ГЛАВА 9

Прожектор выключили, и в свете настольной лампы появилось лицо человека немного за сорок — с широким лбом и высокими скулами. Его можно было бы назвать красивым, если бы не шрам на правой щеке.

— Не пугайся. Я не Призрак Оперы.

Остин мысленно вернулся на пятнадцать лет назад, к событиям в Баренцевом море. Он снова ощутил, как ледяная вода проникла в его теплый гидрокостюм и как он запустил таймер двухсотфунтовой бомбы. Этот русский выжил каким-то чудом.

— Прости за тот взрыв, Иван. Я ведь предупреждал.

— Не стоит извиняться. На войне как на войне. — Петров помолчал и добавил: — Знаешь, какой вопрос меня до сих пор мучает? Предположим, мы бы тогда поменялись местами. Ты бы мне поверил?

Немного подумав, Остин ответил:

— Возможно, я, как и ты, не поверил бы. Хочется верить, что рассудительность взяла бы во мне верх над отвагой, но наверняка не скажу. Давно это было.

— Да. Очень, очень давно. — Петров грустно улыбнулся. — Так уж вышло, что моя рассудительность не совладала с мальчишеским порывом. Да, я тогда был порывист. Не беспокойся, я не виню тебя за последствия собственной глупости — иначе давным-давно убил бы. Говорю же, это война. В каком-то смысле тебя покалечило не меньше. Просто на сердце шрамов не видно. Война изуродовала нас обоих.

— Я где-то слышал, что холодная война уже закончилась. Может, твои друзья подбросят нас в «Палас»? Выпьем в баре по стаканчику, вспомним прошлое…

— Всему свое время. Нужно обсудить одно дело исключительной важности. — Петров вдруг впился глазами в собеседника и заговорил резко, по-деловому: — Я хочу знать, что вы делали на заброшенной черноморской базе советских подлодок.

— Похоже, зря я рассчитывал, что наш короткий визит останется тайной.

— Вовсе нет. Места там глухие, при обычных обстоятельствах можно хоть дивизию морской пехоты высадить — никто не заметит. Мы следим за этим районом несколько месяцев, но вы и нас застали врасплох. Судя по данным радиоперехвата, вы приземлились на неком летательном аппарате, после чего вас подобрал корабль НУПИ. Расскажи, пожалуйста, что ты делал на территории России? И не спеши, у меня времени много.

— С удовольствием объясню. — Остин поерзал на стуле. — Только мне лучше думается, когда не нужно сидеть на собственных руках. Может, обойдемся без скотча?

Немного подумав, Петров кивнул.

— Я знаю, что ты опасный человек, мистер Остин. Прошу, давай обойдемся без глупостей.

Он отрывисто скомандовал по-русски. Один из громил подошел сзади, и Остин почувствовал запястьем холодную сталь клинка. Короткое движение — и его руки оказались свободны.

— А теперь рассказывай.

Курт помассировал запястья, чтобы восстановить кровообращение.

— Я занимался метеорологическими исследованиями в Черном море на борту принадлежащего НУПИ исследовательского судна «Арго». К нам должны были прибыть трое американских телевизионщиков, но перед отплытием из Стамбула они услышали про базу подлодок и решили сначала заглянуть туда, не поставив нас в известность. Они опаздывали, и я отправился на поиски. Какие-то люди с берега застрелили турецкого рыбака, который вез съемочную группу, а потом пытались убить остальных.

— Расскажи про убийц.

— Их было около дюжины, все конные, одеты как казаки. Мало того — у них были шашки и старые винтовки. Совсем древние.

— И что случилось потом?

Остин подробно рассказал о сражении. Петров слушал с полным безразличием. Впрочем, зная изобретательность американца, он ничуть не удивился тому, как все закончилось.

— Гидросамолет, значит, — усмехнулся он. — Это ты ловко придумал — с ракетницей.

Остин пожал плечами.

— Мне просто повезло. Будь у них оружие посовременней, все кончилось бы не как в кино.

— Откуда тебе в кабине было знать, что у них старые винтовки? Как я понимаю, в итоге ты совершил посадку?

— Посадку? Винтовки, может, и старые, а крыло они мне изрешетили. Я аварийно приземлился на пляж.

— Что еще видел, кроме оружия? Пожалуйста, как можно подробнее.

— За гребнем дюны нашли тело одного из нападавших.

— Он был одет как остальные?

