Один в джунглях. Приключения в лесах Британской Гвианы и Бразилии

14. Яд болот

Я лежал, с трудом переводя дыхание, прислушиваясь к шуму волн, с силой бьющих по зарослям тростника и стволам деревьев. Я сообразил, что лежу на каких-то камнях, истерзанный, полузахлебнувшийся, чудом оставшийся в живых, и страстно молил небо, чтобы поскорее наступал благословенный рассвет. Сверкнула молния, и я заметил среди острых камней какую-то груду лохмотьев и торчащие из-под них руки и ноги. Это был Чарли, но живой или нет, бог знает. Я отчаянно цеплялся за камни. Вокруг шумела и булькала вода, отливающая черным блеском при каждой вспышке молнии. В этом обезумевшем мире мчащейся воды, воющего ветра и оглушительных раскатов грома время теряло всякий смысл…

Откуда-то сверху на камни свалилась груда перепутанных ветвей. Одна ветка хлестнула меня по голове, а остальные основательно придавили к земле. Должно быть, я потерял тогда сознание. Когда я пришел в себя, над туманными горами уже брезжил рассвет. Дождь прекратился. Легкий ветерок дул над поблескивающей полоской топкого берега, поваленным тростником, широкими озерками и запутанной сетью извилистых ручьев. Бедро у меня сильно болело. Я с трудом выбрался из-под густых зеленых ветвей и, проклиная свою скованность и боль в бедре, поднялся на ноги. Сквозь дыру в штанах были видны ссадины.

Чарли лежал на спине, широко раскинув руки, рот его был открыт. Рваная рубашка почти свалилась с плеч, а сам он казался бездыханным трупом. Но когда я попытался приподнять его, Чарли зашевелился и выругался. Влажно поблескивал прибрежный песок. По оврагу бежал поток глубиной в несколько дюймов, затем он пересекал полоску песка и вливался в обширное болото. Вода принесла из верховьев оврага крупные каменные глыбы и нагромоздила их в зарослях поломанного тростника.

Мы стояли посреди этого хаоса, дрожащие от холода, насквозь промокшие, какие-то ужасно несчастные, и вглядывались в зловещие джунгли. Чарли не произнес ни звука. Он потерял все свои алмазы вместе с истрепанной шляпой и значительной частью рубашки. У него остались лишь рваные шорты, разбитая трубка и ржавый мачете, все еще болтавшийся в ножнах на веревке, обмотанной вокруг талии. В таком положении, видимо, лучше не высказываться.

У меня начинался приступ лихорадки. Содержимое маленькой аптечки в одном из отделений моего пояса превратилось в сплошную кашу из размокших лекарств и битого стекла. Из всех лекарств, которые могли бы помочь в данном случае, уцелело лишь несколько таблеток драмафрима. Но все остальные вещи в намокшем поясе были целы, за исключением географических карт, в которых я уже больше не нуждался. У меня был компас, да и Чарли все-таки знал обратную дорогу. Однако все остальное наше имущество — тюки, ружья, снаряжение, продовольствие — смыло в болота. Нам надо было теперь построить плот и плыть на нем по течению в надежде спасти хоть что-нибудь.

Чарли выполнял мои указания совершенно автоматически. Он был ошеломлен и подавлен всем случившимся. Когда я пообещал дать ему часть своих алмазов, он немного повеселел. На песке среди разного хлама мы увидели веревку с якорем, все еще прочно сидящим в корнях. Связав куском, веревки несколько бревен мы взяли шесты подлиннее и не мешкая, спустили на воду это примитивное сооружение. Нужно во что бы то ни стало перебраться через залитые топи к реке, а там мы еще поборемся! Рыболовные снасти и остальное содержимое моего пояса не дадут нам умереть от голода. Да, затея с этим поясом была просто великолепной!

