилась» за пределы какого-либо особенного класса. Ей удалось избежать ограничений каст, клерикализма, условностей и стать составной частью повседневной жизни общества. Чтение и письмо упростились до того уровня, когда из них уже невозможно было сделать тайну или культ.

На протяжении 10–12 тысяч лет (иначе говоря, где-то между 300–400 поколениями) человек превращался в многочисленное общественное существо. За этот период произошел переход от неолита (когда одетая в шкуры семья убирала каменными серпами и хранила в своих глинобитных хижинах дикорастущие злаки) ко времени (IV век до нашей эры), когда появились возделываемые поля (по всему побережью Средиземного моря, по течению Нила, по всей Азии до Индии, по обширным орошаемым землям Китая), построились оживленные города, возвелись величественные храмы.

Торговые пути уже связывали один город с другими. Галеры и парусные лодки входили в заполненные гавани и покидали их, осторожно пробираясь от одного берега к другому, от материка к острову, стараясь не удаляться от побережья. Финикийцы — капитаны египетских кораблей — проникли в Ост-Индию и, возможно, еще дальше, к Тихому океану.

В Южной Африке на рисунках бушменов можно различить изображения белых людей с прическами, которые одно время носили в Ассирии. Такие прически были известны и в Северной Европе, но не среди коренного африканского населения.

Через пустыни Африки и Аравии, через Туркестан пролегали караванные пути, соединявшие одну отдаленную часть света с другой. Шелк уже поступал из Китая, слоновая кость из Центральной Африки, а олово из Британии в центры нового способа жизни. В Дамаске уже производили дамаст — камчатную ткань и дамасскую сталь. Люди научились изготовлять тонкие ткани из разноцветной окрашенной шерсти, научились отбеливать их и красить. Кроме меди, бронзы, серебра, золота, у них уже было и железо.

Это было время исключительно изящных гончарных и фарфоровых изделий. Наверное, не было такого драгоценного камня, которого в те времена не умели бы добывать, шлифовать и полировать. Люди научились читать и писать, изменять течения рек, возводить пирамиды и строить каменные стены в тысячу миль длиной.

Десять тысяч лет (или около того), которые понадобились на все это, могут показаться огромным сроком в сравнении с несколькими десятками лет жизни одного человека. Однако даже этот промежуток в тысячи лет не сопоставим с протяженностью геологических эпох. Если отмерить время вспять от городов времен Александра Великого до дней первых каменных орудий, грубо оббитых галек-эолитов плейстоценовой эпохи, то получим отрезок времени в сотню раз больший.

Можно нарисовать тысячи сцен повседневной жизни той эпохи: вот уличный торговец разворачивает яркие одежды из Вавилона перед глазами богатой знатной госпожи; вот живописная толпа стекается к пилонам храма на празднество в Фивах. Или такая сцена: возбужденные черноглазые критяне, совсем как современные испанцы, наблюдают за боем быков, а на матадорах, как и в наши дни, узкие короткие штаны и широкие тугие пояса.

Может быть мы увидим, как дети старательно пишут клинописью на глиняных табличках (в Ниппуре найдено множество подобных школьных табличек), или как женщина, больной муж которой остался дома, проскальзывает в один из величественных карфагенских храмов, чтобы просить богов о его выздоровлении. А может, это будет дикий, одетый в шкуры грек, застывший в изумлении на иллирийском берегу, впервые увидев многовесельную критскую галеру. А та, как огромная сороконожка, ползет по аметистовой глади Адриатического моря. Сжимая в руках свой бронзовый топор, грек поспешит к соплеменникам, чтобы рассказать им об увиденном чудище.

Из миллионов подобных стежков соткано полотно истории. Но, пока нам не попадется какой-нибудь важный шов или рубец, мы не можем задерживаться и рассматривать каждый из этих стежков.

Условия существования, которые предлагала человеку цивилизация, означали также (для счастливого меньшинства, конечно) высвобождение значительных сил и свободного времени. Освобожденная энергия постепенно направлялась на продолжение «детских игр» во взрослом возрасте и на сознательный поиск удовольствий. Человек уже не был полностью поглощен только поиском еды и пристанища. Он стал замечать прекрасное вокруг себя. Даже неандерталец не был до конца животным. Он собирал раковины, необычные камушки и тому подобные вещи и носил их, видимо, ради удовольствия и красоты.

