Глава 1. ЛЕГКИЕ ДЕНЬГИ

COD(EX) SUPRATTUS 1

ОГНЮ ПЛЕВАТЬ


В детстве я мечтал, что когда-нибудь спасу мир. Так вот хвост мне на все рыло…

И вообще, зачем я вру? У меня не было детства. Да и юности не было. А с того момента, как я нахожу себя в этой непростой среде, ни о каком ее спасении не промелькивало и крохотной мыслишки…

Возможно, мне не стоило отвечать на этот вызов Сапфир.

Это избавило бы от проблем знатную толпу народа, а ее немалая часть и дальше бы подметала улицы хвостами. И когда я говорю «проблем», то откровенно скромничаю… Но пачка купюр от последней работенки уже успела подтаять, батарея бутылок в шкафу сократилась до неприличных и опасных размеров, а календарь напоминал о приближении грабительского дня ежеквартальных плат за коммунальные услуги.

А может, мне стоило почуять, что от Подверни Штанину за два лестничных пролета несет большими неприятностями? Я не почуял. Более того — клянусь, никак не ожидал, что этот пропахший брагой и химикатами безобидный бурдюк даст толчок настоящей лавине. А еще не слукавлю, если оправдаюсь так: проблемами в нашем огромном, шумно-сонном, уютно-подгнившем и сдвинувшемся городе несет от каждого встречного…

В общем, я ответил. Не открывая глаз, мазнул пальцами по «болтушке» на левом запястье, переадресуя вызов на главную консоль норы.

— Доброе утро, Малыш, — низким, почти томным голосом сказала Сапфир из консольного динамика.

Она всегда обращалась ко мне так, и именно с Большой Буквы. И я, конечно, знал, почему. Но, пусть ханжой себя не считал, явственно ощущал границы, которых переступать нельзя, а потому благоразумно держал дистанцию…

Впрочем, один раз мы весьма неожиданно набрались винищем за просмотром какого-то ток-шоу, после чего в обнимку отрубились на диване, и я до рассвета поглаживал ее волосы синеватого отлива. Но дальше дело не зашло, и оба были рады. Флирта и добрососедских отношений хватало, что бы там за ними ни скрывалось. Сапфир это знала, она была умничкой.

— Не хотела будить, но к тебе клиент, — продолжила хозяйка чингайны на первом этаже. — И ты удивишься не меньше моего.

На консоль пересыпалось изображение, которое я тут же сдвинул на главный проектор. Хмыкнул, разглядывая немолодого и помятого чу-ха за барной стойкой Сапфир. Тот дергал носом, топорщил жесткие усы и ежесекундно облизывал крупные желтые зубы.

Работяга по имени… Закатай Штанину? Нет, Подверни Штанину! Из семьи, родового имени которой я не знал. Безобидный и законопослушный, как домашнее растение, даже не удосужившийся в нужный момент поменять детское имя.

Год назад Нискирич собирал по району дюжину умелых, чтобы подготовить к Кубку Всеравенства два новых болида, там я Штанину и видел. И теперь увальню понадобились мои услуги?

Откидывая одеяло и выбираясь из кровати, сонно пробормотал:

— Кажется, я его знаю… Он точно не ошибся адресом?

— Утверждает, что нет, — негромко ответила подруга.

Яри-яри… Он не из блаженных?

— Мне так не показалось… Впускать?

— Конечно, пусть поднимается… Спасибо, милая.

— С тебя причитается. — И добавила традиционное: — Береги себя, Малыш.

Запястный гаппи[1] отключился.

Растирая щеки ладонями, я прошлепал в душевую комнатку и с наслаждением отлил в напольный утилизатор. Брызнул в ладони антисептического геля, протер руки, лицо, шею и прополоскал рот. Вернулся в гостиную, сопровождаемый десятками собственных отражений со стен, накинул халат и прикрыл спальную зону раздвижной ширмой.

