Очерки, статьи

Заметки о будущей войне: письмо на злобу дня

«Эсквайр»

сентябрь 1935

Ни в этом августе, ни в этом сентябре; у вас есть год, чтобы покончить с тем, что вы любите. Ни в следующем августе, ни в следующем сентябре; это рано; пока они еще в состоянии оставаться на высоте, благодаря всем этим военным фабрикам, расположенным в округе; поэтому никто не начнет войны до тех пор, пока деньги можно будет делать и без нее. Так что этим летом вы можете рыбачить, осенью — охотиться, или просто продолжать то, что делали всегда — приходить вечерами домой, спать с женой, смотреть бейсбол, держать пари, выпивать, когда очень хочется и наслаждаться другими свободами, дарованными любому, у кого в кармане имеется доллар или десять центов. Но через год или через год после их войны. Что же будет с вами после этого?

Итак, сначала вы, возможно, заработаете много денег. Хотя есть большой риск, что как раз вы не заработаете ничего, потому что все достанется правительству. По последним расчетам, именно деньги стоят того, чтобы начать войну. Если вы несете службу, вас обязательно втянут в эту огромную бесполезную работу и с этого момента вы превратитесь в раба.

Случись всеобщая европейская война, и мы обязательно ввяжемся в нее, если пропаганда (представьте, как будет использовано для этого радио), жадность и желание улучшить здоровье ослабленного государства смогут заставить нас пойти на это. Все попытки, предпринимающиеся сегодня для того чтобы лишить людей их мнения через выборных представителей и продвинуть последних к государственному аппарату, еще больше приближают нас к войне.

Это исключает любое возможное препятствие. Никогда ни один человек, ни даже группа людей, которые не могут или не хотят воевать, не должны иметь власти, позволяющей им втянуть эту или любую другую страну в войну, и совсем не важно при этом, как долго они шли к этой власти.

Первой панацеей для плохо управляемой нации может стать инфляция, второй — война. Обе приносят недолгий успех, обе несут долговременное разрушение. Но обе являются убежищем политических и экономических авантюристов.

У нас не было друзей среди европейских стран, не появилось ни одного со времен последней войны, и никакая другая страна не борется за них хуже, чем мы. И опять же, ни в коем случае эта страна не должна быть втянута в европейскую войну из-за ошибочного идеализма, через пропаганду, или из-за желания наказать наших кредиторов, или из-за чьего-то стремления через войну создать из печально известного, плохо управляемого предприятия действующее государство.

А сейчас позвольте изучить действующую систему и понять, есть ли у нас шанс избежать войны.

Больше ни одна нация не выплачивает свои долги. Не осталось и тени притворства в честности между самими нациями или в отношениях нации к человеку. Финляндия пока еще выплачивает нам долг, но это уже новая страна, и она будет учиться лучше. Ведь мы когда-то тоже были новой страной и тоже учились лучше. Теперь, когда страна не выплачивает долгов, нельзя верить ни единому ее слову. Поэтому мы можем легко отбросить все международные соглашения или заявления любых стран, которые на самом деле совершенно не соответствуют их ближайшим и насквозь циничным национальным целям.

Пару лет назад, поздним летом, Италия и Франция мобилизовались вдоль своих границ: последняя боролась с Италией, страстно желающей экспансии в Северной Африке. Любые упоминания об этой мобилизации были вырезаны из теле- и радиотелеграмм. Журналистам, упомянувшим об этом в печати, пригрозили увольнением. Теперь это разногласие улажено после того, как Муссолини перенес свои амбиции на Восточную Африку и, очевидно, заключил с французами сделку о том, что оставит свои североафриканские планы в обмен на разрешение Франции начать войну на территории свободного независимого государства под протекцией члена Лиги Наций.

