Знакомый Бэра исполнил его просьбу… И что же он услышал в ответ?

— Вы знаете, — сказал растроганный Пуркинье, — Бэр — блестящий ученый, но… очень плохой лектор!


САМАЯ ПЕРВАЯ «ГОВОРЯЩАЯ МАШИНА»


Как-то раз один бойкий газетный репортер брал интервью у Томаса Эдисона (1847–1931).

— Скажите, сэр, — спросил он знаменитого изобретателя. — Ведь это вы изобрели первую в мире говорящую машину?

— Нет, нет, — поспешно ответил Эдисон. — Первая говорящая машина появилась очень давно. Если говорить по существу, то она была создана еще в библейские времена…

Выдержав паузу, он опасливо огляделся и, заговорщически наклонившись к репортеру, шепотом закончил:

— …из ребра Адама!


ЖИРНЫЕ ГУСИ НЕ ЛЕТАЮТ


Разрабатывая свои планеры, Отто Лилиенталь (1848–1896) и его брат Густав испытывали серьезные материальные затруднения, так что им не каждый день удавалось пообедать. Хозяйка квартиры, сокрушенно глядя на отощавших братьев, ворчливо выговаривала им:

— Да что же это происходит, да о чем вы только думаете? Тратить столько денег на пустяки и жить впроголодь, словно какие-то бродяги!

— Ах, как вы заблуждаетесь, фрау! — отшучивался Отто. — Если хотите знать, то мы специально выдерживаем диету: ведь жирные гуси не могут летать…


УРОК, ПОШЕДШИЙ ВПРОК


Знаменитый американский ученый Бенджамин Франклин (1706–1790) занимался не только наукой, но и общественной и политической деятельностью, а одно время был даже послом во Франции. На этом посту он показал себя искусным дипломатом, умевшим очаровывать людей. И удивительнее всего то, что в молодости этот выдающийся человек отличался вздорным, нетерпимым характером, был бесцеремонен в обращении и резок в суждениях.

Как же произошел в нем столь резкий поворот?

А дело было так. Однажды на улице Франклина встретил один его знакомый и в сердцах сказал:

— Послушай, Бен, ты стал просто невыносим. Ты столько знаешь, что никто не может сообщить тебе ничего нового. Да никому и в голову не придет это делать: ведь ты норовишь оскорбить каждого, кто с тобой не согласен. Недаром твои друзья считают, что вечер удался, если тебя не было.

Мысль о друзьях, ликующих по поводу его отсутствия, так поразила Франклина, что он стал внимательно следить за своим поведением и через некоторое время приобрел репутацию «души общества».


«ПАПАША АВИАЦИИ»


В 1925 году в США по инициативе Г. Форда проводился конкурс на самый надежный пассажирский самолет. В этом конкурсе блеснула своими качествами машина голландского авиаконструктора Антони Фоккера (1890–1939), который приложил все силы, чтобы раздуть в связи с этим рекламную шумиху вокруг себя. Дело кончилось тем, что один из его сотрудников в интервью с газетными репортерами назвал своего шефа в пылу чинопочитания ни больше ни меньше как «отцом авиации». Это дало повод одному американскому обозревателю саркастически напомнить о том «добром старом времени, когда на пляже Китти-Хоук папаша Тони Фоккер наставлял уму-разуму и учил летать братьев Райт».


ЧТО КРЕПЧЕ?


Как-то рая выдающийся астроном К. Фламмарион (1842–1925) вызвал печника, чтобы исправить отопление. Но, оказавшись в кабинете ученого, мастеровой начисто забыл о деле и застыл как вкопанный перед глобусом. Наконец после долгого созерцания он спросил, правда ли, что Земля вращается на железной оси, как у глобуса?

Фламмарион стал объяснять, что планета несется в космическом пространстве, вращаясь вокруг воображаемой оси, которая на глобусе заменена железной. Поскольку печник никак не мог взять всего этого в толк, увлекшийся ученый снял глобус с оси и прибегнул к наглядной демонстрации — подбросил шар в воздух, одновременно придав ему вращение. По-видимому, толчок был слишком сильным — глобус, который Фламмарион не сумел поймать, упал на пол и раскололся.

— Вот видите, мсье, — назидательно заметил мастеровой. — Я все-таки желал бы думать, что у Земли есть железная ось.

— А я желал бы, — в сердцах отвечал ему астроном, — чтобы мой глобус был таким же крепким, как твой упрямый лоб!


«РЕДКО БЫВАЕТ, ДА ЧАСТО СЛУЧАЕТСЯ»


Известный химии К. Клаус (1796–1864) — исследователь платиновых металлов и открыватель элемента рутения, названного в честь России, — происходил из немецкой семьи, учился в Дерпте и в годы профессорства в Казанском университете владел русским языком еще не вполне свободно. Работая со студентами в химической лаборатории, он, призывая их к максимальной осторожности и осмотрительности, неизменно произносил фразу, которая приводила в восторг его ученика А. Бутлерова:

— Господа! — важно говорил он. — Взрыв хотя редко бывает, да часто случается…


ВТОРОЙ НЕ ВИДАТЬ!


В 1851 году американские яхтсмены преподали суровый урок английским, которые, уповая на свое искусство, мало заботились о техническом усовершенствовании судов.

В гонках вокруг острова Уайт в Англии яхта «Америка», в конструкции которой впервые были применены новые обводы корпуса и хлопчатобумажные паруса с нитями, расположенными по направлениям возникающих напряжений, заняла первое место и надолго увезла за океан серебряный кубок, учрежденный королевой Викторией.

Этот провал англичан был усугублен забавным инцидентом. Когда королеве доложили, что первой финишировала яхта «Америка», она ревниво осведомилась:

— А второй?

И услышала обескураживающий ответ:

— А второй еще не видать, ваше величество…


ЧЕЛОВЕК — ХОЗЯИН СВОЕГО ЛИЦА


В 1861 году, после избрания президентом США, А. Линкольн (1809–1865), просматривая список кандидатов на министерские посты, неожиданно для всех вычеркнул фамилию одного претендента. На вопрос, почему он это сделал, президент сухо ответил:

— Мне не нравится его лицо…

— Но что же бедняга может сделать со своим лицом? — удивились присутствующие.

— Знаете, — сказал Линкольн, — после сорока лет каждый человек должен уметь сделать себе приятное лицо…


КТО ЕСТЬ КТО


Немецкий богослов Мартин Лютер (1483–1546) — один из деятелей реформации и основатель лютеранства — считал себя крупнейшим знатоком германской культуры и непревзойденным астрономом. О его уровне знаний и методах дискутирования свидетельствует такой случай. Однажды он выступил с яростной проповедью против гелиоцентрического учения Коперника и в конце с апломбом заявил:

— Этот глупец своими бреднями вздумал перевернуть здание астрономии…

Впрочем, последнее оказалось правдой.


ОХ УЖ ЭТИ ЗНАТОКИ!


Как-то Р. Тэйлора, видного американского специалиста по борьбе с шумом, пригласили для консультации на одну фирму. Хотя встретивший его инженер знал о теории звука и о децибелах только понаслышке, он все же решил не ударить лицом в грязь и показать себя человеком сведущим.

— Думаю, мы напрасно побеспокоили вас, мистер Тэйлор, — по-свойски приветствовал он эксперта. — Признаться, я и сам знаю абсолютно все про этот проклятый шум. Ведь вы измеряете его в Изабеллах?


ГЛАВНОЕ НЕ МАШИНА, А ЧЕЛОВЕК!


В 1880 году англичане пригласили султана Марокко посетить один из новейших английских броненосцев на Средиземном море. Дипломаты водили его по всему кораблю, рассчитывая поразить его воображение электрическим освещением, броневыми башнями с огромными 406-мм орудиями, паровыми машинами невиданной дотоле мощностью — 8000 л. с. Но когда после визита султана спросили, что из увиденного произвело на него наибольшее впечатление, он лаконично ответил:

— Лицо капитана…


УЗНАЛ ПО ЛИЦАМ…


Как-то раз известного немецкого врача Э. Хейма срочно вызвали в больницу: тяжело больной пациент, которого он лечил, потерял сознание и, казалось, был при смерти. Приехав в больницу, Хейм предпринял экстренные меры, и больной начал приходить в себя. Он открыл глаза и, обведя взглядом врачей и сестер, сгрудившихся вокруг его постели, неожиданно спросил Хейма:

— А это что за олухи?

Вне себя от радости, что больной очнулся, Хейм повернулся к своим коллегам и торжествующе сказал:

— Вы видите, господа, он сразу вас всех узнал!


ОБ ИМПОРТЕ НОСОВ НЕ СЛЫХАЛ…


Известный открыватель Трои Г. Шлиман (1822–1890), вернувшись в Германию после двадцатилетнего пребывания на археологических раскопках в Греции, оказался в центре внимания высшего берлинского общества. Как-то на приеме одна дама спросила его:

— Герр Шлиман! Верно ли, что в Греции у всех женщин исключительно греческие носы?

— Это абсолютно верно, мадам! — ответил Шлиман. — За все двадцать лет моего пребывания в этой стране я никогда не слыхал, чтобы туда импортировали носы, поэтому они могут быть только греческими…


У ВРАЧЕЙ ДОХОДЫ МЕНЬШЕ…


Как-то раз в дружеской компании у известного немецкого медика Р. Вирхова (1821–1902) спросили, в чем, по его мнению, заключается разница между профессиями врача и юриста.

— У врачей доходы меньше, — сразу же ответил ученый. — Ведь юристы получают гонорар как с живых, так и с мертвых, а врачи — только с живых…


А КАК ЖЕ ДЫШАЛИ РАНЬШЕ?


Как-то раз болгарский ученый А. Златаров выступал с лекцией в небольшом городке. Профессор, рассказывая о природе и ее богатствах, упомянул, что кислород, без которого невозможна жизнь, был открыт лишь в 1773 году.

— Поразительно! — раздался голос из зала. — А чем же дышали люди до этого?


КОГДА ЗАРАБОТАЕТ «ТЕРМОЯД»?


Однажды на семинаре физики-теоретики сообщили о бесчисленном множестве неустойчивостей плазмы, которые ставили под сомнение возможность получения управляемой термоядерной реакции. И тогда выступил академик Л. Арцимович (1909–1973).

— До изобретения велосипеда, — сказал он, — теоретики могли бы строго доказать, что устойчивой может быть машина лишь с числом колес, не меньшим трех. После изобретения велосипеда они изменили бы свое мнение, но установили бы, что уж одноколесная-то машина абсолютно неустойчива. Но вот находится циркач, который «обуздал» одноколесный велосипед и раскатывает на нем, поражая зрителей. А затем появляется другой — цирковой клоун, который обходится вообще без колес: скачет на одной лишь палке! Вот так будет с горячей плазмой, — заключил Арцимович. — Ученые шаг за шагом преодолеют неустойчивости, и управляемый термоядерный синтез будет!


АБСУРДНАЯ ЭТИМОЛОГИЯ


В годы царствования Николая I уровень преподавания в российских университетах резко понизился. Особенно сильно мертвящие циркуляры министра народного просвещения графа Уварова повлияли на качество лекций на историко-филологических факультетах. Так, профессор Петербургского университета Толмачев, читавший этимологию — учение о происхождении слов, поражал слушателей поистине удивительными изысканиями.

— Сначала, когда замешивают муку, — говорил он, — делается хлябь, отсюда русское слово «хлеб». Эта хлябь начинает бродить, и отсюда немецкое «брод». Перебродивши, хлябь опадает на низ, и получается латинское слово «панис». Затем поверх нее появляется пена, от которой ведет свое происхождение французское слово «пэн».

Вершиной же его абсурдных изысканий студенты считали объяснение происхождения слова кабинет, которое Толмачев производил от фразы «как бы нет». «Человека, который удалился в кабинет, — утверждал профессор, — как бы нет…»


МАСТЕРСКАЯ ПУШЕЧНАЯ, А СТАНКИ — РЕВОЛЬВЕРНЫЕ…


В 1909 году российское морское министерство решило заказать для пушечной мастерской Обуховского завода тогдашнюю новинку — высокопроизводительные револьверные станки. То была разновидность токарного станка, в котором деталь закреплялась один раз, а обработка производилась последовательно, несколькими резцами, установленными на поворотном барабане, напоминающем барабан револьвера…

Заказ моряков насторожил бдительного представителя министерства финансов.

— Вы только подумайте, господа! — заявил он на междуведомственном совещании по судостроению. — У морского министерства мастерская пушечная, а станки оно, знаете, какие заказывает — револьверные!


ЛУЧШЕ ПОДАТЬ ГАЗООБРАЗНОЕ МОРОЖЕНОЕ…


В 1927 году один из создателей квантовой механики, швейцарский ученый Вольфганг Паули (1900–1958), предложил молодому физику Кронигу стать его ассистентом. В то время Паули заведовал кафедрой теоретической физики Высшего технического училища в Цюрихе.

Предложение было весьма заманчивым для Кронига. К тому же Паули не скупился на авансы. Он писал: «Вряд ли это наложит на Вас тяжелые обязанности; Ваша задача будет состоять лишь в том, чтобы каждый раз, когда я что-нибудь скажу, противоречить мне, тщательно все обосновывая».

Крониг успешно справлялся со своей ролью спарринг-партнера при дискуссиях с маститым ученым. Хуже ему доводилось, когда речь заходила о других вещах. Так, немало сил он прикладывал, чтобы ограничить склонного к полноте Паули в еде, особенно в поглощении любимых им сладких блюд.

Как-то раз Паули буквально силком затащил его в кондитерскую Шрюнгли и заказал довольно большую порцию шоколадного мороженого. Когда же официантка осведомилась, должно ли быть оно твердым, Крониг поспешил уточнить, что ему лучше подать его в полужидком виде, а Паули — в газообразном.


ОН НАЗЫВАЕТСЯ «ГЕКСАЦЕРАС ПЕНТАПОД»!


Однажды знаменитый английский писатель-сатирик Джонатан Свифт (1667–1745) обратился к не менее знаменитому естествоиспытателю Карлу Линнею (1707–1778), который уже в 32 года стал первым президентом Шведской академии наук:

— Простите, молодой человек, не могли бы вы мне подсказать, как по вашей классификации называется зверь, у которого пять ног и шесть рог?

