Огненный остров

НА ДАЛЬНИХ ПОДСТУПАХ

По мере того, как все полнее в историческом исследовании выявляются результаты и последствия Сталинградской битвы, ее огромное влияние на ход последующих событий второй мировой войны становится особенно ощутимым.

Предпринимая летом 1942 года наступление на Кавказ и Сталинград, германское командование преследовало решительные и далеко идущие политические и стратегические дели. Оно вознамеривалось добиться полного поражения Красной Армии и поставить на колени Советский Союз.

Гитлеровское командование, вопреки жестоким урокам кампании 1941 и начала 1942 годов, продолжало еще верить во всемогущество своей военной стратегической доктрины и видело неудачу минувшей кампании на восточном фронте в отдельных частных ошибках, а не в порочности всей стратегической системы фашистской военной машины.

По утверждению Типпельскирха, Гитлер 15 марта 1942 года обещал, что русская армия будет уничтожена в течение лета. Генерал К. Цейцлер (ставший впоследствии начальником немецкого генерального штаба), излагая намерения Гитлера, отмечал: «Планируя летнее наступление 1942 года, Гитлер намеревался прежде всего захватить Сталинград и Кавказ»[2]. Фельдмаршал Паулюс в своих воспоминаниях писал: «В общих рамках войны летнее наступление 1942 года означало попытку в новом наступлении осуществить планы, потерпевшие провал поздней осенью 1941 года, а именно: довести войну на Востоке до победного конца»[3].

Директивой № 41 была определена цель кампании 1942 года в летнем наступлении армий «Юг». В ней говорилось, что общие первоначальные планы кампании на востоке остаются в силе. Главная задача состоит в том, чтобы, сохраняя положение на центральном участке, на севере взять Ленинград и установить связь на суше с финнами, а на южном фланге фронта осуществить прорыв на Кавказ. Пункт директивы, относящийся к Сталинграду, гласил: «Г. Для достижения цели операции необходимо обеспечить быстрое продвижение войск за рекой Дон на юг, поскольку к этому вынуждает небольшая продолжительность благоприятного времени года. Наступление на Сталинград: силами 6-й полевой и 4-й танковой армий из района восточнее Таганрога, Артемовска, через нижнее течение Дона и затем на северо-восток вверх по течению Дона».

Две группировки противника по плану операции должны были соединиться в районе Сталинграда, чтобы лишить его значения важнейшего узла коммуникаций.

Но в ходе летней кампании Гитлер отказался от метода последовательного захвата Сталинграда, а затем кавказской нефти и Кавказа. Он решил проводить сразу две операции: захват Сталинграда и наступление на Кавказ. И в директиве № 45 от 23 июля 1942 года ставил задачи: «На долю группы армий „Б“, как приказывалось ранее, выпадает задача наряду с оборудованием оборонительных позиций на р. Дон нанести удар по Сталинграду и разгромить сосредоточившуюся там группировку противника, захватить город, а также перерезать перешеек между Доном и Волгой и нарушить перевозки по реке.

Вслед за этим танковые и моторизованные войска должны нанести удар вдоль Волги с задачей выйти к Астрахани и там также парализовать движение по главному руслу Волги»[4].

Читатель видит, что противником были составлены планы для решительных действий на Сталинградском и Кавказском направлениях. Враг продвигался к большой излучине Дона.

28 мая 1942 года в здании Краснодарского крайисполкома вручали награды отличившимся в боях за Ростов. Обстановка, которая к этому времени сложилась на южных фронтах, не располагала к особой торжественности. Врученный мне орден Красного Знамени я оценил как знак доверия народа: самые трудные испытания были впереди. В тот же день Маршал Советского Союза С. М. Буденный — командующий войсками Северо-Кавказского фронта — приказал мне принять 138-ю стрелковую дивизию. Ее остатки, эвакуированные из Крыма, должны были прибыть на Кубань.

Уезжая на место формирования, я попросил в отделе кадров фронта назначить на должность начальника штаба дивизии подполковника В. И. Шубу, с которым познакомился на Крымском фронте. Просьбу удовлетворили.

Вместе с Шубой ко мне приехали два офицера — подполковника, с которыми мне уже приходилось воевать: начальником артиллерии — С. Я. Тычинский и Л. С. Алесенков — на должность командира полка. С Сергеем Яковлевичем Тычинским я расстался во Владикавказе десять лет назад. Ветеран двухсотой дивизии майор Алесенков был ранен, когда его полк вырывался из окружения. Второй раз, притом тяжело, он был ранен на Дону. Потом прибыли два майора — Ф. И. Печенюк и Г. М. Гуняга.

^{Начальник штаба дивизии В. И. Шуба.}

Вскоре пришло новое пополнение, однако многотысячный состав дивизии пока еще нельзя было назвать войском. Мы располагали тремя сотнями винтовок и тридцатью автоматами.

