Один против всех

Глава пятнадцатая
Кокаин и динамит

Евгений Павлович Черных лежал в шезлонге, поставленном так, чтобы он мог видеть часовню. Рядом, на жестком неудобном стуле с высокой спинкой, сидел, да не сидел, а мучился, постоянно ерзая, двигаясь то вперед, то назад, Петр Васильевич Чистяков.

За сутки, прошедшие с памятного разговора, Черных сильно изменился. Горящие глаза, ввалившиеся щеки с клочковатой светлой щетиной, дрожащие руки - все говорило о сильном нездоровье наследника престола.

Чистяков позвонил будущей государыне - Жанне, та веселилась где-то за рубежами Германии - то ли на карнавале в Венеции, то ли на фестивале в Каннах, и государыне Жанне было не до своего невенчанного супруга. Она выслушала короткий рассказ Чистякова, бросила коротко: «Сам виноват!» - и отключила связь, а может быть, просто выкинула трубку в воды Средиземного моря, это вполне в ее стиле.

Тогда Петр Васильевич набрал номер швейцарского санатория. Вдовствующая докторесса Сара Раушенбах была на месте, с трудом, но поняла немецкую речь Чистякова и пообещала приехать сегодня же вечером или, в крайнем, ну самом крайнем случае, - завтра утром.

Докторша Сара занималась болезнями спинного мозга, а не наркоманией, но Чистяков помнил, каким счастливым был в ее обществе Черных, счастливым и здоровым, и теперь хотел, чтобы это состояние вернулось к Черных хотя бы на несколько дней.

Два-три дня, думал Чистяков, больше и не надо. Узнать все детали плана, главное - замена Президента двойником, и все, Женя, больше ты мне не нужен…

Черных открыл глаза, посмотрел в распахнутое чистое небо, с трудом перевел взгляд ниже, на часовню, облизнул губы и начал что-то неслышно говорить. Чистяков подвинулся ближе, нагнулся к губам, прислушался - молится - и снова сел прямо.

Так и прошли эти сутки: Черных то проваливался куда-то и мог часами неподвижно лежать с закрытыми глазами, тогда Чистякова подменял Вашингтон и Петька уходил в часовню вздремнуть, то, открыв глаза, Женька начинал что-то лихорадочно шептать, или молился, или просил о дозе. Тогда Вашингтон, если пробуждение приходилось на его смену, будил Чистякова и деликатно отходил в сторону.

Он понимал, что вот-вот произойдет «дворцовый переворот», смена власти и у руля встанет Чистяков. Мешать переменам он не хотел, просто ждал в стороне, готовый прийти на помощь победителю, а кто выиграет в схватке за деньги и власть, питерского негра Жору Вашингтона не очень-то интересовало.

Лучше, конечно, если во главе предприятия встанет Чистяков. Свой парень, слесарь, без этой зауми, которая раздражала в Черных. Петька уж точно не будет искать царственных предков и претендовать на российский престол. Скорей всего, приберет к рукам все денежки Черных и откроет какое-нибудь не пыльное, но прибыльное дело. Тогда Жора Вашингтон окажется полезен и новому боссу - улаживать мелкие конфликты нетрадиционными способами нужно всегда.

Есть и второй вариант, не такой радужный и перспективный, когда к власти приходит Жанна. Как она это может сделать, Вашингтон не представлял, но от этой стервы можно ожидать всего, и он не удивился бы, если бы оказалось, что на руках у Жанны уже давно находится завещание Черных, может быть, даже и подлинное, по которому все переходит в ее хищные руки.

И была еще одна вещь, о которой Джордж Вашингтон предпочитал не вспоминать вовсе - контракт с таинственной организацией «Ворон», который он заключил перед поездкой в Америку. Пожадничал тогда Жора, пожадничал, и теперь предстояла расплата за свою жадность. Хорошо, если представитель «Ворона» по имени Бруно Вальтер просто потребует вернуть аванс, но дело-то этим, наверняка, не ограничится, аванс придется отрабатывать, и какого рода работу предложит ему герр Вальтер, догадаться было нетрудно.

Вашингтон посмотрел на заботливую сиделку-Чистякова Тот склонился над лежащим в шезлонге Черных, поправляя тому плед или давая новую дозу кокаина. Жора сплюнул, тонко, сквозь зубы, как делают опытные, оттянувшие не один срок урки, посмотрел, куда лег плевок, и пошел за часовню, туда, где стояла врытая в землю лавка.

Уркой он, конечно, не был и ни одного срока на зоне не провел, но его голодное босоногое детство прошло среди питерской шпаны самого интересного в этом плане района - Лиговки. Плод счастливой любви камерунского студента по прозвищу Акуна Матата и питерской девчонки Сони из самой обычной рабочей семьи, он с самых ранних лет был предоставлен самому себе, как и его младший брат, наделенный остроумными родителями именем Бенджамин Франклин.

Окружающие звали его, конечно, Беней и считали африканским евреем, чего хитрый Беня и не думал отрицать. Больше того, повзрослев, он зачастил в синагогу и даже начал изучать иврит. Отец, Акуна Матата, и мать, Соня, в конце концов прибились к какой-то колонии хиппи и отбыли с ней то ли в Индию, то ли в Непал, где и пропали окончательно и бесповоротно. Из той восточной экспедиции хиппи через несколько лет вернулось всего два или три человека, и о судьбе родителей Жоры и Бени говорили они разное, упоминались и Далай-Лама, и монастырь в Лхасе, и ритуальное сожжение на костре, чему братья не очень-то верили.

Паломники-хиппи вернулись законченными наркоманами и отделить фантазии от действительности не всегда могли. Пообщавшись с ними, чернокожие братья-«доллары», как их прозвала лиговская шпана, навсегда зареклись принимать наркотики и слово свое, надо сказать, сдержали.

Но другого своего зарока - «не разевать пасть на халяву» - Жора Вашингтон сдержать просто не мог.

Наверное, сыграла свою роль натура пацана, сызмальства таскавшего пирожки с лотков на Московском вокзале, может, еще что-то, связанное с генетикой и наследственностью, но пройти мимо легких денег и бесплатной поживы Жора не мог никогда. Халява его, в конце концов, и сгубила.

