- Благослови этот корабль и прими мой дар, о Владыка Пучины!
Меч Форкия разрубил веревку и еще одна смуглая пленница, со связанными руками и привязанным к ногам грузом, с жалобным криком соскользнула с борта. Сомкнувшиеся над ней волны ответили сытым рокотом и от воды поднялось облако пара: близость чернобожьего пекла укрытого в глубинах бухты, все еще давала о себе знать на Акротири.
Влад размеренно прохаживался вдоль палубы большого дромона - одного из первых кораблей сошедших с карфагенских верфей при строительстве «Африканского флота». Влад, сразу забравший этот корабль себе, велел выкрасить его борта, нос и мачты черной краской, неподвластной волнам, солнцу и ветру. Черным окрасились и паруса, на которых сине-зелеными нитями был вышит силуэт огромного рака, сжимавшего в клешнях трезубец – личное знамя самого Влада. На этот корабль могло взойти до пятисот человек, причем, в отличие от обычного экипажа дромона, гребцы Влада были одновременно и воинами. Мачты корабля были оборудованы «гнездами» для лучников, тогда как на возвышениях на корме и носу судна стояли массивные катапульты.
Новое судно, получившее название «Морской князь», нужно было освятить – и Влад не нашел лучшего места, чем остров, с которого и начались его подвиги. Сейчас судно медленно кружило по бухте, пока Влад одного за другим приносил в жертву арабских пленников, взятых в налете на Киренаику. Не всех ждала гибель в морской пучине – топили лишь захваченных женщин, тогда как взятым в плен арабам жупан Владислав рубил головы мечом Форкия, окропляя борта дромона стекавшей в море кровью.
Позже это жестокое действо продолжилось и на суше – у развалин храма Форкия Влад лично отрубил головы трем самым красивым женщинам и трем самым мужественным воинам, оросив их кровью мраморные обломки.
- Теперь оставьте меня! – приказал жупан своим людям, - до утра я останусь здесь. И да уберегут вас все боги, от того, чтобы потревожить меня сейчас.
Дружинники-езеричи молча кивнули в ответ – суровый нрав жупана был слишком хорошо известен, чтобы не прислушиваться к его приказам. Оставшись один, Влад постелил средь камней свой плащ и, улегшись на жесткое ложе, быстро заснул.
Проснулся он от сильной боли, стиснувшей плечо – давно уже не посещавшее его предзнаменование. Причины его обнаружились сразу же – прямо перед Владом восседал, вывалив язык, исполинский зверь, напоминавший помесь пса и тюленя. Маленькие красные глазки пристально рассматривали Влада.
-Владыка Форкий услышал тебя, архонт, - слова, похожие на хриплый лай, вырвались из пасти тельхина, - и он дарует тебе победу в завтрашней битве. Но, за то, что ты освятил себя именем Распятого, тебе еще придется заплатить – и заплатить немало.
-Но победу он все же мне дарует? – уточнил Влад, морщась от нового приступа боли.
-Да, это он обещает.
-Тогда я готов платить!
Новый взрыв лающего смеха вырвался из клыкастой пасти, а вместе с ним – облако едкого желтого дыма, окутавшего Влада. От дурманящих паров в голове жупана помутилось, перед глазами потемнело и он потерял сознание. Когда же Влад очнулся, то обнаружил себя в одиночестве, лежащим средь развалин старого храма.
Ромейский флот двигался вдоль побережья Ликии, в поисках рыщущего где-то неподалеку арабского флота. Император Констант, жаждущий смыть кровью позор потери Кипра, собрал исполинскую армаду – одних дромонов, взятых непосредственно из Константинополя, насчитывалось не менее пяти сотен. Над самым большим кораблем, шедшим под алым с золотом парусом, реяло знамя с двуглавым орлом,указывая нахождение самого басилевса. Сам император – невысокий мужчина, с широким лицом и окладистой черной бородой, - стоял на носу своего флагмана в роскошном пурпурном плаще, поверх золоченых доспехов. Рядом толпились стратиги и друнгарии, с неизменным таблионом на плащах. На другом дромоне, шедшим правее императорского корабля, следовал иной командующий – морской магистр Мануил Аршакид. Постаревший, но не утративший воинственного пыла, армянин не меньше самого Константа жаждал встречи с арабами, дабы отплатить за поражение в Египте.
Но не только константинопольский флот нынче вышел из гавани – дядя нынешнего кесаря, «африканский император» Григорий, прислал корабли осененные черным орлом на красном поле. Командовал флотом префект претория Геннадий, - сам император отказался отправиться в этот поход, под предлогом занятости на ливийской границе, - однако подлинное командование осуществлял зять императора, морейский архонт Владислав, шедший под собственным стягом с раком и трезубцем. В подчиненном непосредственно ему флоте насчитывалось от силы десяток дромонов, - включая и «Морского князя», - однако за ними, словно шакалы за прайдом львов, шли славянские однодеревки. Милинги и езеричи, струмяне и сагудаты, велегезиты и драговичи, смоляне и ваюниты – все народы славянской Эллады прислали своих воев князю Владиславу. Действуя где щедрыми обещаниями, где сыпля золотом, вырученным за египетскую добычу, а где и силой, - пришлось даже срубить пару голов самых упрямых князьков, - в конце концов, жупан Влад привлек их всех на свою сторону. Сейчас вожаки морских ватаг с голодным блеском в голубых глазах взирали на плещущиеся перед ними волны, в нетерпеливом предвкушении вражеского флота. С победы над арабами славянам была обещана богатая добыча и все они были полны решимости не упустить вожделенный кус.