12 июля 1942 года командующий 51-й армией генерал-майор Н. И. Труфанов вызвал меня на рекогносцировку. На двух самолетах ПО-2 с начальником оперативного отделения штаба дивизии майором К. Р. Рутковским мы прилетели на станцию Ремонтная, оттуда поехали в район станицы Верхне-Курмоярской, на будущий правый фланг дивизии, на стык двух армий: 64-й генерала В. И. Чуйкова и 51-й генерала Н. И. Труфанова.

Задача рекогносцировки была очень сложной в связи с тем, что дивизии предстояло занять оборону на фронте в десятки километров. Справа была Верхне-Курмоярская, слева — Цимлянская. Первый день работы прошел напряженно, но спокойно, без помех. На второй день все явственнее стало чувствоваться приближение фронта. Часов около 13 в районе Красный Яр, что на левом берегу Дона против Цимлянской, по мосту, построенному саперами, начали отходить подразделения и отдельные группы солдат, обозы. От офицера связи, прилетевшего на самолете ПО-2, командующий армией узнал о более сложной обстановке — гитлеровские передовые части были уже совсем близко, и я тут же получил распоряжение выводить дивизию на участок обороны, а следом и приказ о занятии обороны.

Вооружение вновь формируемым дивизиям подавалось ГАУ (Главное артиллерийское управление) эшелонами. Такой эшелон был предназначен и для нашей Краснознаменной стрелковой дивизии, которая формировалась на Кубани.

Распоряжением командующего войсками Северо-Кавказского фронта Маршалом Советского Союза С. М. Буденным этот эшелон был передан в одну из дивизий 44-й армии, где вооружение было в то время особенно нужно. Поэтому наша дивизия выступила в поход на фронт с очень малым количеством стрелкового оружия и совершенно без артиллерии. Штаб 51-й армии, вручая приказ на выход дивизии в район боевых действий, предупредил ее штаб, что оружие будет подано из транспортов, следующих для Северо-Кавказского фронта. Но транспорты с оружием авиация противника бомбила и сожгла на станции Зимовники. Военному совету армии после многих усилий удалось обеспечить дивизию стрелковым оружием и частично дивизионной и противотанковой артиллерией и армейскими артиллерийскими средствами. Минометов и полковой артиллерии еще не было.

Говорят, нет худа без добра. Старший лейтенант Владимир Коноваленко, помощник начальника оперативного отделения штаба дивизии, вечером уехал проверить, как организуют оборону подразделения дивизии на левом фланге и уточнить обстановку на переправе у Красного Яра. Но скоро прискакал обратно на взмыленной лошади и доложил, что через Дон переправляются разрозненные группы и подразделения отступающих частей и при них имеется разное оружие.

— Значит, его необходимо взять, — говорю я. — В тыл можно идти и безоружными.

Благодаря принятым мерам мы смогли пополнить дивизию 3759 винтовками и карабинами, 30 ручными и 27 станковыми пулеметами, 27 противотанковыми ружьями. Реквизировали 76 минометов, четыре 76-мм орудия, четыре 122-мм гаубицы.

Так, в ходе боев, начавшихся на Дону, 138-я Краснознаменная стрелковая дивизия продолжала формироваться и мужала для жестоких боев.

В период формирования личный состав, прибывающий на пополнение, знакомили с боевым путем дивизии и заслугами ее воинов в боях за Родину. При этом назывались фамилии рядового, сержантского состава и офицеров, которые были удостоены высоких правительственных наград. За образцовое выполнение задач командования в боях с белофиннами дивизия была награждена орденом Красного Знамени.

Перед командирами, политработниками, партийными и комсомольскими организациями, перед всем личным составом дивизионное командование поставило задачу сделать дивизию гвардейской, показать высокие боевые качества, драться так, как дерутся гвардейцы. И воины восприняли эту почетную задачу как свой долг.

15 июля дивизия заняла оборону на левом берегу Дона от станицы Верхне-Курмоярской до хутора Красный Яр. Из-за такой растянутости все батальоны пришлось располагать в одну линию без полковых и дивизионных резервов.

Крайне трудно было наладить нормальное управление подразделениями, так как мы не располагали необходимыми средствами связи, особенно подвижными. Положение усугубляли степные пожары, которые выводили из строя телефонные провода. Поэтому я обратился к командарму с просьбой выделить нам для связи хотя бы два самолета ПО-2. И нам их дали.

Мы с начальником штаба использовали эти самолеты в качестве своеобразного автомобиля. По балкам, по-над Доном, прижимаясь пониже к земле или воде, прилетали прямо в район обороны батальона или на командный пункт командира полка: местность всюду позволяла садиться. А там уже пешком или на лошадях следовали по боевым порядкам подразделений, чтобы оказать помощь командирам в организации системы огня и взаимодействия с соседями.

