Один шаг между жизнью и смертью

Глава 16

Выйдя из телефонной будки, Юрий не спеша прошел полквартала и свернул во дворы. При свете дня все здесь выглядело иначе, чем вчера вечером, но он знал этот район как свои пять пальцев и без труда отыскал двор, граничивший с гаражным кооперативом. Вдоль кирпичной стены кооператива выстроился короткий ряд металлических гаражей. Некоторые из них имели довольно ухоженный, обжитой вид, иные же давно просились на слом, и оставалось только гадать, как этот похожий на колонию поганок “самстрой” до сих пор не снесли.

Вокруг гаражей, за гаражами и даже на гаражах толклись и галдели ребятишки, вооруженные разномастными игрушечными пистолетами и автоматами. Здесь азартно палили, хватались за живот и падали в бурьян, оглашая всю округу дикими воплями, гиканьем и топотом. Юрию пришлось отыскать спрятавшуюся в кустах полусгнившую скамейку, закурить и не менее сорока минут ждать, пока боевые действия не сместились куда-то за угол кирпичной стены. Тогда он встал, быстро огляделся по сторонам и нырнул в щель между стеной и крайним в ряду металлическим гаражом.

В темноте пробираться здесь было едва ли не легче, чем при дневном свете. Казалось совершенно невозможным пройти через завалы хлама и мусора, не переломав при этом ноги.

С невнятными ругательствами прошагав по всей этой дряни, Юрий достиг нужного места. Мусор здесь выглядел непотревоженным, но он точно запомнил, под какой по счету гараж затолкал свою сумку, и приступил к раскопкам, морщась от вони и стараясь не поранить и без того израненные руки о битое стекло, которого было здесь навалом.

Отогнув проржавевшую насквозь жесть, Юрий запустил руку в дыру, пошарил там и нащупал свою сумку. Конечно, у него был автомат с полным рожком, но он чувствовал, что ему предстоят масштабные боевые действия, в которых проверенный “маузер” с двумя запасными обоймами не будет лишним. Кроме того, расхаживать по городу с автоматом под мышкой было бы неудобно.

Он забросил ремень сумки на плечо и выбрался из вонючей щели на свежий воздух, отряхивая ладони и колени. Здесь он сразу же почти налетел на сухонькую старушку в поношенном и застиранном ситцевом сарафане, линялой белой панаме и детских сандалиях на босу ногу. На сгибе левой руки у нее висела хозяйственная сумка, в которой что-то предательски позвякивало, а в правой она сжимала алюминиевую лыжную палку без ограничительного кольца, отчасти заменявшую ей трость, а в основном, как догадался Юрий, служившую для того, чтобы ворошить мусор в поисках стеклотары.

– Ну что, опростался, мерин здоровенный? – сварливо спросила пожилая дама. – Ходят тут всякие… Весь двор обмочили, а все ходят, как коты помойные…

Говоря, она смотрела мимо Юрия, привычно выискивая глазами бутылочный блеск. Юрий немного постоял, обдумывая ответ, а затем просто извинился, обошел старуху и двинулся своей дорогой. Сумка с “маузером” успокаивающе оттягивала плечо, а то, что его приняли за любителя мочиться в чужих дворах, было даже отчасти приятно – это свидетельствовало о том, что жизнь продолжается и что большинству его земляков глубоко до лампочки банковские броневики, чьи-то исчезнувшие миллионы и беглые инкассаторы.

Он нарочно шел неторопливо, чтобы не привлекать к себе внимания, старательно загоняя вглубь снедавшее его беспокойство. Алене нельзя было помочь ни лишней суетой, ни заламываньем рук, ни слезами или криком. Она нуждалась в конкретной помощи, и оказать ей эту помощь, судя по всему, мог лишь один человек.

Садясь за руль бандитского джипа, где пахло дорогими сигаретами к еще более дорогим одеколоном, а прямо под ногами лежал короткоствольный автомат, Юрий закурил и подумал о том, что весь этот телефонный разговор мог быть ловушкой. Арцыбашев – Друг, но он же и банкир, а для банкира деньги – это альфа и омега всего сущего. Он вполне мог заподозрить Юрия в краже и заманить его в капкан, сказав, что Алена попала в беду. Он рассчитал верно: подозревая подвох, Юрий все же собирался добраться до Арцыбашева и посмотреть, правду ли тот говорил. И если тот наврал… Что ж, тогда опять придется уходить с боем, и даже, может быть, стрелять. Сдаваться сейчас не имело никакого смысла: судя по всему, бандиты не собирались оставлять его в покое, а от них ни в какой тюрьме не спрячешься.