В позднем палеолите, как мы уже отметили, у человека открываются значительные способности к рисованию и резьбе. Несомненно, рисункам придавалось магическое значение (это было неизбежно). Все мы неисправимы в том, что приписываем вещам свойство влиять на человека. До сего дня люди склонны верить, что драгоценности и украшения приносят удачу или, наоборот, несчастье. А палеолитический человек даже не сомневался, что его рисунки станут притягивать удачу во время охоты. Однако пропорции некоторых его статуэток носят определенно гротескный характер. Исследователи особо отмечают тот факт, что значительная часть палеолитических рисунков, дошедших до наших дней, выполнена в темных и труднодоступных пещерах. Но, может быть, это лишь малая часть тех орнаментов, которыми ранний человек покрывал деревья и камни. За считанные годы все, что не было надежно укрыто, могло быть разрушено непогодой.

Человек позднего палеолита рисовал и, как подтверждают его рисунки, танцевал. А танцы, вполне возможно, сопровождались ритмичными криками и боем барабанов.

Впрочем, строго утилитарный характер пока еще имели хижины, строения и укрытия человека эпохи раннего неолита. Лишь на заре цивилизации, в результате значительного роста населения, хижина вождя и святилище перестали быть просто укрытиями от непогоды. Человек, где-то в глубине души, начинал ощущать, что строению также может быть присуще достоинство и тайна, оно может впечатлять своим величием и красотой (зародилось первое сознательное стремление к занятиям архитектурой).

Вероятно, самыми значительными строениями, на которые хватало сил и способностей у человека в каменном веке, были могильники-курганы, где предавали земле тела знатных людей того времени. Всегда в этих курганах находилась погребальная камера, выложенная большими обтесанными камнями, а затем кирпичом-сырцом снаружи, или обмазанная глиной. Египетские пирамиды, эти огромные нагромождения каменных глыб, по сути своей — тоже громадные могильные холмы из камня. Силлберри Хилл в Англии — это тоже пирамида, только земляная. Эти сооружения очень тщательно ориентированы по сторонам света. В случае египетских пирамид можно говорить и об определенных технических навыках строителей, и о немыслимом физическом усилии, но едва ли можно назвать архитектурой эти нагромождения земли или камня.

Взаимное влияние архитекторов Месопотамии и долины Нила было минимальным или вообще отсутствовало. В любом случае в своих первых попытках придать строению определенные архитектурные формы они исходили из особенностей своего строительного материала — кирпича-сырца и тёса.

Шумеры, впрочем, всегда испытывали недостаток в строительном камне. У египтян, напротив, было много разного камня, который легко было добывать и доставлять к Нилу.

Кирпич-сырец, как правило, сжимается в кладке, следовательно, для большей устойчивости стены следовало делать с расширением у основания, поэтому шумерские и египетские дома отличались наклонной внешней стеной, которая придавала им особый отпечаток несокрушимости и устойчивости. Внутренние проходы были узкими (умение ставить крышу освоено было еще недостаточно). В Шумере важные строения постепенно стали возводить в форме «зиккурата», которая стала характерной для этой местности. Зиккурат — это ступенчатое многоэтажное здание, каждый этаж которого был уже предыдущего и оборудован террасой и ступенями наверх. Мягкий кирпич выкладывался в обрамлении более твердого обожженного кирпича, зачастую с изразцами. Остатки подобных сооружений, которые открываются теперь во время раскопок, — не более чем основания первоначальных зданий, возвышавшихся подчас на семь — восемь этажей.

Колонны очень редко использовались в ранней месопотамской архитектуре. Для них не было подходящего материала. Арочное перекрытие также не было известно. Строители, как правило, клали очередной ряд кирпичей на массивных стенах чуть дальше внутрь, чем на предыдущем ряду. Впрочем, шумерские здания в Уре и Кише отличаются массивными кирпичными колоннами. Декоративный эффект достигался с помощью подпорок и кирпичных панелей. Лепка и терракота также играли важную роль в отделочных работах. Для тех же целей привозили и камень в обтесанных глыбах.