Когда Леха Кастет отправился в Америку спасать Береговского, заложников и весь мир, Черных призвал к себе Вашингтона и повелел отправляться вслед за Кастетом, войти к нему в доверие и при неудачном стечении обстоятельств - уничтожить. Неудачным предполагалось такое состояние дел, когда Кастета не уничтожил никто другой, а грядущая операция предоставляла для этого все возможности.

Уже само это задание Вашингтон посчитал халявой - желающих смерти Кастета было много, и то, что до него, Жоры Вашингтона, дойдет очередь, казалось почти невероятным. А уж когда в аэропорту Фульсбюттель к нему подошел человек, назвавший себя Бруно Вальтером и предложивший очень хорошие деньги за то, чтобы господин Костюков, он же - Леша Кастет, никогда больше не вернулся в Россию, тогда Жора Вашингтон решил, что ему выпал «Джек Пот».

Однако проклятая фортуна повернулась к нему спиной и прочими задними частями.

Кастет не только вернулся в Россию, но и продолжал портить всем нервы, в том числе и таинственному «Ворону» в лице герра Вальтера.

- Жорка! - из-за угла часовни выскочил Чистяков. - Хрен ли ты прячешься? Дело есть!

- Всегда готов! - Жора поднял руку в пионерском привете.

- Магнитофон нужен, срочно!

Вашингтон задумался.

- Из часовни взять можно. Кому сейчас эти хоралы нужны? А потом я съезжу, куплю.

- Точно, волоки! И с микрофоном!

- Да там встроенный, - уже в спину Чистякову ответил Жора и не спеша пошел в часовню.

«Нужно кокаинчику немного прихватить, - подумал он между делом, - скоро пацаны из соседнего фольварка придут».

Благодаря страсти своего шефа Вашингтон стал местным наркодилером. Лишние евро никогда не помешают, особенно если товар достается на халяву.

* * *

Черных был похож на себя обычного. Почти похож. Глаза блестели неживым блеском, румянец на впалых щеках вспыхивал яркой нарисованной краской и сразу же угасал, делая лицо еще более бледным и больным, руки беспрестанно шевелились на клетчатой ткани пледа, разглаживали невидимые складки и тут же судорожно собирали в комок…

- Ты прав, Петя, чертовски прав! - Черных попытался улыбнуться, но получилось это жалко и страшно, как оскал висельника. Он облизнул губы. - Принеси что-нибудь попить.

Чистяков оглянулся, кивнул Вашингтону.

- Там кто-то есть? - Черных приподнялся на локтях и тревожно посмотрел по сторонам.

- Жорка Вашингтон, сейчас пить принесет.

- Ты его отправь, не надо, чтобы он слышал. Никто не надо… - Черных замолчал, подумал. - Неправильно я сказал, но ты понимаешь? Только ты и я, и - все! Я и тебе не хотел говорить до поры до времени, да, видишь, прихворнул, а дело стоять не может. Сейчас я тебе все расскажу, и буду болеть спокойно, а поправлюсь, уж сам примусь за дело и тогда - держись, Россия!.. Где Жорка-то, пить хочется - сил нет!

- Здесь я, здесь! - на лужайке показался Жора Вашингтон с огромной сумкой-термосом на плече. - Все приволок, что в доме было - и пиво, и шампанское, и соки разные, пей - не хочу! А то, может, пожрать чего приготовить? Ты скажи - я быстро!

- Спасибо, Жора, спасибо. Не обижу, верный ты мой, дай только на ноги встать… А кушать я не хочу, может быть, позже.

- Так я пойду тогда, мне в машине покопаться надо, зажигание барахлит.

- Иди, конечно, иди…

Стоял, сволочь, в кустах, все слышал, подумал Чистяков, и сейчас где-нибудь спрячется. Да и черт с ним, он в моем деле не помеха.

Чистяков представил себе негра Вашингтона, которому Президент Страны торжественно передает свою власть, и хмыкнул.

- Ты чего? Идет кто? - всполошился Черных.

- Нет, нет, все в порядке! Пей, да перейдем к делу, время идет.

- Ты прав, чертовски прав! - повторил Черных, откинулся на подушку и закрыл глаза. - Ты хорошо знаешь Швейцарию, Петя? Хотя нет, ты не можешь ее знать, бывал там раза два или три, приезжал ко мне в санаторий. А я там жил, с милой Сарой всю страну объездил. Горы - какое чудо! Швейцарские Альпы - они особые. Я бывал в Итальянских Альпах, даже здесь, в Германии - это не то, далеко не то! В Швейцарских Альпах даже воздух другой… Горный воздух - он колючий, острый, даже мороза нет, а колет, дерет лицо, горло, ноздри… В Швейцарии - не так, воздуха нет, его не чувствуешь, мягкий, густой, как молоко, но ты его не чувствуешь, как будто, минуя легкие, он попадает прямо в кровь и ударяет в голову, как вино. Ты пил швейцарское вино, Чистяков?

Петька покачал головой, он держал на коленях большой, неудобный магнитофон и с нетерпением ждал, когда же шеф поделится планом, как он хочет совершить подмену действующего Президента его двойником, которого пока скрывают на штаб-квартире партии «Русский путь». Палец, лежащий на кнопке «Запись», затек, хотелось размять руки, встать, пройтись, но Чистяков боялся пропустить хоть слово и поэтому сидел в напряженной позе и ждал, ждал, ждал…

- Наш Президент тоже любит горный воздух, лучший в мире воздух Швейцарских Альп. Мало кто знает, что каждый год, в декабре, он приезжает в Швейцарию и неделю живет здесь, в горах, катается на лыжах, пьет швейцарское вино, может быть, любит швейцарских женщин, добротных, как местные коровы мясомолочных пород… Если б ты знал, как мне не хватает докторши Сары! Петька, ты можешь ее вызвонить?