Почти не скрываясь, он подъехал к дому Арцыбашева, запер машину, подмигнул безносому атланту у подъезда и набрал единицу и семерку на панели домофона. Динамик знакомо хрюкнул, и голос Арцыбашева спросил:

– Кто?

– Я, – коротко ответил Юрий.

В динамике воцарилось удивленное молчание, а затем замок открылся с громким щелчком, похожим на лязг автоматного затвора.

Охранник за своим столиком выкатил на Юрия испуганные глаза, но промолчал. Юрий подумал, что приходить сюда было ошибкой: надо было назначить Цыбе встречу где-нибудь на лоне природы. Даже если Женька не позвонил в милицию сам, это непременно сделает охранник. Уж он-то, в отличие от старушки с бутылками, наверняка смотрит телевизор и не упустит случая помочь родным “внутренним органам” в поимке особо опасного преступника. Глаз у него наверняка наметанный, так что…

Юрий резко обернулся с середины лестничного марша и увидел, что охранник, не сводя с него глаз, тянется за телефонной трубкой. Перехватив взгляд Юрия, дородный мужчина в полувоенной форме выронил бесполезную трубку, резво вскочил, опрокинув стул, и схватился за кобуру, которая, оказывается, висела у него на поясе. Юрий боком прыгнул на гладкий дубовый поручень перил и стремительно соскользнул вниз на пятой точке, наконец-то выполнив данное самому себе еще в первый визит сюда обещание. Стол охранника стоял возле самой лестницы, и тот, вскочив, занял удобное положение. В самом конце спуска Юрий просто выбросил вперед ногу, и охранник с грохотом впечатался спиной в двери лифта. Револьвер, который он успел вытащить только до половины, от толчка вывалился на пол и, весело бренча, волчком закрутился на гладких мраморных плитах. Юрий наступил на него ногой и увидел, что он газовый.

Охранник пребывал в глубоком нокауте. Челюсть у него стала опухать, и Юрию оставалось надеяться, что она не сломана. Он оборвал телефонный шнур, взвалил охранника на плечо и вошел в лифт.

Дверь квартиры Арцыбашева была открыта. Хозяин стоял в дверях. Увидев Юрия с его ношей, он негромко выматерился и посторонился, давая ему пройти.

– Ты рехнулся, Филарет, – сказал он, запирая дверь. – Зачем ты его сюда приволок?

– Что же ему теперь, на лестнице валяться? – сердито спросил Юрий, аккуратно сваливая охранника на диван в гостиной. – Давай какие-нибудь веревки, а по ходу дела рассказывай, что к чему.

– Нет, ты точно рехнулся, – качая головой, сказал Арцыбашев. – Теперь нас обоих упекут” только меня в тюрьму, а тебя в сумасшедший дом.

– Вот когда упекут, тогда и будешь ныть, – отрезал Юрий. – Так есть у тебя веревки или нет?

Вздыхая и бормоча, Арцыбашев удалился в недра квартиры и вскоре вернулся, неся в руке моток капронового шнура.

– Пойдет?

– Пойдет, – сказал Юрий, разматывая шнур и принимаясь сноровисто вязать охранника по рукам и ногам. – Ну, что ты молчишь? Излагай, что тут было.

– Да что было… – начал Арцыбашев, но вдруг запнулся и пристально уставился на Юрия. – Что у тебя с руками? – спросил он.

– Да какая разница… Ну, наручники сломал.

– Ага… Тут, видишь, какое дело… Как бы тебе, понимаешь…

Продолжая бубнить и мямлить, он осторожно покосился сначала через одно плечо, потом через другое, убедился, что их никто не видит, и, вытянув палец, почти коснулся им воротника испачканной голубой рубашки, которую Юрий надел вчера вечером.