— Уважаемый мэтр, — отвечал прославленный натуралист, — во-первых, не рог, а рогов. А во-вторых, во-вторых… — Тут создатель системы растительного и животного мира надолго задумался и, наконец, честно признался: — Не знаю!

— Как?! — изумился Свифт. — Это же предельно просто. Он называется «гексацерас пентапод», то есть пятиногий шестирог!


ЧТО НЕДОСТОЙНО СЕРЬЕЗНОГО ЧЕЛОВЕКА


Один из крупнейших английских математиков, Г. Х. Харди (1877–1947), непримиримо относился к тем, кто норовил побыстрее опубликовать свои работы, даже если они тривиальные и недостаточно глубокие.

— Серьезный человек, — твердил он своим ученикам, — не должен тратить время на выражение того, что общеизвестно: найдется масса людей, которые охотно сделают это за него…


КТО ТАКОЙ ИНЖЕНЕР-ПРАКТИК


У. Ранкин (1820–1872) был одним из первых английских инженеров, получивших университетское образование и смело применявших математику в исследовании инженерных задач. Такой образ действий, ставший ныне общепринятым, во времена Ранкина встречался нечасто, и коллеги не раз подначивали его:

— Инженеру-практику ни к чему забивать голову математикой.

— Согласен, — отвечал на это Ранкин, — но при условии, если вы именуете инженером-практиком человека, который сделал своей профессией увековечение ошибок предшественников…


ЗНАНИЕ, СТИМУЛИРОВАННОЕ МОДОЙ


Преподаватель Орехово-Зуевского педагогического института А. Маринбах как-то заметил, что некоторые студентки носят кулоны со знаками зодиака, соответствовавшими месяцам их рождения. Решив воспользоваться этой модой, берущей свои корни из уже позабытого суеверия, для повышения интереса к астрономии он на одном из занятий сказал:

— А ведь знаки на кулонах не согласуются с месяцами вашего рождения.

— Как так? — удивились студентки.

— А так: за две тысячи лет, когда возникло это суеверие, вследствие прецессии точка весеннего равноденствия переместилась из созвездия Овна в созвездие Рыбы и соответственно сдвинулись на одну позицию все остальные одиннадцать знаков зодиака. Если сомневаетесь, можете проверить сами. Умножьте годичную прецессию — 50,2 на 2000 лет и посмотрите, что получится. А еще лучше — приготовьте к следующему занятию подвижные карты звездного неба и по ним определите смещения…


ПЕРВОЕ ОФИЦИАЛЬНОЕ СООБЩЕНИЕ


В 1896 году слухи об удивительных лучах, открытых профессором Вюрцбургского университета В. Рентгеном (1845–1923), распространились столь быстро и обросли столь нелепыми домыслами, что Венское управление полиции, чтобы успокоить умы, поспешило обнародовать официальное сообщение. В нем говорилось:

«Ввиду того, что по нашему ведомству сведений о свойствах новых лучей не поступало, строго воспрещается проводить какие бы то ни было опыты впредь до окончательного выяснения вопроса и специального распоряжения полиции…»


ХОРОШО, ЧТО ПОПОЛАМ!


Как-то раз французский ученый Г. Кориолис (1792–1843), обосновавший ныне всем хорошо знакомую со школьной скамьи формулу кинетической энергии «эм вэ квадрат пополам», так спешил на лекцию, что по рассеянности натолкнулся… на каменную колонну и от удара головой потерял сознание. Придя в себя, он начал твердить странную фразу.

— Хорошо, что пополам, очень хорошо, что пополам…

Сбежавшиеся к месту происшествия студенты успокаивали своего профессора, клятвенно заверяя, что голова его, к счастью, цела, да и колонна, похоже, не пострадала.

— Да не о том речь! — вдруг с досадой перебил их Кориолис. — Хорошо то, что в моей формуле кинетической энергии «эм вэ квадрат» делится пополам. А если не делить пополам как предлагал Гюйгенс, тогда уж точно моя голова раскололась бы пополам!


О НЕВОЗМОЖНОСТИ БЕЗОПОРНОГО ДВИЖЕНИЯ


Однажды к выдающемуся французскому математику и философу Ж. д'Аламберу (1717–1783) заявился некий изобретатель, держа в руках машину, которая, по его словам, могла сама себя приводить в движение без всякой опоры на другие тела.

— Стало быть, вы утверждаете, что ваша машина будет двигаться в избранном вами направлении даже в мире, лишенном всех других тел, которые ей просто не нужны? — уточнил д'Аламбер.

И, получив утвердительный ответ, спросил:

— А как ваша машина угадает, где «вперед», а где «назад», если, кроме нее, вообще ничего нет на свете?

На это изобретатель ответить не смог, а д'Аламбер тут же записал в рукопись своего знаменитого трактата «Динамика»: «Тело не может само себя привести в движение, ибо нет никакого основания к тому, чтобы оно двигалось предпочтительнее в одну сторону, чем в другую».


РАССУЖДЕНИЕ О КОНЦЕ И НАЧАЛЕ


Однажды на заседании творческой лаборатории «Инверсор», действующей при нашей редакции, очередной докладчик в подтверждение своих необычно запутанных выводов напомнил фразу из повести Н. Лескова «Колыванский муж»: «В лесу было обнаружено мертвое тело и один конец палки, второй, как полиция ни искала, не нашли…»

Все рассмеялись, дотоле дремавшие слушатели разом оживились и стали наперебой демонстрировать свою эрудицию. Кто-то многозначительно произнес слова небезызвестного Козьмы Пруткова: «Где начало того конца, которым оканчивается начало?», кто-то игриво затянул припев популярной песенки: «Любовь — кольцо, а у кольца начала нет и нет конца…», а председатель лаборатории, авиаконструктор А. М. Добротворский (1908–1975), как всегда, повернул стихийные прения в творческое русло. Он предложил шутливый тест на сообразительность: чем отличается палка от термодинамики? Как ни пытались присутствовавшие, но найти какую-либо связь между столь разнородными понятиями никак не могли. И тогда Алексей Михайлович поделился своим «открытием»:

— Если в термодинамике есть два начала и ни одного конца, то у палки, наоборот, есть два конца и ни одного начала…


НЕ СНЯТЬ, А СНЯТЬ!


Известный русский и советский египтолог В. Струве (1889–1965) в молодости изучал надписи на фигурах сфинксов, установленных в Петербурге на набережных Невы. Так вот, он решил, что научную статью, посвященную этой работе, было бы неплохо проиллюстрировать не рисунками, могущими содержать искажения, а документальными фотографиями. Дабы получить такие снимки, Струве, особенно не задумываясь над стилистикой, обратился к петербургскому градоначальнику с прошением, в котором прямо так и написал:

— Прошу снять сфинксов на набережной Невы у Академии художеств для научной работы.

И незамедлительно получил язвительный ответ:

— Снять фигуры с пьедесталов весьма трудно. Вероятно, легче поставить леса и изучить сии творения Древнего Египта с них?


ЗДОРОВО, НО НЕПОНЯТНО!


В 1898 году английское общество корабельных архитекторов пригласило известного русского кораблестроителя А. Крылова прочесть лекцию о килевой качке корабля на волнении. Высокий научный уровень и свобода, с которой докладчик оперировал сложными математическими формулами, ошеломили британских инженеров. Президент общества сказал:

— Господа! Я нахожусь почти в таком состоянии, как забитый крестьянин из Корнуэлла, который на вопрос церковного старосты «Что ты думаешь о проповеди?» (а проповедник, должен заметить, был блестящим) сказал: «Проповедь была великолепной, но такому бедному человеку, как я, не суждено ее понять…»


«МЫ БУДЕМ ТОНУТЬ, А ОН БУДЕТ ОБЪЯСНЯТЬ…»


На том же съезде общества корабельных архитекторов главный строитель британского флота У. Уайт сделал доклад о постройке самой крупной в то время серии эскадренных броненосцев типа «Маджестик». Во время этого доклада адмирал Ч. Бересфорд, взглянув на расположение переборок на этих кораблях, проворчал:

— Все ясно! Мы, моряки, будем тонуть на этих кораблях, а сэр Уильям будет объяснять, почему мы потонули.

Адмирал как в воду глядел. В 1915 году при попытке прорыва через Дарданеллы «Маджестик» от одной торпедной пробоины опрокинулся и потонул…


ПЛАТА ЗА ДОБРО


Известный русский ученый, профессор Московского университета Н. Бугаев (1837–1903) — отец поэта Андрея Белого — отличался довольно своеобразным характером. Так, однажды к нему обратился за содействием молодой математик Л. Лахтин, искавший место преподавателя. Бугаев принял просителя весьма сурово, и никаких обещаний поддержать его не дал. Однако через несколько дней выяснилось, что профессор переговорил с кем надо, дал соискателю лестную характеристику, и вскоре тот получил место.

Позднее Лахтин узнал, что такой образ действий был обычен для Бугаева.

— Всякое доброе дело, — не уставал повторять он, — надо искупить своим страданием: иначе было бы слишком легко делать добрые дела.

А раз на студенческом концерте Н. Бугаев с женой оказались рядом с молодым и красивым профессором Н. Жуковским. На втором акте жена попросила Бугаева поменяться с ней местами и села рядом с Жуковским, чтобы время от времени пользоваться его биноклем.

Бугаев был этим страшно недоволен и впоследствии не упускал случая попенять Жуковскому:

— Нет, нет, что бы ни говорили, а вы человек опасный. Недаром же усы колечком закручиваете…


ПРОБКА ДА ВИЛКА — ВОТ И ПРИБОР


В 1930 году молодой советский физиолог и биохимик Е. М. Крепс (впоследствии академик), будучи в Кембридже, зашел в подвал физиологического института в лабораторию маститого ученого Хартри — старого сотрудника А. В. Хилла, лауреата Нобелевской премии. Хартри прославился как тонкий исследователь временных отношений в процессах возбуждения и сокращения мышцы. Так вот, зайдя в лабораторию, Евгений Михайлович поразился увиденному: перед высокочувствительным гальванометром в штативе была зажата пробка с воткнутой в нее столовой вилкой. На вопрос, что бы это значило, Хартри ответил, что однажды, когда он с Хиллом ставил опыт, им понадобилось для отсчета интервалов времени устройство, способное прерывать луч, падающий на зеркальце гальванометра. Под рукой не было подходящего прибора, но, к счастью, период колебаний вилки оказался как раз таким, какой требовался. С тех пор лет двадцать она и служила прерывателем.

Этот случай напоминает о тех временах, когда крупные открытия нередко делались с помощью простейшей техники.


ЧТО СТРАШНЕЕ?


Профессор Артиллерийском академии имени Ф. Э. Дзержинского В. Рдултовский, крупнейший специалист по взрывателям и дистанционным трубкам, не раз проявлявший замечательное мужество при разборке неразорвавшихся снарядов, весьма опасался высокого начальства. Как-то раз на полигоне после работы коллеги спросили его:

— Владимир Иосифович, почему вы не боитесь взрывателя, ежесекундно угрожающего вашей жизни, а перед начальством робеете?

— А потому, — ответил он, — что когда я разбираю взрыватель, который не сработал при выстреле, то я знаю, что он может со мной сделать, и знаю, как с ним обращаться, чтобы не получилось беды. Я сам всем управляю, и погубить меня может только моя оплошность. А начальства я боюсь потому, что оно мной управляет по собственному разумению, и я даже представить не могу, что оно в данный момент намерено со мной сделать…


НИКАКИХ ФОКУСОВ!


Однажды курсант той же Артиллерийском академии В. Елисеев, ставший впоследствии видным деятелем советской артиллерии, сдавал экзамен по физике.

— Скажите, какие вы знаете фокусы? — спросил его преподаватель, имея в виду фокальные точки в оптике.

Не поняв вопроса, Елисеев усмехнулся и назидательно заметил экзаменатору:

— Физика — наука серьезная, и никаких фокусов в ней нет…


ТОЛЬКО БЫ ДЯДЮ УБЕДИТЬ!


Как-то раз знаменитый афинский философ Сократ (470–399 гг. до н. э.) встретил на улице молодого человека по имени Главкон, который, задумав стать государственным деятелем, усердно произносил речи в народных собраниях.

— Слышал я, Главкон, что метишь ты в начальники, — сказал Сократ.

— Да, признаться, имею такое желание, — отвечал молодой честолюбец.

— Ах, какая прекрасная доля! — воскликнул Сократ. — Как можно прославиться на этой ниве, сколько добра можно принести отечеству! Но скажи, что же ты собираешься предпринять для пополнения казны? А для усиления военной силы? Для внутренней охраны государства? Для снабжения Афин продовольствием?

Главкон мялся и отвечал, что у него, дескать, не было еще случая обо всем этом хорошенько поразмыслить.

— Ну тогда, может быть, ты взялся бы поправить расстроенные дела дяди, в доме которого живешь? — спросил Сократ.

— Я охотно бы взялся за это дело, — промямлил Главкон, — да боюсь, что он не станет слушать моих советов…

— Ну вот, ты не можешь убедить даже своего дядю, а воображаешь, что способен своими речами уговорить всех афинян и его в том числе…

Ошеломленный молодой человек после такой беседы образумился.


СПЕСЬ ИНОГО РОДА


Однажды философ Диоген (400–325 гг. до н. э.) заметил в праздничной толпе богато одетых родосских юношей. Он рассмеялся и громко сказал: «Это спесь!» И тут ему на глаза попались лакедемоняне в грязных лохмотьях. «А это тоже спесь, но только иного рода», — заявил философ.