- Уже, - ответил Чистяков, осторожно меняя позу - магнитофон должен лежать прямо, а микрофоны направлены на Черных. - Приедет твоя Сара, сегодня вечером или завтра утром, я сказал ей, что ты болеешь, и она пообещала приехать как можно скорее…

- Умница, - тихо сказал Черных. - На чем я остановился?

- На Президенте.

- Каждый год, во второй половине декабря, он приезжает в Швейцарию. Об этом визите не сообщает пресса, это частный визит частного человека, волею судьбы оказавшегося на вершине государственной власти. Самолет Президента принимают на военном аэродроме и сразу же загоняют в ангар. Название военной базы я не помню, но там, - он махнул в сторону часовни, - в исповедальне, в тетрадях найдешь все, что с этим связано. Я собрал данные за последние шесть лет, не удивляйся, любовь к Швейцарии у Президента давняя, я думаю, еще со времен его службы в Германии… Каждый год он отдыхает в другом месте, так что тут предстоит еще поработать, но всякий раз это небольшой пансионат высоко в горах, в таких останавливаются обычно горнолыжники высокого класса, а не обычные туристы, раз в год встающие на лыжи. Для туриста важен уровень обслуживания, местный колорит и короткая неопасная трасса, где можно безболезненно упасть и, поднявшись, отправиться в кабачок с вином, девушками и тирольскими песнями. Я был в двух пансионатах вскоре после того, как оттуда уехал Президент. Сервис там минимальный, кухня домашняя, но люди поднимаются высоко в горы не для того, чтобы спать, есть и пить, и я понимаю Президента - неделя высоко в горах заменяет месячный отдых где-нибудь на Канарах… Значит, первая наша задача - установить место, где будет отдыхать Президент в этом году. Я думаю, это можно сделать только после его прибытия в страну. Поэтому на проведение всей операции у нас будет только неделя, и к началу декабря все фигуранты должны быть в полной боевой готовности… Ты записываешь, Петя? - Черных только теперь заметил магнитофон.

- Да, масла-то в голове нет, а машина не подведет.

- Правильно, я, видишь, не думал, что меня так скрутит… Но - ничего, еще пару дней, встану на ноги, а если Сара приедет…

Чистяков уже начал жалеть, что нашел эту докторшу и уговорил ее приехать к Черных. Здоровый местоблюститель ему был совершенно не нужен. Уже не нужен.

- Принеси немножко! - голос Черных стал капризным, как у ребенка, лицо исказила плачущая гримаса. - Принеси, а то больше ничего не скажу!

Чистяков встал, не выключая запись, положил магнитофон на стул, отправился в часовню.

Едва он скрылся за углом, как из кустов вынырнул Вашингтон.

- Я рядом, шеф, как вы и распорядились!

- Хорошо, - кивнул Черных.

- Петька, скот, вместо вас хочет, чтобы двойник его, а не вас…

Вашингтон говорил торопливо, не обращая внимания на порядок слов, паузы, нужные и ненужные в предложении, не отрывая глаз от часовни, где вот-вот должен был появиться Чистяков.

- Спасибо, Жора, я понял, давно понял… Иди уже, он сейчас вернется… Нет, погоди, пусть видит, налей соку, плед поправь, и говори, говори что-нибудь…

- Так я чего, я к советским тачкам привык, а это ж - «Мерседес», там хрен поймешь, где чего. Вот Петька освободится и пусть делает, он же автослесарь…

- Ты что, Жора? - Чистяков уже стоял рядом, руки в карманах, питерская шпана так ходила, папироски только не хватало и фиксы, чтобы блестела на страх врагам.

- Ни хрена у меня с зажиганием не получается. Посмотришь потом?

- Посмотрю. Потом. Иди. У нас разговор серьезный.

- Слушаюсь, гражданин начальник! - Вашингтон вертко поднялся с колен.

Он поправлял плед шефу и для удобства встал на колени, а потом подумал, что хорошо получилось, удачно - верный раб у постели недужного господина, пусть Чистяков оценит…

- Иди уже, - Чистяков поморщился и подумал с облегчением: «Шут, неопасен, пусть поблизости крутится, подать, принести. За дозой, вот, вполне мог и Жорка сбегать…»

Черных сам насыпал «дорожку», взял у Чистякова уже скрученную сотенную и сказал:

- Отвернись!

Убедившись, что Чистяков не смотрит, аккуратно сложил бумажку с порошком и вместе с денежной трубочкой спрятал у себя на груди.

Потом изобразил характерный втягивающий звук, удовлетворенно крякнул и тут же спохватился - не переиграл ли, все-таки не стакан водки на грудь принял, а благородный предмет…

Но Чистяков, кажется, ничего не заметил, возится с магнитофоном, включает, выключает; пусть его - самых важных подробностей он не услышит, а без ключевых, существенных деталей операция обречена на провал. А остальное он все равно узнает, да и пришла пора переходить к следующему этапу подготовки…

- Петя, дай запить!

Чистяков достал запотевшую стеклянную бутылку апельсинового сока, свежайшего, без консервантов, безумно дорогого. Черных отхлебнул, впервые за несколько дней почувствовал вкус, но поморщился - для Чистякова. Вернул стакан.

- Продолжим? Включай свою машину. Главным фигурантом в операции является дельтапланерист, на его роль я планирую поставить Жору Вашингтона, поэтому его уже в ближайшие дни нужно направить на курсы, пусть учится, набирается опыта. Собственно, нужен не просто дельтаплан, а дельтаплан с мотором, не помню, как называется, - Черных сморщился, изображая работу мысли, - бог с ним, не важно, ты понял, о чем идет речь. После того как мы устанавливаем пансионат, в котором остановился Президент, и трассы, по которым он катается, на вершину горы нужно перевезти дельтаплан. Всю подготовительную работу я уже проделал, в часовне лежат схемы с розой ветров основных горных вершин Швейцарии для второй половины декабря. Это важно, дельтаплан - это легкий аппарат, зависимый от воздушных потоков, особенно в горах, там разреженная атмосфера, и несущую поверхность крыльев нужно увеличить, тем более что он понесет не одного человека, а двух…

- Ты хочешь сказать, что Жорка Вашингтон прямо с трассы похитит Президента?