— Да. Меховая шапка, широкие штаны. Еще у него вот что было. — Остин порылся в кармане и достал кокарду, снятую с папахи мертвого казака.

Петров безразлично осмотрел ее и передал кому-то из своих.

— Дальше.

— Убедившись, что телевизионщики целы, я связался с «Арго». Судно подошло к берегу, и мы сразу убрались оттуда.

— Мы не нашли ни тела, ни оружия.

— Не знаю, что стало с телом. Возможно, товарищи убитого потом вернулись и забрали его. Оружие взяли мы.

— Это называется «хищение», мистер Остин.

— А по-моему, это называется «боевые трофеи».

Петров махнул рукой.

— Неважно. А что съемочная группа? Они все это снимали?

— Было не до того — они спасали свои жизни. Тело, правда, сняли, но без каких-то объяснений им с этого мало толка.

— Надеюсь, ради их же блага.

— Иван, а можно вопрос?

— Вопросы здесь задаю я.

— Знаю, но я послал такой милый букет!.. И где благодарность?

— Я тебя не убил — вот моя благодарность. Впрочем, ладно. Один вопрос.

— Что это вообще за чертовщина?

На губах русского мелькнула легкая улыбка, и он взял со стола пачку сигарет. Осторожно достав одну, Петров сунул ее в рот, зажег и выпустил дым из ноздрей. Вместо затхлой вони комнату заполнил резкий аромат табака.

— Что тебе известно о политической обстановке в России?

— То, что пишут в газетах. Не секрет, что у вашей страны серьезные трудности. Экономика слабая; преступность и коррупция круче, чем в Чикаго времен Капоне; военным не платят, и они недовольны; в здравоохранении полный бардак; в приграничных районах сплошь сепаратисты и гражданские войны. С другой стороны, у вас хватает обученной и мотивированной рабочей силы, а также природных ресурсов. Если перестанете сами себе вставлять палки в колеса, то все у вас будет нормально — только не сразу.

— Довольно точное изложение не самой простой ситуации. При обычных обстоятельствах я бы согласился, что мы как-нибудь выплывем. Страдать наш народ привычен. Ему это даже нравится. Однако в дело включились куда более мощные силы.

— Что еще за силы?

— Хуже не придумаешь. Людские страсти — национализм, цинично подогретый до кипения на огне страха и отчаянья.

— Но у вас и раньше были националистические движения.

— Конечно. Иногда мы их изолировали, иногда шантажировали идеологов или выставляли то исчадиями ада, то полусумасшедшими, прежде чем они привлекут много сторонников. Сейчас все иначе. Волна национализма вдруг поднялась на юге, в черноморских степях, где снова появились казаки.

— Казаки? Вроде тех, на пляже?

— Именно. Изначально казаки — беглые преступники, которые подались в южные области России и на Украину, основав там что-то вроде государства. Они прославились как непревзойденные наездники и очень помогли Петру Первому справиться с турками. Понемногу казаки превратились в потомственных военных. Русские цари набирали из них элитные конные отряды, которые направляли против повстанцев, бастующих рабочих и этнических меньшинств.

— А потом случилась революция, царя свергли, а казаки теперь работают в Париже таксистами, — добавил Остин.

— Не всем выпало такое счастье. Кое-кто переметнулся к большевикам, остальные же упорно защищали обломки Российской империи даже после убийства царской семьи. Сталин хотел с ними покончить, но преуспел лишь отчасти. Казаки так и остались сословием воинов, призванным, по их мнению, вернуть России-матушке былую славу. Само движение называется «казачество». Они считают себя избранниками высших сил, которым суждено править людьми низших рас.

Остин понемногу терял терпение.

— Казаки не первые, кому пришло в голову переустроить мир по собственным лекалам. В истории таких полно — они приходят и уходят, оставляя за собой горы трупов.

— Конечно. Разница в том, что остальные канули в Лету, тогда как казаки со своей слепой верой живее всех живых, — русский подался вперед и пристально посмотрел на Остина. — Россию захлестнула волна насилия — а насилие у них в крови. Казацкое движение сейчас на подъеме, оно набрало большую силу. Правительство в Москве слабое, неэффективное, поэтому казаки ему не подчиняются. Они объединяются в отряды и становятся наемниками. Многим импонирует их дерзость — ведь люди в России быстро устали от капитализма и свободы. Что в парламенте, что на улицах звучат голоса в поддержку реакционно-националистической идеологии — пора, мол, вернуть России былую славу. В армии есть казацкие подразделения со своей формой и офицерами. Они объявили причерноморские степи новой Россией и проникают на соседние территории. На кокарде, что ты нашел, их эмблема — солнце, символизирующее зарю новой России.