– Ты чего? – не понял Юрий. Вид у Арцыбашева был совершенно сумасшедший: глаза выпучены, слегка дрожащий палец вытянут вперед, губы что-то беззвучно шепчут…

– Эй, Цыба, очухайся!

Глаза Арцыбашева приняли осмысленное выражение. Он посмотрел на Юрия, прижал палец к губам и покачал головой: молчи. Потом встал с корточек, легонько хлопнул Юрия по плечу и потащил за собой в ванную. Здесь он открыл воду в душе, снова потянулся к воротнику Юрия, одним ловким движением выхватил оттуда подаренную Таней булавку и, не успел Юрий ничего возразить, как булавка с легким всплеском упала в унитаз.

– Ой, – сказал Арцыбашев громким и почему-то очень довольным голосом, – утонула… Какая жалость!

– Да ты что, совсем офонарел? – воспользовался свободой слова Юрий. – Что за конские игры? Нашел время…

Арцыбашев ухмыльнулся, хотя веселья в его ухмылке не было ни на грош.

– Ты где это взял? – спросил он, коротко кивнув в сторону унитаза.

– Да так, знакомая подарила. Помнишь, она у тебя на даче была. Таня, кажется. Я ее сегодня у твоего Арчибальда отбил, ну и вот…

– Он ее отбил, – с горькой иронией передразнил Арцыбашев. – Это из-за нее ты не смог этого старого козла пристрелить? Можешь не отвечать, все ясно… Теленок, ох и теленок же ты, Филарет! Она у него живет, понял? Не знаю точно, просто у него или, может быть, с ним, но это его баба. А подарочек твой – микрофон-транслятор. Действует в радиусе километра, хотя под водой, по-моему, все-таки не фурычит… Прежде чем влезать в здешние дела, следовало бы побольше узнать о мире, в котором живешь.

– Да не влезал я ни во что! И вообще, что за паранойя? Микрофоны какие-то… Где Алена?

– Мне не доложили… Я сказал тебе все, что знаю. Не понимаю вообще, зачем ты сюда приперся? Я же сказал: беги. Где Алена, мы не знаем, а если бы и знали, толку нам с этого никакого, потому что армии у нас с тобой нет и, главное, не предвидится. А ты сам приехал и хвост за собой притащил. Теперь с меня точно шкуру спустят, прямо живьем.

– Да что ты заладил: шкура, хвост… Где он, твой хвост?

– А ты посмотри в окошко, – предложил Арцыбашев. – Только осторожненько. Может, увидишь знакомое лицо.

Юрий пожал плечами и подошел к окну. Осторожно раздвинув планки жалюзи, он посмотрел вниз. Внизу все было как всегда: на своем обычном месте, впритык к фонарному столбу, “парился” на августовском солнце “ягуар” Арцыбашева. Через две машины от него немного косо торчал у тротуара брошенный Юрием джип, а на противоположной стороне улицы поблескивала новенькая “Волга” вызывающего василькового цвета. Эта машина буквально резала глаз своей расцветкой, и только благодаря этому внимание Юрия задержалось на ней немного дольше, чем требовалось для беглого осмотра.

Как раз в тот момент, когда он уже собирался отвернуться от окна, переднее окно “Волги” стало опускаться, и Юрий увидел за рулем человека, который показался ему знакомым.

– Оптика есть? – не оборачиваясь, спросил он. Через несколько секунд Арцыбашев сунул ему что-то продолговатое, имевшее странно сложную форму. Юрий опустил глаза и увидел, что держит в руке оптический прицел.

– Карл Цейсс, – на глаз определил он. – Ого!

– Дерьма не держим, – гордо ответил Арцыбашев. Юрий прильнул к прицелу и сразу же убедился в своей правоте: за рулем машины сидел тот самый костлявый тип, который вместе с Губастым приковал его в гараже. Пока Юрий вел наблюдение, костлявый вдруг открыл дверцу и вышел на дорогу. Он направился прямо к джипу, на котором приехал Юрий, осмотрел его со всех сторон, попытался заглянуть в салон через затемненное сверх всякого предела боковое стекло, махнул рукой кому-то, оставшемуся в “Волге”, пересек тротуар и скрылся в мертвой зоне, где его уже нельзя было разглядеть. Вместо него в поле зрения возник, выбравшись из “Волги”, угрюмый здоровяк с черной, как головешка, шевелюрой и быстрым шагом двинулся за костлявым, нащупывая что-то за отворотом джинсовой куртки.

