Один под парусами вокруг света (с иллюстрациями)

Глава 14

1 февраля 1897 года, вернувшись на борт «Спрея», я застал сочувственное письмо, которое гласило: «Некая леди посылает мистеру Слокаму прилагаемый пятифунтовый банкнот за то, что он храбро пересек на маленькой лодочке огромные моря, находясь в полном одиночестве и лишенный человеческого сочувствия в минуты опасности. Желаю всяческих успехов».

До сегодняшнего дня я не знаю, кто написал мне это письмо и кому я обязан за щедрый дар. Я не мог отказаться от столь искренне предложенного подарка, но обещал самому себе вернуть его с лихвой при первой возможности, что я и сделал прежде, чем расстался с Австралией.

Наступило время, когда в течение длительного периода на севере Австралии нельзя было рассчитывать на благоприятную погоду, а потому я отплыл в другие порты Тасмании, где круглый год стоит хорошая погода. Первый порт, куда я направился, был Бьюти-Пойнт, поблизости которого находятся Биконсфилд и большие золотые прииски Тасмании, которые я посетил. На приисках я увидел, как из шахт поднимают огромные, скучные на вид серые глыбы, которые потом сотни молотов дробят в порошок. Мне сказали, что это руда, содержащая золото, и я поверил на слово.

Бьюти-Пойнт запечатлелся в моей памяти своим тенистым лесом и дорогой, идущей среди эвкалиптовых деревьев. Во время моей стоянки сюда прибыл со своей семьей губернатор Нового Южного Уэльса лорд Хемпден, совершавший на паровой яхте туристическую поездку. Стоявший на якорях невдалеке от пирса «Спрей» поднял флаг, и надо думать, что в этих водах никогда не плавало столь крошечное судно под звездно-полосатым флагом. Спутники губернатора были в курсе экспедиции «Спрея» и знали, почему он находился здесь. Когда я услышал слова губернатора «Представьте меня капитану» или, возможно, «Представьте мне капитана», то сразу почувствовал, что нахожусь в обществе истинного джентльмена и друга, крайне интересующегося моим плаванием. И если среди лиц, сопровождавших губернатора, был кто-либо более его заинтересован плаванием «Спрея», то это была губернаторская дочь Маргарет. При расставании с лордом и леди Хемпден мы условились на борту «Спрея» встретиться на Парижской выставке 1900 года. При этом мой собеседник сказал: «Если мы только будем живы». Со своей стороны я добавил: «Опасности мореплавания в расчет не принимаются».

Из Бьюти-Пойнт «Спрей» перекочевал в Джорджтаун, расположенный возле устья реки Теймар, Это маленькое поселение возникло на том месте, где, насколько я знаю, впервые на Тасмании высадились белые люди. Однако с тех пор Джорджтаун не вырос больше деревушки.

Найдя здесь людей, интересующихся приключениями, я решил впервые поделиться своими впечатлениями со слушателями, собравшимися в маленьком доме, стоявшем у проселочной дороги. От соседей сюда перетащили пианино, и моей лекции предшествовали музыкальные излияния, а также песня «Томми Аткинс», исполненная бродячим комедиантом. Публика явилась издалека, и общий сбор составил около трех фунтов стерлингов. Владелица дома — милейшая шотландская леди — отказалась взять плату за помещение, а потому моя лекция увенчалась всесторонним успехом.

Из этого маленького местечка я отплыл в Девонпорт, находившийся всего лишь в нескольких часах плавания вдоль берега, к западу от моей прежней стоянки. Девонпорт расположен на реке Мерси и быстро становится наиболее значительным портом Тасмании. Заходящие сюда большие пароходы увозят огромное количество сельскохозяйственной продукции.

Что касается «Спрея», то он был первым судном под американским флагом, посетившим эти места, о чем мне сообщил начальник портовой полиции капитан Мэррей. В знак признания заслуг «Спрея» ему было оказано множество любезностей, и он спокойно стоял на якорях, закрытый от носа до кормы большим тентом.

По прибытии и при отплытии «Спрея» со здания магистрата салютовали флагом, а милейшая миссис Айкенхед снабдила меня запасом варенья и джема, приготовленных из фруктов, растущих в ее чудесном саду. Запас был настолько велик, что его с избытком хватило на обратный путь до самого дома. Миссис Вуд, жившая несколько ближе к порту, снабдила меня несколькими бутылями малиновой настойки. Более чем когда-либо я чувствовал себя в стране щедрых людей. Миссис Пауэлл прислала мне пряную приправу, приготовленную так, как «мы ее готовили в Индии». Рыбы и дичи у меня было вдосталь, отовсюду слышался гомон птицы, а из Пардо мне прислали сыр невероятного размера, и после всего люди продолжали меня спрашивать: «Как вы живете? Чем вы питаетесь?»