— Но, Иван, казаки все равно в меньшинстве. Чего вы боитесь?

— Большевики тоже были в меньшинстве, однако они уловили устремления русского народа. Они понимали, что солдаты устали от войны, а крестьянам нужна земля.

— У большевиков был Ленин.

— К этому я и веду. — Петров мрачно усмехнулся. — Революция случилась только потому, что у нее нашелся целеустремленный и жестокий вождь, который объединил страну и расправился с противниками. — Улыбка погасла. — И такой вождь есть у казаков. Михаил Разов. Он владелец концерна «Атаман индастриз», сколотил огромное состояние в добывающей отрасли и грузоперевозках. Разов стремится возродить величие России и всячески поддерживает казацкие представления о мужестве и праве сильного. По его словам, лучшее средство против коррупции — пулемет. Разов совершенный параноик — считает, что на него ополчился весь мир.

— Деньги и власть — это немало.

— Все гораздо хуже. — Петров закурил еще одну сигарету, и Остин с удивлением заметил, как дрожит спичка в его руке. — У Разова есть советник — монах по имени Борис, который обладает невероятным магнетизмом. Его даже считают пророком. Борис дурно влияет на Разова, называет того потомком русских царей, ведущим свой род от Петра Великого.

— Я-то думал, что последним из Романовых был Николай Второй.

— Там много неясностей.

— Ну и пусть. Я тоже могу объявить себя королем Испании, но трона мне не видать.

— По словам Разова, у него есть доказательства.

— Анализ ДНК?

— Он ни за что не позволит взять у себя кровь на анализ.

— Похоже, все и вправду серьезно, — признал Остин. — Националистическое движение, сильный лидер с наследственными правами, а с ним еще и пророк-мессия. Все предпосылки к революции налицо.

Петров мрачно кивнул.

— Какое еще «похоже»? Россию ожидает возрождение казачества, которое охватит всю страну. Правые силы и так уже добились канонизации царской семьи, а теперь Разов нацелился на императорскую мантию. — Он улыбнулся. — Много ли в мире политиков, чья родословная восходит к святым?

— Послушать политиков — они сами святые. Впрочем, я понял твою мысль. Иван, а ты-то здесь при чем? Ты из КГБ?

— В КГБ сплошь люди Разова. Я возглавляю небольшую группу, задача которой — следить за всем, что угрожает стабильности. Мы подчиняемся непосредственно президенту. Но это еще не все. Это ведь и ваша проблема, мистер Остин. Разов считает, что все наши беды объясняются тайным сговором мировых держав во главе с США. По его мнению, именно из-за влияния Америки Россия остается бедной и отсталой страной. В парламенте многие разделяют его взгляды.

— У Америки хватает врагов. Такова уж судьба единственной сверхдержавы.

— Вот и добавьте к списку своих врагов Разова. Дело тут не только в политике — есть и личные причины. Его подруга несколько лет назад погибла в Белграде во время бомбежки. Как я понимаю, Ирина была редкой красавицей, Разов так и не оправился от ее смерти. Очень советую отнестись к этой угрозе с предельной серьезностью — есть сведения, что он замышляет нанести жестокий удар по вашей стране.

— И каким же образом?

Петров развел руками.

— Мы не знаем. Известно только название — «Операция „Тройка“».

— Тогда ты зря тратишь свое и мое время. Нужно было задействовать дипломатические каналы, чтобы информация попала на самый верх.

— Уже задействовали и порекомендовали не делать резких движений.

— Ни за что не поверю, что Белый дом с Пентагоном отмахнулись от такой информации. Не те времена. Угрозу нужно воспринимать серьезно — у них уже есть горький опыт.

— Ну, наша позиция их не порадовала. Мы предупредили, что чересчур жесткая реакция сведет все наши усилия на нет и тогда удар будет нанесен — причем неизвестно, где и как именно.

— А при чем тут база подводных лодок?

— Сам догадайся. Ее строили для лодок, вооруженных ракетами средней дальности. Те плавали по Черному морю и в основном пугали турок, которые предоставили американцам военные базы. После развала Союза база много лет стояла заброшенной. Потом Разов арендовал ее у правительства. Там периодически появляются его суда, а казаки, с которыми вы сражались, — это охрана.