Только в архитектуре Ассирии, местности каменистой, мы обнаруживаем, что дома щедро отделывались резным камнем. Только тогда, когда устанавливается постоянное сообщение с Египтом (во II тысячелетии до н. э.) каменные колонны появляются в междуречье Тигра и Евфрата.

В архитектуре Египта никогда не было многоярусных зданий, подобных зиккуратам. За исключением пирамид, обелисков и пилонов, египетская архитектура более тяготела к приземистым и широким зданиям. Камень поначалу использовали как эквивалент дереву (каменным перекрытиям и балкам даже придавали форму деревянных). Деревянные подпорки впоследствии уступили место закругленным каменным колоннам, на которых затем появились живописные или рельефные изображения людей и животных. Один из ранних храмов — храм Сфинкса. Ровесник пирамид, расположенный неподалеку от них, он в основном вырублен в природной скале. В нем нет колонн. Колонны и колоннады появляются приблизительно ко времени XII династии.

Расцвет египетского стиля архитектуры наступил во времена XVIII династии. Именно в этот период появилось множество обширных храмовых комплексов в Фивах. XIX династия также была династией великих строителей.

Скульптура и живопись в обоих центрах цивилизации поначалу были только дополнением, призванным оттенить мастерство зодчего. Скульптура начиналась с рельефов и резных пилонов. Рисунками заполняли пустое пространство на стенах. Сухому египетскому климату мы обязаны сохранностью значительных площадей замечательных рисунков; на них отражены тысячи деталей повседневной жизни египтян. Благодаря уцелевшим до наших дней рисункам нам становится понятным многое из того, чем жили, о чем думали и во что верили эти люди. Находки, сделанные в Ассирии и Вавилоне, значительно уступают египетским в этом отношении.

Эгейская архитектура имеет свое особенное качественное отличие. Однако она по духу гораздо ближе египетской, чем вавилонской. Рано стали использоваться колонны, а планировка зданий отличалась своеобразной «лабиринтоподобностью», делающей их совершенно не похожими на египетские или вавилонские строения. Фрески и мозаики, созданные эгейскими художниками, имеют свой неповторимый характер и выполнены с высоким мастерством.

Одновременно с созданием произведений архитектуры, живописи и скульптуры все цивилизации в огромных количествах производили предметы роскоши: изделия из золота и других металлов, ограненные драгоценные камни, маленькие статуэтки и разнообразные украшения и игрушки; а также стулья, кровати, троны и другую изысканную мебель. Резьба по дереву и слоновой кости отличалась неповторимой красотой.

Жители Крита особенно преуспели в изготовлении прекрасных украшений из золота, а также в изготовлении ваз. Критскими вазами торговали по всему древнему Востоку.

Художественная литература и музыка в древних цивилизациях, видимо, не получили высокого развития. Сочинительство, правда, всегда жило в человеческом обществе с тех пор, как человек научился говорить. Самые важные элементы прозы — чувство фразы, сюжет, детальная характеристика персонажей — все это можно встретить уже там, где соберутся две-три женщины какой угодно расы.

Рассказчик всегда стремится усилить впечатление от своих слов выразительными жестами, разыгрывая перед слушателями маленькие сценки (исключение — разве что самые суровые и сдержанные народы). С самых ранних времен в передаче воспоминаний о великих событиях человек не мог обойтись без помощи повествовательной пляски, в которой нераздельно переплетались речь и пение, мимика и пантомима, ритмические движения и инструментальное сопровождение.

Все это уже присутствовало в жизни человека до эпохи цивилизации. И знакомые формы рассказа, описания и несложных, непритязательных танцев, несомненно, были живы в простонародье древних цивилизаций даже после того, как эпизодические празднования каких-либо памятных событий были вознесены до уровня храмовых церемониалов. Несмотря на то что жрецы взяли различные циклы легенд (к примеру, историю о Сотворении мира) и развили многие из примитивных сюжетов до уровня сложных мифологических комплексов, языковая сторона ритуальных действ не претерпела значительных улучшений. Зрелище — вот что было и оставалось самым значительным. Но ни в Египте, ни в Вавилонии драма как таковая не получила сколько-нибудь серьезного развития. Крестьяне, вероятно, устраивали свои деревенские представления, но дальше этого дело не пошло.