НЕВОЛЬНАЯ РЕЗВОСТЬ ОПАСНА ВДВОЙНЕ


Американский изобретатель Г. Кертисс, работавший над созданием гидросамолетов, одним из первых столкнулся с интересной особенностью этих машин: если скорость при посадке была слишком велика, прикосновение поплавков к воде резко подбрасывало самолет в воздух. Как-то раз один из учеников Кертисса во время тренировочных полетов забыл об этом коварном свойстве гидросамолета и, заходя на посадку, не погасил скорость…

Подброшенный в воздух ученик сделал второй заход — и снова такая же история… Растерявшийся пилот делал заход за заходом и все никак и, мог приводниться, а на берегу между тем уже начали собираться зеваки, к великой досаде Кертисса. Когда наконец после десятка заходов ученик с грехом пополам плюхнул машину на воду, изобретатель с притворной улыбкой обратился к ошарашенной публике:

— Не извольте беспокоиться! Чего с него взять, ведь еще мальчишка — ишь поскакать, порезвиться захотелось.

А своим сотрудникам вполголоса добавил в назидание:

— Клянусь, еще два-три прыжка, и я бы, пожалуй, его пристрелил, чтобы не мучился.


ТЫСЯЧУ ФРАНКОВ ЗА ПЯТЬ


По контракту, заключенному между знаменитым французским писателем А. Дюма и директором парижского театра-варьете, последний обязывался выплачивать писателю сверх гонорара по тысяче франков всякий раз, когда его пьеса после двадцатого представления давала больше 60 тыс. франков сбора. Поскольку пьесы пользовались большим успехом и условия контракта явно выполнялись, Дюма как-то раз зашел после первого акта двадцать пятого представления за своими деньгами. Но директор, увиливая от уплаты, заявил, что выручка не достигла оговоренной суммы. Для пущей убедительности он даже назвал первую пришедшую ему на ум цифру: 59997 франков.

Дюма молча вышел и, вернувшись через несколько минут, сказал, протягивая директору только что купленный входной билет:

— За него я выложил пять франков. Надеюсь, теперь, когда выручка составила 60002 франка, вы не станете утверждать, что условия контракта не выполнены…


«ГИБЕЛЬНАЯ ПРИВЫЧКА ВЕКА»


В 1832 году на публичном испытании воспитанников Института корпуса инженеров путей сообщения его директор, генерал-лейтенант Базен, выступил с необычной речью-поучением. В ней он заклинал своих юных слушателей читать записки академии, научные журналы и ученые трактаты со всей «тщательностью, соделывавшеюся необходимою по гибельной привычке нашего века писать без разбора»…


А ВОТ ЭТОГО НЕЛЬЗЯ!


Как-то раз известного американского физика Р. Вуда пригласили прочесть лекцию в одном научном учреждении на тему «Пламя». Для иллюстрирования своих умозаключений Вуд разработал целый каскад эффектных демонстраций. И когда с кафедры лилась речь ученого, его ассистенты священнодействовали со всевозможными устройствами и аппаратами. В затемненном зале пылали ацетиленовые горелки, лились дожди раскаленных добела капель расплавленной стали, с ревом били в потолок столбы голубого огня, которые под конец оглушительно взрывались.

По завершении лекции Вуд вытер пот со лба и вытащил свою курительную трубку… Но не успел он чиркнуть спичкой о коробок, как стоявший у стены пожарный, все это время ошеломленно созерцавший происходящее, грозно прикрикнул:

— Эй, там, на кафедре! А уж этого делать никак нельзя!


СЕМНАДЦАТЬ «НО» ИСТИННОГО ГЕРОЯ


Как-то раз великого русского полководца А. В. Суворова спросили, какими качествами должен быть наделен, по его мнению, истинный герой. На этот вопрос Александр Васильевич ответил так:

— Истинный герой должен быть отважным, но без запальчивости; скорым, но без опрометчивости; расторопным, но с рассуждением; подчиненным, но без унижения; начальником, но без кичливости; победителем, но без тщеславия; благородным, но без гордости; ласковым, но без лукавства; твердым, но без упорства; скромным, но без притворства; приятным, но без легкомыслия; искательным, но без ухищрения; проницательным, но без пронырства; откровенным, но без оплошности; приветливым, но без околичностей; услужливым, но без всяких выгод для себя; решительным, но без упрямства.

Остается добавить, что сам полководец обладал этими свойствами в полной мере.


ГДЕ ОПАСНЕЕ БЫТЬ


В другой раз А. В. Суворова спросили, сколько он получил ранений. На это Александр Васильевич ответил, что был ранен 32 раза: «два — на войне, десять раз дома и двадцать — при дворе».


НА СЛУЖБЕ НИЧТО НЕ ВРЕДНО!


Известный русский военный инженер генерал К. Модерах, под руководством которого были облицованы гранитом набережные Фонтанки и Екатерининского канала в Петербурге, не щадил себя на службе и нередко насквозь промокал под дождем. Приходя же домой, он начинал кутаться и заставлял тщательно законопачивать все щели, опасаясь сквозняка. Когда домашние напоминали ему при этом, что какой-нибудь час назад он бесстрашно мок под дождем и не боялся холода, бравый вояка отвечал:

— Там — другое дело, там — я на службе, а на службе — ничто не вредно!


ИЛИ — ИЛИ…


Как-то раз знаменитый французский химик М. Бертло (1827–1907), отличавшийся пунктуальностью, взял к себе в ассистенты одного весьма рассеянного молодого человека, который, постоянно опаздывая, ссылался на неточность хода своих часов. В конце концов выведенный из себя Бертло заявил помощнику:

— Вот что сударь! Или вы смените свои часы, или я сменю вас…


КТО ТАКИЕ «САТЕЛЛИТЫ»?


Крупному советскому технологу, Герою Социалистического Труда Э. А. Сателю (1885–1968) нередко доводилось отстаивать свою точку зрения на бурных совещаниях, в которых страсти дискутирующих сторон зачастую достигали высокого накала. Как-то раз Эдуард Адамович прибыл на такое совещание с целой группой своих единомышленников. Когда они «в полной боевой готовности» дружно вошли в зал, один из оппонентов, затравленно глядя на спутников Сателя и, видимо, предчувствуя неизбежное поражение, в панике пробормотал:

— Ну вот, приехали на нашу голову… «сателлиты»…


ЧТО ЗНАЧИТ «НАВАЛИВАТЬ»?


До революции крупнейшим судостроительным предприятием на юге России считался завод Наваль — типичный автономный завод, который строил корабли целиком от киля до клотика, не заказывая на стороне ни одного механизма, ни одной детали. Директор-распорядитель Николаевских заводов Н. Дмитриев, подчеркивая универсальность этого предприятия, не раз говаривал:

— Если прикажут сделать пианино для миноносца, Наваль сделает пианино. Нужно изготовить пожарный насос — изготовит и его. Понадобится клетка для канарейки в кают-компанию — Наваль выдаст и клетку. Видно, и название-то ему дали «Наваль» потому, что на него можно «навалить» любой заказ…


НЕ ТАК УЖ И ГЛУПА!


Астроном по профессии и геометр по призванию А. Мёбиус (1790–1868) — тихий, скромный человек, не отличавшийся излишней веселостью, — однажды ранним весенним утром был встречен разгневанной супругой. Она категорически требовала немедленно уволить юную служанку, которая настолько бездарна, что даже не способна правильно сшить ленту. Хмуро разглядывая злосчастную ленту, профессор вдруг просиял: он увидел, что у нее нет изнанки, а только одна лицевая сторона!

— Да ведь это же односторонняя кольцевая поверхность! — воскликнул профессор. — Ай да Марта! Девочка не так уж и глупа!


НЕ В БРОВЬ, А В ГЛАЗ!


Ж. Гей-Люссак (1778–1850) — крупнейший французский химик и физик — во время одного из своих химических опытов лишился глаза. Как-то раз его встретил епископ Сиезский — самонадеянный богослов, попавший в число «бессмертных» Французской академии по протекции.

— Не понимаю, как можно быть ученым, имея всего один глаз! Что можно увидеть одним глазом?

— Да побольше вашего, — не растерялся Гей-Люссак. — Вот, например, я вижу у вас два глаза, а вы у меня — только один!


НЕМОЙ УКОР


Известный московский терапевт, профессор Г. А. Захарьин (1829–1897) каждый раз, когда ему приходилось проезжать на извозчике мимо Ваганьковского кладбища, конфузливо отворачивался в сторону и закрывал лицо руками. Однажды с ним в пролетке находился его ученик, доктор А. Остроумов. Увидев столь непонятное и странное поведение своего учителя, он воскликнул:

— Григорий Антонович! Да что это вы, зачем так делаете?

— Лежащих там стыжусь, — признался ему Захарьин.

— Почему?

— Так ведь, батенька, неловко. Многие из них у меня лечились!


«ТОГДА ПЛАТИТЕ НАЛИЧНЫМИ…»


В годы первой мировой войны академик И. М. Губкин (1871–1939) находился в США, куда его командировали для изучения нефтяных месторождений. Как-то раз для геологоразведочной партии, при которой он состоял, потребовалась взрывчатка. Недолго думая, Губкин зашел в ближайший магазин, где продавалось все, от гвоздя до бурильной установки, и приобрел большую партию динамита. При оформлении сделки он, не имея при себе крупной суммы, спросил хозяина магазина:

— Можно взять товар в кредит, или нужно платить наличными?

— Если вы не в первый раз работаете с нашим динамитом, — равнодушно сказал хозяин, — то сойдет и в кредит.

— Нет, я в первый раз, — честно признался Иван Михайлович.

— Тогда платите наличными, — заявил хозяин, с сожалением оглядывая Губкина.


ДЛЯ ЧЕГО «НИЧЕГОМЕР»?


На заре кибернетики в США появилась в продаже странная игрушка, представлявшая собой ящик с кнопкой. Стоило нажать на нее, и из футляра доносилось недовольное ворчание, он отгрызался, из него высовывалась искусственная рука… Выключив прибор, она снова убиралась в ящик, крышка закрывалась, и все затихало.

Вот эта-то игрушка и навела на мысль сотрудников некоторых капиталистических фирм соорудить машины, основная цель которых — создать видимость серьезной научной работы. На их табло загадочно мелькали огоньки, на шкалах измерителей многозначительно колебались стрелки, внутри трудолюбиво гудели зуммеры. И все это только для того, чтобы поразить воображение профанов, от которых зависело финансирование настоящих, но внешне менее эффектных исследований.

Известный американский медик Дж. Брокман первый обратил внимание на то, что у этих псевдонаучных устройств нет специального названия.

— Существующий термин «идиотский ящик», — пишет он, — следует оставить для телевизора. А для этих установок нужно такое название, которое можно было бы произносить с важностью и достоинством. На мой взгляд, лучше всего подходит «анергомер», что попросту означает — «ничегомер»…


ДЕЛО НЕ В ПРИБОРЕ


Когда немецкий химик В. Оствальд (1853–1932) впервые увидел скромную лабораторию и несовершенные приборы, с помощью которых знаменитый шведский химик Й. Берцелиус (1779–1848) сделал свои замечательные открытия, он был ошеломлен.

— Мне стало совершенно ясно, — говорил он коллегам, — как мало зависит от прибора и как много от человека, который перед ним стоит!


НЕ ОН, А Я!


Знаменитый Луи Пастер (1822–1895) был рекомендован кандидатом в действительные члены Парижской академии наук. По существующей традиции он должен был до голосования нанести визиты маститым академикам. Узнав об этом, учитель Пастера знаменитый французский химик Ж. Дюма (1800–1884) заявил:

— Я запрещаю ему приезжать ко мне! Это не он, а я отправлюсь к нему и горячо поблагодарю за то, что он любезно согласился стать членом нашей академии!


ПЯТНАДЦАТЬ МИНУТ, НЕ БОЛЬШЕ!


Крупный организатор и руководитель советской промышленности В. А. Малышев (1902–1957) терпеть не мог пустословия, порождаемого незнанием существа дела, и обычно без всякой пощады прерывал выступления страдающих этим пороком ораторов. Но как-то раз на совещании он повел себя весьма необычно. Докладчик откровенно «льет воду» пять минут, десять… Малышев хмурится, багровеет, но молчит. Прошло еще пять минут, и вдруг Малышев стремительно вскочил:

— Ну, все, хватит! Нет сил моих больше терпеть! — И, обращаясь к присутствующим, пояснил: — Я сам себе задал вопрос: сколько я смогу слушать человека, абсолютно не знающего предмета, о котором он говорит? И вот теперь я это установил: пятнадцать минут!


ЧТО ТАКОЕ «ВХОД»?


Инженер-адмирала Н. В. Исаченкова (1902–1969) — крупного руководителя советского кораблестроения — сильно раздражала приверженность некоторых его сотрудников и аббревиатуре. «Я перестаю понимать вашу мысль, как только наталкиваюсь на частокол сокращений в подготовленных вами документах, — говорил он. — Ну, разве можно читать через каждое слово все эти ПКРК, ГСН, АФА, КОЗ, ВДП и т. д.?» Но, увы, все его увещевания не достигали цели.

И вот в один прекрасный день на документах, поданных адмиралу на подпись, его подчиненные увидели размашистую резолюцию: «ВХОД», «ВХОД», «ВХОД»…

— Что такое ВХОД? — ломали они голову. — «Входящий»? А куда входящий? Может быть, это означает «ВХОД»?

В конце концов они решили спросить у Исаченкова, что же он имел в виду.

— А это аббревиатура, — сказал он. — Она означает: вы халтурно оформляете документы…


НАЙДЕТЕ ВСЕ, ЧТО ИНТЕРЕСУЕТ


Как-то раз инженеры-ракетчики обратились за консультацией к американскому математику фон Нейману (1903–1957), но тот отмахнулся от них:

— Я разработал полную математическую теорию ракет. Возьмите мою работу 1952 года, и вы найдете в ней абсолютно все, что вас интересует.

Специалисты засели за проектирование, послушно следуя всем выводам теории фон Неймана. Как же были они возмущены, когда при запуске ракета незамедлительно взорвалась и разлетелась на куски!

— Мы точно выполнили все ваши рекомендации, и вот результат… В чем дело? — подступились они к Нейману.

