Сидя в кустах сирени за беседкой, Юрий озабоченно осмотрел костяшки пальцев на правой руке – ему показалось, что он их оцарапал. На пальцах действительно были свежие ссадины, но были ли они получены только что или явились результатом соприкосновения кулака с костистым лицом майора Разгонова, сказать было трудно.
На окровавленный висок Узбека с жужжанием опустилась крупная сине-зеленая муха с красивым металлическим отливом. Юрий снял с головы замызганную фетровую шляпу, вытер ею вспотевший лоб, прогнал муху и зачем-то накрыл шляпой лицо мертвого бандита. Муха сделала несколько стремительных кругов, раздраженно жужжа, и уселась на открытый глаз Пиявки. Юрий рассовал по бездонным карманам купленного у бомжа на Киевском вокзале вонючего плаща отобранное у бандитов оружие и осторожно двинулся к дому в обход беседки и окружавших ее кустов.
Граф, судя по всему, не очень любил садоводство, предпочитая ему прелесть запущенных парков, в которых так удобно назначать свидания и хоронить покойников под покровом ночи. Сирень разрослась широко и привольно. Между старыми, искривленными чешуйчатыми стволами вся земля была густо утыкана молодыми побегами, спешившими отвоевать место под солнцем. Эти заросли тянулись почти до самого дома, мало-помалу подбираясь к подножиям исполинских старых лип. Ширина открытого пространства составляла здесь не более трех метров, и Юрий пересек его без каких бы то ни было проблем, подумав мимоходом, что Граф, должно быть, чувствует себя в полной безопасности: в таких джунглях можно спокойно укрыть целый взвод автоматчиков и парочку ротных минометов.
С того места, где стоял Юрий, ему был отлично виден парадный вход – семь широких ступеней, глубокий сводчатый портик с двумя стилизованными под глубокую старину фонарями по бокам и в глубине его – высокая застекленная дверь красного дерева, обитая понизу сверкающей красноватой медью. Пока Юрий наблюдал, дверь внезапно открылась, и на крыльцо вышел похожий на борца-тяжеловеса гражданин с жирным стриженым затылком, одетый в кричаще-разноцветный спортивный костюм и кроссовки. Под мышкой он держал тупорылый израильский “узи”, казавшийся на фоне его бочкообразной туши совсем игрушечным.
Стало ясно, что этот путь закрыт: поднимать шум пока что не хотелось. Значит, нужно было искать другой вход. По крайней мере, наличие вооруженной охраны доказывало, что он на правильном пути.
Он бесшумно двинулся вдоль стены, огибая дом по периметру, и вскоре оказался на заднем дворе. Здесь все было организовано иначе: открытые настежь широченные ворота гаража выходили на просторную площадку, покрытую гладким, как черное зеркало, асфальтом. Сходство с зеркалом усиливалось тем, что залитый водой асфальт ослепительно блестел, отражая полуденное солнце. Посреди площадки стоял длинный, как морская яхта, и такой же белоснежный “кадиллак”. Полуголая татуированная личность в закатанных до колен спортивных брюках и легкомысленной пляжной шапочке с ярко-красным прозрачным козырьком из целлулоида поливала сверкающий борт “кадиллака” из шланга, напевая какой-то уголовный романс и притопывая в такт босой ногой.
Юрий внимательно осмотрелся, не заметил нигде часовых и тихо двинулся вперед. Ему не хотелось нарушать идиллию, и он бесшумно проскользнул за спиной у водителя “кадиллака”, нырнув в душную полутьму гаража. Здесь приятно пахло бензином и смазкой, от сложенных в углу зимних покрышек исходил резкий запах разогретой резины. Справа, в глубине гаража, поблескивали лакированными боками два джипа и “мерседес”. Юрий завертел головой в поисках двери во внутренние помещения особняка, и тут позади него удивленный голос произнес:
– Э, мужик! А ну, стой. Ты откуда тут нарисовался? Юрий остановился, послушно разведя в стороны руки. Сзади зашлепали босые ноги.
– Я это… – промямлил он, не оборачиваясь. – На пиво не одолжите? Или бутылочек пустых…
Трюк, который сработал не один раз, не подвел его и на этот раз.