Италия — это страна патриотов: как бы ни были плохи дела в доме, в бизнесе, как ни сильна бы была тирания или высоки налоги, Муссолини стоит только побренчать шашкой против чужой страны, чтобы заставить своих патриотов забыть обо всех домашних неурядицах, и они яростно вцепятся в глотку врага. По такому же правилу, на заре своего правления, когда личная популярность Муссолини падала, а оппозиция крепла с каждым днем, была предпринята неудачная попытка покушения, после которой публика, обезумевшая от истеричной любви к своему едва выжившему лидеру, была готова пойти на все и патриотически голосовала за принятие репрессивных мер против оппозиции.

Муссолини играет на этой достойной восхищения патриотической истерии, как скрипач на своем инструменте, однако когда Франция и Югославия были потенциальными врагами, он не сумел сыграть Паганини, потому что хотел не войны, а всего лишь угрозы. Он еще помнил битву при Капоретто, где было убито и ранено 320 тысяч человек, из которых 254 тысячи пропали без вести, кроме того, сегодня он уже муштрует новое поколение молодой Италии, которое свято верит в непобедимую военную мощь страны.

Сейчас он хочет развязать войну в феодальной стране, чьи солдаты воюют босиком, в пустыне и на уровне средневековья; он собирается использовать самолеты против людей, у которых нет ничего, и пулеметы, огнеметы, газ и всю современную артиллерию против луков и стрел, копий и местной кавалерии, вооруженной карабинами. Однако сцена для победы Италии уже готова, потому что только победа поможет удержать мысли народа подальше от дома на долгое время. Просчет лишь в том, что у Абиссинии имеется маленькое ядро обученных, хорошо вооруженных войск.

Франция рада видеть, как воюет Муссолини. Во-первых, любой, кто воюет, может быть сильно побит; Африканское Капоретто Италии, ее второе великое поражение в Адуа, под натиском тех самых эфиопцев, когда четырнадцать тысяч итальянских отрядов было убито или ранено силой, которую Муссолини теперь исчисляет сотней тысяч эфиопцев. Само собой, это не совсем честно просить войско в четырнадцать тысяч отрядов бороться с войском в сто тысяч, но и сама суть войны вовсе не в том, чтобы посылать свои четырнадцать тысяч против силы в сто тысяч. На самом деле итальянцы потеряли более чем 4500 отрядов, тогда как у противника ранено и убито было всего 2000. Тысяча шестьсот итальянцев попали в плен. Абиссиния же потеряла 3000 человек.

Французы помнят Адуа, и им знаком позорный проигрыш великого Макса Байера в бое против никому неизвестного Джимми Брэддока (кто знает, может быть Оуни Мэдден, известный гангстер Нью-Йорка вдруг решит выкупить и кусочек Эфиопии?). Французы знают, что любой, кто воюет, может быть сильно побит. Дизентерия, лихорадка, жара, плохой транспорт, есть много вещей, которые могут уничтожить армию. А еще существуют тропические болезни, которые легко могут превратиться в эпидемию, когда рядом находится армия солдат с ослабленным иммунитетом и не привыкшая к местному климату. Перед всеми, кто воюет вблизи экватора, встает простая проблема — как сохранить людей.

Франция понимает, что в любом случае, проиграет Италия или победит, война будет стоить ей так дорого, что она уже ни за что не натворит неприятностей в Европе. Италия никогда не была серьезной проблемой, не считая союзников, необходимых ей для угля и железа. Ни одна нация не может вести войну без угля и железа. Но недавно Италия решила преодолеть эту проблему, создав сильные военно-воздушные силы, и именно они сегодня так беспокоят Европу.

Англия тоже рада смотреть на Италию, воюющую с Эфиопией. Во-первых, ее могут хорошенько выпороть, что, как кажется Англии, преподаст ей урок и продлит мир в Европе. Во-вторых, если она победит, это наконец-таки прекратит надоедливые набеги Абиссинии вдоль северных провинций Кении и переложит ответственность за многолетнюю работорговлю Абиссинии и Аравии на чужие плечи. К тому же Англии, без сомнения, придется урегулировать с возможным победителем проект водоснабжения в северо-восточной Эфиопии, который так необходим ей для орошения Судана. Совершенно очевидно, что английский министр Энтони Иден обсудил этот вопрос во время своего последнего визита в Рим. И наконец, Англия прекрасно осознает, что все, что Италия найдет и заберет у Эфиопии, непременно пройдет через Суэцкий канал или, более длинным путем, через Гибралтар; но если Япония получит разрешение вторгнуться в Эфиопию и добьется таким образом прочной опоры в Африке, то тогда все, что получит Италия, отправится прямиком в Японию, и в случае необходимости ее уже невозможно будет удержать.