— То, о чем вы говорите, — невозмутимо ответил маститый ученый, — относится уже к теории сильного взрыва. Я рассмотрел ее в своей работе 1954 года. В ней вы найдете абсолютно все, что вас интересует…


ПОТЕХА — ДЕЛУ ПОМЕХА


Сухиро Хонда, основатель известной японской автомобильной фирмы, вспоминает, что в 1951 году он и его компаньон Фуджисава, отчаянно нуждаясь в средствах, решили попросить кредиты в банке «Мицубиси». Дабы расположить к себе финансовых воротил, они на остатки денег устроили роскошный банкет. Пока гости ели и пили, компаньоны развлекали их тем, что с небольшой сцены дуэтом рассказывали анекдоты.

На следующий день Хонда и Фуджисава отправились в банк, твердо уверенные, что получат нужную им сумму. Каково же было их разочарование, когда на своем заявлении они увидели категорическую резолюцию: «Банк не может доверять фирме, которой руководят два клоуна».


ПО-ПРОСТОМУ…


Профессор Московского университета М. Г. Павлов (1793–1840) был кумиром московского студенчества 1830-х годов, которому он весьма терпеливо и искусно прививал любовь к философии. Как-то раз Павлов разговорился о своем любимом предмете с одним знакомым купцом.

— Эх, Михаил Григорьевич! Охота вам тратить время на такое пустое занятие, которое двумя словами очерчено быть может?

— Как так? — удивился Павлов.

— А очень просто. Ежели, скажем, приятель просит у меня денег взаймы, то это — философия экспериментальная. А ежели я ему отказываю, то это — натуральная!


«ПТИЧИЙ ЯЗЫК-С»…


Профессор Московского университета Д. М. Перевощиков (1790–1880), много сделавший в распространении астрономических и физических знаний в русской публике, очень скорбел по поводу того, что А. И. Герцен, начинавший как астроном, переключился впоследствии на философию.

— Очень жаль-с, — сказал он как-то Александру Ивановичу, — что обстоятельства помешали вам заниматься настоящим делом-с. У вас прекрасные были способности-с!

— Да не всем же за вами на небо лезть, — отшучивался Герцен. — Мы здесь, на земле, займемся кой-чем.

— Помилуйте, какое же это дело-с? — сокрушался Дмитрий Матвеевич. — Читал я ваши статьи по философии-с… Понимать нельзя! Ей-ей, для меня — птичий язык-с…


«ЕСЛИ БЫ, ДОПУСТИМ, ДАМА…»


В 1900 году, после успешного завершения работ по возобновлению прототипов, управляющий Главной палатой мер и весов Д. И. Менделеев (1834–1907) решил вместо премии поощрить своих сотрудников поездкой на Всемирную выставку в Париж. Когда министр финансов С. Витте увидел список командируемых, где числилось 16 человек, включая палатского слесаря и столяра, он рассвирепел и начертал категорическое: «Отказать!» Увидев такое, Дмитрий Иванович немедленно отправился к директору департамента торговли и мануфактур В. Ковалевскому и демонстративно вручил ему прошение об отставке. Расстроившийся Ковалевский, как мог, успокоил Дмитрия Ивановича и, улучив подходящий момент, озабоченно спросил у Витте:

— Сергей Юльевич! Если бы, допустим, дама, которую вы любите, сказала вам: «Купи 16 аршин ленты, а то я из окошка выброшусь» — что бы вы сделали?

— Разумеется, купил бы, — не подозревая подвоха, обидчиво заявил Витте.

— Ну, так вот эта дама, которую мы оба очень любим, — Дмитрий Иванович Менделеев, подает в отставку, ежели мы не пошлем в Париж 16 человек его служащих, да-да, и слесаря, и столяра в том числе. Он ничего не уступает и не желает уступать, и его прошение об отставке у меня в кармане. А вот, кстати, его ходатайство с вашей резолюцией.

Столь неожиданный поворот разговора поставил Витте в тупик — он задумался, в конце концов рассмеялся, зачеркнул «Отказать», написал «Исполнить», и вся менделеевская «команда», как и обещал Дмитрий Иванович, поехала в Париж.


«К МИЛЫМ БАРЫШНЯМ…»


В 1898 году Д. И. Менделеев зачислил в штат Главной палаты мер и весов первого сотрудника-женщину — О. Озаровскую, а еще через месяц принял на работу ее подругу. Молодые женщины быстро освоили довольно сложную технику вычислений и стали гордостью управляющего. Когда кто-то из посетителей палаты поинтересовался у него методикой расчетов, Дмитрий Иванович добродушно посоветовал:

— А по этим вопросам вы обращайтесь к барышням, к милым барышням, они уж на этом деле…

Дмитрий Иванович должен был докончить: «собаку съели», вспоминает Озаровская, но, должно быть, подумал, какой это неделикатный образ для деликатных существ, и закончил: «Собачку скушали!»

Позднее, желая похвалить подругу Озаровской, он однажды сказал:

— А знаете, она на вас походит, вроде вас… э-э-э… Не редькой голова! Не редькой-с!


«В МОРЕ НЕТ ВЫХОДНЫХ…»


Знаменитый пароход-гигант «Грейт Истерн», созданный в середине XIX века английским инженером И. Брюнелем, был столь огромен и необычен, что в морском лексиконе не нашлось даже терминов для обозначения шести его мачт Пришлось назвать их по дням недели: «мачта-понедельник», «мачта-вторник», «мачта-среда» и т. д.

Будучи пассажиром «Грейт Истерн», известный писатель-фантаст Жюль Верн решил разыграть матроса, любезно объяснявшего ему название мачт, и спросил:

— А почему же не поставили еще и «мачты-воскресенья»?

— Потому что в море нет выходных, сэр! — с достоинством ответил моряк.


ЭКСЦЕНТРИК ИЛИ КОРАБЛЬ?


Как-то раз, командуя корветом «Витязь», С. О. Макаров — впоследствии знаменитый адмирал — решил большим ходом войти к Морской канал, ведущий из Петербурга в Кронштадт. И вдруг в самый ответственный момент одна из машин корвета остановилась, и он едва не ударился кормой о стенку канала. Когда аварийная ситуация миновала, Макаров вызвал к себе старшего механика и потребовал объяснений.

— Я сам ее застопорил, поскольку сильно стал греться бугель эксцентрика, — простодушно признался тот.

Макаров пришел в ярость.

— Ломайте машину, пусть она хоть завизжит, хоть затрещит, но без команды с вахты не смеете ее останавливать, — отчеканил он. — Я списываю вас на берег, поскольку не могу доверять человеку, который из-за эксцентрика готов погубить весь корабль!


УВАЖИТЕЛЬНАЯ ПРИЧИНА


Когда в 1814 году один из наполеоновских генералов сдал русским без боя крепость Суассон, император, всегда считавший, что «крепость есть такая машина, которая должна работать с полной силой до конца», пришел в бешенство. Вызвав к себе незадачливого вояку, он грозно спросил его, почему крепость капитулировала без единого выстрела?

— Государь! — развел руками генерал. — Тому было восемнадцать причин. Во-первых, у меня не было пороха…

— Достаточно одной этой причины, — прервал его Наполеон. — Остальные семнадцать можете оставить себе!


МОЖНО И ПОТЕРПЕТЬ


Среди сподвижников Петра I обер-прокурор Сената Г. Г. Скорняков-Писарев занимал особое место. Он отличался весьма тяжелым и суровым характером, на его мелочную придирчивость, формализм, чрезмерную взыскательность в служебных делах и привычку все говорить «в лоб», без излишней дипломатии, нередко жаловались царю. Тем не менее Петр доверял этому сановнику самые важные дела и самые деликатные поручения. А на советы придворных отстранить такого угловатого и трудно терпимого в служебных отношениях человека от обсуждения государственных дел неизменно отвечал:

— Не могу! Если удалю его, то и другие забоятся говорить правду!


А НЕДОСТАТКОВ ЧТОБЫ НЕ БЫЛО!


Как-то раз в бытность В. А. Малышева (1902–1957) министром судостроительной промышленности между корабелами и моряками разгорелся спор по поводу конструкции корабельного мостика. Заказчики требовали одно, исполнители же предлагали другое. В конце концов у министра состоялось решительное совещание, на которое были приглашены обе стороны.

— Докладывайте! — приказал Малышев главному конструктору.

— В предложении моряков есть 32 недостатка, — пошел тот в наступление и стал перечислять. — Во-первых… Во-вторых… В тридцать первых…

Когда он закончил, министр спросил:

— Все?

Конструктор, поразмыслив, добавил:

— Есть еще два недостатка: такой-то и такой-то…

— Теперь все? Не спешите, подумайте как следует.

— Да вроде бы все…

— Ну, так вот! — подытожил Малышев. — Сделать нужно так, как требуют заказчики. А что касается недостатков, которые вы здесь так четко сформулировали, то нужно, чтобы их не было.


ЧТО РАЗРЕШАЕТСЯ ПО ПРОТЕКЦИИ…


В судостроительной промышленности работал один талантливый и энергичный инженер, которого В. А. Малышев ценил как знающего и добросовестного работника. Однажды в присутствии министра стали недоброжелательно говорить об этом человеке, объясняя его продвижение по службе исключительно протекцией. Послушав эти разговоры не более полуминуты, министр пресек злоречие, заявив:

— Нет ничего предосудительного в том, чтобы быть талантливым и работящим по протекции…


КАК МОЖНО МЕНЬШЕ ОШИБОК…


Б. Бейкер (1840–1907) в конце XIX века заслужил репутацию самого выдающегося английского инженера-строителя. И действительно, на его счету такие грандиозные сооружения, как Фортский мост, бывший самым крупным мостом в мире более 20 лет, и знаменитые плотины на Ниле близ Асьюта и Ассуана. Как-то раз газетные репортеры спросили прославленного инженера, какими принципами он руководствовался при создании этих шедевров.

— Когда нет образцов, которым можно было бы следовать, — ответил Бейкер, — у инженера остается только один путь к успеху: стараться совершить как можно меньше ошибок…


РАСЧЕТЫ — ЭТО ПУТЬ ДЛЯ ФАНТАЗИИ


Швейцарский инженер Р. Майяр (1872–1940) прославился рядом железобетонных конструкций (в том числе и мостов), положивших начало современному «техническому» стилю в архитектуре. Это произошло как раз в то время, когда в публике бытовало мнение, будто точные формулы, правила и нормы в строительстве сделают невозможным инженерное творчество, положат предел конструкторской фантазии. Майяр решительно возражал против такого мнения.

— Конструктор, — говорил он, — сталкивается с таким множеством факторов, которые невозможно учесть никакими формулами и нормами, что самый точный расчет — это лишь указатель пути, по которому ему следует направить творческую фантазию!


КОГДА ПОЛЕЗЕН «ЖИДКИЙ БАЛЛАСТ»


Перед войной среди советских судостроителей было много споров о допустимости приема жидкого балласта на надводных кораблях для замещения израсходованного топлива. Сторонником этой идеи был известный специалист, академик Ю. Шиманский (1883–1962), а против выступал контр-адмирал В. Власов (1896–1959). И вот в 1940 году их обоих вызвали в Москву, где они должны были изложить свои соображения членам правительства.

После доклада Шиманского выступил Власов с резкими возражениями против жидкого балласта, начался диспут, который разгорался с каждой минутой, и тогда председательствующий поспешил объявить перерыв на обед. За столом, предложив инженерам отведать лимонада, он шутливо спросил Власова:

— Ну а здесь вы, надеюсь, не против «жидкого балласта»?

— Разумеется, не против, — рассмеялся Власов, и возникшая было напряженность сразу же разрядилась. После обеда совещание приобрело сугубо деловой характер, без излишней эмоциональной окраски.


РАЗНИЦА МЕЖДУ «НАМИ» И «НИМИ»…


Во время знаменитого Швейцарского похода, когда А. В. Суворов (1730–1800) был главнокомандующим объединенных русско-австрийских войск, союзники всячески уклонялись от выполнения своих обязательств, и основная тяжесть боевого марша выпала на долю наших солдат. После блистательного завершения этой труднейшей в истории войн кампании, австрийцы, желая показать, что, дескать, и «они пахали», вознамерились выпустить памятную медаль в честь героического похода. Узнав об этом, Суворов только и сказал:

— На одной стороне этой медали надо отчеканить российский герб с девизом «бог с нами». А на другой — австрийский герб с девизом «бог с ними»!


ЧИНОВНИЧЬЯ АРИФМЕТИКА


В середине 30-х годов XIX века министерство внутренних дел Российской империи захватило модное увлечение статистикой.

Во всех губернских городах было велено завести комитеты, которым предписывалось собрать массу всевозможных сведений, обработать их по заранее разосланным программам и представить отчеты с таблицами и выводами. Это грозное мероприятие застало чиновников врасплох. Так, по воспоминаниям А. И. Герцена (1812–1870), из заштатного городка Кая в губернскую канцелярию Перми, куда был сослан Александр Иванович, поступили такие сведения: «Утопших — 2. Причины утопления неизвестны — 2. Итого — 4».


ПУЛЕМЕТ-«ДЕНЬГОМЕТ»


Когда слухи о том, что изобретатель Х. Максим (1840–1916) изобрел пулемет, выпускающий 666 пуль в минуту, достигли Китая, известный сановник Ли Хунчжан (1823–1901) поспешил в Англию. Едва ступив на берег, он заявил: «Я хочу немедленно видеть Хайрема Максима». Встреча состоялась, и Максим продемонстрировал именитому гостю губительное действие своего оружия. Потрясенный Ли спросил:

— Глубокоуважаемый мастер, а во сколько же обходится стрельба из столь изумительного, превосходно сделанного пулемета?

— 130 фунтов стерлингов в минуту, — лаконично ответил Максим.

— Пожалуй, этот замечательный пулемет стреляет слишком быстро для Китая, — после длительного раздумья наконец промолвил Ли…


ПРИПИСКА КАРТОГРАФОВ


В XVII веке Парижская академия наук предприняла обширные работы по составлению новых карт Франции на основе более точных измерений долгот. Когда работы были завершены, выяснилось, что на старых картах истинные размеры государства были значительно завышены. Столь неприятное открытие вызвало сильное недовольство короля Людовика XIV.

— Эти ученые, — раздраженно воскликнул он, — уменьшили территорию Франции куда больше, нежели мои генералы увеличили!