- Да, как птица Рух, с Президентом в копях… А потом Президент якобы сбежит, но это уже будет наш человек, - Черных высвободил руку из-под пледа, пальцы предательски дрожали. - Дай соку!

Не спеша выпил полный стакан, с удовольствием почувствовал чистый апельсиновый вкус, без сахара и каких-то химических добавок.

- А поскольку это будет уже наш человек, то нужно позаботиться и о том, чтобы его не опознали близкие. То есть…

- То есть - нужно сделать так, чтобы его некому было опознать, - сообразил Чистяков.

А сам в это время подумал: «Да ты, дорогой престолонаследник, и вовсе спятил. Мыслимое ли дело - устранить всю президентскую семью!»

- Ты правильно меня понял - кивнул Черных, - поэтому ты должен… Ладно, об этом потом, но сейчас скажу тебе только, что горе Президента даст ему возможность избежать настырных репортеров. А это, как ты сам понимаешь, очень важно.

Черных вспомнил о лежавшей на груди «дозе» и вот теперь-то страшно, до судорог захотелось ее принять. Он не удержал стакан, выронил, заливая остаками сока плед и траву под шезлонгом.

Чистяков вскочил.

- Что, Женя?

- Еще немножко, чуть-чуть, половинку…

- Сейчас! - теперь Петька не пошел в часовню, а достал пакетик из кармана. - Захватил на всякий случай!

- Молодец, давай! Давай и иди, я устал, на сегодня хватит. Главное я тебе сказал, остальное - детали, чушь, ты и без меня все сделаешь, ты - умный!

Черных чуть прикрыл глаза и только поэтому смог увидеть торжествующую улыбку верного телохранителя, секретаря и, в перспективе, генерал-губернатора Санкт-Петербурга.

* * *

К операции «Двойник» я подготовился основательно. Прежде всего, позвонив Палычу, я строго настрого наказал ему привезти Машеньку от родственников, но из дому никуда не выпускать и вообще держать на виду. Затем я распорядился, чтобы Палыч сразу же связался со мной, как только появится Тимофей с двойником, а должно было это произойти, судя по всему, в ближайшие часы. И для этой же цели к дому Палыча был отправлен Пентелин, пообещавший привлечь к операции всех своих знакомых шпионов-любителей.

Сложнее оказалось с Саней Годуновым, я хотел, чтобы он подстраховал меня во время спасения Машеньки, но Годунов неожиданно уперся, сказал, что не хочет в этом участвовать и вообще в ближайшие два дня он занят и просит его не беспокоить.

- А Кеша? - осторожно спросил я, боясь снова услышать отказ.

- Кешу - пожалуйста, - легко согласился Годунов. - Порфирина не дам, а Кешей пользуйся, сколько влезет!

Мы договорились, что Кеша Бессонов немедленно приедет ко мне на «Ксению», где мы и обговорим все детали операции.

- И хотелось бы, - добавил я, - чтобы Кеша не с пустыми руками приехал.

- А вот это - лишнее, - сказал Годунов, - в трюме «Ксении» есть все, что душе угодно. Бессонов приедет и сам выберет, что ему нужно, да и ты посмотри, на что можно рассчитывать.

Кеша появился очень быстро, как будто ждал на другом берегу Невы, но времени все равно было в обрез. Позвонил Палыч и дрожащим голосом сообщил, что Тимофей выехал, везет с собой «таинственного человека» и заберет у Палыча Машеньку. Я, как мог, успокоил Палыча, передал Машеньке, чтобы она держалась, и тут же связался с Пентелиным, объявив готовность номер один.

Борис, естественно, был всегда готов и голос его дрожал, но не от страха, а от предчувствия необычайного приключения, совсем как в старинных романах - прекрасная девушка, которой угрожает опасность, верные рыцари, спешащие ей на помощь и он, преданный оруженосец, всегда готовый к подвигу самопожертвования и любви. Хотя про любовь Пентелина к Машеньке я, наверное, перегнул.

От оружия я категорически отказался, и Кеша в одиночку спустился в трюм и вскоре вернулся с аккуратным черным чемоданчиком натуральной кожи.

- И все? - удивился я.

Кеша не ответил, улыбнулся с превосходством знатока и погладил кожаный бок «дипломата».

Первый же остановленный частник охотно согласился за пятьсот рублей довезти нас до улицы Лени Голикова, что и сделал очень быстро, искусно объехав пробки на Газа и Стачек и высадив нас за два дома до обиталища Палыча и Машеньки.

Дождавшись, когда частник отъедет подальше, рядом с нами возник Пентелин. Загадочно улыбаясь, он показал взглядом на стоящий автомобиль.

- Только что приехали, - сказал он шепотом. - Трое - Тимофей, водитель и человек с забинтованным лицом. Только что, - повторил он и посмотрел на часы, - шесть минут и сорок секунд назад.

- Хорошо, - кивнул я. - Кеша, выбирай место. О себе подумай, чтобы уйти без проблем, и об этих двоих, им уходить никак нельзя. Если выйдут вдвоем, без Машеньки, подожди, когда сядут в машину и отъедут. После этого стреляй зажигательным в бензобак. Есть зажигательные?

Кеша кивнул, цепко оглядывая окрестности, потом спросил:

- Я пойду?

- Погоди. Если они выйдут с Машей, то - по обстоятельствам. Может быть, лучше отпустить их, а Пентелин сядет на хвост, проследит, где они Машу спрячут. Но если решишь стрелять, то только наверняка, чтобы девушка не пострадала.

Кеша еще раз кивнул, сказал сухо, по-деловому:

- Разберемся, - и пошел в сторону ближайшего дома.

Где там можно было пристроиться стрелку, я не понял, но решил, что ему виднее, а мне нужно постараться исполнить свою часть операции. Осталось дать последние указания Пентелину.

- Борис, может случиться так, что из дома вообще никто не выйдет. Тогда через полчасика поднимись в квартиру, посмотри, что там происходит.

- Понятно, - серьезно сказал Пентелин. - А вы без оружия идете?