– Охренел ты, что ли? – спросил водитель Графа, подходя к нему со спины. Настороженность исчезла из его голоса, и теперь в нем слышалось только снисходительное презрение. – Какое пиво? Какие бутылочки, козел? Как ты вообще сюда пролез? А ну, чеши, откуда пришел, пока тебе здесь пулю в брюхо не вкатили.., е-н-ть.
Он взял Юрия за шиворот и развернул лицом к себе. Они стояли на краю осмотровой ямы. Юрий коротко ударил его левой в солнечное сплетение, добавил правой по челюсти, и водитель послушно кувыркнулся в яму. Яма значительно уступала по ширине Большому Каньону, и голова водителя с неприятным треском ударилась о металлический уголок, тянувшийся по ее противоположному краю. Тело с шумом упало на дно ямы. Юрий заглянул туда и решил, что человек не может одновременно лежать в такой позе и оставаться живым.
Дверь обнаружилась в углу гаража. Юрий открыл ее и оказался в узком коридоре с голыми стенами и единственным стрельчатым окном в торце. Под окном стоял стул с гнутыми ножками и высокой прямой спинкой, а на стуле сидел охранник, держа на коленях громоздкий АКМ с деревянным прикладом.
– Привет, – сказал ему Юрий.
Охранник вскочил со стула и получил сокрушительный удар в подбородок. Он был крепким парнем, но имел о боксе самое общее представление, потому что послушно уронил автомат и спиной вперед с грохотом и звоном вывалился в окно. Его кроссовки в последний раз мелькнули в оконном проеме, и в следующий миг верхняя половина сломанной оконной рамы с рассыпчатым грохотом свалилась следом.
Напротив была еще одна дверь. Юрий подхватил с пола автомат и метнулся в эту дверь.
За дверью оказалась лестничная площадка. Справа уходил вверх лестничный марш, слева точно такой же марш спускался вниз, в подвал, а прямо перед Юрием был короткий сводчатый коридорчик, за которым он увидел роскошную прихожую и двоих охранников, которые таращились на него, замерев в странных, позах. Он не стал тратить время на разговоры и бросился вверх по лестнице.
Позади него раздались возмущенные крики, а спустя секунду внизу хлопнул пистолетный выстрел, и пуля со щелчком влепилась в штукатурку чуть левее его головы. Юрий обернулся и от бедра выпустил вниз длинную очередь. Один охранник сплясал короткий, но энергичный танец смерти и упал у подножия лестницы, а второй живо юркнул в коридорчик, из которого только что появился.
Юрий понял, что охота началась, и пожалел, что у него нет с собой ни одной гранаты. Картины здесь висели даже вдоль лестницы, а на площадке между первым и вторым этажами он заметил огромную фарфоровую вазу, покрытую затейливой тонкой росписью – похоже, китайскую. Гранаты были бы здесь как нельзя кстати. Он взял устье коридорчика на прицел и несколько раз топнул ногами, изображая шаги бегущего вверх по лестнице человека. Охранник клюнул на эту примитивную уловку и выскочил из коридорчика, держа пистолет в вытянутой руке. Юрий срезал его, как в тире, и побежал наверх.
С третьего этажа навстречу ему, грохоча по ступенькам, сыпалось сразу трое. Одна из посланных ими пуль расколола-таки стоявшую на площадке китайскую вазу. Юрий остудил их пыл еще одной длинной очередью. Снизу тоже кто-то топал по лестнице, и, взятый в классические клещи, Юрий поневоле бросился в коридор второго этажа. Навстречу ему сверкнула бледная вспышка, пуля вспорола ветхую ткань плаща, чиркнув по левому плечу. Он нырнул под второй выстрел, нажал на спусковой крючок и услышал сухой щелчок упавшего на пустой патронник бойка. Юрий сделал выпад автоматным стволом, как штыком, отступил на шаг и врезал услужливо сложившемуся пополам бандиту по затылку прикладом.