ПРАВИЛА ПРЕЖДЕ ВСЕГО


Профессор А. Л. Ловецкий (1787–1840), человек весьма педантичный и строгих правил, много лет читал в Московском университете минералогию. Готовя лекционный курс, он разработал единый типовой формуляр для характеристики минералов, от которого уже никогда и ни при каких обстоятельствах не отступал. Это порой заставляло его невольно произносить явные нелепицы, которые вызывали оживление и смех в аудитории. Так, характеризуя тот или иной минерал, Ловецкий вдруг страдальчески морщился, но тем не менее упорно заявлял:

— Кристаллизация — не кристаллизуется. Употребление — никуда не употребляется. Польза — вред, приносимый организму.


ЛУЧШЕ СДАМ ЭКЗАМЕН!


Среди многочисленных учеников В. П. Горячкина (1868–1935) — основоположника науки о сельскохозяйственных машинах — был один способный юноша, быстро усваивавший науки. Обрадованный Горячкин взял его к себе в аспиранты, и тут начались неожиданные сбои: молодому ученику никак не давалось решение технических задач, важных для практики. Однажды, когда Горячкин предложил своему новому аспиранту еще одну практическую задачу, тот взмолился:

— Лучше поручите прочесть еще одну книгу, и я сдам вам по ней экзамен. Я понял: последний куда проще, чем работа!


ВОТ ТАК СРЕЗАЛ!


В 1773 Году в Петербург по личному приглашению Екатерины II приехал известный французский философ-энциклопедист Дени Дидро (1713–1784). Введенный в заблуждение либеральными высказываниями императрицы, он счел возможным вести себя без особого «политеса» — держался независимо, по каждому вопросу придерживался своего мнения, часто противоречившего узаконенной, официальной точке зрения.

Поначалу все это забавляло Екатерину II, однако вскоре она поняла, что в своей игре в просвещенность может зайти слишком далеко и надо любыми средствами остановить нападки гостя, прежде всего на церковь и ее служителей. Но как это сделать, не нарушив законы гостеприимства?

Выход из деликатного положения подсказал знаменитый петербургский математик Леонард Эйлер (1707–1783), вполне овладевший языком дипломатии. Однажды, когда в одном из петербургских салонов Дидро затеял очередной разговор о том, что никого на небе нет, Эйлер с самым серьезным видом возразил ему:

— Сударь! Ведь, как известно, (a + bn) / n = x. Значит, всевышний существует! Не станете же вы отрицать столь элементарную математическую формулу?

Дидро от этой завуалированной нелепицы смешался и сразу не нашел что сказать. Вокруг засмеялись, и серьезность темы беседы была утеряна. На следующий день при появлении философа в зале раздались смешки, и вскоре Дидро, поняв, что к чему, испросил разрешения у императрицы покинуть Россию.


ГЛАВНОЕ, ЧТОБЫ БЫЛО ТИХО!


Когда городские власти Геттингена приняли решение проложить трамвайную линию вдоль Вендерштрассе — главной и самой длинной улицы города, сотрудники знаменитого Геттингенского университета бурно вознегодовали. Они не без оснований полагали, что трамвайный трезвон отвлечет их от ученых занятий, пагубно скажется на прилежании студентов. И тогда профессор университета, известный математик Д. Гильберт (1862–1943), направил в муниципалитет письмо ультимативного содержания:

«Персонал университета категорически возражает против прокладки трамвайной линии по Вендерштрассе, поскольку шум помешает нашей работе. Если линия все же будет построена, то университет немедленно переедет в другой город».

На следующий день он получил извещение, что муниципалитет пересмотрел свое решение.


СЕКРЕТ ДЕДУКТИВНОГО МЕТОДА


Как-то раз английский писатель Артур Конан Дойл (1859–1930), врач по образованию, приехал в Париж. На вокзале к нему с решительным видом подошел таксист, молча взял его чемодан, сунул в багажник и, лишь сев за руль, осведомился:

— Так куда ж вас отвезти, месье Конан Дойл?

— Как, вы знаете меня? — приятно изумился писатель.

— Впервые вижу, — признался шофер.

— Как же тогда узнали, кто я?

— Да воспользовавшись описанным вами дедуктивным методом, — гордо произнес таксист. — Во-первых, я прочел в газетах, что Артур Конан Дойл две недели как находился у нас на отдыхе, во французской Ривьере. Во-вторых, я про себя отметил, что поезд, с которого вы сошли, марсельский. Потом увидел, что у вас загар, который можно приобрести, только побывав на побережье Средиземного моря минимум дней десять. Из того, что у вас на среднем пальце правой руки имеется несмываемое чернильное пятно, заключил, что вы писатель. По манере держаться вы врач, а покрой платья лондонский. Таким образом, сведя все наблюдения воедино, я сказал себе — вот он, Конан Дойл — прославленный творец великого сыщика Шерлока Холмса!

Услышав объяснения таксиста, писатель был потрясен.

— Да вы сами почти Шерлок Холмс! — восторженно воскликнул он, — коли сумели сделать такой вывод по столь незначительным деталям!

— Так-то оно так, — вдруг замялся шофер. — Но я заметил и еще одну небольшую деталь.

— Это какую же?!

— Ярлык, приклеенный к вашему чемодану. На нем было крупно выведено ваше имя и фамилия!


ЕЗДЯТ ВЕДЬ НЕ НА ФОРМУЛАХ!


Однажды американский автостроитель Ч. Кеттеринг — глава исследовательского отдела фирмы «Дженерал моторс», — разговорившись с одним университетским профессором, спросил его:

— Почему в своих курсах по механике вы даже не упоминаете о пневматических шинах? Ведь это одно из крупнейших изобретений.

— А чего о них говорить? — пожал плечами профессор. — Чего о них говорить, когда до сих пор для них нет ни одной формулы!

— Ах вот как! — удивился Кеттеринг. — Тогда советую вам ездить на автомобиле без шин до тех пор, пока вы не решите, что важнее: шины или формулы?


ИГРА В «ДОЧКИ-МАТЕРИ»…


Вплоть до XVII века в Западной Европе в большом почете была астрология — предсказание будущего по расположению звезд на небе. Такими гаданиями занимались не только далекие от науки шарлатаны, но и многие серьезные ученые, в частности знаменитый немецкий математик и астроном И. Кеплер (1571–1630). Объясняя причины, заставляющие его коллег заниматься астрологией, Кеплер как-то раз сказал:

— Конечно, астрология — глупая дочка. Но куда девалась бы ее мать — высокомудрая астрономия, если бы у нее не было этой дочки? Жалованье математиков так ничтожно, что матушка астрономия голодала бы, если бы дочь-астрология на глупцах ничего не зарабатывала!


«НИКАК НЕ ПОДНИМУСЬ»


Однажды недоброжелатели, вознамерившись задеть философа Диогена Синопского — того самого, который демонстративно жил в бочке из-под вина, — сказали ему:

— Вот ты тут лежишь себе полеживаешь, а ведь многие поднимают тебя на смех!

— Зато я все никак не поднимусь, — с достоинством возразил философ.


КАМЕРТОН… С ХАРАКТЕРОМ!


Как-то раз, читая лекцию по акустике в светском обществе, австрийский физик Э. Мах (1838–1916) стал рассказывать о том, что звучащие тела вроде камертона хорошо «откликаются» только на тот звук, который могут издавать сами. Совсем иначе ведут себя незвучащие тела: они «отзываются» почти на каждый тон, но очень слабо. Заметив, что неподготовленная аудитория плохо поняла столь важную зависимость, лектор поспешил проиллюстрировать ее примером из повседневной жизни:

— А происходит это так же, как и у нас, у людей, — пояснил он. — Кто может сам задавать тон, тот мало заботится о том, что говорят другие. Человек же бесхарактерный ко всему присоединяется, всему сочувствует; его можно обнаружить и в пьяной компании, и в обществе трезвости!


ОТЧЕГО ДНИ УКОРАЧИВАЮТСЯ


Однажды известный русский ученый А. М. Бутлеров (1828–1886), будучи на экзаменах в петербургском университете, задал студенту дополнительный вопрос:

— Скажите, какая разница в действиях тепла и холода?

— О-о, очень большая, — оживился экзаменующийся. — Тепло все-все расширяет, а холод, наоборот, сокращает.

— Правильно. А можете привести пример сказанному?

— Пожалуйста, — отвечал, не задумываясь, студент. — Вот, допустим, лето. Тогда становится жарко и дни делаются длиннее, а к зиме, когда начинает холодать, — они заметно укорачиваются.

Бутлеров рассмеялся и поставил отличную оценку.

Этим студентом был В. И. Вернадский (1863–1945), будущий академик и выдающийся естествоиспытатель, внесший большой вклад в развитие отечественной науки.


ЮРИДИЧЕСКИ НЕПРАВОМЕРНО


Однажды известный русский юрист А. Ф. Кони (1844–1927) встретился с не менее известным профессором механики Д. К. Бобылевым (1842–1917) и поразил его новостью:

— Знаете, на днях у меня побывал один знакомый. Замечательный самоучка, Куликов ему фамилия. Так вот, он изобрел самолет, который, представляете, без всякого горючего может находиться в полете целых два месяца!

— Такой летательный аппарат невозможен. Согласно закону всемирного тяготения он обязательно должен упасть и разбиться, — заявил со всей присущей ему категоричностью Бобылев.

— Почему же обязательно упасть? — возразил Кони. — Это юридически неправомерно. Ведь, по его словам, он изобрел свой самолет до того, как закон, на который вы ссылаетесь, был принят учеными и утвержден академией.


ЧЬИ ПРЕДКИ ПРЕЖДЕ?


Как-то раз, оказавшись в кругу петербургских академиков, среди которых находился и М. В. Ломоносов (1711–1765), молодой и хвастливый князь Иван Курагин решил напомнить, что и он «величина»:

— А вот я Рюрикович! Мое генеалогическое древо уходит корнями к Владимиру Красное Солнышко. Кто еще здесь может заявить такое о себе? Вот ты, Михайло сын Васильев, способен что-нибудь подобное сказать о своих предках?

— Увы, нет, — с грустью отвечал великий русский ученый. — Дело в том, что все метрические записи нашего рода пропали во время всемирного потопа.


ОТВЕТ ПО СУЩЕСТВУ


Однажды к известному терапевту, профессору Алексею Александровичу Остроумову (1844–1908), обратился столь же богатый, сколь и скупой купец первой гильдии Елисеев, по фамилии которого до сих пор по привычке называют старожилы Москвы и Ленинграда центральные магазины «Гастроном». Желая получить от Остроумова бесплатный медицинский совет, купец в разговоре с ним как бы невзначай начал рассказывать о своей болезни, излагая ее в виде гипотетического случая.

— Теперь, предположим, что симптомы такие-то и такие, что бы вы рекомендовали сделать больному, профессор?

— Как что? — изумился Остроумов. — Немедленно обратиться за советом к какому-нибудь дельному специалисту.


НЕОЖИДАННЫЙ ВЫВОД


Английский химик Генри Энфилд Роско (1833–1915) был многосторонним ученым. Он получил металлический ванадий, установил один из законов фотохимии, внес немалый вклад в органический синтез.

Однажды его пригласили прочитать лекцию об успехах науки, на которую пришли члены парламента и светские бездельники, падкие до всякого рода вошедших в моду людей. Роско воспринял приглашение всерьез и в своем докладе немало внимания уделил перспективам получения красителей из продуктов переработки каменного угля. После завершения лекции к ученому подошла некая дама, любезно поблагодарила от имени присутствующих за интересные сведения и добавила:

— Кстати, теперь мне стало совсем ясно, почему полевые цветочки столь разнообразны и прелестны по своей окраске.

— Позвольте, но ведь я ничего не говорил о ботанике!

— Зато много говорили о красках из угля. А каменный уголь скрывается под землей, как, например, в моем имении. Следовательно, цветам есть из чего приготовлять свои яркие краски.

Роско недоуменно пожал плечами и поспешил откланяться…

Самое же любопытное состоит в том, что невежественная слушательница была на пути к истине. Сейчас при поиске месторождений нередко прибегают к геоботаническому методу, основанному, в частности, и на закономерностях изменения окраски цветов в зависимости от содержащихся в земле минералов («ТМ» № 3 за 1979 год).


ДЕРЕВЯННАЯ ШЛЯПА


Как-то в мастерскую английского изобретателя Джеймса Уатта (1736–1819) зашел молодой человек в поисках работы. Механик был крайне занят, к тому же расстроен техническими неполадками своей паровой машины, а потому отказал просителю. Но вдруг его взгляд упал на странный предмет, который юноша скромно прижимал к животу.

— Это что такое?

— Моя шляпа, сэр. Она сделана из старого тополя.

— Ого! Где же ты достал такую редкость?

— Сам выточил на токарном станке.

— Где учился работать?

— Дома, сэр. Станок мне удалось сделать самому.

— Ты принят на работу! А ну, помоги мне справиться с этим проклятым клапаном…

В тот же день Уатт понял, что приобрел незаменимого помощника — он наладил клапан быстро и самостоятельно. Больше того, дальнейшие события показали, что именно ему — Уильяму Мердоку (1754–1839) — Уатт стал обязан значительной частью своей славы. Руками этого самоучки, сына мельника, сделаны все самые сложные детали паровых машин Уатта. Точность подгонки узлов при сборке поршневых механизмов тоже его заслуга. Он изобрел ряд станков, инструментов, мерительных и монтажных приспособлений, золотников, поршней, шатунов и т. п. Он подсказал Уатту целый ряд существенных усовершенствований конструкций его машин. И может быть, именно поэтому Уатт никогда публично его не хвалил.


«Я ЖЕ ВЕДЬ ДОКТОР…»


Известный советский математик и механик, академик Михаил Алексеевич Лаврентьев (1900–1980) рассказывал об одной любопытной истории, приключившейся с ним в молодости. Как-то раз он опаздывал на деловое совещание и был вынужден на ходу вспрыгнуть на подножку переполненного автобуса. Тут же раздалась трель свистка, и бдительный постовой стал снимать нарушителя с подножки. К счастью, в кармане ученого оказалось удостоверение о присвоении ему ученой степени доктора физико-математических наук. Лаврентьев показал постовому удостоверение и скорбно произнес:

— Я же ведь доктор, вот и спешу… к больному.