^{Командир 768-го полка Г. М. Гуняга.}

Как-то закончив работу в полку майора Гуняги, мы поднялись в воздух и полетели вдоль Дона, в направлении станицы Цимлянской. На подлете к ней, примерно в пяти километрах, увидели частые разрывы бомб — около двадцати самолетов Ю-87 двумя группами бомбили Цимлянскую. Летчик рукой обратил на это мое внимание, и я в ответ показал рукой лететь на командный пункт дивизии. Но едва развернулись, как буквально над собой увидели «мессершмитта», который летел перпендикулярно нашему курсу. Не мешкая ми секунды, наш пилот бросил машину в пике, на глубокую балку, по дну которой и скрылись от преследователя. И как только прилетели к командному пункту дивизии, самолет сразу же укрыли под стог сена.

Оборона дивизии проходила по землям животноводческого совхоза «Дубовский», командный пункт располагался на центральной усадьбе совхоза. В хозяйстве имелось десять тысяч голов крупного рогатого скота, разбросанного на восьми хуторах. Его надо было эвакуировать, но руководство совхоза указаний на этот счет не получило и само никаких решений не принимало. Поэтому командование дивизии занялось и эвакуацией скота. Первым этапом предусматривалось угнать скот с ферм, расположенных ближе к Дону. Гурты передвигались только ночью, а на день животных прятали по балкам и оврагам. До 25 июля требовалось эвакуировать скот за линию железной дороги на участке станций Ремонтное — Котельниково. Дальнейшее направление — Каменный Яр на Волге.

При штабе дивизии оставался один сотрудник совхоза для связи на случай резкого изменения обстановки, чтобы поставить в известность отгонщиков.

Все пошло хорошо. Скоро мы получили известие, что гурты благополучно переправлены на левый берег Волги.

18 июля 29-я моторизованная дивизия 4-й танковой армии противника к исходу дня вышла в район станицы Цимлянской. Враг сосредоточил здесь переправочные средства и при сильной авиационной поддержке, ценой больших потерь захватил плацдарм на южном берегу Дона.

За плацдарм развернулась ожесточенная битва. Особенно сильные бои, не прекращавшиеся ни днем ни ночью, шли за хутор Красный Яр и лес северо-западнее хутора. Для поддержки 344-го стрелкового полка Алесенкова начальник артиллерии дивизии подполковник Тычинский отдал распоряжение 18-му гвардейскому минометному полку катюш подавить противника на высоте 20,8. И когда полк заканчивал уже занимать огневые позиции, чтобы произвести огневой залп, с запада на горизонте показалась девятка самолетов-бомбардировщиков, которые летели, по всей вероятности, не к заданной цели, а просто в район боевых порядков дивизии. Подполковник Тычинский доложил мне о нарастающей опасности, спросил, что делать. В ответ я сказал лишь: — «Залп».

^{Командир 344-го полка Л. С. Алесенков.}

Самолеты, обнаружив расположение минометного полка, не с ходу атаковали его, а начали перестраиваться, пошли на круг, чтобы зайти на цель более организованно. Но в этот момент командир полка скомандовал:

— Залп!

Погода была сухая, и залп катюш поднял большое облако пыли, которое окутало все установки. Несмотря на опасность, бойцы-минометчики действовали спокойно, уверенно. Самолеты же противника, подойдя к цели, не ринулись в пике на бомбежку, так как из-за пыли и дыма катюш не было видно, а пошли еще на один круг. Но в это время их атаковали три наших истребителя.

Один самолет Ю-87 был сбит, а другие, сбросив беспорядочно бомбы на пустое место, спешно ретировались с поля боя. Тычинский подошел ко мне и с облегчением после сильного напряжения доложил, что все получилось отлично.

Храбрость, выдержка личного состава полка и смелый натиск наших летчиков позволили выполнить поставленную задачу: на высоте 20,8 противник понес большие потери. Это позволило 344-му стрелковому полку успешно провести контратаку. Минометный полк в это время был выведен на запасные позиции для подготовки следующего удара.

С 18 по 23 июля полк Леонида Алесенкова при поддержке дивизионной и армейской артиллерии вел ожесточенные бои. Командир полка постоянно знал обстановку в батальонах, своевременно принимал нужные решения, настойчиво, без суеты добивался их выполнения. Противник нес значительный урон в живой силе и технике. Огнем всех видов и контратаками было уничтожено свыше тысячи вражеских солдат и офицеров, подбито и сожжено десять танков, уничтожено 8 орудий, 12 пулеметов, много стрелкового оружия и другого военного снаряжения.