На лестнице азартно перекликались преследователи, в конце длинного коридора топотали чьи-то бегущие ноги. Юрий сплюнул на пол, высвобождая из-под плаща короткоствольный автомат, захваченный утром в гараже. Бандиты не спешили, уверенные, что он у них в руках, но это была игра, в которую он умел играть гораздо лучше них. Теперь, когда его обнаружили, ему оставалось лишь идти напролом, и он испытывал от этого странное облегчение: больше ни о чем не надо было думать и волноваться, все отступило на второй план перед простой логикой боя на выживание. Он помнил, что пришел сюда за Аленой, но это было единственное, о чем он позволял себе беспокоиться. Остальное перестало существовать, заслоненное этим узким светлым коридором с темными пластинами дверей по обеим его сторонам.
Юрий прижался спиной к стене, держа в правой руке автомат, а в левой “кольт” Узбека. Противник появился одновременно с двух сторон, и старший лейтенант Филатов открыл огонь. Со стороны это было похоже на взрыв, и бандиты, не привыкшие встречать такой массированный отпор со стороны одного человека, отступили, оставив в коридоре два мертвых тела. Еще один боевик поспешно уполз за угол коридора, волоча за собой простреленную ногу и оставляя на блестящем паркете широкий красный след. Судя по цвету и ширине кровавой полосы, пуля перебила бедренную артерию. Юрий сомневался, что у кого-нибудь в этом доме в ближайшее время дойдут руки до того, чтобы наложить ему жгут, а это означало, что парень истечет кровью и умрет.
Не теряя времени, он плечом открыл одну из выходивших в коридор дверей и оказался в помещении, напоминавшем библиотеку. Юрий не был ни большим специалистом в области книжных раритетов, ни фанатиком-библиофилом, но даже на первый взгляд было видно, что здесь собраны бесценные сокровища. Меньше всего ему хотелось бы принять бой в этой комнате, да он и не собирался этого делать.
Окно, к счастью, открылось легко. Не раздумывая, Юрий выпрыгнул в него и приземлился почти там же, откуда начал свой штурм, – в нескольких метрах от парадного входа. Держа автомат наготове, он потянул на себя дверь красного дерева и оказался в пустом, роскошно обставленном вестибюле. Прямо перед ним была широкая парадная лестница, которую никто не охранял.
– Козлы, – сказал он и в три огромных прыжка взлетел на площадку между первым и вторым этажами. Здесь он остановился и разведал дорогу, но на площадке второго этажа тоже никого не было, кроме того самого раненого, который уполз за поворот коридора. Бедняга лежал у стены, закатив глаза, казавшиеся неестественно огромными на разом осунувшемся и побледневшем лице, и из-под него по гладкому полу расползалась большая ярко-алая лужа. – Козлы, – повторил Юрий, перешагивая через нее.
Раненый открыл глаза и шевельнул губами, но тут же бессильно уронил голову. Юрий выглянул в коридор и увидел крадущихся вдоль стены бандитов. Их внимание было сосредоточено на приоткрытой двери библиотеки. Здесь, в коридоре, их было двое, и еще двое или трое наверняка подходили со стороны той лестницы, что вела в гараж. “Четыре или пять человек, – подумал Юрий. – Семечки”.
Он шагнул в коридор, поднял автомат на уровень глаз, прицелился и в две коротких очереди срезал тех двоих, что стояли к нему спиной. Из-за угла коридора послышались крики и топот. Юрий отбросил автомат с опустевшим магазином и стал ждать, держа в каждой руке по пистолету. Через несколько секунд он дождался. Бандитов было не двое и даже не трое, а четверо. Они ударили вдоль коридора в четыре ствола, и Юрию пришлось поспешно отступить, чтобы не быть изрешеченным пулями. Прежде чем он скрылся за ведущей на лестницу дверью, еще один бандит распластался на полу коридора, выронив автомат.
Пятясь вверх по лестнице, он ненароком наступил на непомерно длинную полу плаща и покачнулся, на секунду потеряв равновесие. Эта секунда спасла ему жизнь – выпущенная Соленым пуля прошла мимо, пробив аккуратную круглую дырку в полотне голландского пейзажа. Дырка пришлась на сантиметр правее нарисованного на холсте закатного солнца, придав картине странный сюрреалистический вид. Юрий быстро обернулся. Они с Соленым выстрелили одновременно. В рваном плаще Филатова появилась еще одна прореха, а Соленый тряпичной куклой покатился по ступенькам.