Отталкиваясь шестами, мы плыли по узкой протоке, внимательно следя за аллигаторами, притаившимися среди поваленного бурей тростника. Множество чудовищ неподвижно лежали в грязи или, как бревна плыли по течению, выставив над пенной водой лишь глаза и кончик носа. Одно из них подплыло совсем близко, и я стукнул его шестом по глазам. Остальные держались на почтительном расстоянии, но неотступно следовали за плотом. Глубина почти всюду была не больше фута и лишь кое-где достигала четырех-пяти футов. Часто плот скользил прямо по грязи и илу. На одной из кочек мы подобрали наш походный котелок, на другой — мою жестяную кружку. Чуть подальше из грязи торчала лопата, а среди камышей плавал лоток для промывки песка. Везде, насколько хватает глаз, — среди кустарника и между толстыми стволами и досковидными корнями — блестела вода. В одном месте, где ил, грязь и глина нагромоздились в большую кучу вокруг перекрученных корней, поваленных стволов и вырванных из земли кустов, мы увидели остатки нашей лодки. Среди обломков уныло квакали лягушки.

От лодки остался один лишь безнадежно разбитый остов. Мы нашли, еще несколько вещиц, и среди них мою шляпу, зацепившуюся за гвоздь, торчавший из обшивки… Те вещи, что я завернул в брезент и уложил под заднюю скамью, теперь плавали в воде вместе c несколькими банками консервов, с которых были смыты этикетки. Сверток с индейскими украшениями исчез бесследно. Погибли и два наших тюка, только кое-какие вещи из них валялись в грязи или в воде.

На поломанных шпангоутах болтались остатки моего гамака и клочья противомоскитной сетки. Они и раньше уже никуда не годились, так что это потеря была невелика. Потом нам удалось выудить с плота или просто подобрать на мелководье еще массу всяких вещей: ружье, ружейные и винтовочные патроны, несколько банок с консервами, одну единственную железную коробку с отснятой пленкой (о ее состоянии я даже страшился думать), кусок покрытого плесенью брезента, коробку из моей главной аптечки, в которой было несколько бутылочек, с марганцовкой, таблетками деттола и дисприна, а также разбитый пузырек глицерина, и, наконец, коробку с ненужными уже теперь лампочками для фотовспышки… В общем, дела могли обернуться значительно хуже, а теперь во всяком случае у нас была хоть какая-то еда.

Ложа ружья раскололась на куски, а в стволы набилась грязь. Но после хорошей чистки ружье еще могло послужить. Да, могло, но вряд ли послужит… В обоих стволах очень плотно сидели вставленные туда патроны. Латунные закраины гильз отошли от мокрого картона, и заряд пришлось выковыривать из стволов. Те патроны, которые нам удалось выудить из воды, очень разбухли и не лезли в ствол. Я начал подозревать, что и большинство патронов, если не все, уже никуда не годятся, так как слишком намокли, хотя и были «влагонепроницаемыми». Ведь всему есть предел, а они пробыли в воде много часов, больше даже чем патроны на моем поясе.

Может быть, надо было срезать немного картона, и тогда патроны еще послужили бы, если конечно, гильзы не слишком вздулись, но сейчас я не стал тратить на это время. Мы поплыли дальше, выискивая дорогу среди плотных сплетений корней и поглядывая по сторонам в поисках сухого местечка, где можно было бы устроить привал. Мы нашли один такой бугорок среди деревьев. Все вокруг него было на несколько дюймов залито водой, но на бугорке мы могли хоть присесть. Дальше к северу за полоской леса и целым морем тростника кипела бурая река со множеством предательских водоворотов. Чтобы плыть по такой реке, нужно соорудить плот намного прочнее того, который у нас был, и делать это надо с головой.

Если нам повезет, мы доберемся на плоту до водопадов, а уж там пойдем пешком. Мы устроили брезентовый навес (брезент был теперь на вес золота) и разожгли костер. Пока Чарли стряпал, я обследовал наши скудные запасы, и в первую очередь свои драгоценные пленки. Никаких надписей на коробке не осталось, и я не знал, какие там снимки. Хорошо, что мне удалось подобрать хоть это. Контрольная ленточка была как будто на месте, но, когда я перевернул коробку, оттуда стала капать вода… Я открыл ее, готовясь к самому худшему. Но благодаря тому, что я всегда очень тщательно заворачивал кассеты в плотную оловянную фольгу, пленка, видимо, не пострадала от воды. Однако, точно узнать об этом я смогу лишь в Джорджтауне, когда пленки будут проявлены.