Командование 64-й армии, будучи обеспокоено своим левым флангом у станицы Верхне-Курмоярской, хотя события и развивались в 75 километрах от нее, выслало нам на помощь разведывательный отряд в составе моторизованного батальона, усиленного танковым батальоном, имеющим 20 машин Т-34. Этот отряд очень быстро прибыл на левый фланг нашей дивизии в район станицы Подгоренская.

С 21 по 23 июля 344-й стрелковый полк во взаимодействии с разведывательным отрядом 64-й армии вел ожесточенные бои с гитлеровцами, которые пытались расширить плацдарм, но успеха не имели. Однако им удалось переправить на плацдарм свои части, танки и другую технику.

^{Начальник артиллерии дивизии С. Я. Тычинский.}

Учитывая сложную обстановку на левом фланге дивизии, я принял решение: 650-й полк майора Печенюка и 768-й полк майора Гуняги передислоцировать к левому флангу, чтобы уплотнить здесь боевые порядки. Сосредоточили на этом опасном участке дивизионную и приданную дивизии армейскую артиллерию.

В связи с большой протяженностью обороны дивизии командующий 51-й армией генерал-майор Н. И. Труфанов подчинил нам 255-й кавалерийский полк, сформированный из северокавказцев. Мною была поставлена задача перед кавалеристами — занять оборону на очень широком фронте (в 35 километров) по южному берегу реки Дон — станицы Верхне-Курмоярская, Нагаевская, хутор Кривской. Личный состав кавалерийского полка проявил хорошую организованность и храбрость. Все попытки 6-го румынского армейского корпуса переправить разведку на южный берег Дона отражались с большими для него потерями. Полк позволил нам вдвое сократить фронт и уплотнить боевые порядки дивизии на главном направлении удара противника.

По данным всех видов разведки и опроса пленных, к исходу 25 июля перед фронтом дивизии и соседа слева переправились: 29-я моторизованная дивизия немцев, 2-я и 1-я пехотные дивизии румын и около двух полков румынской конницы. Авиация противника продолжала проявлять активность, она проникала на большую глубину наших тылов, вплоть до Волги. Открытая местность, отсутствие маскировочных средств в значительной степени затрудняли передвижение наших войск и нормальную работу тыла дивизии. Вражеские самолеты типа «мессершмитт» проводили рейдовые полеты, охотились даже за отдельными автомобилями и повозками.

После переправы на левый берег Дона передовых частей противника начались ожесточенные бои юго-западнее Сталинграда. В районе Цимлянской враг сосредоточил крупную группировку. В высших штабах, видимо, уже знали о численности 4-й танковой армии противника и направлении главного удара. Но мы не знали ее состава и только в ходе боев от Цимлянской до рубежа Верхне-Курмоярская — Котельниково с помощью разведки и информации был определен состав этой армии[5].

25 июля приказом № 006 командующего армией Н. И. Труфанова нашей дивизии была поставлена задача: во взаимодействии со 157-й стрелковой дивизией уничтожить противника в районе Красного Яра, выйти на южный берег Дона и организовать здесь прочную оборону.

В ночь на 26 июля 650-й и 768-й стрелковые полки заняли исходные рубежи, а в 4 часа перешли в атаку в направлении на Красный Яр. Весь день дивизия вела ожесточенный бой. Красный Яр несколько раз переходил из рук в руки.

Пленные подтвердили, что противник потерял в этот день более 500 человек убитыми и до одной тысячи ранеными.

С 27 по 29 июля части дивизии предприняли еще несколько контратак, в том числе ночных, нанесли врагу значительный ущерб в живой силе и технике, однако и сами потеряли около трехсот человек убитыми и ранеными.

Под сильными ударами противника наши полки не дрогнули и до конца июля прочно удерживали свои рубежи. Уже это говорило о том, что дивизия обладает хорошими, можно сказать, отличными боевыми качествами.

Закончив сосредоточение на плацдарме главных сил ударной группировки, противник утром 31 июля при сильной поддержке артиллерии и авиации перешел в наступление. Не успело солнце подняться над горизонтом, как над полем боя появилось в первой волне не менее восьмидесяти бомбардировщиков Ю-88, а за ними группы из 8-12 самолетов-пикировщиков Ю-87. Нарастающий гул самолетных моторов, зловещий вой перешедших в пике Ю-87, грохот рвущихся авиабомб, артиллерийских снарядов и мин нарушили утреннюю тишину в долине Дона.