Юрий бросил в лестничный пролет ставший бесполезным “кольт” и вытащил из-под плаща свой последний козырь – тяжелый длинноносый “маузер”. В обойме трофейного “ТТ” оставалось еще четыре патрона, и десяток остроносых смертей дожидался своего часа в “маузере”.
Бандиты не спешили, и Юрий воспользовался заминкой, чтобы сбросить надоевший плащ – теперь, когда не нужно было прятать под ним целый арсенал, вонючая тряпка только мешала, стесняя движения.
Он быстро поднялся еще на несколько ступенек, держа дверь под прицелом. В дверном проеме мелькнула быстрая тень, Юрий выстрелил из “ТТ” и сразу понял, что промахнулся. Он взял немного правее, направив ствол пистолета на середину дверного проема, и сделал еще один осторожный шаг назад.
Охранник выпрыгнул из дверей, боком упал на пол и, скользя по гладкому кафелю, выпустил в Юрия половину обоймы. Стена слева от Филатова вспенилась известковой пылью, во все стороны полетели куски штукатурки, на ступеньки, звеня разбитым стеклом, упал сбитый эстамп. Что-то сильно ударило Юрия по ноге чуть выше колена. Ощущение было, как от удара железным ломом. Юрий почувствовал, что падает, стены сдвинулись и косо пошли вверх, и секунду спустя каменные ступеньки больно ударили его по спине.
Лежать оказалось неожиданно удобно. Локти уперлись в ступеньку, затылок лег на что-то мягкое. Юрий не сразу понял, что под головой у него не подушка, а нога убитого охранника. Это открытие оставило его равнодушным – сейчас было не до брезгливости. Он поднял оба пистолета и одновременно спустил курки.
Шустрый охранник, умудрившийся его подстрелить, уже начал подниматься на ноги. Это была ошибка: ему следовало сначала стрелять, а уж потом затевать свою возню. Пуля из “ТТ” ударила его в плечо, опрокинув навзничь. Падая, он получил вторую пулю, которая раздробила его левую скулу.
Еще один охранник выскочил на площадку и упал, накрыв собой тело товарища. Его автомат, дребезжа по ступенькам, скатился по лестнице вниз. Внезапно стало очень тихо, и в этой тишине Юрий хорошо расслышал топот убегающих по коридору ног. Спустя какое-то время на первом этаже гулко ахнула входная дверь, и снова наступила тишина.
Для верности Юрий выждал еще несколько секунд. В доме было тихо, и он осторожно положил оба пистолета на ступеньки. Ждать дольше он просто не мог: в голове и без того начинало мутиться от потери крови.
Он наспех осмотрел ногу. Кость, слава Богу, была цела, и артерия осталась неповрежденной. Пуля прошла навылет, расслоив мышцы. Он вытащил из джинсов ремень и туго перетянул бедро чуть выше раны. Позже, когда будет время, он займется раной вплотную.
Он встал, придерживаясь за исклеванную пулями стену, подобрал “маузер”, перешагнул через тело Соленого и захромал по лестнице вверх. Ему не у кого было спросить, где содержат Лену, но Разгонов говорил, что условия ее заключения вполне комфортные. Это позволяло более или менее исключить подвал. Тот тип, что напал на Юрия с тыла, шел сверху, с третьего этажа, и можно было предположить, что нужное Юрию помещение находится там. Так или иначе, осмотр нужно было откуда-то начинать.
Юрий поднялся наверх и двинулся по длинному изломанному коридору, заглядывая во все двери. Дверей было не так уж много, и находившиеся за ними просторные, роскошно обставленные комнаты были пусты.
Впереди показался тупик, а в нем – еще одна, последняя верь. Юрий вдруг почувствовал, что это та самая дверь, которую он ищет. Для такой уверенности не было никаких оснований, но интуиция редко подводила Юрия. В любом случае, прислушавшись к ней, он ничего не терял, а проигнорировав тихий шепоток подсознания, мог потерять все.