— А зачем им маскарад и старинное оружие?

— Это как-то связано с их символикой. Некоторые свои отряды Разов экипирует словно настоящую императорскую кавалерию. Тут главное не ошибиться — со времен Союза у него накопилось предостаточно современного оружия.

— Что же вы не возьметесь за этих ребят?

— Мы ждали подходящего момента, но тут появился ты.

— Прости, что сорвал операцию. Нужно было спасать людей.

— По нашей информации, Разов хочет нанести удар по США еще до того, как придет к власти.

— Я помогу вам выяснить, что у него на уме.

Петров решительно помотал головой.

— Не нужно нам американских ковбоев и пальбы из револьверов.

— Никаких ковбоев. Я ученый, работаю в НУПИ.

— Не надо лицемерить. Про «Группу специального назначения» я тоже знаю. У нас есть информационная подборка о роли НУПИ в истории с «Андреа Дориа» и попыткой прибрать к рукам запасы пресной воды на планете.

— Да, скучать мы не любим.

— Вот и займитесь своей океанографией.

Остин скрестил руки на груди.

— Постой-ка, Иван. Значит, ты предлагаешь нам любоваться рыбками, пока ваш психопат готовит теракт в моей стране? Я правильно понял?

— Мы намерены остановить Разова. Возможно, ваше вмешательство и так лишило нас шансов на успех. Не суйтесь в это дело, иначе я буду считать вас врагом русского народа — с соответствующими последствиями.

— Благодарю за совет. — Остин глянул на часы. — Мне жаль прерывать дружескую беседу, однако я опаздываю на ужин с одной очаровательной особой. Так что если ты закончил…

— Да, закончил.

Его подчиненные рывком подняли американца на ноги и стали подталкивать к выходу, но тот остался стоять.

— Приятно было познакомиться, Иван. Прости меня за все.

— Что было, то было. Сейчас надо думать о будущем. — Рука Петрова метнулась к шраму на щеке. — Знаешь, мистер Остин, а ведь ты преподал мне важный урок.

— Какой же?

— Знай своего врага.

Курта снова протащили по коридору в кабину древнего лифта, и через пару минут он уже сидел в машине. Водитель, слава богу, хоть скорость звука не превышал, и вскоре они остановились в том самом месте, где Остин впервые уселся в такси.

— Выходи, — распорядился водитель.

Он с радостью подчинился и едва успел отскочить в сторону — машина тут же рванула с места, визжа покрышками. Остин вернулся на «Арго» и позвонил в отель. В номере Кэллы трубку никто не брал. Тогда он перезвонил портье и спросил, нет ли для него записки.

— Да, сэр. Мисс Дорн оставила вам сообщение.

— Прочтите, пожалуйста.

— Конечно. Там сказано: «Ждала час. Наверное, у тебя какие-то важные дела. Иду ужинать с ребятами. Кэлла».

Остин нахмурился. Ни слова о том, чтобы поужинать вместе в другой раз. Придется звонить утром и просить прощения. А пока он вышел на палубу и зашагал взад-вперед, вспоминая мельчайшие подробности разговора с Иваном. Его губы сжимались все плотнее. Черта с два он так просто отступит, когда родной стране грозит опасность. Остин вернулся в каюту и набрал на сотовом номер.


Телефон зазвонил в пяти тысячах миль оттуда, в держателе на панели кабриолета «Корвет» шестьдесят первого года выпуска. Хосе Завала, которого все звали Джо, схватил трубку и жизнерадостно произнес:

— Алло.

Завала как раз размышлял, до чего же замечательно устроен мир. Он молод, здоров, работа необременительная, так что остается масса свободного времени. На соседнем сиденье сидела очаровательная блондинка-статаналитик из коммерческого отдела. Машина катилась по шоссе неподалеку от города Маклин, штат Виргиния, а в конце пути их ждал старинный ресторан и романтический ужин при свечах. Теплый ветерок приятно шевелил густые темные волосы Завалы. После ужина они еще выпьют по стаканчику у него дома в Арлингтоне, в здании бывшей библиотеки, ну а там… кто знает? Вдруг им суждено остаться вместе надолго? Впрочем, Завала понимал слово «надолго» несколько иначе, чем большинство людей.