Германия тоже радуется попыткам Муссолини проглотить Эфиопию. Любые изменения в африканском статус-кво позволят ей объявить о своих претензиях по поводу возвращения африканских колоний. Если возвращение колоний состоится, оно, вероятно, сможет отложить войну на долгое время. Гитлеровская Германия желает войны, войны-отмщения, желает пламенно, патриотично и почти религиозно. Франция надеется, что случится это до того, как Германия станет очень сильна. Но народ Франции войны не хочет.

Существует огромная опасность и огромная разница. Франция — это страна, Британия — это несколько стран, но Италия — это человек — Муссолини, и Германия — это человек — Гитлер. У человека есть амбиции, человек будет править, пока не рухнет экономика, и он будет стараться восстановить эту экономику с помощью войны. Страна никогда не хочет войны, пока человек через пропаганду не убедит, что она нужна. Сейчас пропаганда сильнее, чем была когда-либо. Ее учреждения механизированы, они растут и контролируются до тех пор, пока правда не будет надежно и навсегда сокрыта.

Сегодня войну не объявляют после простого анализа экономики, если когда-нибудь так вообще было. Сегодня война планируется одним человеком, ее создают демагоги и диктаторы, они играют на патриотизме своих людей, и когда их хваленые реформы не смогли удовлетворить народ, они заставляют его верить в великий обман войны. И мы здесь, в Америке, должны понимать, что ни один человек, несмотря на все его благородство и знатность, не должен получить достаточной власти, чтобы втянуть эту страну в готовящуюся войну, в войну, которая близится с каждым днем, и к которой готовятся, будто к хорошо спланированному преднамеренному убийству. Когда вы даете кому-нибудь власть, вы не думаете о том, кто окажется на этом месте во время кризиса.

В былые времена они писали, что умереть за страну почетно и приятно. Но в нынешней войне в вашей смерти нет ничего почетного и приятного. Умрете как собака, ни за что. Вы умрете выстрелом в голову, быстро и аккуратно, может быть, даже приятно и почетно, не считая белой ослепляющей вспышки, хотя, возможно, это всего лишь задет ваш зрительный нерв, или лобная кость, или свернута челюсть, или ваш нос и скулы сломаны и вы пока еще можете думать, но у вас уже нет лица, которым можно говорить. А если вам не выстрелят в голову, то выстрелят в грудь, и вы будете задыхаться, или попадут в живот, и вы почувствуете, как все это валится наружу и скользит, когда будете пытаться подняться, это не так уж и больно, но многие при этом кричат, да, вот что я думаю; или будет вспышка, громкий хлопок от взорвавшегося снаряда, и вы поймете, что у вас больше нет ног выше колена или, может быть, ниже колена, или, может быть, оторвана стопа и из вашей портянки торчит белая кость, а кто-то снимает с вас ботинок вместе со стопой и месивом из крови, или вы, может быть, почувствуете, как ломается рука и трещат кости, вы будете гореть, задыхаться, вас будет рвать, или, в крайнем случае, вас сотрут с этой земли к чертям еще дюжиной других способов, без всякого почета и не очень приятно; но все это ничего не значит. Ни один список ужасов не удержал людей от войны. Перед войной всегда думаешь, что умрет кто-нибудь другой, не ты. Но ты умрешь, парень, если задержишься там надолго.

Единственный способ бороться с преступлением, каким является война, это показать все ее грязные комбинации, ее уголовщину, и тех свиней, которые ждут войны, и то, как по-идиотски они ведут ее, когда получают; возможно, только тогда честный человек перестанет верить в этот обман и откажется быть его рабом.