Он подошел к двери, даже не пытаясь ступать тихо, прижался спиной к стене справа от косяка и осторожно подергал ручку. В ответ за дверью трижды громыхнуло, и в гладкой темной поверхности дверного полотна одна за другой появились пробоины, через которые в полутемный коридор ударили три похожих на золотистые клинки солнечных луча.
После первого выстрела Графа Лена вздрогнула и зажмурилась. Измочаленные, натянутые до предела нервы были не в состоянии вынести резкий шум, производимый палящим над самым ухом пистолетом. Она зажала руками уши, но это не помогло, и ей пришлось еще дважды вздрогнуть, прежде чем в комнате стало тихо.
Она открыла глаза и посмотрела на пробитую в трех местах дверь, ожидая услышать за ней тяжелый шум падения, а то и предсмертный стон. Вместо всего этого в дверь негромко, вежливо постучали. В ответ Граф снова выстрелил, и обозначенная пулевыми пробоинами геометрическая фигура превратилась из треугольника в косой четырехугольник.
Она заставила себя перевести взгляд на Графа и снова вздрогнула: он был страшен. Ей невольно вспомнился фильм о Дракуле: перемены, происходившие с лицом Арчибальда Артуровича, были сродни тем, что на видела на экране. Но главная перемена заключалась вовсе не в зверином оскале ироничного рта и не в том, что седеющая благообразная шевелюра Арчибальда Артуровича растрепалась, предательски обнажив проклюнувшуюся на темени плешь. Сквозь сдержанную ярость готового к смертельному прыжку хищника, как сквозь грязное стекло, Лена отчетливо видела, что Граф напуган – возможно, впервые за многие годы, а может быть, и за всю жизнь. Честно говоря, ей и самой было страшно, потому что то, что сделал Юрий, не укладывалось в голове. Воображение против ее воли рисовало Лене стоящий за дверью изрешеченный пулями, истекающий кровью, держащийся только на стальной воле полутруп, который рухнет в комнату, как только дверь откроется, и умрет прямо на пороге.
За дверью грохнул выстрел, в замке что-то звякнуло, и его сердцевина заметно подалась назад, почти выпав из гнезда. Граф грязно выругался и выпустил в дверь еще три пули. Похоже было, что он утратил контроль над собой, и Лена очень боялась, что следующая пуля достанется ей.
Теперь в дверной филенке не хватало довольно приличного куска. По краям неровного отверстия торчали острые щепки. Потом в отверстии что-то мелькнуло, Граф опять выстрелил, взяв левее и выше дыры. Лена поняла, что он стреляет на упреждение, и снова замерла в ожидании шума падающего тела, но вместо этого в дверь с треском ударили ногой, и она распахнулась, с силой отскочив к стене. Из-за дверного косяка на мгновение показалась чья-то голова и часть плеча. Граф выстрелил, и голова исчезла. В наступившей тишине по полу со звоном покатилась выброшенная отсечкой-отражателем медная гильза и остановилась, ударившись о ножку кресла.
– Бросай оружие, старый козел, – послышалось из коридора.
Арчибальд Артурович шагнул к креслу, в котором сидела Лена, грубо рванул ее за шиворот, заставив подняться на ноги, и заслонился ею, как щитом.
– Только сунься, сопляк, – сказал он, – и мозги этой бабы полетят тебе прямо в морду.
Глядя по телевизору на подобные сцены, Лена каждый раз думала, что, окажись она на месте жертвы, с ней немедленно случится обморок. На деле, однако, ничего подобного не произошло. Ей было страшно, но вместе со страхом росло бешенство. Да как он смеет?! Обтянутое шершавой тканью пиджака костлявое предплечье Арчибальда Артуровича больно давило ей на горло, горячий ствол пистолета жег кожу за правым ухом, и от него остро разило пороховой гарью. Этот запах странно контрастировал с сильным ароматом дорогой туалетной воды, исходившим от одежды Графа.