- Да, - удивился я.

- Не удивляйтесь, я вижу, когда на человеке оружие спрятано. Объяснить не могу, но чувствую…

Не дожидаясь лифта, я бегом поднялся на третий этаж и, глубоко вздохнув, позвонил в квартиру Инцеста Палыча. Дверь почти сразу распахнулась, передо мной стоял Тимофей.

- Вы? - хором сказали мы с Тимофеем Рукосуем, с той только разницей, что он был удивлен, а я - нет.

- Я, - подтвердил я. - А что вы здесь делаете?

Лицо Тимофея Рукосуя приняло гримасу крайнего изумления.

- Я? - он растерянно огляделся. - Я пришел в гости к старому товарищу по партии…

- Это и мой товарищ тоже, в одной партии состоим! - Я попытался протиснуться мимо Тимофеевой туши.

- Господин Совков, не сегодня, нам срочно нужно обсудить вопросы партийного строительства! Присутствие посторонних недопустимо!

- Господин Рукосуй! Я пришел не только к старому товарищу по партии, я пришел к своей невесте Машеньке и мешать вашему партийному строительству совсем не намерен. Больше того, я бы сказал, что это вы мне помешаете. Дело в том, - я доверительно наклонился к волосатому уху Тимофея и даже обнял его за талию, - дело в том, что после совершения полового акта я привык ходить по квартире нагишом. Вы меня понимаете?

- Да… - пробормотал изумленный Тимофей, а я убрал руку с его талии - за поясом и в карманах брюк оружия не было.

- Да, - подтвердил я, - такая у меня привычка. А вы меня будете смущать, я вас плохо знаю и не вполне уверен в вашей половой ориентации. Знаете, не хотелось бы подвергаться сексуальной агрессии в квартире своей невесты. Я бы даже сказал - суженой.

Похоже, Тимофей хотел что-то сказать, но не успел - я погрузил кулак в его массивный живот, как раз в том месте, где заканчиваются ребра и находится солнечное сплетение. Тимофей выдохнул в меня запах лука и сала, потом крякнул и начал валиться внутрь квартиры. Я подхватил его и уложил вдоль стенки прихожей.

Из кухни выглянул Палыч. Верхняя губа у него была разбита, под глазом набухал обширный синяк. Он вытянул шею, посмотрел на лежащего Тимофея, потом показал глазами в сторону комнаты.

- Машенька, я пришел! - нарочито громко крикнул я и хлопнул входной дверью.

В комнате послышалась громкая возня, дверь приоткрылась и в коридоре появился охранник. Тот самый, что встретил меня в особняке на Фонтанке и настойчиво повторял: «Исполать вам, добры молодцы!»

Сегодня он не говорил «исполать» и «гой еси», он вообще ничего не говорил, а смотрел вытаращенными глазами на меня и на лежащего у стены Тимофея.

- Джеймс, я здесь! - закричала из глубины комнаты Машенька. - Он пристает! Руками!

- Пристаешь? - спросил я и сделал два шага к торчащему в дверях охраннику.

Он исчез и дверь захлопнулась. В комнате опять послышалась возня и шум передвигаемой мебели.

«Баррикаду строит, сволочь!» - подумал я и оглянулся.

Тимофей походил на спящего тюленя. Рядом стоял дрожащий Палыч и неистово вращал глазами.

- Что? - спросил я у Палыча.

- Этот, в бинтах, там, - он мотнул головой в сторону кухни.

- Оружие есть? - спросил я.

- У меня? - испугался Палыч.

- У охранника.

- Нету. Он сильный и дерется!

- А этот, в бинтах?

- Он водку пьет, со свиданьицем, обычай…

За дверью комнаты опять началась возня и раздался истошный женский крик.

- Эй, не балуй! - сказал я охраннику и взялся за Тимофея.

Поднять и отнести его к дверям комнаты мне оказалось не по силам, но оттащить и положить поперек входа я смог.

- Выходи, поговорим, - предложил я.

- Хрен тебе, - в согласии с русскими национальными традициями ответил охранник.

- Тимофей ушел и тебе велел уходить, - соврал я.

В комнате стало тихо.

- Тимоха уже в машине сидит, дожидается. Мне ж ничего не надо, невесту свою возьму, и - все. Меня ваши дела не касаются. Уходи, а? По-хорошему. Бить не буду, - еще раз соврал я.

Опять послышался звук перемещаемой мебели, и дверь чуть приоткрылась. Один глаз и часть лица охранника смотрели мне прямо в глаза.

- Я отойду, дверь открыта, уходи!

И я отошел в сторону, освобождая дорогу добру молодцу.

Дверь сначала закрылась, потом распахнулась настежь, и в коридор вылетел охранник. Вылетел в самом буквальном смысле, споткнувшись о тушу Тимофея, он метра два пролетел по воздуху и приземлился у самых моих ног. Я воспользовался этим, чтобы несколько раз от души пнуть его ногой, чтобы не приставал к беззащитным девушкам. В ответ охранник несколько раз хрюкнул и свернулся калачиком, закрыв лицо руками и коленями.

Я еще раз пнул его ногой.

- Вставай, бери своего Тимофея и уходи. И больше здесь своей морды не показывай, понял?

Охранник опять хрюкнул и начал подниматься, а я отошел на безопасное для него и себя расстояние.

Охранник вдоль стенки добрался до лежащего Тимофея, с трудом подхватил его под мышки и потащил к выходу. Я проводил их до лестницы, вызвал лифт и только убедившись в том, что лифт спустился на первый этаж, вернулся в квартиру.

Из окна комнаты было видно, как охранник прислонил своего шефа к машине и остервенело лупцует его по щекам.

- Видел, как я его? - спросила подкравшаяся Машка.

- Что ты его? - не понял я.

- Это же он визжал, я ему всю морду расцарапала! Не фиг трогать, где не для него, - не совсем правильно по форме, но верно по сути сформулировала она.