Возможные достижения в области драмы эгейских народов остаются все еще недостаточно изученными. Вероятно, эгейцы тоже не писали пьес. Их интересовали более жестокие, напряженные зрелища. Бой быков был их привычным развлечением.

Этруски так же, как и доевропейские цивилизации Америки, развлекались, проливая кровь рабов и заставляя пленников, чтобы сохранить себе жизнь, убивать друг друга на радость зрителям.

Автору не удалось отыскать никаких свидетельств о существовании профессиональных сказителей или о певцах-бардах. Если не существовало профессиональных хранителей народной памяти, тогда, вплоть до развития письменности, не могло быть и развития литературы. Кто-то мог испытать художественное озарение, однако не было средств сохранить и развить его. Самые ранние египетские записи — это заклинания или медицинские рецепты, нравственные поучения и иногда скупые хроники.

Вполне возможно, что и египтяне, и шумеры до такой степени серьезно относились к жизни, что по прошествии детских лет редко позволяли себе удивляться чудесам или мечтать о приключениях. Это был серьезный, практичный народ. Даже к смерти египтяне относились поразительно прагматично. Они тщательно и с удобствами обставляли свои посмертные жилища. Самое замечательное из египетских творений — «Книга Мертвых» (рассказ о странствии отделившейся от тела души к Осирису) — это простая, без всяких литературных украшений история, скорее нравоучительная, чем фантастическая.

Иудеям еще только предстояло создать свою книгу, первую из книг, изменившую человечество, — Библию. В ней слились воедино, о чем мы будем говорить позже, многие разрозненные прежде элементы старого семитского мира. Арии также в своей лесной прародине слагали предания и гимны, в устной традиции, по памяти передавая все то, о чем пели их сказители.

Во всем древнем мире музыка так и не смогла выделиться в особый вид искусства. Ей приходилось довольствоваться ролью сопровождения к пению или танцу. Древняя музыка обладала ритмом, мелодией, но у нее не было гармонии. Ее выкрикивали, выстукивали, трубили, стараясь более-менее попасть в унисон. Женщины и юноши пели на октаву выше, чем мужчины, помогая себе притопом, прихлопом, ритмом примитивных ударных инструментов.

Это справедливо также и в отношении еврейской и греческой музыки, вплоть до начала христианской эры. Музыка арабов до сих пор ничего не знает о гармонии. Такая музыка состоит из ритмических каденций с довольно монотонной мелодией. Голоса, струнные инструменты, кимвалы звучат в унисон с непрестанной вибрацией тамбуринов.

Вероятно, все это — в совершенстве сохранившееся до наших дней подобие музыки Египта и Вавилона, что в точности подтверждают изображения игры на музыкальных инструментах древних цивилизаций. Во множестве разновидностей показаны ударные, а также тамбурин или тимпан. Без кимвал (их мы видим на ассирийских барельефах) и звона египетского систра не обходилось в те времена ни одно музыкальное исполнение. Вместе с ними звучали флейты, двойные флейты, флажолеты и губные гармоники. Использовались также рожки, металлические трубы и прямые трубы, которые «трубным гласом» отмечали самые патетические места.

И, наконец, поговорим о выросших из неолитического лука разнообразных струнных инструментах: лире, арфе, лютне. На струнных инструментах музыкант играл пальцами или смычком. Звук струн на лютне усиливался резонированием полого корпуса, по форме напоминающего тыкву. Такая же форма корпуса у современной мандолины. Банджо, этот примитивный вульгарный малыш, тоже потомок лютни. Арфа, пожалуй, была самым крупным и самым совершенным из всех музыкальных инструментов древности.

Так же, как литература древности не могла полностью раскрыть свои возможности из-за несовершенства письменности, так и развитие музыки сдерживалось отсутствием удобного и практичного нотного письма. Слух и воображение у музыкантов древности были ничуть не хуже, чем у современных. Однако их мастерство, их достижения, уходя вместе с ними, не могли послужить отправной точкой для преемников.