Я высушил коробку, снова уложил туда кассеты и засунул в один из карманов своей куртки — карманы остались, пожалуй, единственным местом в моей одежде, где еще не было дыр. Свой мачете я потерял. Однако нож и пистолет с полной обоймой из восьми патронов уцелели. У нас было четыре банки говядины по фунту каждая, три банки бобов (надежный резерв в любой экспедиции), коробочка сардин, три плитки шоколада (неразмокшие благодаря специальной тропической упаковке), банка сгущенного молока и вдавленная банка с напитком «барлова». Ее мы узнали по форме самой банки, прежде чем открыли.

После еды Чарли остался на привале, чтобы как следует пошарить среди корней, а я отправился на плоту в заросли тростника в надежде найти там еще что-нибудь, особенно свою винтовку. Я был твердо убежден, что она лежит поблизости от того места, где мы нашли ружье. Если бы даже все восемнадцать патронов, которые мы выудили из воды, оказались негодными (в чем я все же сомневался, так как и раньше мне приходилось пользоваться при стрельбе из винтовки отсыревшими патронами), оставалось еще несколько сухих патронов в моем поясе. Ничего стоящего мне найти не удалось. Когда меня снова стало лихорадить, пришлось повернуть назад. В это время я услышал крик Чарли и поспешил к нему. Оказалось, что он нашел винтовку…

Она лежала на дне глубокой ямы, залитой водой, в пятидесяти ярдах от того места, где мы нашли большую часть нашего имущества. Я стал снимать сапоги и едва не свалился в воду, почувствовав вдруг сильное головокружение и какую-то внезапную усталость. Чарли подхватил меня.

— Ты сильно болен, хозяин, — сказал он. — Это плохое место, здесь лихорадка. Лучше я полезу за ружьем.

Я не успел ответить, как он уже нырнул в воду и выбрался оттуда с винтовкой в руках. Мы поплыли назад к лагерю. Дождя как будто не предвиделось. По моему совету Чарли стащил с себя изодранные штаны и повесил сушиться. Я присел на бревно и принял еще одну таблетку драмафрима. Ко всему еще прибавилась мошкара и комары. Мы положили в костер несколько зеленых веток, чтобы отогнать их дымом. Но, пожалуй, этот дым больше беспокоил нас, чем насекомых… Я выпил немного оставшейся после обеда «барловы» и занялся делом. Повынимав из пояса и карманов все, что там было, я стал сушить одежду, сапоги, кобуру и чехол для ножа, а сам сидел у костра голый, со слезящимися от дыма глазами и по порядку чистил свой нож, компас и патроны. Всего у меня было двадцать три ружейных патрона — пятнадцать штук очень сильно разбухших от воды и восемь штук из гнезд на поясе, хотя и мокрых, но, видимо, вполне пригодных.

В моем подсумке было пятьдесят семь винтовочных патронов, да еще восемнадцать мы нашли, значит, всего у нас оказалось семьдесят пять штук. Двадцать два из них были безнадежно сдавлены и помяты (вероятно, сумку било о камни), но остальные как будто остались невредимы. Чарли тем временем старательно привязывал ложу рыболовной леской и промывал стволы горячей водой. Я таким же образом вычистил пистолет и винтовку. Винтовка, хотя и проржавела во многих местах, действовала безотказно. Я сделал пробный выстрел, прицелясь в жирную жабу, и был вполне доволен громким звуком.

В стволе пистолета была вмятина, но на вид она казалась вполне безобидной. Я не стал испытывать пистолет, потому что у меня осталось всего восемь патронов. Затвор работал нормально, да и вообще все было в порядке, если не считать этой вмятины и порядочной ржавчины. Очень хорошо, что я не сделал тогда пробного выстрела, как выяснилось потом… Я сорвал горсть сассафрасовых листьев и несколько листочков йоко с росших поблизости деревьев и залил их остатками кипятка. Конечно, лучше бы раздобыть кору хинного дерева или абатуа, но у меня не было сил идти на розыски. Все эти четыре растения индейцы используют против лихорадки. У меня получилось отвратительное на вкус варево, но, когда остается всего две таблетки драмафрима, тут уж не до вкуса, лишь бы заглушить болезнь.