Постучал по сенсорам консоли, уменьшая тонировку окон, но раннее утро сразу протекло в нору депрессивными оттенками туманного пепла и призрачными росчерками фаэтонов, вынудив снова зашторить стеклопанели и включить верхний свет.

В десятках метров под моими ногами Сапфир объясняла новоиспеченному клиенту, на каком из лифтов добраться до заветной двери. И, наверняка, готовила гостинец.

Так уж повелось, что дочка управляющего куском бетона, в котором я жил, давным-давно стала моей «почти секретаршей». Добровольно и безвозмездно. Причем помощницей толковой и внимательной, какую и за большие деньги не сразу отыщешь…

Признаюсь откровенно, время от времени меня начинали покусывать муки совести, ведь я отлично понимал, на каком фундаменте строится это «сотрудничество». Но укусы быстро переставали зудеть, потому что нанять полноценного напарника я себе все равно не мог. Сапфир же утверждала, что ей таковое не в тягость, посторонние в комплеблок все одно проникают через ее «Гущу» и вообще будет лучше, если за мной в «Угле» присмотрит кто-то еще, кроме раздолбаев Нискирича…

Тяжелым театральным вздохом я укорил собственный эгоизм и деловито осмотрелся. С прошлым клиентом мы встречались в «Каначанкха», так что приборки нора не видела уже много дней.

Впрочем, по сравнению с соседями по блоку я и без того оставался образцом чистоплотности, а потому совершенно не комплексовал из-за пары закатившихся под диван галет или масляного пятна на стенке шкафа. Зато, для полноты картины: настоящими храмами стерильности в моем жилище всегда оставались душевой узел и оружейный шкаф!

Собрав со столика в гостиной пустые упаковки от лапши, я скидал в них использованные разовые хаси, обертки и прочий мелкий мусор; унес в продуктовую зону, густо пропахшую специями.

Отражение коротко стриженного парня смотрело на меня почти со всех вертикальных поверхностей. Возможно, у него было слишком вытянутое лицо? Я не знал, потому что было не с чем сравнивать… Быть может, уголки глаз были опущены так, что придавали лицу меланхоличное и чуть усталое выражение? Я не знал, потому что было не с чем сравнивать… Или глаза? Нормально ли, что они такие синие, или этого недостаточно? А может, уши считались великоватыми, а широкий подбородок с ямочкой — мужественным и красивым? Я не знал, потому что было не с чем сравнивать…

Рассортировав мусор по прессующим отсекам, я подмигнул отражению знакомого незнакомца.

В своем большинстве чу-ха не жаловали зеркал, и я до сих пор не узнал истиной причины. Кто-то из них даже не скрывал страха перед отражающими пластинами, мою прихоть считая не только бесполезной тратой денег, но и увлечением рискованным, а сам атрибут — дурным и опасным.

Но я никому, и даже Сапфир или Нискиричу, не собирался лишний раз рассказывать, что они не имеют ни малейшего понятия о настоящем одиночестве и способах одержать над этой сволочью хотя бы мнимую победу…

Сапфир прислала короткое сообщение, что лифт с посетителем уже поднимается на этаж. Успев бегло просмотреть на малой консоли утренние новости, я вернулся в гостиную и попытался угадать, что за разговор меня ждет.

Несмотря на то, что с Подверни мы уже пересекались, я никак не мог вспомнить, кем именно он работает — то ли в мастерской по починке пассажирских фаэтонов, то ли в системе лифтового управления нашего квартала. Но одно знал наверняка: к миру, в котором вращаюсь я и мои знакомые, пожилой чу-ха не имел никакого отношения. Да что там, вчера на ужин я ел острую лапшу, так вот она была куда более криминализирована, чем этот увалень!