– Убедился? – спросил у Юрия над ухом Арцыбашев.

– Убедился, – сказал Юрий. – Только это, приятель, никакой не “хвост”. У нас это называлось “язык”. Ты меня понял? Быстро намочи полотенце!

Он принял из рук встревоженного Арцыбашева мокрое холодное полотенце, махнул ему на прощанье рукой и выскочил на лестничную площадку. В шахте гудел и лязгал лифт. Юрий стремглав бросился на пятый этаж и затаился там, осторожно поглядывая вниз, на площадку перед квартирой Арцыбашева.

Вопреки его ожиданиям, лифт не остановился на четвертом этаже. На площадку пятого не выходило ни одной двери, и Юрий понял, что ошибки быть не может: в лифте ехал костлявый с приятелем, решивший для разнообразия поиграть в профессионала. Юрий улыбнулся и встал напротив дверей лифта, держа в правой руке взведенный газовый револьвер охранника, а в левой – мокрое полотенце.

Когда двери начали открываться, Юрий бросил в освещенную кабину короткий взгляд, чтобы окончательно исключить возможность ошибки, прижал к лицу полотенце, поднял ствол повыше, чтобы выпущенная с небольшого расстояния газовая струя не наделала лишних бед, и спустил курок.

Черноволосый здоровяк, кашляя и задыхаясь, попытался выбраться из моментально превратившейся в газовую камеру кабины, но Юрий коротко врезал ему ногой в промежность. Здоровяк выронил пистолет на площадку, рухнул обратно в кабину, едва не сбив с ног костлявого, и двери с характерным лязгом закрылись. Юрий выждал несколько секунд, прижав к слезящимся глазам прохладный край полотенца и стараясь дышать через раз, а затем задержал дыхание и нажал кнопку вызова лифта.

Двери распахнулись, выпустив на лестничную площадку облако невыносимо едкого смрада. Доносившиеся из запертой кабины надсадный кашель и сдавленные крики теперь стали слышны в полную силу. Юрий нырнул в этот тускло освещенный ад, схватил за волосы костлявого, которого обильно рвало на все четыре стороны, и рывком выбросил из кабины. После этого он направил револьвер в угол лифта и нажимал на курок до тех пор, пока барабан не опустел. Двери закрылись. Юрий отбросил револьвер, снова схватил за волосы корчившегося на полу костлявого и поволок его за собой, как мешок с костями. Он остановился всего один раз, чтобы отобрать у пленника оружие – тяжелый вороненый “ТТ”. Примерно на полпути к первому этажу костлявый перестал хрипеть и стонать.

Юрий без лишних церемоний распахнул дверь подъезда его головой, протащил пленника через тротуар, подвел его к джипу, врезал свободной рукой в солнечное сплетение, заставив тяжело упасть на колени, нащупал в кармане ключ, отпер машину и забросил обмякшее тело в салон. Затем он уселся за руль, краем глаза заметив, что несколько человек на безопасном расстоянии наблюдали за происходящим, запустил двигатель и рванул с места так, что завизжали покрышки.

Когда костлявый перестал хрипеть и корчиться и уселся более или менее прямо, Юрий резко свернул к обочине и ударил по тормозам, заставив своего пленника с размаху ткнуться головой в стекло. Он так и остался сидеть, уткнувшись лбом в переднюю панель, но Юрий не собирался предоставлять ему время для отдыха. Он снова схватил костлявого за волосы и рывком заставил сесть прямо.

– Ну.., хватит уже, – с некоторым усилием выговорил костлявый. – Не увлекайся, инкассатор.

Вместо ответа Юрий ударил его по лицу тыльной стороной ладони, разбив губы. При этом его передернуло от отвращения: губы у костлявого были безвольные, холодные и липкие от слюны и рвоты, и сквозь их податливую плоть Юрий ощутил крупные твердые зубы.

Удар отбросил костлявого на спинку сиденья, темная кровь побежала по подбородку.

