Один в джунглях. Приключения в лесах Британской Гвианы и Бразилии

1. Алмазная лихорадка

Еще мальчишкой я страстно жаждал чего-то необыкновенного и, как только оставил школу, пустился бродяжить. Путешествия мои были разнообразны и часто весьма необычны. Я был матросом на яхте, возившей контрабандный спирт, охотился на оленей и диких кошек среди суровых холмов Шотландии, плавал шесть месяцев на китобойном судне, нанимался на корабли торгового флота и уж кое-что повидал на белом свете. Я был в жарких краях Южной Америки, видел аллигаторов по топким, илистым берегам и кровавые зловонные бойни Аргентины на реке Ла-Плате.

А потом вместе со своим приятелем контрабандистом я плавал по неисследованным африканским рекам в поисках золота и добывал крокодиловую кожу. В пятнадцать лет мне можно было дать восемнадцать. Я умел петь, играть на губной гармонике, умел постоять за себя и обычно легко сходился с людьми. Я жил! В полном смысле этого слова. И только иногда обстоятельства вынуждали меня браться за нудную, неинтересную работу. Жить среди дикой природы, дышать свежим чистым воздухом, ездить куда твоей душе угодно — все это так же отличается от показного блеска городов, как сияние солнца от мрака зимней ночи. Может быть, спокойная жизнь и хороша для пожилых людей, но для человека молодого, здорового душой и телом размеренные будни — просто ад!

Я слышал грохот барабанов, среди малярийных болот на африканском берегу, я собирал апельсины и бананы на этих болотах и ел их, не слушая уверения корабельного врача, что через неделю свалюсь от лихорадки. Сам врач свалился, а я устоял… Потом бои быков в Ла-Линеа и Альхесирасе, скала Гибралтара, Мальта, пикантные погребки на улочках Марселя и Гавра… Как не любить такую жизнь?!

Интерес к Британской Гвиане, и особенно к алмазам, появился у меня во время войны 1939-1945 годов, когда на одном торговом судне я встретил Билла Эндрьюса. Возможно, что настоящее его имя было совсем не Эндрьюс. Он выдавал себя за канадца, но, может быть, и не был канадцем. Если хоть малая часть тех передряг, из которых ему удавалось выбираться, была правдой, то он, вероятно, сменил дюжину имен и даже больше. Это был крупный, плотный человек, лишенный всяких предрассудков и совести, но мне он понравился с самого начала. Он на несколько лет был старше меня и на своем веку перепробовал уйму профессий. Служил некоторое время во французском иностранном легионе (откуда дезертировал и говорил об этом не стесняясь), возил контрабандное оружие в Южную Америку, клеймил коров в Аризоне и искал золото и опалы в глухих уголках Квинсленда в Австралии.

Но чем бы он там ни занимался в прошлом, минералы и горное дело он знал безусловно. Я спас его от удара ножом в спину во время драки в погребке под вывеской «Королева Египта» на одной из разрушенных бомбами глухих улочек на Мальте. После этого мы стали друзьями. Теперь он иногда откровенничал со мной, обычно когда бывал под хмельком.

— Вик! — говорил он мне не раз, — ты не знаешь, чем я займусь, когда кончится эта проклятая война? Послушай, мальчик, у меня есть неплохое дельце. Приходилось тебе когда-нибудь видеть алмаз, настоящий алмаз?

Нет, мне не приходилось. И тогда он показал камень (теперь я знаю, что в нем было не меньше десяти каратов) - безупречной формы восьмигранник, сверкавший холодным огнем! Вот тогда-то я и заболел алмазами. Мало-помалу я сумел вытянуть из него всю историю. Говорил он об этом неохотно, и лишь водка развязывала ему язык. Я узнал, что как-то в Бразилии он полетел на стареньком самолетике разыскивать новые участки каучукового дерева для одной бразильской компании. Во время этого полета его настигла гроза, он сбился с пути в районе гор Акараи, близ гвиано-бразильской границы, и его самолет потерял управление.

И вот там, среди хмурых скал, он наткнулся на указатели алмазной «трубки» — металлические заявочные щитки, сбитые при крушении самолета. Сам Билл выпрыгнул с парашютом, повредив при этом позвоночник. На метках было выбито имя (Билл знал, что этого человека уже нет в живых) и дата (1928 год), воскресившая в его памяти кое-какие события тех времен, связанные с одним рискованным дельцем в джунглях, о котором его участники старались не распространяться. Имя этого таинственного незнакомца Билл так и не назвал, несмотря на все мои попытки выведать его. И я уже никогда не узнаю, почему он это скрывал.

Билл достаточно разбирался в геологии и минералогии, чтобы разглядеть некоторые особенности грунта, и он понял, что заявочные метки были здесь поставлены не зря. Множество признаков указывало на алмазы, а потом он нашел и несколько драгоценных камней в русле высохшего ручья. Но что он мог сделать с поврежденным позвоночником и с теми скудными запасами, которые удалось спасти из-под обломков? Он лишь набросал примерный план месторождения, отметив самые видные ориентиры этой местности, чтобы вернуться сюда с надлежащим снаряжением.