Если бы на войне сражались те, кто хотел, кто знал, что это, кто любил или хотя бы понимал, что он делает, вот тогда это было бы оправдано. Но тот, кто хочет идти на войну, та самая верхушка — этих людей убивают в первые месяцы, и потом сражаются уже те, кого насильно заставили носить оружие и кого научили больше бояться смерти от рук своих офицеров за побег, чем смерти, которую можно встретить в бою. Да, в конце концов, их непрерывно растущий террор побеждает, предоставляет им нужное число бомбежек и мощный огонь, а потом все они все равно бегут, и если уж совсем отбиваются от рук, то все, для армии — это конец. Была ли в последней войне хоть одна союзническая армия, которая рано или поздно не бежала бы с поля боя? Здесь не хватит места, чтобы перечислить их.

Никто не победит в этой новой войне, потому что она ведется таким образом, что все должны проиграть. Войска, сражающиеся на последнем этапе, просто неспособны победить. Все дело лишь в том, какое правительство начнет гнить первым или какая из сторон найдет нового союзника со свежей армией. Иногда союзники действительно могут быть полезными. Иногда этот союзник — Румыния.

В новой войне нет победителя. Союзники выиграли войну, но в полках, которые шли с победным маршем, не было тех, кто воевал. Те, кто воевал в этой войне — убиты. Более чем семь миллионов погибло, а сегодня бывший капрал немецкой армии и бывший авиатор, нынешний наркоман и человек, забрызганный кровью туманного патриотизма и все еще полный личных и военных амбиций, — ожидают убийства еще семи миллионов. Гитлер желает добиться войны в Европе как можно скорее. Он бывший капрал, и ему не придется воевать в этой войне, он будет лишь произносить речи. Добившись этой войны, он не потеряет ничего, зато может достигнуть всего.

Муссолини тоже бывший капрал, но он также и бывший анархист, большой авантюрист и реалист. Он не хочет войны в Европе. Он запугивает Европу, но никогда не будет с ней воевать. Он все еще помнит, какова война на самом деле и как он покинул ее и вернулся к своей газете после ранения, полученного в результате несчастного случая во время взрыва в траншее. Он не хочет воевать с Европой, потому что понимает, что любой, кто воюет, может проиграть, если, конечно, он не воюет с Румынией, и потом, первый диктатор, затевающий войну и проигрывающий ее, надолго закроет путь к власти другим диктаторам и их сыновьям.

А поскольку его режиму необходима война, он выбирает Африку в качестве противника, и единственный выживающий африканский штат в качестве оппонента. К сожалению, Абиссиния — христианская страна, поэтому здесь священная война невозможна. Пока он подгоняет Эфиопию под режим, он запросто может упразднить на бумаге и рабство, что, естественно, покажется Итальянскому военному училищу быстрой, идеальной и понятной каждому кампанией. Но может случиться и такое, что режим и вообще вся система правительства падет от этой понятной всем войны менее чем за три года.

Немецкий полковник фон Леттов-Форбек и 5000 его отрядов, из которых только 2500 были белыми, сражались со 130-тысячным войском в Танганьике и Португальской Африке на протяжении четырех лет, и борьба эта стоила 72 миллиона фунтов стерлингов. В конце концов, после этой войны начались партизанские конфликты.

Если Абиссиния выберет борьбу в партизанской войне, а не мир, Италия, возможно, поймет, что Эфиопия навсегда останется кровоточащей раной на ее теле и что эта война растратит все ее деньги, уничтожит молодое поколение, все запасы еды и оставит после себя искалеченных людей, уставших от страданий и недовольных своим правительством, которое отправило их на эти страдания, обещая славу. Разочарованные солдаты — вот кто уничтожает режим.

Возможно, что эта война в Африке продлит мир в Европе. Тем временем что-нибудь может случиться и с Гитлером. Но нам не стоит пить тот адский бульон, который варит Европа. Европа всегда воевала, интервалы между миром всего лишь перемирие. Один раз мы по глупости уже были втянуты в Европейскую войну, и мы никогда не должны быть втянуты в нее еще раз.