- Молодец! - похвалил я Машку, продолжая смотреть в окно. Отпускать живыми этих двух дуболомов никак нельзя. Тимофей свяжется с Черных, тот пришлет боевиков, и тогда столько крови прольется…

Охранник наконец привел Тимофея в чувство, что-то долго объяснял ему, показывая толстой рукой в сторону дома, и, наконец, усадил его в машину.

Они еще постояли немного, то ли обсуждая маршрут следования, то ли вызванивая подмогу, и, наконец, машина тронулась с места и неспешно покатила в сторону проспекта Ветеранов. Чтобы проследить ее дальнейшую судьбу, мне пришлось распахнуть окно и даже высунуться наружу.

Внезапность происшедшего дальше была полной, даже я, с нетерпением ожидавший взрыва, и то вздрогнул, что уж говорить об уличных бабушках, многодетных мамашах и стеклах в окрестных домах. Машина, успевшая отъехать уже метров на триста, внезапно превратилась в черно-красный огненно-дымный букет и остановилась.

- Что это бабахнуло? - поинтересовалась Машка.

- Так, дерьмо всякое, - честно сказал я и закрыл окно. С улицы потянуло горелой резиной.

Когда мы вчетвером вышли из дома, у парадной уже стоял «горбатый» «запорожец». Борис Пентелин, поигрывая ключами, прогуливался рядом.

- Ехать подано! - торжественно провозгласил он и передал мне ключи.

- Откуда? - спросил я. - Угнал, что ли?

- Мой! - обиделся Пентелин. - Еще от батяньки остался, сколько лет служит!

- Твоя машина - ты и вези, а я как-нибудь доберусь.

- Как скажете, Алексей Михайлович! Куда везти? - он гостеприимно распахнул дверцу.

- На «Ксению», только «бинтованного» сразу в каюту веди, чтобы он на палубе не светился.

- Понято, - кивнул Пентелин, внимательно наблюдавший за посадкой пассажиров. - Палыч, ты-то куда лезешь, девушку пропусти!

- Я чуть позже буду, мне заехать кой-куда надо.

Пентелин опять кивнул и захлопнул пассажирскую дверцу.

- Я поехал? - он по-хозяйски постучал по переднему скату и сел за руль.

Проводив глазами удаляющийся «запорожец», я пошел в сторону проспекта Стачек. Прежде чем ехать на «Ксению», я хотел встретиться с Сергачевым, узнать, что же такое его беспокоит и, может быть, постараться помочь старику. Но сначала нужно было уехать из опасного района - вдалеке уже слышались сирены пожарных и медицинских машин, значит, скоро следовало ждать и милиционеров. А встречаться с ними мне сейчас было совсем ни к чему…

Ни один, даже самый секретный, телефон Сергачева не отвечал, ехать без предварительного звонка в киреевский особняк смысла не было, и поэтому я стоял у метро «Автово» и курил, поглядывая на питерских девчат в легких волнующих платьях.

Попытка дозвониться до Сани Годунова тоже ничего не дала, что, впрочем, было неудивительно - он же просил ближайшие два дня его не беспокоить. Мелькнула шальная мысль поехать в переплетную мастерскую и побеседовать с мастером-гравером со смешной фамилией, взятой то ли у Гоголя, то ли у Достоевского. Мои размышления прервал телефонный звонок, сразу расставивший все по своим местам.

Содержание | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15

Звонил кап-три Барков, и, видимо, из дальнего далека, потому что слышимость была превосходной.

- Алексей, Барков говорит. Сегодня акция, ты помнишь?

О подрыве партийных филиалов я, признаться, подзабыл. Но как же признаться в этом своему подчиненному, пусть даже он старше званием и опытом. Поэтому пришлось немного слукавить.

- Помню, конечно, помню.

- Ничего не меняется?

- Нет.

- Тогда - смотри новости!..

«Так, - побежали в голове мысли, - сегодня акция, вечером в новостях покажут филиалы „Русского пути“, вернее, то, что от них останется. Значит, сегодня же об этом узнает Черных, самое крайнее - завтра утром. Чуть позже он должен узнать и о гибели Тимофея Рукосуя с охранником. Черных должен увязать эти два факта друг с другом, но сможет ли он привязать их ко мне?»

Сергачев говорил, что он больной, шизофреник, и мозги у него работают по-особому. Сегодня он мне доверяет, называет наместником и правой рукой, но после этих взрывов, после смерти Тимофея и исчезновения двойника все может повернуться по-другому, и тогда, поставив под удар себя, я, одновременно, подставляю и Светлану. Значит, первая моя задача - вывести ее из-под удара, обезопасить, как только возможно.

Я подошел к краю тротуара и поднял руку. Сразу остановились две легковушки и одна «маршрутка». Я открыл дверцу ближайшей машины и, не глядя, бросил:

- К Эрмитажу!

- Садись, - ответил мне невидимый водитель, и я опустился на переднее сиденье.

- На «Ксению» едете, Алексей Михайлович? - спросил «извозчик».

Я поднял глаза и увидел рядом с собой паука-Порфирина. Он дружелюбно улыбнулся, насколько его лицо позволяло выражать положительные эмоции к собеседнику.

- Машина на Голикова горит, - сообщил он безразличным голосом.

- Правда? - удивился я. - Как интересно!

- А в ней два человека, - продолжил рассказ Порфирин, - одного из них зовут Тимофей Рукосуй, а второй - охранник из штаб-квартиры партии «Русский путь», имя можно уточнить.

- Зачем? - легкомысленно махнул я рукой.

- Действительно, охранник, он охранник и есть. Шестерка, а у шестерок имен не бывает, только номера. И еще масти, но это уже другое. Вам не приходилось бывать шестеркой, Алексей Михайлович? - Порфирин вел машину легко, уверенно, не отрывая глаз от дороги, и одновременно следя за мной, моим лицом, моими руками, моей реакцией на его слова.

- Шестеркой? Отчего ж, приходилось. Неважное ощущение, надо сказать.

Положа руку на сердце, нужно признать, что в последнее время я и был козырной шестеркой в руках Сергачева или Черных, и чаще всего меня использовали втемную, не говоря о далеко идущих планах королей и тузов этой колоды. И только сейчас я начал действовать как полноправный игрок, говорить на равных с Киреем и Сергачевым и пока в чем-то переигрывать Черных.