Руки у нее были свободны, да и ноги тоже, и она лихорадочно пыталась придумать способ воспользоваться этой свободой. Крутые героини телебоевиков знали множество таких способов, но Лена в одночасье забыла их все. Выбить у старого бандита пистолет? Ударить его в пах ребром ладони? Лягнуть каблуком? Теплый от недавних выстрелов пистолетный ствол, упиравшийся в выемку между концом челюсти и шеей как раз под правым ухом, недвусмысленно намекал, что от экспериментов лучше воздержаться.
– Пусти.., горло.., больно, – с трудом просипела она.
– Молчи, сука, – ответил Граф, – не до тебя. Его рука сильнее надавила на гортань. Лена даже обрадовалась: еще немного, и она действительно отключится, и не от страха, а от обыкновенного недостатка кислорода, и тогда ей будет наплевать, что с ней делают и в какую именно сторону полетят ее мозги. Она вцепилась обеими руками в предплечье Графа, хрипя и задыхаясь, и он немного ослабил хватку, в то же время сильнее прижав к ее коже ствол пистолета.
– Ну, – сказал он, – что же ты, герой? Так и будешь прятаться?
Лена не поверила своим глазам: Юрий вдруг бесшумно шагнул из укрытия и остановился на пороге. Тяжелый “маузер” смотрел в пол. Несколько секунд Юрий разглядывал Лену и Графа, потом зачем-то пошарил глазами по полу, словно искал оброненную пуговицу, и наконец устало сказал:
– Все то же солнце ходит надо мной, но и оно не блещет новизной… Отпусти ее, фуфлыжник, пока я тебе ноги не повыдергивал.
– Отойди от двери, – напряженным голосом скомандовал Граф. – Мы с Еленой Павловной уходим.
– Никуда вы не уходите, – не двигаясь с места, сказал Юрий. – Я ее с тобой не отпущу, даже если она сама будет проситься. И учти: попробуешь спустить курок – тебе не жить. Это я тебе твердо гарантирую. Слово офицера.
– Ах, офицера! – Граф рассмеялся сухим скрипучим смехом. – Ты уже покойник, – сказал он, перестав смеяться. – У тебя еще есть шанс спастись, если ты сейчас бросишь свою пушку и как следует попросишь прощения. Я дам тебе шанс оправдаться. Вернешь мне мои деньги – будешь жить. И она тоже, раз тебя это так волнует. Ну что, договорились?
– Да что с тобой разговаривать, если ты считать не умеешь? – пренебрежительно сказал Юрий и двинулся вперед.
– Стоять!!! – закричал Граф, рефлекторным движением так стиснув Лене горло, что та чуть не задохнулась.
– Стою, стою, – лениво ответил Юрий, продолжая неторопливо идти вперед. Страшный “маузер” в его руке начал понемногу подниматься.
Лена поняла, что сейчас произойдет, и попыталась крикнуть, но крик застрял в передавленном горле, и она смогла издать лишь полузадушенный хрип. Ей вдруг стало совершенно ясно, что Филатов так же безумен, как и Граф, и ему сейчас наплевать на нее, Лену Арцыбашеву. Он видит только врага и не остановится ни перед чем в своем стремлении стереть его с лица земли. Перед Леной был тупой робот, запрограммированный на убийство, и еще один такой же робот стоял у нее за спиной, готовый спустить курок и отнять последнее, что у нее осталось, – жизнь… Лена отчаянно рванулась, наугад ударив Графа локтем, и попыталась вцепиться зубами в сжимавшее ее горло предплечье. Рука Графа напряглась, на мгновение приобретя твердость титанового сплава, нацеленный ему в солнечное сплетение локоть безобидно скользнул по ребрам, и почти одновременно с этим Арчибальд Артурович спустил курок своего пистолета.
Выстрела Лена не услышала. Боли тоже не было. Раздался отчетливый сухой щелчок, и сразу вслед за ним – еще один. Лена услышала невнятный возглас, открыла глаза, увидела все ту же комнату и то же осунувшееся от усталости лицо на фоне дверного проема и с удивлением поняла, что все еще жива.
– Болван, – сказал Юрий. – Восемь в обойме, один в стволе, всего получается девять. Я ведь тебя предупреждал. Ну?!