Билл оставил здесь свои собственные заявочные метки и отправился на юг. Добравшись до реки Мапуэры, он соорудил плот и поплыл дальше, пока его в конце концов не подобрал речной пароход, шедший к Амазонке,

Была ли во всем этом хоть доля правды, или это был просто пьяный бред, предстояло решать мне самому. Билл казался искренним, и, безусловно, у него были и другие алмазы, помимо того, который он мне показывал. А когда он понял, что его пьяная болтовня возбудила мое любопытство, он вообще открыл все свои карты и предложил вместе с ним махнуть в эти края после войны. Он даже набросал чертежик, чтобы показать приблизительные размеры своего открытия. После этого мы обсуждали план нашей будущей экспедиции при каждом удобном случае. И в конце концов я увлекся всем этим не меньше, чем он сам. Даже если бы все эти разговоры об алмазах оказались чистейшим вздором, уже сама возможность побывать в гвианских джунглях была для меня соблазнительна. Энтузиазм Билла был неподдельным и заразительным. Многие слышали его пьяную болтовню и подтрунивали над ним, но он терпеливо сносил все шуточки и лишь хитро улыбался. Только со мной он был до конца откровенен.

Кажется, Роберт Бернс сказал: «Лучшие намерения мышей и людей уносит волна…»

В свой следующий рейс Билл уходил на танкере, а я был в том же конвое на транспорте с боеприпасами. Мне приходилось видеть такое и раньше, но вот так, совсем рядом — впервые. Лишь секунду назад танкер мерно раскачивался на волне, а через мгновение груда, искореженных, пылающих обломков взметнулась к небу!

В конце войны я пустился в самое рискованное из всех приключений на свете — женился. Правда, я ни разу не пожалел об этом, но лишь потому, что мой выбор оказался удивительно удачным. Я прошел всю войну и остался цел, только оглох на левое ухо, да кое-где в моем теле застряли осколки. О карьере боксера или борца нечего было и думать, пришлось зарабатывать на жизнь более унылым способом. Я часто менял работу, но последние два года на сталелитейном заводе меня в конце концов доконали, и я капитулировал перед скукой.

Я ненавидел свою работу и постоянно думал о горах Акараи с их алмазной тайной. Быть может, там, среди мрачных скал, лежит ответ на все мучающие меня вопросы. Быть может, там находятся надежные гарантии нашего существования, которых потребовала моя женитьба. В свободное время я сочинял вестерны и детективные романы, и это дело пошло у меня совсем неплохо. Тогда я решил, что смогу жить писательским трудом. А ведь если писать не только боевики, то придется порядочно путешествовать, и в таком случае у меня будет законное право на путешествия. Эта мысль путешествовать и одновременно зарабатывать себе на жизнь вновь обратила мои взоры к Гвиане.

Писать и искать алмазы. А почему бы и нет, думал я. Мы с женой долго обсуждали это дело и решили, что мне нужно ехать и продолжать исследование района, изображенного на схеме Билла Эндрьюса. Мои издатели согласились финансировать всю экспедицию, если я по возвращении напишу несколько боевиков о джунглях, а мой хороший приятель Джэк Миннз из Лутона собирался поехать вместе со мной. Через Королевское географическое общество и Американское географическое общество я удостоверился, что объекты, отмеченные на карте Билла как ориентиры, существуют на самом деле, и достал экземпляр единственной аэронавигационной карты этого района. Потом несколько месяцев я изучал книги о Гвиане, об алмазах, их добыче, удельном весе, каратах, спайности, кварце, речных галечниках. О добыче россыпного золота я уже кое-что знал. Теперь узнал побольше, но в основном меня интересовали кристаллы, углеродистые соединения, «индикаторы», «монеты», «кошачьи глаза» и другие тонкости, связанные с добычей алмазов.

И вот, наконец, уверенный, что сумею отличить алмаз от кварца или циркона, а золото — от пирита, я сел на пароход, идущий в Тринидад, чтобы оттуда добраться до Гвианы. В кармане у меня было пять фунтов, еще девяносто я перевел телеграфом в Джорджтаун, на банк Бэркли, а мои издатели пообещали выслать деньги в Гвиану. В последний момент Джэк Миннз отказался ехать — у него рожала жена, и я отправился один, намереваясь завязать знакомства в Джорджтауне и нанять там людей для путешествия в глубь страны. Все это я сделал, только вот проникнуть в глубь страны мне не пришлось.