– Уймись, скотина, – невнятно пробормотал он. – У меня сердце…

– Че-го-о?! Сердце? Кто бы мог подумать! – с иронией воскликнул Юрий.

– Уймись, говорю, – повторил костлявый. Он полез дрожащей перепачканной рукой во внутренний карман пиджака, и в висок ему немедленно уперся твердый и холодный ствол “маузера”. Костлявый покосился на Юрия, как на последнего идиота, вынул из кармана клетчатый носовой платок и принялся вытирать подбородок и губы, осторожно прикладывая к ним ткань, которая сразу покрылась темно-красными пятнами. Юрий испытывал сильнейшее искушение нажать на спуск. Такое было с ним впервые в жизни: на войне он убивал в силу необходимости, и чаще всего те, кого он убивал, находились на приличном расстоянии и больше напоминали движущиеся мишени, чем конкретных живых людей. Они были врагами, и он ненавидел их всех вместе, скопом, но этого ему хотелось разорвать в клочья – именно этого, именно здесь и сейчас.

– Короче, – сказал Юрий, убирая “маузер” и снова запуская двигатель, – куда поедем? Учти, от правильного ответа многое зависит.

– Что именно? – спросил костлявый сквозь прижатый к разбитому рту платок.

Юрий снова посмотрел на него, и костлявый ответил ему прямым, почти насмешливым взглядом. Это было так странно, что Юрий немного растерялся.

– Твоя жизнь, например, – угрюмо буркнул он.

– Ладно, – сказал костлявый, – поехали.

– Куда?

– Пока что прямо. Надо поговорить, Юрий Алексеевич.

Обращение по имени-отчеству было настолько неожиданным, что Юрий невольно вздрогнул. Он снова посмотрел на костлявого, и костлявый ответил ему окровавленной улыбкой. Юрий даже испугался, что его “язык” ненароком сошел с ума. Если так, то толку от него теперь не добьешься.

Джип тронулся и неторопливо покатился по прямому, как стрела, проспекту, застроенному огромными циклопическими сооружениями. В ту пору, подумал Юрий, любили и умели строить так, чтобы здания были мощными, а дороги широченными и прямыми. Невелика хитрость, подумал он, пробираясь в третий ряд и увеличивая скорость. Рабочей силы было сколько угодно, а главное, даром.

Он тряхнул головой, отгоняя неуместные мысли.

– Ну, – сказал он, – ты хотел говорить. Говори. И начни с того, куда вы упрятали Алену.

– Какую Алену? Ах, Арцыбашеву… А тебе-то что до нее?

Юрий повернул голову и окинул пленника тяжелым взглядом.

– Не твое собачье дело. Где она?

– Да у Графа. Где ж ей еще быть-то… Но…

– У какого Графа?

– А вот это не твое собачье дело, – мстительно сказал костлявый. – И кто ты такой, что во все влезаешь и все портишь?

Юрий хотел врезать ему еще разок, но сдержался. Костлявый, похоже, уловил его желание, потому что вдруг беспокойно заерзал и отодвинулся к самой дверце. Это движение кое о чем напомнило Юрию, и он, спохватившись, запер центральный замок.

– Поверни налево, – скомандовал костлявый. – Остановись. Я понимаю, что ты торопишься, но поговорить действительно надо.

Юрий остановил машину.

– Слушай, ты, рожа, – сказал он, – мне с тобой разговаривать не о чем. Хочешь жить – показывай дорогу к своему Графу. Не хочешь – неволить не стану. Твой дружок, наверное, до сих пор в лифте отдыхает, так что выбор у меня пока что есть.

– Нет у тебя никакого выбора, инкассатор, – спокойно сказал костлявый. – Выбор твой кончился, когда ты от броневика побежал. Посмотри в зеркало, дурак. У тебя же мишень на лбу. Ты сам ее нарисовал, так что жаловаться не на кого.., товарищ старший лейтенант.

Юрий снова вынул “маузер”.

– Дорогу, – сказал он. – Или я тебя шлепну.

– Да отстань ты от меня со своей бабой! – рявкнул костлявый. – Неужели не понятно, что все гораздо сложнее?

– Нет, – сказал Юрий, – непонятно. И чем дальше, тем непонятнее. Поэтому, если мы пряма сейчас не поедем к Графу, я прострелю тебе колено, понял?