Запястный гаппи на левой руке просигналил, что к входной двери приближаются, и я неспешно отпер засовы. Их, как и зеркал, у меня много. Потому что можно быть хоть трижды любимчиком Бонжура, встречаться с Магдой, уметь решать самые деликатные поручения и входить в ближний круг «Детей заполночи», но ты все равно остаешься чужаком, равно как «Комплеблок-4/49» под названием «Кусок угля» остается тысяченорной высоткой, в стенах которой можно без труда наткнуться на угашенного стрихом[2] торчка, способного на любую глупость.

Я поочередно выгнал на потолок слепки всех трех коридорных камер; убедился, что больше возле моей норы никто не отирается, и лишь после этого окончательно отпер хитроумную запорную конструкцию.

Сдвинув обманчиво-легкую створку в стенную нишу, я жестом пригласил Подверни Штанину внутрь. Из широкого полутемного холла в нору потянуло пригоревшим жиром, мокрой шерстью и сладковатым ароматом дайзу[3].

Механик вошел, неуклюже переваливаясь на каждом шагу — невысокий, коренастый, похожий на ходячую переспелую грушу. В приглушенном свете потолочных ламп его темно-коричневая масть отливала рыжим; плотный темно-синий рабочий комбез казался черным.

Ни колец, ни серег, ни новомодных штифтов в губах и бровях он не носил, и лишь тонкая цепочка выглядывала из-за ворота серой рубахи с закатанными рукавами. Из кармана торчала пожульканная кепка штормбольного болельщика.

Мой наручный гаппи выдал короткий отчет от сканнеров в дверной коробке: ни имплантатов, ни скрытого оружия гость не имел. От его короткой шерсти несло промышленной химией, волосы выглядели засаленными. В лапах посетителя был зажат легкий держатель с двумя высокими стаканами — традиционный подарок Сапфир.

На пороге Подверни замешкался и многозначительно уставился на бежевые циновки и собственные рабочие ботинки, запыленные настолько, будто были вымазаны засохшим цементом. Я вернул ему молчаливый и столь же многозначительный ответ взглядом. Он засопел, покорно стягивая обувь.

— Ты это, Ланс, привет… — смущенно протараторил механик, определенно ощущая себя не в своей тарелке. Что, замечу, в текущей ситуации было почти взаимно. — Звиняй, что я без записи, да и не маякнул с вечера, и вообще вот так вот вдруг… я бы не стал, если бы не жена… но она сразу говорит, мол, что если кто и поможет, так это…

Он топтался на месте, не отрывая взгляда от входного коврика и стараясь не поднимать глаз на стены. И уж тем более — на потолок, хоть и изрядно запыленный.

С учетом того, что среднестатистический чу-ха по росту едва доставал мне до переносицы и принятые в обществе архитектурные стандарты комфорта едва ли вызывали мой трепетный восторг, установка над головой зеркальных панелей стала единственным способом расширить границы этой уютной норки-гробика, пусть даже лишь визуально.

Куо-куо, пунчи, угомонись, — я оборвал его бубнеж и постарался улыбнуться максимально дружелюбно. Отражение на ближайшей стене стало похоже на комок мятой резины, и я оставил попытки. — Проходи-ка в кабинет…

И указал рукой в каморку, которую пафосно именовал кабинетом, после чего забрал у гостя стаканы с горячей чингой[4]. Тот покорно последовал указанию, со смешной старательностью поднимая лапы, чтобы не цепляться когтями за оплетку циновок.

Мы вошли в кабинет. Ну, то есть не совсем кабинет, скорее просторный стенной шкаф без окон и зеркал, в который по всем заветам кизо-даридрата[5] был вбит старый консольный стол, тончайший угловой шкаф, гостевая банкетка и кресло…

Ну, то есть и не совсем «вошли»… Скорее втиснулись. Сперва Подверни, которому вслед был передан один из дареных стаканов, а затем и я сам.

— Я тебя помню? — умело взболтав во фразе вопрос с намеком, я проскользнул за столик в узкое кресло напротив чу-ха.