Инцидент был улажен: ученый не опоздал на совещание.


«НЕ ИМЕЕТЕ ПРАВА»


Знаменитый советский ученый и конструктор в области ракетостроения и космонавтики академик Сергей Павлович Королев (1906/07–1966) был горячим, экспансивным человеком и, естественно, сильно волновался перед первым запуском человека в космос. Зайдя как-то в монтажно-испытательный корпус, где готовился корабль «Восток», он обнаружил некоторые упущения в работе и разнес в пух и прах ведущего конструктора. Свой визит он закончил словами:

— Я вас увольняю. Вы у нас больше не работаете, слышите, совсем не работаете!

— Ясно, Сергей Павлович, как тут не понять, — миролюбиво согласился конструктор, хорошо зная характер Главного, и продолжал как ни в чем не бывало заниматься подготовкой корабля к полету.

Часа через три Королев опять обнаружил какое-то упущение и предупредил конструктора:

— Я вам объявляю строгий выговор!

На этот раз конструктор хладнокровно возразил:

— А не имеете права.

— Что?! — возмутился Королев. — Я не имею права? Это почему же, хотелось бы мне узнать?

— Потому что я уже не ваш сотрудник. Три часа назад вы меня уволили…

Королев долго и строго смотрел на конструктора, а потом первым не выдержал, захохотал, и работа пошла своим чередом.


ОТ «О, ГЕНРИ!» К О. ГЕНРИ


В школе, где учился американский подросток Уильям Сидни Портер, физику преподавал горячий энтузиаст науки, увлекавшийся новомодными экспериментами в области электричества. Особенный восторг вызывал у учителя корифей американской науки профессор Джозеф Генри (1797–1878). Лекции об успехах своего кумира физик обычно начинал с восклицаний:

— О, Генри! Он построил мощные электромагниты и электродвигатель!

— О, Генри! Он открыл новое свойство электрического тока — самоиндукцию!

— О, Генри! Он установил, что разряд конденсатора колеблется!

Эти восторженные возгласы так врезались в память Портера, что много лет спустя в качестве своего литературного псевдонима он взял начальное слово каждого из них — «О, Генри». Так появился знаменитый писатель О. Генри (1862–1910), который ныне известен во всем мире даже больше, чем физик Дж. Генри.


ЧТО САМОЕ ТРУДНОЕ В НАУЧНОЙ РАБОТЕ?


Как-то раз во время интервью репортер спросил президента Массачусетского технологического института Страттона:

— Скажите, что вы считаете самым важным и самым трудным в вашей работе?

— Самое трудное, — не колеблясь, ответил ученый, — находить способы прекращать некоторые научные работы!


ГЛАВНЫЙ НЕДОСТАТОК


Известный советский океанолог, полярный исследователь, инженер-контр-адмирал, профессор Н. Н. Зубов (1885–1960) уделял много внимания педагогической деятельности, по его инициативе в ряде высших учебных заведений были организованы кафедры океанологии. Как-то раз студенты расстроили ученого своей нерадивостью. Понимая, что внушение необходимо, но в то же время не желая выглядеть в глазах учеников этаким брюзгой, Николай Николаевич начал рассказывать им притчу:

— Некогда искусный механик изобрел замечательное ружье. С его помощью можно было потрошить, чистить и даже обжаривать дичь. К сожалению, у ружья этого был хотя и один, но весьма существенный недостаток — оно не стреляло…

Студенты недоуменно притихли, гадая, куда клонит профессор. А тот неожиданно круто изменил тему.

— Так и вы! — загремел его голос. — Вы ходите в турпоходы, участвуете в спортивных соревнованиях, не пропускаете новых фильмов и спектаклей, посещаете вернисажи и вечера танцев, занимаетесь еще неизвестно чем, но вы не делаете главного — вы не учитесь!


ВСЕ ДЕЛО — В МЕТОДЕ


В 1930-х годах, во время очередного экономического кризиса, на американском автомобильном рынке разгорелась ожесточенная конкурентная борьба (как говорится, не на жизнь, а на смерть), победительницей в которой не раз выходила фирма «Дженерал моторс» — в основном благодаря находившим спрос новинкам, разработанным ее исследовательским отделом. Однажды представитель соперничающей компании завистливо спросил руководителя этого отдела Ч. Кеттеринга:

— И почему так получается: вам удается решать проблемы, а наши исследователи бьются над ними безуспешно?

— Все дело в различии методов, — сыронизировал Кеттеринг. — Вы действуете стародавним научным методом проб и ошибок, мы же современным коммерческим — методом проб и находок!


РАДИЙ НА АНАТЕММЕ


Незадолго до первой мировой войны дворцовый комендант, генерал Воейков, решив после плотного завтрака немного покататься, развеяться, случайно заехал на место практических занятий офицерской электротехнической школы. Очутившись перед двуколкой с полевой корпусной радиостанцией, генерал стал завороженно смотреть, как дежурный слухач, сидящий на табурете, выстукивал ключом текст и как при этом в разряднике с треском проскакивают искры. Узнав, что неведомое сооружение — радиостанция, генерал решил показать слушателям школы, что и он не лыком шит, что и он кое-что понимает в радиоделе.

— Это у вас конечно же, анатемма? — небрежно спросил он, кивнув на мачту.

Слушатели растерянно переглянулись, а Воейков продолжал демонстрировать свою радиотехническую осведомленность:

— А этот… как его… ах, да, радий? Он что же, как всегда, наверху?

Положение спас слушатель М. А. Бонч-Бруевич (1888–1940), впоследствии видный советский радиоинженер, сыгравший большую роль в развитии радиотехники. Михаил Александрович вышел вперед и бодро отрапортовал:

— Так точно, ваше превосходительство, Радий наверху анатеммы в маленькой коробочке. Не могу не сказать: мы просто поражены, подавлены вашими знаниями…

— Не отчаивайтесь, господа! — снисходительно улыбнулся генерал. — Продолжайте образование, и вы так же будете прекрасно разбираться во всем.


УБЕДИТЕЛЬНЕЕ НЕКУДА


Когда знаменитый зодчий К. И. Росси (1775–1849) представил проект Александринского театра (впоследствии Ленинградский академический театр драмы имени А. С. Пушкина) многие специалисты засомневались, достаточно ли прочны разработанные им стропильные фермы. Возмущенный таким недоверием, Карл Иванович решил пресечь сомнения в корне.

«В случае, когда б в упомянутом здании произошло какое-либо несчастье, — в полемическом задоре писал он министру двора, — то в пример для других пусть тотчас же меня повесят на одном из этих стропил».

Столь необычный довод, впрочем, вполне в духе того времени, убедил скептиков. Да и что им оставалось делать: ведь проверить Росси каким-либо образом они не могли — в то время инженерных методов расчета таких ферм еще не существовало!


РАДИ НАУКИ, А НЕ ЖЕНЩИН!


Друзья знаменитого русского химика-органика, академика Петербургской академии наук Н. Н. Зимина (1812–1880) хорошо знали его скромность, даже застенчивость в общении с людьми и непритязательность в быту. Прослышав о его блестящих выступлениях в защиту женского образования в России, они стали добродушно подтрунивать: мол, знаем, знаем, почему ты такой рьяный сторонник женского образования, небось мечтаешь, чтобы на лекциях прекрасный пол любовался твоими великолепными усами.

— Да что вы, друзья, — отшучивался Николай Николаевич. — Я и не думаю очаровывать женщин. А что до усов, то они просто помогают мне в работе: на них я проверяю качество получаемых в опытах красителей.


ВСЕ ДЕЛО В МУЖЧИНАХ…


Известный советский ученый и области гидродинамики П Я. Кочина в 1958 году была избрана в действительные члены Академии наук СССР. Когда газетный репортер сказал Кочиной, что, наверное, трудно женщине стать академиком, Пелагея Яковлевна возразила:

— Нет, почему же? Нужно только сделать так, чтобы мужчины вас выбрали, вот и все!


КОГДА НЕВЕРОЯТНОЕ ВЕРОЯТНО


Английский писатель Грэм Грин, автор широко известных произведений, близких жанру детективного романа, которому и самому нередко доводилось выполнять задания военной разведки, однажды, беседуя с одним математиком, сказал:

— В юности я не боялся испытать судьбу и в отчаянную минуту даже сыграл в «русскую рулетку»: вынул один патрон из револьвера, крутанул барабан, приставил дуло к виску и нажал на спусковой крючок…

Математик оживился, деловито осведомился, сколько было гнезд в барабане, проделал какие-то сложные расчеты и, с изумлением взглянув на писателя, воскликнул:

— Это невероятно! По теории вероятностей вы должны были неминуемо погибнуть!

Грин рассмеялся: «Вероятно, меня спасло то, что я не знал теории вероятностей. Но мне думается, что здесь вероятнее другое — ведь в барабане револьвера и был всего один патрон!»


«ЗАСТАВИТЬ ЛОДЫРЯ ПОТРУДИТЬСЯ…»


Как-то знаменитый английский естествоиспытатель Генри Кавендиш (1731–1810) испытал в своей лаборатории необычный составной стержень: между двумя проводниками был впаян стеклянный цилиндр, который не пропускал электрический заряд от лейденской банки. Но оказалось, что если нагреть стекло докрасна, то заряд свободно перетекал по этой перемычке, и одноименно заряженные бумажные листочки на дальнем торце стержня расходились.

— Почему бы вам не опубликовать столь удивительный результат? — допытывались друзья у Кавендиша.

— Кому это интересно? — пожимал плечами ученый, крайне неохотно печатавший сведения о своих исследованиях. — Я ведь что… я просто хотел выяснить, можно ли заставить лодыря, кем или чем бы он ни был, потрудиться. Оказалось, что можно… Надо только создать для него непривычные условия, экстремальную, раскаленную обстановочку…

Что же касается уникальных экспериментальных исследований Кавендиша по электричеству, которые ныне стали классическими, то они были опубликованы лишь к 1879 году.


НЕ ПУТАТЬ ДАТСКИЙ С ДАТСКИМИ…


Известный советский географ профессор Б. П. Орлов одну из своих лекций неожиданно начал фразой:

— Заклинаю вас, никогда не путайте Датский пролив с Датскими проливами!

И, не разъяснив студентам смысл столь парадоксального обращения, как ни в чем не бывало стал читать лекцию дальше. Заинтригованные этими словами профессора, студенты поспешили навести справки в библиотеке и обнаружили, что в данном случае «часть, больше целого». Одна только ширина Датского пролива — пространства, отделяющего Исландию от Гренландии, — едва ли не больше суммарной длины (!) Малого и Большого Бельтов, Эресунна, Каттегата и Скагеррака, то есть всех Датских проливов, соединяющих Балтийское и Северное моря, вместе взятых!


К ВОПРОСУ О МОНОТОННОСТИ…


Как-то раз американский автомобильный промышленник Г. Форд оказался в одной компании с проповедником, который развлекал собравшихся толстосумов тем, что журил их за неправедное житье. Узнав, что перед ним тот самый человек, который внедрил на своих заводах стандартизацию и конвейерную сборку, пастор поспешил укорить его:

— Как же вы могли обречь человека — только подумать, венец творения! — на столь монотонный труд?

— Увы, многие конвейерные операции действительно монотонны, — как бы согласился Форд, но тут же привел контрдовод: — А как мог творец создать людей, которые, подобно вам, отличаются монотонностью ума?


ЧЕМ УСМАТРИВАЮТ НЕУСМАТРИВАЕМОЕ?


Перед первой мировой войной на одном из заседаний Главного артиллерийского управления рассматривался вопрос о закупке в Англии новых прицельных приспособлений для орудий Кронштадтского укрепленного района. Профессор А. Н. Крылов (1803–1945), будущий академик, изучив вопрос, убедил командующего артиллерией укрепрайона генерала А. А. Маниковского в том, что в условиях приневской низменности прицельные трубы не смогут дать нужной точности при наводке орудий.

Во время заседания престарелый генерал Н., желая, видимо, оправдать свое присутствие, затеял с Маниковским бессмысленный спор, причем в качестве главного довода беспрерывно твердил одну фразу:

— Я не усматриваю у вас того, отчего прицельная труба не будет давать требуемой точности…

Эти слова настолько надоели Маниковскому, что он решил поинтересоваться:

— А вы, ваше высокопревосходительство, хоть раз смотрели в трубу?

— Нет, но это и дает мне право заявить: я не усматриваю у вас того, отчего…

Наконец терпение Маниковского лопнуло.

— А я не усматриваю у вас того, — вспылил он, — чем, собственно, и усматривают неусматриваемое! Но тогда, может быть, другим усмотрите?


ДАЖЕ ПТИЦАМ ДОВЕРЯТЬ НЕЛЬЗЯ…


В конце XIX века Франция, Германия и Россия стали энергично строить военные корабли, и британское адмиралтейство всерьез обеспокоилось этой угрозой традиционному превосходству Англии на море. В 1887 году оно создало военно-морскую разведку, и один из ее способных офицеров, Д. Астон, приступил к разработке системы наблюдения за передвижением кораблей возможного неприятеля с помощью быстроходных яхт и рыбачьих шхун. Но как быстро и своевременно передать свежие разведданные в Лондон? Поскольку телеграф исключался, а радио тогда не было, Астон предложил снабдить каждое судно почтовыми голубями. Но тут его ждал удар. На докладной, где обосновывалась организация морской голубиной почты, адмиралтейское начальство глубокомысленно начертало: «Оставить без внимания, поскольку эти птицы могут доставить дезинформацию».


«НЕТ БИОГРАФИИ!»


Как-то раз знаменитого английского писателя Вальтера Скотта (1771–1832) спросили, почему герои его произведений — по преимуществу благородные и самоотверженные люди минувших веков. И почему бы ему не написать роман о современнике — предприимчивом, деятельном реалисте, не останавливающемся ни перед чем ради того, чтобы сколотить себе состояние.