Я много думал о красоте окружавшего меня пейзажа, об исчезающих зарослях папоротниковых растений, о поросших купами деревьев склонах гор и был очень рад встрече с человеком, который пытался в рисунке сохранить красоту природы своей страны. Этот человек подарил мне много репродукций своей коллекции картин и даже несколько оригиналов, чтобы я мог показать их моим друзьям.

Другой джентльмен просил меня при каждом случае и в любом месте упоминать о достоинствах Тасмании. Этого человека — члена местного законодательного собрания — звали доктор Мак-Колл, и он дал мне ряд полезных указаний, как надо читать лекции. За лекторское дело я принялся с предчувствием неминуемого провала и могу сказать откровенно, что только любезность симпатизирующих мне слушателей позволила мне справиться с ораторскими недостатками. Вскоре после лекции меня посетил любезный доктор Мак-Колл и сказал несколько одобрительных слов.

— Сильное волнение, — сказал он, — указывает на наличие мозгов. Чем лучше развиты мозги у лектора, тем труднее ему преодолеть волнение. Со временем вы от этого ощущения избавитесь…

К своей чести, должен отметить, что до настоящего дня я не полностью избавился от ощущения волнения.

В Девонпорте «Спрея» вытащили на слип и тщательно обследовали сверху донизу. Осмотр показал, что судно в отличном состоянии. Не было обнаружено ни малейшего признака появления разрушительного морского древоточца. Чтобы обезопасить «Спрей» от этого вредного существа, его дно было еще не раз покрыто слоем медной краски, так как мне предстояло плыть через Коралловое и Арафурское моря, где ремонтироваться было негде. Ремонт судна был сделан насколько. возможно тщательно, чтобы предотвратить малейшую угрозу. С великим сожалением я думал о предстоящей разлуке со страной, где встретил столько приятных людей. И если в моем плавании был момент, когда я соглашался прекратить экспедицию, то это было только здесь и именно теперь. Но так как мне никто не мог указать вакансии на лучший пост, чем я сейчас занимал, то 16 апреля 1897 года я поднял якорь и отправился в дальнейший путь.

Миновало лето, и с юга надвигалась зима с благоприятными для путешествия к северу ветрами. Предвестник зимнего ветра помог «Спрею» обогнуть мыс Хау, пройти на следующий день мыс Бандооро и продолжить плавание к северу. Это был отличный переход, и он предвещал хорошее начало пути домой из одного полушария в другое. Мои прежние доброжелатели, которых я видел на рождественских праздниках возле мыса Бандооро, снова приветствовали меня сигналами. На этот раз море было очень спокойным, и я шел совсем близко от берега.

Погода оставалась неизменно прекрасной, и голубое небо сияло надо мной на протяжении всего перехода до порта Джексон (Сидней), куда «Спрей» пришел 22 апреля 1897 года и отдал якорь на восьмисаженной глубине в бухте Уотсона, возле самого мыса. Вся гавань от мыса и вверх по реке до самой Парраматты была забита лодками и яхтами всех типов. Повсюду царило невероятное оживление, которое вряд ли можно увидеть в другой части света.

Несколько дней спустя в той же бухте бушевали сильные волны, и поэтому под парусами рисковали выходить лишь большие суда. В этот день я находился в ближайшей гостинице, где лечился от приступа невралгии, которой заболел еще на берегу. В окно гостиницы я увидел корму большого, потерявшего управление парохода, двигавшегося прямо на мыс. В этот момент в мою комнату ворвался гостиничный рассыльный с воплем, что «Спрей» получил «смертельный удар». Под «смертельным ударом» подразумевалось, что пароход, корму которого я видел в окно, наскочил носом на «Спрей». Как вскоре выяснилось, авария свелась к тому, что «Спрей» потерял якорь вместе с цепью, выскочившей из клюза при ударе. У меня не было особых основании для претензий, так как капитан парохода, как только справился с собственными делами, взял «Спрей» на буксир и с помощью штурмана и троих матросов поставил «Спрей» на прежнее безопасное место стоянки. Одновременно он прислал мне вежливое письмо с сообщением, что готов исправить все повреждения. Надо было видеть, как рыскал «Спрей», когда шел под управлением чужого человека! Его старый друг — рулевой с «Пинты» — никогда не мог позволить себе столь неумелого управления. Я был очень рад, когда «Спрей» встал на свое место, а я к тому времени либо избавился, либо забыл о еврей невралгии.

Будучи настоящим моряком, капитан парохода сдержал слово, и на следующий день пароходный агент мистер Коли-шоу вручил мне стоимость потерянных якоря и цепи. Помню, что он сразу предложил мне двенадцать фунтов стерлингов, а так как моим счастливым числом является тринадцать, то ему пришлось прибавить еще один фунт, и все расчеты были окончены.