Тот смекнул — протянув лапу, чиркнул когтем по дисплею дешевенького запястного гаппи, и на кабинетную консоль тут же ссыпалась предельно простая визитная карточка.

Отсалютовав гостю горячим стаканом, я бегло просмотрел данные.

Тут же получив первый ответ — Подверни работал не в муниципальных механиках, он чинил ветростаты южных кварталов Бонжура. С учетом того, что над двадцатиэтажными комплеблоками постоянно парило несколько десятков полых энергонакопительных сфер, без работы трудяга не сидел, хотя и в список богатейших семейств Юдайна-Сити мог попасть только в наркотических снах.

Более того, по своему виду Подверни определенно оставался в низовых, не стремясь в более обеспеченные бригады обслуги сфер на поводках или рейдах. Вероятнее всего, по самой очевидной причине — подавляющее большинство хвостатых до усрачки боялись высоты, все свои заоблачные здания возводя исключительно в знак превосходства над обидной фобией…

Семья посетителя носила родовое имя Мисмис. Была многочисленной, вполне законопослушной, и ни разу не замеченной в мутных подводных течениях нашего очаровательного райончика.

Пока я вертел на левом безымянном пальце серебристое кольцо Аммы и изучал визитку, Подверни изучал меня. Нервно, смущенно, подергивая носом и пряча взгляд.

Я его любопытство не осуждал. Хотя когда сам впервые увидел чу-ха, коренастых, шерстистых и замотанных в бездонные балахоны пустынных кочевников, никакого удивления не проявил, словно бок о бок прожил с теми всю свою жизнь. Впрочем, кто знает, возможно, так оно и было?

Тишина и напряженность становились неловкими.

— Чем обязан визиту уважаемого чу-ха? — с безупречной деловой улыбкой спросил я и свернул визитную карточку.

— Ох, Ланс… — Подверни всплеснул свободной лапой, так и не пригубив остывающую чингу. — То есть, господин фер Скичира! Прямо и не знаю, как тебя просить, уважаемый, ибо дело таково…

— А ты изложи свое дело, а там посмотрим, — предложил я. — На твоем месте сидело немало почтенных гостей, обращавшихся за помощью в вопросах столь неожиданных и деликатных, что эти стены когда-нибудь покраснеют от стыда.

Совет его приободрил. Подверни Штанину отставил стакан на край столика, сцепил лапы на выступающем пузе и мелко зашевелил усами. В такой близи от клиента я мог разглядеть тонкие розовые шрамы, оставленные на предплечьях механика металлизированными тросами и реагентами.

— В общем, это не я решился к тебе идти, а жена настояла, — облизывая выступающие зубы и когтем теребя лямку комбинезона, зачастил мой визитер. — Дескать, предчувствие у нее, а в них она вообще не обманывается. И никак не переспорить дуру! Я уже и успокаивал, и примеры разные приводил, так она все на своем!

Убогая вентиляция кабинета не справлялась. Мой утонченный перегар почитателя мятной паймы[6] мешался с тяжелым дыханием взрослого чу-ха, перед сном предпочитающего опустошить винную флягу. Я задумчиво почесывал щетину, Подверни упоенно тарахтел:

— Дескать, искать нужно, да поживее! И кто в нашем районе лучше прочих с такой напастью справится? Верно — господин фер Скичира, улица не врет! Вытолкала меня взашей, еще рассвести не успело…

Я терпеливо молчал, потягивая терпкую вязкую чингу и ощущая, как просыпаюсь с каждым глотком. Когда почуял, что первая словесная атака захлебнулась и пересчитывает раненых, негромко ввернул:

— А что искать-то, Подверни? Клад? Невесту старшему сыну? Вчерашний закат?