— У тех, кто посвятил себя наживе, нет биографии, — не раздумывая, ответил писатель. — О них можно написать, пожалуй, одну-единственную строчку: дату рождения и дату смерти…


ЧТО-НИБУДЬ ОДНО…


Однажды некий любитель парадоксальных умозаключений стал в присутствии известного советского ученого-механика А. А. Космодемьянского развивать ту мысль, что, дескать, Галилео Галилей, будучи, конечно, великим ученым, был в то же время весьма хитрым и расчетливым льстецом, искусно маневрировавшим при папском дворе.

— Чушь, этого не могло быть! — резко возразил Аркадий Александрович. — Если бы Галилей был таким прожженным царедворцем, как вы утверждаете, у него просто не хватило бы времени да и сил на то, чтобы создать новую науку — динамику!


ЗАПОВЕДИ ТЕРЕНИНА


Крупный советский физико-химик, основатель научной школы по фотохимии, академик Александр Николаевич Теренин (1896–1967) в письме к одному из учеников сформулировал основные заповеди научной поисковой работы. Знать их не мешает молодым исследователям. Вот они: не делай то, что делают другие исследователи; делай не так, как делают они, но делай чисто; смотри во время исследования в оба (павловское — «внимание, внимание и еще раз внимание»); читай, но не слишком много, иначе тебя не будут читать; не пренебрегай отрицательным результатом, если он получен чисто; не стремись свои результаты втискивать в придуманное объяснение до однозначной решающей проверки.

На первый взгляд эти правила кажутся элементарными и легко усваиваемыми, но в действительности следовать им, по свидетельству самого ученого, нелегко. «Особенно трудно выполнять первые две заповеди», — считал Теренин.


КАК ПРЕДСКАЗАЛИ ЭКОЛОГИЮ


Порфирий Иванович Бахметьев (1860–1913) — известный русский физик и биолог — с 1890 года был профессором физики молодого Софийского университета (Болгария). В стране, недавно освободившейся от османского ига, он вел активную преподавательскую и научную работу, организовал первые научно-технические общества, пропагандировал электрификацию, медицину, агрохимию…

Бахметьев был почетным членом научных обществ ряда стран. Вернувшись однажды из Швейцарии, Порфирий Иванович рассказал болгарским коллегам о последних новостях науки и техники — в частности о перспективах телефона и даже видеотелефона.

— А теперь признайтесь: вы, наверное, еще и какую-нибудь новую науку привезли из Европы? — шутливо поинтересовался кто-то.

— Вы почти угадали, друзья. Я привез предсказание новой науки. В XX веке она начнет заниматься проблемами ужасающего городского шума и пыли. Без их научного решения люди грядущего века не будут счастливы.


ПРОЧЬ СОМНЕНИЯ!


Известный советский экономист, член-корреспондент АН СССР П. И. Лященко (1876–1955) не любил дипломатничать и, когда считал нужным, без околичностей высказывал все, что думал, причем нередко в резкой, категоричной форме, не допускающей возражений. Однажды, когда он дал своему лаборанту особенно сильный нагоняй, тот в сердцах сказал:

— Послушайте, Петр Иванович, нельзя же так! Отчего вы считаете, что всегда во всем правы? Неужели с вами не бывало, чтобы вы раз да ошиблись? Ведь этого быть не может!

— Что верно, то верно, — помягчал Лященко. — Припоминаю, был один случай, когда я крепко ошибся.

— Ага, что я говорил! — оживился лаборант. — И как же это произошло?

— Много лет минуло с тех пор, а все корю себя… Был я тогда молод, и потому не так уверен в своих силах, как следовало бы… Вот и досомневался: в одном вопросе решил, что я не прав, а оказалось — ошибся.


НЕ ПОЗВОЛЮ!


В наши дни никого не удивишь легкими и прочными деталями, изготовленными из стеклопластиков. А сорок с небольшим лет назад мысль о том, что хрупкое стекло может быть надежным и прочным материалом, у многих вызывала большое недоверие. Во время второй мировой войны крупный английский специалист по применению пластмасс в авиации Дж. Гордон демонстрировал маршалу британских ВВС огромный обтекатель самолетного радиолокатора, изготовленный из стеклопластика. Пораженный размерами обтекателя, маршал спросил:

— Из чего же сделана эта штука?

— Из стекла, сэр! — с гордостью отрапортовал Гордон, ожидая услышать в ответ возгласы удивления и восхищения. Но реакция маршала оказалась неожиданной.

— Что-о? Стекло? — побагровел он, — Черт возьми, я не позволю всяким там паршивым умникам совать стекло ни на один из моих самолетов!


А ФАРТУЧЕК ИЗВОЛЬТЕ СНЯТЬ!


В лаборатории немецкого химика Клеменса Александра Винклера (1838–1904) — того самого, который открыл предсказанный Д. И. Менделеевым элемент экасилиций, названный германием, — царил культ чистоты и аккуратности. «Настоящий химик, — не уставал повторять он, — должен настолько уважать свою науку, чтобы быть в состоянии работать у лабораторного стола даже в манишке и во фраке!»

Но увидев как-то раз в лаборатории весьма изысканно одетого студента, нацепившего поверх модного костюма замызганный кожаный фартук, ученый испытал разноречивые чувства — одновременно и удовлетворение, и раздражение.

— Ваше усердие похвально, молодой человек! — заявил Винклер. — Сразу видно, что вы буквально следуете моим словам. Правда, не до конца; так что когда приступите к работе с гашеной известью, которую я вам поручаю, фартучек все же извольте снять!


ОТНЫНЕ ОХОТУ РАЗРЕШАЮ!


Знаменитый русский химик, академик Н. Н. Зинин (1812–1880) был не только учителем А. П. Бородина (1833–1887), но и заботливым другом, опекуном и наставником. Мечтая видеть Бородина своим преемником в органической химии и считая, что тот слишком много времени тратит «на аккорды», Николай Николаевич не раз корил своего талантливого ученика, призывая его «не охотиться за двумя зайцами» — химией и музыкой, а сосредоточить свой главный интерес именно на химии.

И вот однажды на вечере у Зинина Александр Порфирьевич, набравшись смелости, сел за рояль и исполнил отрывок из своего нового произведения. Пораженные великолепной музыкой и виртуозным исполнением гости восторженно зааплодировали молодому композитору. Зинин же произнес всего одну фразу, странно прозвучавшую для других и понятную только Бородину:

— Отныне охоту на двух зайцев разрешаю!


СТЕКЛО И ИЛЛЮЗИИ


В 1673 году некий любитель умозрительных наук в письме к итальянскому астроному Тивелию пространно доказывал, что только философия способна дать истинное понимание астрономии. «Рассуждения и умозаключения нельзя заменить телескопами, — твердил он. — Ведь стекло обманывает и порождает иллюзии, а потому из него надо делать не линзы для телескопов, а в лучшем случае бокалы для вина…» Однако Тивелий категорически не согласился с доводами своего корреспондента.

«Бокалы с вином, — в ответном письме вполне справедливо указывал он, — порождают куда больше вредных иллюзий, чем все другие поделки из стекла!»


СЕМЬЯ И ТВОРЧЕСТВО


Американский изобретатель и предприниматель Т Эдисон (1847–1931) охотно встречался с репортерами, которым был обязан немалой долей своей рекламной известности. Причем в разговорах с ними он, умело играя на непритязательных вкусах обывателей, любил подчеркивать, что, мол, и ему приходится «священнодействовать» в самой обыденной обстановке.

Как-то раз к Эдисону приехал английский журналист, вознамерившийся написать книгу о нем.

— Помогают ли члены семьи вашей творческой работе? — спросил интервьюер.

— Конечно! — последовал незамедлительный ответ. — Вот, например, у меня мелькнула идея… Тут же я ищу повод, чтобы придраться к членам семьи. Это помогает мне сделать обиженный вид, хлопнуть дверью и запереться в кабинете. Все начинают ходить на цыпочках и стараются не беспокоить меня по пустякам — а вы знаете, как раздражают такие пустяки, когда обдумываешь новую идею. Именно в эти тихие минуты в семье я и делаю свои изобретения.


КАК ПОСМОТРЕТЬ!


Как-то раз американский физик Г. Морану, принимая в своей лаборатории корреспондента и желая поразить воображение этого не очень сведущего в науке человека хвастливо сказал ему:

— Сейчас я работаю над конструкцией электронного микроскопа, который сможет увеличивать в два миллиона раз!

Каково же было удивление физика, когда вместо радостных возгласов и восторга он услышал слова, совершенно по-новому осветившие его работу.

— Подумать только! — воскликнул корреспондент. — Столько труда, энергии и знаний вы тратите на создание прибора, который сузит поле вашего зрения в два миллиона раз!


УЧЕНЫЙ И ПРЕДМЕТ ЕГО ИССЛЕДОВАНИЙ


Главным предметом научных исследований выдающегося советского физико-химика, основателя научной школы по фотохимии, академика Александра Николаевича Теренина (1896–1967) была люминесценция, то есть излучение света материей, насыщенной энергией и находящейся в активном состоянии, при переходе ее в более спокойные, менее возбужденные состояния. Это обстоятельство очень тонко и остроумно обыграл в 1964 году английский ученый Э. Боуэн — президент IV Международного конгресса по фотобиологии в Оксфорде, вручая А. Н. Теренину высшую награду комитета по фотобиологии — золотую медаль имени Финзена.

— Доктор Теренин, — сказал Боуэн, — провел сорок лет на передовой линии фотохимии. Он сам есть устойчивое состояние, крайне энергичное, активное и ярко светящееся состояние материи. Передавая собственную энергию другим исследователям, он делает огромный вклад в развитие нашей области…


ПРОСТОДУШНАЯ СЛОЖНОСТЬ


Дело было в XI веке… Группа мавританских астрономов, работавших под руководством аз-Заркали (Арзахеля) в Толедо, вознамерилась выпустить том составляемых ими астрономических таблиц. Поскольку такое издание требовало в те времена значительных затрат, они заранее обратились к королю Леона и Кастилии Фернандо с просьбой покровительствовать этому научному предприятию.

Однако, прежде чем выложить деньги, он пожелал, чтобы ученые растолковали ему, в чем суть и в чем ценность их таблиц, которые впоследствии вошли в историю астрономии под названием «Толедских таблиц» и были изданы около 1080 года. Астрономы стали пространно объяснять, что, мол, небеса состоят из семи хрустальных сфер, а их взаимное вращение относительно друг друга с определенными скоростями и заставляет планеты совершать наблюдаемые причудливые движения. Мало что поняв из этих объяснений, Фернандо, пораженный их запутанностью и сложностью, в сердцах воскликнул:

— Если бы творец захотел предварительно узнать мое мнение, я посоветовал бы ему создать мир попроще…

Затем же, подумав, добавил:

— А может быть, мы сами, в простодушии своем, излишне усложняем мир?


КАК ПОГЛЯДЕТЬ!


Однажды к президенту Массачусетского технологического института Страттону обратился за дружеским советом один из его коллег. Он получил заманчивое предложение возглавить научный институт и интересовался, трудны ли обязанности директора.

— Как поглядеть! — уклончиво ответил Страттон. — С одной стороны, казалось бы, проще простого — от директора всего-то и требуется, как терпеть глупцов и немедленно отвечать на приходящие в институт письма, даже идиотские. Но, с другой стороны, довольно сложны — у каждого ли хватит для этого стойкости, нервов, выдержки?


РИСКОВАННЫЙ ОПЫТ И ЕГО РЕЗУЛЬТАТ


Как-то раз американский физик-экспериментатор Р. Вуд (1868–1955), довольно эксцентричный человек, любитель всяких острых ощущений, решил проделать на себе рискованный опыт — испытать действие наркотика. С большим трудом раздобыв опиум, он накурился этого зелья и вскоре впал в забытье. Придя через некоторое время в сознание, он вспомнил, что, находясь в одурманенном состоянии, напал на какую-то чрезвычайно глубокую и важную научную идею, но на какую именно — начисто вылетело из головы. Тогда Вуд решил повторить опыт в надежде, что ему посчастливится вновь обрести ускользнувшую мысль.

И действительно, как только начало сказываться наркотическое действие опиума, забытая мысль не замедлила возникнуть в уме ученого. Чувствуя, что сознание вот-вот покинет его, Вуд сумел в последний момент сконцентрировать волю, записать идею на бумажке и впал в беспамятство. Очнувшись, он с ликованием подумал об удачном исходе столь трудного и опасного опыта и, дрожа от нетерпения и пережитого, поспешно развернул бумажку с драгоценной записью. На ней он прочел:

«Банан велик, а кожура еще больше…»


А НЕ ВИНОВАТЫ ЛИ СТОЯЧИЕ ВИБРАЦИИ?


В предвоенные годы на одном из кораблей Балтийского флота случилась поломка, причины которой породили жаркие споры в конструкторском бюро. Одни утверждали, что допущен просчет в конструкции, другие — те, кто отвечал за проект, — доказывали, что все дело в вибрациях и в резонансе. Наконец, решили пригласить для консультации известного кораблестроителя, профессора Ленинградского политехнического института Б. Г. Харитоновича.

Приехав в КБ, Харитонович развернул чертежи и углубился в их изучение. И тут раздался вкрадчивый голос создателя сломавшейся конструкции:

— Профессор, а не думаете ли вы, что тут действуют стоячие вибрации, возникающие вследствие спонтанного резонанса?

Харитонович пристально посмотрел на конструктора и сердито сказал:

— Хочу дать вам на будущее практический совет. Если у вас в машине случилась поломка, вначале постарайтесь найти свою ошибку с помощью обычного здравого смысла. Если это не удастся, попробуйте рассчитать конструкцию, пользуясь только арифметикой и конторскими счетами. Если и это не поможет, принимайтесь за алгебраические и тригонометрические формулы. И только уж когда совсем ничего понять не сможете, тогда — лишь тогда! — беритесь за дифференциальные уравнения и ряды Фурье.