Чарли справился с ружьем и, улыбаясь, поднялся на ноги.

Он сказал, что отправляется ловить рыбу. На дорогу нам надо было запастись съестным, а копченая рыба — незаменимый продукт. Чарли поплыл, отталкиваясь шестом от воздушных корней. Я зарядил пистолет и винтовку, спрятал пистолет в кобуру, вложил нож в чехол и рассовал разную мелочь по соответствующим отделениям пояса. Затем придвинул патроны поближе к огню и начал их подрезать. Пятнадцать штук были безнадежно испорчены: картон сильно набух, гильзы увеличились в объеме, и я никак не мог запихнуть их в ствол. Но восемь остальных после проведенной над ними «операции» оказались пригодными, только я не знал, просох ли в них порох. Чарли появился бесшумно, почти незаметно. Он держал в руках двух рыб — блестящих розовых пакку весом фунтов по десяти.

— Очень много пакку, — сказал он. — Очень много. Этот крючок совсем не годится для хаймары. Была бы длинная стрела, я б их наловил целую кучу. Может, потом поймаю.

Чарли присел у огня и пощупал, высохли его штаны или нет. Вдруг он подпрыгнул и разразился потоком радостной брани. Он показал на что-то рукой, и тут я понял причину его возбуждения. Недалеко от нас на ветке у самой воды болтался кусок изодранной ткани. В нем с трудом можно было узнать остатки рубашки Чарли стоимостью две тысячи долларов: ведь к ее вороту был привязан мешочек с алмазами. Если, конечно, он уцелел…

Вот это Чарли как раз и собирался выяснить. Он бросился в воду, схватил свои лохмотья и, улыбаясь до ушей, отправился назад. А потом, уже вылезая на бугорок, вдруг громко вскрикнул. В его черных глазах вспыхнул смертельный испуг. Думая, что его ноги сводит судорога, я подхватил Чарли под мышки и вытащил из воды. Вслед за ним показалась какая-то зеленовато-черная масса. Это были извивающиеся кольца лабарии, одной из самых ядовитых змей Гвианы. Она вцепилась в ногу Чарли!

Это жуткое зрелище так потрясло меня, что я забыл о своей лихорадке, — нужно было сделать все, чтобы спасти Чарли. Ударом ноги я сбросил извивающееся чудовище обратно в болото, схватил Чарли, положил его на землю вниз лицом, вынул нож и надрезал ногу в том месте, где виднелись следы укуса. Кровь ударила струей, и Чарли начал кричать и ругаться. Но иного выхода у меня не было. Я схватил веревку, которой он подвязывал свои штаны, и туго перетянул ею бедро, чтобы задержать распространение яда, потом взял бутылочку с марганцовкой, высыпал на ладонь кучку черных, похожих на порох кристаллов, расширил пальцами рану на ноге, не обращая внимания на крики и стоны Чарли, и поглубже втиснул туда кристаллы.

Когда я закончил эту операцию, колени у меня дрожали, пот лил градом, к горлу подступала тошнота, и во всем теле чувствовалась; необыкновенная слабость. Я оторвал кусок материи от своей рубашки и забинтовал ранку, потом посадил Чарли у костра. Теперь оставалось только ждать… Его рваная рубаха плавала неподалеку, но мешочек с алмазами исчез где-то среди корней. Бедный, бедный, невезучий маленький Чарли! Я нарубил дров и подбросил их в огонь. Вид у Чарли был неважный. Из носа, изо рта и из ушей шла кровь. Нога в месте укуса посинела и распухала прямо на глазах. На лбу и на щеках блестели капли пота, глаза потускнели, зрачки сузились. Начал накрапывать дождь. Капли его с шипением падали в костер. Я укрыл Чарли своей курткой, а когда нагнулся, чтобы втащить под навес сапоги, все вдруг бешено завертелось у меня перед глазами и череп пронзила острая боль. Земля начала стремительно надвигаться на меня, с силой ударив по лицу…

Я долго не мог понять, где нахожусь. Уже наступила ночь. Было необычайно тихо. Дождь кончился, и впервые за последние три дня показалась бледная луна, осветившая окутанные туманом деревья. Раздавались жалобные крики птиц и страдальческий плач какой-то съежившейся на ветке и, вероятно, насквозь промокшей обезьянки. Теперь я сразу вспомнил все, что случилось. С болота доносились негромкие всплески и неумолчное кваканье лягушек.