Немцы и румыны начали атаку. Пять раз румыны, подгоняемые сзади немцами, пытались атаковать позиции полков Печенюка и Гуняги, но, встреченные хорошо организованным артиллерийским и пулеметным огнем, оставляя на поле боя сотни трупов солдат и офицеров, откатывались на исходные позиции. Убедившись, что атаки румын не привели к положительным результатам, гитлеровцы послали в бой свои части совместно с румынскими, но, видимо, только в стыки полков дивизии, чтобы охватить их фланги, а потом применить свою излюбленную тактику, рассчитанную на слабонервных, — использовать автоматчиков для охвата флангов и просочиться в ближайший тыл наших боевых порядков. Но и здесь они наткнулись на дружный огонь артиллерии и других видов оружия, мужество и стойкость наших воинов и отошли на исходные позиции. Ожесточенный бой длился в течение четырнадцати часов, но части дивизии отстояли свои позиции.

Обходя левый фланг полка Гуняги, противник предпринял наступление силами до двух батальонов, поддержанных танками и сильным огнем артиллерии, трижды атаковал батальон старшего лейтенанта Г. Ф. Сигоненко. Но сильным огнем и контратаками батальона атаки врага отбивались с большими для него потерями. При контратаках были захвачены пленные и трофеи. Командир батальона сам был примером храбрости для всего личного состава. В ходе боя командир полка доложил о мужестве в бою пулеметчиков расчета Белова. Командиру левофлангового батальона Гуняга приказал поставить станковый пулемет с фланговым обстрелом, чтобы он своим огнем охватывал весь левый фланг. Эта задача была поставлена перед пулеметчиками Белова. Они искусно выбрали огневую позицию, замаскировались. Немцы дважды пытались охватить левый фланг батальона, но отважные пулеметчики фланговым огнем успешно отражали их. За две атаки немцы потеряли убитыми множество солдат и офицеров. И. С. Белов, будучи раненым, продолжал бой до конца. За совершенный подвиг он был награжден орденом Красного Знамени.

Старший на батарее младший лейтенант Кушнырь картечью отразил две сильные атаки автоматчиков противника. Несмотря на бомбежку немецкими пикировщиками огневых позиций батареи, расчеты орудий сражались мужественно, самоотверженно. В этих атаках враг потерял только убитыми более ста человек.

На другой батарее командир орудия сержант Вардаванян со своим расчетом отремонтировал поврежденное в бою орудие, уничтожил из него несколько огневых точек и участвовал в отражении двух танковых атак. На наши огневые позиции авиация противника сбросила большое количество кассетных авиабомб. В район огневой позиции орудия Вардаваняна упало около 60 авиабомб «крабов», загорелись ящики со снарядами. Они вот-вот могли взорваться, но артиллеристы не растерялись, быстро разбросали ящики и потушили пожар. В этом бою был ранен наводчик орудия. Вардаванян сам занял его место у орудия, метким огнем задержал продвижение гитлеровцев. Только убитыми они оставили на поле боя более пятидесяти солдат и офицеров.

Захваченный в этом бою в плен командир пехотного взвода, член румынской фашистской военной организации «железная гвардия» на вопрос, что он знает о своем батальоне, ответил:

— Я ничего не знаю, я только слушал вокруг себя беспрерывные стоны и крики раненых.

31 июля за активную оборону, проявленное мужество и отвагу и нанесенный противнику большой ущерб в живой силе и технике личный состав дважды получил благодарность Военного совета 51-й армии.

К исходу дня 31 июля обстановка на левом фланге дивизии начала значительно осложняться. 29-я моторизованная дивизия врага с танками вышла в район хутора Мокросоленого, примерно в двадцати километрах в тылу за левым флангом нашей дивизии, а к рассвету 1 августа до 80 танков 14-й танковой дивизии и мотопехота 29-й моторизованной дивизии овладели железнодорожной станцией Ремонтная. Охватив левый фланг нашей дивизии, противник вышел в тыл на глубину более 50 километров, а в связи с тем, что в этом районе не было никаких армейских резервных войск, продолжал развивать наступление вдоль железной дороги на Котельниково. На прежнем рубеже дивизия продолжала вести ожесточенный бой с 1-й и 2-й пехотными дивизиями румын. Атаки противника успеха не имели и обошлись ему дорого. За день боя наблюдением было зафиксировано более трехсот убитых и около одной тысячи раненых солдат и офицеров противника. Но к семнадцати часам обстановка резко изменилась. Противник с левого фланга начал распространяться на ближайшие тылы наших частей. В связи с тем, что враг с выходом в район станции Ремонтная отрезал дивизию от армейских тылов, создалось довольно критическое положение. В начале боев дивизия имела мало боеприпасов, а частые бомбежки авиации по расположению тыловых частей и дорогам затрудняли их подвоз. Все это и привело к тому, что к исходу 1 августа боеприпасы всех видов оружия и калибров были у нас на исходе, а для 18-го полка катюш и дивизиона пушек-гаубиц снарядов не осталось совсем.