Сам же Влад был настроен куда менее благостно, хмуро разглядывая растянувшийся чуть ли ни на версты ромейский флот.
-О чем, Чернобог его забери, думал Констант, - недовольно пробурчал он, - или он думает, что когда мы встретим арабов, те будут ждать пока отстающие подойдут и смогут построиться? Если мы будем идти так и дальше, то скоро растянемся на полморя.
Стоявший рядом с ним Левий, - облаченный в ромейский панцирь и шлем, но вооруженный берберской флиссой и славянским топором, - лишь пожал плечами.
-По слухам, у арабов флот раза в два меньше нашего, - сказал он, - если не меньше. К тому же, они только недавно воюют на море – вот Констант и не считает нужным особо готовиться к схватке со столь слабым противником.
-Слабым, ха! – усмехнулся Влад, - пусть он скажет это тем грекам с Кипра.
Он хотел добавить, что-то еще, но вдруг осекся, а его глаза мигом сузились, всматриваясь во что-то вдали. Левий проследил за его взглядом и увидел, как из-за окоема выплывает множество бесчисленных мачт под черными и зелеными стягами.
- Подать сигнал! – проревел Владислав, - всем держаться вместе! Не отставать! Стрелкам – занять места у катапульт!
Он перевел взгляд на остальной флот и чуть не простонал от досады, увидев взмывший над императорским дромоном вымпел-сигнал. В следующий миг похожие стяги взвились еще над дюжиной кораблей и весь флот пришел в движение: гребцы с удвоенной силой налегли на весла, другие матросы кинулись к парусам, надуваемыми попутным ветром и шедшие впереди корабли, устремились на врага, не дожидаясь отставших дромонов. Судя по всему, Констант решил покончить с арабским флотом первым же ударом.
- Ну что за дурак! - сплюнул Влад и, обернувшись назад, крикнул, - держаться вместе! Катапульты – к бою!
Похожий призыв, судя по всему, прозвучал и на остальных судах имперского флота – не менее сотни огненных снарядов, прочертив дымный след, обрушились на вражеский флот. С десяток арабских парусов занялись весело пляшущим пламенем, пошел черный дым, сквозь который виднелись бешено заметавшиеся фигурки, таскавшие туда-сюда ведра с морской водой. Но и ответный удар не заставил себя ждать – множество катапульт с арабских судов выплюнули снаряды, обрушившиеся на палубы ромейских кораблей. Пара огненных ядер угодила и в «Морского князя», стяги которого тут же охватил огонь.
-Паруса снять! – крикнул Влад, - идти только на веслах! Тушить огонь!
-Смотри!- вдруг крикнул Левий, хватая Влада за плечо, - что это?!
Влад проследил за направлением куда указывал Левий и в сердцах выругался, увидев, как первый из ромейских дромонов, обогнав остальных, вломился в строй арабских кораблей. Более массивный, нежели арабские суда, он должен был оттеснить их в сторону, но вместо этого, нелепо дернувшись, завяз, так и не прорвав арабский строй. В тот же миг на палубу ромейского дромона со всех сторон посыпался град зажигательных снарядов.
-Что, пожри их Триглав, там такое? – пробормотал Влад.
-Цепи! – крикнул Левий, - они связали суда цепями!
Влад уже и сам заметил блеск металла между бортами арабских судов – длинные цепи, связавшие вражеский флот в огромный плавучий остров. Теперь весь ромейский флот не мог рассеять врага, объединенного в единое нерасторжимое целое.
Над головой Влада что-то хлопнуло и он, глянув наверх, увидел, как один из уцелевших парусов, только что надувавшийся попутным ветром, бессильно повис на мачте.
-Ветер сменился! – крикнул с соседнего дромона префект Геннадий.
-Вижу! – рявкнул в ответ Влад и, обернувшись к Левию, бросил, - оставляю корабль на тебя. Моли своего Яхве, чтобы он сохранил «Морского князя» – иначе и я со дна морского взыщу за его потерю.
Ответить Левий уже не успел – Влад, придерживая меч Форкия, перевалился через борт «Морского князя», спрыгивая в одну из проплывавших мимо лодей-однодеревок.
- Ходу! – крикнул он, наваливаясь на первое попавшееся весло, - ох и повеселим мы сегодня Богов! Ходу, забери вас Морской Царь!