- Неважное, - нараспев произнес Порфирин и спросил без всякой связи с разговором о картах, охранниках и Рукосуях: - Что теперь делать думаете, Алексей Михайлович?

- В смысле?

- В смысле, подъезжаем. Дальше что - машина нужна или нет? А то я по своим делам поеду.

Я огляделся. Действительно, мы ехали уже мимо Консерватории и через пять-десять минут я буду на фрегате «Ксения», с Палычем, Машенькой, Пентелиным и человеком без лица.

- А где Саня Годунов? Не могу до него дозвониться.

- Он занят, - коротко ответил Порфирин, - вечером освободится. Я его заменить не могу? Водочки попить, о жизни потрепаться - это у меня здорово получается!

- Да нет, спасибо, но пусть со мной свяжется, когда сможет.

- Хорошо, - кивнул Порфирин, и плавно затормозил у тротуара. - Эрмитаж - сокровищница мировой культуры, как заказывали!

Справа возвышался Зимний дворец. Слева, по ту сторону дороги, горбатился «запорожец». Но фрегата «Ксения» у набережной не было…

* * *

Черных, Жора Вашингтон и Чистяков, а также несколько человек прислуги жили в здоровенном каменном доме, который в старые времена служил для какой-то хозяйственной надобности.

Дом был построен, наверное, одновременно с замком, потому что имел толстые стены и узкие окна-бойницы. Позже, когда надобность оберегать свои владения отпала, в доме соорудили второй этаж, разделив площадь дома на большие изолированные комнаты, а на первом этаже устроив кладовки с крюками для подвески звериных туш, сусеками для хранения зерна и даже мастерскую с горном и наковальней.

Замок, в котором во время войны находилась разведшкола, разбомбила союзная авиация, в буквальном смысле не оставив от него камня на камне. Огромных валунов, из которых когда-то был сложен замок, валялось повсюду множество, но ни один из них не стоял на другом, а обязательно лежал где-нибудь рядом. Все они постепенно зарастали мхом, травой и мелкими деревцами, прижившимися в трещинах каменных глыб, и в таком качестве навряд ли подходили в качестве строительного материала.

А один из пунктов договора аренды, насколько это помнил Чистяков, было поэтапное приведение замка в первозданный вид, которое арендатор развалин, герр Романов Н. В., обещал завершить к истечению срока аренды, то есть через 99 лет.

Чистяков поднялся в свою комнату, закрыл дверь и решил еще раз прослушать магнитофонную запись. Он поставил магнитофон на стол, достал лист бумаги, авторучку и приготовился слушать. Долгий рассказ о Швейцарии он перемотал, начал слушать с того момента, когда в разговоре впервые появилось слово «президент».

Так, сейчас он запросит наркоты, я уйду, оставив магнитофон включенным, придет Жорка Вашингтон и будет говорить о проблемах с «Мерседесом». Это можно не слушать, - и Чистяков потянулся уже к кнопке перемотки, как услышал торопливый Жоркин говорок:

- Петька, скот, вместо вас хочет, чтобы двойник его, а не вас…

И ответ Черных:

- Спасибо, Жора, я понял, давно понял…

- Суки, все - суки, - несколько раз повторил про себя этот немудрящий жизненный афоризм Чистяков.

Запись в магнитофоне давно кончилась, сначала едва слышно шуршала чистая, без записанных звуков, лента, потом заиграл орган, но не стройные аккорды хорала, а как-то плохо, неумело, по нескольку раз повторяя одно и то же место, а потом вдруг переходя совсем к другому, не связанному с первым. Где-то рядом стучали молотки или топоры, раздавались короткие, похожие на военные команды, фразы на немецком языке, должно быть один столяр-немец просил другого передать ему гвозди или молоток.

Чистяков слушал эти случайные звуки и размышлял о том, что все люди - суки, и поэтому жить в этом сучьем мире очень тяжело, приходится постоянно думать и вертеться, вертеться и думать. Такой удачный план с передачей власти ему, Чистякову, провалился. Он не знает, как осуществить замену Президента его двойником и поэтому бессилен что-либо сделать. Этот план лучше любого телохранителя оберегает Женьку Черных, чтоб ему пусто было!

А когда он, Черных, придет к власти, то первым его указом будет не указ о раздаче земли в частную собственность, а смертный ему, Петьке Чистякову, приговор. Можно, конечно, ликвидировать Черных самому или чужими руками, к подобным делам Чистяков уже привык, понятие «совесть» осталось где-то в советских временах, вместе с колбасой по два двадцать и водкой по три шестьдесят две.

В дверь стучали и стучали, видимо, уже давно и долго, потому что в ход пошли не только кулаки, но и ноги.

- Открыто! - крикнул Чистяков и потянулся к магнитофону, и в это время на кассете зазвучала русская речь.

Сначала далеко - кто-то вошел в часовню, и звуки органа, молотков и немецкая командная речь перекрывали разговор двух русских, но русские приближались к магнитофону и их речь становилась все громче и отчетливей.

- Музыку слушаешь? - раздался за спиной голос Вашингтона.

- Ну, - угрюмо буркнул Чистяков и выключил магнитофон. - Вагнера слушаю, Рихарда, не знаю, как по-батюшке.

- А я тебя сдал, Петя, - сказал Вашингтон и положил ему на спину тяжелую ладонь.

Чистяков представил себе руку Вашингтона - темную с одной стороны и нежно розовую - с другой, как будто кожу туда пересадили с какого-то интимного места, где она была нежной и почти не пользованной. От этого, а главное - от предательства Вашингтона и его чистосердечного в этом признания Чистякову стало противно, и он резко дернул плечом.

- Убери руку! - негромко крикнул он.

Так уж получилось - хотел крикнуть зло и резко, но в последний момент передумал и сбавил высоту голоса, а интонация осталась та же, что и у кричащего человека.

- Чего ты, Петя? Я же с тобой, - искренне удивился Вашингтон, - я ж тебе таким образом «мэсседж» передал.

- Чего?