9 мая я снова вышел в плавание при сильном юго-западном ветре, который лихо домчал. «Спрей» до залива Порт-Стивенс, где ветер сначала затих, а потом вновь усилился. Впрочем, погода оставалась хорошей на протяжении многих дней и коренным образом отличалась от той, которая стояла здесь несколько месяцев назад.

Располагая полным комплектом морских карт побережья и Барьерного Рифа, я с легкостью мог принять решение. Капитан Фишер, командовавший английским военным кораблем «Орландо» и неоднократно плававший в районе Большого Барьерного Рифа, с самого начала советовал мне идти этим путем, и я нисколько не сожалею, что вернулся в эти места.

Через несколько дней после того, как я миновал Порт-Стивенс, Сил-Рокс и мыс Хау, ветер ослабел и сделался встречным. Все эти места запечатлелись в памяти еще с тех пор, когда я несколько месяцев назад проходил их в обратном направлении. Сейчас, имея на борту «Спрея» запас книг, я был готов читать сутки напролет, отрываясь от чтения только для того, чтобы подтянуть шкоты или поспать, покуда «Спрей» отщелкивал одну милю за другой.

Я пытался сравнивать себя со старинными мореплавателями, шедшими по тому же самому или несколько иному пути, которым я шел от островов Зеленого Мыса, но из этих сопоставлений ничего не получалось. Трудности и романтичные приключения моих предшественников (я говорю о тех, кому удалось избежать гибели или тяжелых испытаний) имели мало общего с тем, что встретилось на моем пути. Я путешествовал вокруг света в полном одиночестве, и на мою долю выпало рассказывать только об обычных вещах, поскольку мои приключения были прозаическими и неинтересными.

Едва успев прочитать очень занимательное описание старинного рискованного путешествия и находясь невдалеке от Порт-Макуори, 13 мая я увидел перед собой парусный тендер «Акбар» (название мною вымышлено, так как не хочу назвать настоящего), вышедший в море из бухты Уотсон дня на три раньше, чем «Спрей». Теперь это судно терпело бедствие, и удивительного в этом ничего не было, так как экипаж состоял из новичков, так сказать «морских бабочек». Владелец тендера — щеголь в белых брюках — совершал свой первый выход в мере. Капитан тендера, если судить о нем по необычайного размера яхт-клубной фуражке, вероятно, охотился за китами на Маррамбиджи[20]. Что касается бедняги штурмана, то он глух как столб и подвижен как тот же столб, но врытый в землю. Это восхитительное трио составляло весь экипаж тендера. Все они знали о море и о корабле ровно столько, сколько новорожденный о потустороннем мире. Судя по их словам, они плыли в Новую Гвинею, и, может быть, счастье этих новичков, что они не добрались до места, куда плыли.

С владельцем тендера я познакомился до его отплытия, и он собирался состязаться в пути до острова Четверга с бедным стариком «Спреем». Я отклонил вызов по той причине, что одинокий старый моряк на судне топорной работы не может состязаться с тремя молодыми яхтсменами, плывущими на тендере. Кроме того, я не считал возможным устраивать гонки в условиях Кораллового моря.

— На «Спрее»!.. — голосили они теперь. — Какая будет погода? Не лучше ли нам вернуться и отремонтироваться?

«Если вам удастся вернуться, то нет пользы в ремонте…» — подумал я и вслух добавил: — Подайте мне конец, и я отведу вас в ближайший порт. А если хотите остаться в живых, то не пытайтесь идти обратно вокруг мыса Хау, так как на юге сейчас наступила зима…

Но они решили идти в Ньюкасл под штормовыми парусами, так как их грот был разорван в клочья, джиггер-мачта (добавочная) унесена, а такелаж развевался под порывами ветра. Короче говоря, «Акбар» был выведен из строя.

— Выбрать якорь! — крикнул я. — Выбрать Якорь!.. Я отбуксирую вас в Порт-Макуори, в двенадцати милях к северу от этого места.

— Нет!.. — крикнул владелец тендера. — Мы лучше вернемся в Ньюкасл, который проскочили по пути сюда. Мы не увидели берегового огня, он слишком слаб.

Всю тираду он прокричал изо всех сил, по-видимому, не столько для меня, сколько прямо в ухо своему штурману. Я еще раз предложил отбуксировать их в ближайший порт, и это ничего бы им не стоило, кроме труда по подъему якоря и подаче мне буксирного конца. Несмотря на мои уговоры, они отклонили это предложение и продолжали настаивать на своем ошибочном решении.

— На какой глубине вы стоите? — спросил я.

— Не знаем… мы потеряли лот. Цепь выпущена полностью, и мы определяем глубину якорем.

— Подойдите ко мне на шлюпке, и я дам вам лот.

— Мы потеряли нашу шлюпку… — прокричали они в ответ.