Я лежал на спине, замерзший и одеревенелый, до крови раздирая зудевшее от укусов насекомых тело. Голова гудела и казалась огромной, как котел. Река вздулась еще больше, везде среди стволов плескалась мутная вода. Она еще дюймов на шесть затопила наш бугорок. Огонь почти погас. Когда смысл всего случившегося дошел до моего, сознания, я быстро сел и огляделся — Чарли исчез. Всплески стали громче, потом раздался какой-то хриплый вопль, перешедший в ужасный тягучий стон.

Я приподнялся и встал. Сделать это было нелегко. Хотелось лечь и забыть все на свете. Но я заставлял себя двигаться, превозмогая боль. И потом я увидел Чарли. Он шел шатающейся походкой среди деревьев, удаляясь от реки. Я попытался было окликнуть его, но с моих губ слетали лишь какие-то хриплые квакающие звуки. Я натянул сапоги, взял винтовку и выстрелил в воздух, надеясь, что звук выстрела приведет Чарли в чувство. Мгновенно все вокруг смолкло… Эхо выстрела замерло вдали. Я сошел с бугра в воду, и тут же хлюпанье и всплески послышались снова. Теперь за густым сплетением корней Чарли не было видно.

Я, шатаясь, побрел по воде. Выбираясь к кромке джунглей, я ненадолго остановился на склоне. Среди сплошного покрова опавших прелых листьев были отчетливо видны отпечатки босых ног Чарли. Они вели в глубь леса. Проклиная Чарли и свою собственную слабость, я двинулся по следам. Сюда, в густые заросли, уже не проникал лунный свет. Я с трудом пробирался сквозь чашу и наконец вышел на полянку, где было светло, как днем. Здесь я остановился и снова позвал Чарли. Вдруг чья-то сильная рука схватила меня сзади за горло, а в спину вдавилось твердое колено. Меня обдало горячим дыханием, и к глазам потянулись скрюченные пальцы. Безумный крик всколыхнул тишину леса.

Я схватил эту тонкую, но тугую, как канат, руку и особым приемом перебросил Чарли через спину. Он тут же вскочил на ноги и двинулся на меня. При свете луны я мог заметить пену на его полуоткрытых губах. В глазах Чарли горел безумный огонь. Укушенная нога чудовищно распухла, увеличившись вдвое. Усмирить его было невозможно. Я почти не мог говорить, а ноги мои были налиты свинцом. В таком состоянии я вряд ли мог бороться с сумасшедшим.

Что-то скользнуло за моей спиной, и я быстро обернулся это был аллигатор. Он громко заревел и, широко разинув пасть, устремился к болоту. В этот момент Чарли бросился на меня, и я не успел повернуться к нему вовремя. В руках у него был сломанный сук. Чарли с силой хлестнул меня по груди. Я упал и выронил винтовку. Сук обломился. Но Чарли замахнулся на меня оставшимся концом, стараясь ударить по лицу. Я поймал его руку, рванул ее вверх, а потом ребром ладони ударил Чарли ниже уха — это было самое безобидное, что я мог сделать в подобной ситуации.