Создавшаяся сложная обстановка усугублялась и тем, что противник отрезал дивизию от главных сил армии и ее коммуникаций. Штаб армии, отходя в направлении Элисты, потерял с дивизией связь. Во время последнего разговора с исполняющим обязанности командарма генералом Коломийцем я получил распоряжение действовать самостоятельно в зависимости от обстановки, подчинить себе части 157-й дивизии и армейской артиллерии, которые поддерживали дивизию.

Я сделал соответствующую оценку сложившейся тяжелой обстановке присутствующим на командном пункте начальнику штаба В. И. Шубе, комиссару дивизии Н. И. Титову, начальнику артиллерии С. Я. Тычинскому и генерал-майору Дмитриеву — заместителю начальника артиллерии 51-й армии, который оказался при дивизии.

^{Комиссар дивизии Н. И. Титов.}

После уточнения деталей обстановки и предложений по выполнению поставленной задачи мною было принято решение отходить на левый фланг 64-й армии на рубеж Верхне-Курмоярская — Котельниково, установить связь со штабом 64-й армии, посылать командарму оперативные и разведывательные сводки, во время личного посещения командиров полков и частей усиления детально объяснить план дальнейших действий.

В 18 часов 1 августа мы двумя полками контратаковали противника, обходящего левый фланг нашей дивизии. Контратака была удачной. Полки Печенюка и Гуняги хотя и слабо были поддержаны артиллерийским огнем, предприняли смелый бросок вперед, в ряде мест переходили в рукопашную схватку и отбросили части 2-й пехотной дивизии румын. Противник не выдержал флангового удара и начал поспешно отходить. Эта обстановка позволила нашим полкам начать отход на промежуточный рубеж, отстоящий примерно на половине расстояния между левым флангом дивизии и Верхне-Курмоярской. 344-й стрелковый полк занял оборону на этом рубеже и обеспечил тем самым главным силам дивизии к утру 2 августа отход в район станицы Кривской и южнее. Части 157-й стрелковой дивизии были сосредоточены в балке Незнамая за боевыми порядками нашей дивизии.

К исходу 1 августа капитан Н. М. Маслов, начальник штаба 344-го стрелкового полка, доложил о том, что в ожесточенном бою тяжело ранен командир полка подполковник Алесенков. Он был ранен уже вторично, было очень жаль этого славного и храброго офицера, опытного командира. Мы с ним встретили войну с фашистской Германией у самой границы, в составе 200-й стрелковой дивизии. Она вступила в первый бой контратакой 648-го стрелкового полка юго-восточнее Рожища. И командовал полком майор Леонид Алесенков…

Обстановка продолжала осложняться, противник к 15 часам 2 августа танками занял Котельниково. При дальнейшем наступлении в северном направлении на Верхне-Курмоярскую он мог бы сомкнуть кольцо окружения двух стрелковых дивизий: 138-й и 157-й. Имея артиллерийские снаряды и необходимое количество других боеприпасов, мы могли бы нанести удар по противнику, но пришлось ограничиться лишь заслоном в направлении Котельниково. Учебному батальону дивизии и артиллерийскому противотанковому дивизиону была поставлена задача: обороной высот 121,5 и 131,7 отразить возможные атаки врага со стороны Котельниково.

Положение все ухудшалось. Принявший командование 51-й армией генерал Т. К. Коломиец поставил передо мной задачу — действовать самостоятельно. На этом наша связь с командующим прервалась. Прервалось и снабжение дивизии всеми видами боеприпасов, не говоря уж о продовольствии. Нас кормила земля донская.

Вследствие отсутствия боеприпасов и угрозы окружения со стороны Котельниково, я вынужден был принять решение: ночью со 2 на 3 августа отвести дивизию на рубеж Верхне-Курмоярская — восточный берег реки Аксай Курмоярский. 2 августа в боевом донесении Военному совету 64-й армии я доложил о решении на отвод дивизии на рубеж реки Аксай Курмоярский.

^{Начальник штаба 344-го полка Н. М. Маслов.}

3 августа к десяти часам части дивизии вышли на восточный берег реки Аксай Курмоярский.

Офицер штаба дивизии старший лейтенант Владимир Коноваленко нашел меня в боевых порядках частей и доложил, что генерал-лейтенант В. И. Чуйков просит меня явиться к нему в район Нижне-Яблочного. В сопровождении Коноваленко я немедленно поехал к генералу Чуйкову.

По дороге я сделал вывод, что наши донесения все же дошли до военного совета 64-й армии, поэтому нас и встречает Чуйков. За анализом прошедших событий я не заметил, как мы стали приближаться к хутору. Коноваленко показал рукой вперед и сказал:

— Товарищ полковник, вон там, у кургана, несколько автомашин, там Чуйков.