– Понял, – ответил костлявый и без дальнейших проволочек назвал адрес. Юрий включил передачу, машина тронулась. – Ну что, – спросил пленник, – теперь ты можешь меня выслушать?

– Попытаюсь, – ответил Юрий. Он был слегка обескуражен поведением костлявого: тот, казалось, совсем не беспокоился о своей судьбе, что было необычно. Юрию как-то не приходилось слышать о бандитах, действующих из идейных соображений, если не считать всевозможных исламских революционеров и прочих фанатиков, на которых костлявый не тянул. А если он не идейный фанатик, то откуда такое спокойствие? И разговаривает он совсем не так, как вчера вечером… Не только слова и тон, но и сама манера речи изменилась до неузнаваемости.

– Ты знаешь Графа, – начал костлявый. – Виделся с ним сначала у Арцыбашева на даче, а потом еще раз – сегодня утром… Крупнейший авторитет, причем, в отличие от прочих, очень хорошо маскируется. С виду – просто богатый чудак, коллекционер, покровитель искусств с непонятным прошлым. Мы его уже два года разрабатываем…

– Мы? – переспросил Юрий. Переспросил просто на всякий случай, потому что уже начал догадываться, с кем имеет дело. Желание пристрелить костлявого прошло, сменившись другим, не менее сильным: теперь Юрию хотелось вытащить своего пленника из машины и избить до полной неподвижности.

– Майор Разгонов, управление по борьбе с организованной преступностью, – представился костлявый. Во взгляде, которым он теперь смотрел на Юрия, легко читалось снисходительное превосходство: ну что, герой, перетрусил? Будешь знать, как органы по морде бить…

– Майор, – задумчиво повторил Юрий. – Ну, ничего. В прошлый раз это был полковник.

– Что?.. – начал было Разгонов, но Юрий заставил его замолчать, нанеся серию коротких, но сильных ударов кулаком и локтем правой руки. Машина при этом продолжала двигаться ровно и плавно, словно водитель был целиком сосредоточен на управлении. Напоследок Юрий сильно ударил майора Разгонова лицом о переднюю панель. Что-то хрустнуло, и крышка бардачка, негромко задребезжав, упала майору под ноги.

– О, – сказал через некоторое время майор Разгонов сквозь прижатые к лицу ладони. – О, мать твою…

– Ты что-то хотел предложить, – напомнил ему Юрий.

– О-о, – по инерции повторил майор.

– Больно? – участливо поинтересовался Юрий. Разгонов опустил руки. Его лицо теперь сильно напоминало тарелку с винегретом. Он внимательно осмотрел свои окровавленные ладони, брезгливо поморщился и отвернулся к окну.

– Этим ты ничего не докажешь, – глухо сказал он через некоторое время. – Ты можешь забить меня до смерти, но от этого ничего не изменится. У тебя только два выхода: сдохнуть или работать с нами.

– Звучит немного декларативно, – заметил Юрий. Они остановились на светофоре, и он позволил себе немного отвлечься на то, чтобы раскурить сигарету. – Поясни.

– Мне больно говорить, – напомнил Разгонов. Юрий пожал плечами и включил первую передачу. – Хорошо, – продолжал майор, – если ты настаиваешь. На тебе висит обвинение в нескольких убийствах и похищении четырех с половиной миллионов долларов. Каждый, у кого есть хоть капля мозгов, понимает, что ты, скорее всего, просто попал как кур во щи, но для того, чтобы закрыть дело, сгодится даже такой хилый подозреваемый, как ты. Особенно если ты будешь мертв и не сможешь оправдаться. А мертвым ты станешь очень скоро. Ты проходишь по категории “вооружен и очень опасен”, так что для любого мента ты просто удобная мишень, чтобы попрактиковаться в стрельбе. Я уж не говорю о блатных, беспределыциках и даже “зверях”.,. Это первая возможность. Вторая заключается в том, что ты сдаешь нам Графа вместе с деньгами, и мы про тебя забываем…

– И надолго? – насмешливо спросил Юрий. Разгонов не ответил, возобновив свои манипуляции с носовым платком.