— Счастлив ваш бог, что вы самих себя не потеряли… Желаю вам счастливого плавания!

Пустяковая услуга, которую хотел оказать им «Спрей», могла бы спасти их судно.

— Сообщите о нас… — крикнули они. — Сообщите всем, что вы видели нас с оборванными парусами, но что мы полны решимости и ничуть не испуганы.

— В таком случае у вас нет никакой надежды… — сказал я. — Желаю вам счастливого плавания.

Я обещал сообщить о них и сделал это при первой возможности. На следующий день, встретив каботажный пароход «Шерман», я сообщил о терпящей бедствие яхте и просил во имя человечности отбуксировать их с открытого и опасного места стоянки. И то, что они не пожелали воспользоваться пароходным буксиром, объясняется не отсутствием денежных средств, так как владелец тендера — наследник крупного состояния — имел деньги в кармане. Да и предпринятая ими поездка на Новую Гвинею имела целью не столько осмотреть остров, сколько приобрести на нем значительную территорию. Когда через восемнадцать дней я достиг Куктауна на реке Эндевор, то прочитал следующее известие} «31 мая яхта „Акбар“, шедшая из Сиднея на Новую Гвинею, погибла возле Кресчен-Хэд. Экипаж, состоявший из трех человек, спасен».

Им все же понадобилось несколько дней, чтобы погубить яхту.

После встреч с терпевшим бедствие «Акбаром» и с пароходом «Шерман» на протяжении многих дней мое плавание проходило на редкость благополучно. 16 мая я обменялся сигналами с жителями острова Саут-Солитери — огромной каменной глыбой, лежащей в океане вдали от берегов Нового Южного Уэльса на 30°12 южной широты.

— Что за судно? — спросили меня, когда «Спрей» поравнялся с островом. Я поднял звездно-полосатый флаг, а они подняли в ответ британский. Судя по приветствиям, я понял, что жители знали все и вся о моем судне, так как больше вопросов не последовало. Меня даже не спросили, какую выгоду я извлеку из экспедиции, а только подняли сигнал: «Желаем счастливого плавания», а это только и требовалось.

19 мая я миновал устье реки Твид, откуда с мыса Дейнд-жер мне просигналили: «Весь ли экипаж здоров?», а я уверенно ответил: «Да!»

На следующий день «Спрей» обогнул мыс Санди и, что очень важно в любом плавании, попал в полосу пассатных ветров, сопровождавших его теперь на протяжении нескольких тысяч миль. Эти ветры дули с небольшими интервалами почти беспрерывно, с силой от сильного шторма до легкого ветерка.

На оконечности мыса Санди стоит яркий маяк, который я увидел за двадцать семь миль. Следующий маяк находится на острове Леди Эллиот и, подобно часовому, стоит у ворот Большого Барьерного Рифа, куда «Спрей» добрался при благоприятных условиях. Поэты много раз воспевали маяки и путеводные огни, но приходилось ли какому-нибудь поэту видеть яркую вспышку маячного огня на своем пути в темную ночь среди Кораллового моря? Если да, то он понял истинный смысл своих стихов.

На протяжении многих часов «Спрей» шел против течения в какой-то нерешительности. Обуреваемый сомнениями, я ухватился за штурвал, чтобы отвернуть «Спрей» мористее, но именно тогда прямо по курсу блеснул огонь маяка.

— Все наверх!.. — крикнул я и с радостью направил свое судно на свет маяка. Теперь «Спрей» вновь шел по спокойной воде в защищенном море, впервые с тех пор, как он покинул Гибралтар, только с той разницей, что он плыл по океану, неправильно именуемому Тихим. Говоря по правде, Тихий океан не является более бурным, чем другие океаны, но я твердо убежден, что он вовсе не тихий и тишина его только в названии. Чаще всего то здесь, то там свирепствуют штормы. Мне однажды довелось познакомиться с писателем, рассказывавшим о морях разные милые истории; попав как-то в тихоокеанский ураган, писатель стал совсем другим человеком. Но, говоря по правде, что осталось бы от всей поэзии моря, если бы на нем не бушевали дикие волны?

И вот теперь «Спрей» очутился среди моря кораллов. Самое море можно было назвать очень спокойным, но коралловые рифы всегда остаются острыми и опасными. Хотя я и доверил свою судьбу создателю всех рифов, но в то же время смотрел в оба.

Большой Барьерный Риф с его водами различной окраски и волшебными островами — сплошное чудо! После всех «безопасных мест стоянки» я не мог налюбоваться окружающим. 24 мая, пройдя сто десять миль от мыса Дейнджер, «Спрей» вошел в пролив Уитсанди и всю ночь плыл среди островов. Когда солнце поднялось, я оглянулся и очень пожалел, что прошел этот участок пути в темноте, — настолько все кругом было прекрасно.