До войны мне не приходилось встречаться с Василием Ивановичем Чуйковым. Здесь, на поле боя, встретился впервые. Я представился и коротко доложил обстановку. Генерал-лейтенант Чуйков задал несколько вопросов, уточняющих обстановку и состояние дивизии, я подробно ответил.

— Обстановка ясна, — вздохнул Василий Иванович. — И она очень быстро меняется, особенно в сторону Котельниково. Поэтому вашей дивизии следует занять оборону на участке Верхне-Курмоярская — хутор Захаров. Это примерно половина расстояния до Котельниково. Вторую половину займет 157-я дивизия Куропатенко.

Затем В. И. Чуйков рассказал о том, что прибывшая в Котельниково четырьмя железнодорожными эшелонами 208-я стрелковая дивизия при разгрузке на станции 2 августа была внезапно атакована авиацией и танками врага и понесла большие потери. Противник наносит главный удар в направлении Абганерово.

В районах Цимлянской, Красного Яра дивизия с 18 июля по 2 августа в ожесточенных сражениях нанесла врагу значительные удары. Немцы и румыны в этих боях потеряли не менее двух с половиной тысяч убитыми и более четырех тысяч ранеными. Огнем всех видов оружия было уничтожено 16 орудий, около 40 минометов, 45 пулеметов, подбито и сожжено 35 танков, 80 автомашин с пехотой и грузами. За период ожесточенных боев было взято в плен 117 солдат и офицеров, что является одним из показателей активной обороны дивизии.

3 августа в 15 часов начальник разведки дивизии майор Батулин доложил данные разведки. Передовые части врага подходили в район Нагаевской, Майорского и Похлебина. Это расстояние до противника было вне досягаемости огневых средств дивизии, а наша авиация на этом участке активности не проявляла. В районе Котельниково было сосредоточено до ста танков и мотопехота. Обстановка не предвещала активного боя на 3 августа, поэтому командиры частей и подразделений, штабы полков и штаб дивизии проанализировали проведенные бои и сделали необходимые выводы, политработники, партийные и комсомольские организации подвели итоги проделанной большой воспитательной работы. В штабе дивизии со всеми начальниками родов войск и начальниками служб также подвели итоги и еще сильней было обращено внимание на боевую стойкость и организованность во всех звеньях при любых видах боев в сложной обстановке.

К исходу дня было получено распоряжение генерал-лейтенанта В. И. Чуйкова, уточняющее оборонительные задачи дивизии на занимаемом рубеже. 255-й кавалерийский полк северокавказцев был взят из подчинения дивизии.

С восходом солнца 4 августа части 20-й пехотной дивизии румын повели наступление против нашей дивизии. Особую активность противник проявлял вдоль южного берега Дона, в направлении Верхне-Курмоярской. Отразив многократные атаки, части дивизии остались на занимаемых позициях. Однако там, где определился главный удар вражеской 4-й танковой армии — вдоль железной дороги Котельниково — Абганерово, противник танками, при активной поддержке авиации, вел бои за железнодорожную станцию Чилеково.

В связи с обострившейся обстановкой за левым флангом группы генерал-лейтенант В. И. Чуйков, командующий группой, боевым распоряжением указывал: 4 августа в 14 часов дивизии начать отход на северный берег реки Аксай Есауловский. Создавшееся положение вынуждало отводить дивизию на новый рубеж по открытой степной равнине днем, при довольно активных действиях авиации противника и при полном отсутствий в воздухе наших самолетов. Оставаться на занимаемом рубеже до наступления темноты нельзя было, так как за короткую ночь требовалось не только преодолеть большое расстояние до рубежа Аксая Есауловского, но и организовать там оборону, окопаться как следует. Поэтому мною было принято решение: оставить прикрытие и отходить в предбоевых порядках повзводно по всей полосе дивизии и не по дорогам, а по степи. Высокая целинная трава была маскировкой и препятствием. Противник, сбрасывая мелкие зажигательные бомбы и стреляя зажигательными снарядами и пулями, поджигал сухую траву. Начались пожары на обширных площадях — явление довольно-таки неприятное, приносящее большие затруднения и даже потери при маневре на поле боя. Артиллерия и обоз боепитания, которые двигались по дорогам, часто подвергались атакам вражеских самолетов.

Трудно воевать на широких донских просторах, когда у тебя нет танков, а противник свободно маневрирует ими на ровной открытой местности, и самолеты его безнаказанно летают над боевыми порядками и через линию фронта, проникая в наши тылы. А над передним краем назойливо кружит воздушный разведчик противника, обозревая степь без единой складки. Все на виду у этой «рамы», или «дробины», как называли самолет-разведчик солдаты-украинцы.