- Ну, послание отправил, весточку. Сейчас так говорят - «мэсседж».

- Ни хрена не понимаю, какую весточку ты мне отправил, куда?

- Понимаешь, - Жора без приглашения сел на стул, даже переставил его по своему, спинкой вперед, - ты должен был узнать, что Женьке все известно о твоих планах, я пришел, увидел, что магнитофон работает, и сразу тебя заложил, а Женька подтвердил: да, говорит, я все знаю. Так ведь?

- Так, - согласился Чистяков.

- А теперь слушай. То, что он говорил тебе о замене Президента - правда. И про дельтаплан правда, и про похищение на трассе. Он и со мной об этом говорил, я ж должен Президента с лыжни сдергивать. Но что дальше будет - я не знаю, думаю, и тебе он этого не скажет. Это я к тому, что я - с тобой, и если придумаешь, как вместо Женьки встать, я тебе помогу. И еще, если честно, не хотелось от тебя пулю в затылок получить. Понимаешь?

- Понимаю.

Чистяков подумал немного, посмотрел в глаза Вашингтону и, не отводя взгляд, сказал:

- Сегодня должна прилететь Сара, ты ее встречать поедешь. Так вот, до замка доехать она не должна. Что и как ты сделаешь, меня не интересует, но чтобы Сары здесь не было! Так ты и преданность мне докажешь, и важное дело сделаешь. Докторша эта быстро Женьку на ноги поставит. А нам это надо?

Вашингтон взгляд не отвел, выслушал все внимательно, кивнул и впервые за долгое время не улыбнулся.

- Убивать жалко.

- Не убивай, - пожал плечами Чистяков. - Главное - чтобы Сары здесь не было, - он сделал нажим на слове «здесь». - Можешь спрятать ее где-нибудь. У тебя же есть квартира в Гамбурге?

- Посмотрим, - Вашингтон поднялся. - Если что, я скажу тебе адрес…

Чистяков долго пытался поставить на попа авторучку, теперь в раздражении сломал ее и бросил половинки на пол.

- Еще одно. Завтра-послезавтра я должен уехать в Питер, поработать с двойником. Ты останешься здесь за старшего, постарайся, чтобы Черных дожил до моего прилета. А к тому времени я что-нибудь придумаю.

Вашингтон ушел. Петька любил порядок, поэтому он встал, чтобы поставить стул, на котором сидел Вашингтон, на привычное место, но зацепился взглядом за магнитофон, вспомнил начало разговора двух русских и забыл о стуле, о порядке, который должен царить в комнате настоящего мужчины, и о необходимости поддержания этого самого порядка. Он снова нажал воспроизведение и придвинулся ближе к динамикам - голоса звучали все еще глухо и перекрывались шумом работы и звуками музыки.

- Как, говорите, вас зовут? - спросил голос Черных.

- Бруно Вальтер, - ответил ласковый мужской голос, - тезка известного дирижера.

- И это ваше настоящее имя?

- Боже мой, я думал вы сообразительней! Если угодно, именуйте меня герр Шмидт или считайте, что у меня имени нет вообще. Я говорю не от себя, я передаю чужие слова и чужую волю.

- Хорошо, тогда кто и зачем послал вас ко мне? Я не избалован гостями, а гости из России здесь вообще редкость.

- Я понимаю. Кое-что я уже сказал вам в парке, по пути в часовню, что еще вас интересует?

- Боюсь, я не очень верю в истории о тайных организациях, способных управлять миром. Как, вы сказали, она называется? «Ворон»? Простите, но я не верю.

- Напрасно, господин Черных, или Романов, если вам угодно. Между нами говоря, это было серьезной ошибкой - официально изменить имя, такие вещи мы отслеживаем очень внимательно. Ваше досье, тоненькая такая папочка, была закрыта в 1991 году, когда вы получили инвалидность. По правде говоря, ущербные люди нас мало интересуют, и поэтому на папочке была поставлена литера «Б», предполагающая чисто статистический контроль за личностью. Знаете, простейшее: жив - не жив, женился - развелся. Чистейшая статистика, люди из аналитического отдела такие папки даже не открывают. А тут вы, Евгений Павлович, высунулись, решили фамилию переменить, тем самым заставили нас заинтересоваться вами. И вы знаете, удивительные вещи обнаружились, особенно любопытно ваше поведение перед дефолтом, я имею в виду, конечно, поведение на бирже, а не то, гасите ли вы свет у себя в коммунальной квартире. Вы же до сих пор прописаны в коммуналке на Васильевском?

Голоса стали тише, похоже, Черных с собеседником ушли в исповедальню, зато умолк орган, и теперь можно было расслышать почти все из их беседы. А беседа оказалась весьма любопытной.

- Вы, Евгений Павлович, в результате дефолта стали обладателем колоссального состояния, а мы этого даже не заметили. Это большой просчет с нашей стороны, но деньги нас не интересуют, бог с ними, вашими миллионами, тем более, что нажиты они честной игрой на бирже. Хотя ваши швейцарские счета мы знаем и в случае чего можем их заморозить. Знаете, конечно, такой термин? Однако, переменив фамилию и уехав за границу, вы стали проявлять необычайную активность, и нам снова пришлось покопаться в вашем прошлом. Так мы вышли на партию «Русский путь», которую вы купили, что называется «на корню», два года назад. Купили - и партия перестала функционировать, она стала жить своей жизнью, не участвуя в выборах, не выдвигая депутатов, и тем не менее обзавелась недвижимостью, филиалами по всей стране, 27 их насчитывается, или уже больше? Было это странно, а подобную странность можно объяснить только тем, что вы, господин Романов, желаете каким-то образом прийти к власти. И трюк, который вы для этого придумали, будет не вполне конституционным, за гранью, так сказать, легитимности. У нас есть кой-какие идеи на этот счет, но нам хотелось бы услышать все из первых уст. Скажу сразу, если ваш план нам понравится, то мы окажем вам всестороннюю поддержку, а если…

Что будет в противном случае Чистяков не услышал - пленка кончилась и умный аппарат автоматически включился на перемотку…