Произнеся эту филиппику, Харитонович помолчал, а потом рассмеялся и добавил, покачав головой:

— А насчет стоячих вибраций вы здорово придумали. Наукообразно, солидно, никому не понятно, а главное — никто, кроме них, не виноват…


«И ЗА НИХ, И ЗА СЕБЯ…»


В 1850 году знаменитому немецкому химику, иностранному члену-корреспонденту Петербургской Академии наук Юстусу Либиху (1803–1873) довелось участвовать в диспуте об алхимиках. Они были в пух и прах раскритикованы выступавшими, которые дружно обвинили их в авантюризме, шарлатанстве, мошенничестве и прочих грехах. Слово взял Либих, который начал неожиданно громко:

— Напоминаю: алхимики изобрели многие важные для химии реакции и открыли многие важные вещества…

Все недоуменно притихли, а Либих продолжал, еще больше напрягая голос:

— Они первые разработали химическую символику и выработали рецептуру, которой мы пользуемся по сию пору…

Тут Либих перевел дыхание и в полной тишине прокричал:

— Алхимики были смелыми экспериментаторами, которые подготовили рождение современной химии!

Когда после завершения диспута друзья спросили Либиха, с какой стати он ораторствовал так зычно, словно на площади, ученый ответил:

— Это было судилище. Обвиняемые молчали. Мне пришлось говорить одновременно и за них, и за себя!


«МЕНЯ НЕТ И НЕ БУДЕТ!»


Выдающийся голландский физик, иностранный почетный член АН СССР Хендрик Антон Лоренц (1853–1928) был настоящим фанатиком работы и очень страдал от обычая своих сотрудников часто, по делу и без дела, заглядывать к нему в кабинет. Будучи человеком мягким и деликатным, он молча сносил это бедствие, но ведь всякому терпению есть предел… Как-то раз, по привычке ткнувшись в дверь кабинета Лоренца, сотрудники увидели на ней объявление, написанное его рукой:

«Прошу не беспокоить! Меня в кабинете нет и не будет!»


О ВЫБОРЕ МЕСТА ДЛЯ ЦИСТЕРН


Как-то в Ленинградском институте инженеров водного транспорта рассматривалась заявка некоего изобретателя, который предложил на пароходах, курсирующих по мелководью, установить внутри корпуса, около днища, цистерну, наполненную забортной водой. Если пароход вдруг садился на мель, то из цистерны, по мысли изобретателя, следовало выдувать воду сжатым воздухом и, уменьшая таким образом его осадку, снимать с мели. Обсуждение шло своим чередом, пока один из членов институтской комиссии, член-корреспондент АН СССР В. В. Звонков (1890/91–1965), не заметил озабоченно:

— По-моему, выбор места расположения цистерны не совсем удачен. Внутри корпуса много механизмов, не удобнее ли будет установить ее на палубе, наполняя забортной водой насосом, а опорожняя самосливом?

— Да, пожалуй, так будет действительно лучше, — согласно кивнул изобретатель.

— Значит, от мели до мели цистерна будет наполнена, а при прохождении мели — пуста, — продолжал Василий Васильевич. — Но тогда почему бы ей не быть все время пустой? Ведь не нужно будет возить зря воду и хлопотать с ее наливом и сливом. А раз так, то зачем вообще держать на палубе эту никому не нужную цистерну? Не разумнее ли оставить ее на берегу!


ДЛЯ МУДРЕЦА ДОСТАТОЧНО И МЕТЛЫ


Однажды немецкий химик-органик Фридрих Август Кекуле (1829–1896) зажег спиртовку, поставил на нее колбу с бензолом, а сам удалился в соседнюю комнату. За хлопотами он забыл про свой опыт, и некоторое время спустя раздался взрыв. По счастливой случайности пожара не произошло, но битого стекла в лаборатории оказалось предостаточно. Один из практикантов хотел привести помещение в порядок, но Кекуле отобрал у него метлу и стал сам методично убирать осколки. При этом он работал очень медленно и сосредоточенно.

— Теперь-то чего вы осторожничаете? — съязвил его коллега, прибежавший на грохот взрыва.

— Мне нужно время, чтобы все это тщательно обдумать.

— Что же именно?

— А то, что мудрость экспериментатора совсем не в том, чтобы не делать ошибок. Она в том, чтобы не повторялись те, которые уже бывали.


ЛЯГУШКА В РОЛИ АДВОКАТА


В 1866 году была напечатана классическая работа создателя русской физиологической школы, мыслителя-материалиста Ивана Михайловича Сеченова (1829–1905) «Рефлексы головного мозга». Появление ее сделало имя ученого широко популярным среди передовых людей России и в то же время вызвало бурные протесты со стороны реакционных кругов. Против него было возбуждено судебное преследование, а на книгу был наложен арест, длившийся более года. Однако боязнь, что такие драконовские меры лишь усилят интерес к книге и ее автору, заставила властей пойти на попятную…

В самый разгар этих событий друзья озабоченно посоветовали Сеченову нанять для своей защиты на судебном процессе известного адвоката.

— А зачем мне адвокат? — возразил Иван Михайлович. — Я возьму с собой в суд лягушку и продемонстрирую все мои опыты; пусть тогда прокурор и опровергает их.


КОГДА МНОГО ПОТОМУ, ЧТО МАЛО…


Устоялось мнение, что первым в Европе изготовил фарфор И. Ф. Беттгер (см. «ТМ», № 7 за 1986 год). Однако часть историков науки упорно приписывает его открытие голландскому ученому Е. В. фон Чирнхаусу (1651–1708). Так вот, однажды этот ученый вызвал сильнейший гнев Фридриха Августа I, курфюрста саксонского. Дело в том, что, занимаясь налаживанием производства фарфора в Саксонии, Чирнхаус имел смелость покритиковать правителя за некоторые хозяйственные упущения.

О столь неслыханном поступке, естественно, донесли курфюрсту. Тот немедленно вызвал ученого к себе и грозно спросил:

— Ты, как я вижу, стал слишком много знать?!

— Нет, что вы, ваше величество, это вам просто показалось, — ответствовал ученый. — А все потому, что вы сами-то знаете, увы, слишком мало…


УНИКАЛЬНАЯ СПОСОБНОСТЬ


Однажды к Виктору Львовичу Кирпичеву (1845–1913) — выдающемуся русскому ученому в области теоретической и прикладной механики и сопротивления материалов, первому директору Харьковского технологического института — пришел наниматься на работу, как говорится сейчас, молодой специалист. Выслушав его просьбу, профессор поинтересовался:

— А вы что-нибудь умеете делать… Ну, такое, что другие не могут?

— В этом смысле вам исключительно повезло! — радостно оживился тот — Я единственный, кто способен прочесть то, что я сам написал!


«МЫ ЕЩЕ НЕ ТАК МОЛОДЫ…»


У известного американского экономиста Василия Леонтьева был некий аспирант, который по молодости лет считал, что все уже знает, и на этом основании беспрерывно спорил с преподавателями, да и самому мэтру порядком надоедал своими беспрестанными возражениями.

Как-то раз выведенный из себя ученый раздраженно рухнул в кресло и взмолился:

— Юноша, вы уж, пожалуйста, постарайтесь быть более терпеливым и снисходительным к нам. В конце концов, мы еще не так молоды, чтобы все обо всем знать.


ЗАЯВКИ НАДО СОСТАВЛЯТЬ УМЕЮЧИ


Как-то раз британское адмиралтейство направило в казначейство заявку на включение в расходную статью бюджета дополнительной суммы — 18 шиллингов в месяц — на содержание необычного штатного служащего — кота, который охранял бы библиотеку и архив от злодейских набегов мышей. Завязалась оживленная межведомственная переписка, обошедшаяся дороже полугодового содержания кота, в которой верх одержало бюрократическое благоразумие казначейства. Окончательная формула официального отказа гласила: «Или в помещении библиотеки и архива нет мышей, которыми мог бы питаться кот, — и тогда его присутствие в адмиралтействе излишне. Или же мыши есть, но кот не в состоянии сам себя обеспечить пропитанием — в таком случае выделение средств на содержание нецелесообразно ввиду явной профессиональной непригодности служащего, его несоответствия должностным обязанностям».


ГЛАВНОЕ В НАУЧНОЙ РАБОТЕ


Выдающийся русский физик и электротехник, академик Петербургской АН Э. Х. Ленц (1804–1865), знакомый всем нам по закону Джоуля―Ленца, был разносторонне образованным человеком и, кроме физики, серьезно увлекался литературой, живописью, театром. Однажды друзья (из мира искусства) попросили Эмилия Христиановича показать чудеса входившей тогда в моду электротехники. Собрав их в своей университетской лаборатории, Ленц решил продемонстрировать эффектное обращение электромотора в электрогенератор. Но что-то не сработало в наспех собранной схеме, и опыт не удался.

— Именно это я и хотел показать вам! — не растерялся ученый. — Ведь главное в нашей работе — не спасовать перед неудачей. Если не получилось то, что задумал, — не злись и не унывай. Считай, что накапливаешь полезный опыт!


А ПОТОМУ, ЧТО ПОТОМУ…


Американский инженер Ч. Кеттеринг заинтересовался процессами, происходящими в листьях растений. Зная о его новом увлечении, один из приятелей прислал Кеттерингу книгу, в которой тот вычитал, что главным активным началом всех химических превращений, происходящих в синезеленых водорослях, является фикоцианин…

Кеттеринг тут же поручил своим сотрудникам выяснить, что это за вещество и какова его структурная формула. Но, увы, через несколько дней ему сообщили, что никому ничего не удалось узнать. Тогда раззадоренный любитель ботаники принялся за поиски сам и в конце концов обнаружил в 22-томном оксфордском словаре краткое пояснение. Оказалось, что в переводе с греческого «фикос» означает водоросль, а «цианос» — темно-синий…

— Теперь мне все ясно! — раздраженно заявил Кеттеринг коллегам. — Активным началом синезеленых водорослей является вещество, содержащееся в синезеленых водорослях!


ИСПЫТАЙ-КА НА СЕБЕ!


Длительное время Ч. Кеттеринг возглавлял исследовательский отдел фирмы «Дженерал моторс». Его сотрудники долго бились над разработкой новой конструкции поршня автомобильного дизеля. В конце концов, он по моторесурсу превзошел прототип в 30 раз. Разработчики представили его на выставку в Детройте. Как-то раз один посетитель, мельком осмотрев экспонат, скептически заметил стоявшему неподалеку Кеттерингу:

— Нет, не хотел бы я, чтобы двигатель с такими поршнями стоял на моей машине…

— Почему? — удивился Кеттеринг.

— Да мне достаточно только взглянуть на конструкцию, чтобы точно определить, что она никуда не годится, — гордо ответил посетитель. — Ведь я работаю инженером!

— Этого мало, — рассмеялся Кеттеринг. — А приходилось ли вам когда-нибудь работать поршнем в дизеле?


СУБЪЕКТИВНАЯ ОЦЕНКА


Как-то раз на обочине шоссе, ведущего к Калифорнийскому университету, полицейский патруль обнаружил пустую машину, а рядом, в кювете, — лежавшего без сознания престарелого человека. В больнице выяснилось, что это 81-летний профессор, сейсмолог Чарлз Рихтер, разработавший в 1935 году шкалу для оценки интенсивности землетрясения. В дороге он почувствовал себя плохо, принял таблетку и… стал засыпать за рулем. Решив подышать свежим воздухом, он открыл дверцу машины, вышел на шоссе и свалился в облицованную камнем канаву.

— Как же так! Надо быть в ваши годы осторожнее! Хорошо хоть, что падение обошлось благополучно… — заохали коллеги, посетившие ученого в больнице.

— Если не считать сотрясения мозга, — едко уточнил тот.

Последовало неловкое молчание, которое кто-то вздумал разрядить шуткой:

— И сколько же это было баллов по шкале Рихтера?

— Пора пересмотреть эту шкалу, — проворчал профессор, отвернувшись, — в моем случае прибор зашкалило бы…


ЗВАНИЕ ИЛИ ЗНАНИЕ?


Когда появились электрические фонари, в английском парламенте была создана комиссия для обсуждения вопроса о замене газового освещения электрическим. На первом же заседании этой комиссии была сформирована подкомиссия, которой поручили собрать мнения специалистов, в том числе и Томаса Алва Эдисона, энергично внедрявшего электрическое уличное освещение в США. Но когда мнение Эдисона было зачитано, председатель комиссии заявил:

— Поражаюсь, как можно всерьез рассматривать мнение этого человека? Да будет всем известно: у него нет профессорского звания, больше того — даже инженерного диплома!

— Но ведь и у вас, сэр, — простодушно возразил один из членов комиссии, — нет диплома, а тем не менее вы беретесь обсуждать технические вопросы.

— Тише, тише, — дружно зашикали на зарвавшегося оппонента окружающие. — Вы что, забыли: ведь наш досточтимый председатель не кто-нибудь, а лорд. Для лордов какой-то там диплом вовсе не обязателен!


УДАЧА ИЗ ЦЕПИ НЕУДАЧ


Однажды репортеры расспрашивали английского микробиолога Александера Флеминга (1881–1955) о том, как он открыл пенициллин.

— В жизни мне всегда не везло, — тяжело вздохнув, начал ученый. — В детстве я много болел и мечтал стать врачом, но у моих родителей — бедных фермеров — не было денег, чтобы осуществить мою мечту. Потом они и вовсе разорились, и мы переехали в Лондон…

— И там ваша мечта осуществилась: вы поступили в университет?

— Да, но меня приняли только потому, что я был хорошим пловцом. Из-за постоянных соревнований времени на учебу почти не оставалось, и самое большее, что сулило мне будущее, — это скромная должность в каком-нибудь провинциальном городке.

— И тут ваши таланты были оценены?

— Да, но профессор Уайт пригласил меня в свою лабораторию только потому, что ему нужен был физически сильный помощник. Профессору понравился не мой талант, а мой рост.

— И в его лаборатории вам удалось сделать выдающееся открытие?

— Да, но помогла очередная неудача. Когда я делал опыты, подул сильный ветер, распахнулась форточка, и сквозняком в мои пробирки занесло споры плесневого гриба. Естественно, эксперимент был испорчен, и мне грозили крупные неприятности. С отчаяния я решил повнимательнее присмотреться к непрошеным «гостям» и открыл пенициллин…

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги