Одна ночь и вся жизнь

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Солнце уже село, и наступили сумерки. Прозрачная вечерняя заря освещала дорожку к утесу.

Софи вдохнула соленый воздух, аромат диких трав и моря. Он так отличался от запаха антисептика в больнице! Софи обхватила себя руками, стараясь отогнать болезненное чувство. Она была в смятении, которое возрастало с каждым часом.

Сегодняшний день ничем не отличался от других. Софи погуляла по берегу, а потом поехала в больницу навещать Элени. Несколько минут вежливого, чопорного разговора с Костасом после того, как она выходила из палаты Элени. Ничего необычного. И, несмотря на это... сегодня она испытала сильное волнение.

Ее настроение должно было быть оптимистичным. Элени повеселела, она чувствовала себя лучше. Даже дедушка набирался сил. И они постепенно стали общаться друг с другом...

Софи подставила лицо под морской ветерок и закрыла глаза, пытаясь успокоиться. И — это было неизбежно — увидела его, Костаса. Как всегда, Софи представила себе его широкоплечую фигуру и горящие глаза. Избавления не было.

Он пытался загладить свою вину. Не только с помощью приятных вещей — вроде букета белых, как снег, роз и письменного извинения. Или предложения поплыть на его яхте на один из Эгейских островов.

Нет, Софи куда больше оценила то, что было гораздо менее осязаемым. Когда она в первый раз навестила своего дедушку, ее потрясло собственное смятение. Она вышла из палаты и обнаружила, что Костас ее ждал. Высокий, молчаливый и удивительно успокаивающий. Она даже не возражала, когда он взял ее за локоть и увел.

Они, молча, шли по больнице. Софи не могла понять выражение лица Костаса. Но что-то в его лице говорило о понимании. О силе и о симпатии.

С тех пор, Костас ждал ее всякий раз, когда она выходила из палаты дедушки. И его безусловная поддержка, была для нее необыкновенно важной.

Вздохнув, Софи открыла глаза, решив перестать думать о Костасе, ведь это вызывало у нее беспокойство. Она повернулась и зашагала к небольшой бухте неподалеку от виллы Паламидиса.

Она сказала себе, что осталась здесь ради Элени. Кроме того, ей хотелось получше понять узы, которые связывали ее с Петросом Лиакосом. Она сказала деду, что вскоре должна уехать, но он одобрил ее намерение снова побывать на Крите.

Однако всего важнее был Костас. Он вызывал у нее волнение. А ее тело... Господи! Стоило ему подойти поближе, и она теряла самообладание. У Софи было такое чувство, будто что-то в ее теле и душе оживало только в его присутствии.

Когда она подошла к пляжу, почти стемнело, но песок все еще был теплым и заманчивым. Она упала на колени, не в силах сдержать эмоции.

Как она скучала по своей маме! Как она нуждалась в ее любви и советах! Она отдала бы все что угодно, лишь бы проснуться и обнаружить, что смерть ее матери — всего лишь страшный сон.

Если бы только врачи раньше диагностировали болезнь... Если бы только мать послушалась ее, когда Софи просила ее отдохнуть! Если бы только лекарства подействовали. Если бы только... Слишком много этих «если»!

Она наклонила голову и ссутулила плечи. Прижала руки к глазам, чувствуя, как у нее потекли слезы. Всхлипывая, Софи, наконец, уступила своему горю.

Уже стемнело, когда она, наконец, выплакалась и подняла голову. Наступил вечер. На небе засияли первые звезды.

После рыданий Софи чувствовала себя очень усталой. Она уперлась руками в песок, собираясь подняться. Но ее правая рука коснулась не песка, а чего-то мягкого... Она увидела большое светлое полотенце. Взяв его обеими руками, она поднялась на ноги и пошатнулась.

Чье это полотенце? Софи повернулась и обвела взглядом небольшую бухту. Если бы здесь кто-то купался, она бы, наверняка, его увидела, когда пришла сюда, не так ли? Или она так погрузилась в мысли о своем несчастье, что ничего не заметила?

Присмотревшись в сумерках, она заметила, что к берегу плывет какой-то человек. Глаза Софи уже привыкли к темноте, и она увидела, как он добрался до мелководья и встал на ноги. Тряхнул головой. Вода стекала по его широкой груди вниз, к тонкой талии.

Софи не могла отвести взгляд. У нее перехватило дыхание, когда она наблюдала, как Костас выходит на берег. Она должна была крикнуть, предупредить его, что он здесь не в одиночестве. Она должна была повернуться к нему спиной, чтобы он оказался в уединении. Ей самой требовалось уединение.

Потому что даже в темноте раннего вечера она видела, что он обнажен. На его прекрасной, атлетической фигуре не было даже плавок.

Он ее увидел. Остановился, когда был по колено в воде.

Уйди. Сию же минуту! Брось полотенце и исчезни как можно скорее.

Разум кричал ей, чтобы она убежала. Чтобы исчезла, пока не стало слишком поздно. Они уже через это прошли, пытаясь избавиться от страстного, физического влечения друг к другу. Но это было все, чего он хотел, все, что ему было от нее нужно. Он никогда не предложит ей большего.

Софи с трудом проглотила слюну, пытаясь собраться с силами, чтобы не обращать внимания на сильную реакцию, которую он у нее вызывал. Чем дольше она там стояла, тем слабее становился голос самосохранения.

Только одно было ей абсолютно ясно. Как она желала этого мужчину...

—Софи...

Он вышел на берег. Софи сжала полотенце еще крепче, чувствуя, что ей становится жарко. Она дрожала, глядя на Костаса, не в силах отвести взгляда, да и не желая его отводить.

—Софи... — Он словно простонал ее имя. — Уйди...

Она знала, что Костас прав. Но она больше не могла бороться. Она ничего не чувствовала, кроме желания. Ничто другое не имело значения. Ни воспоминание о его жестоких словах, когда они целовались, ни боль, которую она испытала впоследствии.

Он зашагал по пляжу.

—Разве ты меня не слышишь? — проворчал он. — Возвращайся в дом.

Он подошел так близко, что она почувствовала его горячее дыхание, подняла к нему лицо и закрыла глаза. Даже после купания в ледяном Эгейском море его кожа горела.

—Разве у тебя совсем нет разума?

В его голосе слышалось отчаяние.

Но ее отчаяние не уступало отчаянию Костаса. Она качнулась в направлении голоса, и он схватил ее за плечи. Софи вздохнула от трепетного ожидания.

—Нет, Софи. Нет, мы не можем...

Но его пальцы уже гладили плечи Софи. Она подняла руку и коснулась его горячей плоти. Она провела ладонью по его ключице, коснулась места, где бился пульс, пониже подбородка.

—Ты не должна прикасаться... боже мой...

Он замолчал, когда она провела рукой по его широкой груди.

И тогда Костас обнял ее и крепко поцеловал. Его поцелуй был безжалостным. Она обвила руками его мокрый торс, прижимаясь к нему.

Инстинктивно Софи поняла, что это было то, чего она хотела с самого начала. Она и Костас — вместе. Это было то, чего она так страстно желала.

—Софи...

Она скорее почувствовала, чем услышала, как он произнес ее имя в промежутках между их неистовыми поцелуями. Его голос был хриплым от страсти. От ее страха, что он, возможно, и в эту минуту думал о Фотини, ничего не осталось.

Костас был с ней, действительно желал именно ее.

И она не сомневалась в том, что они подходили друг другу.

—Скажи мне, чтобы я остановился, Софи.

Как она могла прогнать его, когда его поцелуи ее воспламеняли? Как она могла прогнать его, когда он принадлежал ей?

Костас был ее мужчиной.

Она вздохнула, прижимаясь к его губам. Это было прекрасно.

Костас услышал ее вздох. Почувствовал его в ее теплом, свежем дыхании, которое смешивалось с его собственным.

И понял, что погиб.

Костас прижал Софи к себе — каждый великолепный, обольстительный сантиметр ее тела. Он вздрогнул, когда она провела руками по его спине. Инстинктивно поцеловал ее так крепко, что она наклонилась назад, прижимаясь к его руке. Он встал на колени, увлекая ее за собой, нащупал одной рукой пляжное полотенце, встряхнул его и расстелил на песке.

Костас помешал ей лечь, при этом, даже не прерывая их поцелуя. Он расстегнул пуговицы у нее на рубашке и отвел от себя ее руки, чтобы снять с нее рубашку. Потом сорвал с нее лифчик и принялся ласкать ее груди.

Софи отшатнулась, а он инстинктивно последовал за ней. Она легла на полотенце, пристально глядя на Костаса. Принялась стаскивать с себя джинсы, а потом — трусики.

— Костас...

Звук ее голоса напоминал вздох. И в нем чувствовалось то же стремление, которое управляло Костасом. Она протянула тонкую руку и провела пальцами по его груди.

Он прижался к ней. А Софи обвила руками его шею, и он принялся покрывать ее поцелуями. Вот Костас слегка отодвинулся и легко коснулся ее бедер. Софи застонала, целуя его в губы, крепко обнимая его.

А когда он овладел Софи, то почувствовал, как она задрожала в его объятиях. Она что-то шептала, и Костас ощутил, что его тело ему уже не принадлежит. Он закрыл глаза и стал прижиматься к ней еще крепче. До тех пор, пока ему не показалось, что мир вокруг них разлетелся на маленькие кусочки.