Десять лет назад

Королев с женой и маленьким сынишкой приехал в Дубравинск десять лет назад. Стояло лето, город был в зелени, на берегах давно обезрыбевшей реки сидели с удочками рыболовы-фанатики. Вокруг города простирались поля созревающих хлебов, километрах в двух виднелся лес.

— Сережа, как здесь хорошо, — сказала Таня, сойдя с автобуса с Павликом на руках и восторженно оглядывая Дубравинск.

Автовокзал тогда был там же, где и сейчас, на вершине холма, но теперь он зажат со всех сторон кварталами новых домов, а в то время новая часть города только начинала строиться, вокруг автовокзала простирался пустырь, и ничто не мешало любоваться раскинувшимся внизу городом, и речкой, и окрестными холмами с их лесами и нивами.

Королеву город с первого взгляда показался слишком захолустным.

— Пропадем здесь со скуки, — пробурчал он.

— Ну, нет, — засмеялась Таня. — Ты — не знаю, а мы с Павликом не пропадем.

Оставив жену, сына и единственный чемодан, в котором помещались все их пожитки, на скамейке возле автовокзала, Королев отправился на завод. Павлик спал, а Таня, не замечая царившей вокруг обычной вокзальной суетни, смотрела на притаившийся в листве тополей, лип, каштанов и яблонь город, на вытянувшийся вдоль реки завод и думала о том, как сложится здесь их жизнь.

Если бы дали отдельную квартиру, хотя бы однокомнатную. А вдруг в самом деле дадут?.. Не комнату, а именно квартиру. С кухней. С ванной. С балконом. Неужели даже с балконом? Впрочем, балкон — это не так уж важно, можно без него обойтись… А где здесь школа? Наверное, вон та красная крыша… Хорошо бы жить поближе к школе. И лучше все-таки квартиру с балконом, чтобы Павлик мог спать на свежем воздухе. Строят новые дома. Вон тот, кажется, еще не заселен. Совсем на пустыре стоит, даже не в городе, а, можно сказать, за городом. Пусть. Я бы согласилась жить на окраине, ходить далеко, только чтоб своя, совсем отдельная квартира.

Они с Сергеем поженились еще на третьем курсе и все время жили на частных квартирах. Хозяйки вели себя так, словно квартиранты были навязанной им против воли обузой. Таня стеснялась лишний раз вскипятить чай, и они запивали скудную студенческую еду водой из-под крана. На лето Королевы уезжали к Таниной маме в Краснодарский край, и там немного отъедались, готовясь к новой трудной зиме.

Сергей долго не возвращался, у Тани достало времени разглядеть Дубравинск. Она думала, что город очень стар, деревянные дома совсем почернели, словно обгорелые, и церковь какого-то древнего стиля…

Кирпичная облупившаяся церковь с проеденным ржавчиной куполом стояла на горе невдалеке от автовокзала. Таня потом, недели две спустя, узнала, что церковь эта работала до самой Отечественной войны. В сорок втором, когда в Дубравинске хозяйничали немцы, они замучили в церкви пятерых партизан: трех мужчин, девушку и тринадцатилетнего подростка Мишу Белозерова. Мишина бабушка, не пропускавшая до войны ни одного богослужения, после этого отреклась от веры: не могла простить богу, что допустил такую жестокость в храме своем. Другие старухи ходили молиться в соседнее село Воскресенское, за десять километров, а бабка Белозерова не ходила и даже убрала в своем доме все иконы, кроме одной, которой благословила ее перед смертью мать и которая потому была ей дорога как память.

Еще один дом в Дубравинске был связан с жизнью бабки Белозеровой — дом купцов Чураковых, где она всю молодость провела в прислугах. Все его до сих пор так зовут: дом купцов Чураковых, хотя уже много лет, конечно, нет там никаких купцов и мало кто из жителей города их помнит. В этом доме размещаются теперь сберкасса, почта, горсобес и три квартиры. Но зеленые вывески учреждений на побеленной стене дома не стерли, а только как-то слегка исказили его купеческое обличье.