Но вот опускается над донскими степями ночь, пусть летом короткая, но такая желанная для уставших от дневного боя солдат. А нам нельзя отдыхать. Ночь лишает врага того преимущества, которое днем имеют его танкисты и летчики. Ночью можно драться с противником на равных. Удары по основной переправе немцев мы наносили ночью. У хутора Красный Яр переправа несколько раз переходила из рук в руки, и именно там наши бойцы успешно громили 29-ю моторизованную дивизию немцев и 2-ю пехотную дивизию румын.

Не только на Дону, но и на Аксае полки дивизии шли в ночные атаки. Если днем противнику удавалось теснить наши полки, ночной контратакой мы возвращали утерянные позиции. Мы подготовили некоторые батальоны в полках для ночных действий, обучив бойцов атаковать внезапно, стремительно, без звуковых и световых сигналов. И прокладывать дорогу вперед автоматами и гранатами, а кое-когда и штыком в рукопашной схватке.

К 8 часам 5 августа дивизия отошла на северный берег реки Аксай Есауловский, два стрелковых полка (344-й и 650-й) заняли оборону на участке Городской — Новоаксайский, полк майора Гуняги — во втором эшелоне, 295-й артиллерийский полк — на огневых позициях в районе отметок: 72,6 и 81,8. Вследствие плохой подачи боеприпасов, артиллерийский полк, готовясь к бою, имел только по пяти снарядов на орудие.

Когда части дивизии уже вышли в свои районы и приступили к организации обороны вдоль фронта, днем, на открытой местности по северному берегу реки Аксай Есауловский шли колонны 29-й стрелковой дивизии, которую командующий 64-й армией перебросил в район 74-го железнодорожного разъезда. Перегруппировка дивизии не прикрывалась ни истребительной авиацией, ни зенитной артиллерией. Это дало авиации противника возможность свободно штурмовать и бомбить на марше части 29-й стрелковой дивизии. Мне и Тычинскому при объезде наших полков пришлось трижды быть под этой бомбежкой, но удачно, если не считать повреждения нашего автомобиля. А 29-я на марше понесла значительные потери. Маневрирование днем в открытых степях юга Сталинградской области приносило нам большие неприятности.

В течение 5 августа противник развивал наступление в северо-восточном направлении, в ночь на 6 — частями 20-й и 1-й пехотных дивизий вышел к южному берегу реки Аксай Есауловский и всю ночь сосредоточивался. Начальник разведки дивизии майор Батулин несколько раз докладывал мне об этом.

Отсутствие воды в степях вынуждало вражеских солдат идти к реке, а наши разведчики и ловили их на водопое.

На рубеже реки Аксай Есауловский мы дрались несколько дней. Хорошо организованная разведка в дивизии с приманкой воды позволяла нам каждую ночь иметь пленных. Как-то утром мимо моего блиндажа разведчики проводили пленного офицера румына. На мой вопрос к разведчикам, где они взяли его, последовал четкий ответ, что это командир взвода румын, солдат которого они ночью переловили на реке. Он нам сказал, что командир роты послал его разыскивать взвод, ушедший по одному за водой. Весь взвод офицер нашел, он был у нас.

С рассветом 6 августа 20-я пехотная дивизия румын при поддержке танков и авиации повела наступление на стыке 138-й и 157-й стрелковых дивизий. Ценой больших потерь противнику удалось углубиться в наши боевые порядки до полутора-двух километров и начать охватывать левый фланг 138-й дивизии.

Для восстановления положения на левом фланге мною было принято решение: вторым эшелоном дивизии — полком майора Гуняги — контратаковать противника, не дать ему развивать наступление. Контратаковать пришлось днем, на открытой местности, при слабом артиллерийском огне, совершенно без поддержки авиации. Задача трудная, но полк Гуняги выполнил ее успешно. А в ночной контратаке полк майора Печенюка и 1-й батальон 344-го полка нанесли противнику значительные удары и к 4 часам 7 августа вновь заняли ранее оставленные позиции.

Маршал Советского Союза В. И. Чуйков пишет в своих воспоминаниях: «Я убедился, что войска, собранные мною при отступлении, не потеряли боевого духа, дрались хорошо: в атаки ходили дружно, врага встречали без паники и стойко, а это было самым главным»[6].

В это время шли ожесточенные бои в районе Абганарово и Тингута, где сражалась 64-я армия генерала М. С. Шумилова. Там противник получил крепкий отпор и не добился успеха.

В ночь на 10 августа разведчики частей дивизии взяли в плен 22 солдата и унтер-офицера, при этом было установлено, что 20-я пехотная дивизия ушла восточнее, перед фронтом нашей дивизии осталась одна 1-я пехотная дивизия.

В связи о тем, что в предыдущих боях ночные внезапные контратаки приносили нам хорошие результаты, я дал указание командирам полков иметь по одному полнокровному батальону, подготовленному для активных действий в ночных условиях.