Когда я сошел на берег, с меня потребовали залог в размере ста фунтов, и до уплаты этой суммы все мое имущество было задержано на таможне. На следующее утро я отправился в банк, но ни моих девяноста фунтов, ни денег от издателей там еще не было. В кармане у меня оставалось всего около двенадцати вест-индских долларов (три фунта), так что я сидел на мели и даже без чистой рубашки! Мне разрешили ждать денег в течение двух недель, и за это время я, конечно, умер бы от голода, если бы не доброта моих друзей португальцев и индийцев, с которыми мы сюда вместе плыли. После долгих пререканий мне выдали кое-что из моей одежды, а потом я сумел устроить концерт, за который получил пятьдесят долларов. Часть этой суммы я истратил на телеграмму в Лондон, и только для того, чтобы получить убийственный ответ — за этот недолгий срок мои издатели сумели обанкротиться!

Когда в конце концов мои девяносто фунтов прибыли (не в тот банк) - а это случилось в последний день из отпущенных мне четырнадцати, — иммиграционные власти их забрали и почти на всю сумму купили мне билет на пароход, уходивший в Соединенное Королевство. Моего согласия в этом деле не спрашивали. Тогда я решил действовать самостоятельно и, перебравшись на пароме через реку Демерару, улизнул в Бартику. Там я встретил партию порк-ноккеров, которые отправлялись на прииски. Они взяли меня с собой и довезли до одного уединенного местечка на реке Эссекибо, где я остался ждать лодку, которая, по их словам, должна была прибыть сюда на следующий день. На этой лодке я хотел пробраться в глубь страны, надеясь, что там-то уж власти меня не достанут.

Кроме одежды, которая была на мне, у меня еще имелся нож, немного спичек и остаток от моих девяноста фунтов в долларах. Лодка не появлялась. Всю ночь шел дождь, и весь следующий день тоже шел дождь, и еще одну ночь, а лодка все не приходила. Еды у меня не было, и даже нельзя было разжечь костер. Я забрался в какую-то старую заброшенную хибару и сидел там, пока не появилась лодка — полицейская лодка. В Джорджтауне я едва не угодил в тюрьму. Под конвоем меня отправили на голландский корабль «Коттика», и через несколько часов я уже плыл домой, выставленный из британской колонии за свой собственный счет.

Вот и все мои алмазы. Я был рад, что хоть Джэку не пришлось испытать разочарований и унижений. Домой я вернулся грустным и поумневшим, но все же решил снова попытать счастья. Только уж в следующий раз, говорил я себе, не стану верить ничьим обещаниям.

Чтобы накопить денег для второй поездки, мне понадобилось два года. Жена ни о чем даже слышать не хотела, друзья считали меня ненормальным, но я стоял на своем. Связи с издателями вестернов я потерял, а спрос на них в других местах был невелик. Тем не менее с помощью друзей в Лондоне и Винчестере мне удалось снарядиться в дорогу. К декабрю 1953 года у меня собралась достаточная для поездки сумма. Как и в прошлый раз, я не сумел найти компаньона, который бы мог вложить деньги в это дело или хотя бы оплатить собственные расходы. Но один мой приятель в Джорджтауне обещал составить мне компанию, если я снова приеду в Гвиану. Кроме того, я надеялся, что кто-нибудь из порк-ноккеров охотно к нам присоединится.

Сборы мои были простыми и недолгими. Мне сделали прививки против брюшного тифа, паратифа, столбняка, сыпного тифа, желтой лихорадки и оспы. За небольшую плату, но после больших хлопот я получил визу на въезд в Бразилию, где мог пробыть девяносто дней (этот срок начинался через три месяца после моего прибытия в Гвиану). Я застраховал багаж на время переезда через океан и сделал операцию аппендицита, который последнее время меня иногда тревожил. Чтобы не очутиться в беспомощном положении при всяких непредвиденных обстоятельствах, я соорудил специальный кожаный пояс шириной в четыре дюйма с многочисленными кармашками для компаса, иголок, ниток, спичек (в водонепроницаемой коробке), двух запасных магазинов к винтовке, рыболовных крючков и лески в плоской жестяной коробочке, небольшой аптечки, зажигательного стекла, географических карт (в клеенке), небольших инструментов (напильников, плоскогубцев, миниатюрных ножовочных полотен), сотни патронов к винтовке Хорнет 22 калибра и двадцати пяти патронов к автоматическому пистолету Люгера. На поясе были сделаны гнезда для двенадцати патронов к дробовику и оставлено место для пистолетной кобуры и чехла для ножа и мачете (длинный нож для рубки кустарника). Казалось бы, список внушительный, однако вес и размеры пояса получились совсем небольшими. Он оказался компактным и удобным. А вот что я взял с собой еще:

Остальные необходимые предметы снаряжения я рассчитывал достать в Джорджтауне или во время самой экспедиции. И вот 8 декабря 1953 года я снова стоял на слегка покачивающейся палубе океанского лайнера и сквозь туман пытался разглядеть очертания Саутгемптопа. Впереди были приключения со всей прелестью неизведанного, но без тех явных ловушек, которые подстерегали меня во время первой злосчастной поездки. А о скрытых ловушках я не думал. Да и как о них думать, если они скрыты от наших глаз.