В ответ ему бойники разразились многоголосым волчьим воем, особенно дико звучавшим здесь. Владу показалось, что в этот вой влился и иной звук – хриплый, жутко звучавший лай, то и дело прорывавшийся нелюдским хохотом. Влад быстро оглянулся – показалось ему или средь волн и впрямь мелькнула знакомая оскаленная морда? Однако вскоре ему уже было не до видений – нос лодьи с треском врезался в бок ближайшего арабского судна. Сверху полетели копья и стрелы, возле Влада рухнула огромная балка, пробившая голову сидевшему рядом с ним гребцу. Однако славян, забрасывавших на борт судна веревки с крюками и разлапистыми якорями, было уже не остановить. Сам Влад, проворно словно кошка, вскарабкавшись на борт дромона, сходу отбил выпад ближайшего араба, замахнувшегося на жупана кривым клинком. Ответный удар разрубил и белый бурнус и шлем под ним и голову араба. Стряхнув с меча ошметки мозга, Владислав вломился в наскакивающих на него арабов, словно медведь в стаю волков, отрубая головы, круша черепа и кости. Арабы, не выдержав столь свирепого натиска, отшатнулись и Влад, воспользовавшись передышкой, громко проревел:
-Перун с нами, братья! Стрибог с нами! Насытим их кровью сарацин!
Восторженный вопль тысяч глоток ответил на языческий призыв вроде бы крещеного вождя. Одна за другой лодьи причаливали к арабскому флоту, на борта которого карабкались жаждущие от крови язычники. Здесь были не только славяне – громко взывая к Аресу и Аполлону, на борт карабкались майниоты, словно одержимые духами своих спартанских предков. Рядом с ними ожесточенно рубились дикие сарды – эти горцы, все еще державшиеся своих старых богов, были набраны лично Владом, также как и наиболее дикие из берберов, с которых в этой битве в одночасье слетел поверхностный налет христианизации, открывая ощеренный в кровожадной ухмылке лик ливийца-язычника, взывающего к безжалостному демону пустыни – Ашу-Сету.
Все эти дикари, ослепленные жаждой крови, обрушились на арабов, словно жестокая буря, перед которой молодой арабский флот оказался бессильным. Арабы рассчитывали, что в рукопашном бою с ромеями, они смогут одержать победу – но никто из них не мог предвидеть дикой ярости варваров, разрушивших весь их план. То, что мусульмане рассчитывали обратить в свою победу, ловкая уловка, не позволившая разъединить их флот, обернулась против них же – и сейчас уже сами арабы, в суеверном ужасе перед кровожадными язычниками, рубили цепи, стремясь обрести свободу и уйти в открытое море. Однако не все успевали это сделать – приходилось все время отражать атаки язычников, со всех сторон лезших на суда. Меж тем уже и ромейские дромоны, один за другим врезались во вражеский флот и имперцы, воодушевленные тем как сражаются их союзники, с не меньшей яростью обрушивались на арабов. Все корабли, - и арабские и ромейские, - сбились в кучу, сблизившись так, что чуть ли не переплелись мачтами. Владу это было на руку: теперь он мог, перепрыгивая с одного корабля на другой, вносить хаос и панику на все новые суда, пока позади него подходили отстающие дромоны, выплескивавшие на скользкие от крови палубы отряды ромейской пехоты.
Сам же Влад, залитый кровью с ног до головы, собрав вокруг себя лучших бойцов, упорно прорывался к кораблю, осененным белым стягом с арабской вязью – знамя командующего флотом и всем сегодняшним походом – Абу аль-А'вара. Его корабль уже был взят на таран ромейским дромоном и теперь греки, громко призывая на помощь Христа, сцепились в ожесточенной схватке с арабами, вставшими насмерть за своего вождя. Влад уже видел его – высокий чернобородый воин, окруженный телохранителями в белых бурнусах, бился насмерть с таким же смуглым чернобородым ромеем в надраенном до блеска ламелярном панцире и высоком шлеме с красным плюмажем. Влад узнал его и мстительная улыбка искривила его губы: стремительно подхватив с палубы брошенный кем-то дротик, он что есть силы метнул его в сторону сражавшихся. В этот же момент морской магистр Мануил с такой яростью насел на аль-А'вара, что тот, отступая поскользнулся в луже крови и чуть не упал. Мануил, торжествуя, уже заносил над ним меч, когда брошенный Владом дротик вошел прямо в распахнутый в победном крике рот армянина. Абу аль-А'вар обернулся, чтобы увидеть своего спасителя – ив тот же миг, прорубившийся сквозь его телохранителей Влад, одним могучим ударом развалил тело арабского флотоводца от плеча до пояса. Ромеи, в пылу боя так и не заметившие, откуда прилетело копье, сразившее их командира, за неимением лучшего сплотились вокруг Владислава, свирепо мстя за военного магистра. Кровавый котел взбурлил от кормы до носа, а когда он утих, на всем судне не осталось ни одного живого араба.
Смерть командующего окончательно подкосила и без того павших духом арабов – те, кто сумели отцепиться от основного массива, на всех веслах и парусах, удирали обратно на восток. Остальные же бросались на колени, моля о пощаде, однако озверевшие, не хуже самых диких язычников, ромеи безжалостно вырезали их, не различая христиан и мусульман.Кроваво-красное солнце уже клонилось к закату, когда арабский флот перестал существовать.