Теоретически Чарли уже должен бы был умереть, так как этот яд действует очень быстро. Но возможно, моя грубая хирургическая операция и марганцовка на время приостановили действие смертельного яда… Мое внимание привлек громкий всплеск, донесшийся из-за какого-то бугра. Оттуда выполз аллигатор, за ним еще один. Я выстрелил в глаз ближайшего ко мне зверя, тот перевернулся и с ревом покатился по склону. Я оглянулся и увидел, как из зарослей один за другим выползают эти чудовища. Казалось, что все джунгли переполнены аллигаторами. Я выстрелил прямо в широко открытую пасть одного из них и потом быстро повернулся к Чарли, чтобы поднять его с земли. Тут я не поверил своим глазам: Чарли уже был на ногах, и нетвердой походкой направлялся прямо туда, где ревели аллигаторы…

Только что я видел его фигурку, а через секунду он уже скрылся в густой тени. Я пошел вслед за ним, проклиная себя за то, что по глупости не связал его сразу же еще в лагере. Конечно, если бы я был здоров, я бы догадался об этом, но сейчас мои мозги были явно затуманены. Я не видел, как Чарли упал, только услыхал всплеск воды. Раздался оглушительный рев и щелканье страшных зубов. Чарли закричал.

С возвышенного места я увидел, что он лежит в какой-то залитой водой темной яме. В это время на воду упал свет луны, и в его жутком блеске я увидел, как к Чарли бросилась целая дюжина громадных аллигаторов. Один из них вцепился в его распухшую ногу… Я выстрелил. Вода тут же закипела грязной пеной, когда чудовища ринулись на своего раненого товарища. Я подстрелил еще двух, стараясь целиться прямо в злобно горящие глаза, потом стал нащупывать в кармане одну из двух имевшихся при мне обойм и уронил ее. В панике я стал искать другую, вытащил ее, вставил в магазин, щелкнул затвором и выстрелил в пятнадцатифунтового аллигатора, когда он уже собирался перегрызть ногу Чарли.

Я спускался по склону, стреляя в сгусток извивающихся чудовищ. Мне кое-как удалось вытащить Чарли. Я взвалил его на плечи и начал снова медленно подниматься вверх. Аллигаторы ползли вслед за мной… Я слышал их у себя за спиной и старался идти как можно быстрее, но все время соскальзывал назад. У самых моих ног щелкнули челюсти, и меня охватил ужас, когда чудовище хлестнуло меня хвостом по бедру. Я упал, выронил Чарли, но тут же опять взвалил его на плечи и стал отчаянно карабкаться вверх. Еще какой-то аллигатор с ревом бросился на меня. Я ударил его бесполезной теперь винтовкой.

После первого же сильного удара дерево разлетелось на куски, и я начал яростно лупить аллигаторов стволом винтовки, продолжая взбираться по склону. Я пятился задом, стараясь ступать как можно тверже и колотя стволом направо и налево, пока он не согнулся. Я выбрался наверх, и в это время луна спряталась за темными облаками…

Это произошло мгновенно. Только что и холм и вода были ярко освещены луной, а в следующее мгновение они погрузились в непроглядную тьму. Я совершенно потерял ориентировку. Сделал наудачу один шаг и тут же наткнулся на какое-то дерево, потом что-то живое коснулось моей ноги! Я наугад дал пинка. Ужасный, сковывающий страх овладел мной в эту минуту. Кругом ползали аллигаторы, и впереди, и сзади меня. Я слышал, как они шныряют в темноте, как трещат вокруг ветки и чавкает грязь…

Я снова, сделал шаг, ощупью пробираясь во тьме, спотыкаясь и падая, стараясь хоть куда-нибудь уйти от этих крадущихся чудовищ и их невидимых зубов. Вдруг я споткнулся о какой-то предательский корень и согнувшись, полетел вперед. Меня хлестнула по лбу ветка, и я свалился на землю, вывихнув колено. Бедный Чарли, обмякший и, наверное, уже мертвый, соскользнул с моего плеча на мягкую влажную землю и, вырвавшись у меня из рук, покатился вниз, в темноту.

Снова поднялся шум, удары, всплески и клацанье челюстей. В этот ужасный момент ненадолго показалась луна. Ее бледный свет озарил место трагедии, навсегда запечатлев в моей памяти страшные детали. На мгновение я увидел вскинутую руку Чарли и белые животы аллигаторов, сверкавшие среди темно-малиновых брызг. Потом рука исчезла под водой, и на поверхности остались лишь темные силуэты извивающихся чудовищ. Теперь я был совсем один, затерянный среди бесконечных болот и джунглей, раскинувшихся на тысячу квадратных миль…