— Ох, фер! — глухо пискнув, механик виновато оскалился и даже прихлопнул себя по сальному лбу. — Вот же я дурень! Речь о сыне моем, о Гладком! Жена говорит, в беде наш сыночек, да только что она понимает?! Но отказать ей не могу, потому и пришел…

— Не части, — попросил я и сделал новый глоток. — Расскажи по порядку, хорошо? Поиск пропавших — вполне по моей части. Но для начала было бы недурно понять, есть ли у этого основания. Знаешь, жители Бонжура часто сами хотят, чтобы их не находили. И хватит уже статусов, зови меня просто Ланс.

Подверни Штанину глубоко вздохнул, побеждая волнение. Не то, чтобы мне не льстило нарочито вежливое обращение гостя, но оно отвлекало и не давало клиенту окончательно раскрепоститься.

— Как скажешь, Ланс, — кивнул чу-ха, теперь ковыряя когтем и без того потертую обивку банкетки. — В общем, сынок наш, Гладкий, он уже третьи сутки как дома не появляется. Не то, чтобы я волновался, он уже взрослый, да и за себя постоять могет. Но жена со вчерашнего утра места себе не находит. Дескать, почуяла, что Глад связался с дурной компанией и непременно угодил в беду. Найди его, ладно? А уж мы поможем, чем сумеем…

— Улица упоминала о моих расценках? — словно невзначай ввернул я.

— Все, что могли собрать, — виновато потупился Подверни и прикусил губу грязно-желтыми зубами. — Ну и на будущее в долгу не останусь…

Его лапа скользнула за отворот потертого комбинезона и на край стола перекочевала тонкая стопка мятых рупий. Не меньше пары сотен, но и не больше трех.

Я подобрался и изогнул бровь. Не густо, но мятная пайма из бесплатных муниципальных колонок не течет. Да и никогда не знаешь, на каком из этажей социальной лестницы Юдайна-Сити тебе уже завтра может понадобиться должник…

Даже на первый взгляд в пачке было втрое меньше моей стандартной таксы, но я не стал выказывать недовольства. Одна моя половина была уверена, что бизнес строится как раз на таких крохотных поблажках соседям. Вторая половина призывала не врать и смириться с предустановленной в базовых настройках добротой. Или хотя бы ее подобием.

— Допустим, я возьмусь за твое дело. — Деньги исчезли в кармане обвислого халата. — Но мне нужны детали. Почему супруга решила, что сын в дурной компании? Где его видели в последний раз? Когда, с кем? У тебя есть основания считать, что жена права?

Механик проводил деньги грустным взглядом, на миг его седые уши прижались к голове. Он кивнул, с хрустом отдирая от многострадальной обивки еще одну нить.

— В последнее время его все чаще видели с «гнилохвостыми», — невесело поведал чу-ха, при этом часто моргая. — Сраная шушера, гореть ей заживо… Говорят, его главным дружком стал некий Лепесток Кринго. Скользкий ублюдок, я лично видел, как он выслуживается перед старшаками «гнилохвостов»… Мой сын и Лепесток уже не первый раз вместе пропадали на несколько суток. Но теперь Кринго снова заметили на улицах, а Гладкого и след простыл…

Значит, «гнилохвостые»? Малолетние наркоманы, отрицающие не только власть города, но подчас и влияние уважаемых уличных казоку[7]? Более глупую ошибку Гладкий мог бы совершить, только шагнув в чан с расплавленным оловом.

[1] Повсеместно распространенное портативное устройство с широким набором функций.

[2] Сильнодействующий синтетический наркотик с ярко выраженным действием, быстро вызывает психологическую и физическую зависимости.

[3] Также известное, как «карамель», легализованное психоактивное вещество.

[4] Вареный тонизирующий напиток из полусинтетической смеси, вызывающий легкое привыкание.

[5] Буквально «благородная нищета», философское течение, образ мысли и существования, пронзающий множественные слои гнезд; предполагает уважительно-пренебрежительное отношение к материальным ценностям и образу существования.

[6] Алкогольный напиток крепостью 40–60 градусов.

[7] Ячейка преступного сообщества.

Загрузка...