Бабушка Белозерова рассказывала потом в Танином классе на пионерском сборе, что купцы жили чинно, тихо, много молились, секли детей и били жен. «И хоть было тут богатства всякого вдоволь, и одежи, и снеди, и золота, а слезы лились беспрестанно, и не слышали эти стены смеху веселого, и не знали в этом дому люди радости».

Впрочем, стоит только взглянуть на дом Чураковых, даже если вы и не были на пионерском сборе на тему «Мрачное прошлое и светлое настоящее нашего города», как сразу станет ясно, что дом этот был построен не для радости. Длинный, приземистый, с толстыми и крепкими, как у тюрьмы, кирпичными стенами, с маленькими окнами, редко прорезанными по фасаду, без единой двери на улицу, он производит тягостное впечатление.

Сразу за домом Чураковых раскинулся парк. Он делит Дубравинск на старый и новый город. Впрочем, это теперь он так называется: новый город, а десять лет назад тут было всего несколько двухэтажных домов, а другие дома, и Дворец культуры, и универмаг, и новая школа — все это строилось уже при Королевых.

Улица от автовокзала круто спускалась вниз, и Таня издалека увидела возвращающегося с завода Сергея. Он шел очень быстро и широко размахивал руками. Он был немножко полноват, немножко неуклюж, ее Сережа, но Таня его любила, и все ей нравилось в нем: и чуть приземистая фигура, и медвежья неуклюжесть, и эта привычка размахивать руками.

Заметив, что Таня глядит на него, Сергей поднял руку и помахал какой-то бумажкой. Таня пожала плечами — не поняла, что за бумажка. Приказ о назначении на работу? Главным инженером его назначили, что ли? Почему у него такая горделивая физиономия? А Сергей, совсем забыв, что на него смотрит не одна Таня, а целая толпа ожидающих своих автобусов, махал над головой уже обеими руками: в одной по-прежнему была зажата бумажка, а на другой он рожками выставил два пальца.

И Таня вдруг догадалась.

Ордер на квартиру — вот что такое была эта бумажка! А два пальца… Нет, не может быть, не может быть… Но Сергей с явным хвастовством показывал два растопыренных рожками пальца, и Танино сердце прыгало от радости. Может такое быть, наверное, может, раз он так сияет, ее неуклюжий милый Сережка, муж, отец, славный инженер Дубравинского завода.

Чудеса на свете бывают, Таня знала это и раньше. Когда ее приняли в педагогический институт — это было чудо, встретила Сережку — чудо, и рождение Павлика, и… И вот опять жизнь подарила им чудо — двухкомнатную квартиру. Это ведь только говорится — две комнаты, а на самом деле кухня, она же столовая — вот вам уже три, передняя — четыре, ванная — пять, и балкон, честное слово, даже балкон, да притом на южную сторону.

Таня верила и не верила. Павлик спал на чемодане, а они с Сергеем ходили по пустой квартире, ахали, аукали, смеялись.

— Сережка, — говорила Таня, — мне хочется поцеловать этот краник.

Она нежно гладила медный кухонный кран.

— Ну поцелуй, — смеялся Сергей.

— Сережка, — через минуту звала Таня из комнаты, — иди скорее сюда.

— Ты нашла скатерть-самобранку? — улыбался Сергей.

— Нет. Но у меня есть чудный проект. Из твоей первой получки мы купим письменный стол и поставим его вот у этого окна.

— Может, сначала все-таки кровать? Или коляску Павлику?

Поразмыслив самую малость, Таня решила отстаивать свою идею.

— Нет, письменный стол. Сейчас тепло, поспим на полу. А Павлика будем укладывать в чемодан. Письменный стол и два стула. Сколько ты будешь получать?

Сергей сказал.

— Две с половиной стипендии! — восторженно ахнула Таня. — Да моя зарплата. Сережка, мы с тобой — миллионеры!

— Ура! — крикнул Сергей и, подхватив Таню на руки, закружился с ней по комнате.

А потом они купили бутылку самого дешевого вина, банку щуки в томате, хлеба, шоколадку и, уставив всей этой снедью чемодан, отпраздновали новоселье. Это был веселый праздник, и он прочно вошел в неписаную историю семьи Королевых.

Загрузка...