Лена наконец осознала, что происходит, и поверила в то, что все еще жива. Более того, теперь она точно знала, что не умрет – не здесь, не сейчас и не от руки этого старого мерзавца. Все вдруг сделалось просто и понятно, совсем как там, в березовой роще. Ни о чем больше не думая и ни в чем не сомневаясь, она вывернула голову влево так, что хрустнули шейные позвонки, и все-таки вцепилась зубами в руку Графа чуть пониже локтя. Одновременно ее острый каблук с силой обрушился на носок его лакированного ботинка, а ребро ладони со снайперской точностью ударило Арчибальда Артуровича в промежность. Граф с проклятием отшвырнул ее в сторону, бросил пистолет в Юрия и почти неуловимым движением выхватил откуда-то пружинный нож. В свое время он мастерски владел этим оружием, и немало дураков, считавших, что пистолет в руке дает им неоспоримое преимущество, поплатились жизнью за свои заблуждения.
Рука Графа, не забывшая ничего, качнулась вперед, готовясь послать двенадцать сантиметров тускло сверкающей стали в короткий смертельный полет, но старый “маузер” глухо рявкнул, выбросив сноп бледного огня, и коронный бросок Графа так и не состоялся. Пуля ударила Арчибальда Артуровича в грудь, заставив выронить нож и сделать шаг назад. Выстрелы грохотали один за другим, пока в “маузере” не кончились патроны. Некоторые пули прошли навылет, и одна из них выбила стекло в огромном, похожем на корабельный иллюминатор круглом окне. Стекло рухнуло вниз с оглушительным рассыпчатым звоном. Часть осколков, задевая стену и отскакивая от ее неровностей, упали наружу, усеяв дорожку перед крыльцом сверкающими блестками, а остальные остались внутри, осыпав лежавший под окном труп хозяина особняка стеклянным дождем.
Юрий не спеша выбросил из “маузера” пустую обойму и со щелчком загнал на место новую. В комнате синеватыми прядями плавал пороховой дым, на полу поблескивала россыпь стреляных гильз. Юрий шагнул к лежавшей на полу у стены Лене и вдруг с негромким стоном присел на подлокотник кресла. Только теперь Лена заметила импровизированный жгут на его левом бедре и намокшую от крови штанину голубых джинсов. Она с трудом поднялась на ноги и бросилась к нему.
– Ты ранен?
– Укусила пчелка собачку, – с вымученной улыбкой процитировал он детскую песенку, – за больное место, за пятку…
Лена хотела рассмеяться, но всхлипнула.
– Отставить, – сказал Юрий. – Что это ты выдумала? Давай-ка отсюда выбираться, пока есть возможность. Ты в порядке?
– Если это можно так назвать, – честно ответила Лена и помогла ему подняться. От него исходил тяжелый запах пота, пороховой гари и какой-то непонятной гнили, словно он ночевал в бачке для пищевых отходов, и сквозь все эти ароматы пробивался неистребимый запах одеколона “Русский лес”. Не удержавшись, Лена недовольно потянула носом.
– Да, – сказал Юрий, – запашок от меня, наверное, еще тот.
– Запашок как запашок, – ответила она и снова непроизвольно всхлипнула, – вот только твой одеколон…
Юрий рассмеялся сухим каркающим смехом. Они уже спускались по лестнице, и Лена вдруг остановилась, глядя вперед расширенными от ужаса глазами.
– Ну, что такое? – спросил Юрий. – Надо идти, Алена. Просто перешагивай через них и иди. Если очень противно, можешь зажмуриться. Я скажу, когда надо будет поднять ногу повыше.
– Я… Ты пришел сюда один?
– Как перст.
– Зачем?
– Странный вопрос. – Они уже миновали завал из мертвых тел и начали спускаться на первый этаж. – Не мог же я оставить тебя здесь!
Лена снова остановилась.
– Что теперь? – спросил Юрий, на всякий случай поглядывая вниз через перила. – В чем дело?
– Филарет, – сказала она, глядя прямо ему в лицо огромными сухими глазами, – ты дурак.
– Пошли, умная, – коротко ответил он и, отвернувшись от нее, захромал вниз, тяжело опираясь о перила.