Когда в трубке раздался голос его друга и коллеги, Завала обрадовался. На его губах заиграла легкая улыбка.

— Бона сера, Курт, амиго. Как твой отпуск?

— Закончился. Твой тоже. Прости.

Остин стал излагать, что ожидает Джо в ближайшем будущем, и его улыбка тут же померкла. Красивое смуглое лицо приняло печальный вид. С тяжелым вздохом он вернул телефон на место, проникновенно посмотрел в восторженные голубые глаза подруги и сказал:

— Прости, плохие новости. У меня умерла бабушка.


Пока Завала, утешая девушку, сыпал выдуманными прямо на ходу обещаниями, долговязый Пол Траут, склонившись над столом в лаборатории Вудсхолского океанографического института, изучал образцы ила из глубоководных районов Атлантики. На ученом был фирменный яркий галстук-бабочка, светло-русые волосы с пробором посередине он зачесывал назад на висках.

Пол, сын рыбака с Кейп-Кода, вырос в Вудсхоле и при первой возможности возвращался в родные края. Он дружил со многими учеными из знаменитого океанографического института и часто приходил им на выручку, когда требовалась помощь геолога.

Траут целиком погрузился в работу, когда вдруг услышал, что его зовут. Не отрываясь от окуляра, он одним глазком посмотрел в сторону. У стола стоял один из лаборантов.

— Вам звонят, — сказал тот, протягивая телефон.

Мыслями ученый все еще находился на дне океана, поэтому, услышав в трубке голос Остина, решил, что глава группы специального назначения звонит из штаб-квартиры НУПИ.

— Курт, ты что, уже вернулся?

— Вообще-то я звоню из Стамбула, и через двадцать четыре часа ты ко мне присоединишься. Есть работа в Черном море.

Карие глаза Траута прищурились.

— Стамбул? Черное море? — В отличие от Завалы, новость его обрадовала. — Всегда мечтал там поработать. Коллеги удавятся от зависти.

— Когда ты можешь вылететь?

— Вообще, я по уши в иле, но готов ехать в Вашингтон хоть сейчас.

Повисла пауза: Остин представил себе Траута в луже илистой жижи. Он привык к эксцентричным выходкам ученого и решил на этот раз не вдаваться в подробности, а просто спросил:

— Гаме позвонишь?

— Всенепременно, капитан, — ввернул Траут свое фирменное рыбацкое словцо. — Завтра увидимся.


К востоку от островов Флорида-Кис и города Марафон, на глубине семи метров, жена Траута Гаме пыталась отколоть ножом кусок большого коралла-мозговика. Отломав фрагмент, она убрала его в мешочек на грузовом поясе. Часть отпуска Гаме добровольно посвящала работе в экологической экспедиции, которая изучала причины гибели кораллов у побережья Флориды. В этот раз новости явно плохие: ситуация ухудшилась. Часть кораллов погибла от ядовитых выбросов предприятий Южной Флориды, остальные были бурыми и тусклыми — куда уж там до буйства красок на рифах Карибского и Красного морей.

В ушах вдруг раздался резкий стук — сигнал с поверхности. Гаме убрала нож, поддула компенсатор плавучести, и ее ладная фигурка метнулась вверх, повинуясь легкому движению ласт. Она вынырнула у самого борта катера и зажмурилась от яркого солнца. Управлял катером седой старик из местных, которого все звали Бад — по его любимому сорту пива. Это он стучал молотком по металлической лесенке на корме катера.

— Начальник порта вышел на связь! — крикнул Бад. — Говорит, тебя ищет муж.

Гаме подплыла к лесенке, передала ему баллон с поясом, а потом забралась на борт. Она отжала темно-рыжие волосы и вытерла лицо полотенцем. Гаме была высокой и стройной — как настоящая модель, которая не мучает себя жестокой диетой.

Она показала Баду кусочек коралла. Тот покачал головой.

— Если так дальше пойдет, моему бизнесу крышка.

Моряк прав. Всем, от местных жителей до конгресса, придется как следует потрудиться, чтобы возродить коралловые рифы.

— Муж что-нибудь передал?

— Да. Просил срочно с ним связаться. Говорит, звонил какой-то Курт. Похоже, кончился твой отпуск.

Гаме улыбнулась. Зубы у нее белоснежные, с крошечной щелкой между верхними резцами. Она бросила коралл Баду и сказала:

— Да, отпуск кончился.

Загрузка...