– Хорошо, – сказал Юрий, когда молчание затянулось. – И как, по-твоему, я могу вам помочь?

– Операция разрабатывается, – быстро ответил майор. – Подробный план будет готов не позднее завтрашнего дня. Ну, максимум послезавтрашнего… До тех пор мы дадим тебе надежное убежище, и…

– А Алена? – спросил Юрий, понимая, что этого вопроса можно было бы и не задавать.

– Арцыбашева? Ну, посидит денек-другой. Там с ней прилично обращаются, и сам видел. Конечно, можно направить туда штурмовой отряд, но будет стрельба, погибнет много наших, а твою Алену за это время десять раз успеют разрезать на куски. Думаешь, я врал насчет Клоуна? Слушай, дай закурить. Ты мне все сигареты переломал, медведь психованный.

– Перетопчешься, – рассеянно сказал Юрий. Он все больше замедлял ход машины, о чем-то напряженно размышляя. Ситуация по-прежнему была неясна, с каждым шагом запутываясь все сильнее. Но теперь, по крайней мере, он мог четко определить свое место в пространстве: в пятидесяти метрах от линии окопов, на голом вытоптанном пятачке, с кирпичной стеной за плечами и с мишенью на лбу. Это была привычная ситуация, и он знал, как надо действовать, чтобы выбраться живым. Шансов маловато, но оставаться на месте значило умереть наверняка. Он остановил джип.

– Вот что, майор, – сказал он. – У меня есть встречное предложение. Извини, конечно, что я тебя немного помял, но уж больно руки чесались… Так вот: ждать, пока кто-то где-то сочинит какой-то план, я не могу. Там Алена, понял? Поэтому сначала я отобью ее, а потом буду действовать по вашему плану.., может быть. И я тебя спрашиваю, как офицер офицера: ты мне поможешь?

– Ты уже давно не офицер, – снова отворачивая к окну распухшее, сочащееся кровью лицо, ответил Разгонов.

– Не понял, – сказал Юрий, – так да или нет?

– Я потратил год на то, чтобы внедриться, – по-прежнему любуясь чугунной решеткой сада, возле которой они остановились, заговорил майор. – Я насмотрелся такого, что… Я сам убил четверых – слава Богу, это были бандиты, отморозки… И я просто не могу швырнуть все это псу под хвост ради самоубийственной попытки спасти человека, которому и так ничто не угрожает.

– Ты врешь, майор, – сказал Юрий. – Я видел Графа, я видел Клоуна, я видел остальных – не всех, но мне хватило. Я не верю, что ей ничто не угрожает.

– Это ничего не меняет, – сказал майор. – Я не имею права.

Юрий нажал кнопку, открывая центральный замок, перегнулся через Разгонова, распахнул дверцу с его стороны и снова сел прямо.

– Тогда будь здоров, – сказал он. – И не пытайся за мной следить. Поймаю – убью.

– Что ты затеял?

Вместо ответа Юрий уперся ладонью в его плечо и толкнул изо всех сил. Разгонов вывалился из джипа на пыльный асфальт, разбив правый локоть и сильно ободрав ногу. Дверца за ним захлопнулась, и джип сорвался с места, подняв облако пыли.

Разгонов медленно сел, поддерживая левой рукой локоть правой, и тяжело помотал головой, приходя в себя. Глядя вслед удаляющемуся джипу, он залез в карман пиджака и вынул трубку сотового телефона. Корпус трубки треснул, и табло оставалось мертвым, сколько майор ни давил на кнопки. Отчаявшись добиться хоть какого-то результата, он отбросил бесполезный телефон и сел, упершись локтями в колени и спрятав в ладонях разбитое лицо. Все тело болело, словно майор побывал между жерновами камнедробилки, к горлу подкатывала тошнота, лицо под пальцами было скользким, липким и имело непривычную, чужую форму. Майору вдруг подумалось, что, возможно, это бугристое месиво и есть его настоящее, истинное лицо. Мысль тоже была непривычная, чужая, и Разгонов мог поклясться, что знает, кому она принадлежит. Он убрал ладони от лица, с трудом поднял голову и, глядя в конец пустынной улицы, где еще не улеглась поднятая джипом пыль, чуть слышно прошептал:

– Вот идиот…